Трофимова Ульяна : другие произведения.

Грани ненависти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Что может быть общего между уличным бойцом и окруженной любовью наследницы, у которой есть все? Между наемным убийцей и телохранителем? Между черствым и жестоким правителем огромной империи и хрупкой девушкой, увезенной в рабство? А то, что все они оказались втянуты в круговорот чужой игры. Опасной и изощренной. И чтобы выжить в ней, героям придется принимать решения и совершать поступки, им несвойственные, но призванные доказать, что слова "честь", "преданность" и "благородство" - это не пустые звуки. А достоинства, способные стирать любые грани... ВНИМАНИЕ!!! Текст выложен не полностью. Прочесть целиком скоро можно будет на ПМ и Продамане.
  Пролог
  
   Ночь выдалась страшной и совсем неподходящей для того, что сейчас происходило за резными дверями покоев. Непогода буйствовала вовсю. Молнии то и дело вспарывали небо. Казалось, еще немного ближе - и они подожгут какой-нибудь из шпилей наверху. С куполов крыш нескончаемым потоком лилась вода. Её стена была такой плотной, что сквозь невозможно было рассмотреть даже находящиеся вблизи объекты. И только многолетнее соседство с ними помогало угадывать смутные, искаженные дождем и кажущиеся почти незнакомыми очертания сада, статуй в нем, домов соседей вниз по холму.
   Громыхало так, что у синдирина закладывало уши, а мраморная бахрома на арочных порталах террасы дрожала и норовила осыпаться прямо Варлу под ноги. Синдирин хмурился, то и дело мерял размашистыми нервными шагами террасу и рассеянно поглаживал свою темную курчавую бороду. Не к месту думая, что за сегодняшнюю ночь в ней точно пробьется седина.
   Высокий, статный, казалось, мужчина сгорбился и постарел, переживания истрепали всю душу и усугублялись всякий раз, как он слышал надрывные, полные страдания крики жены.
   Боги всемилостивые, помогите ей. Ибо если что-то случится, не знаю где возьму силы, чтобы пережить это.
   Он прекрасно помнил миг, когда два года назад впервые увидел Адалию. Худющая грязная оборванка, она не вызывала ничего, кроме жалости и омерзения. Но едва Варл взглянул в необыкновенно синие, чуть раскосые глаза, как понял, что пропал навсегда. Купив рабыню, что отнюдь не входило в планы на тот день, синдирин привез ее домой.
   Отмытая, накормленная, убежденная в том, что теперь находится в безопасности, девушка явила поистине редкую красоту. Как оказалось, под рваным рубищем скрывалось изящное тело. Грязные патлы превратились в длинные локоны такого светлого оттенка, которого, пожалуй, и не встретишь по эту сторону Архипелага.
   Кроткий нрав, недюжинный ум как-то естественно и логично способствовали тому, что за один взмах ее ресниц, за взгляд, адресованный только ему, вскоре Варл готов был отдать все на свете. И таким же логичным и не в меру обсуждаемым стал тот неслыханный и невиданный доселе факт, что хозяин - более того - сиртингин! не только даровал рабыне свободу, но и ввел в свой дом как жену и госпожу.
   Общество не то чтобы всколыхнулось - оно вздрогнуло от такой беспрецедентной дерзости. Но Варлу было плевать. Он любил. Так, как никогда и никого и ни разу не пожалел о своем решении. Адалия стала тем самым лучшим, что было в строгом и жестком сиртингине. Она пробуждала в нем лучшие человеческие качества и утраивала их, как и потребность видеть, слышать, касаться, просто быть рядом. Адалия как-то сразу и бесповоротно стала самым важным из того, что у него было. Стала его жизнью.
   И теперь эта жизнь мучилась и угасала там, за дверью. Сколько раз сильный духом сиртингин замирал в страхе от ее криков. Сколько раз за сегодняшнюю ночь рассудительный и умеющий себя контролировать ван размашистыми нервными шагами направлялся к дверям с намерением ворваться в покои. Сколько раз одергивал и останавливал себя.
  Сейчас он ничего не мог сделать: ситуация не поддавалась ни контролю, ни статусу, ни власти. Все было в руках богов и семейного врачевателя, который находился сейчас рядом с Адалией, чтобы облегчить ее страдания и обезопасить появление первенца на свет.
   Когда Варл уже в тысячный раз возносил молитвы к небесам, внезапно все стихло. С похолодевшим затылком сиртингин впился пальцами в белый мрамор парапета, у которого стоял. Ветер, до того безжалостно гнувший деревья и дождь, шквалами воды заливающий террасу - все вдруг прекратилось и замолкло. Да так внезапно, что Варлу показалось, будто он оглох: такая тишина разлилась вокруг. И в этой тишине мужчина вдруг осознал, что не услышал первого крика ребенка. Вообще ничего не услышал.
   По затылку вмиг побежали холодные искорки, коля страхом, обливая спину ледяным потом. Не в силах больше терзаться Варл ринулся к двери, но та внезапно распахнулась сама, и появившаяся на пороге служанка сделала приглашающий жест.
   Сиртингин на негнущихся ногах переступил порог. Полумрак просторной комнаты, все ее пространство, казалось, пропахло кровью. И даже десятки свечей, ароматы сандала и роз не могли развеять ощущение мук. Варл подошел к ложу. Прислужницы перестали суетиться вокруг и тихо замерли у стен. Лысеющий уже врачеватель омывал руки в тазу. И вода в нем казалась багряной в отсветах неверного пламени светильников.
   -Как она?
   -Все прошло хорошо, ван сиртингин. Долго, но хорошо. И ванни, и ребенок в порядке. У вас дочь. Поздравляю.
   -Тебе огромная моя благодарность, достопочтенный Рост, - два перстня с огромными камнями и увесистый кошелек перекочевали в еще дрожащие от усталости руки старого лекаря. Тот с достоинством поклонился и вышел из покоев.
   Прислужницы расступились перед ложем, и сиртингин наконец смог подойти к жене. Измученная, но счастливая та взглянула на мужа.
   -Я думал, сойду с ума, пока это случится. - Варл поцеловал свою женщину, пригладил взмокшие на висках волосы. - Как ты, моя ванни?
   -Все хорошо. - Кивнула на резную люльку под тонкой кисеёй. - Посмотри, какая она красивая.
   Ван Варл в нерешительности откинул прозрачный балдахин. Драгоценный сверток слегка пискнул, и из-под расшитого золотом покрывала высунулась маленькая ручка. С такими крохотными пальцами, что у строгого сиртингина защемило сердце перед этой беззащитностью. Взяв дитя на руки, почему-то забыл, что нужно дышать. Пальцы Варла задрожали, когда тот коснулся темных завитков на голове, вдохнул теплый, по-родному уютный запах своего ребенка. А взглянув в необыкновенно синие, чуть раскосые глаза, сиртингин - гроза юго-восточного округа - заплакал, сам того не замечая.
   Чуть позже, сотворив все необходимые обряды и прочитав приличествующие случаю молитвы, Варл снова взял малышку на руки и, слегка охрипнув от волнения и важности момента, трижды повторил:
   -Нарекаю тебя Дайон.
  
  
  
  Прода от 03.01.2018, 17:27
   Глава 1
  
   Если бы кто-то сейчас решил прогуляться по лесу, то наверняка на одной из тропинок наткнулся бы на незнакомца. Гибкой тенью юноша скользил между деревьев. Ветки густого подлеска стегали по лицу, но он лишь досадливо отмахивался и потирал на бегу ушибленные места. Длинный плащ с капюшоном скрывал фигуру, делал движения незнакомца смазанными. И казалось, будто быстрая тень скользит между деревьями, периодически меняя направление движения. Сапоги из самой лучшей кожи могли не только хорошо скрыть пару ножей в голенище, но и здорово заглушали шаги. Потому сравнение с тенью возрастало в своей реалистичности вдвойне.
   Быстрые ноги несли молодого человека вверх по известной только ему одному тропе. Еще немного, и спешащий паренек окажется у вершины холма, где среди сочной зелени садов расположились особняки знати. Их светлые стены ярко контрастировали с густой сенью деревьев и ухоженных лужаек.
   Внезапно тропка вывернула на широкий песчаный тракт. Пригнувшись, юноша замер на мгновение, не спеша выходить на открытое пространство. Несколько секунд тишины убедили его в том, что все в порядке, и бег возобновился снова: немного вдоль обочины, петляя между большими придорожными валунами, затем через дорогу и дальше - в густой парк, вниз по едва заметной тропе.
   Легкий пружинистый бег говорил о выносливости, уверенность в огибании препятствий - о знании местности. А внезапно налетевший порыв ветра, сбросивший капюшон с головы бегущего - о том, что это вовсе не юноша...
  
  ***
  
   Дайон торопилась как никогда. Как вообще она могла забыть про это мероприятие? И знала же, что не стоит сегодня идти к бухте. Оттуда трудней и дольше добираться назад. Ну, вот дернуло же что-то! И пожалуйста: тропу размыло после недавних дождей - пришлось бежать в обход, терять драгоценное время да и светиться около тракта. Торговцы частенько идут по нему караванами. Но к счастью, сегодня ей повезло: не пришлось таиться в придорожных кустах и ждать, пока проедет торговый обоз. Конечно, вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову разглядывать спешащего парня. Но вот дорогое оружие, плащ, отороченный мехом редкого сейчас акута, искусно сработанный кожаный доспех и выбивающиеся из-под капюшона длинные волосы могли бы заинтересовать даже самых нелюбопытных.
   Спина давно уже взмокла, но Дайон старалась не сбавлять темп. Ведь исправить ее оплошность на данный момент могли только быстрота ног и на ходу придуманная легенда. С этим оказалось труднее всего. Даже самые верные и, на первый взгляд, логичные отговорки уже через пару минут казались нелепыми и неправдоподобными. Особенно если учесть, как она будет выглядеть, если не дай боги столкнется с матерью: грязная, потная, вся в ссадинах да и одета не пойми во что.
   Дайон прямо видела, как медленно наполняются огорчением ее глаза, а тень недовольства накрывает прекрасное лицо. Она, конечно, ничего не скажет. Как всегда. Но этим молчанием Дайон будет убеждена, что мать знает про все ее отлучки и крайне осуждает их. И что наверняка, обязательно будет наказана неделей отсидки в своих покоях без права общения с подругами.
   Ох уж эти подруги... Почему, все убеждены, что настоящая ванни должна сидеть и кудахтать в гостиной, коля руки золоченой иглой лишь бы вышить какой-нибудь режущий глаз кантик на платке? Или музицировать, или уметь выбирать ткани и фасоны платьев? Хихикать, обсуждая очередную сплетню или делать вид, что общество пустоголовых соседских дочерей это прям венец всех желаний. А нет, не венец. Венец ее бытия, как ванни - удачное замужество. Причем не просто удачное, а такое, чтоб все в обществе одобрили, насколько красив, силен, умен и богат ее жених. И, кажется, последняя составляющая выходила на первый план. Ибо перекрывала по важности все остальные и начисто стирала из памяти знати отсутствие у кандидата простых человеческих качеств.
   Что за бред? Настоящая ванни, по стойкому убеждению Дайон - эта та, которая уверена в себе и своих убеждениях, способна оценить свободу и умеет постоять за себя. Да, конечно, платишки, пироженки и хи-хи с "подружками", которые при первом же случае выцарапают тебе глаза - это здорово. Иногда даже интересно было наблюдать за людьми, которые из кожи вон лезли лишь бы зарекомендовать себя как добрый друг, лишь бы влезть и засветиться в высших кругах, поближе к знати и правящей верхушке. Интересно было слушать ложь и улыбаться про себя, зная истину. Но по итогу фальшь, ненастоящесть, интриги утомляли и приводили в уныние. Сплетни, лживость окружающих людей, лицемерие и двуличные мотивы -бесили.
   Хотелось иногда плюнуть в притворно участливые и "искренне" заинтересованные лица, встать посреди какого-нибудь мероприятия, сказать, что думаешь по поводу собравшихся и гордо самоликвидироваться под горящими теперь уже настоящими эмоциями взглядами. Но это только в мечтах. Дочь сиртингина юго-восточной области, человека публичного и влиятельного должна быть примером образованности, кротости, красоты и многих ценящихся у знати достоинств. Ну, естественно ценящихся в списке после солидного состояния вана сиртингина.
   Ныряя в казавшихся непроходимыми зарослях, Дайон, наконец, добралась до той отметки, после которой можно было уже слегка выдохнуть и настроиться на финишную прямую. Вломившись в густо сплетенный дикий нут, девушка перелезла через толстенное поваленное дерево и без труда нащупала привязанную к его ветвям веревку.
   Впереди не то яма, не то заросшая узкая расселина. Казалось, здесь бы и остановиться. Но Дайон бесстрашно прыгнула вперед. Кожаные перчатки как всегда спасли от жгучих ссадин на ладонях. Съехав вниз по канату, девушка мягко приземлилась на каменистое дно колодца.
   К слову сказать, это для всех остальных он был колодцем, высохшим так давно, что никто уже и не помнил, когда его забросили. А большинство просто и не предполагало о его существовании. Для Дайон же это был кратчайший путь от родительского сада до значимых для нее объектов: тех самых сокровенных мест, где она могла быть самой собой, где была той настоящей свободной от условностей ванни, которой всегда хотела быть.
  
   Этот колодец Дайон обнаружила четыре года назад. Исследуя окрестности в одну из своих вылазок, она не заметила яму, сплошь завитую нутом и свалилась в нее. Пришла в себя не сразу, а когда очнулась, запаниковала. Кромешная темнота, колкие камни под ладонями, запах плесени и пыли и все тот же гадкий нут, если поднять голову и посмотреть в пролом наверху.
   Выбраться из западни оказалось делом не лёгким. А потом, как показал опыт - не выполнимым. Стены ямы были выложены булыжником. И именно этот факт натолкнул девушку на мысль о колодце. И хоть между ним обнаруживались трещины, подняться больше, чем метра на два у Дайон не вышло - ухватиться было не за что, а ноги то и дело оскальзывались с поросших мхом камней.
   Впору было отчаяться, но Дайон не считала себя слабачкой. Напротив, разозлившись на обстоятельства, она с упрямой настойчивостью принялась исследовать место, в котором оказалась. Исследовать, конечно, громко сказано. Но хотя бы навскидку ощупать заточившее ее пространство, Дайон была обязана. Все лучше, чем бездействовать, реветь и дрожать от страха.
   Тем не менее, страшно было. Еще как. Невидяще пялясь в темноту, Дайон вытянула руки перед собой. И прежде, чем сделать очередной маленький шажок тщательно ощупывала ногой землю впереди. Не хватало еще куда-нибудь свалиться.
   Так она шагала, вздрагивая от омерзения каждый раз, когда лица касалась паутина и, надеясь, что ладони вот-вот уткнуться в стену из булыжника. Но этого не происходило. Стены все не было, зато в какой-то момент Дайон почувствовала едва заметное шевеление воздуха. Помолившись богам, девушка развернулась и стала двигаться влево: медленно и аккуратно продвигаясь вперед, наконец, нащупала стену. Мха на ней не было. Абсолютно сухой камень, холодный на ощупь. И либо темнота играла с ней, либо воображение, но слуха вдруг коснулось едва различимое журчание воды. Сразу захотелось пить. Желание выбраться увеличилось в разы.
   Стараясь не торопиться, девушка продолжала двигаться вперёд. Сквозняк усилился, явственно донося звуки текучей воды и рассеивая запах плесени. Затхлость стала казаться не такой сильной, и можно было явственно различить аромат орхидей и жасмина. Довольно таки знакомый аромат.
   Сколько она провела в том подземелье, Дайон вряд ли смогла бы сказать. Темнота и замедленное осторожностью продвижение дезориентировали во времени. Но в какой-то момент девушке показалось, что стало светлее. И правда, через некоторое время она даже смогла различить и низкие своды, и толстые деревянные балки, их поддерживающие. Ещё немного - и даже серые пасмы паутины, свисающей с перекрытий, смогла различить. Своды немного сузились, впереди показался свет, рассеянный будто преломлялся через что-то. Звуки воды стали достаточно громкими. И без того спертый воздух наполнился густой водяной взвесью.
   А через пару десятков метров Дайон вышла, вернее выкарабкалась на свет божий... В собственном саду!!!
  
   Мокрая, грязная, щурясь на солнце, Дайон кряхтя и на четвереньках выскребалась наверх. Узкий лаз, скользкий и заросший ветвистыми побегами лиан едва выпустил ее. Оглядевшись, Дайон поняла, что находится по ту сторону искусственного водопада, который, сколько она помнит, является центральной композицией лучшего сада в городе четырех холмов. За спиной злополучное подземелье. Впереди, если обойти толщу падающей воды - сад, пестрящий клумбами и ароматами таких оттенков, что порой от обилия кружится голова.
   Девушка глянула через плечо. Вот так колодец! Целый подземный ход. Возник, было, вопрос, кто же его такой прокопал и зачем, но сознание не успело за него уцепиться, так как тут же появилась другая проблема: как скрыть свое отсутствие и потрепанный внешний вид.
   Впрочем, как всегда, - Дайон улыбнулась воспоминаниям.
   Всегда ее отлучки были сопряжены с лживыми оправданиями, неправдоподобными отговорками, осуждающими взглядами матери и гордыми улыбками отца. Ведь именно он показал ей ту укромную бухту. В которой жизнь приобретала хоть какой-то смысл и - что уж там говорить -навет самостоятельности и приключений. Раньше это место вообще казалось волшебным, чуть ли не храмом, теперь же - просто родным. Настолько, будто это и есть дом. А не то, что там, за выбеленными стенами, в комнатах отделанных позолотой, деревом и мрамором.
   Там у моря, на песчаном пляже, в своей маленькой пещерке, среди своих, на первый взгляд, незначительных сокровищ она сосредоточила весь свой мир. А позднее - силу и мастерство. Ту Дайон, которой хотела быть, которой стала, и которую приходилось скрывать от всех.
   Девушка только хмыкнула, вспомнив, какой настойчивой была. Двухчасовая лекция матери, даже промывка мозгов от отца не остановили ее от решительных действий. Все, что было нужно - это крепкая веревка, пара факелов, ну и может быть, немного воды.
   Буквально через пару дней, покинув дом через окно в своей комнате, Дайон проделала тот же путь от побережья до леса. Пришлось поплутать, прежде, чем нашла колодец. Тут же установила в памяти метку: толстое поваленное дерево. К нему же и привязала веревку, по которой благополучно спустилась в колодец.
   Знакомый холодок страха пробежал по позвоночнику, но сейчас к нему прибавилось волнение. Ощущение и желание приключений порождало нетерпение, потому девушка быстро зажгла факел и двинулась вперед. Своды угрюмым тоннелем вели прямо. Но уже через несколько десятков шагов подземный коридор свернул влево. Пару других ходов зияли темными дырами по бокам развилки. Мельком взглянув на них, Дайон решила не торопиться и обследовать подземелье постепенно. Для начала решила идти знакомым путем. Привычная уже затхлость, паутина, тишина и толстые балки над головой. Своды достаточно высокие, можно выпрямиться во весь рост. Да и коридор широкий: сразу несколько человек прошли бы. Факел шипел и плевался искрами, легкий чад маскировал запах плесени.
   Еще пару минут быстрым шагом - и вот оно ощущение влажности и аромат цветов. Дайон благополучно выбралась из расселины, которой заканчивался ход. Пришлось, правда, поотряхиваться немного от налипшего мха и папоротников, в изобилии насажденных у водопада.
   Посмотрела со стороны. Здорово! Если не знаешь, то в жизни не догадаешься, что там, за искрящейся толщей воды тайный ход. Кто бы не сотворил его, явно давно им не пользовался. Хотя затея сама по себе гениальна. А уж как ее использовать с пользой для себя Дайон уже знала. Девушка довольно потирала руки от предвкушения.
   Глава 2
  
   Воспоминания воспоминаниями, но сейчас девушка остро понимала, что если сию же секунду не окажется в своей комнате, разразится буря. Мать никогда не повышала голоса, не развязывала бессмысленный по ее мнению скандал, но смотрела так, что сомнений не возникало - она очень недовольна. Сдвинутые брови и скорбная складка у губ говорили ярче слов. И предрекали лишь одно - домашний арест. Самое страшное, что могло произойти. Ведь сидеть в покоях взаперти, а с недавнего времени еще и под охраной не самое приятное занятие.
   Куда лучше нестись вдоль кромки моря на лошади и слышать, как свистит ветер в ушах, чувствовать, как полощется от скорости плащ за спиной, как морские брызги солью оседают на губах и щеках. Ведь как славно зарывать голые ступни в белый песок и смотреть, как ласково море оглаживает гальку, как оно волнуется и переливается под солнечными лучами, слепит яркими бликами и красками. А когда закрываешь глаза, что может быть лучше, чем чувство того, что ты растворяешься в шуме волн и ощущаешь ни с чем несравнимое чувство покоя и свободы одновременно? Эти моменты слишком дороги, чтобы их лишаться.
   Потому нужно спешить.
   Даже если она и не успеет, в любом случае наказание не последует прямо сейчас. Ведь сегодняшний прием, по словам отца очень важен и мать не посмеет отдать приказ о чем-то подобном. Но все же злить ее не нужно. Чего доброго она припомнит сегодняшнее опоздание завтра с утра. И тогда все: золотая игла уж точно натрет ей мозоли за две недели. Ибо меньший срок наказания мама никогда не устанавливала.
   Кряхтя, покинула тайный лаз. Отряхивать колени и кожаную куртку не было времени. Удрученно оглядев плащ, пришла к выводу, что проще его сжечь, чем скрыть пятна глины и появившиеся прорехи. На ходу зачерпнув горсть воды, сбрызнула лицо и отерла его рукавом.
   Шагать прямо по садовым дорожкам было рискованно. Место достаточно открытое и просматривается хорошо, чуть ли не с каждого окна. С тем собственно они и были задуманы: усладить цветочной красотой очи вана и ванни - правящей пары. А вот если перебегать между высокими туями есть шанс, что никто не заметит обтрепанного вида мальчишку в саду высокопоставленной персоны.
   Направляясь знакомым маршрутом, где пригибаясь, где ускоряясь, Дайон обогнула центральную аллею по широкой дуге. Еще не вечер, конечно, но мало ли кто из далеких гостей решил заявиться на виллу уже сейчас. По закону гостеприимства первых визитеров отец с мамой встречали лично. Потому уж лучше преодолеть этот небезопасный участок поскорее.
   Ноги привычно отмеряли расстояние до ближайшей композиции из шести статуй. Ансамбль очень выгодно загораживал почти четверть ее дальнейшего маршрута от случайных взглядов из окон северной стороны. Конечно, при желании со второго и третьего этажа можно было заметить девушку, но Дайон очень уповала на то, что в преддверии предстоящего приема все слишком заняты для того, чтобы выглядывать в окна.
   Дальше небольшая оливковая рощица, фонтаны и вот уже можно сказать, что Дайон с успехом добралась до финиша. Обогнув виллу чуть ли не по периметру, девушка оказалась со стороны верхних террас и атрия. Прошмыгнув в только ей известную лазейку и, ухватившись за цепкий вьюн, девушка легко подтянулась и привычным способом взобралась на крышу нижней галереи. Отмахиваясь от развевающихся занавесок, Дайон направилась к конечной точке маршрута - нескольким арочным окнам прямо над крышей. К своим покоям. Но...
   Дайон зло выругалась. Из-за изнуряющей жары все окна на вилле были открыты. Все без исключения. Но не ее. Сплюнув в сердцах, девушка должна была признать что сегодня, даже не смотря на прием, ей не удастся отвертеться. Не смотря на занятость перед предстоящей встречей гостей, мать явно оказалась в курсе того, что ее нет дома. А так как наложить наказание сейчас нет возможности, мама наверняка за время приема придумает что-нибудь более изощренное, чем вышивка андалузским крестом и куча прислужниц следящих, чтобы юная ванни не вылезла из окна.
   Зэрхат! - в ругани мало проку, но морально все-таки легче.
   Дайон сменила направление и, вернувшись немного назад, нырнула в окно коридора. Запуталась в занавесках и, рванув тонкую ткань, мешком свалилась на пестрый ковер.
   Ругнувшись еще раз, потерла ушибленное колено. Разогнулась... и тут же наткнулась на сердитый синий взгляд. Мама будто и не собиралась к приему, будто вся ее жизненная миссия свелась сейчас к тому, чтобы подкараулить свою неразумную дочь здесь, в коридоре. Дайон вздрогнула от неожиданности, но виду не подала, что расстроена таким положением дел.
   Адалия сидела на тахте, что стояла у стены в обрамлении пышных растений. Ничего не сказала, лишь возмущенно приподняла бровь и цепким взглядом окинув дочь, раздраженно поджала губы.
   -Так понимаю, смысла оправдываться нет? - Дайон спокойно встретила этот взгляд.
   -Только не сейчас. - Адалия встала со своего места и приблизилась к дочери. - Сегодня важный вечер и я не хочу, чтобы произошло еще что-нибудь, вроде... - снова окинула дочь взглядом. - Этого. Иди, приведи себя в порядок. И попробуй хотя бы сегодня вести себя как и подобает истинной ванни и дочери сиртингина.
   Дайон крутанулась на пятках и направилась к своим покоям, понимая, что разговор еще не окончен и рассчитывать на отмену наказания не придется.
   ***
  
   Тяжелым взглядом Адалия проследила за дочерью, пока та не скрылась за дверью своих покоев. В такие моменты женщине казалось, что она делает слишком мало, а давит слишком сильно. Не такой Адалия хотела видеть своего ребенка. Дайон напоминала идеал дочери разве что красотой и умом, но никак не покладистостью и кротким нравом. Слишком шустрая, слишком непокорная.
   Адалия поняла, что перестала справляться с ней еще лет шест назад. Да и Варл все время подливал масла в огонь - всеми способами потакал ее ребячествам и желаниям. С одной стороны она понимала его, так как искренне считала, что сама виновата в таком положении дел. Годы показали, что после первых родов, вторым случиться не дано. Адалия никак не могла винить Варла за желание иметь сына и наследника, но порой его потакание и желание превратить Дайон в парня переходило все границы.
   Девочка становилась все менее управляемой, а ее наклонности - все более дерзкими. Типичные занятия для девушек раздражали ее. Ни пение, ни вышивка, ни другие из обязательных умений не давались ей так, как верховая езда или состязания на мечах. А уж где она бывала с отцом и чем занималась, когда отлучалась с виллы одним лишь богам известно.
   Сколько раз Адалия велела установить слежку за дочерью, чтобы выведать, куда она все время пропадает. Но та либо чувствовала ее, и стража возвращалась ни с чем, либо сам Варл хитро улыбаясь, уверял жену в безнадежности подобных затей. Как бы там ни было, воспитать прилежную истинную ванни из Дайон не получилось. И Адалии оставалось лишь пытаться сделать так, чтобы девочка вконец не разрушила свою репутацию и не прослыла пустой и взбалмошной девицей, не способной стать достойной заменой своему отцу. И вот тут то крылся как раз самый важный аспект...
   Ну, что за девчонка? - Женщина вздохнула и направилась по коридору, туда, где ее муж уже наверняка ждал ее во всем своем облачении.
   Адалия намеревалась поставить таки ту точку, которую давно уже нужно было поставить. Не смотря ни на что, она любила свою дочь. Всем своим большим материнским сердцем. Так, как можно любить свое единственное и самое драгоценное дитя. И тем страшнее казалось предстоящее. Адалия боялась этого, не хотела всем своим существом, но как ни крути, другого выхода не было. И этот вопрос касался не только благополучия дочери. К сожалению.
  
   -Снова? - Варл взял кубок с вином и, смеясь, повернулся к жене. Но взглянув во встревоженные синие глаза, погасил улыбку. Адалия сокрушенно вздохнула и опустилась на кресло с вызолоченными подлокотниками.
   - Думала, хотя бы сегодня она останется, но как оказалась, наша дочь неисправима.
   -Не огорчайся, прошу. Может, это был последний день, когда... - Сиртингин осекся. - Когда моя Дайон была самой собой.
   Варл поставил кубок на стол и растер лицо:
   - Все еще не верю. Но мы должны сделать это.
   -Должны. - Эхом отозвалась Адалия. - Как бы тяжело это ни было.
   Сиртингин подошел к жене и сел рядом. Взял ее тонкие ладони в свои и успокаивающе погладил нежные пальцы:
   -Мне остается только надеяться, что все к лучшему и Дайон принесет долгожданный мир Архипелагу.
  -Говоришь как о вещи!
   -Мы оба знаем, что ничего не изменить и должны уповать лишь на милость богов и благоразумие нашей дочери.
   - Как раз на последнее я не стала бы уповать. - Адалия улыбнулась и в который раз за сегодня смахнула со щеки слезу. - Поговори с ней сам. Я не смогу.
   - Не уверен, что правильно подберу слова.
   - Подберешь. Я только плакать буду. А ты сильный. Ты справишься, мой ванн. Вы так близки, что возможно, именно это смягчит удар.
   -Смягчить такое в случае нашей дочери не получится в любом случае, но нанести этот удар все равно придется. - Сиртингин потянулся к кубку и залпом осушил его.
   -Скажи ей. ?- Адалия все-таки заплакала. - Скажи ей сам...
   ***
  
   Ванн тяжело вздохнул. Как же сказать? Тема то непроста, да и разговор не из легких. По-хорошему, у Адалии как у матери, подруги, как у женщины, в конце концов, получилось бы лучше. Но... Да и захочет ли слушать вообще? Дайон не заставить делать то, чего она не хочет. А заставить нужно, необходимо...
   Как же, заставишь ее! - Сиртингин огладил бороду. - Своенравна, свободолюбива, любому заткнет рот своими доводами и мнением. Не уступит, не упустит возможности доказать свою правоту, сумасбродна, дерзка в поступках и высказываниях. Как такую заставить?
   Наказания бессильны, как и домашний арест. Уже несколько раз ванн убеждался в бесполезности такого воздействия. Обманутая стража лишь руками разводила, а обиженная и рассерженная дочь могла днями не возвращаться домой, туда, где по ее мнению ее запирали точно в клетке, вешали на шею ярмо из условностей, долга и обязательств.
   Как же она похожа на меня, - думал, улыбаясь, Варл.
   Ведь когда-то давно, он был поставлен перед тяжелейшим выбором в своей жизни - свобода или долг. Так же, как и его дочь сейчас. И ей, как и ему когда-то предстоит сделать свой выбор. Тот, которого требуют обстоятельства и долг. Только вот будет ли он правильным и примет ли его отцовское сердце, зная, ЧТО за таким выбором стоит? - Сиртингин снова усмехнулся, но на этот раз горько.
   Переминаясь, у покоев дочери в волнении вдохнул несколько раз поглубже и даже успел вознести молитву богам перед тем, как невольницы распахнули двери.
  ***
  
  Это огромное зеркало отец привез ей из-за моря. Массивная толстая рама с перевитиями, завитками, диковинными цветами и лианами, стекло с розоватым отливом. Только мастерам, сотворившим его известно, как много золота и драгоценных камней на него пошло. Безупречно чистое, без вкраплений слюды оно идеально передавало отраженный образ.
  Платье цвета слоновой кости, схваченное в талии широким золотым поясом, ниспадало красивыми крупными складками, вилось у ног как живое, стоило девушке лишь сделать шаг. Длинный шлейф подчеркивал красоту и изящество фигуры, а гибкие браслеты, перевившие запястья и предплечья - их хрупкость и утонченность. Морской жемчуг в причудливых косах, царственная осанка - Дайон действительно была прекрасна.
   -Ни одна девушка Архипелага не сравнится с тобой по красоте!
   - Благодарю, отец. - Дайон подошла к Варлу и, не решаясь поднять взгляд, спросила, - Ты ведь не об этом пришел поговорить?
  - Давай присядем.
   Дайон собиралась устроиться напротив отца, но он указал на место рядом с собой.
   -Прежде, чем ты что-либо скажешь, - девушка решила, что побыть в обороне еще успеет, потому начала первой, - я искренне хочу попросить прощения. Я даже не собиралась... В мыслях не было злить маму. Попросту забыла про этот прием!
   - Вот о чем я хочу побеседовать с тобой. - Казалось, отец не обратил внимания на ее слова, и это насторожило Дайон. - Этот прием очень важен.
   - Да в чем же его важность? Кто-нибудь объяснит мне уже?
   - Сегодня многие соберутся в нашем доме для того, чтобы увидеть, как у меня будут просить твою руку и благословление на союз.
   - Что? Нет!!! - Не отдавая себе отчет, Дайон схватила отца за руки. - Скажи, что это не так! Скажи, что я просто неправильно поняла тебя.
   - Ты поняла все правильно, милая. Более того скажу - уже все решено, и сегодняшний вечер - это только формальность
  - Нет! Нет... - Дайон вскочила и заметалась по комнате. - Как ты мог? Зачем ты так поступил со мной? Даже не спросил, даже в известность не поставил. Я не выйду замуж! Я не хочу!
  - Боюсь, - Варл встал и хотел подойти к дочери, но она шарахнулась от него, - это тот случай, когда от твоего желания не ничего не зависит. Более того, ничего не изменится.
   - Но это несправедливо! Это жестоко! - Дайон сорвалась на крик. - За что вы так со мной? Я была слишком плохой дочерью? Вы хотите избавиться от меня таким образом? За что ты обрекаешь свою единственную дочь на такое? Неужели я не заслужила такого счастья, что у вас с мамой? Ты отдаешь с меня, как вещь! Без любви, без надежды на нее!
   У сиртингина сердце рвалось на части, и каждая из них мучительно сжималась от правоты ее слов. Но в данном случае он ничего не мог поделать.
   - Я не отдаю тебя, как вещь. - Боги, кого он пытался обмануть? - Я выдаю тебя замуж! И никто, слышишь, никто сильнее меня не желает тебе счастья! Я верю, твое сердце откроется, и ты полюбишь.
   - Кто он? - Дайон сбила ладонью слезы, что ручьем катились по щекам. - Хотя бы это я могу узнать?
   Сиртингин напрягся. Сказать ей сейчас? Нет. Ни в коем случае. Иначе два года переговоров сойдут на нет.
   - Это достойный и уважаемый человек.
   Вот что-что, а врать своей дочери ванн Варл не хотел и не умел.
   - Ты лжешь! Ты не хочешь отдавать меня ему! Я знаю тебя! Я вижу, что это так! - Дайон бросилась правителю четырех холмов в ноги. - Отец, молю тебя!
   - Встань! - слезы дочери разрывали душу. - Я не могу отменить этот союз. От него слишком многое зависит. Слышишь?
   Но девушка не слышала. Цепляясь за руки отца, как за единственно спасительное средство заливалась слезами:
  - Пожалуйста, отец... Я прошу тебя, не делай этого. Мужчина поднял ее с колен и, прижав к себе, крепко обнял:
   - Если бы я мог, если б только мог... Боги свидетели, если б на то моя воля, я бы никогда не поступил так с тобой. Ждал бы сколько угодно, и дал бы благословение только желанному для тебя союзу. Но в силу сложившихся обстоятельств, я вынужден сделать это сейчас и именно таким способом.
   Сиртингин отстранил дочь от себя и вытер ей слезы:
  -Я очень люблю тебя. Но сегодня дам разрешение на твой брак, хочешь ты того или нет.
   Оставив дочь стоять застывшим изваянием посреди комнаты, Варл в спешке покинул покои. И только пройдя всю гулкую галерею второго этажа, остановился. Прижался спиной и затылком к стене. Даже сжатые зубы не смогли сдержать рыдания. Ван сиртингин, грозный правитель четырех холмов заплакал от страха и неистовой боли, что сейчас безжалостно терзала его сердце. От той, что плескалась в раскосых глазах его дочери, его маленькой синеокой Дайон. От осознания предательства, самого страшного: ибо он только что предал своего единственного ребенка. Ведь сегодня, совсем скоро он отдаст ее своему злейшему врагу.
  
  
  Ноги подкосились. Дайон рухнула на колени и, уткнувшись лбом в мраморный пол, тряслась от рыданий. Обида, гнев, жалость к себе, ненависть к родителям, желание сопротивляться - все это жгло изнутри. Давясь слезами, девушка громко проклинала и свою судьбу, и богов, что допустили такое.
   Напуганные прислужницы жались к стенам. А затем, когда во все стороны начали лететь вазы, кувшины с вином, осколки блюд и зеркал - и вовсе в спешке покинули покои...
  
   Глава 3
  
   Подъездная аллея, фонтаны и статуи утопали в огнях. Легкий ветерок приносил свежий бриз, пах недалеким морем и рассеивал дым повсеместно зажженных факелов, сливался с ароматами клумб и цветочных гирлянд. Атрий сверкал натертой позолотой. Сотни сверкающих поверхностей отражали, преломляли и снова отражали пламя многочисленных свечей и светильников, блеск нефрита и мрамора.
   Бледная и оглушенная происходящим, Дайон медленно прошествовала по искристо белым плитам. Старалась не думать о взглядах, направленных на нее. Взглядах родителей. Гордо вскинув подбородок, преодолела несколько широких ступеней перед посадами отца и матери. Не подняв взгляд, склонилась в легком полу приседе перед сиртингином и ванни. Родители, как и подобает правящей паре, восседали на широких мраморных скамьях. Круглые подлокотники и невысокие спинки обложены подушками с золотым шитьем и изображениями герба династии - лилии и граненого турмалина в лавровом венке.
   Мама как всегда прекрасна и сдержана. Отец строг и непередаваемо мужественен. Если бы Дайон не знала бы его так хорошо, вероятно и не заметила бы, как нервно подрагивают его пальцы на мраморном подлокотнике. Сиртингин переживает так же сильно, как и она. Мать вон тоже сидит подозрительно прямая и застывшая. Боги, как она прекрасна, ее добрая мама. Дайон так хотела бы быть похожей на нее. Стать такой же нежной, грациозной, мудрой...
   Они не хотят, не желают ни этого приема, ни будущего союза. Тогда какого зэрхата они с таким непоколебимой решительностью затеяли все это, с такой непреклонностью и необъяснимой покорностью ждут претендента, который внес столько сумятицы в их семейную идиллию. Будь он проклят, проклят, трижды проклят!
   Ошеломленная и раздавленная, Дайон, словно деревянная остановилась чуть сзади у скамьи, за правым плечом отца. Тут же две прислужницы расторопно поправили ее вуаль, уложили красивыми складками длинный шлейф и тенью растворились за ближайшей колонной. Варл слегка повернул голову и коротко глянул на дочь. Та стояла прямая, застывшая, словно статуя, сцепив ладони. Подбородок вздернут, глаза в толпу.
   Она ненавидит меня, - подумал Варл, а Дайон в эти мгновения всеми силами старалась не смотреть на отца и пыталась сдержать себя от того, чтобы вновь не броситься ему в ноги и не умалять прекратить происходящее.
   Гости все прибывали. Произнося приличествующие случаю речи, постепенно наполняли зал. Гомон голосов, улыбки, выражение признательности, заверения в преданности, музыка, снующие туда-сюда слуги - все стало сливаться в удушающе пеструю картину, в которой Дайон будто не хватало воздуха, как в бреду. Даже заставить себя улыбнуться оказалась не в силах. Сейчас она ненавидела всех этих людей, что пришли поглазеть на ее падение.
   Постепенно первая буря эмоций прошла, как проходят все внезапные потрясения, и Дайон слегка успокоенная традиционными приветственными фразами, стала остывать. Но в то же время отчаяние и злость уступили место другому чувству, которое втекло в душу и зашевелилось там, намертво вжилось. Ненависть. Жгучая, бесконтрольная, настолько сильная, что, казалось, подавить ее невозможно.
   Ненавидела всем сердцем своего жениха, даже не зная, кто он и какой из себя. События превращались в ощущения. И все то жаром по щекам, то холодом по затылку, сердце билось гулко и сильно, но медленно, будто застревало в груди. Чувствовала, как сжимает горло от напряжения и внутреннего желания расцарапать физиономию своему нареченному, а лучше взять меч и намотать на него кишки того, кто посягнул на ее свободу, на ту жизнь, которой она хотела жить. Да она скорее отравится или воспользуется кинжалом, нежели выйдет замуж! Тем более за того, кого не знает, кого не видела ни разу.
   Боги, за что мне все это? Что за бред, что за испытания такие?
   Видимо, коварные довольно потирали руки, глядя на ее страдания. На ее замешательство и острое нежелание покоряться обстоятельствам. Впрочем, при этой мысли Дайон горько усмехалась - она не верила в богов. Ни в одного из них. Девушка давно отреклась и отринула их. Может, потому они и мстят?
   Плевать! Я не пойду на поводу! - Зажмурилась так, что глазам стало больно.
   Радовалась лишь тому, что никто не видит, как под вуалью трясутся губы. От ненависти. От сильнейшей неистовой ненависти к человеку, которого она увидит сейчас и который отнимет все, что у нее есть ценного - свободу, ее саму, образ жизни. Как же сводит скулы от желания сбежать отсюда.
   Фальшиво скалясь вместо улыбки и машинально глядя мимо приветствующих ее людей, девушка с замирающим сердцем ждала, что вот сейчас откроется дверь... и все. Все закончится для нее в этот миг.
   И дверь открылась...
   В глазах потемнело так, что пришлось вцепиться в спинку скамьи и снова зажмуриться. Кровь тяжелыми холодными толчками побежала по затылку. Шум и музыка приема стихли. И когда Дайон подумала, что вот-вот потеряет сознание, услышала гулкие шаги.
   Собрала все внутренние силы, чтобы унять дрожь и открыла глаза. Взгляд в пол. По-другому нельзя, не по этикету, против правил.
   Да пошло все к зэрхату! Не до этикета сейчас!
   Взглянула на прибывших. В упор. Тот, кто первый приблизится к ступеням и есть жених. Но вопреки ожиданиям трое вошедших в атрий одновременно двинулись вперед. Единственным, чем отличались, так это тем, что средний казался мощнее, был выше и шире в плечах, да и седина в бороде выдавала больший багаж лет, чем у остальных.
   Но на этом отличия заканчивались. Все в легких одеждах. Обнаженные руки перетянуты в предплечьях внушительными браслетами, широкие штаны заправлены в высокие сапоги весьма солидной выделки, просторные рубахи тончайшего шелка перевязаны широкими поясами с богатой отделкой. На головах тюрбаны с перьями и драгоценными камнями. У пояса кинжалы и ножны с саблями. Плащи, скреплены на одном плече большими золотыми пряжками не то с гербом, не то просто с каким-то витиеватым узором.
  С замирающим сердцем Дайон смотрела, как незнакомцы приближаются к возвышению со скамьей. Шаг в шаг. Никто не торопился выйти вперед. Подошли, церемонно поклонились:
   -О достопочтенный ванн! Да прольется свет благодати и благополучия тебе под ноги, да одарят тебя боги здравием и поклонением слуг твоих, а врагов твоих пусть сделают рабами твоими!
   -Мы рады приветствовать вас, дорогие гости! Пусть будут боги благосклонны и к вам. - На лице сиртингина отразилась тень, ибо осмотрев прибывших, он не увидел того, кого ждал на самом деле.
  -К сожалению, вынуждены сообщить вам, что сегодняшняя судьбоносная встреча нашего господина и вашей светлоликой и прекраснейшей дочери откладывается на неопределенное время.
   Дайон испугалась даже, когда два из прибывших неодобрительно зыркнули в ее сторону, ибо выдохнула она так облегченно и так громко, что сомнений не возникало: именно этого она и ждала.
   -Ввиду неподвластных нам обстоятельств, наш господин и повелитель вынужден был в срочном порядке отбыть на родину, и велел засвидетельствовать вам о, владыка, серьезность своих намерений по поводу союза с вашей дочерью - да ниспошлют боги ей неувядающую красоту и здоровье! А также просил передать глубочайшие свои извинения и сообщить, что в скором времени вернется и примет от вас благословение и руку нашей будущей госпожи.
   Дайон помрачнела. Уж было подумала на радостях, что все обошлось, и боги благоволят к ней, услыша ее стенания и молитвы. А оказывается, нет. Злые лишь отложили казнь на неопределенный срок.
   -В чем же причина отъезда вашего господина?
  Послы потемнели лицом, но отвечать прямо не стали. Сослались лишь на серьезные обстоятельства, требующие незамедлительного присутствия их господина, туманно упомянули об угрозе чему-то там и вынужденной срочности.
   -Приносим также извинения и за свой предстоящий отъезд. - Главный поклонился и хлопнул в ладоши. Двери снова распахнулись, и в зал внесли несколько сундуков и ларей. - В качестве извинения за сегодняшнее отсутствие и дабы немного смягчить неприятную ситуацию наш господин повелел преподнести вам эти скромные подарки.
   Как ни была шокирована Дайон происходящим, но признать несколько объемных сундуков можно было чем угодно, но только не скромными подарками. Сработанные из ценных пород, украшенные тонкой резьбой, позолотой и самоцветами, они уже сами по себе были далеко не скромны. И как бы не пытались послы придать подношению значительный характер, в подобном жесте жениха сквозило безразличие к роскоши и богатству, а также к их размерам. Такое бывает, когда размер не имеет значения.
   Что же, по крайней мере, ее суженный не скуп. Это конечно плюс, но никак не умаляет ее нежелания соединять судьбу с неизвестным ей богатеем.
   Послы поставили тяжелые лари на ступени у трона и у ног Дайон. Сиртингин поднялся и, сделав навстречу послам несколько учтивых шагов, передал витиеватый привет жениху, заверения в серьезности своих обещаний, пожелал послам счастливого пути. И пока те пятились, раскланиваясь к дверям, вернулся на свое место.
   Не успели за ними закрыться двери зала, как Дайон еле шевеля ледяными губами, попросила:
   -Отец, прошу позволения уйти в свои покои.
   Сиртингин окинул дочь долгим взглядом. И столько в нем было горечи и замешательства, столько невысказанного, столько всего, что девушка и сама чувствовала, как сердце его сжалось от обреченности перед будущим. Глянуть на мать Дайон не успела, потому что сиртингин махнул рукой, и несколько прислужниц обступили девушку.
   Играя роль расстроенной обстоятельствами невесты, Дайон на негнущихся ногах направилась к выходу. Стараясь не замечать удивленно любопытных глаз гостей и не слышать приглушенных перешептываний. Она была уверена, что уже сегодня ночью, а еще пуще, прямо с завтрашнего утра все четыре холма будут судачить о том, что дочь сиртингина осталась, чуть ли не брошенной у священной арки. Что великой Сивее так и не досталась прядь волос гордячки Дайон.
  Едва за ее спиной закрылись двери атрия, как девушка отмерла и бегом бросилась через широкую террасу в сад, а оттуда - через галерею к своим покоям. На ходу срывая с себя жемчуга и высвобождая золотые шпильки из сложной прически, смеялась навзрыд, давя истеричными всхлипами только что пережитое напряжение.
  -Свадьба! Как отцу такое в голову могло придти? Какая к бесам свадьба?! Где Дайон, а где семейная жизнь. Эти вещи попросту не совместимы. Не бывать этому! Нет! - Беда миновала. И пусть передышка будет короткой, Дайон была уверена, что сможет придумать, как справиться со свалившейся на ее голову замужеством. - Не позволю этому случится!
  
   Через несколько минут в покоях Дайон обмершие от испуга прислужницы поднимали с пола разорванное на куски платье и рассыпавшийся жемчуг. А за окном прямо по садовым дорожкам стрелой от конюшен несся вороной конь. С юношей на спине. Черный плащ крыльями полоскался вокруг него, а хлесткая плетка, которой он подгонял скакуна то и дело оглашала сад своими щелчками.
  
  
  Глава 4
   Такого собрания элиты Архипелага не видел еще никто. Гости, судача и перемещаясь с места на место, собирались небольшими группками и мусолили только что увиденное и услышанное. Причем, чем дольше это происходило, тем больше оттенков приобретала история. Сиртингин скрипел зубами, Адалия бледнела с каждой минутой. После того, как одна из прислужниц тихо подошла и шепнула ей через плечо, что Дайон унеслась куда-то на лошади, ванни впервые проигнорировав гостеприимство и этикет, ушла в свои покои. Правда, перед тем как уйти, сказала мужу, так, чтобы никто не слышал:
  -Найди ее и верни домой!
   Прием продолжался. Естественно, не в том ключе, в котором должен был. Гости ели, пили, делали вид, что слушают музыку, на самом деле пыталась уловить каждую деталь в обсуждениях и горячих сплетнях. А Варл с досадой и нетерпением ждал, когда все, наконец, уберутся из его дома. Двое телохранителей были посланы к бухте. Это единственное место, куда Дайон могла отправиться. И только доверенные знали о нем. По крайней мере, он так думал и на что очень надеялся.
   Не смотря на просьбу жены, Варл не отдал приказ попытаться задержать и сопроводить дочку домой. Хоть солнце уже и закатилось за горизонт, и на холмы легла ночь, сиртингин не сомневался, что дорогу к бухте Дайон найдет даже с закрытыми глазами. Как и в том, что сейчас девочке нужно побыть одной. Потому задача солдат состояла лишь в охране и присмотре. Попросил близко не приближаться и вернуться на рассвете с докладом.
   А Дайон меж тем летела стрелой к морю. Встречный ветер на скорости сбивал слезы со щек. Злые, рвущиеся уже несдерживаемым рыком:
   -Не хочу!
   Неслась, пока дорогу было видно в свете неполной луны. Потом ее заволокли черные ночные облака, и конь сам сбавил ход. Дайон задыхалась от скачки, хотела еще: нестись, орать, пока не порвет связки, но уступила права мудрому животному. Кирк знал дорогу так же, как и она. Отпустив, наконец, поводья, девушка доверилась коню. И теперь неосознанно вцепилась в жесткую гриву руками, безразлично и устало пялясь в темноту.
   Вскоре теплый бриз донес запах моря. И сойдя с дороги, животное покорно побрело в сторону песчаных дюн и скалистых выступов. Жесткая высокая трава шуршала под копытами, путаясь в хвосте Кирка и стременах. Дайон спешилась и в свете вновь выглянувшей луны побрела по песку в сторону своего маленького укрытия.
   Море открылось сверху и как всегда внезапно, поразив красотой и силой. Она обожала его любым: спокойным и ласковым, гладким как зеркало, вздымающимся и темным в редкие бури, когда волны пенились на гребнях и смывали мелкую гальку, выбрасывая на ее место более крупные и тяжелые валуны, с тем чтобы обкатать их позднее. Дайон любила его рассветным и закатным, когда вода превращается в расплавленное золото. Дневным и искрящимся так сильно, что больно глазам. Но больше всего девушка любила его таким, как сейчас: похожим в свете луны на слегка волнующееся серебро, вязкое и говорливое у кромки прибоя, нашептывающее в темноте только ему одному известные истории.
   Кирк привычно топтался рядом, терпеливое ожидая, пока Дайон продышит восхищение первой встречи - ведь она всегда застывала здесь, словно видела все это впервые - впитает соль бриза, успокоит мысли. Через пару минут взяв поводья, Дайон пошла дальше. Сапоги утопали в песке, когда она боком спускалась с крутого склона. Цикады испуганно возмущались в ближайших кустах и густых пучках травы, все еще пытающейся отвоевать себе место среди наступающего белого песка и обломков скал.
   Она знала, что отец будет искать ее, что наверняка уже послал кого-то из своих людей. Пусть, пусть найдет ее здесь. И успокоится. А завтра она достанет из рукавов несколько козырей.
   Море тихо перекатывало свои серебряные волны. И с ним рядом Дайон казалась себе маленькой, а все ее проблемы становились мелочными и незначительными. Глядя на темную, слившуюся с ночным небом воду, девушка глубоко вдохнула и впервые за сегодня улыбнулась. С ясным осознанием правильности своих дальнейших действий.
  
   Как Дайон и предполагала, отец пришел утром. Она заснула незадолго до рассвета, остро чувствуя чужое присутствие всю ночь. Кирк то и дело всхрапывал, переступал длинными ногами, но вцелом вел себя спокойно. Из чего девушка сделала вывод, что находящиеся рядом люди не враги, а скорее всего, ее охрана. Когда солнце только-только стало подкрашивать небосвод в светлые оттенки серого, она услышала шаги.
   Отец шел один, без сопровождения. И Дайон была благодарна ему за то, что телохранители остались за дюнами. Она сидела на песке, подогнув ноги. Не повернула головы даже. Походку отца она узнала бы из тысячи. Даже плотный песок не мог заглушить его родные, такие особенные шаги.
   Конечно, заслуги в том, что ее слух стал таким уникальным, нет. Как и в том, насколько хорошо она держится в седле или метает ножи, или справляется с мечом. Ее заслуга только в старании, силе воли и стойкости...
   -Море всегда прекрасно, правда? - отец уселся рядом, мало беспокоясь о том, что испачкается его дорогой наряд.
   -Ты ведь не об этом пришел поговорить.
   Сиртингин кивнул:
   -Мама беспокоится. - Дайон сжала зубы. - Я знаю тебе нужно время, чтобы успокоиться и принять все...
   -Мне нужна пара дней. Скажи маме, чтобы не волновалась. У меня все в порядке.
  -Тебе нужно еще что-нибудь?
  -Ничего из того, что я не могу добыть сама.
   Сиртингин улыбнулся с гордостью. Затем свесил руки с колен и некоторое время молча смотрел, как над морем разгорается новый день. Сердце его заполняла надежда на то, что, возможно, Дайон и вправду оценит сложившуюся ситуацию с другой стороны. Но зная свою дочь... Надежда явно проигрывала тревоге.
   -Знаешь, я ведь рос в бедной семье. Порой, некоторые дни проходили впроголодь. Маленький клочок земли не мог прокормить нас с отцом. Потому в основном мы жили с того, что давало море. Но мы были счастливы с ним, в своей нищете, считая гроши, вырученные с продажи рыбы и тратя их на ярмарке. В своем крохотном доме на прибрежных скалах...
   Я всегда поражался, как человек, родившийся у моря, такой умный, коим он несомненно был, так несноровисто и неловко ловит рыбу. - Варл улыбнулся своим воспоминаниям. - Зато у меня хорошо получалось! Порой, мой улов в разы превосходил добычу отца. Мы пекли ее в костре, на горячих камнях или варили в котле. Прямо на берегу. И это был настоящий пир. Я до сих пор помню вкус той рыбы. Больше я никогда не ел ничего подобного, потому что рыба эта была прибавлена радостью и азартом от собственного труда и стараний, вольностью простирающегося вокруг пространства. Свободой, Дайон. - Девушка оторвала взгляд от горизонта и внимательно посмотрела на отца. - Я любил ее. Всегда любил свободу - дерзко, порой отчаянно цеплялся за нее. Но жизнь штука непростая и порой чем-то приходится жертвовать.
   -Ты никогда не рассказывал мне этого. - Дайон не веря, вглядывалась в родные черты. Оказывается, и у отца были тайны. - Если ты рос бедняком, здесь на побережье, как же тогда ты стал сиртингином?
   Варл вздохнул и снова перевел взгляд на горизонт.
   -Не скажу, что это становление было из приятных. Моя мать была из правящей династии. Отец, как выяснилось, тоже непростых кровей. Это объяснило многое: и ум, несвойственный обычному рыбаку, и его неприспособленность к некоторым аспектам простой незатейливой жизни. Но я все равно родился бастардом. Род моего отца обеднел и был далек от элиты, разве что по рождению и крови принадлежал к ней. Естественно, мои родители не могли быть вместе.
   Когда вскрылся факт появления нежелательного ребенка, меня отлучили от матери сразу же после рождения. Поддавшись ее слезам, не умертвили, а послали на содержание к дальним холмам, изрядно заплатив за молчание фермерам, которые обязались заботиться обо мне. Родственников по отцовской линии окончательно пустили по миру, а особо не сдающихся отправили на виселицу. Отца сослали в рудники на северные острова.
  -Как жестоко. - У Дайон сел голос, и она попыталась прочистить горло. Слезы комом стояли поперек него.
  -Не поспоришь. - Сиртингин скрыл горькую усмешку в бороде. - Уж не знаю, с помощью богов или с человеческой помощью, но отец сбежал оттуда. Выведав, где я он выкрал меня и привез сюда, на юго-восточное побережье. Думал, что здесь на самом большом острове Архипелага с его многочисленными рыбацкими деревушками нам будет проще затеряться. И на какое-то время мы действительно затерялись.
  -А что же случилось потом?
   -А потом случилась война, Дайон. Захватчики пришли из-за моря. Но ты ведь и сама знаешь историю. Хотя и прогуляла не один урок. - Мужчина в шутливом укоре посмотрел на дочь, но затем снова стал серьезным и продолжил:
  -Осада была недолгой, сценарий захвата власти - коротким. Враги ударили сразу по Большому острову, сердцу Архипелага. Мою мать, вдовствующего владыку и всех, кто не пожелал присягнуть на верность завоевателям, захватили в плен и прилюдно обезглавили. Хоть остальные острова и народ еще пытались оказать сопротивление, конец был близок и однозначен.
   Аббас, заморский царь наложил лапы на все, до чего мог дотянуться. Архипелаг стал колонией восточного царства. Разгромленной, поставленной на колени колонией. Но людям свойственно приспосабливаться, смиряться, выживать и возрождать. Не смотря на жесткость и алчность, Аббас оказался мудрым царем. Недаром под его властью столько земель. Он посчитал, что колония будет функционировать и развиваться лучше, если народ постарается сам для себя, а не для какого-то там заморского царя.
   Потому восточных ставленников на высоких посадах и должностях было минимальное количество. И то они выступали больше как наблюдатели, нежели контролеры. Аббас создал Сиртрат, куда должны были входить главы семей всей элиты островов, а номинально трех. И соответственно три сиртингина - правители округов. И если на Северном и Западном проблем не возникло, и претенденты были назначены достаточно быстро, то вот с юго-восточным Большим островом появились проблемы.
   Никто не решался занять должность сиртингина, Главы Сиртрата, который чуть что случись, должен был головой отвечать перед Аббасом. А уж как показывало время, мудрый царь умел подкопаться и найти, за что эту самую голову снять. Причем, не только с виновника, а еще и с кого-нибудь из его ближайшего окружения. Чтоб другим неповадно было лукавить, собственную армию собирать, из казны себе отсыпать или поднимать народ на восстание.
   Тирания тиранией, но претенденты держались недолго. Смена властителей юго-восточного округа стала раздражать и самого царя. Своих верных людей было жалко, а очередную процветающую колонию хотелось. Как там на самом деле было, я не знаю, но только Аббас проведал про историю с незаконнорожденным ребенком. К тому моменту как меня отыскали, я уже и сам знал ее. Мне было четырнадцать, когда отец, умирая в лихорадке, рассказал, кто мы с ним на самом деле.
  До того момента я никогда не испытывал ненависти к кому бы то ни было. Но тогда я искренне радовался той участи, что постигла моего так называемого деда. Боги отплатили ему за содеянное. Правда, матери они меня тоже лишили.
   Сироте деваться некуда. Некоторое время я пытался перебиваться сам, пока однажды охотники за прибрежными акутами не набрели на мой дом. Остались у меня на некоторое время до окончания промысла. Слово за слово - раззнакомились. Тогда я, наивный мальчишка, не видящий жизни и плохих людей, питающийся слухами и сплетнями, что иногда долетали до нашего утеса из соседних деревень, мало что знал о происходящем на Архипелаге. Да, война. Но теперь ведь вроде мир. Мудрый Аббас хоть и жесткий царь, но все же не предал наш край разорению, а пытается наладить жизнь на Архипелаге. Обмолвился словом о матери, отце. А утром проснулся связанным по рукам ногам.
   Заполучить того, кого ищет сам царь, оказалось намного выгоднее, чем ценные меха редких акутов. Потому меня в скорости доставили по назначению. Характер мне ломали долго, десятки раз я пытался бежать от дворцовой жизни, учителей, кажущихся непосильными обязанностей. Сотни раз был наказан нещадным образом за дерзость и свободолюбие.
   Аббасу нравилось наблюдать за процессом. История с бастардом, из которого хотят сделать сиртингина, веселила его. Не поверишь, сколько раз я искренне клялся богам, что убью его. Но однажды пришло понимание, что смысл не в этом. Смысл в том, чтобы СТАТЬ СИРТИНГИНОМ. И не просто таковым: а умным, если надо - хитрым. Поднять Архипелаг на ту высоту, на которую Аббас уже не взглянет свысока. С которой будет считаться. К которой будет прислушиваться. Я понял, что Архипелаг должен перестать быть дойной коровой, а стать надежным союзником царю.
   И я искренне надеюсь, что мне это удается, дочка. - Варл взял девушку за руку. - Да, мы все еще зависимы и по большому счету уязвимы перед Востоком. Нет на островах ни одной семьи, что не пострадала от вторжения тогда. Но сейчас, кроме податей и налогов - пусть больших, но все же - Архипелаг обременяет только статус колонии. А сейчас еще и ты...
   -Что я? - девушка напряглась.
   -Ты - залог мира, Дайон. Залог покоя для всего Архипелага.
   -Не поняла. - Сердце забилось неприятно сильно, и Дайон могла поклясться, что его слышно.
  -Ты выйдешь замуж за Аласкара, сына восточного царя.
  
  
   Глава 5
  
   После того, как Варлу удалось привести дочь в чувство, Дайон посмотрела на него мутными глазами. Не вставая с песка, все пыталась прогнать наваждение: слова отца эхом звучали в голове, четко повторяясь, как в кошмаре. Все пыталась осмыслить сказанное, но оно никак не ложилось на ум, не воспринималось, как нечто здравое и естественное.
   Все ее существо протестовало и орало в дикой истерике. И неизвестно, чего внутри было больше: замешательства и стыда? Ведь ее будущий муж даже не удосужился организовать брак по договоренности, ввиду невозможности своего присутствия на Архипелаге и, по сути, бросил ее у священной арки. Или страха перед могущественным тестем, который в свое время безжалостно подмял под себя ее родину и стал причиной невзгод и горя многих семей на островах? Как? Как ТАК можно?
   -Это я. Это все я виновата. Я отреклась, я предала веру. Простите меня! Верните все назад, оставьте, как есть. Я пойду в храм, буду служить... Сивея, Дарт, Ворус, явите сострадание и милость свою...
   Сиртингин не на шутку испугался, подумав, что у дочери от сильного потрясения начался бред, и она повредилась рассудком. Он ведь так берег, так хотел сберечь свою маленькую синеокую Дайон. Хриплым голосом крикнул телохранителям. Те прибежали через пару мгновений, едва не свернув себе шею на склоне.
   -Воды! Дайте воды!
   Половина фляжки ушла, прежде чем взгляд Дайон приобрел что-то более-менее осмысленное.
   -Поедем домой, милая. - Варл помог дочери сесть, бережно поддерживая под плечи, гладил дрожащие руки. - Поедем.
  -Нет. Домой не надо. - Девушка растерла онемевшее лицо, встряхнула головой. - Позволь остаться, отец.
   Голос дрогнул:
   -Может, это последние дни, когда я вот так...
  -Ты же знаешь, я не смогу уйти.
  -Сможешь. - Неожиданно твердо заявила Дайон. - И уйдешь. Езжай домой, отец. Успокой маму. Мне нужно время, чтобы придти в себя. Когда буду готова - вернусь.
   Синие глаза смотрели трезво. Слова звучали убедительно и веско. И у сиртингина немного отлегло от сердца.
   -Пообещай мне...
   -Клянусь! - опустила глаза. - Я не сделаю ничего из того, за что мне было бы стыдно, а вам с мамой горько и больно. Если тебе так будет легче, можешь оставить своих ребят. Пусть будут со мной все время, что я проведу в бухте.
   Варл обнял дочь:
   -Девочка моя. Если б я мог! Если бы только мог сделать хоть что-нибудь...
   -Я знаю, отец. - Уткнулась ему в плечо, стараясь подавить рвущиеся наружу слезы. - Я знаю.
  
  ***
  
   Мужчина уехал ближе к полудню. Уверенный, что Дайон не натворит глупостей и не навредит себе, помчался домой успокаивать уже давно извившуюся Адалию. Дайон осталась на пляже под присмотром верных людей. К слову, славные ребята уже натаскали хвороста и пополнили запасы воды. Предвидя не одну ночь под звездами, разбили маленький лагерь недалеко от пляжа. На таком расстоянии, чтобы не тревожить госпожу, но и иметь возможность наблюдать за ней.
   Дайон же, закрыв глаза, слушала море. Гася горечь в душе и пытаясь наполнить пустоту внутри шумом волн, впитать ощущения места.
   Чтоб под завязку, чтобы надолго.
   Прощалась. И привыкала к той мысли, что прощается. Как ни коробило все происходящее, но пути назад нет. Ни у нее, ни у родителей. Ни у Архипелага.
   Признаться, она думала о многих вариантах решения. Но это было решением только для нее. Слишком ЭГОИСТИЧНЫМ решением. Но теперь Дайон не могла поступить так - только не после того, что отец рассказал ей. Теперь девушка четко понимала, что так и будет: нужно осознанно и твердо принимать другие решения. Да что там решения? - просто смириться. НУЖНО смириться. Не для себя, но для других. Как отец. Пора взрослеть.
   Вот и нет козырей, ничего не осталось. - С горечью думала девушка. - Вот и рассыпалось все, что было для меня важным. Как пыль, как этот песок под ладонями.
   Беззвучно трясясь от слез, набрала полные пригоршни песка и, высыпав половину - во вторую уткнулась лицом, тихонько подвывая, заставляя себя, внутреннюю заткнуться, не корчиться, перестать кричать.
   Успокоение пришло только к вечеру - лениво и не охотно. Апатично сгладило эмоции, сменив бурю на безразличие. Море притихло, и даже волны, казалось, также апатично перекатывали гальку. Как и Дайон перекатывала мысли в своей уставшей от них голове. Обессиленная сошедшими на нет потрясениями и переживаниями, молча опустилась на песок и не заметила, как уснула.
  
   Утро принесло некое подобие облегчения и ситуация показалась Дайон если не конечной точкой ее жизненного маршрута, то уж точно чередой ступеней. По которым с трудом, но нужно подняться. Чтобы стать сильнее и вновь обрести себя.
   Со стороны лагеря пахло дымом и съестным. Наверняка один из воинов доставил провизию с виллы. Но мысль о еде ничем не отозвалась в организме: ни урчанием в животе, ни потугами заставить себя хоть что-нибудь съесть.
   -Эй! я купаться. За мной не ходить! - Знала, что сейчас будут возражения, потому добавила. - Топиться и сбегать не собираюсь. Обещаю.
   Последнее буркнула скорее себе, чем солдатам. Отойдя немного в сторону, девушка оглянулась через плечо. Убедившись, что лишних глаз нет, привычно раздвинула руками густой хмызняк и дикий табак, скрывающий узкую расщелину между нагромождениями валунов. Они стояли так тесно друг к другу, что прохода не было заметно. И увидеть его можно было только, если точно знаешь, что он там есть.
   Прощемившись в узкий лаз, девушка с легкостью оказалась по другую сторону камней. Прошла еще немного вперед. Рыхлый песок гасил звуки шагов, потому ничто не выдавало перемещения Дайон в маленьком ущелье. Оно уходило в сторону, немного огибая крутой склон, а по итогу открывалось широким выходом к другому месту на побережье - большой запруде с полосой белого пляжа и пещерой. К тому самому месту. О котором не знал даже отец. И которое, собственно и было вторым домом.
   Сиртингин был хорошо знаком с побережьем, потому что вырос здесь, но Дайон была уверена, что даже он не способен был сказать, сколько здесь подобных местечек: не доступных ветрам и чужому взгляду. Уединенных настолько, что не увидишь ни со склонов, ни с моря.
   Варл был уверен, что маленькая бухта, куда он бегал мальчишкой и которую показал своей дочери несколько лет назад - место достаточно закрытое и тайное. Но мужчина и предположить не мог, что рядом с ним, буквально в нескольких шагах есть место еще более секретное.
   Маленький пляж похож на подкову, а песок такой белый, что кажется ненастоящим. Девушка с удовольствием уселась на него и, перебирая пальцами волосы, просушивала их после купания. Жмурила глаза на солнце и пыталась размышлять.
   Не выходило. Однозначно, совет не помешал бы. Нужен был кто-то помимо родителей. Кто-то, не воспринимающий происходящее сердцем, как они. А размышляющий здраво, смотрящий на все со стороны с холодным рассудком и без лишних эмоций. Не принимающий участия в происходящем, но желающий ей исключительно добра.
  Дайон вздохнула. Нет у нее таких людей. Больше нет. Был когда-то единственный, но сейчас он не сможет помочь ей. Слезы навернулись на глаза. Девушка судорожно выдохнула и, поднявшись с песка, направилась к пещере.
   Там у входа, на небольшом возвышении, обложенном морской галькой, стояла урна. Гирлянда из цветов давно завяла, и Дайон досадливо сдернула ее. Нарвав ярко-фиолетовых бутонов, положила на постамент. Молча, в каком-то оцепенении посмотрела на сосуд, будто впервые увидела его.
  
   ***
  
   Две рыбины, открывая рот, дергались на песке. Отец поддразнивал, кивая на свой улов, а девочка злилась. Ей не хватало усидчивости. Всегда не хватало. А еще терпения. Каждый раз, когда начиналась поклевка, она спешила и дергала удочку слишком рано. Рыба еще только начинала приноравливаться к приманке, ощупывала ее, пробовала, отрывая по кусочкам, прежде чем заглотить вместе с крючком. Дайон же, уверенная, что наживка уже захвачена в который раз оставалась без добычи.
   Азарт рыбалки сошел на нет и продолжать уже давно не хотелось. Но природное упрямство и характер не позволяли признать поражение. Ведь у отца будет отличная связка, а у нее только две небольших рыбешки.
   -До вечера сидеть собралась? Пошли уже. Уверен, завтра тебе повезет.
   -Почему у тебя так хорошо получается?
   Сиртингин хитро улыбнулся под хмурым взглядом дочки и, щелкнув ее по носу, предложил:
   -Хочешь, я дам тебе фору? Не буду закидывать удочку целый час. Возможно, это поможет тебе сравнять счет.
   -Только не нужно мне поддаваться. Знаешь же, что не люблю этих твоих поддавков!
   -Как же тогда ты собралась победить?
   -Я не только одержу победу, но и побью твой рекорд! Вот увидишь, моя связка будет больше твоей!
   -Ага, только если просидишь здесь до ночи.
   -А вот и просижу! Думаешь не смогу побить тебя?
   -Сможешь. - Мужчина рассмеялся. - Но мне пора, Дайон. Мы здесь с самого утра. А я не могу так долго пренебрегать делами.
   Мужчина встал со своего места и принялся собирать вещи.
   -Вернись к ужину, иначе мама будет недовольна. Она редко проявляет гнев, но если уж до этого дойдет: поверь, достанется и тебе, и мне.
   -Вернусь, не волнуйся.
  -Удачной рыбалки! - Варл откатал штанины и рукава, забросил на плечи снасти и зашагал к лошади, что паслась у ближайших кустов.
  -Даже не думай, что я сдамся! - крикнула дочь вдогонку.
   Мужчина улыбнулся и, не оборачиваясь, помахал рукой.
  
   Солнце припекало, море шумело в своем вечном волнении, и в какой-то момент Дайон показалось, что она задремала. Спохватившись вдруг, как от толчка, в первые мгновения не могла понять, что ее разбудило и встревожило.
   -Пить...
   Вскочила на ноги. Огляделась. Кирк спокойно слизывал соль с валунов, что оголились после отлива и всхрапывал от удовольствия. Если конь не насторожен, значит, опасности нет. Наверняка, что-то послышавшееся или приснившееся нечаянно взбудоражило ее.
   -Воды...
   А вот это уже не могло быть сном. Дайон крутилась во все стороны, но никого не могла разглядеть. Бухта отца совсем небольшая, закрытая почти со всех сторон. Если бы кто-то был рядом, девушка непременно заметила бы. Но тут просьба попить перешла в слабые стоны. Казалось, они раздаются совсем близко, но где их источник понять не получалось.
  Стон повторился вновь, затем еще раз. Мужской или женский - не разобрать, но в нем явственно сквозила мука. Дайон вконец разволновалась, стала метаться, наспех соображая, что делать. Кинулась, было, к морю, затем побежала обратно.
   В итоге жестко оборвав поток бессвязных мыслей, замерла на месте и заставила себя перестать суетиться. Подошла к обломкам скал, что стеной стояли с правой стороны пляжа. Утопая мокрыми ступнями в песке, обошла их и так и этак, пока, наконец, не сообразила, что голос раздается именно оттуда - из-за камней.
   Мыслей, что делает что-то неправильно, что, возможно, это ловушка или какая другая опасность - не было. Девушка знала одно: кто-то остро нуждался в помощи, и Дайон просто не могла остаться в стороне. Раня ладони о колкий сухостой, она ломала его и отбрасывала в сторону, словно его искоренение помогло бы открыть несуществующую дверь. А когда вдруг поняла, что за всем этим безобразием: за свисающими папоротниками, кустами орешника и прочей растительностью вовсе не два скальных обломка вросли в землю, а целых три! - сердце глухо стукнуло и замерло.
   МЕЖДУ ВАЛУНАМИ БЫЛ ПРОХОД!
   Вообще то, проходом узкую щель можно было назвать лишь с большой натяжкой. Но тем не менее...
   Столько времени, столько часов и дней она провела здесь с отцом, и никто из них даже предположить не мог чего-то подобного. Кое-как протиснувшись между камнями и ободрав плечо, Дайон оказалась в узком, но коротком ущелье с кое-где заваленными сводами и сплошь засыпанном песком. Передвигаться здесь было не совсем удобно, разве что руки к себе прижать или боком идти.
   К счастью, долго мучиться не пришлось: через пару-тройку мгновений расщелина привела девушку к другой бухте. Даже не так - бухточке. Намного меньше той, что была у них с отцом. Совсем крохотная, она образовалась посреди почти отвесных скал и крутого склона, поросшего зеленью.
   Впрочем, осматриваться было некогда. Слева, где скала выступала в море и заворачивала, будто дверная створка образовалась большая запруда. И прямо у берега, наполовину в воде среди досок и тряпок лежал человек. Дайон испуганно замерла, потом стала пятиться назад к ущелью. Но лежащий снова попросил пить. Жалость взяла верх над страхом. Сорвав с пояса фляжку, Дайон безрассудно бросилась вперед.
   Это был мужчина. Из прорехи на окровавленной рубахе виднелась глубокая рана. Длинная борода свалялась и забилась песком. Потрескавшиеся губы покрылись белым налетом - верный признак обезвоживания. Бедняге явно досталось. Как ни страшно было прикасаться к нему, но Дайон все-таки приподняла голову несчастного и влила ему в рот немного воды. Тот закашлялся, но противиться не стал. Напротив, открыл мутные глаза и, ухватившись за фляжку, припал к ней с таким отчаянием, что у Дайон защемило сердце.
  Когда пить больше не было сил, мужчина вернул фляжку и откинулся на песок. Потом вдруг схватил девушку за руку и, с неожиданной силой притянул к себе. Тяжело дыша, произнес:
   -Никому. Обо мне. Не рассказывай. - И потерял сознание.
   Только теперь Дайон поняла, как сильно напугана: поджилки трясутся и очень хочется сбежать. Малодушно подумала, что в ее присутствии больше нет нужды и собралась, было уйти тем же путем, что и пришла сюда. Более того, для надежности хотелось завалить, закопать, забить злополучную щель. Но взглянув на безвольно лежащего у ее ног человека, поняла, что не сможет этого сделать. Снова опустилась рядом с мужчиной на колени. Кровь вытекала из его раны и смешивалась с водой. Подхваченная ветром, внезапно хлестнула по лицу вместе с морскими брызгами.
  
   ***
  
   Дайон улыбнулась, вспоминая, как синела от натуги, пытаясь оттащить незнакомца подальше от воды. Как дрожали ее руки, когда она промывала страшную рану на животе и перевязывала ее остатками своей накидки. Как испугался бедный Рост, когда она чуть ли не силком посадила старика на лошадь и велела следовать за собой без сопровождающих. И чтоб не думал под страхом смертной расправы разболтать кому-нибудь.
   Рана незнакомца только на вид казалась страшной. На самом деле ничего серьезного не было: перелом пары ребер, разрыв мягких тканей, еще чего-то там и все. Для мужчины эти ранения как царапины - по крайней мере, так сказал Рост, и Дайон очень хотела верить ему. Потому что смотреть на почти синее лицо пострадавшего было страшно.
   Доктор заштопал все, что мог заштопать, перевязал все, что мог перевязать, устало констатировал большую потерю крови, истощенность и необходимость хорошего ухода. А после этого сложив на животе ладони, вопросительно взглянул на Дайон:
   -Я так полагаю, юной ванни есть что сказать?
   -Э-э-эм-м. На самом деле нет.
   -Разве? - Семейный доктор ехидно поджал губы. - Ты забрасываешь мои старые кости в седло, заставляешь под угрозами нестись чуть ли не галопом, не пойми куда. Где я штопаю, шью, вышиваю, перевязываю, не пойми кого, а теперь тебе нечего сказать?!!
   Дайон виновато пожала плечами и, пряча глаза, промямлила:
   -Мне, правда, нечего сказать. Я ловила рыбу, задремала, а его стоны разбудили меня. А еще я должна быть дома к ужину.
   -Как и я! - Рост вздохнул и почесал полысевшую макушку. - Давай поступим так: устроим нашего с тобой, э-э, знакомого поудобнее. Я дам ему лекарство, чтобы спал и быстрее восстанавливался. А потом я отправлюсь домой.
  -Но...
   -И ты отправишься домой! - с нажимом продолжил старик. - Где за ужином обо всем расскажешь отцу. А утром...
   -А утром будет утро.
  
  
   Глава 6
  
  
   Еще было темно, когда заспанная служанка помогла Дайон упаковать мешок. Вдвоем они запихнула в него одеяло, небольшую подушку, несколько шкур. Затем девушка отправилась на кухню и хорошенько запаслась едой и фляжками вина. Не забыла прихватить и кое-что из посуды. На заднем дворе, где у прачечных сушилось белье, стащила штаны, несколько рубах и простыней. Возможно, они принадлежали слугам, но Дайон мало беспокоилась о том, что поступает нехорошо, беря чужое. У нее было оправдание такому поступку, но вряд ли она захотела бы озвучить его кому-нибудь.
   Бухта встретила как всегда, тихим шелестом волн и свежестью разгорающегося над ними рассвета. Кирк уверенно и привычно спустился с крутого склона и занялся своим любимым делом: стал слизывать соль с прибрежных валунов.
   -Это когда-нибудь погубит тебя. - Дайон потрепала друга по гриве и направилась к тайному ходу.
   Даже сейчас зная наверняка, где он находится, девушка с трудом рассмотрела расщелину за сплетением всевозможной зелени. Как и в первый раз, еле протиснувшись в нее, Дайон вскоре оказалась рядом с незнакомцем, которого волею богов спасла накануне.
   Вчера вместе с Ростом они более-менее сносно устроили его в небольшой пещере под скалистым выступом. Довольно просторная и сухая с песчаным полом и маленьким родником у входа, она как нельзя лучше подходила для этой цели. Мужчина однозначно выглядел лучше, хоть и был без сознания. Прикоснувшись к его лбу, Дайон убедилась, что жара нет - все-таки Рост знает свое дело. Что ж, забот впереди было немало, потому Дайон разложив вещи внутри пещеры, занялась делами.
   Перво-наперво, пользуясь ножом, нарезала тонких веток, нарвала несколько больших кип травы и устроила лежанку в дальнем углу пещеры. Перетащить раненого самостоятельно, у нее не получилось бы - слишком тяжел. Оставалось надеяться, что позднее переберется сам.
   Следующим пунктом были тряпки. Разорвав пару простыней на длинные полоски, аккуратно смотала их в валики - для перевязок хватит с лихвой. Хвороста здесь было много: крутой склон, в отличие от соседнего был сплошь заросшим деревьями и кустами, среди которых достаточно сухостоя. Потому через некоторое время, сложив из крупной гальки небольшой круг, Дайон с успехом разожгла в нем костер. Вскипятить в котелке воду с травами, которые Рост щедро отсыпал из своих многочисленных мешочков, было делом нехитрым. Отвар получился насыщенным как по цвету, так и по запаху.
   Когда он остыл, девушка налила его в кубок и пошла в пещеру поить спасенного. Провела в бухте почти целый день, отпаивая своего нечаянного знакомого целебными травами, промывая швы и делая заживляющие примочки. Вечером же получив серьезную взбучку от матери за то, что пропадала неизвестно где столько времени, ушла к себе и проспала без сновидений всю ночь.
   А утром все повторилось снова: хворост, костер, отвар. Каково же было ее удивление, когда в очередной раз, переступив порог пещеры, она тут же наткнулась на внимательный взгляд. Глаза серые, как сталь. Смотрели в упор, без тени беспокойства. Дайон замерла лишь на пару мгновений. Не желая показать, что боится, уверенно подошла к незнакомцу и опустилась возле него на песок. Молча приподняла ему голову и влила немного отвара в рот. После того, как все выпил, спросила:
   -Как ты здесь оказался?
   -Мне повезло.
   -И все?
   -И все, что тебе нужно знать.
   Что ж, разговор получился не особо содержательным. Голос мужчины оказался хриплым, словно простуженным. Тело вроде молодое, но такое тщедушное, словно он долгое время голодал. Впрочем, достаточно жилист, даже не смотря на то, что тощий. Старые, давно зарубцевавшиеся шрамы. Много шрамов - больших и маленьких.
   -Насмотрелась?
   Дайон вздрогнула. Она даже не заметила, что беззастенчиво рассматривает полуголого мужчину. Прочистив горло, сказала:
   -Я сделала для тебя лежанку, но не смогла перетащить - ты слишком тяжелый для меня. Также принесла еду и одежду. У входа в пещеру есть родник, так что вода будет всегда. Хвороста тоже с избытком. Если еще что-то нужно, скажи и...
   -Кто ты такая?
   -Меня зовут Дайон. - В ответ молчание. - А ты? Как тебя зовут?
   -Называй, как хочешь?
   -Не доверяешь мне? Впрочем, все равно. - Дайон поднялась с песка и направилась к выходу из бухты. - Мне пора. Вечером придет лекарь и посмотрит твою рану.
   -Ты не выдала меня.
   Девушка развернулась и безразлично пожала плечами:
   -Мне незачем было этого делать.
   -Но ты меня боишься.
   -Это лишь первое впечатление. По большому счету, мне все равно, кто ты и что сделал в жизни. Тебе нужна была помощь, и я ее оказала. На этом все.
   -Возможно, ты спасла монстра.
   -Может и так. Но сейчас ты не похож на него. - Дайон улыбнулась и заметила, что незнакомец улыбнулся в ответ. Правда, одними глазами. Девушка подняла с песка свою сумку и пошла к ущелью.
   -Эй! - Развернулась в который раз и вопросительно глянула на спасенного.
   -Меня зовут Раф. И я благодарен тебе.
  
   ***
  
   Раф быстро шел на поправку. Рост приходил через день, отмечая, что рана заживает хорошо и быстро, и скоро можно будет снять швы. Готовил какие-то мази и накладывал при перевязке. С Рафом почти не разговаривал, а вот на Дайон шипел всякий раз, когда они оставались одни:
   -Ты теряешь рассудок, ванни. Сколько это будет продолжаться? Возможно, следует рассказать отцу?
   -Нет! - Дайон яростно отстаивала свою позицию.
   -Но что ты знаешь об этом человеке?
   -Ничего, кроме того, что ему нужна помощь.
   -Это не игрушки, Дайон! Это не зверек, которого можно приручить и играть с ним, когда вздумается. Это человек. И, возможно, человек опасный! Если ты не образумишься и не расскажешь отцу, я сам это сделаю!
   -Ты не посмеешь! И не сделаешь этого!
   -Посмею! И сделаю! Потому что именно я помог тебе войти в этот мир! Именно на моих руках ты сделала свой первый вздох. И именно я в данный момент отвечаю за тебя. Подумай, девочка над моими словами! - Старик лекарь выжидательно смотрел на нее, а Дайон понимала, что он прав. И нет у нее веских доводов, чтобы доказать обратное.
   -Еще никто не сказал, что я глупа или безрассудна. - Тут же скривилась и вздохнула. - Ладно, со вторым, быть может, и не так. Но я остро чувствую, что нужна ему. По крайней мере, до тех пор, пока Раф не поправиться. А потом, если не уйдет сам, я попрошу его это сделать.
   Врачеватель осуждающе качал головой и, не говоря больше ничего, покидал бухту.
   Раф не слышал их разговоров, но понимал по взглядам Роста, что старик крайне недоволен таким положением дел. В частности тем, что Дайон возится с ним и скрывает ото всех.
   -Он никому не расскажет. Не беспокойся. - Дайон пыталась успокоить мужчину. - Он хороший.
   -По твоему мнению, все хорошие. Даже я.
   -Разве это не так?
   -Знаешь, я ведь могу свернуть тебе шею одной рукой. Ну, по крайней мере, мог когда-то.
   -И это принесло бы тебе удовольствие? - Дайон улыбнулась дерзко и своенравно, без страха повернулась к мужчине спиной и принялась нарезать мясо и сыр.
   -Удовольствие может, и нет. А вот деньги - да. Чужая смерть была моим хлебом.
   Дайон отшатнулась:
   -Ты убивал за деньги?
   -Мда-а. - Раф спокойно воспринял ее реакцию. - Какая же ты все-таки наивная девчонка. Мир не совсем такой, каким тебе кажется. И не всегда может вписаться в те рамки, в которых живешь. Существует и другая сторона жизни, более темная и гадкая: в ней нет благородства - только цель и прибыль. Впрочем, я уже поплатился за это...
   -Не говори мне. Ничего не хочу знать! Ты - Раф. Я спасла тебя. И ты хороший... для меня этого достаточно.
  
   А на следующий день Дайон не пришла в бухту. Раф злился на себя, что накануне сказал слишком много, и теперь девчонка испугалась окончательно. Если начистоту, за все это время он успел привязаться к ней и тревожился всякий раз, когда Дайон задерживалась с утра. Теперь же с горечью понимал, что оттолкнул ее: не каждый может принять плохое - настолько плохое! - в другом человеке. Злился на себя, на нее...
   И даже не предполагал, что всего в паре десятков метров девушка всеми силами пытается спровадить отца с пляжа. Они приехали туда утром купаться, потом сиртингин решил половить с дочерью рыбу, чтобы так сказать, в спокойной обстановке поговорить о ее неподобающем поведении.
   Дайон раздраженно вздыхала, тайком подмечала, что солнце уже перевалило зенит, и беспокоилась. Потому не оправдывалась и часто отвечала невпопад.
   -Что с тобой? - Варл, наконец, заметил, насколько рассеяна его дочь сегодня. - Что так сильно занимает твои мысли, что ты слышишь меня через слово?
   -Все в порядке, отец. Просто не выспалась, наверное.
   Сиртингин внимательно посмотрел на дочь. Слишком долго для того, чтобы не догадаться - он не верит ни единому слову.
   -Хочу искренне надеяться на то, что это действительно так. Иначе бы стал беспокоиться.
   -Нет поводов для беспокойства, отец.
   -Если появятся, скажешь?
   Дайон улыбнулась, а в душе было гадко от того, что она не может сказать правды.
  
   ***
  
   Отец в скорости уехал. Рыбалка не удалась и не только она. Дайон скользнула в переход и пошла к пещере. Рафа на месте не оказалось. Чувство тревоги кольнуло сердце, но девушка тут же успокоилась, едва услышала мерные всплески широких гребков - мужчина плавал в запруде. Дайон уселась на песок и сложила руки на коленях. Щурясь на яркие блики в волнах, пыталась придумать, как выпутаться из сложившейся ситуации: врать отцу и дальше, в надежде, что он не обнаружит тайный ход и соседнюю бухту? Или сказать обо всем и при этом бояться того, как поступит сиртингин с человеком, которого она обещала не выдавать?
   Результат откровения был слишком очевидным. Раф - наемный убийца. Слишком худой и ослабший из чего не трудно сделать вывод - рудники или шахты на севере. Как избежал казни и смог выбраться? - непонятно. Но отец быстро все поймет и докопается до истины. И тогда Рафа ждет весьма прогнозируемый конец. Нет, нельзя ничего говорить, нельзя открываться!
   Дайон в задумчивости ковыряла песок толстой палкой и вздрогнула, когда тень подошедшего мужчины накрыла ее. Раф плюхнулся рядом с девушкой на песок, и Дайон в недоумении уставилась на вроде бы знакомого человека.
   -Ну, как?
   -Э-э-э. Кто ты и куда дел Рафа? Ты не похож на себя.
   -Ну, не настолько же, чтобы так удивляться. Мне идет?
   -Очень. Без бороды лучше. Выглядишь моложе и не таким страшным.
   -Ну, вот! А я то, наивный думал, что красавец красавцем, и что никакая борода не исправит этой прописной истины. - Дайон улыбнулась. - Знаешь, сколько времени пришлось обскубать ее? Да еще не видя себя.
   -Завтра принесу зеркало, чтобы ты мог наводить лоск. - При мысли о доме, девушка встала и с тяжелым вздохом взмахнула палкой, потом еще и еще. Хотелось разогнать застоявшиеся мысли, от которых уже гудела голова.
   -Не так держишь.
   -Что?
   Раф лукаво прищурился и смотрел на манипуляции девушки.
   -Палку неправильно держишь. - Встал, подошел ближе. - Представь, что это оружие: копье или меч. Если будешь так накладывать большой палец на рукоять, его непременно вырвут. Или сама потеряешь при первом же ударе.
   Быстро дернув палку на себя, продемонстрировал, как легко скользят по ней пальцы девушки, и импровизированное оружие тут же сменило хозяина.
   -Видишь? Чтобы такого не случилось, все пальцы должны быть в замке, большой - почти внахлест. А вот кинжал можно держать так, как тебе хочется: он легкий и хват значения не имеет. Лишь бы тебе самой было удобно.
   -А ты разбираешься. - Дайон благоговейно посмотрела на мужчину.
   -Вид деятельности обязывал. - Пожалел, что сказал так: на глаза Дайон набежала тень.
   -Научи меня, - вдруг сказала девушка.
   -Зачем тебе?
   -Вдруг ко мне когда-нибудь придет такой, как ты. И мне придется стать его хлебом. - При этих словах глаза Рафа сузились до щелок. Но потом лицо приобрело насмешливое выражение.
   -Не хочу тебя расстраивать, но вряд ли это случится. Ты как минимум должна быть кем-то очень полезным, но перешедшим кому-то дорогу. Или, напротив, кем-то бесполезным, но очень наглым и алчным. Кому нужна смерть обычной девчонки?
   -Тоже не хотелось бы тебя расстраивать, но я дочь сиртингина юго-восточного округа.
   Раф потемнел лицом. Помолчав немного, спросил:
   -Раньше не могла сказать?
   -Что-то изменилось бы?
   -Нет, наверное. Просто теперь понять тебя мне еще сложнее.
   -Что тут сложного? Все, что меня окружает богато и роскошно, но вместе с тем обременительно настолько, что хочется выть. Мне ни в чем нет отказа, кроме как в свободе, в собственном мнении, в выборе. У меня ничего нет, кроме завистливых лживых подружек, таких же скучных, как и моя жизнь, уроков, приемов, с которых хочется сбежать сразу после начала, нравоучений и традиций.
   Возможно, - Дайон угнетенно посмотрела себе под ноги. - Я не из того теста. Возможно, просто не хочу быть такой, какой нужно - истинной ванни, наследницей правящей пары, которой все хотят видеть меня, которой обязана быть по рождению. Все, что есть ценного - это родители, но порой и они не понимают меня.
   А ты... Ты - настоящий. С тобой легко. И не страшно. Даже не смотря на то, что я знаю о тебе. Ты - мой первый, по-настоящему самостоятельный выбор за всю мою жизнь. И мне не хотелось бы говорить этого, но теперь, когда ты знаешь, кто я - должен понимать, что рядом со мной ты в не меньшей опасности, чем находился до этого.
   Раф молча смотрел на девушку, не зная что сказать. Он ни на секунду не допускал мысли о чем-то подобном. Даже предположить не мог, кем на самом деле окажется девчонка, спасшая его и сохранившая его секрет. И тем страннее и удивительнее казалось происходящее: наемный убийца и дочь сиртингина. Вот так вот запросто, рядом, открывают друг другу свои секреты.
   -Ну, что же, - кашлянув, прочистил горло. - Признаться, я удивлен. Немного. Самую малость, конечно же. На чем мы остановились?
   Взглянул на палку в своих руках, будто впервые увидел ее.
   -Ах, да! - будто действительно вспомнил. - Так вот: если к тебе придет такой, как я, ты будешь мертва.
   -Здорово! И самое главное, очень обнадеживающе. - Дайон уперла кулаки в бока. - Что, шансов совсем никаких?
   -Если только парочка, совсем маленьких. Но я могу их увеличить и в количестве, и в объеме. При условии, что будешь слушаться и стараться.
   -Может, нужно принести какое-нибудь оружие? Меч, например.
   Хмыкнув, Раф бросил ей палку, и Дайон неловко поймала ее.
   -Пока не поумнеешь - это будет твоим мечом!
  
   И началось...
   Синяки, кровоподтеки, царапины. Уставшая, измученная, а иногда и в кое- где порванной одежде, Дайон еле живая приползала домой. Кирк крутил носом и тревожно всхрапывал, чувствуя, что от девушки разит потом и засохшей кровью.
   Встревоженные служанки первое время помогали скрывать столь вопиющие факты, а Дайон старалась больше бывать дома, проводить время с родителями, во избежание неприятностей. Даже стала более усердно учиться. Но порой, ее отлучки и внешний вид вызывали гораздо больше вопросов, чем хотелось бы девушке. Ее оправданий уже не хватало. Как и фантазии их придумывать и делать менее повторяющимися.
   Потому и начались домашние аресты, следящая за передвижениями стража, которую приходилось запутывать. Мать запретила брать Кирка. Более того, пригрозила, что если конь, снова пропадет из конюшни, когда Дайон наказана, она отдаст его на бойню. Слава богам, никто еще не обнаружил, как потихоньку оружейная лишается определенных боевых единиц: щитов, мечей, копий, арбалетов.
   Угроза возымела действие. Кирк, сытый и довольный толстел в конюшнях и резвился в загонах, а Дайон вылезая в окно, носилась к побережью и обратно на своих двоих. Нечаянно обнаруженный колодец помог делу. До бухты она стала добираться в разы быстрее - всего-то оставалось, что взбежать на холм, оттуда по гряде через лес, да со склона спуститься.
   Раф срывал с нее по три шкуры. Про семь потов и говорить нечего. А когда Дайон молила о пощаде, злился и заставлял повторять все сначала.
   -Почему ты не учишь меня защищаться, только нападать? - Спрашивала девушка во время короткого отдыха.
   -Если научишься убивать, защищаться не придется. А если и придется, то, уже умея наносить удар в нападении, будешь знать, как от него увернуться в обороне.
   Совместные тренировки пошли Рафу на пользу: рана все меньше беспокоила его, ссохшиеся в шахтах мышцы снова налились, он будто стал казаться выше и крепче. Дайон не раз ловила себя на мысли, что возможно, могла бы и влюбиться в него. Но Раф был слишком циничным, едким и пошлым, чтобы избирать его в качестве объекта для обожания. А вот другом, учителем и советчиком он был хорошим. И за это Дайон любила его всей душой.
   Почти два года пронеслись как самый лучший приключенческий сон. Дайон окрепла, вытянулась, стала ловкой и гибкой. Раф постоянно шутил, что она слишком плоская для девчонки ее возраста. А однажды, увидев ее в платье и с прической, громко ржал, давясь потом в приступе икоты. Тогда же Дайон, совсем не обескураженная таким поведением друга, молча и без стеснения сняла с себя одежду и пошла купаться. А выйдя из воды, вытерлась расшитым шелком, пахнущим духами после приема, нацепила штаны и рубашку, и как ни в чем не бывало, стала тренироваться.
   И Рафу пришлось заткнуться. Приняв во внимание тот факт, что Дайон не только друг, но еще и девушка, которая непонятно каким образом - и когда собственно? - превратилась в девушку привлекательную, чью фигуру все это время хорошо скрывала мужская одежда. Как-то резко болезненные приемы на тренировках стали более щадящими, нагрузки меньшими, а время на отдых большим .
   А потом Раф пропал. Ушел навсегда из ее жизни.
   Как-то после очередного наказания и недельной отсидки дома под присмотром десятка служанок и неусыпной стражи у дверей, Дайон примчалась в бухту. Море катило шелестящие галькой волны и тихо перемигивалось солнечными бликами. Пустой пляж с давно остывшим очагом встретил тишиной и безмятежностью. А пещера - запиской.
   'Бухта стала мне домом, но я вынужден покинуть ее. За выступом в море, среди валунов привязана лодка. Я делал ее, чтобы скоротать время, пока ты бывала дома. Она твоя.
   Хочу, чтобы ты знала, Дайон: ты спасла меня не только тогда, когда море прибило меня к берегу - ты спасала меня каждый день, пока была рядом. Это было лучшее из того, что случалось со мной. Но я должен двигаться дальше и строить свою жизнь'
   И все.
   Все поплыло перед глазами. Он бросил ее. Тогда, в своем эгоизме Дайон искренне верила в то, что Раф действительно БРОСИЛ ее. Оставил одну. Предал. Скрутилась у кромки воды, лежала на боку, отрекаясь от всех и всего, отрекаясь от богов в своей преданности. Думала, насколько трусливым нужно быть, чтобы не осмелиться сказать, глядя в глаза, а доверить расставание бумаге?
  
   Сейчас же, глядя на пустую урну, в которой похоронила память о Рафе, Дайон понимала, что он не мог поступить иначе. Что держало его, взрослого мужчину в бухте? Мелкая соплячка, которая из-за самолюбования и эгоизма не замечала простых вещей? Не замечала и даже не думала о том, что другой человек, пусть и друг - это не игрушка. Что у него должна, просто обязана быть своя жизнь, потребности, надежды и цели, которые он хотел бы достигнуть. Что ему тоже нужна свобода.
   Сейчас медленно, но верно до девушки доходило, что она многое могла бы изменить: довериться отцу и убедить его, что Раф - хороший человек. Возможно, подыскать ему место на вилле, выпросить у отца должность для него. В конце концов, отплатить ему нормальной жизнью, а не изоляцией от других людей без полноты жизни.
   Сейчас она многое сделала бы по-другому. Сейчас. Но не тогда. Дайон в сердцах и злости на себя схватила урну и швырнула ее об скалу. Сквозь слезы посмотрела, как осыпаются осколки. В последний раз окинула взглядом тихий пляж, на котором не была уже семь месяцев и, не оглядываясь, пошла к ущелью: солдаты отца наверняка уже приметили ее долгое отсутствие и чего доброго начнут искать ее, а не найдя, помчатся на виллу за отцом.
  
   ***
  
   Дайон провела на пляже еще четыре дня. Освободив разум от тяжелых мыслей, смирившись с предстоящей свадьбой и, более-менее успокоив себя, девушка в последний раз легла спать под открытым небом. Низко висящие звезды спокойно и холодно перемигивались прямо над головой. Смотрели на нее своими яркими, но безразличными глазами. Повернувшись на бок, Дайон постаралась не думать о будущем. Даже о завтрашнем дне не хотела размышлять, искренне желая, чтобы утро никогда не наступило.
  
   Но утро наступило. И разбудило девушку диким грохотом. Таким, что содрогнулось все ее существо. Дайон в страхе вскинулась на ноги. Плохо соображая после резко прерванного сна, стала карабкаться на склон. Песок осыпался, мелкие камни выскальзывали из-под ног, а грохот становился все оглушительнее, ритмично повторяясь снова и снова.
   Перепуганные солдаты, всматриваясь в море, немо тыкали вдаль пальцами. Подбежав к ним, Дайон посмотрела в указанном направлении и ахнула - в предрассветной дымке, застилавшей залив, показался корабль. Потом еще один, и еще. Их было много, больших, быстро скользящих, словно они летели над водой. Некоторые, вошедшие в порт, разворачивались бортами к суше. И Дайон явственно видела, как пологие бока кораблей вспыхивали ярко-желтыми огнями. После чего раздавался оглушающий гром, усиливавшийся эхом спящего залива.
   Прибывшая флотилия не была торговой. Это были военные корабли.
   И сейчас они обстреливали порт!
  
   Глава 7
  
   Домой! - Мысль плетью подстегнула замершее в потрясении тело. Подскочила к Кирку. Конь, испуганный залпами, ржал и, нервно прядя ушами, приседал на задние ноги. Схватившись за гриву, Дайон вскочила ему на спину. Забытое седло и сбруя так и остались лежать на земле. Не дожидаясь замешкавшихся охранников, седлавших своих лошадей, рванула в сторону зеленых холмов и еще не проснувшегося города.
   Скакала вдоль берега - так было быстрее. Каждый раз, вздрагивая при очередном залпе, пригибалась к холке коня. Сердце билось, как птица в клетке. В тщетных попытках выпорхнуть, когда предчувствует свою гибель.
   Это ошибка. Просто нелепость. - Думала Дайон, глядя, как неотвратимо порт превращается в руины, как горят доки и склады. Как пришвартованные торговые суда и тяжелые галеоны быстро разлетаются вспыхнувшими обломками, что все еще продолжают гореть, даже на воде. Смотрела на белоснежные, а теперь оборванные и посеченные картечью паруса и отказывалась принимать происходящее, что так сильно отличалось от всего, виденного ранее. Как недавно, еще вчера всем своим существом отказывалась принять такую детскую, такую мелочную проблему как свадьба с восточным царевичем.
   По сравнению с тем, что происходило сейчас, ее вчерашние невзгоды казались плевком, шипящим на горячих камнях, соринкой, что плавает в мутной луже, но ни как ни тем вселенским горем и эпическим концом ее жизни и свободы, как ей представлялась еще накануне.
   Дайон видела, как на пристань выбегают солдаты. Но что они могли, эти маленькие отряды городской стражи против многочисленной флотилии? Видя, как плотный свистящий залп стрел молниеносно скосил сразу пол взвода, девушка всхлипнула и закрыла глаза.
   Вот он, конец...
   А не ее эгоистичные проблемы...
   Городу четырех холмов хватило бы и одного десятка галеонов, чтобы посеять смятение и даже панику своим внезапным нападением. Но кто-то явно хотел не просто показать мощь, но истребить, уничтожить, заставить Архипелаг захлебнуться в морской пучине!
   Дайон вгляделась во флаги на мачтах - и сердце оборвалось. Сквозь утренний туман и густой дым залпов она с трудом, но все же различила желтый полумесяц на серебряно-алом фоне.
   Нет! Не может быть! Как же так? В голове уже давно все смешалось, но Дайон ни за что в жизни не смогла бы не узнать символа восточного царства...
  
   Ветер нес удушающий дым, запах серы и селитры. Несясь галопом по тракту, девушка уже видела, как на холмах зарождается паника. А в промежутках между выстрелами слышала крики и конское ржание, что разносились от кварталов ниже по холму. Те, кто уже понял, что происходит, в спешке бросали дома и вместе с семьями устремлялись на север, чтобы во втором порту попасть на корабль и покинуть остров. Наивные, если бы они видели то, что сейчас видела Дайон!
   Флотилия разделилась на группы, и те начали медленно огибать Большой остров, чтобы перекрыть северный порт и тем самым отрезать возможный путь к отступлению. Но люди, не видя этого и, все еще надеясь на спасение, сами тащили близких в капкан.
   -Скорее, Кирк! - она никогда не понукала коня так яростно, как сейчас. Бедняга, роняя пену, летел стрелой, но в панике Дайон казалось, что она скачет слишком медленно. Растрепавшиеся косы тяжело били по взмокшей спине. А ткань многослойного платья крыльями хлопала сзади, пугая и без того напуганного коня еще больше. Вот тракт раздваивается, вот сторожки охраны у ворот. За ними парк, обнесенный высокой стеной и широкая аллея. А там за помпезной аркой - вилла. Едва девушка и два солдата подскакали к воротам, тяжелые створки тут же стали открываться.
   -Где ванн сиртингин?
   Начальник охраны, взмокший не смотря на отсутствие еще жары и раннее утро, в волнении отбросив церемонии, коротко доложил:
   -Ванн Варл вместе с несколькими телохранителями ускакал в Сиртрат. Сказал, что должен собрать совет, пока все не разбежались кто куда. Меня за старшего оставил.
   -Что уже сделано?
   -Людей вооружил, по периметру стен расставил и возле дома. Сейчас центральный вход укреплять будем.
   -Ванни Адалия?
   -В доме. Отдает распоряжения.
   -Как отец явиться ?- доложи!
   -Слушаюсь госпожа.
   Ворота тут же закрыли, обмотали цепями створки. Не жалея трудов садовников, Дайон поскакала прямо по парковым лужайкам, перелетая клумбы и декоративные рвы, чтобы максимально быстро оказаться дома.
   Вилла гудела, как улей. Слуги носились туда-сюда, составляя тяжелую мебель и сундуки близ дверей, баррикадируя окна. Зал для приемов и атрий превратились в бурлящий котел. Адалия сидела на скамье сиртингина и на удивление спокойно отдавала распоряжения, слушала об исполнении того или иного задания, хладнокровно встречала сообщения тех, кто был послан разузнать новости.
  Но всю ее хладнокровность как ветром сдуло, едва женщина увидела Дайон. Вскочив со скамьи, Адалия бросилась к дочери:
   -О, боги! Дайон! - она порывисто обняла девушку. - Отец сказал, что ты в вашей с ним бухте. Я так волновалась за тебя!
   Эмоции вырвались наружу, и женщина уже никак не могла сдержать нервного напряжения и переживаний: залилась слезами.
  -Мама, все в порядке. Со мной ничего не случилось. - Дайон отстранила от себя мать и улыбнулась как можно более ободряюще. - Все наладится, это какая-то ошибка.
  -Кто? Кто напал нас? И главное зачем? - Адалия не желая показывать людям страх, отвела дочь подальше, где колоны атрия утопали во вьющихся растениях и розах.
   -Отец все выяснит. Явно произошла какая-то чудовищная ошибка. Это ведь не может быть правдой... - Девушка на мгновение стушевалась, но его хватило, чтобы Адалия встрепенулась.
   -Что не может быть правдой? Что ты знаешь, Дайон?
   Она не хотела пугать мать, но правда ведь все равно всплыла бы:
  -На мачтах флаги восточного царя.
   -Но этого не может быть! - казалось, ноги перестали держать Адалию, и она прислонилась спиной к колонне. - Мы ведь давно заключили союз о ненападении, честно выполняли все условия. И твоя свадьба... она должна была...
   -Мама, я сама видела! Своими собственными глазами. И пусть боги лишат меня их, если это был не полумесяц на алом фоне. Это он, мама. Аббас пришел к нашим берегам!
  -Так... - Адалия нервно вдохнула, потом выдохнула, растерла шею, будто ей трудно дышать. - Ничего. У нас хороший порт. Укрепленный. Гавань не самая доступная для свободного маневрирования. Так что...
   -Мама, очнись! Порта больше нет!
   Адалия застыла, так и не докончив свою мысль.
   -У них десятки кораблей. Не торговых судов или галер. Нет - это боевые галеоны, мама. Пушки разгромили сторожевые башни и все в порту всего лишь за то время, что я добиралась домой! С холма было видно, как быстро они берут остров в кольцо, перекрывают все отступы. Нам больше некуда деваться.
   Адалия ошеломленно смотрела на дочь, и синие глаза темнели с каждым ее словом. Затем на некоторое мгновение зажмурилась и сжала ладонями голову. Принять такое трудно, еще труднее осознать, что возможности спастись нет. Нервно растерла лицо:
   - Надо успокоиться. Паника плохой советчик. Я думаю, что отец и члены Сиртрата найдут выход. Возможно, переговоры решат...
   -Какие переговоры?! Если бы Аббас хотел говорить, то не устраивал бы такой погром. Ты бы видела, во что превратился порт. Это что угодно, только не желание разговаривать. Так что оставь наивные мысли и собирайся! Надо уносить ноги отсюда.
   -Но твой отец...
   -Я позабочусь об этом. Поскачу в Сиртрат и уговорю его поехать домой. А ты пока собирай людей, пусть берут только самое необходимое: воду, еду, оружие.
   -Нет! Я никуда не отпущу тебя!
   -Мама, еще есть время. Пока царь громит побережье и пытается протиснуться через горящий порт здесь относительно безопасно. Но если будешь задерживать, времени останется мало. Твои переживания за меня никому не помогут. Вспомни, что случилось с предыдущим сиртингином юго-восточного округа и его семьей, когда Аббас пришел на Архипелаг в первый раз? Ты ЭТОГО хочешь?
   Адалия вновь заплакала, цепляясь за одежду дочери:
   -Я не могу отпустить... Если что-то случится...
   -Случится, если не отпустишь меня за отцом! Я возьму солдат. Тебе не о чем беспокоиться. К моменту как мы с папой вернемся, все должны быть готовы. - Дайон крепко обняла мать. - От наших с тобой действий, пусть и не совсем героических, зависят жизни людей. И ты, ванни Адалия, возьмешь себя в руки и сделаешь все для того, чтобы спасти как можно больше. Мы укроемся в бухте и попытаемся переждать тяжелые времена, сколько сможем. А потом придумаем что-нибудь. Все вместе.
   Если что-то... пойдет не так. - При этих словах Дайон мать нахмурилась. - Не волнуйся, я к слову! Вдруг мы задержимся или... В общем, телохранители отца знают дорогу. Они помогут тебе вывести людей, а мы потом присоединимся. Договорились?
   Адалия кивнула и разжала пальцы, что уже свело до ломоты. Казалось еще немного, и обрывки платья дочери останутся у нее в руках. Не веря своим глазам, женщина смотрела на Дайон.
   -Когда ты успела стать такой, моя девочка? Такой разумной и бесстрашной?
  -Когда сопротивлялась тому, чтобы стать истинной ванни, мама. - Дайон улыбнулась, но тут же тень набежала на ее лицо, и девушка, отвернувшись, помчалась из атрия к боковой лестнице. А оттуда - в коридор, ведущий к ее покоям.
  
  Глава 8
  
   В Сиртрате как никогда царило оживление. Даже не царило - безумствовало. Тревога висела в воздухе и казалась такой сильной, что ни суетливые передвижения слуг, приехавших сюда со своими господами, ни общий гомон и споры не могли развеять ее. В редкие моменты в зале совета воцарялась тишина, но лишь для того, чтобы через пару мгновений быть разрушенной чьим-то доводом или недовольством.
   Лысеющий ванн Скоги, чья резиденция находилась неподалеку от Сиртрата и превышала своими размерами чуть ли не рыночную площадь, досадливо морщился, когда оппоненты отвергали его казалось бы разумные доводы. Потому распаляясь все больше и смачивая уже давно пересохшее в спорах горло вином, Скоги упрямо настаивал на том, чтобы его выслушали до конца.
   Варл устало тер переносицу и пытался призвать всех к спокойствию. Он и сам не знал, как поступить: оборонять остров, да что там? - весь Архипелаг было нечем и некем. Фермеры в холмах, четыре сотни солдат. И то две из них неофициальные. Если еще прибавить охрану знати, рабов, и вольных мужчин, что способны держать оружие, может тысячи полторы и наберется. Но эта капля в море. И она не сможет защитить столько детей и женщин. И если они сейчас, сию же минуту что-нибудь не придумают, вражеское войско поглотит весь Архипелаг.
   Его призывы к спокойствию, не вносили больших корректировок в стоящий гул. Успокоившись на короткое время, члены совета вновь начинали перебивать друг друга и поднимать шум.
   Боги, дайте сил и мудрости! Подайте знак, как поступить! - Варл с трудом сдерживал гнев на себя за невозможность как-то здраво и по-умному подступиться к непростой ситуации. Но вот створки дверей распахнулись, и в зал вбежали те, кого с таким нетерпением ждали собравшиеся вот уже полчаса. Разведчики.
   -Корабли с востока, ванн сиртингин! Это Аббас! - Кто-то вскрикнул, и повисшей тишине это прозвучало слишком громко. - Восточный порт потерян. Северный заблокирован. Войска готовятся к высадке.
   - Когда ждать гостей?
   -Если будут задерживаться для разбоя в жилых кварталах, два-три часа у нас есть. Если нет - через час они возьмут Сиртрат.
   Тишина над длинным столом стала удушающей. Слуга, наливающий вино для Скоги дрогнул, и красная жидкость широкой струей плеснула из кувшина. На белой, шитой золотом скатерти расцвела неприглядная кровавая лужа. Варл похолодел - не такого знака он ждал от богов.
   -Зэрхат! - первым опомнился как раз-таки Скоги, смахивая с рукавов терпкие капли. - Какого дьявола ему нужно у наших берегов?
   -Гадать нет смысла. - Варл поднялся со своего места. - Нужно выслать парламентеров и узнать причину столь вероломного визита. И попытаться убедить его, что Архипелаг ничем не заслужил подобного.
   Сиртрат загудел снова.
   -Тише! - Айнон, меценат и общественник, тоже встал со своего места и обратился к Варлу. - Может мы чего-то не знаем, достопочтимый ванн сиртингин? Ты же обещал Аббасу свою дочь для царевича. Не этот ли союз должен был закрепить наши с материком отношения. Может, твоя гордячка Дайон, натворила чего-нибудь?
   И в самом обращении, и в тоне, с каким говорил Айнон, свозила не только недовольство, но и презрение. Вот уж редкостная гадюка, на груди пригретая. В столь тяжелый час нашел выскочка время показать свою черную душонку, бросаться упреками и гнилыми предположениями. Варл вскипел, но виду не подал. Стараясь погасить вспыхнувшую ярость, спокойно, но твердо произнес:
   -Обещал. Сам знаешь, мы два года готовили этот союз. Но ты был на приеме, как и все, здесь присутствующие. Причины отсутствия тогда царевича я не знаю, а строить сейчас бесполезных догадок не буду. Гораздо важнее рассмотреть те варианты, что помогут спасти людей и наши острова.
   -Варл прав! - Скоги смял, отодвигая от себя, промокший край скатерти и сложил руки на столе. - Не о том думаете, ванны. Согласно докладу, торговый порт уничтожен, а северный заблокирован. Гавань там длинная и узкая, и восточные суда вряд ли все скопом войдут в акваторию. Им придется по одному выстраиваться. Мы могли бы отбиваться, уничтожая их по-очереди. Развернуться кораблям никак, потому и обстрела не будет.
   -Но как отбиваться? Как? Если мы сами распустили армию, а боевые галеоны уже давно принадлежат гильдии купцов и превратились в торговые суда. Не это ли было основным условием для подписания мира с Аббасом?
   -Да, ублюдок не хотел проблем под боком, а теперь сам стал большой проблемой. - Скоги задумчиво крутил в руках пустой кубок.
   -Он всегда был таковой! - Варл заложил руки за спину и, обойдя стол, посмотрел на собравшихся. - Ванны, не забывайте, что восточного порта тоже нет. Считай та часть Большого острова у Аббаса лежит на блюдечке. Приходи и бери.
   -Что же остается?
   -Переговоры. - Сиртингин устало растер шею и посмотрел себе под ноги, явно принимая какое-то решение.
   -Все равно не могу понять, почему царь напал на нас? - Айнон продолжал задавать один и тот же вопрос, который сегодня интересовал не только его. - Это же все равно, что пойти в свои закрома и поджечь все, что там есть. Мы нужны ему. Спокойная, процветающая колония, обогащающая его, выполняющая все пункты договора... Что взбрело ему в голову?
   -Должна быть причина веская, раз он решил поступить так. Потому я уверен, что просто переговоры не устроят его. Вывесить парламентерский знак над Сиртратом! - Сиртингин выпрямил спину и спокойно встретил взгляды остальных. - Я сам пойду и выясню, в чем дело, и чего Аббас хочет.
   ***
  
   -Не пройдет и часа как сюда явятся парламентеры! - Гиллад подал подзорную трубу стоящему рядом с ним мужчине. Тот принял ее и с высоты своего роста вопросительно глянул на слугу. - Они вывесили флаги, господин. Мужчина поднес трубу к глазам. И, правда, над Сиртратом реял большой белый флаг с рассеченным лавровым венком - общеизвестный символ предложения переговоров. Такие же, только поменьше, были вывешены еще в нескольких местах. -Это им не поможет. - Мужчина сжал зубы и, остро всматриваясь с палубы в побережье и дымящиеся развалины порта, дал отмашку для высадки первых кораблей.
  
   Не щадя лошадь, Дайон неслась по широкому тракту вниз холма. И только когда дорога запетляла и стала уже, сжатая с обеих сторон живыми изгородями, а затем и сетью жилых кварталов, снизила скорость. Охрана не отставала, по пятам преследуя госпожу. До Сиртрата оставалось совсем немного: только спуститься по крутой дороге и въехать в город. Там по мощеным улицам до центральной площади - и все: они на месте.
   Да только проблема заключалась в том, что эти самые улицы были уже давно запружены повозками и людьми. Отовсюду выкрики, гомон. Вид людского потока еще больше подстегивал внутреннюю панику. Именно эти толпы дали окончательно понять, что все - пришла не просто беда, а беда огромная, страшная. Ее понимание и отражение плескалось в глазах всех, кого Дайон видела. В глазах взрослых, напуганных детей, даже в глазах животных, что с натугой тянули возы с пожитками и шарахались в стороны при залпах и криках.
   -Вернитесь в дома! - пыталась кричать Дайон. - Вы не сможете покинуть остров! Северный порт перекрыт!
   Но где было перекричать такой поток?
   -Предупредите людей! Всех, кто услышит! К порту нельзя!
   -Но госпожа...
   -Я в Сиртрат. Будьте на площади. Мы найдем вас на обратном пути!
   Дайон пыталась раздвинуть толпу своей лошадью и объезжала более плотные скопления повозок, но все равно продвигалась к главному зданию города слишком медленно. А времени так мало.
   Охрана принялась разворачивать народ. Процесс потихоньку, но закрутился. Те, кто оказывался рядом и все-таки слышал предупреждение, с недоумением смотрели на солдат. Кто-то, не веря, усмехался, кто-то останавливался и начинал передавать новость. Но на него тут же напирали сзади и повозки, и люди, и затор становился все больше. Но были и такие, которым таки удалось внять призывам стражи. Потому, объезжая площадь под арочными сводами высоких колон храмов Сивеи и Воруса, Дайон с некоторой долей облегчения увидела, что некоторые разворачивают свои обозы и пытаются покинуть площадь. Она надеялась, что людям хватит благоразумия прислушаться и попытаться укрыться, а не стремиться к северному порту, откуда дороги назад уже не будет...
   У крыльца Сиртрата и прямо на ступенях стоял целый взвод около тридцати солдат. Еще приблизительно столько же обнаружились за высокими коваными дверями. Дальше Дайон не прошла. Вернее не удалось. А затем оказалось и без надобности. После того, как объяснила солдатам, кто она и зачем здесь, оказалась внутри широкого на колоннах привхода. Вторая группа вояк была уже не такой сговорчивой. И дальше девушку пропускать отказались, сославшись на закрытую форму совета. Но один из воинов, не особо дружелюбно толкавших ее к выходу из Сиртрата, обмолвился, что сиртингин приказал объявить военное положение, а сам с ротой отправился на восточную пристань.
   -Когда? - Дайон похолодела и, забывшись, схватила солдата за рукав. - Когда он уехал?
   -Полчаса назад. - Воин недовольно вырвал руку, явно не поняв, кто перед ним. - Поехал по нижней дороге. Шла б ты домой. На улицах не безопасно сейчас.
   Рассеянно кивнув, Дайон взглядом нашла свою лошадь. Вскочив в седло, с гиканьем понеслась снова на запруженную народом площадь. С криками врезалась в толпу, прося, чтобы народ расступиться. Страх застелил глаза, тугим узлом в животе билось предчувствие, а в голове стучала только одна мысль:
   Опоздала! Отцу нельзя на пристань!
  
   Глава 9
  
   Когда-то давно, когда восточного порта не существовало как такового с холмистой стороны острова был большой сухой док для кораблей. Закрытый от ветров, с высокими волнорезами он был удобным и тихим местом не только для ремонта, но и строительства. Дно его было покрыто широкими плитами из известняка. Что позволяло даже во времена сильных приливов в повозках - на худой конец в лодках - доставлять сюда строительный материал.
   Но затем во времена одного из землетрясений, док был разрушен, несколько маленьких островов, отделяющих его от открытого моря, ушли глубоко под воду, сделав восточную акваторию настолько просторной, что превратили ее в широкий залив. Грех было не воспользоваться этим и не устроить хорошую гавань, в которую мог бы войти не один десяток кораблей.
   По привычке порт все равно делился на две смысловые части: одна для стоянки, другая для ремонта и строительства. Когда северные племена, суровые и в шкурах, стали проявлять к Архипелагу нездоровый интерес, строиться стали не только торговые суда. Теперь в гавани наготове всегда стояли тяжелые боевые корабли. Пушки отливались лучшими мастерами, а ядра забивались настолько убойной начинкой, что никакие северные племена были не страшны.
   Осмелев, тогдашний владыка и сам стал проявлять интерес к чужим землям и как-то совершенно естественно вскоре обзавелся парой колоний на севере. Не то, чтоб они были уж очень прибыльными. Но статус завоевателя тешил самолюбие правителя и сподвигал на новые стремления и планы. Кроме того, Север снабжал Архипелаг мехами, костью и - чего скрывать - рабами.
   Угрюмые северяне были хоть и излишне свободолюбивы, работниками слыли отличными. При хорошем отношении годились и для тяжелой работы, потому что не были такими изнеженными, как жители Архипелага. Высокие, статные, сильные. А женщины не в пример привычной южной красоте, отличались неординарной внешностью, белой, будто нетронутой солнцем кожей и светлыми волосами.
   Ехавший на лошади Варл, невольно улыбнулся вспомнив, как впервые встретил свою Адалию. Странным и страшным образом свела их судьба. Будучи уроженкой правящего рода, его жена волею богов и по результату вражды между кланами стала живым товаром. И как многие задолго до нее со своими историями, Адалия тоже протестовала против судьбы, потеряла все и всех в междоусобицах и была продана в рабство собственными земляками.
   После того, как рабыня вошла в его дом хозяйкой, Варл издал жесткий указ об отмене торговли. И если кто-то попадался на подобном деле, кара следовала незамедлительная и безжалостная. Правда в том, что никогда не поймешь беды, пока не окажешься в ней сам...
   Порт давал им много: знания, прибыль, новости, отношения. Теперь речь о них не идет, но Варл искренне верил, что может все исправить. И совершенно был убежден в том, что какие бы ни были причины у Аббаса нарушить мирные договоренности, они не должны оправдывать те жертвы, которые Архипелаг уже понес. В любом случае, нужно положить конец разрушениям и недопониманию. И именно он, кого возвел на управление сам царь, обязан был выйти к нему и уладить ситуацию.
   -Ты глупец! - кричал Скоги в попытках вразумить Варла. - А если ты падешь в своих попытках что-то доказать? Если у тебя не получится? Кто будет держать совет и Сиртрат?
   -Хочешь, иди сам. Сам возглавляй парламентеров! - Скоги осекся.
   К такому повороту хитрый толстяк был не готов.
   Боги, какие же трусы меня окружают. - Варл понимал, что сам поступает не совсем храбро, скорее уж опрометчиво и необдуманно. Но по-другому поступить не мог. За ним не просто город. За ним живые люди. Его семья. И в большем то Скоги был прав. Но, не имея оборонительной силы, сиртингин не мог найти другого выхода, кроме как дипломатического разговора.
   Сейчас, оглядываясь на скакавших рядом с ним солдат, он пожалел, что взял так много. И не потому, что большое количество воинов изначально вызвало бы протест со стороны Аббаса и агрессию. Нет. Он волновался теперь, что если случится нечто, выходящее из-под контроля, пострадают и все они. Те, кто сейчас храбрится, следует за ним, не отступая, возможно зная в душе, что все напрасно. Почти за каждым из них тоже семья.
   Варл сжал зубы. Не нужно позволять мрачным мыслям и сомнениям точить поставленные цели и убежденности. Раскисать нельзя. Возможно, сейчас все решится, и уже вечером они вместе с Аббасом будут обсуждать, как помочь городу восстановиться после столь чудовищного происшествия. Дай то боги, так и будет.
   ***
  
   Дайон подгоняла взмыленную лошадь. Верхняя дорога была более крутой и длинной, но пробиться к нижней через толпы горожан у девушки не получилось. Зато отсюда хорошо была видна развороченная ядрами пристань и разбитая сторожевая башня, игравшая роль маяка по совместительству. Вот с кораблей противника спустили шлюпки. И войска слаженно заполнили их. Лавируя между обломками и остовами подтопленных галер, доставили солдат на пирс, где они выстроились ровными группами. Затем повернули к кораблям, чтобы забрать очередной отряд. Дайон ничего не понимала ни в военном деле, ни в построениях, но организованность и уверенность маневров, которую она видела отсюда с дороги, сейчас не внушала восхищения или уважения - только страх. Ведь также уверенно и спокойно войска сейчас войдут в город, в каждый дом...
   Здесь на пологом хребте холма уже открывался вид на нижнюю дорогу, значит до пересечения с ней недалеко. Значит, она еще успеет перехватить отца. Успеет...
   Нет! Не успела. Все оборвалось внутри. Группа из пятидесяти всадников во главе с сиртингином выехала на широкий тракт у подножия холма и понеслась по нему вдоль кромки моря к пристани. Белый Плащ Варла развевался, словно знамя над Сиртратом...
   -Отец! - Дайон ударила лошадь шпорами, и бедное животное, устало заржав, рванулось вперед. - Вернись. Не надо!
   Возможно, он был прав в своем желании уладить дело мирным путем, поговорив и разобравшись. И возможно это сработало бы. Но Дайон своими глазами видела безжалостный обстрел солдат всего пару часов назад. И была уверена, что переговоры бесполезны. Бессмысленны перед той жестокостью и злобой, с которой неприятель подошел к их берегам.
   Вот уже до пирса осталось совсем немного. Вот войска на нем сменили позиции, выстроившись в букву 'п' и перегородили выход к морю. Сейчас капкан, в который отец идет добровольно захлопнется!
   Дайон казалось, она видит сон, страшный и реальный. Когда тело ватное, а ты двигаешься в нем, словно по грудь в воде. И хочется, бежать быстрее, кричать громче, но эта вода будто становится вязкой, тягучей. И горло перехватывает в хрип, и ты обездвижен и можешь только наблюдать...
  
   ***
  
   Копыта бойко застучали по каменным плитам пирса. После песчаного тракта этот звук казался неестественно громким. Таким же, как и стук его сердца при взгляде на трупы расстрелянных солдат, что кучей были свалены у парапета. Взмахом руки, Варл остановил отряд. Оглядел выстроившихся в ровные непоколебимые шеренги восточные войска. Он знал это еще не все, и если сейчас как глава Архипелага он не сможет что-нибудь сделать, этих шеренг станет в десятки, а то и в сотню раз больше.
   -Я ванн Варл, правитель города четырех холмов, сиртингин юго-восточного округа и глава Сиртрата. Явился сюда парламентером и заявляю о желании говорить с царем Аббасом или его представителем.
   Несколько долгих мгновений ничего не происходило. Солдаты неприятеля, словно частокол стояли, не шелохнувшись. Но вот после негромкого приказа они расступились. И со стороны моря от пришвартованной у пирса ладьи по широким ступеням поднялся... нет, не Аббас. И даже не его посол, представитель или парламентер.
   Ветер раздул его коричневый плащ, когда совсем еще молодой мужчина остановился напротив сиртингина и расправил плечи. Подхватил несколько длинных жгуче-черных прядей волос, что рассыпались по плечам из-под кожаного превосходно сработанного шлема. Пронзительные глаза цвета стали смотрели холодно и спокойно из-под темных вразлет бровей.
   -Аласкар? - Варл не мог скрыть удивления. Нога царевича еще никогда не ступала на берега Архипелага. Варл видел его несколько раз, но всегда на материке, когда ездил туда по делам. Сиртингин спешился и, хоть это ему стоило больших внутренних сил, поклонился. Стараясь, чтобы в голосе не сквозил гнев, произнес:
   -Приветствую тебя, Аласкар, сын царя моего. И прошу о великодушном снисхождении - возможности узнать, по какой причине ты пришел сюда со столь разрушительной силой? Почему напал на берега Архипелага, что всегда был верен востоку и исправно выполнял все условия мира?
   Вместо ответа царевич слегка кивнул головой своим солдатом, и первая шеренга, слаженно и быстро перестроившись, окружила ванна и его воинов. Ощетинилась копьями, направив их на парламентеров. Вторая - вздернула луки.
   -Что происходит, царевич? Если я в чем-то виновен, объясни мне. И покарай, если так уж нужно. Но не трогай моих людей!
   Аласкар приблизился. В глазах полыхала ярость, но голос был жаляще холодным, почти тихим. Но этого не менее угрожающим:
   -Тебя, твоих людей, Большой остров и все, что здесь вижу, я сотру в порошок и сдую с лица земли. Так, чтобы даже боги не вспомнили, а существовал ли Архипелаг вообще?
   По знаку царевича солдаты скрутили сиртингину руки и швырнули на плиты пирса. Охрана за спиной Варла заволновалась, но не совершила попыток помочь - острия копий красноречиво уперлись в шеи самым активным. Мужчина, не ожидавший подобного, будучи пораженным, первое время даже не пытался подняться. Но затем с трудом встал на колени и спросил:
   - Но за что? Колония всегда была верна твоему отцу, а я всегда хотел мира! Даже свою дочь был готов отдать тебе!
   -Зачем мне твоя дочь? - царевич презрительно усмехнулся, но волевые губы тут же подавили усмешку и побелели от гнева. - На востоке много дочерей. Зачем мне выкормыш предателя, что бьет в спину?
   -О чем ты? Боги свидетели, я не понимаю тебя!
   -Не понимаешь? - Аласкар нагнулся над мужчиной и глухо прорычал ему в лицо:
   -ТВОИ ЛЮДИ! УБИЛИ! МОЕГО ОТЦА!
   Потрясенный Варл вздрогнул:
   -Не может такого быть! Это ошибка!
   -Одна из твоих ошибок сгниет в темнице моего дворца, проклиная каждый миг своей жизни. Другая, к моему сожалению, отделалась слишком легко и была разодрана на площади скорбящими подданными моего царя!
   Коричневый, подбитый серебром плащ, взметнулся, когда Аласкар не говоря больше ни слова, развернулся и зашагал прочь с пирса.
  
   ***
  
   Дайон не спешилась даже. Сквозь туман в голове не поняла, что просто съехала, свалилась с лошади. Скуля и сжимая голову руками, смотрела, как падают скошенные стрелами солдаты. Завыла в голос, когда осознала, что в месиве происходящего больше не видит отца. Упав в траву, не замечала, что кричит и уже не слышит собственного голоса.
  
   А внизу, стоя в большой ладье, качающейся на волнах, восточный царевич подумал, что ему послышалось. И еще некоторое время всматривался туда, где на вершине холма топталась одинокая лошадь...
  
  
   Глава 10
  
   Северный порт, когда-то призванный защищать Большой остров, сердце Архипелага действительно был мощным оборонительным сооружением. Вход в бухту до сих пор огорожен мощным морским молом шириной восемь метров и длиной около семи ста. Основанием ему служат скальные придонные породы. А наверху с двух сторон стоят квадратные сторожевые башни.
   В середине мола есть небольшой проход для кораблей. Этот вход в гавань был сделан по примеру ворот древних крепостей. С двух сторон он ограничен направляющими дамбами длиной под сто метров. Если вражеский корабль вошел бы в этот узкий ход, он сразу бы оказался под обстрелом защитников города с двух сторон и вряд ли смог бы пробраться в гавань. Но восточные корабли, даже не смотря на отсутствие у Архипелага оборонительных сил не стали соваться внутрь, а грамотно расположившись на входе, просто перекрыли его: выстроились плотным рядом, выставив вперед свои окованные медью носы-тараны.
   Пару сотен человек все-таки заняли оборонительные позиции, но что могли сделать стрелы против мощной флотилии? Несколько пушек, оставшихся еще со времен подписания договора и спрятанных до поры до времени были установлены и развернуты в сторону неприятеля. Но молчали: защитники не хотели провоцировать противника на нанесение еще больших разрушений.
   Дайон со злостью, что переборола горе, смотрела на то, как враг по- хозяйски располагается на позициях в северном порту. Все это она видела, окаменелая, застывшая. Ветер трепал выбившиеся из кос волосы и студил горячие щеки. Она все еще всхлипывала, но это не было потворством переживаниям - эмоциям все еще нужен был выход. Дайон лишь прокричала те, что душили камнем у горла, а остальные пустила внутрь, в сердце. Спрятала там. И теперь каждый вдох был тяжелее предыдущего, а ощущения под левой ключицей все больше причиняли боль.
   Отвернулась и зашагала туда, где лошадь мирно щипала траву, неловко поймала поводья и вскарабкалась в седло. Руки и ноги дрожали - сейчас им не было веры. Как и тому напускному спокойствию, с которым девушка смотрела вперед. Она не знала, что делать дальше...
   Основная задача была провалена. Она, ничтожная, ничего не смогла сделать. Не спасла отца. А теперь как сказать? Как теперь сказать маме?
   Понукая животное, вновь выехала на дорогу. Хорошо, что сиртингин любил уединение, и вилла была выстроена подальше от центра и шумных площадей, от рынка и Сиртрата. Ведь именно туда сейчас направит свои войска Аббас.
   Боги! Вы злы и жестоки, раз допускаете такое! - Дайон до боли сжала кулак и погрозила им в небо. - Отрекаюсь! Во второй раз уже отрекаюсь от вас!
   Она ненавидела и богов за безразличие к детям своим, и Аббаса, что по-волчьи выгрызает чужие жизни, и себя за слабость и бесполезность. Хотелось просто сесть, прислониться к чему-нибудь спиной и закрыть глаза. Почувствовать, а главное понять и принять, что ничего из произошедшего не случилось. Что есть возможность просто забыть все, затем открыть глаза и начать все заново. Но ведь так не бывает. Зэрхат! Ведь не бывает так!
   Понимала, что стала вялой, неспособной рассуждать куклой. Что растеряла остатки самообладания, злости, воли к сопротивлению, и только мысли о матери все еще держали ее на поверхности реальности. Дайон искренне надеялась, что прошло достаточно времени, и Адалия наверняка уже отдала приказ отцовским телохранителям уводить людей.
   И правда, к тому моменту, как девушка приехала домой, вилла была пуста. Ни охраны у ворот, ни слуг. Лишь перетоптанные тут и там клумбы, да черепки разбитых в спешке кувшинов говорили о том, что совсем недавно здесь было многолюдно. Что народ разом и быстро покинул это место.
   Медленно, словно во сне касаясь ладонью перил, понуро поднялась наверх. Ноги, будто деревянные колодки, непослушно мерили широкие ступени, а потом и привычные повороты коридоров, проходили через анфилады богато убранных комнат. Дайон горько усмехнулась: хоть и росла здесь всю жизнь, но не считала красивую виллу своим домом, не была привязана к ней, как к чему-то родному. Скорее это было чем-то, призванным ограждать ее и все время держать в поле зрения родителей. Но теперь при мысли о том, что кто-то придет разрушать это, топтать своими сапожищами, рвать, жечь - становилось больно.
   Зачем она бродит здесь по пустому дому? Дайон не знала. Видимо, нужно было собраться с силами, с мыслями, прежде чем...
   -Мама? - девушка остолбенела. - Что ты здесь делаешь?
  К такому повороту Дайон оказалась не готова. Адалия сидела у входа на широкую террасу, ту самую, на которой метался Варл, ожидая появления на свет своего ребенка.
  -Ты должна быть с остальными!
   Женщина вскочила со скамьи:
   -Я не могла покинуть виллу, не дождавшись вас. Я вся извелась, Дайон. Где отец?
   Вопрос застал врасплох.
   -Где он?
   Остолбенела, не зная, как поступить. Но уже мгновением позже прочистила горло и сказала:
   -Отец будет позже. Не беспокойся, время еще есть - он догонит нас.
   А сама, пряча глаза и отворачиваясь, давила хрипоту в голосе, что вот-вот была готова пролиться слезами.
   - Нам нужно торопиться. Лошадей брать не будем - я проведу тебя к бухте коротким путем.
   Через несколько минуть мать и дочь уже второпях шли по парку. Адалия посмотрела сквозь аллеи, глянула вниз, туда, где в сочной зелени холма всегда белели виллы соседей. Где среди кипарисовых рощ и высоких платанов жили ее знакомые и друзья, и... зажала себе ладонью рот, чтобы не закричать - черный дым, вязко закручиваясь огромными кольцами, вился между деревьев. А ближе к верхушкам - рассеивался неприглядно-сизой дымкой, что таяла, уносимая морским бризом.
   -Скорее мама. Они уже близко! - Дайон схватила мать за руку и, путаясь в платье, потащила ее к водопаду.
   -Куда мы?
   -Доверься мне.
   Дайон первая вскарабкалась на каменный уступ за статуями, раздвинула руками папоротники и вьюны и зашла за толщу воды. Адалия последовала за дочерью и через пару мгновений оказалась под влажными сводами тоннеля. Удивленная смотрела, как Дайон, ни слова ни говоря, привычно зажигает маленький факел. Словно уже делала это не один раз.
   Девушка снова взяла мать за руку и повела под толстыми потолочными балками.
  -Что это за место?
   -Честно говоря, я не знаю, откуда взялся этот ход. Но он здесь давно, это точно.
   -Как ты нашла его? - Голос женщины звучал глухо в спертом пространстве подземелья.
   - Случайно наткнулась в лесу... Когда гуляла.
   -Дайон? - Адалия притормозила, и девушка вынуждена была остановиться и взглянуть на мать. - Он ведь не придет? Твой отец?
   Лгать дальше было бессмысленно. Дайон опустила глаза и, сжав зубы, отрицательно покачала головой. Сказать хоть что-то не смогла. Как и встретиться с синим потемневшим взглядом. Адалия кивнула, судорожно вздохнув, выпрямилась, подхватила подол и решительно зашагала дальше. Каждый принимает горе по-своему, и Дайон поразилась той стойкости, с которой мать восприняла случившееся. А может, просто еще не дошло.
   Несколько поворотов, потом немного в гору - каменные стены сухо и ломко отражали звуки быстрых шагов. Факел чадил и плевался искрами, и тени беглянок причудливо метались под мрачными сводами. Когда оказались в колодце, Дайон обвязалась закрепленной веревкой и, упираясь ногами в каменную кладку, уверенно и быстро стала подниматься наверх. Там, выбравшись из лаза, сбросила веревку матери.
   Адалия, не привычная к чему-то подобному, сразу ободрала колени и локти. Подъем дался ей нелегко: женщина постоянно оскальзывалась. Веревка то и дело срывалась из рук Дайон, и все приходилось начинать сначала. Тянуть и тянуть. Но вот все закончилось. Взмокшая Адалия повалилась в заросли дикого нута. А Дайон, оторвав от подола полоску ткани, тайком перетянула стертые в кровь ладони.
   Дальше немного лесом, по едва заметной тропе, среди потревоженной птичьей разноголосицы. По жидкому подлеску и каменистой насыпи. Оставалось лишь спуститься по крутому склону. И тут Дайон замерла от увиденного. Часть широкого пляжа папиной бухты, что виднелась отсюда, была сплошь забита людьми и пожитками. Кто-то наспех сооружал навесы, кто-то собирал хворост. Женщины и дети проводили ревизию припасов.
   -Все хорошо. - Мысли как-то разом посветлели, и появилось некое подобие облегчения. - Все здесь и даже успели сносно расположиться.
   -Дайон, - Адалия тоже оценила обстановку, а затем подошла ближе к дочери. - Все, что я делала, я делала неправильно. Пыталась воспитывать тебя под себя, под запросы общества, чтобы...
   -Мама, - Дайон слишком устала и, даже понимая, что матери нужно хоть как-то выговориться, все же прервала ее. - Ты всегда хотела мне только добра, потому все правильно делала. Как и любая мать. Просто я по-другому смотрела на вещи и не хотела быть частью того, чем должна была стать.
  -Как оказалось, я многого не знаю о тебе, милая. Но то, что я вижу, мне очень нравится. И я... горжусь тобой. Тем, какая ты! И отец бы гордился.
  -Знаю. Я все знаю. - Дайон обняла мать.
  
   ***
  
   Шесть дней прошли в тревожном ожидании. Надеясь на то, что пришедшим на Большой остров вскоре надоест чинить беспредел, и они уплывут восвояси, люди терпеливо ждали окончания осады. Как таковой она даже не была. Восточные войска просто пришли, как к себе домой, взяли что хотели, что хотели, сделали. Теперь, небось, пируют где-нибудь в стенах Сиртрата, потешаясь над пленными членами совета.
   Дайон старалась не думать об этом. Голова и так была занята слишком многими вещами. Охрана отца все это время стояла в дозорах у валунов, что уходили в море и в лесу. Несколько человек были посланы наблюдать за подступами к тракту и лесу. Костров на пляже никто не разжигал из опасения, что дым выдаст их местонахождение.
   Пришлось открыть проход во вторую бухту. Все-таки там была вода и пещера, в которой совместными усилиями устроили детей. Мужчины ловили в запруде рыбу, чтобы завялить ее тут же на кольях, воткнутых в песок. Женщины занимались распределением пайков.
   -Сколько мы так просидим здесь? - Один из телохранителей отца, отвел Дайон в сторону и, глядя, как Адалия рассказывает детям легенды северного моря, добавил:
   - Может, есть смысл вернуться на виллу? Забаррикадируемся, как следует. Если надо, дадим бой.
   Дайон заставила себя не злиться, но понимала, что в чем-то воин прав. Скоро закончится еда. А как скоро с острова уберется Аббас - не известно.
   -Здесь мы в безопасности. По крайней мере, до тех пор, пока они не нашли бухту. Кто знает, возможно, никогда не найдут. С моря увидишь, только если знаешь, куда смотреть. А с другой стороны стоят дозоры. По сигналу все переберемся за скалу и отсидимся в пещере. Хода туда не видно - так что шанс есть. А оказавшись на вилле, мы просто официально заявим: приходите в гости. И бой дать не получиться - обложат со всех сторон и подожгут.
   -Резонно, госпожа. - Солдат почесал потный затылок. - Но порции взрослых и так урезаются, чтобы полноценно ели дети. Припасов осталось на пару дней, не больше.
   - А кто сказал, что нельзя достать еще? - девушка хитро улыбнулась, и воин вернул ей улыбку, тут же поняв, к чему она клонит.
   - Эй! - Кликнул еще несколько солдат из охраны. Кажется, они несли вахту у ворот на виллу.
   Дайон кивнула, когда те подошли. А начальник торопливо изложил:
   - Значит, план таков. Сейчас берем мешки и пробираемся домой. Оцениваем обстановку и берем только самое-самое и побольше. В идеале на скотном дворе можно прихватить козу или две - детям нужно молоко.
   Адалия видя, что происходит что-то, не поддающиеся ее контролю, подошла и поинтересовалась, по какому поводу сборы. На что телохранитель лучезарно улыбнулся и, отвлекая ее разговорами, дал возможность Дайон потихоньку отойти и собрать все необходимое.
   У матери и так полно причин для беспокойства, ей даже мужа оплакать некогда. К чему добавлять еще больше волнений? А люди недолго протянут без еды. С полным желудком и беды воспринимаются по-другому. - Рассудив таким нехитрым способом, девушка оправдала потенциальный риск, какому сейчас подвергает себя и дала отмашку солдатам.
   Маленький отряд собрался около леса. Дальше уже до боли знакомым путем Дайон повела солдат по тропе к колодцу. Как все-таки хорошо, что когда-то она свалилась в него. Мрак тоннеля развеялся зажженными факелами, и уже знакомые чувства чего-то потаенного, только ей известного защекотали нервы, сметая тревогу и наполняя сердце привычными всплесками колких до приятности ощущений. Когда воздух в тоннеле сгустился от водяных паров, Дайон остановила отряд:
  -Перво-наперво нужно осмотреться.
   Подойдя к водяной стене, девушка высунулась наружу. Шагнув вперед, тут же присела за мраморным парапетом. Когда-то прекрасное, а теперь замызганное и рваное платье хорошо сливалось с зеленью. Знаками позвав охрану, попросила осмотреться.
   -В парке никого, по крайней мере, навскидку. Но то, что здесь побывала целая армия, сомневаться не приходится. Хорошо, что госпожа не видит этого. - Дайон высунулась из укрытия и, проследив за взглядом телохранителя, сдавленно вскрикнула.
   Начальник охраны зло оглядывал расколотые на куски статуи, разбитые чаши фонтанов и маленькие портики. Некогда ослепительно белые стены дома теперь трагически морщились трещинами и балками перекрытий. А уцелевшие кое-где окна раскрасились ареолами копоти и ошметками обгоревших занавесок.
   Под лопаткой заныло. Зажмурившись, Дайон прижалась к мрамору лбом. Сжала зубы. Твердая поверхность холодила кожу, заставляя мысли собираться в кучу. Впиваясь в парапет пальцами, заставляла себя дышать и не думать о том, что было бы, если бы они остались на вилле.
   -Госпожа, все вроде тихо. - Голос мужчины вернул к реальности. Не радостной и горькой, но реальности. И в ней были люди, которые зависили от того, что они смогут принести в бухту.
   -Если здесь нечем разжиться, пойдем вниз по холму. Может, соседям повезло больше. - Сама не верила в то, что говорила, но...
   -Куда собралась? - телохранитель отца положил свою лапищу на плечо, едва девушка попыталась подняться. - Здесь посиди, госпожа. Мы сами. Если что, одна отходи. Мы дорогу знаем.
  
  
   Глава 11
  
  
   Шестеро мужчин крадучись, будто воры и перебегая от укрытия к укрытию, продвигались к дому. Дайон с замирающим сердцем следила за ними и мысленно отмечала, как слаженно они действуют. Прячутся там, где спряталась бы сама.
   Явно никого в сожженном доме не было. Пожар давно отшумел, и оставаться восточным солдатам здесь после разгула попросту было не зачем. Но осторожность не помешает. Опрометчивые действия никогда не приводили к хорошему. Когда-то Раф долго и упорно выбивал из нее подобную дурь, и Дайон хорошо усвоила: лучше подумать десять раз, чем один раз сделать, не подумав.
   Усвоить то усвоила, но нрав и характер порой брали свое, и она не всегда поступала разумно. Но тогда ведь это были просто тренировки. А сейчас... Сейчас совсем другое: разодранная на куски и забрызганная кровавыми кляксами жизнь. Ее жизнь. Реальная. И пусть от нее осталось не так уж много, ошибок допускать нельзя.
   Воины давно миновали парадный вход и, обойдя дом по периметру слева, скрылись из виду. Явно решили зайти со стороны двора. Правильно: там хоз постройки и кухни. Если идти, то именно туда. Прислонилась спиной к парапету, обхватила руками колени и стала ждать.
   Взгляд скользнул по грязным лохмотьям - в них давно превратился подол когда-то нежно-зеленого платья. Ободранные ноги и ладони, грязные ногти, свалявшиеся волосы. Дайон горько усмехнулась: вот она красавица дочь сиртингина юго-восточного округа! Как нищенка пришла за куском хлеба и таится в собственном саду. Да, жизнь штука непростая, как оказалось. И петляет с такими виражами, что голова кругом. Сносит начисто все устоявшееся, в незыблемость чего всегда так твердо верила. Переворачивает все с ног на голову и насмехается с коварным любопытством: справишься?
   Справлюсь! - злость на обстоятельства не мешала размышлять. - Я Дайон! Мой отец ванн сиртингин! И я справлюсь!
   Девушка снова выглянула из укрытия, осмотрела пустой сад и парадный вход. Подвязав подол узлом, чтоб не мешал, побежала вслед за охраной. Мелкими перебежками от клумбы, к большим обломкам разбитых статуй, а оттуда к парадному входу.
   Широкий привход встретил отраженным от мрамора эхом. Закопченные колоны и пол, выложенный пестрой мозаикой, покрылись трещинами и подтеками позолоты. Обугленная мебель топорщилась сломанными ножками и подлокотниками, изрезанной черной обивкой. Фрески на потолке не узнавались от копоти. Смотрела на все с неким отстранением, будто видела страшный сон, и как это редко, но бывает в кошмарах, все-таки могла его контролировать. Потому не пускала к себе переживания, гася эмоции еще в зародыше, почти апатично рассматривая последствия действий восточных солдат.
   Побежала дальше к широкому входу в атрий. Странно, но здесь огонь пощадил почти все, да и разгрома особого не было. Тихо журчали фонтаны, пчелы безмятежно жужжали над кустистыми розами и миртом. Как раньше. Как всегда. Дайон сглотнула комок в горле и поспешила дальше: через атрий во внутренний двор.
   Доверять солдатом, безусловно, можно, но это мужчины. Возьмут еду, а об остальном и заботы нет. Хоз постройки и дома слуг оказались в целости. Видимо, всю свою злость и желание поживиться захватчики направили именно на хозяйские покои, минуя дворовые или попросту не дойдя до них.
   -Я где сказал быть? - девушка вздрогнула от раздавшегося голоса. Начальник охраны свирепо навис над ней. И как только подошел так неслышно? - Нужна не только еда. - Дайон опомнилась от испуга и расправила плечи. - Пойду, поброжу немного.
   -Далеко не броди, госпожа. Здесь собираемся. - Здоровенный мужчина снял с плеч туго набитый мешок и поставил у входа в кузницу. Вошел в нее и, прежде чем Дайон оказалась внутри первого попавшегося дома, услышала, как он орудует там, бренча неизвестно чем.
   Небольшой домик встретил льющимся из окна светом, уютом и красиво вышитыми драпировками. Дайон поспешила к хозяйским сундукам и, покопавшись в них немного, извлекла вполне приличную женскую одежду. Коротко оглянувшись на дверь, быстро скинула свои лохмотья и переоделась. Засунула в мешок еще пару вещей для матери и детскую одежду.
   Не уловила момент, когда часть ее девчачьей сути протянула руку к красивому, заботливо вырезанному гребню. Дайон на мгновение залюбовалась изяществом работы, но тут же опомнилась, одернула себя. Но отказаться от такой вещи как гребень для своих давно спутанных волос уже не смогла, потому засунула его в мешок. Туда же последовали лампады, масло для них, тонкое одеяло. Заглянув в чулан, прихватила сеть и два топора. Хотелось взять еще что-нибудь, но особо необходимого в маленьком помещении не обнаружилось. Потому выйдя из дома, тоже направилась к кузнице и поставила у входа свою поклажу.
   Через некоторое время пришел еще один из солдат и удрученно развел руками:
   -Все животные разбежались, амбар разворочен, но кое-что я добыл. - Хлопнул по тяжелому мешку. - Коптильня забита до отказа, так что можно еще ни один раз придти. А вот с погребами проблема. Эти скоты пробили все бочки! Земля аж красная вся.
   -Ничего, водички попьешь. - Его напарник оскалился в ухмылке и, почесав густую бороду, поставил увесистый мешок на землю. Кряхтя разогнулся и... тут же хватанул ртом воздух. Дайон вскрикнула от неожиданности, когда начальник охраны с силой толкнул ее в сторону кузницы. Зацепившись за порог, девушка буквально влетела в помещение, едва не разбив нос о наковальню. Оглянувшись через плечо, увидела, как бородатый, подхваченный другом, тяжело оседает на землю. А из его груди торчит толстое древко бронебойной стрелы.
   Зажала ладонями рот. Так близко она еще не видела... Никогда не видела, как гаснут глаза еще секунду назад живого человека. Зажала ладонями рот и тихо заскулила. Раздались крики, сначала смазано и смутно, будто под водой, но уже через пару мгновений остро резанули слух своим отчаянием, выводя из ступора и скованности. Быстро отползла за верстак и спряталась за чаном с маслом. Тело лихорадило, и мысли путались от такой внезапности. Не высовываясь, принялась шарить рукой по столу. Ладоням нужна была тяжесть. Желательно в виде меча или ножа. На столе одни заготовки. Зэрхат! Ну, хоть что-нибудь!
   Шарила пока, наконец, со стола, едва не оттяпав пол уха, не свалилось нечто более длинное, чем кинжал с добротной крестовиной. Она еще не была доделана, но сидела прочно и хорошо легла в руку. Судорожно сжав оружие, Дайон прислушалась к возне с наружи. Лязг стали, вскрики ругань были яркими свидетельствами тому, что вылезать из укрытия нельзя.
   Дайон огляделась. Три глухих стены. Крыша на столбах. Четвертый простенок открыт широким проемом, собственно дверью. Другого выхода из кузни нет. С тяжелым сердцем и отчаяньем девушка подумала, что выбраться к водопаду не удастся, и все закончится здесь. Но своенравность и безрассудство вечно толкали вперед. Даже сейчас, когда каждая жилка тряслась от страха, Дайон на четвереньках поползла к двери.
   Стража отбивалась, как могла. Двое из шести валялись на земле в лужах собственной крови. Вокруг остальных, сгрудившихся в кучу, прижавшихся друг к другу спинами, кружил с десяток восточных солдат и с гиканьем брал воинов в кольцо. И кольцо это неотвратимо сужалось. Довольные таким развлечением восточники беспечно махали мечами, издеваясь, накладывали стрелы на луки. Уверенные в своей удаче, отпускали грязные шутки. Девушку передернуло: и это войско Аббаса? Жалкие трусы, способные разве что нападать на тех, кто меньше количеством, да еще и потешаться над этим, славя свое преимущество?
   Гнусные твари! Жалкие мародеры! - Дайон с презрением хмыкнула. Глянула на свое оружие. Да, против длинного меча никак. Проще в рожу кому-нибудь плюнуть, чем отбиваться подобной игрушкой.
   Плана не было. Никакого. Разрывалась между желанием помочь и спастись самой. Взгляд лихорадочно бегал по углам, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь полезное. И тут наткнулся на чан. Чан с маслом! В волнении схватив трут, девушка высекла искру. Поджечь кусок ветоши было делом пары попыток. Зачерпнув целый ковш жидкости, Дайон снова подкралась к выходу и сходу плеснула ее на спины тех, кто был ближе. Следом швырнула горящую тряпку.
   Сначала никто даже не понял, что случилось, но в следующие мгновения сразу два захватчика вспыхнули, как сухой хворост и, объятые пламенем, понеслись с криками по двору. Отвлекая своих товарищей и натыкаясь на них в агонии боли, разорвали кольцо и внесли сумятицу в происходящее. У третьего загорелся плащ, четвертый тряс ногами в попытке погасить занявшиеся в огне штаны.
   Охрана времени не теряла, сыпля удары на растерявшегося противника. Дайон наверняка не вспомнила бы, как бросилась вперед и, яростно рыча, всадила свой не то нож, не то кинжал в бок замахнувшегося на нее солдата. Его меч не успел опуститься. Так и выпал плашмя из рук, но девушка уже не видела этого. Пришлось тут же уворачиваться от второго нападавшего, что с криками несся на нее.
   Мозг впал в ступор, но отчаяние заставило работать тело. Оно вспомнило. Резко и неотвратимо вспомнило то, чему училось столько времени. Все то, что вместе с болью вколачивал в него Раф. Рефлексы сработали безотказно. Уйдя с траектории удара, девушка перехватила оба запястья противника еще на замахе. Используя его собственную силу и инерцию, рывком развернула на себя, ударила коленом в пах. Солдат охнул, и это было последним действием в его жизни. Потому что тут же вырванный из ослабевших рук меч с силой опустился ему на шею.
   Видела, что телохранители отца успешно справляются с оставшимися. Порадовалась и подивилась себе, впервые в жизни не растерявшейся, а по- настоящему принесшей пользу. Приятное возбуждение погасило страх. Адреналин бурлил в крови, и разгоряченные мышцы требовали еще - нагрузки, активности, действий.
   Потому не сразу заметила, что где-то болит. Не сразу поняла, что мощный толчок в плечо в пылу потасовки оказался пущенной стрелой. А когда увидела, как все еще вибрирует древко, торчащее практически из груди, удивилась. Не веря, смотрела на расплывающееся пятно, что тут же тягучими яркими каплями потекло с руки.
   Почему-то подумала, что жаль добытое платье, попыталась сесть. Неуклюже плюхнулась на землю, потому что ноги вдруг стали ватными. Упрямо пыталась держать тело в сидячем положении и ухмыльнулась, видя, как начальник охраны с перекошенным полоумным лицом несется к ней через двор. Видимо что-то кричит, потому что комично раскрывает рот. Стало смешно и немного жалко его. Так старается...
  
  
   Глава 12
  
   Верхняя половина тела болела, будто все что там есть, отбито напрочь. Каждый вздох приносил страдания и лишь маленькую толику воздуха. Очень не хотелось открывать глаза, но и мириться с зелеными ядовитыми кругами, что периодически вспыхивали перед внутренним взором, тоже не хотелось. Потихоньку разлепить ссохшиеся, будто склеенные веки, оказалось делом нелегким. Тут же сквозь узкие щелки брызнул свет, отчего глаза заслезились. И так не сфокусированный взгляд поплыл еще больше, мельком увиденное застелилось дрожащей пеленой.
   Хотелось пить. И то ли она сказала об этом вслух, то ли мысли действительно материализуются, если очень захотеть, но в рот полилась жидкость. Терпкая и чуть теплая, оставляющая на небе и языке привкус ржавого железа. Фу, гадость! Несколько глотков отняли последние силы. Хотя еще мгновения назад казалось, что их много.
   Снова закрыла глаза. Вернее они сами закрылись, тяжело отгородив ее от реальности. Сознание на этот раз осталось на месте. Через шум в ушах и тяжелую пульсацию сердца слышала голоса и даже повседневную суматоху, что давно уже стала спутником ее нахождения в бухте. Даже рокот волн слегка касался слуха. Детская возня и азартные взвизги малышни в догонялках. Вот уж кто всегда беззаботен и в любой ситуации найдет, чем себя занять. Вот кому везде хорошо, когда рядом родители. И пока на лица взрослых не набежит тень тревоги и страха, дети ни за что на свете не перестанут быть беззаботными...
   Тихие голоса, в которых смутно узнавался мамин. Влажная холодная тряпка на лбу. Запахи еды, впрочем, сейчас провоцирующие на тошноту. Вроде все хорошо. Единственное, что очень беспокоило, так это вопрос: сколько времени она вот так вот отлеживается и убрался ли Аббас с Архипелага?
   -Мама...- глосс как у портового пропойцы. - Аббас?
   Тряпка со лба пропала, зато ее место заняли дрожащие мамины ладони. Дайон не видела, не слышала даже, но чувствовала, что женщина плачет.
   -Все хорошо. - Так хотелось успокоить ее. Снова открыла глаза, и на этот раз понадобилось немного времени, чтобы сосредоточить взгляд на матери. Та торопливо стерла слезы и облегченно улыбнулась.
   -Аббас еще здесь? - слова терлись о горло, как песок о ржавчину.
   -Здесь. Но, как оказалось, это не он, милая. - Адалия кивнула кому-то, и на мгновение солнечный свет померк. Это начальник охраны вошел в пещеру и заслонил вход широкими плечами.
   -Госпожа?
   -Расскажи, что узнал.
   Мужчина подошел ближе и опустился на колени перед лежанкой. Поправил ножны с мечом.
   -Мы ходили на разведку в город. Там говорят, что царь убит. И убит кем-то с Архипелага. А кровную месть теперь вершит его сын - твой жених, госпожа...
   Мысленно застонав, Дайон отвернулась. Недаром она когда-то хотела намотать кишки царевича на меч, недаром противилась свадьбе. Чтоб за такого зверя? За недоумка, что, не разобравшись, натворил такое? Да никогда!
   -Он еще здесь?
   -Да, госпожа. Но не волнуйся - припасы мы все-таки донесли. И некоторое время еще продержимся. - Помялся немного и добавил. - Я Квар, твой верный раб теперь. Спасла и ребят моих, и меня. И в огонь, и в воду за тобой пойду!
   Дайон ухмыльнулась без иронии:
   -В огне мы уже побывали. Давай без воды обойдемся.
   Охранник кивнул и, взглядом спросив у Адалии разрешения, вышел из пещеры.
   Через два дня Дайон села. Еще через день встала и, игнорируя протесты матери и темноту в глазах, стала потихоньку расхаживаться. Первое время пляж качался под ногами, одышка от слабости сводила с ума, но морской воздух, молодой организм и желание сопротивляться обстоятельствам делали свое дело. Рана уже не болела так сильно, лишь отдавалась колющей болью при неосторожном движении да потихоньку ныла, когда вечером на холмы опускался туман.
  
   ...А через неделю отряд восточных солдат, патрулирующих побережье на небольшой галере, обнаружил лодку, пристроенную у приморских валунов...
   ***
  
   Утро ясное и тихое. Только крики жадных чаек и неторопливый шелест волн. Спокойный и мощный, способный унять, укротить бушующие мысли, заставить по-другому воспринимать окружающее: не так остро, как приходится. Ведь все тленно и недолговечно в этом мире.
   Они словно говорят: ты - человек, всего лишь капля в океане бытия! А мы, мы будем всегда - катиться, шептать, буйствовать и разбиваться брызгами, чтобы снова возродиться и быть сильными или ласковыми. А тебя уже не будет. Никогда...
   Этот шелест рассказывает тысячи историй, подсмотренных на далеких берегах, принесенных впадающими реками или подслушанных за кормой кораблей и рыбацких лодок. Они видели многое: и прекрасных купальщиц, и тонущие корабли. Видели, как солнечные блики сверкают на мокрой коже людей и дельфинов, и как плывут по волнам траурные венки.
   Они могут рассказать и быль, и сказки. Но не сегодня. Сегодня рассказа не будет. Волны принесли кое-что другое... От ставшего на якорь галеона отплыли несколько шлюпок. Бесшумно под дымкой еще не вошедшего в силу утра, едва касаясь широкими веслами молочной воды, они, словно видения, обогнули выступающую в море скалу. Медленно качаясь на волнах, зашли в бухту, что так хорошо была скрыта от глаз. И если бы не обнаруженная вчера лодка да не пара разведчиков, вызвавшихся потихоньку проверить находку, белый пляж никто бы не нашел. А вместе с ним и людей, что сейчас беспечно спали под несколькими навесами и прямо на песке - под открытым небом.
   Солдат в шлюпках было вполне достаточно, чтобы тихо скользя, словно тени, окружить спящих. Никто не проснулся. Также мерно катились волны, также редко кричали чайки. Также спокойны были сны, когда пришедшие заняли позиции и, дав сигнал второй группе, выставили вперед копья...
   ***
  
   Дайон спала крепко, без сновидений. Восстанавливающийся организм проваливался в сон намертво, набираясь сил для выздоровления. Разбудила мать, спавшая тревожно и поверхностно, как и все матери, когда болеют их дети. Еще не слыша ничего, но уже чутьем понимая, что-то не так, Дайон встрепенулась, протянула руку к мечу. И тут отдаленно, но четко до ее слуха донеслись крики, сдавленные, будто кто-то заставляет кричавших молчать.
   Подхватилась рывком, одним резким движением. Зашипела от кольнувшей раны, но сжав зубы и разгоняя дыханием секундный мрак в глазах, тихо позвала охрану.
   -Дайон! - расширенные глаза матери потемнели от тревоги.
   -Все будет хорошо, мама. Разбуди всех. Только тихо.
   -Дайон! Ты слаба. Нам не выбраться.
   - Если так думать все время, проще перерезать глотку прямо сейчас. Сначала другим, чтоб не мучились, потом себе - чтоб не жить с этим. Так что ли? - боль туманила рассудок, и Дайон хоть и понимала, что разговаривает жестко и зло, не могла сдержать раздражения. - Соберись мама!
   Огляделась. Меч это хорошо. И хоть на душе с ним как-то спокойнее, она не смогла бы и пару раз результативно замахнуться да и мешать будет. Подойдя к стойке из кольев, быстро схватила лук. Но тут же отбросила в сторону, заменив арбалетом. Сейчас с раненым плечом она ни за что не натянет тетиву. Два колчана за спину, кинжал, пара ножей за пояс. Благо этого добра из отцовской оружейной она натаскала с избытком.
  
   Адалия, застыв, смотрела на дочь. Бесповоротно осознавая, что это не ее ребенок сейчас, не ее девочка перед ней. Посреди пещеры стояла совершенно чужая незнакомая девушка. В грязном фермерском платье, с волевым, немного злым лицом. Но при этом спокойная, собранная. И было странно видеть насколько просто и привычно она обращается с оружием. Настолько обыденно, что глядя на нее, чувствуешь уверенность - она точно знает, что делает.
   На лице Адалии читались вопросы, но она благоразумно не задавала их. И Дайон была рада этому. Во-первых, не было времени отвечать на них, во- вторых, желания рассказывать о том, о чем даже отец не знал. Возможно, когда-нибудь... Если это 'когда-нибудь' наступит...
  
   Охранники, заспанные в наспех натянутых штанах и рубахах нараспашку, но зато уже при оружии, и несколько вошедших в пещеру мужчин сосредоточенно поджали губы и ждали приказов.
   -Наверх полезем! С уступа все видно будет.
   Адалия всхлипнула:
   -Не пущу! - и кинулась к дочери. - Я и так думала, что потеряла тебя!
   Дайон раздраженно закатила глаза и, быстро отстранив от себя женщину, спросила:
   -Если не мы, то кто? Оглянись, мама! Большинство мужчин и взрослых находятся сейчас в папиной бухте. Здесь едва наберется с десяток, способных прикрыть ваш отход.
   Бросила меч одному из вошедших и с оборвавшимся сердцем увидела, как тот неловко поймал ножны. Сжала зубы. Не всем быть воинами. Но порой, когда за спиной что-то более важное, чем собственная жизнь и ветка может стать грозным оружием. А желание спасти - мощным аргументом против неумения и страха.
   -Раздай всем, кто сможет держать такое в руках! - Тот кивнул и, путаясь в ремнях, снял несколько мечей со стойки. Прижав ношу к себе, как ребенка, выбежал из пещеры.
   Телохранитель, подошел к Адалии и, попросил:
   -В ущелье не суйтесь. Как уйдем, сразу отходите к лесу в колодец. Не шумите. С собой веревки возьмите и пару корзин. Так сподручнее будет малышню опускать.
   Шикнув на забежавшую в пещеру женщину, на которой лица не было приказал:
   -Собирайтесь!
  
  
   Глава 13
  
  
   Скальный хребет, разделяющий бухты, был достаточно крутым. Но кустарники и перевившиеся плотно растения помогли быстро взобраться на вершину. Кряхтя и сжимая зубы, Дайон старалась меньше нагружать больное плечо, но где уж там? Зло шипя на хотевшего помочь телохранителя, девушка, краснея лицом, упрямо карабкалась самостоятельно. Вершина достаточно пологая, заросшая травой и кустарником, щерящаяся изъеденными ветрами породами ничем не намекала, что всего в нескольких метрах под ними проходит скрытое от глаз ущелье.
   В легких свистело от натуги, и пот едко впивался в глаза. Спрятавшись в кустах, мужчины глянули вниз, а Дайон все пыталась отдышаться и вытирала взмокший лоб. Организм еще не был готов к подобным нагрузкам. Под прикрытием разнотравья, девушка подпола вперед и тоже осмотрела пляж. Сжала зубы.
   Два довольно больших отряда. Один по периметру с копьями и луками, другой, еще больший, довольно споро подавлял сопротивление окруженных людей. Впрочем, как такого сопротивления не было. Воля к нему была быстро подавлена остриями копий и нацеленными луками. Мужчин, что пытались пробиться через строй, почти сразу остановили стрелами. Остальным методично связывали руки и шеи и маленькими группами переводили к кромке воды, где ждали шлюпки.
  -Их, что увезут? - Дайон не понимала происходящее.
   -Востоку нужны рабы.
  -Как это?
  -У тебя же были слуги, госпожа? - Квар, ухмыльнувшись, глянул на девушку. - Чему ж ты тогда удивляешься? Хорошо если в горы не пошлют на рудники. Или чего похуже.
   -Чего уж хуже? ? - зло зашептала Дайон, а сама вспомнила следы от кандалов на руках Рафа и его изможденное тело, когда она только нашла его.
   -Да много чего есть. - Квар натянул тетиву. - Мои те, кто ведет людей к шлюпкам. Остальные разбирайтесь с периметром. Надеюсь, ?- глянул на закровенившее плечо Дайон. - До ближнего боя не дойдет. А если и будет так - не высовывайся. Поняла?
   Кивнула угрюмо. Тут же зарядила арбалет:
   -Отстреляю тех, кто ближе к насыпи. Чтобы открыть отступы.
  Удостоверившись, что все готовы, начальник охраны, коротко скомандовал:
   -Начали!
  Залп в семь стрел - и столько же восточников кулем свалились на песок. Заминка на пару мгновений - и ситуация повторилась. Народ воспрял духом, и те, кто еще не был связан, ринулись на захватчиков. Солдаты в свою очередь сгрудились, прикрывая друг друга, и пытались понять, откуда на них напали. Еще один залп и люди с надеждой на спасение метнулись в сторону открывшейся к отступлению насыпи, а оттуда - на песчаный склон.
   -В лес! В лес отходите! - драл глотку Квар, но народ и так уже сообразил, что на открытой местности лучше не оставаться.
   В пылу обстрела охранники не сразу заметили, что несколько человек, едва начав взбираться по откосу, тут же скатились обратно. И только когда в первом колчане закончились стрелы, Дайон перевела взгляд чуть выше.
   -Зэрхат! Конница на гряде! Засада! Назад все!
   Отчаянно замахала руками, привлекая внимание людей, но те и сами уже поняли свою ошибку. А восточники, отстреливаясь, без лишней спешки принялись спускаться в бухту, тесня напуганных людей обратно. Десяток, второй, третий. Много, слишком много. Все со щитами, в броне. У Дайон упало сердце, тяжелыми шумными точками разнеслось по крови тягучее отчаяние. Стрелы перестали попадать в цель - руки затряслись. А когда к ним на хребет полезли солдаты, девушка остро поняла, что ближнего боя не избежать. Все, на что Дайон надеялась сейчас и чего искренне, до ломоты в зубах хотела, так это того, чтобы мать и отступающие из соседней бухты уже добрались до леса.
   Отползла от скалистого откоса и, пригибаясь, побежала к другому краю - белый пляж был пуст. Шумно выдохнула, ощутив ни с чем несравнимое облегчение:
   -Успели. Ушли!
   Вяло оглянулась туда, где, уже активно махая мечом, Квар теснил восточников с хребта. Но те лезли, словно тараканы. Здоровяк яростно рычал, успевая отдавать команды другим, а сам все косился в ее сторону и периодически ревел:
   -Уходи! Чего застыла?
   Дайон перевела взгляд на плечо. Открывшийся шов сочился кровью. Горько усмехнувшись, подавила рвущийся плач: от боли, безнадежности. Ну, не успеет она. Не успеет спуститься! Охранникам жить от силы еще минут пять. Она не сможет так быстро уйти. Максимум на что приходится рассчитывать, что пристрелят не мучая. Стало обидно за себя, а потом в сердце шевельнулась злость:
   -Если умру, то не так! Не от стрелы в спине, потому что бежала. Не как поджавшая хвост. Пусть знают собаки, кто такая дочь ванна сиртингина!
   Один из охранников упал, заскреб напряженными пальцами землю, вырывая из нее с корнями траву и сочные цветы. Затих. Как в кошмарном сне, непослушными руками девушка зарядила арбалет, поднялась. Спустила стрелу, вторую, третью. Кто-то, охнул, кто-то захрипел. Неважно. Теперь их лица слились в одно - злое, кровожадное, с жестоко сверкающими глазами.
   Кинулись вперед, перескакивая убитых. Она разозлила их. Сумасшедшая лохматая девка в ободранном платье, наверняка она и сама им казалась такой же страшной, как и они ей. Когда в стрелах отпал смысл, подняла кем-то выроненный меч, выставила вперед кинжал. Тут же отбила удар, настолько сильный, что отнялась рука. Замахнулась было, но тут же что-то с силой опустилось девушке на затылок. Пошатнулась. В глазах потемнело и начало прыгать.
   Медленно развернулась и увидела скалящегося солдата. Тот довольно сплюнул ей под ноги и, размахнувшись, ударил кулаком в лицо...
  
  
   Тремя неделями ранее.
  Анфра́, Восточная столица.
  
   В спешке закрыв свою лавку раньше положенного срока, даже не смотря на заказанный и оставленный для покупателя товар, мужчина спешил домой. Пестрый халат путал движения, и он зло распахнув его, подоткнул полу за пояс. Широкие шаровары, богатый кушак и бисерными кистями, сапоги из мягкой кожи и изящная чалма с самоцветами - купец явно преуспевал. Да и закрытая только что лавка говорила о благополучии.
   Одна из самых больших, в два этажа, выгодно расположенная. С вместительным складом на внутреннем дворе, с яркой вывеской и даже собственным зазывалой и носильщиками. Что может лучше сказать о богатстве и расположении переменчивой Ваукин, покровительницы торговли и купечества? Разве что тот факт, что ткани и специи из этой лавки часто поступают в самое сердце Анфры́ - царский дворец?
   Спешка никогда не выглядит привычно в этом месте. А тем более, когда спешащий имеет статус. Такому, как этот мужчина полагается идти со степенной солидностью, важно вымеряя шаги и слегка вздернув подбородок. Так он собственно и делал всегда. Осанка, важный вид и солидно-дорогая одежда заставляли окружающих расступаться, некоторых кланяться, а некоторых гордиться тем, что знают его.
   Казалось, спешащий расстроен. Но только хорошо приглядевшийся прохожий смог бы заметить, как он прячет в короткой, но густой бороде с проседью злую усмешку. Да, он был зол. А еще неожиданно для себя напуган, чего уже давно не случалось с ним. Позавчера совершенно неожиданно, ломая все его планы, из похода за невестой примчался Аласкар. Один!
   Узнать подробности такого инцидента у купца не получилось. И как он не лез из кожи, задействовав все свои каналы, ни проникнуть во дворец, ни хоть что-нибудь узнать, не получилось. Сердце царства захлопнулось, как устричная раковина. Стражу усилили втрое, и выставили у каждого окна и дерева. Патрули на каждом повороте. И тишина, что больше всего напрягала и мучила неизвестностью.
   Целый день прошел в нервных предположениях и попытках выведать хоть самую малость, хоть намек, почему царевич вернулся так внезапно и без невесты. А затем ближе к обеду следующего дня, когда обычно вежливый купец отрывисто и сухо разговаривал с покупателями, желтый полумесяц на главной башне сменили черные флаги. Как селевой поток по городу разнеслась весть о том, что народ остался без царя.
   Купец, пораженный новостью, не знал, что делать. Ведь теперь все не так, как должно было быть. Все спланированное и казавшееся простым пошло наперекосяк.
   Аббас решил помереть. Вот только не ко времени он подох, будучи единственно сильным оградительным щитом для своего сына. Теперь же, кто знает, когда царевич внезапно вывалиться из окна или будет случайно ранен на охоте? - Купец злился на обстоятельства и понимал, что любые действия сейчас будут лишь во вред.
   А чуть позднее случился еще один страшный удар - стало известно, что Аббас не просто почил, призванный черной богиней Шар, а был вероломно отравлен. Островитянами!
   Мужчину трясло от лжи! От очевидности произошедшего. Но царевичу преподнесли веские доказательства. А еще виновных на блюдечке. И подавленный болью и гневом, он принял это. За чистую монету.
  -Виновных! Виновных? - Мужчина тихо порыкивал от душившей его ярости и, раздвигая толпу плечами, хотел единственного: быстрее добраться домой. Хотя это слово было такой же ложью, как и убийство царя архипелаговцами. Во дворце всегда было гадко. Но такой грязи как сейчас, не было давно.
   Вот широкая рыночная площадь с ее шумом и толкотней осталась позади. Народа здесь было не так много, и на поворотах узких улиц, где было вообще безлюдно, мужчина бежал. Чтобы вновь завернув за угол, в тенистых проулках и завидев кого-нибудь из горожан, притормозить. И постаравшись придать себе степенный вид, шагать быстро, но с должным достоинством.
   Его дом находился недалеко. Всего в паре кварталов. Что не совсем привычно для тех, кто имеет собственную лавку в торговых рядах. Обычно купцы живут там же на втором этаже. Но здесь мотивом жить подальше выступили рыночный шум, и без того хорошо налаженный сбыт, большая сеть покупателей и необходимость использования каждого метра столь полезной торговой площади.
   И даже то, что по статусу ему полагалось ездить верхом, либо в паланкине со слугами, оказалось отринутым. Купец и тут ломал стереотипы, мотивируя тем, что нет более благотворного влияния на организм, чем пешие прогулки. Но истинные причины столь странного, но простительного (успешным прощается все) поведения крылись в ином.
   Смешаться с другими можно лишь, будучи такими, как они: их роста, их вида, скорости передвижения. А слуги, лошади, паланкины это те атрибуты, которые только вредят, привлекая внимание, порой очень и очень ненужное. Людская толпа вещь неоднозначная, но может быть исключительно полезной, когда знаешь, что делать. Сама понесет тебя в нужном направлении, закрутит, спрячет, смешает с остальными, сделав безликим горожанином, коих тысячи в столице. А может при должном руководстве и правильных действиях, раздуть опасную панику из якобы случайно оброненных слов, отгородить от преследователей, остановить их.
   Он любил толпу. Оставаясь на виду, именно в ней можно было исчезать и появляться когда вздумается.
   Вот и белые высокие стены. Крашенные деревянные ворота с ковкой поверху. Охрана у калитки. Кивнув второпях старшему, сказал:
   -Ни для кого нет. Я занят.
   Служивый понимающе кивнул и, пропустив его, вытянулся по струнке. Петли калитки скрипнули. Купец досадливо поморщился и, крикнув служанку, приказал смазать. Зло вышагивая по насыпанным дорожкам, пошел к дому. Там в приятной прохладе покоев запер все двери и, опустившись в подушки у стола, стал размышлять. Мысли неслись галопом, но за какую ни схватись, мужчина понимал, что все не то. Время. Нужно время. А его нет!
   Предотвратить совершенное он уже не сможет. Как и то, что царевич бросится мстить. Кровники обездушиваются, уверенные в своей правоте без разбору отправляют виновных к Шар. Вот уж скоро попирует богиня! Раз исполнители схвачены, и судя по базарным сплетням, скоро будут наказаны, царевич не станет тратить время, и поведет флот через море. Чтобы затопить Архипелаг в крови и собственной мести...
   Купец встал с мягкого дивана. Легкая дрожь в ногах преследовала его сегодня весь день: от волнения, от переживаний, от... много чего еще. Завтра царь перейдет порог своего нового дома. Надо думать, приказ о срочном сборе уже отдан. И как только гробница Аббаса будет запечатана, флотилия выйдет из гавани.
   Что же, у него в запасе вечер и ночь. Мужчина переоделся в более подходящую одежду. Затем легонько нажал на резную спинку кровати в определенном месте, потом дернул за шнурок парчового балдахина, и у изголовья открылась невидимая доселе панель. Внешне расписанная под фреску, она привлекала взгляд лишь реалистичностью изображения и мастерством художника, написавшего его. Но теперь становилось ясно, что практически на виду скрывалась тайная ниша.
   Внутри были деньги и кое-что такое, что показалось бы весьма любопытным заглянувшему сюда постороннему человеку. Оружие. Но не в привычном понимании этого слова. Совершенно нетрадиционные вещи, которые встречаешь нечасто. А если уж встретишь, наверняка не сможешь уже никому об этом рассказать.
   Купец легонько провел пальцами по лезвию тончайших клинков, и сердце его забилось ровнее. Привычное оружие всегда успокаивало его. Не то, что эти громоздкие мечи, вечно отбивающие бедро при ходьбе и совершенно бесполезные в узких местах. Любовно пересчитав метательные ножи, надел на запястья широки наручи. Поверх туники повязал широкий кожаный пояс, закрепил ножны с тремя кинжалами. Еще два привычно заняли место в голенище сапога. Несколько исключительных и крайне необходимых вещей уместились в переметную суму через плечо. За спину - арбалет и колчан. Сверху дорогой плащ с глубоким капюшоном.
   Мужчина любил серый. Вопреки устоявшемуся мнению, он избегал черной одежды. Черный резко обозначает, выделяет края, что может привлечь внимание даже в самую темную ночь. Бриджи и туника из сукна, сапоги, куртка с глубоким капюшоном, плащ - все непременно темно-серого цвета. Он скрадывает, смазывает движения и делает перемещения незаметными особенно в освещенных луной местах. Для неискушенного глаза мужчина легко становился невидимкой.
   Быть неприметным - вот что он культивировал всеми силами и всеми подручными средствами. Средний рост, среднее телосложение: все среднее: ничего особенного. До тех пор, пока он не решит иначе.
   Теперь в гавань. Купить место на судне не составит труда. Беда только в том, что корабли не отправляются в ночь, и придется ждать рассвета, что абсолютно не вяжется со спешкой. Потому придется либо нанимать все судно целиком и, благодаря тяжелому кошельку, диктовать свои условия. Либо - как пойдет...
   Но каково же было его разочарование, когда по приезду в порт он выяснил, что на все торговые суда наложен запрет на отплытие. Пока флотилия царевича не выйдет в открытое море всем, кроме маленьких рыбацких лодок запрещен выход из гавани. Стало быть, не выбраться. Никак.
   Купить рыбацкую лодку? Но как далеко он продвинется на единственно жалком парусе и как долго будет добираться? Грозная армада уже разворотит все острова к тому моменту, как он доплывет. Пробраться на военный корабль? Вариант хороший и доставит прямо до места. Но мужчина неспроста привык избегать ограниченных пространств. Где гарантия, что его не обнаружат во время плавания? Как ни велики военные галеоны, но все-таки это не переулки и не крыши домов. И риск быть раскрытым будет расти с каждым днем пути. Таким образом, он точно ничего не добьется. Остается ждать, пока царевич снимется с якоря, и нанять самое быстроходное из того, что только сможет найти.
   Но не тут то было. Застоявшиеся в гавани торговцы, просрочившие к этому времени сроки отправки, ринулись из гавани чуть ли не по пятам Аласкара. Им не было никакого дела, что кому-то нужно на Архипелаг, и что поездка оплатится в три дорога. Товары требовали отправки, никто не хотел нарушать договоренности с заказчиками и срывать сроки поставки. Ибо каждый из торгового люда знал, насколько трудно найти сбыт и как легко потерять недовольного покупателя.
   Мужчине оставалось лишь плеваться и зло сжимать кулаки. Он потерял почти неделю! А царский флот, теперь уже недосягаемый для него, все это время несся в сторону Архипелага.
   Выход нашелся сам собой. Как-то раз, разозленный и впавший в некоторую степень отчаяния, купец завернул в таверну. Не смотря на потоки портового люда всех мастей, заведение было весьма аккуратным и чистым и стояло особнячком, недалеко от пристани. Купец сидел за столом у окна и мрачно ковырял носком сапога душистые травы, что лежали на полу среди тростника. Внезапно крики с пристани привлекли его внимание, и он увидел, что к пирсу, тихо покачиваясь, пристает красивая прогулочная галера. А к ней, уже отталкиваемые охраной порта, спешат попрошайки, носильщики и всякий портовый мусор.
   По сходням вальяжно спускался какой-то хлыщ в неописуемо ярком халате. Тюрбан на его голове был настолько большим, что, казалось, тонкая цыплячья шея треснет от такого объема и тяжести. Впрочем, купец тут же забыл об этом недоумке, так как во все глаза уже оценивал то, что видел.
   Двухпалубная. Не широкая, но и не узкая. Раз построена для прогулок, наверняка уменьшен трюм и увеличено количество мест для гребцов - значит, быстрая! Шесть огромных расшитых парусов. Мужчина в нетерпении отметил, что команда не сошла на берег. Стало быть...
   Уж какие бы мысли и замыслы ни крутились в голове у купца, и как бы он ни собирался их воплощать, но тем не менее через два часа прогулочная галера неизвестного анфракского вельможи, тихо скользя по глади залива, направилась в открытое море, чтобы через полторы недели оказаться в пункте назначения.
   ****
  
   А сейчас, понимая, что приложив столько сил, столько нервов, он фатально опоздал, Раф стоял по колени в соленом прибое и, срывая глотку в криках, смотрел, как от бухты с белым пляжем уходит в море загруженный людьми восточный галеон...
  
  
  Глава 14
  
   Сжал голову руками и осел на песок. Смысла нет рваться за галеоном. Ему нечего выставить против военного корабля. Конечно, можно плыть в некотором отдалении и прибыть в Анфру сразу же после восточников. Так легче было бы отследить Дайон. Но это оставило бы большой знак вопроса здесь, на Архипелаге: ведь не ясна судьба сиртингина.
   Вряд ли его, такую известную личность уволокли бы на галеон, чтобы продать. Нет, персона такого масштаба и статуса, тем более виновная во всех грехах - это символ наказания и мести царевича. Потому теперь у Варла своя роль. Месть должна свершиться прилюдно, чтобы народ убедился - истинного виновника в гибели их царя покарали. Причем произойти это должно особо зрелищно и изощренно, чтобы все желающие сполна насладились этим.
   Если верить увиденному в гавани, Аласкар еще здесь. Следовательно, если Варла схватили, он еще жив. И будет жив до тех пор, пока царевич не отвезет его в Анфру на показательную расправу. Раф был почти уверен в этом, но проверить все же не мешало.
   Мужчина дал отмашку, и с галеры, бросившей якорь недалеко у скал, спустили шлюпки. Команде нужен был отдых. Кроме того запасы пресной воды, изначально не рассчитанные на столь длительный поход, давно подошли к концу, и их нужно было пополнить.
   Раф не боялся, что их обнаружат. Легенда была проста, как орех. Команда с континента, сам он - купец с востока оказался здесь по делам. Долго был в море и не знал о случившимся в Анфре. По прибытию на Архипелаг понял, что ситуация нехорошая и опасная, потому и решил бросить якорь подальше от порта.
   Посмотрел туда, где дрейфовал царский корабль, а затем перевел взгляд на горизонт, где в солнечных бликах таяли вдали галеоны.
   Он найдет ее, обязательно найдет! Ну, а пока за дело.
   Отдав распоряжения команде, Раф пошел давно известным путем: на откос к лесу. Там по едва приметной тропе через густой подлесок к поваленному дереву, что давно утонуло в густых зарослях дикого гороха. В свое время Дайон, безоговорочно доверяя ему, показала этот ход, и теперь Раф, не привлекая лишнего внимания, собирался беспрепятственно проникнуть на виллу.
   Едва оказавшись на месте, насторожился: и нут, и трава вокруг колодца были не просто примяты - вытоптаны. Кроме того, к стволу была привязана дополнительная веревка. А спустившись вниз, мужчина обнаружил очевидные признаки чужого присутствия. Крадучись и не зажигая факела, пошел по тоннелю. Глаза, привычные к мраку рудников, и здесь не подвели. Знакомым путем Раф вышел к тому месту, где подземный коридор становился шире, а своды выше. За очередным поворотом притаился, услыхав глухо отдающиеся голоса.
   Кроме него и Дайон о колодце с подземным ходом никто не знал. Если он никому о нем не говорил, стало быть, Дайон открыла его существование кому-то сама. Явно не чужому. Она скорее удавилась бы, чем рассказала об этом место чужаку, а врагу тем более. Значит, здесь свои и опасаться нечего. Аккуратно ступая, чтобы не наделать лишнего шума, Раф вышел из-за поворота и с удивлением увидел, как вокруг чадящего факела на узкой развилке сгрудилась большая группа женщин и детей. Несколько мужчин сидели у стены и что-то горячо обсуждали.
   Но как только он вышел на свет, мужчины тут же повскакивали со своих мест и выхватили мечи. Дети шарахнулись под прикрытие матерей, а те в свою очередь, стали оттеснять их в центр круга, заслоняя собой.
   -Спокойно! - Раф выставил руки перед собой, показывая, что в них нет оружия. - Я не враг. Свой я!
   Тут же одна из женщин вскочила со своего места и, бросившись в сторону пришедшего, с плачем повисла у него на шее.
   -Раф!
   Мужчина опешил, не сразу узнав незнакомку. Но услышав свое имя и знакомый голос, прижал растрепанную женщину к себе. Спутанные волосы цеплялись за пальцы, когда он, успокаивая Адалию, гладил ее по плечам. Слова были лишними. Он не знал таких, которые бы утешили сейчас. Не знал таких, которые бы уверили в том, что происходящее сейчас - это просто дурной сон, и ничего из случившегося на самом деле не было.
   -Ты видел ее? - Адалия немного успокоилась и, подняв к Рафу испачканное землей лицо, вопросительно заглянула в глаза. - Видел Дайон? Где она?
   -Я опоздал, ванни. - Лгать не хотел, только не ей. - Твою дочь увезли на материк.
   Адалия заскулила и, сжав голову руками, осела на землю:
  -Моя девочка... Моя Дайон...
   -Я найду ее! - Раф опустился рядом и, слегка встряхнув женщину за плечи, заставил взглянуть на себя. - Найду! Но сейчас, госпожа, мне нужно знать, где ванн сиртингин.
   - Я не знаю. Но... мне кажется, они... убили его. - Адалия заплакала, безудержно, со всем тем отчаянием и скорбью, что не выплеснутой носила в себе все это время.
   -Они не могли его убить! - Раф ободряюще положил руку ей на плечо. - Он нужен Аласкару. А теперь успокойся, госпожа, и скажи мне, где его вдели последний раз?
   -Дайон сказала, что видела на пристани. - Женщина вытерла нос рукавом. - Но я знаю свою дочь: она, не сказала мне прямо - но скорбела. Значит, мой ванн мертв.
  -Мы можем лишь предполагать это. А до тех пор, пока я все не проверю, не смей убеждать себя в подобной ереси!
   Кивнула и, с надеждой взглянув на Рафа, попросила:
   -Спаси их, заклинаю! Иначе мне больше незачем жить.
   Мужчина сжал зубы, вспомнив как будучи мальчишкой, однажды сам просил Адалию о том же.
   ***
  
   Идти на виллу, смысла больше не было. Ближайшая цель - определить точное местоположение Варла. Оставив спасшихся в подземном тоннеле, Раф отправился в порт. Масштаб ярости Аласкара он смог оценить еще будучи в море. Но здесь, в портовых кварталах, уже не было хаоса: чувствующие себя в безопасности восточники полновластно расхаживали по улицам. Устав от мародерства и разрушений пировали в кабаках и тавернах.
   Местных почти не было видно. А те единицы, что все-таки попадались ему на пути, тут же старались скрыться, короткими перебежками перемещаясь вдоль закопченных стен и разграбленных лавок. Жалкое зрелище.
   Войдя в знакомую таверну, что ближе всех была к пристани, уселся в самый угол битком набитого зала. Это было его любимое место: информативное, отсюда хорошо видно все и всех да и у самой двери почти. Если вдруг что. Окинув зал быстрым взглядом, отметил изменения, появившиеся с тех пор, как он был здесь в последний раз. Да и следы недавних погромов ярко выделялись свежесделанными стульями, новыми полками за стойкой, да поредевшими балясинами на лестнице, что ведет в комнаты постояльцев.
   Все столы были заняты. Некоторые, как и лавки были сдвинуты вместе, чтобы могли поместиться особо большие компании. Внимания на Рафа никто не обращал, что служило хорошим знаком. Изрядно выпившие солдаты вели себя шумно и развязно, не особо глазея по сторонам. Потные, сбившиеся с ног разносчицы быстро лавируя между столами, ловко уворачивались от шлепков и пропускали грязные шуточки мимо ушей. Но, порой не сдерживаясь, отвешивали тумак-другой особо наглым и глумливым.
   Да, ничего не изменилось, но в тот же момент изменилось многое. Коротко глянув на трактирщика, Раф понял, что тот заметил его. Но ничем не выдав, что знает вошедшего, продолжал также усердно заниматься своими делами. Посетителей было много, суеты и шума и того больше. Мало кому пришло бы в голову среди всеобщего галдежа и подвыпивших выкриков наблюдать за трактирщиком и одиноким посетителем, устроившимся почти у самого входа. А зря никому в голову не приходила подобная мысль. Взгляды, которыми быстро обменивались эти двое, были достаточно красноречивыми.
   Хозяин таверны позвал разносчицу и, что-то сказав, поставил на поднос большую кружку. Девушка кивнула и поспешила к столику. Поставив перед Рафом заказ, которого он не делал, быстро удалилась. Мужчина поднес кружку к губам и стал пить.
   Вернее делать вид, что пьет. На самом дне лежала монетка, старой чеканки. Такие уже давно не ходили в народе. Но ценность ее для Рафа была особенной: уже несколько лет такие монетки были своеобразными посланиями, молчаливыми письмами и паролями. Полумесяц с одной стороны, солнце - с другой. В данный момент сверху был полумесяц. Стало быть, встреча произойдет после того, как стемнеет.
   Раф глянул на трактирщика и, утерев с губ несуществующую пивную пенку, бросил на стол несколько монет в уплату. Не забыв при этом опустить в кружку переломанную соломинку. Это в свою очередь означало, что встреча состоится в амбаре, на чердаке, где вот уже много лет трактирщик хранит солому, чтобы устилать ею пол в таверне и в комнатах наверху.
   Спокойно встав из-за стола, Раф вышел из трактира. Не имея представления, что делать дальше, кроме как ждать темноты, снова отправился в бухту, где и провалялся в пещере до самого вечера, заставляя себя отдохнуть. Впереди предстояло много дел, и вряд ли сегодняшняя ночь побалует его сном.
   ***
  
   В таверне еще было шумно, но компании, уже давно обессиленные возлиянием и обжорством, стали разбредаться. Раньше по нормальным общепризнанным правилам, которые уважали все выпивохи в городе, задержавшихся или зарвавшихся весьма показательно отправлял домой вышибала. Сейчас же ничего не действовало: ни законы, ни правила. Поди - попробуй поднять руку или недовольно посмотреть на восточного солдата. Спасибо, хоть не пожгли да по миру не пустили, как некоторых. Вот потому приходится терпеть да всячески прислуживать. Хотя от такого терпения никакой прибыли, только убытки: за еду, выпивку и комнаты наверху никто ведь не платит.
   Свиньи! Да сожрет Зэрхат ваши кишки! - Десил привычно стреляя глазами, прикинул, сколько солдат осталось, сколько почти готовы уйти, и как скоро понадобится его присутствие, если он отлучится.
   Оставив сына подростка за стойкой да вышибалу, в последнее время работающего исключительно грузчиком и зазывалой, кивнул разносчицам и, взяв светильник, как истинный хозяин пошел делать обход. Да и в амбар не мешало бы заглянуть. Мука на кухне подходит к концу. Зацепив по пути мешок, Десил не спеша поднялся по широким ступеням амбара, открыл толстую дверь и зажег лампу, что стояла тут же на полке.
   Широкие половицы приветливо скрипели, когда мужчина подвешивал к потолочной балке большую тряпку и открывал ставни. Вечерний бриз, проникнув в маленькое окно, тут же заиграл с тканью. И со стороны темного двора сквозь щели в деревянных стенах казалось, будто это хозяин копошится в своих закромах.
   На деле же мужчина уже давно ловко вскарабкался по лестнице, что вела на сеновал. Там прикрыв ветошью светильник, приглушил его яркость и уселся, было на тюк. Н тут же вскочил, испуганный внезапным появлением своего позднего гостя.
   -Зэрхат! Вот знаю же, что ты либо на подходе, либо уже здесь, но появление твое всегда неожиданно.
   Раф улыбнулся и окончательно вышел в круг тусклого света. Мужчины обнялись.
   -Стало быть, вернулся.
   -Да. Только вот не совсем по тому поводу, по какому хотелось бы.
   Трактирщик удрученно потер бороду и уселся-таки на тюк с соломой.
   -Мне нужна помощь. - Раф расположился напротив.
   -Я во многом ограничен сейчас: в перемещениях, в возможностях, но все, что смогу - сделаю.
   -Нужно выяснить, где сиртингин.
   -Чего тут выяснять? Он в порту.
   Раф напрягся:
   -Конкретнее.
   -У доков есть склады, а за ними, ближе к скалам - пара бараков. Там передерживают контрабанду и тех, кого в ее провозе уличили. До выяснения, так сказать. Так вот, сиртингин там, в одном из этих бараков.
  -Откуда знаешь?
   -Я трактирщик. Не забыл? Тут этого восточного сброда толпами переворачивается. Кое-что и до меня долетает. Главное ухо приклеить в нужный момент да наливать побольше и почаще.
  -Интересно. Почему вана не перевели в городскую тюрьму? Там и надежнее и другим нагляднее.
   -Как по мне, Варла дергать не стали, потому что царевич не сегодня-завтра снимется с якоря.
   -В таком случае, нужно торопиться.
  -План есть?
   -Что-то около того. Но сегодня ночью нужно покончить с этим.
  -Что мне делать?
  -Выбери из выпивох того, кто больше всего подходит по описанию к сиртингину: борода, комплекция, рост. Накачай, как следует и вызовись проводить по доброте душевной. Встречу вас у портовой площади в квартале, что ближе к скалам.
   -А ты?
   -Есть у меня пара идей. - Раф улыбнулся и улыбка эта хоть, и была хорошо знакомой, но Десилу не понравилась.
  
   ***
  
   Любимое время суток, почти полная луна.
   Неслышной теню Раф крался вдоль деревянных стен, сливаясь с ними. Патрули мерно отмеряли шагами подступы к баракам. Но слишком очевидным их большее количество было у правого. Варл точно там.
   Мужчина пригнулся и, миновав скальные обломки, обошел барак с задней стороны. С другой подойти не получилось - слишком много восточников, а выдавать своего присутствия раньше времени не хотелось. Оконных проемов два и все достаточно высоко. Легко подпрыгнул, ухватился за выступ наличника. Подтянувшись, Раф быстро заглянул внутрь. При тусклом метании трех свечей увидел солдат. Все семеро спали, кое-как расположившись в тесной коморке.
   Что ж, Аласкар не очень-то воспитывает свое войско и поступает весьма опрометчиво, раз доверил таким растяпам столь ценного пленника. Если во дворце охрана также исполняет свои обязанности, нет ничего удивительного в том, что Аббаса отправили к Шар.
   Второе окно, не освещенное и замурованное решеткой с частыми перекрестьями, не могло обмануть. Подобравшись к проему как можно ближе, Раф огляделся по сторонам и тихо позвал:
   -Ван сиртингин!
  Тишина, тяжелая и спертая и никакого ответа. - Варл, это я, Раф!
   Легкий шорох и тяжелое дыхание - и вот пальцы со сбитыми костяшками обхватили прутья решетки.
  -Раф! О, боги! Что ты... здесь делаешь?
   -Нет времени объяснять! Я говорить буду быстро, а ты слушай внимательно, ван. Завтра Аласкар отплывает на восток. И там предаст тебя публичной казни. Так что сейчас берешь вот этот пузырек и пьешь прямо при мне.
   -Что это и как поможет?
   - Это хорошее средство для того, чтобы заставить всех поверить в твою безвременную кончину. Дыхание и пульс замедляться настолько, что ты начнешь быстро остывать. У стражи не возникнет сомнений.
   -А что дальше?
   -Дальше моя забота. Если веришь мне, а ты мне веришь - тогда пей!
   Больше ничего не спрашивая и не возражая, дрожащими пальцами Варл откупорил пузырек и без сомнений выпил голубоватую жидкость. Раф забрал тару.
  -Как почувствуешь головокружение, скажи мне и ложись на пол.
  -Где моя дочь и ванни? - язык сиртингина словно распух, и создавалось впечатление, будто ему тесно во рту.
   - С ними все будет хорошо.
   Варл хотел еще что-то спросить, но вдруг дернулся всем телом, и рука, что сжимала прутья решетки, безвольно обмякла. Звук падения тела и тишина.
   Раф довольно улыбнулся, тут же отлепился от окна. Побежал к торцу здания, где солдат было больше всего и надсадно заорал:
   -Варл помер! Подох собака! Доложите кто-нибудь царевичу!
   Эффект внезапности сработал неизменно хорошо. Восточники сначала застыли, а потом забегали. Тут же песчаный плац перед бараками превратился в столпотворение. Вспыхнули десятки факелов. По скалам и песку заметались тени бегающих людей. Кто-то звал лекаря. Кто-то рычал и рвал на себе волосы, сетуя, что царевич теперь кожу живьем сдерет, за то, что не уберегли пленника. Двери камеры чуть ли не сорвали с петель в надежде, что весть не настолько плоха, и сиртингин жив. И никому даже в голову не пришло спросить, как это так выяснилось, что Варл умер, если двери были закрыты. И кто, собственно, это выяснил и разнес новость?
   В темноте и суматохе первого помешательства, Раф тихонько преодолел расстояние до ближайшего квартала. Перебегая от освещенных луной мест в более темные, быстро скользил в нужном ему направлении. Время еще есть. Теперь его достаточно...
  
   Десил пыхтел от натуги: тащить пьяного солдата оказалось делом нелегким. Сначала тот шел сам. Горланил песни, нечленораздельно ругался и дорога казалась узкой тропкой, потому что беднягу штормило как в море без берегов. Ситуация привычная для последних дней кутежа и разгрома. Потому встречающиеся патрули мало обращали на них внимание. Правда, один раз попалась таки дотошная группа. На не нужные сейчас вопросы Десил отвечал коротко и со смешком, щурясь на свет фонаря, что главный тыкал ему в лицо:
   -Да вот господин обещал заплатить, если доставлю его к вашим в порт. А лошадей то моих солдаты забрали. Вот и тащу, как могу.
   Дозор, посмеиваясь и говоря что-то насчет архипелаговских ослов, пошел своей дорогой, а трактирщик, вознеся славу богам, поплелся дальше.
   Но затем силы выпивохи иссякли, и когда Десил остановился перевести дух, солдат совсем обмяк и осел на землю. Что-то бормоча, уронил голову на грудь и засопел. Десил хоть и не выглядел силачом, все ж таки был достаточно жилистым и выносливым. Подхватив нелегкого восточника под мышки, перевалил его через плечо и упрямо пошагал к месту встречи с Рафом.
  
   ***
  
   -Чего ждем то? - трактирщик доверял Рафу, но все ж таки не зная его намерений, не понимал, что происходит, потому нервничал.
   -Вот этого ждем. - Раф кивнул в сторону пирса. Отсюда, с небольшого возвышения на окраине самого близкого к морю жилого квартала, было хорошо видно, как к причалу пришвартовывается ладья царевича. Стало быть, он уже получил весть и торопится проверить все, убедиться в том, что ненавистный сиртингин и вправду мертв.
   -Сейчас он отправится к баракам и найдет мертвого Варла.
   -Что? Что ты наделал?
   -Спокойно. Я всего лишь дал ему безобидный напиток. Разбираться с Варлом сейчас, царевичу вряд ли захочется. Потому, что делать с трупом врага он придумает завтра. - Раф ухмыльнулся. - А пока будет думать, мы подменим тела.
   Десил с сомнением глянул на придушенного Рафом солдата и покачал головой:
  -Теперь начинаю понимать твой замысел. Но как нам поменять тела? Вокруг столько восточников!
   -После того, как царевич оценит ситуацию, он снова вернется на свой галеон. Суматоха у бараков уляжется. Смысл в охране отпадет: зачем сторожить труп? Улучим момент, и проберемся в камеру.
   -Теперь понимаю, почему ты всегда был так ценен для сиртингина: твоей изощренности нет предела.
   -Я бы сказал изобретательности. - Раф снова улыбнулся, но глаза что наблюдали за шагающим по пристани царевичем, оставались холодными.
  
  ***
  
   Солнце еще не окрасило горизонт. Даже предвестников рассвета не было. А счастливая Адалия уже гладила впалые щеки все еще спящего мужа, обливала слезами радости его густую бороду. И не уставала благодарить богов за то, что когда-то давно повстречала на рыночной площади подростка оборванца с маленькой сестричкой на руках...
  
  
   Глава 15
  
   Удостоверившись, что все в порядке и у Варла выравнивается пульс, Раф вышел из пещеры. Уселся у кромки запруды, глядя как рассвет медленно, но упрямо овладевает горизонтом, золотит его, добавляет розовые мазки в набегающие волны.
   Он всегда любил море. Даже тогда, когда отец не вернулся с ловли, когда ребенком в слезах проклинал этот необъятный простор и грозил ему кулаками. Даже тогда он любил его. Когда разбитый и придавленный часто ходил к могиле матери, что ушла к Шар, едва дав его сестре жизнь чтобы пожаловаться на жадное жестокое море - даже тогда все равно отчаянно любил его!
   Раф смутно помнил, ка долгое время просто пытался выжить: ловил рыбу, продавал на рынке хворост, нанимался в помощники сразу к нескольким купцам. Чтобы хоть как-то свести концы с концами и дать маленькой Астории шанс дожить хотя бы до года. Тяжелый, местами непосильный труд быстро выматывал мальчишку, и иногда приходя домой, у него просто не было сил на то, чтобы поесть. Кое-как покормив сестру, он валился на незатейливое ложе, чтобы с рассветом снова податься в город на заработки. Так не могло продолжаться долго. И однажды утром он просто не смог встать с постели. Астория заходилась в голодном плаче, слабо перекатываясь с боку на бок.
   Раф сжал зубы. Собравшись с силами и преодолевая головокружение, принялся кормить сестру. Та отворачивалась, отказываясь, и кричала все громче, пока через некоторое время обессиленная вконец не затихла. Горячий лоб и потные маленькие руки - Раф, неумело завернул сестру в тряпки и понес в город. Надежды на то, что кто-то сжалится над ними, не было. Но Раф готов был землю грызть, лишь бы хоть как-то помочь малышке.
   Сидел пол дня в тени купеческих лавок, периодически меняя место, потому что грязного оборванца ото всюду гнали. Уже ни у кого ничего не просил - силы стремительно покидали ослабшего мальчика. Да и Астория не плакала больше: лишь редко дышала и закатывала глаза. Раф прижимал к себе сестру и думал о том, насколько хорошо, что родители не видят этого.
   Люди разные. Одни в богатых одеждах и золоте, другие в тряпье и голодные, но все одинаково равнодушно смотрели на заморыша, что прислонившись спиной к стене, сидел у колон на базарной площади. Раф впал в оцепенение. В какой-то момент ему показалось, что он заснул и видит сон. Красивый большой паланкин, расшитый шелком и золотой нитью, с легчайшими занавесями раздвинул крикливую толпу. Слуги опустили его на землю и разложили лесенку. И из него вышла... мама.
   Раф улыбнулся во сне:
   -Мама...
   Живая, такая здоровая и прекрасная, как видение...
   Женщина обернулась в его сторону и лучистые синие, словно небо глаза, потемнели. Брови нахмурились. И Раф понял, что ошибся: эта сиятельная незнакомка не могла быть его матерью. Ванни что-то грозно приказала слугам, и мальчишка съежился, крепче прижимая к себе сестру. Потому что слуги быстро направились к нему явно с намерением прогнать, чтобы он своим оборванным видом не омрачал прекрасный взор их хозяйки. Раф втянул голову в плечи, каждое мгновение ожидая удара: сил убегать все равно уже не было. Но вопреки ожиданиям, один из прислужников мягко положил ему ладонь на плечо и сказал:
   -Благословляй сегодняшний день, парень.
   Ошеломленный Раф не понял, как оказался в роскошном паланкине, среди мягких подушек и бархата. Как красавица ванни тревожно смотрела на него и приказывала слугам напоить и накормить, пока они едут на виллу. Раф не мог ничего взять из предложенного, кусок не лез в горло, потому что до рези в сердце он боялся выпустить сестру из рук и только повторял:
   -Спасите ее. Кроме Астории у меня никого нет...
   Мужчина усмехнулся воспоминаниям. Как все-таки непредсказуема жизнь. Вот ты словно бог. Вознесся на недосягаемую высоту, и никто тебе не указ, нет у тебя ни забот, ни проблем. Ты хозяин сам себе и многим другим. Но в следующий миг ты сверзаешься с достигнутой высоты с такой скоростью и бесповоротностью, что упав, уже не можешь подняться.
   И наоборот, только что ты был никем: оборванцем с умирающим ребенком на руках, а теперь ты Раф! Преданный поверенный в тайных делах самого сиртингина и любимец светлейшей ванни Адалии, что так невозможно прекрасно устроила всю твою жизнь и жизнь Астории. Случайность? Или, может, боги не настолько слепы как пытаются уверить людей? А сами люди не настолько черствы, как порой, кажется?
   Для Астории быстро нашли кормилицу. Добрая ванни неустанно следила, чтобы за сестрой постоянно наблюдал лекарь, и вскорости та пошла на поправку. Чем таким он заслужил благосклонность богов и людей, Раф не понимал. Долго еще ходил в ожидании и страхе, что дивный сон и сытая жизнь закончатся, и они с сестрой снова окажутся на улице. Но время шло. Не принося ничего плохого. Он рос, Астория крепла и уже давно пошла.
   Раф, обогретый благодетелью Адалии и вана сиртингина, пытался всячески быть им полезным и благодарным. Хотел не просто пользоваться добротой и есть ничем не заработанный хлеб, а действительно приносить пользу своим существованием. И столько искренности, столько старательности было в его порывах помочь, исполнить любую просьбу, что вскоре окрепшему юноше стали доверяться небольшие, но важные поручения.
   Кардинальным образом все изменила случайность, произошедшая однажды вечером. И Раф, если честно, даже до сих пор, по прошествии стольких лет не знал, были ли эти изменения к лучшему. Но то, что в тот вечер он как нельзя лучше, как никогда до этого неоспоримым образом доказал свою преданность сиртингину и ванни, было явным фактом, против которого не пошли бы даже самые сомневающиеся.
   В то время юноша никогда не упускал случая с дозволения ванни или Варла покататься верхом по улицам и портовым улочкам города. Городская жизнь все еще была чужда ему, потому интересна и загадочна. Он изучал город и окрестности как самую интересную карту, любовался им как картиной талантливого художника, подмечая самые, на первый взгляд, незначительные мелочи, видел то, на что другие даже не смотрели и никогда не обратили бы внимания.
   Любопытство, живой интерес и природная любознательность вели его по кварталам и прибрежным улицам. Его пленяли звуки, запахи, переплетения переулков, нагромождения крыш, укромные места, о существовании которых многие жители даже не догадывались и, проходя мимо них десятки раз за день, не предполагали о чет-то подобном. Раф хорошо ориентировался во всем этом и любил ощущения, которые город в избытке дарил ему.
   И однажды праздный интерес, принес не только удовольствие, но и пользу. Хотя не только ее...
   Катался он уже достаточно долго, и на город потихоньку спустились сумерки. Адалия, еще не имея собственных детей, всегда волновалась, когда он задерживался, и РАФ уже всерьез задумывался о возвращении на виллу, чтобы понапрасну не заставлять ванни нервничать. Как вдруг лошадь захромала.
   Спешившись, парень взял ее под уздцы и отвел немного в сторонку, дабы посмотреть, что случилось с животным. Оказалось, что просто сместилась старая подкова, гвоздь слегка загнулся и причинял боль. Осмотрев остальные копыта, Раф выпрямился и, похлопав лошадь по крупу, вдруг заметил в конце улицы вроде как знакомого человека. А когда тот слегка развернулся в его сторону, Раф понял, что не однократно видел его на вилле и даже в сиртрате, куда Варл иногда брал его с собой.
   Вельможа весь в парче и мехах, сиятельный как сама сиятельность, тихо переговаривался с незнакомцем. И все бы ничего. Да только этот самый незнакомец был в плаще и прятал свое лицо под маской. Раф сразу ощутил опасность. Что-то хищное и настороженное было в движениях этого человека. Слишком сдержанный, слишком прямой, будто каменный. Поза уверенная и спокойная, но склонный к наблюдениям парнишка сразу понял: любой намек, даже самый маленький - и незнакомец вцепится в глотку своему оппоненту. Во всем его теле чувствовалась скрытая сила, угроза. Недобрый холодок побежал по позвоночнику.
   Кроме того, Раф мог поклясться памятью о своей матери, что при легком порыве ветра, неосторожном или намеренном движении мужчины полы его плаща слегка распахнулись, и мальчишка явственно увидел плотный кожаный жилет с кармашками, из которых красноречиво выглядывали многочисленные рукоятки ножей.
   Что они обсуждали, Раф не слышал, но явно спорили. И спор становился все более горячим. Жесты вельможи все нервнее и эмоциональнее. А поза незнакомца - все более пренебрежительной. В итоге в руки мастера ножей перекочевал увесистый мешок, и у Рафа не возникло сомнений в том, что он набит золотыми монетами. А в руках у вельможи оказалось несколько маленьких пузырьков.
   У последнего уже зашкаливали эмоции и, будучи уверенным, что в переулке кроме них никого нет, вельможа забыл об осторожности, мало теперь следя за громкостью своих речей. И Раф мог отчетливо слышать, что темой столь бурного разговора является Варл.
   -Не смей использовать это, пока я не доложу господам, что ты готов действовать. Когда покину город, можешь приступать. ?- Незнакомец в плаще говорил более сдержанно и тихо, и Рафу приходилось напрягать слух.
   Нехорошее предчувствие зашевелилось у сердца, а на душе стало неспокойно. Он оставил лошадь и, прячась в сгущавшихся уже сумерках, подался вперед. Боясь пропустить хоть слово, пригибаясь и приседая у стены, чтобы не сильно выделяться на ее светлом фоне, крался все ближе и ближе. Старался не сделать ничего такого, что могло бы выдать его присутствие. Но видимо тот, в плаще был битым волком. Звук крадущихся шагов, тихих-тихих, как казалось Рафу, все-таки насторожил незнакомца, и тот резко обернулся.
   Прятаться дальше было бессмысленно. Теперь оставалось бежать: быстро развернувшись, нестись к лошади. А потом на виллу, чтобы предупредить вана и обличить предателей. На мгновение встретившись взглядами с человеком в плаще, Раф вдруг моментально и бесповоротно понял - ему не уйти.
   Но воля к жизни была сильнее страха. Отмер и, развернувшись, побежал так быстро, как только мог. Края уха коснулся легкий свист. И тут внезапно сильный удар под лопатку выгнул спину, правая рука тут же отнялась, плетью повиснув вдоль тела, и Раф, словно наткнувшись на невидимую преграду, рухнул на колени. Еще никогда ему не было так больно.
   Рыча и упираясь в неровно подогнанный булыжник дороги, встал, остро ощущая, что в спине что-то мешает. Быстрый от природы и юркий по возрасту, упрямо пошел, прижимая к туловищу бесполезно болтающуюся руку. Затем, напрягая жилы и виляя из стороны в сторону, побежал. Сзади легкий топот ног. Но слишком сзади. Шансы есть.
   Холод по спине и жар от боли. Испуг от блеснувшей прямо у уха стали. Второй, не попавший в цель клинок, пролетел мимо и, звонко ударившись о стену здания, свалился на мостовую, как подбитая муха. Раф шарахнулся в сторону. Волосы на затылке дыбом, в глазах уже темно от боли, а мозг впивается единственно важная мысль: быстрее на виллу - предупредить.
   Еще один удар: беспощадно, в спину, чтобы добить. Раф хватанул ртом воздух. Швырнуло о стену так, будто тело не поддавалось никакому контролю. Повернулся, было, к подбегающему незнакомцу. Но колени дрогнули. Понял, что падает. Смотрел, как забавно и непривычно звезды заваливаются на бок, и сжатые с двух сторон стенами проулка, начинают разбухать чернотой.
   ***
  
   Сколько прошло времени, прежде чем сознание вернулось, он не знал. Прибрежная прохлада давно проникла в портовые кварталы, принесла с собой аромат соли и легкую сырость. Удивление от того, что все еще жив, вызвало нечто похожее на радость. Но боль была сильнее - от нее текли слезы. Видимо, незнакомец в плаще, посчитал, что малолетний щенок подох или очень-очень близок к этому. Потому больше и не стал тратить на него время. Кем бы он ни был, поступил весьма опрометчиво.
   Тихо. Где-то далеко в рыбацких поселках редко и отрывисто лают собаки. Вокруг ни души. Боги посмеялись над несчастным мальчишкой: вернули назад лишь для того, чтобы тот понял и осознал всю мощь богини Шар и свой конец. Раф горестно поджал губы: они дрожали.
   Нет, у него есть еще повод задержаться немного. Неоплаченный долг перед Варлом и его доброй ванни. А потом, потом они обязательно посидят с черноволосой богиней за огромным столом. И он расскажет ей, что делал, как жил. А затем, как и подобает, пойдет с ней на великий утес, откуда Шар отправит его к родителям на красивой резной ладье.
   Тихое настороженное фырканье донеслось сквозь шум в ушах. Мальчишка повернул голову и увидел свою лошадь, что бестолково топталась рядом и тревожно раздувала ноздри. Оскальзываясь в собственной крови и заходясь от боли, Раф приподнялся и поманил животное. А когда лошадь подошла, поймал болтающиеся поводья. Потянув их на себя, заставил лошадь лечь.
   Цепляясь изо всех сил где за поводья, где за жесткую гриву, наконец, заполз на животное и, кое-как примостившись, крепко охватил лошадь за шею здоровой рукой, чуть ли не зубами вцепился ей в холку и слабо тронул пяткой живот. Лошадка встрепенулась. Подняться с седоком из такого положения, оказалось непростым для нее делом. Но после нескольких попыток, от которых у Рафа темнело в глазах, животное поднялось и, тревожно прядя ушами от запаха крови, что заливала его спину, потрусило домой.
  
  Стража у ворот среагировала моментально. Перевязка началась уже там, едва Рафа сняли с лошади, и пока кто-то побежал за лекарем. Как его перенесли, мальчишка не помнил. Да и не хотел помнить, малодушно желая, чтобы сознание милосердно погасло и отстранило его от всего этого.
   Время беспамятства, жара и тяжелых метаний, вспышками тревожное лицо ванна и заплаканной Астории. Холодные руки ванни на лбу. Почему то именно сейчас хотелось рассказать Адалии тот сон, когда на площади он принял ее за свою мать. А когда Шар, наконец, поняла, что не посидит с упрямым мальчишкой за толом и отпустила его, Раф почувствовал себя намного лучше и попросил позвать сиртингина. При закрытых дверях, преодолевая одышку, рассказал, что с ним случилось, что видел и слышал в тот вечер.
   Варл не мог выразить словами, как бесценен поступок Рафа и он не уставал благодарить богов за то, что когда-то они соединили их жизни.
   А через несколько дней Варл устроил прием, на который пригласил всех, кто относился к элите. Всех своих друзей и соратников, всех, кто помогал Архипелагу оставаться сильным и процветающим, не смотря на континентальные поборы и пошлины. Всех, кто делал одно с ним дело. Повод был радостный и действительно грандиозный - у вана, сиртингина юго-восточного округа, родилась дочь!
   Город украсили яркими лентами, флагами и цветочными гирляндами. Счастливый отец готовился к торжеству, но не забывал, что сегодня есть и другие важные дела. Сиртингин сказал приветственные речи, и все собравшиеся в атрии готовы были начать церемониал: каждый должен был подойти к скамье правящей пары. Воздать почести младенцу в золотой колыбели и присягнуть маленькой ванни на верность.
   Гости по одному или парами, а часто и целыми семьями подходили к возвышению и аккуратно выставляли дары для новорожденной на широкие ступени перед колыбелью. И лишь единицы заметили, как иногда, между напыщенными речами, искренними пожеланиями и всеобщей радостью, Варл изредка бросает короткие быстрые взгляды куда-то за увитые цветами колонны.
   А через два дня Мираз, уважаемый, не смотря на скупердяйство, вельможа и его сводный брат были обнаружены мертвыми на гостевой вилле в холмах, куда поехали охотиться поле приема. Говорят, что бедняги были отравлены медленно действующим ядом. Будто бы вилла разграблена и все в ней верх дном. Никто не мог сказать и предположить даже, кто сподобился сделать такое, ведь Мираза любили все.
   И только Варл и Раф, прятавшийся во время приема за колонами и опознавший мерзавца, знали истинную причину его ухода к Шар.
  
   Когда парень окреп, а от тяжелых ран остались ровно зарубцевавшиеся шрамы, он подошел к сиртингину и сказал:
   -Тот человек, второй, который почти убил меня - мысли о нем не дают мне покоя. Мы ведь так и не узнали, кто он. И что за господа такие, которым он должен был доложить о начале дела.
   -Это большой промах с нашей стороны. Но, к сожалению, мои люди не смогли найти его. Судя по твоим описаниям, Раф, этот человек умеет и может многое.
   -Я тоже хочу.
   Варл непонимающе взглянул на подопечного, но тот быстро пояснил:
   -Я тоже хочу многое уметь. Чтобы в следующую нашу с ним встречу, заставить его пожалеть о том, что не добил меня. Я хочу быть лучшим и способным защищать не только свою жалкую жизнь. Дозволь учиться, ван. И я стану действительно полезным для тебя.
   -То, чем ты собираешься заниматься весьма опасно. Думаешь, Адалия или Астория захотят снова потерять тебя? А я? Мне не нужна твоя полезность! Ты уже давно доказал свою преданность и оплатил все долги.
   -Я никогда не смогу в полной мере воздать вам с ванни за то, что обогрели нас с сестрой и спасли Асторию тогда. Но я искренне считаю, что покушение на твою жизнь не единичный случай. И если Мираз умудрился прямо у тебя под носом устроить заговор, где гарантия, что больше никому и никогда не придет в голову подобная мысль? Ты можешь с уверенностью сказать, что прямо сейчас ничего против тебя не готовится? Мы даже не знаем, кто задумал все это и зачем?
   Варл тяжело опустился на скамью:
   -Ты говоришь резонно, Раф. Могу ли я отговорить тебя?
   Мальчишка упрямо мотнул головой.
  -Почему я не удивлен? - Варл улыбнулся и по-отечески похлопал парня по плечу. - Но ты слишком юн. Все, что я могу сейчас, отдать тебя в обучение кое-каким людям. Их немного, но они есть и верны мне. Но ты должен быть осторожным. Никого нельзя посвящать в наши с тобой дела.
  
   Через неделю после состоявшегося разговора Раф уехал на Север. Туда, где в затерянной среди скал горной деревушке, жили и тренировались несколько десятков человек. Именно там он и познакомился с Десилом и многими другими, что ставили жизнь вана сиртингина превыше своей. Грамотная организация, тайность, четкое координирование действий и постоянное оттачивание мастерства не раз служили ванну добрую службу. Раф, как губка, впитывал знания и опыт других. До пота и крови филигранно полировал навыки.
   Жнецы. Так они себя называли. Ни рангов, ни символики, ни татуировок - ничего, что могло бы помочь опознать или раскрыть тайну их существования. В легенде вполне себе мирные профессии: лавочник, фермер, трактирщик - все те, где приходится много слышать и видеть, ездить и заводить новые связи и знакомства.
   Теперь на вилле Раф бывал редко, но метко. Опять таки по случайным и будто бы не зависящим друг от друга обстоятельствам удалось выяснить о тайной переписке одного из членов совета. Естественно, к моменту прибытия Рафа на виллу уже бывшего, с честью почившего члена совета. И переписка эта напрямую вела за море. А именно, во дворец Анфры. К тому моменту Аббас, в край обнаглевший от своего могущества и власти не особо задумывался, что хочет слишком многого от такого маленького островного государства как Архипелаг и все поднимал и поднимал объем податей, сокращая сроки поставок.
   Еще несколько факторов и фактов, плюс письма ?- и понять, откуда растут ноги, не составило труда. Аббас явно что-то замышлял, и кто-то в Сиртрате очевидно держит его сторону, ставя сиртингину палки в колеса. А точнее аккуратно и расчетливо плетет паутину, расставляет ловушки, используя при этом заморские силы и ресурсы.
   Но при этом все вроде как всегда. Торговля полным ходом. Гавань открыта приходящим с востока кораблям, никаких скандалов, публичных происшествий. Только иногда нет-нет, да и подстрелят кого на охоте. Или сердце станет у кого после затяжных приемов и увеселений. Да и сам Варл не раз был на волосок. Кто-то методично, почти не оставляя за собой следов, разъедал Сиртрат изнутри.
   Но после того, как была обнаружена переписка с востоком, робкие зародыши подозрений дали свои плоды. И перспектива дальнейших действий стала более-менее определенной. Группа должна была поехать за море. Чужая страна виделась логовом с минимальными возможностями для отступления. Но и этот вопрос решился сам собой, когда выяснилось, что Астория собралась замуж.
   И никто не предполагал и не планировал, что так сложится. Но сестра выбрала в мужья процветающего купца с востока. Человека мягкого и доброго, намного старше, чем она сама. Но настолько обходительного и благородного, что девушка дрогнула. Кроме того, состояние и репутация купца только делали ему честь, потому и Адалия, и Варл без сомнений дали свое благословение.
   Причем последний и Раф в какой-то момент поняли, что данный союз принесет не только счастье девушке, но и пользу для них...
  
  
   Глава 16
  
   Пахло сыростью и сгнившими водорослями. Катастрофически не хватало свежего воздуха. Затхлость с едким запахом рвоты и незаживающих ран, грязных тел и чего-то еще... страшного. И эта смесь тошнотворных ароматов сводила с ума больше, чем рана в плече. Казалось, она только распахнула глаза - на деле уже давно осматривалась. Темнота дезориентировала: только редкие щели над головой тоненькими, словно игла лучами, скудно пропускали свет. Взгляд мгновенно цеплялся за него, и казалось, что темнота вокруг становится еще более густой.
   Все качалось, вернее это ее укачивало на грязном и мокром полу. То, что вокруг, за этими протухшими стенами море, девушка даже не сомневалась. Вокруг шорохи и приглушенные голоса, кто-то всхлипывает. Дайон облегченно выдохнула: значит она не одна в этой выгребной яме. Сверху, над головами поминутно раздавался быстрый топот ног, отрывистые выкрики и сугубо мужские голоса. Судя по всему, корабль большой.
  Села. Тут же противно зазвенело в ушах, а во рту появился неприятный сладковато-соленый привкус. Тронула разбитые губы. В голове шум и снова хочется лечь, потому что тошнит. Сжала ладонями голову - сейчас очень важно побыстрее придти в себя и начать рассуждать, думать. Из любой ситуации есть выход. Даже самая большая проблема кроет в себе очевидные решения. Только нужно найти их.
   Но не сейчас. Сейчас не получалось. Дайон задыхалась и все бы отдала за глоток свежего воздуха. Слезы отчаяния стояли у горла, и только мысль о том, что нельзя раскисать, все еще мешала им пролиться. Откинула голову назад и оперлась затылком на сырые доски трюма. Дышать и стараться успокоиться.
   Последнее, что она помнила, это как начальник охраны отчаянно отбивался от восточников на вершине хребта. Как рычал на нее, чтоб уходила. И гнусная ухмылка восточного солдата перед тем, как тот отправил ее в небытие. И еще кое-что помнила. Девушка не была уверена, но чувство ненависти подсказывало, что это правда.
   Уже из шлюпки, куда ее швырнули, и они достаточно отплыли от берега, она видела большой военный корабль. Крутые бока поднимались высоко над поверхностью воды, а вдоль них открытые окошки, щерящиеся дулами пушек. И вспышками, когда сознание лениво возвращалось, а потом снова пропадало, Дайон видела, как на двух палубах суетится многочисленная команда. Как огромный флаг восточной империи реет над большой каютой со стрельчатыми окошками, украшенными резьбой.
   -Доложи господину, что бухта зачищена! - Рулевой махнул кому-то рукой и, задрав голову приложил ладонь козырьком, ожидая ответа.
   Дайон проследила мутным взглядом в том же направлении и увидела, что на корму вышел мужчина. Она узнала бы его из тысячи тысяч: коричневый плащ с серебряным подбоем, длинные темные волосы, на этот раз собранные в хвост. Он посмотрел прямо на их шлюпку и отдал короткий приказ:
   -На корабль их! В трюм!
   Борта галеона, дрейфующего в гавани, медленно проползли мимо, а затем остались позади, но лицо Аласкара все еще стояло перед глазами. И даже когда сознание гасло, Дайон все равно видела это надменное жесткое лицо - лицо убийцы ее отца.
  Сейчас же, вспоминая его, девушка сжимала кулаки, остро поняв, что выберется. Чего бы ей это не стоило, но выберется. Потому что ей есть ради чего жить. Цель ясна и непререкаема. Теперь ей нужно лишь постараться сохранить себя, выжить. Чтобы глядя в глаза этой восточной собаке, отправить царевича к Шар. Желательно как можно более мучительным путем. Эта мысль жгла изнутри, заставляя задыхаться еще больше. Но теперь не от недостатка воздуха и вони, а от эмоций и решимости. От смысла.
   Дайон снова легла и, свернувшись калачиком, стала думать.
  
  ***
  
   Она не знала ночь сейчас или день. Свет больше не проникал. И в этой непроглядной тьме плен чужих стонов и рвотных спазмов, запах крови и пота душил еще больше своей густотой и навязчивостью. Как и мысли, что лихорадочно буравили мозг. Но не те, что помогли бы найти выход. Тягучие воспоминания нескончаемой чередой мучили и мучили. И когда Дайон пыталась спать, стоило только впасть в сонное оцепенение, как она видела отца, спохватывалась и заставляла себя думать о другом.
   Не могла смотреть снова и снова, как его накрывает куча восточников, как он исчезает в этой толпе, что смела, поглотила его. А у нее самой разрывается сердце. Видела призраки тех людей, что, как и она, пытались отчаянно спастись из бухты и спасти ее. Как телохранитель отца, вздохнул последний раз и, словно уставший ребенок, закрыл глаза. И Дайон вздрагивала, просыпаясь и надрывно дыша. Будто это она сейчас пытается продлить свою жизнь еще на один короткий вдох.
   Снова впадая в тревожный сон, видела горящие дома и такой любимый парк на вилле. Смотрела стоя в стороне, как корчатся в огненном смерче высокие платаны, а кипарисы и мандарины одуряющее пахнут шипящим в огне соком, как трескается белый мрамор, и покрываются копотью колоны на террасе. Глаза слуг, полные страха и толпы людей, наводнившие площадь.
   Как жаль было маму. Дайон в своем эгоизме не подумала, как тяжело ей. Она даже не утешила мать, не помогла оплакать потерю. Даже не подумала, как сильно она волновалась все это время, как переживала за все и всех и как стойко держалась. Ее сильная, но такая хрупкая мама...
   Дайон давилась слезами в желании уткнуться носом в родные колени и молить о прощении за все те переживания, что доставляла ей. За то, что была плохой дочерью. Хотелось вцепиться в ее одежду, чтобы никогда не отпускать... Держать за руку здесь, в темноте, просто знать, что она рядом... И душить, душить Аласкара до ломоты в пальцах за то, что заставил ее, их всех испытать все это.
   Плакала, пока не почувствовала себя пустой внутри, дрожащей от выплескивающейся тоски. В голове стучало, опухшее от слез лицо горело. И не существовало ничего кроме всеохватывающего отчаяния этих минут.
  
   ***
   Люк трюма, распахнувшись, с шумом ударился о палубу. Вздрогнувшая Дайон тут же зажмурилась - свет для отвыкших от него глаз был слишком ярким и неприятно режущим. Сквозь слезы оглянулась по сторонам. Среди тряпья и бочек где сидели, где лежали десятки людей. Дайон даже не предполагала, что их здесь так много. Видно, на галеоне были не только те, кого поймали в бухте.
   -Дохлые есть? - Грубый, словно охрипший голос надсмотрщика был громче, чем требовалось.
   В ответ молчание. Грязные потные лица, устремились наверх, к свету и воздуху, что так благостно ворвался в трюм. После небольшой заминки вниз по крутой лестнице спустилось несколько солдат. Без страха самодовольно подходя к тем, кто лежал, пихали их сапогами под ребра. Двое мужчин и подросток не смогли подать признаков жизни, и их вытащили наверх. Дайон зажмурилась, пытаясь прогнать соленую горечь в горле.
   -Ответишь, за все ответишь мне! - зло шептала, сжимая зубы.
   Ей дали лишь кусок хлеба с луком. Да четверть чашки воды. Девушка давно уже страдала от голода. Казалось, бесконечно долгие неисчислимые дни. Но сейчас, глядя на вожделенную когда-то еду, понимала, что ничего не сможет проглотить: преодолеть рвотные позывы оказалось выше ее сил.
   Кормежка была главным событием дня, но оно проходило мимо нее. Дайон безучастно видела, как люди хватают еду, а потом когда люк трюма с грохотом закрывался, смотрела на тоненькие полоски света, слушала топот ног и отдаваемые команде приказы и заставляла себя жевать казавшуюся безвкусной пищу.
   И снова темнота, бесправного плена. Ночи... Они казались самыми тяжелыми, самыми длинными, бесконечными. Она встречала их страхом того, что рассвет никогда не наступит в этом зловонном тесном царстве, и боялась больше не увидеть тонких пятнышек, свидетельствовавших о том, что там сверху разгорается день.
   Боялась, что кого-то снова бездыханным отнесут наверх. Кого-то из ее соплеменников, подданных, присягнувших на верность дочери сиртингина. Пока она здесь, среди них малодушно отсиживается в темноте. С недавних пор мысли были всегда такие - сумбурные, почти всегда виноватые, и пустые: без идей на спасение.
   Но потом все изменилось...
   Сколько дней они были в пути, Дайон не знала, но однажды она проснулась от того, что ее тормошат. Открыв глаза, поняла, что не спала вовсе, а выпала из реальности то ли от голода и истощения, то ли от загноившейся раны.
   -Я жива! - страх оказаться за бортом и стать кормом для рыб заставил подняться.
   Села. Тут же связали руки и поволокли к лестнице.
  -Но я жива! - Дайон попыталась вырваться, но противный смех резанул по ушам.
   -Не куксись, красотка! Дышать идем.
   И, правда: небольшими группами по несколько человек их вывели на нижнюю палубу и, усадив посередине в кучу, дали несколько минут свободы. Дайон заплакала. От счастья, от свежести, разлившейся вокруг. Голова кружилась, и пьяная одуревшая от чистого воздуха улыбка, ошалело расползлась по грязному лицу.
   И плевать на отвязные шутки восточников, плевать на все. Сейчас она надышится, надышится вволю, впитает каждой клеткой своих легких этот благодатный морской бриз, теплый ветер по коже. Будет теперь бережно хранить и видеть в трюмной темноте этот недосягаемый пока горизонт, чувствовать под огрубевшими подошвами доски палубы. И ночь уже не будет казаться такой долгой и бесконечной, потому что надсмотрщик обещал выводить их по утрам, чтобы приобрели на воздухе товарный вид. Ржал при этом, как конь, но видно было, что говорил правду.
   Теперь появились силы, теперь жадно ела все, что доставалось, ведь каждую ночь она ждала эти минуты свежести, когда глядя на горизонт, могла ясно думать, размышлять и надеяться. А возвращаясь в трюм половинила порцию воды, что ей выдавали и тщательно промывала рану на плече, торопя ее заживление.
   Однажды когда Дайон перематывала тряпьем плечо, к ней подползла женщина:
   -На твоем месте я бы так не старалась. По-хорошему лучше умереть, чем быть проданной на невольничьем рынке. Участь рабыни незавидна и ужасна.
   -Я не буду рабыней! Я...
   -Но ты женщина. Спрашивать никто не будет! - говорившая наверняка не знала Дайон и кто она такая, и девушка порадовалась, что вовремя прикусила язык. Внезапно осознав, что раскрывшись, ничего не добьется, а напротив, подвергнет опасности.
   И тут же мысли понеслись вихрем. Женщина... Бесправная рабыня, с которой купивший ее хозяин может делать все, что хочет. Дайон замотала головой, только теперь, пусть еще и отдаленно понимая смысл своей дальнейшей участи. Нет! Не бывать этому!
   Забилась в угол, где было больше всего сгнивших бочек, сетей и тряпья. Чувствуя, как по крови побежал адреналин, а в мозгу зароились еще бессвязные мысли, девушка нетерпеливо переворачивала ветошь. Торопилась, боясь, что щелочки, дарившее некое подобие света погаснут с наступлением темноты, и она не успеет сделать то, что задумала.
   Подходящее тряпье рвала на полоски. Выудив среди мешковины что-то, похожее на рубашку и штаны, поблагодарила судьбу за столь щедрый подарок. Теперь ночь обрела смысл и казалась спасением. Ведь у нее было время воплотить задумку без лишнего внимания и любопытных глаз. А завтра утром она смогла бы проверить, насколько ее идея удалась.
   Мстительно усмехнувшись в темноте, Дайон нащупала под рукавом своего подранного платья широкий браслет. Расстегнула его, сняла с предплечья и, разогнув изящную полоску, принялась стачивать ее край об грузило на сети. Короткими быстрыми движениями, замирая и прислушиваясь, боясь привлечь внимание стражи наверху. Золото легко поддавалось такой нехитрой обработке, и вскоре, проведя пальцем по импровизированному лезвию, Дайон убедилась в его остроте: тоненький, сточенный под углом край браслета резанул до крови.
   Зажав в кулаке несколько прядей волос, короткими сильными движениями, девушка обрезала их, как можно короче. Участь остальных была такой же. И вскоре у коленей валялся целый ворох спутанных колтунов. Некогда это были прекрасные длинные локоны, такие же темные и густые, как у отца. Мама всегда гордилась ими, говоря, что такие роскошные волосы - это сокровище для женщины.
   Вот именно, что для женщины. Ничуть не сожалея, Дайон запрятала ворох отрезанного сокровища под сети и ветошь. Раздевшись, тщательно и туго перетянула нарванными тряпками грудь. С почти довольной улыбкой нацепила рубаху и штаны. Одежда была велика. Но на ком бы она не висела сейчас после такого плавания? Измазав и без того грязное лицо, поползла на свое место.
   Кто-то назвал бы это помешательством, кто-то упрямством. Дайон же предпочла назвать все это силой характера.
  
   А наступившее утро показало, что замысел удался. Гнусных шуток в ее сторону больше не отпускалось, зато толкали девушку более грубо, еще грубее орал на нее надсмотрщик. А в трюме Дайон заняла место поближе к мужчинам и не вызвала ни малейшего подозрения. На грязного парня с осунувшимся лицом никто не обращал внимания.
   Ты бы гордился мной, Раф. - подумала и ощутила такую тоску, что впору было завыть. Злилась на судьбу, на себя, на него за то, что сейчас не рядом. А потом встряхивалась, вознося хвалу, что мужчина сейчас не с ней. И радовалась в надежде, что он далеко от всего этого.
   И не знала Дайон, дочь сиртингина юго-восточного округа, что жнец, наемник и убийца всеми мыслимыми и немыслимыми способами подгоняет гребцов. Что давно уже приказал поставить два дополнительных паруса, что готов сам грести, лишь бы эта посудина летела по волнам быстрее.
   Как и не знала много другого. Например, того, что четыре с половиной года назад Раф в составе небольшой группы жнецов по просьбе Варла отправился на материк. Благодаря мужу, его сестра Астория была вхожа во дворец. И общаясь со многими из тамошней знати, была ценным источником информации. Выследить и ликвидировать удалось шесть человек. Лицедеи действовали прямо под носом у царя и долгое, слишком долгое время оставались в тени. Причем корни и связи их деятельности весьма откровенно вели на Архипелаг. Становилось абсолютно ясно, что предатели действуют одинаково четко, что здесь, на востоке, что по ту сторону моря. И делают это сообща и слаженно.
   Размотать клубок и потянуть за обнаруженные ниточки жнецы не успели. Раскрытие группы было внезапным и жестоким. Обрубив концы к сестре, Раф потерял троих друзей. Его и еще одного товарища схватили на подходе к порту, когда они в спешке собирались покинуть восточные берега. Брошенные в темницу дворцовых подвалов, они были приговорены к казни через тысячу порезов - линчеванию. Что могло быть зрелищнее?
   Но в самый разгар представления, Аббас решил показать народу свое великодушие. И как его сын сейчас, введенный в обман и заблуждение, так и он тогда, ничего не видящий перед собой, приказал сохранить виновникам жизнь и применить ее во благо Царства, сослав двоих мужчин на рудники. Народ был доволен.
   На деле этим своим решением Аббас не помиловал - он убил их. Медленная расчетливая казнь свершилась. Потому что правитель знал - едкая рудничная пыль, непосильный труд и голод станут наказанием куда более подходящим для архипелаговских псов, нежели мучительная, но все-таки достаточно быстрая казнь.
   Товарищ Рафа протянул почти год. Сам он к концу второго сбежал. Побег был дерзкий и наглый и, наверное, первый за всю историю. Отчаяние и осмысление того, что терять нечего - самый сильный стимул. Не каждому дано переплыть море без должных запасов и на рыбацком суденышке. Но Раф смог. Почти смог. В восточном море редко бывают бури, но и легкой, быстро пронесшейся и, наверное, незаметной для большого корабля, хватило, чтобы превратить легкое суденышко в хлам.
   Прибившись к скалистому берегу после многодневного дрейфования на обломках, мужчина оказался спасенным славной девочкой, которая совсем не боялась его. Напротив, так открыто и ясно смотрела на него своими синими глазами, ловила каждое слово и так искренне и непринужденно вплеталась в его сердце, что Раф незаметно для себя привязался к девчонке.
   А потом все изменилось. Едва он только поправился, как девчушка решила открыться. И поняв, кем на самом деле является его спасительница, жнец в эту же ночь, не взирая на еще не зажившие раны, отправился на виллу. Пошел туда намного раньше, чем планировал. Ведь сначала хотел понаблюдать, тенью проскользнуть в Сиртрат, побродить по городу, послушать, посмотреть, собрать информацию у старых друзей.
   Варл был несказанно рад его возвращению. А еще удивлен, встревожен и горд тем, что его маленькая Дайон спасла и скрыла у него под носом беглого убийцу. Посмеявшись над этим, решили не открывать истины, потому Дайон и дальше была уверена, что отец ничего не знает. Теперь с одобрения сиртингина, забавлявшегося подобной ситуацией, Раф учил девушку всему, что знал сам. Не ровен час и ей придется постоять за себя. Так пусть делает это правильно и умело.
   Примерно через год Варл решил, что пора прекратить негласное противостояние между Архипелагом и востоком и совместными усилиями выяснить, кто и почему хочет нарушения союза между государствами. А для закрепления своих стремлений к миру и порядку Варл сосватал свою дочь за царевича. И когда правители были близки к заключению определенных договоренностей по этому делу, сиртингин отправил Рафа на восток. Тот должен был подготовить почву для Дайон и негласно присматривать за ней.
   Более естественным в тот момент Рафу показалось обратиться к сестре. Правда, ту долго откачивали после появления. Астория давно похоронила брата, будучи уверенной, что тот отправился к Шар. Собственно богиня все-таки попировала за их счет. За несколько месяцев до приезда Рафа муж Астории скончался. Выдав себя за следующего избранника девушки, Раф стал фиктивным мужем богатой и молодой вдовы.
   Прибрав к рукам на законных основаниях имущество покойного, Раф сделался купцом. Весьма преуспевающим, с большой клиентской базой и по сему необъятными источниками сплетен, слухов, передающихся друг другу за курением кальяна или кубком хорошего вина.
   Почти семь месяцев Раф следил за дворцом, и ситуацией в нем. Но тут гром среди ясного неба. Аббас убит! Боги отвернулись от него, поставив под удар и Дайон и царевича, и Архипелаг...
  
  
   Глава 17
  
   Мощный галеон без устали рассекал морские волны. Солнце стояло в зените и пекло вовсю. И если бы не морской бриз, обдувающий и приносящий прохладу, на верхней палубе сейчас было бы несладко. Аласкар стоял в тени пузатых от ветра парусов и смотрел как медленно, но верно приближается темнеющая вдали, еще пока очень тоненькая кромка горизонта. Белая туника строго застегнута на все пуговицы, только рукава закатаны из-за жары. И видно, как на правой руке витая шрамированная татуировка змеится от запястья к локтю. Золотые пуговицы на расстегнутом жилете соперничают своим блеском разве что с искрящимися волнами, что бьются о корму.
   Два дня назад царевич покинул Архипелаг. Ему больше не было нужды оставаться там. Глядя, как горит преданный огню труп убийцы его отца, Аласкар искренне надеялся, что сделал все правильно. Сжав зубы, смотрел на пламя и старался не думать о непомерности той жертвы, что он положил на алтарь усыпальницы царя. Но его народ ДРУГОЙ бы не принял.
   Для них Аббас был мудрый правитель, строгий, но знающий толк в правлении. Люди не задыхались от податей и налогов, ведь казну исправно пополняли завоеванные территории. Законны Аббаса были справедливыми, и любой знал, что за преступлением всегда последует неминуемое наказание. Царя любили все, приписывали ему всевозможные титулы. Сбегались толпами, усыпая мостовые цветами, стоило только Аббасу выехать за ворота дворца. Мечтали прикоснуться хотя бы к краешку его одежды или сбруи на его лошади, чтобы получить великое благословение.
   И только он, Аласкар, знал, каким тираном и жестоким человеком был его великий отец на самом деле. Какие страшные стороны Аббаса скрывались за высокими стенами дворца. В любом случае, веские доказательства заговора со стороны Архипелага привели островитян к таким последствиям. Больше никогда и ни за что они не поднимутся против своего царя! Урок на будущее. Пусть жестокий, но они сами его заслужили. И Аласкар теперь став у руля царства должен быть уверен, что против него не будет задумано чего-то подобного.
   Колонии должны подчиняться, исправно платить дань и пошлины, а не ставить существование империи под угрозу. Аласкар задумался, и стоявший рядом с ним Гиллад удивленно заметил ухмылку на его губах. Но не ту, которую хотел бы видеть после стольких дней угрюмости - горькая с сожалением усмешка родила такую же горечь в серых прищуренных глазах господина. И танат Гиллад, наставник и друг понял, что невеселые мысли Аласкара сейчас очень далеко...
  
   Царевич никогда не стремился к наследованию. Жизнь во дворце, претила ему. Толпы наместников, просителей, разбирательства, законодательство... Но участь его была предрешена еще по рождению: единственный выживший ребенок Аббаса. Больше того - мальчик, сын. Наследник! Правда, были еще претенденты, например сыновья его дяди по материнской линии: статные, сильные с приличной разницей в возрасте, что создавало дополнительные варианты. Один мог занять трон, другие стать наместниками в процветающих колониях или крупных регионах царства.
   Но Аббас с презрением смотрел на нечистокровных отпрысков брата своей жены. И почти всех отослал в дальние не особо доходные регионы. С глаз долой. Его жена была из знатного когда-то рода, но тот со временем вымер, а остатки его обеднели, сведя родовитость на нет. Красота девушки однажды пленила грубого царя и вскружила ему голову. Взяв ее в жены, он некоторое время забавлялся ее обществом и желанием держать рядом с собой. Когда же она не смогла выносить двух детей подряд, стал смотреть на нее с упреками и мыслями отослать от себя. Но третьего ребенка женщина все- таки смогла произвести на свет и была счастлива, что это сын. Но к сожалению, было уже поздно. Она вконец надоела царю. Не сумевшая вовремя оказать на Аббаса влияния и хоть как-то утвердить свое положение во дворце, по итогу была выслана из столицы и заменена кормилицей, няньками и учителями.
   Аббас был жестоким родителем и, не смотря на то, что царевич и так изо всех сил старался соответствовать, отцу все время было мало: недостаточно умений, знаний. Если Аласкар ездил верхом, то непременно должен был скакать быстрее всех, если стрелял из лука, то обязательно метче, чем другие. Охота, бои, владение оружием, верховая езда, знание истории, поэзии и много чего еще - Аббас требовал неукоснительного превосходства. Во всем. Недюжинных умений и навыков. А если что-то его разочаровывало... брал плеть.
   -Иначе как по-другому? - спрашивал он, нанося истязательные удары - Что будет отличать тебя, выделять среди остальных? Чем таким ты будешь превосходить других, чтобы по праву считаться лучшим и быть царем?
   Аббас хотел воспитать мужчину с сильным характером, стойкого, непреклонного. Именно таким должен быть будущий царь, его преемник. И он был прав в этом. Но не во всем остальном. Ни капли любви, ни толики заботы. Только должен, должен и должен. Никакого выбора и шагов в сторону, завышенная планка и требования порождали ненависть к обязанностям и образу жизни в целом.
   Аласкар ненавидел дворец. А еще больше своего отца. За холодность, за вечное презрение к своему несовершенному сыну, которому как бы ни было страшно, но все-таки придется отдать в руки все царство. За жестокость, с которой Аббас постоянно относился к нему. За отсутствие друзей, потому что все они потенциальные предатели. За то, никогда не принимая своего сына как ребенка, он лишил Аласкара детства и матери.
   Великий царь разлучил их, считая, что сам воспитает своего наследника как должно. Что женское влияние не допустимо при становлении сильного правителя, и отправил свою жену, не имеющую собственного голоса, не способную противится воле царя, на запад. Там в небольшом, но красивом дворце она прожила четыре года в забвении и затворничестве без права на свидания с сыном. А потом самовольно ушла к Шар...
   Сильная, многочисленная армия Аббаса расширяла царство год от года. Царь направлял свои войска и действовал всегда по одной и той же стратегии: где не брал меч, там брал огонь - и страшна была участь тех, кто сопротивлялся слишком долго. Царевич еще с детства впитал в себя запах страха и крови, ведь отец всегда брал его с собой в подобные походы.
   Не получивший тепла и нелюбимый, Аласкар теперь и сам не умел любить. Но где-то глубоко внутри был уверен, что так не должно быть. Привитая плетьми стойкость, вбитая отцом жестокость и презрение к слабостям - это все приобретенное. А то, что его собственное, еще возможно где-то там глубоко оставшееся, еле слышно протестует против того, чтобы не быть таким же как Аббас завоеватель.
  
   И даже когда царь вдруг решил, что Аласкару пора жениться, он и не думал о том, что царевич должен завести семью, стать хоть отчасти похожим на остальных, получить свою горсточку простого человеческого счастья. Нет, подготовленный брак как и многое другое, оказывается, был примитивным, но при этом гениальным расчетом, мостом между двумя государствами. А сам Аласкар - всего лишь поводом укрепить отношения с гордым островным сиртингином. Как всегда - недочеловек, просто вещь, используемая для удовлетворения интересов царя.
   Все существо протестовало, к невесте росла тихая ненависть. Порой Аласкар подумывал, что дворец слишком тесен для него, что стены давят, сжимаются, готовые вот-вот стать его последним пристанищем, его усыпальницей. Хотел сбежать от всего этого, но прекрасно понимал, что отец достанет его даже у Шар.
   И сейчас где-то в глубине сознания, даже не закапывая мысли об этом слишком глубоко, Аласкар радовался, что отец умер. И отнюдь не горе потери ошеломило и закрыло пеленой глаза. Казалось бы, он всю жизнь готовился стать царем, так больно и долго его вели к этой цели. Но внезапно оказавшись перед ней, Аласкар понял, что не готов, не желает этого.
  Ошеломленный внезапностью ответственности, что грузом свалилась на него, страхом предстоящей роли он стенал и злился, проклиная Архипелаг за столь вероломный шаг. Ведь если он подчиниться своим желаниям, если не захочет принять свою судьбу, царство будет мгновенно разорвано на части. А если не покажет народу свою месть, на части будет разорван он сам...
   Так что другой судьбы у Аласкара не было. И сейчас, давно опередив основную часть своей армады и добрую часть галеонов с рабами и плодами разгромов, царевич смотрел на далекий пока берег. С неизбежностью понимал, что отвратить неотвратимое не в его силах, и остается только смириться, став во главе этого огромного, искусно созданного царства.
  
  
   Глава 18
  
   Сердце билось все сильнее. В те редкие минуты, когда их выводили на палубу, все волнительней и страшнее было смотреть на приближающиеся берега. Дайон заставляла себя не паниковать и не поддаваться отчаянию. Справиться, главное со всем этим справиться сейчас! Чтобы потом холодный рассудок здраво подсказывал, что делать, а не толкал в слепой панике на необдуманные действия, что поведут к неисправимым ошибкам. Ведь ценой таких ошибок может стать очень многое.
  И если сейчас она не возьмет себя в руки и не начнет трезво смотреть на вещи, именно так и получится: может статься, она поплатиться не только свободой, но и жизнью. И черная Шар будет злобно хохотать над гордячкой Дайон, что так нелепо попалась на ее пир. Все старания, испытания в этом вонючем трюме, смерть отца и неизвестная судьба матери - все будет зря.
   Потому рвано дыша, зажимала между коленей трясущиеся ладони и пыталась понять, хоть на секунду представить свои дальнейшие действия.
  
   А виды за кормой продолжали меняться, и Дайон в какой-то момент поймала себя на том, что любуется. Да, любуется вражеским краем! Как ни красив был Архипелаг, но таких красот, как сейчас, она не видела никогда. Недаром, отец возвращался из поездок отсюда с таким количеством впечатлений, что на рассказы о них не хватало порой и нескольких вечеров.
   Девушка, вытягивая шею, выглядывала из-за спин и плечей сидящих перед ней пленников и во все глаза рассматривала открывающуюся панораму восточной гавани, побережья и всего, до чего только мог коснуться взгляд. Одергивала себя, искренне заверяя, что это для дела, и надо уже сейчас рассмотреть то, что может пригодится. Сама же просто не могла оторваться от открывшейся красоты.
   Анфра! Столица восточного царства!
   Белые башни города, что раскинулся на берегу широкого залива, высоко вздымаются над голубыми водами гавани. Большущий порт, не идущий ни в какое сравнение с портами Архипелага, казалось, сосредоточил в себе всю торговую и деловую жизнь столицы. Сюда сходятся все морские и караванные пути.
   И чем меньше лиг оставалось между кораблем и берегом, тем явственнее проступала картина. Рассказы отца точно оживали, будоража воображение и порождая непонятную тягу к этим великолепным башням из белого мрамора, многочисленным плоским крышам домов, минаретам и дворцам. Из рассказов она знала, что в самом большом - с двенадцатью башнями - жил царь. И именно там, на самой высокой из них с ажурным куполом наверху, был укреплен реющий по ветру символ царства - алый флаг с серебряным полумесяцем. И сейчас, едва взошедшее солнце озарило его, кажется что месяц запылал. На закате, по рассказам отца, он станет сверкающим до рези в глазах, а с наступлением сумерек некоторое время еще будет светиться в темноте.
   И над всем, что Дайон видела сейчас: меж тихих, залитых солнцем горных троп, между мшистых, поваленных ветром и старостью деревьев, над морскими просторами, в городских купальнях и на площадях, над каждой плоской крышей городского или сельского дома - везде разнеслась власть десницы царя.
   И от этого становилось страшно. Как может один человек повелевать таким простором и таким количеством людей?!
   Минуты свежего воздуха закончились. Как всегда быстро и внезапно. Надсмотрщики, подгоняя людей, снова затолкали их в трюм. Но тоски в глазах пленников больше не было. Страх и тревога - вот что плескалось в душах и отражалось на изможденных лицах. Тревога перед будущим. Потому что никто из всех этих мужчин и женщин не знал, что ждет их впереди.
   Дайон твердо решила и настойчиво верила, что не станет рабой. Не позволит продать себя, как вещь, как кусок мяса! Дочь сиртингина юго-восточного округа не будет стоять на невольничьем рынке у всех на обозрении, чтобы за нее назначали цену и торговались! Вот только как этого избежать?
   **
  *
   Наверх их больше не выводили. По расчетам Дайон, уже наступил вечер, когда они бросили якорь. Его тяжелая толстая цепь с грохотом прочертила по обшивке с боку и с шумными всплесками ушла под воду. Девушка притаилась, ожидая, что крышка трюма вот-вот откроется, и их начнут выводить. Подобралась, напрягая слух. Но ничего не происходило. Судя по отдельным выкрикам и командам, а еще по тому, что беготня на палубе вскоре и вовсе затихла, восточники либо сошли на берег, оставив на борту несколько человек. Либо уже давно ночь и все улеглись спать, чтобы перевезти пленников на сушу завтра с утра.
   В любом случае, есть еще время подумать, как действовать. Дайон лихорадило. И не только ее. Атмосфера гнетущего напряжения и тревоги буквально давила со всех сторон. Казалось, ткни пальцем перед собой - и он обязательно напорется на плотный сжатый до невозможности воздух. Девушка была уверена, что почти каждый из находящихся в трюме думает также, как и она.
   Спать, спать! Завтра ей понадобятся все силы, что есть. И даже те, которых нет...
  
   Снова сапогом под ребра. Подхватилась, в первые мгновения не понимая, что происходит. Ведь только что снилась вилла, родители, Раф и ее, такая уютная маленькая бухта. И она была счастлива, сыта и беспечна... Возвращение в реальность было слишком болезненным. Продрала слипшиеся веки и, стараясь не вкладывать во взгляд на охранника всю ту силу ненависти, что бушевала внутри, сказала уже привычную по утрам фразу:
   -Жива!
   При этом хотелось вздернуть подбородок и как следует плюнуть в эту нагло ухмыляющуюся рожу. Чтоб захлебнулся! Но во рту было сухо, как в пустыне, и тяжелая, с едким привкусом горечь уже давно поселилась в горле. Организму нужна была еда. Кроме того, нарываться именно сейчас не следовало. Она всего лишь напуганный парнишка, который будет пресмыкаться и делать то, что велят. Ведь он очень хочет жить.
  Утренней кормежки не было. Снова маленькими группами наверх. Но в этот раз на палубу их не усадили, лишь сбили в кучу. Люди жались друг к другу, смотрели на широкие сходни, что уже были пристроены к корме корабля и спускались вниз. Каменный пирс, ровный и длинный с бесчисленными столбиками у боковых парапетов. В них вмонтированы железные кольца, к которым где цепями, где веревками было пришвартовано огромное множество всевозможных кораблей: большие и маленькие, тяжелые грузовые и легкие рыбацкие лодчонки, изящные прогулочные с резными каютами и шатрами на палубах и тяжелые боевые галеоны, щерящиеся пушками на покатых боках. От парусов рябило в глазах, и Дайон, расчетливо дыша, зажмурилась. Сердце тяжело стучало, то замирая надолго, то пускаясь вскачь, как перепуганный зверек.
   Немытый высокий надсмотрщик стал выхватывать людей по одному и, отводя их от группы, связывал.
   Нехорошо. - Подумала девушка, когда огромная лапища грубо схватила ее за плечо и дернула вслед за остальными. На такое Дайон не рассчитывала. Хотя, собственно, на что можно рассчитывать в ее, столь незавидном положении?
   На шее тут же захлестнулось некое подобие ошейника с железным кольцом. Восточник привычными быстрыми движениями тут же прикрепил к нему один конец ремня, сплетенного из кожаных полосок.
   Не разорвать. - Досадливо поморщилась и потянулась к ремню, за что тут же получила тяжелый шлепок по рукам.
   Второй конец надсмотрщик взял в руки и погнал спотыкающуюся Дайон перед собой. Уверенно вел ее на поводке, точно собаку. И девушка переступала по широким сходням хмурая, покорная, дрожа от слабости и гнева.
   Выведенная на пирс группа пленников вскоре была связана общей веревкой. Длинной уставшей цепью надсмотрщики повели людей дальше. Но вопреки ожиданиям Дайон, они не пошли к самому порту, венчавшемуся огромным арочным входом с высокими коваными воротами и решеткой из толстых перекладин.
   Едва только они сошли с пирса, как к главному погонщику тут же подбежал забавный человек в расшитом кафтане до колен и маленькой шапочке. В руках он держал толстую книгу и, раскрыв ее, тыкал артритным пальцем в какие-то записи и пытался что-то доказать главному. Тот долго отмахивался и, улыбаясь, словно старому знакомому, что-то выговаривал мужчине, при этом указывая на толпу пленников за спиной. По итогу они расстались довольные друг другом. Тот, что в шапочке что-то быстро записал в книгу и, получив небольшой мешочек с деньгами, распрощался с хитро скалящимся погонщиком.
   Дальше пошли по мощеной светлыми плитами мостовой. Сдавленная с двух сторон маленькими лавчонками и торговыми навесами, она вскоре стала делиться на улочки, что бежали вправо, куда-то вглубь порта и, видимо, дальше к городу. Группа же продолжала движение вдоль берега пока, наконец, не стала подниматься на холмистую гряду. Идти в гору было тяжело, очень хотелось пить, а проклятый ошейник чувствительно тер кожу. И даже вроде не сильно затянутые ремни на запястьях, стали причинять боль.
   Поднявшись на гряду, что протянулась вдоль берега, Дайон замерла в изумлении. Казалось, она видела порт, шумный и яркий до такой степени, что все мелькало в глазах. Что еще могло так потрясти воображение? Но то, что она видела сейчас, не шло ни в какие сравнения.
   Плотное скопление красивых зданий, что уверенно теснились между широкими черными рукавами реки. Ее илистые воды, неслись с холмов на севере, смутно видневшихся на горизонте и с далеких равнин. Чтобы обнять город, словно руки любящей матери и огромным темным пятном уйти в мерцающее море. Под солнцем залив казался пронзительно синим и вдали неразличимо сливался с небом.
   Суда, паромы, возбуждение и гомон торговых путей внизу доносились даже сюда. С далекого горизонта мягко накатывали волны, сглаживая своим прибрежным рокотом портовую сутолоку и торговую суету. Дайон вдохнула полной грудью, смакуя резкий привкус соли в воздухе, что особо ярко чувствовался сейчас.
   Он не имел той чистой остроты, что дома, на Архипелаге, но в нем витали не знакомые до этого момента, и потому притягательные ароматы чего-то далекого от петли на ее шее и ремнях на руках. Это были запахи незнакомых стран, неведомых берегов, свободы и приключений. У Дайон часто-часто забилось сердце. Оказывается, вот как пахнет то неведомое и грандиозно великое, к чему она стремилась, будучи наивной дурочкой, живя в роскоши и не зная ни в чем нужды!
   Однако вскоре от этого запаха не осталось и следа - дорога, петляя, начала спускаться с холмов. Там внизу сухопутные тракты, караванные пути и две речные дороги встречались на огромной рыночной площади. Именно здесь некоторые торговцы предпочитали совершать куплю-продажу и заключать выгодные сделки, чтобы не тратить время и деньги на переправку товаров в город.
   Группа пленников с трудом протискивалась между груженых повозок, орущих мулов и высоких длинноногих лошадей, чьи потные спины то и дело задевали плечи надсмотрщиков, потихоньку отталкивая и оттесняя их от центрального тракта. Толчея и сутолока, громкие выкрики торгашей, а иногда и разгорающиеся драки, яркие краски и пестрящие ряды с выложенным товаром всех мастей и назначения - у Дайон, голодной и слабой закружилась голова. Вдохнуть бы поглубже, но вокруг стояла легкая взвесь пыли, поднятая ногами и копытами. И без того сухое горло драло от резких запахов, что оседали на нёбе.
   Пленники двигались медленно, и даже щелкавшие поминутно плетки не способны были подогнать изможденных усталостью и голодом. Долгое тяжелое плавание в тесном трюме, лишения и переживания измотали даже самых сильных мужчин. И как ни бесились погонщики, как ни дергали за веревки, толку было мало. Слабо переставляя ноги и пошатываясь, народ не мог ускориться.
   Наконец, устав ругаться друг с другом и огрызаться на напирающую со всех сторон толпу, надсмотрщики перерезали общую веревку посередине, разделив, таким образом, строй надвое. Каждую часть затем снова поделили поровну, а потом еще раз проделали то же самое. Теперь на каждую группу из десятка пленников приходилось по два погонщика: один вел людей в начале колонны. Второй - строго следил и подгонял сзади.
   Дайон ободрилась. Старясь не поднимать глаз и не отвлекаться, нащупала примотанное под мышкой лезвие. То самое, которое получилось из браслета. Достать его не составило труда. Достаточно было просто прижать связанные спереди руки к груди и быстро сунуть пальцы в ворот рубахи. Длинные широкие рукава скрыли намерения. Как и дальнейшие манипуляции с веревкой.
   Девушка орудовала как лекарь, точными сильными движениями рассекая пеньку. И попробуй, заметь что, когда тебя толкают со всех сторон и сжимают с боков так плотно, что, кажется, будто идешь не туда, куда хочешь, а туда, куда позволяют. Когда осталось всего чуть-чуть, и Дайон осознала, что последнее рассечение покончит с веревкой, принялась за ремни. Тут было сложнее и гораздо неудобнее. Но жить хотелось вопреки всему. И то ли страх, то ли гнев, то ли просто уже азарт, подхлестывали силы и увеличивали их.
   Пот катился градом, спина давно взмокла от физического и нервного напряжения, и в какой-то момент Дайон поняла, что времени мало. Погонщики, перекрикиваясь между собой и пытаясь услышать друг друга через громкую базарную суматоху, стали перестраивать группы пленных. Впереди сквозь шатры и навесы то и дело кусками мелькало открытое пространство - невольничий рынок.
   Сердце Дайон упало, но руки нервно с утроенной силой продолжили работу. Ранясь о лезвие, девушка пыталась ускориться. Но кожа ремня поддавалась хуже, чем веревка из пеньки. Пальцы, испачканные в крови стали скользить по золоту, и Дайон резалась все больше.
   Азарт прошел. Зато пришла паника. Но иногда и она, рожденная из страха за собственную жизнь, может придать сил и подстегнуть вспугнутое сознание. Еще два, теперь уже резких, движения и плевать, что кто-то заметит. Резко выдохнув, с натугой рванула недорезанный ремень и веревку. Последнюю задержала в руках, чтобы не вызвать преждевременных подозрений.
   Задышала глубоко и часто, приводя мысли в порядок и настраиваясь. Казалось, все тело превратилось в одну сжатую пружину, а мышцы были готовы вот-вот взорваться от напряжения и неразрешенного пока действия. Спокойно! Главное не дергаться. Напортачить сейчас, означало одно - конец!
   Сделала еще несколько шагов в том же направлении, что и все. Едва уже сдерживая себя, бросила несколько косых быстрых взглядов по сторонам и, убедившись, что толпа вокруг такая же плотная, просто резко шагнула влево. Потом еще и еще. Несколько шагов - и она уже за стеной людских спин в яркой одежде, среди тюков, навьюченных на животных.
   Ввинчиваясь в толпу как маленький бур, Дайон всеми силами стремилась слиться с ней. Стараясь не толкаться и гася желание бежать, спокойно взяла на одном из лотков тонкую накидку кричащего оттенка. Тут же набросила на плечи, скрывая от посторонних глаз и грязную рубаху, что явно с чужого плеча, и себя. Незамеченная разявой продавцом устремилась дальше.
   Крики, рыночный гомон, речёвки зазывал и запевал - все слилось в один монотонный гул, что толчками крови пульсировал в ушах, бился мыслью, призывающей к спокойствию. Уговаривая себя не торопиться, удалялась все дальше и дальше, не имея ни малейшего представления о том, куда собственно идет. Лишь бы смешаться, раствориться среди людей.
   Только сейчас, девушка в полной мере поняла, что на самом деле имел в виду Раф, когда говорил о толпе. Дайон мысленно поблагодарила своего учителя - ведь сейчас, даже не находясь рядом, он уже в который раз спасал ее.
  
  
   Глава 19
  
   Дрожала от потрясений и впечатлений, но больше, наверное, от голода и усталости. Ноги и руки потрясывались, и Дайон остро понимала, что если не найдет пристанище, скоро свалится прямо здесь на улице, на глазах у людей. Разумнее всего было уйти от рынка и шумных улиц подальше. Куда-нибудь в бедные кварталы, где она не будет сильно выделяться. Приклонить голову в укромном уголке вдали от чужих глаз и если не поесть, то хотя бы отоспаться.
   Теперь уже можно было ускориться. Дайон выбросила яркую шаль, чтоб не мозолила глаза и не делала ее заметной там, где не нужно. Стараясь не шататься, углублялась все дальше и дальше в городские кварталы, волочила непослушные ноги по петляющим улочкам, пока они не стали настолько узкими и запутанными, что сомнений не возникало: ориентироваться здесь не просто трудно - не реально.
   Вскоре этот лабиринт, что уже начинал казаться бесконечным, вывел Дайон на маленькую площадь с еле бьющим фонтаном. Кругом лепящиеся друг к другу дома в два, а то и в три этажа. Подойдя к фонтану, оглянулась по сторонам и присела на парапет. Вода пахла тиной, но девушке было плевать. Припав губами к чахлой струе, что, казалось, вот-вот перестанет бить, Дайон пила взахлеб. Воспаленное жаждой горло горело, потому не очень холодная и не совсем чистая вода, сейчас казалась ледяной, почти родниковой и такой вкусной, что Дайон никак не могла оторваться.
   Наконец, утерев рукавом рот, осмотрелась. Мощеная площадь, небольшая, окруженная домами. Несколько торговых навесов со всякой всячиной. Чуть подальше две лавки и не то кабак, не то таверна, хотя наверняка здесь они по-другому называются. Это было двухэтажное здание с резной вывеской. На ней уже давно выцвела краска, но понять чем заведение является, не составило труда. Внутри было шумно от голосов, а запахи, идущие от двери, просто сводили с ума.
   Дайон была не настолько наивна, чтобы верить, будто кто-то за просто так накормит ее. Потому обошла таверну вдоль белого каменного забора и, заметив вход на задний двор, открыла калитку в воротах. Тут же раздался громкий лай, и навстречу девушке выскочили два здоровенных пса. Впрочем, бросаться не торопились - лишь захлебывались в рычании, грозно собирая шерсть на загривках, обнажали клыки, но дальше ворот не пускали.
   На шум из открытой двери выбежала хозяйка и, увидев Дайон, тут же замахала руками:
   - Вон! Уходи отсюда. Я не подаю попрошайкам!
   Даже не пытаясь хоть как-то сдержать собак, перебросила полотенце через плечо и принялась вытирать испачканные в тесте руки.
   -Уходи!
   -Я могу отработать. - Дайон готова была стать на колени. - Молю, дайте мне хоть что-нибудь! То, что уже испортилось. И никто не станет есть.
   Казалось, женщина смягчилась. По крайней мере, шикнула на собак. Псы лаять перестали, но не ушли, сев недалеко от ворот и не сводя с Дайон настороженного цепкого взгляда.
   -Совсем голодный, да? Дайон вздрогнула, забыв, как выглядит сейчас, и кем ее видят другие. Кивнула, добавив:
   -Голодный, но полезный.
   -Хорошо, что полезный. Жди здесь! ?- Женщина строго посмотрела и тут же скрылась в дверном проеме.
   Через некоторое время вернулась, неся в руках два чана и котел.
   -Почистишь - получишь еду. Вода там. - Указала рукой направление. - Почистишь быстро и хорошо, сможешь отдохнуть в палисаднике.
   Дайон просияла и, поклонившись женщине, сказала:
   -Благодарю добрую хозяйку.
   -Пока не за что благодарить. Думаю, не лишним будет сказать - если попытаешься что-нибудь стащить, псы оставят тебя без рук. - Ухмыльнулась беззлобно и добавила. - А может и без ног, если я не буду их останавливать.
   Дайон понимающе кивнула и, не став рассыпаться в заверениях, приняла из рук женщины будущую работу.
  
   Что ж, все не так плохо, - думала девушка, истекая потом, пока терла медный котел песком. - Хорошо, что мама этого не видит.
   Мысли о матери пережали горло, тут же перед глазами встал образ отца. Они никогда не бывали в ее мыслях раздельно: мама и отец всегда вместе, сколько она помнила, и сколько бы не думала о них, в душу родители приходили только об руку.
   Стерев плечом пролившуюся слезу, девушка с удвоенным усердием набросилась на котел. И вскоре тот заблестел боками, чистыми внутренними стенками и посветлевшим донышком. Сполоснув его изнутри от остатков толченого угля и меловой крошки, девушка выставила посудину на солнце. Распрямила спину, пытаясь прогнать мелких противных мушек перед глазами. Слабость наваливалась все сильнее, но Дайон старалась не думать об этом.
   Два чана подверглись тщательному мытью и были тоже отправлены сушиться. Ванни Дайон, дочь вана сиртингина умылась оставшейся в бочке водой и присела на чурбан для колки дров. Ухмыляясь, смотрела на результаты своей работы и думала, что не так уж и плохо заниматься простыми приземленными вещами. Гордость гордостью, но происхождение и статус перестают иметь значение, когда умираешь от голода.
   Пошла к черному входу и, остановившись подальше от двери, чтоб не нервировать молчавших, но следящих за ней псов, позвала хозяйку. Женщина вышла во двор. Раскрасневшаяся, ворот расстегнут, пот на лбу - явно у печей стояла. Обмахиваясь передником, молча оценила работу. Одобрительно кивнув, пригласила в палисадник, затянутый виноградным пологом словно крышей.
   -Здесь посиди в тени. - Указала на скамейку. - Сейчас поесть принесу.
   Дайон опустилась на широкую каменную скамью, откинулась на прохладную спинку. Сейчас все это казалось мягкой периной. Жучки и козявки проворно возились в траве, трудолюбиво жужжали пчелы на маленьких, но ухоженных клумбах, где-то гремели посудой, и слышалось шипение масла. Пряные ароматы мяса и душистого, только что испеченного хлеба - голод стал почти болезненным, внутренности подкручивало до предела.
   Потому, когда женщина вернулась с маленьким подносом, Дайон немо кивнув в благодарности, с благоговением смотрела на кусок сыра, лепешку и глиняную чашку с молодым, еще не набродившим и разбавленным водой вином. Девушка затруднилась бы сказать, когда ела в последний раз, потому отмахнувшись от церемоний и сомнений, набросилась на еду. И не видела, как уходящая в кухню хозяйка бросает на нее долгие проницательные взгляды.
  
   Бирюзовые волны накатывают на белый мягкий песок, в который так приятно закопать ступни, пересыпать его в ладонях, сеять между пальцами. И слушать, слушать... Все печали, тревоги, усталость - кажется все способны смыть, унести эти мягкие шелестящие волны. Даже самые отчаянные и смелые желания они превращают в пустой звук, вечные в своем существовании и непоколебимой ласковой силе и необычайном величии.
   Раф всегда смеялся над ней, когда она рассказывала о своей искренней любви к морю, но она видела, наверняка знала, что он так же беззаветно любит его. Сильный, порой пошлый и гнусный, часто задумчивый, будто мысли его далеко-далеко, строгий, дотошный и грубый... Но Дайон дорожила им, потому что знала: глубоко внутри он очень хороший.
   Девушке нравилась его улыбка, белозубая и открытая. Но она была такой редкой, что Дайон иногда стоило большого труда, чтобы вызвать ее. Но она очень старалась. Потому что когда Раф улыбался, в эти моменты, как ни в какие другие, он казался безумно красивым, настоящим, искренним. Дайон нравились отрывистые, порой незаметные глазу быстрые движения Рафа, когда он учил ее хватам, шагам, блокам, ударам и тем особенным скрытым приемам, которые якобы смогут спасти ей жизнь. Как же она была права, когда упросила беглого каторжника научить ее! И как же она скучала сейчас по этому, так и не разгаданному человеку...
   - Эй, проснись!
   Встрепенулась, как напуганная птица. Над ней стояла хозяйка таверны и трясла за плечо. За то, которое еще не зажило толком и которое так сильно помяли в толпе. Сжав зубы, едва сдержала стон. Рука от плеча до локтя теперь противно пульсировала волнами тупой боли. Через силу улыбнулась женщине и, встав со скамьи, поклонилась.
   -Благодарю вас. Вы спасли меня сегодня. Пусть боги даруют вам благополучие и свою щедрость.
   Хозяйка прищурилась:
   -Ты кто вообще? Откуда? Чей такой будешь?
   Тупик. Дайон впала в замешательство. Что сказать? О том, что она с островов явно следовало молчать. В свете последних событий это все равно, что нож себе к горлу приставить. Соврать, что здешняя, но она даже представления не имеет о городе и любой вопрос вскроет ложь.
   -Я с холмов. - Сказала быстро, не особо подумав и сама не ожидая от себя подобного. Вроде как не конкретно, но более-менее определенно назвала место, очень надеясь, что этот разговор не затянется. - Отец был угольщиком. Когда отошел к Шар, я продал все, что было и пошел искать лучшей доли.
   Хозяйка кивнула, подбадривая на дальнейший рассказ, но мысли и идеи закончились так же внезапно, как и появились. Кроме того, Дайон словила себя на том, что ее голос высоковат для мужского. Даже для ломкого голоса парней. Потому, кашлянув и прочистив горло, она поправила себя:
   -Моя превеликая благодарность вашей щедрости госпожа, но, пожалуй, я пойду.
   -И куда пойдешь? - В голосе женщины слышались насмешливые нотки.
   -Не знаю. - Призналась честно.
   Хозяйка таверны посмотрела на небо, где закатное солнце уже окрасило облака в густой медовый оттенок.
   -Скоро ночь. А тут тебе не бульвар для господ. По этим улицам лучше в потемках не гулять. Сегодня переночуешь в конюшне, а завтра боги подскажут, что с тобой делать.
   -Вы слишком милосердна, госпожа. - Дайон слегка поклонилась. - Скажите, чем помочь. Не могу просто так принять вашу доброту.
   -Поможешь в зале справиться, когда все разойдутся: лавки расставить полы помыть, солому расстелить. Но это только поздней ночью будет. Так что отдыхай пока.
   Дайон кивнула и улыбнулась. И снова этот легкий прищур, от которого девушке стало не по себе. Точно она сейчас голая стояла, а эта женщина видела каждую ее косточку насквозь... Поняв, что делает что-то не так, девушка поспешно опустила глаза и склонилась в легком поклоне.
   Чуть позже предоставленная сама себе и имеющая в запасе пару часов, Дайон вышла за калитку. Немного осмотреться не помешает. Кто знает, может эти запутанные улочки не такие уж и запутанные? Раф часто говорил, что вроде бы очевидное почти всегда кроет в себе массу как полезных сюрпризов, так и неприятных вещей. Темное местечко, не видное глазу с первого взгляда, мост через канаву, под которым можно отсидеться в случае чего или тупик, свернуть в который будет роковой ошибкой.
   -Первым делом нужно немного познакомиться с ближайшими закоулками, присмотреть места, где можно спрятаться, спланировать отходные пути. - Так учил Раф.
   Тогда ей было просто интересно слушать его наставления и рассказы о том, как, где и из чего ему приходилось выбираться. Теперь же казалось, пустые россказни могли принести реальную пользу.
   Отойдя от таверны, прошлась пару кварталов. Побеленные стены, немного посеревшие от пыли и времени казались одинаковыми. Заборы глухими. Никаких лазеек. Если и придется когда драпать, то здесь прятаться негде. Пройдя еще немного вперед, Дайон проверила несколько переулков - везде одна и та же картина. Высокие стены-заборы, узкие запертые двери из дерева всевозможных цветов, маленькие окна с ковкой, до которых не дотянуться.
   И за всем этим тихо кипит чужая, спрятанная от других жизнь: колдует у печи жена, ждущая мужа домой, или носятся во внутреннем дворике дети, где-то протяжно мычит недоеная еще корова и кудахчут куры. Особая, тихая жизнь. Которая была и у тех людей, что в спешке покидали горящие дома на Архипелаге...
   Кулаки сжимались сами собой. И теперь даже женщина, накормившая ее, казалась врагом, пособницей Аласкара, приверженцем его жестокости. Возвращаться расхотелось. Потому она как можно дольше старалась задержаться на площади, на которую стекались эти узкие улицы.
   Скоро посетители стали расходится. Дайон, стоя в густой тени ближайшего дома, видела со своего места подвыпивших мужчин, что покидали приветливую таверну. Выйдя к фонтану, еще стояли некоторое время в полоске света, льющегося из раскрытых дверей. Громко разговаривали, многократно прощались, в итоге пошли провожать друг друга домой. Девушка вошла через парадный вход и принялась убирать с освободившихся столов посуду.
   -Эй, ты что делаешь? - Широкоплечий мужчина тут же выбежал из-за стойки.
   -Не шуми, Замир! - Из двери, что была справа и вела на кухню, выглянула хозяйка. - Это тот паренек, о котором я тебе говорила.
   Хозяин уже схватившийся было за дубину, резко притормозил и, глянув на жену, сдвинул брови:
   -Предупреждать надо, женщина! Я то думал, что воришка. Вот сейчас бы пришиб!
   Хозяйка рассмеялась: -И что он крал, по-твоему? Грязную посуду со столов? - кивнула Дайон, дескать, продолжай, а сама удалилась на кухню, вытирая полотенцем мокрое блюдо.
   Дайон отмерла. Пригвожденная еще мгновение назад резким окриком хозяина таверны, уже лихорадочно думала, куда бежать. Но слава богам, ситуация разрешилась. Косясь на мужчину, что уже вернулся за стойку и стал разливать вино из бочки по бутылкам, Дайон принялась за работу.
   Последние посетители скоренько допивали, доедали, договаривали и расходились по домам. Стараясь не сильно нагружать плечо, Дайон расставила по местам скамейки, составила на подносы грязную посуду, убрала объедки и протерла толстые деревянные столешницы.
   Замир принес большую охапку соломы и тростника, и они вместе разбросали ее по полу свежим душистым слоем. Затем хозяин показал, где конюшня и, запретив зажигать фонарь, оставил Дайон одну и в темноте.
   Девушка опустилась на шуршащий ворох и устроилась поудобнее. Где-то копошились мыши, тихо переступали копытами лошади, в соседнем дворе редко и протяжно подвывала собака. Планировать что-либо назавтра не хотелось. Накатила такая лень и расслабленность, которой уже давно не было. Вдыхая теплый солнечный запах соломы, думала, что именно такие вот моменты, на первый взгляд тусклые и незначительные, почему-то навсегда остаются в памяти.
  
  
   Глава 20
  
   Утро не принесло ничего плохого. Вопреки ожиданиям Дайон, хозяйка решила ставить ее. По непонятным причинам, сжалилась и, накормив завтраком, завалила работой на весь день. Девушка чистила котлы, носила воду, даже пыталась колоть дрова. Но с этим занятиям у нее явно не ладилось. То ли ручка топора была слишком длинной и неудобной, то ли само топорище неподъемным, а может просто подводило незажившее еще плечо. Как бы там ни было, но проклятые чурки не хотели колоться, и нормальных поленьев из них не получалось. Неловко орудуя топором, Дайон кое-как покромсала деревяшки и сложила их в кучу в сарае.
   Стараясь быть полезной везде, где только можно, не заметила, как пролетел день. А ближе к ночи, подсобив в таверне, как и накануне, отправилась на конюшню. Сегодня лени не было, и мысли вихрем носились в голове. А с ними и вопросы, которые как бы ни задвигала девушка на задний план, но они все равно вылезали на передний. Как долго она здесь пробудет? Сколько хозяева еще готовы держать ее у себя? И что будет, если она уйдет?
   Здесь кров, пусть такой, но все же намного лучше, чем на улице. Здесь еда, которую она получает, честно заработав своими стараниями. Здесь относительная безопасность, ведь она постоянно вертится во дворе, куда чужим нет хода, потому ее никто не видит и не сможет причинить вреда.
   Но что дальше?
   Тяжелые мысли и ни одного решения. Голова уже пухла, солома перестала казаться мягким пухом, и девушка поминутно ворочаясь, нервно пыталась хоть как-то собрать обрывки рассуждений в некое подобие плана. Садилась на своем незатейливом ложе, обхватив руками колени, и пялилась в темноту. Окружающая тишина не приносила успокоения - напротив, рождала тревогу, и дальнейшая неизвестность все больше удручала Дайон.
   ***
  
   А на следующий день ближе к полудню поднялась суматоха. На площади, в лавках и вокруг забора становилось шумно. В самой таверне, которая к слову здесь зовется мадыр, за короткое время стало настолько многолюдно, что бедные хозяева сбились с ног. А Дайон только и делала, что таскала воду и подносила дрова, овощи из погребов и катала на кухню бочонки с вином, а оттуда забирала кадки с мусором и помоями.
   -А почему сегодня так многолюдно? - Остановившись передохнуть, спросила у хозяйки Дайон.
   - Сегодня благословенный день. Женщина подхватила дежу с тестом и при помощи Дайон вывылокла ее на двор, где уже с рассвета дымился тандыр. Девушка с удивлением и уважением наблюдала, как женщина с невероятной скоростью и сноровкой в мгновение ока налепила штук двадцать лепешек и приклеила их на внутренние стены печи.
   -Наши амбары пустеют, но полнятся кошельки. Армия славного Аббаса возвращается в Анфру.
   Дайон вздрогнула. И поскорее отвернулась, чтоб хозяйка не заметила перемен в ее лице. Взяв со столика плоское блюдо, глухо спросила:
   -Откуда возвращается?
   -Да-а, видать далеко тебя носило, парень!
   Не отвлекаясь на разговор, хозяйка уже споро доставала из тандыра румяные, в лопнувших пузырях лепешки и стопкой складывала их на подставленное девушкой блюдо. Тут же лепила следующие. Процесс был настолько отлажен, что выпечка казалось, готовилась за мгновения.
   -С Архипелага плывут. Аласкар, царевич наш, да ниспошлют ему боги здравие и мудрость свою, отомстил за вероломно погубленного отца и устроил большой погром на островах. Поговаривают, камня на камне не оставил от предателей.
   Руки дрогнули, и Дайон едва не опрокинула блюдо с уже выросшей стопкой лепешек. Женщина покосилась, пробежалась взглядом по сжатым губам девушки, но продолжила, как ни в чем не бывало.
   -Солдаты возвращаются в город с добычей, так что жди прибыли. Сегодня весь зал битком. Но самый разгул начнется к вечеру. Придется столы к фонтану выносить. Впрочем, нечего языками чесать! - Женщина растерла замлевшую поясницу. - Сейчас беги в зал, отнеси лепешки и посмотри, может, Замиру помощь нужна?
   Дайон замялась, не зная, как поступить. Встреча с солдатами, а тем более мелькание в зале, где их битком набито, не входило в ее планы и могло обернуться бедой.
   Хозяйка прищурилась, и снова девушке этот прищур не понравился. После некоторой тяжелой паузы, что показалась Дайон вечностью, женщина взяла у нее блюдо и, указав на дверь кухни, приказала:
   -За мной иди!
   Внутри похолодело, но Дайон повиновалась. Идя за хозяйкой, несколько раз оглянулась на калитку, прикинув, что если будет держаться у двери кухни, быстро добежать до ворот не составит проблем. Только бы собак не спустили.
   -Сядь! - Хозяйка указала на бочку с вином. А сама, повернувшись к ней спиной, принялась раскладывать лепешки и овощи на тарелки с мясом.
   -Значит так, времени разговоры разговаривать, у меня нет. Как и желания узнавать, что с тобой не так. Сейчас принесу чистую одежду, умоешься, в порядок себя приведешь. А то за версту видно, кто ты.
   Дайон побледнела, но отрицать очевидное уже не могла:
   -Как вы узнали?
   -У меня четыре сына. Думаешь, я не смогу отличить парня от девчонки? Голос твой, повадки, говоришь слишком складно, да неправду. И сын угольщика явно бы не так дрова поколол. - Повернулась, наконец, и, спокойно встретив испуганный взгляд Дайон, продолжила. - Не хочу спрашивать, отчего маскарад такой. Скажи только, солдат почему сторонишься? Натворила что?
   Замялась было, но почему-то казалось, что сейчас надо сказать правду. Пусть не всю, но правду.
   -Меня продать хотели. Прямо на рынке сбежала.
   Хозяйка кивнула. Непонятно только - одобрительно или осуждающе, но ее следующие слова ободрили Дайон:
   -Если увидит кто, скажу, что племянник мой осиротевший. Вся семья в пожаре осталась, только ты и выжил. Будет повод лицо прикрыть - больно смазливая ты для парня. На кухне мне помогать будешь. А Замира я предупрежу, не волнуйся.
   -Откуда такая доброта, госпожа?
   Женщина хмыкнула:
   -Думаешь здешние мы? Сами в бегах полжизни были. Из сыновей только двое родных, остальные приемыши. - Улыбнулась вдруг и пожала плечами. - А сейчас столько лет прошло, что и не скажу уже, кто родной, а кто нет.
   -А где они?
   -Так на разгрузке в порту. Товар принимают. Завтра вернуться должны. Видела лавки на площади? - Дайон кивнула. - Та, что в серединке - наша. Старший сын настоял, а мы с отцом не противились: пусть торгует на благо.
   Ладно! - Вытерла руки о передник. - Тут сиди, сейчас одежду принесу. В чулан пойдешь, переоденешься.
   Вот так неожиданно решился один из важных вопросов, над которыми Дайон ломала голову половину прошлой ночи. Сейчас сидела прибитая случившимся и не знала, чем обязана такой благосклонностью богам, от которых отреклась уже дважды. Хозяйка ведь могла сдать солдатам как беглую. Не рабыню, но пленницу. Рассвет вроде наступил, но как долго теперь продлится день?
   ***
  
   Если бы кто-то сейчас заглянул в кухню мадыра, что на маленькой площади у фонтана, порадовался бы, увидев, как споро и толково кипит там работа: опрятная хозяйка Лиат, по локти в муке месит тесто для пышных лепешек и лучшей в ближайших кварталах кяты. Шустрый помощник, неукоснительно следуя указаниям, суетится у печей, где пыхтят пузатые котлы и крутятся вертела. Тут же что-то моет, что-то режет, отдает тарелки с заказами довольному Замиру, что не может нарадоваться на такую расторопность.
   Пока сыновья занимаются разгрузкой товара в порту, помочь некому, и им с женой пришлось бы несладко в эти горячие дни. Столько народу их мадыр не видел никогда, а ведь такой наплыв посетителей всегда сулит хорошую прибыль. Солдаты, возвращаясь из походов, не ведут монетам счет в подобных заведениях, и хозяин искренне радовался и благодарил богов, что не обошли их мадыр своим вниманием.
   Перед заходом солнца, вокруг фонтана выставили дополнительные столы, и маленькая площадь еще долго освещалась резными фонарями и факелами, оглашалась громкими разговорами и привольным пьяным весельем. Вино лилось, монеты звенели, и Замир довольно потирал руки в нетерпении поскорее подсчитать свою выручку.
   Ближе к полуночи компании стали расходится или перемещаться за столы на улице. Наступающая ночь была свежей, что не могло не радовать тех, чьи головы и кровь уже давно были разгорячены. Пользуясь тем, что зал почти опустел, Дайон с разрешения Лиат, принялась за уборку. Теперь приодетая, со скрытым лицом она не боялась, что кто-то признает в ней девушку.
   Широкая по местному покрою рубаха, заправлялась в шаровары и подвязывалась кушаком, длинный бесформенный жилет скрадывал фигуру окончательно и зрительно увеличивал плечи. Отвар луковой шелухи и несколько кристалликов кармина оставили на правой щеке, носу и над бровью большие и неприглядные, розовато-малиновые пятна с неровными, почти бордовыми каемками. Примочки с красящей смесью держали недолго, потому что кармин мог и в самом деле сжечь кожу. Прикрыв 'ожоги' повязкой почти на пол лица, Лиат обещала девушке, что въедливые красители продержаться несколько дней. А когда начнут смываться, процедуру можно будет повторить.
   Потому Дайон, совершенно не опасаясь, свободно передвигалась от столика к столику и занималась своими делами: собирала посуду, остатки еды, потихоньку приводя помещение в порядок. Чтобы уже совсем скоро отправиться отдыхать в свой уголок на конюшне.
   И только наивная стала подумывать, что все не так плохо, как с площади, где все еще стояли столы, раздались голоса. Явно громче, чем требовалось. Затем внезапно переросли в крики, и что-то разбилось. Дайон вместе с напуганной Лиат и хозяин, всего мгновение назад с упоением на лице считавший монеты, а теперь схвативший дубину - выскочили на площадь. Оставшиеся посетители, тоже любопытствуя, высыпали на улицу. Там несколько, изрядно пьяных мужчин, среди которых хорошо угадывались наемники из царской армии, волтузили пару местных, что жили тут же, в домах на площади.
   Из-за чего вспыхнула драка, непонятно, но соседи Замира, будучи в меньшинстве, терпели жестокое поражение. Солдатская выучка, численное превосходство да и винные пары, ударившие в голову, горячили и без того горячих солдат. Замир понесся было вперед, но Лиат остановила мужа, вцепившись в его сюртук.
   -Не ходи! Боги в свидетелях - переломают тебе все кости!
   -Пусти, жена! ? - отмахнулся Замир. - Я что за твоей юбкой прятаться буду, когда в моем мадыре моих же соседей бьют?
   Женщина схватилась за голову и запричитала, когда неугомонный побежал на выручку. Размахивая дубинкой, стал разгонять зарвавшихся выпивох и грозил, что позовет воксотов, если те не разойдутся. Но даже угрозы пожаловаться военному начальству не долетели до адреса. Пара мгновений - и Замир оказался лежащим на земле. Лиат заголосила. Дайон сжала зубы, увидев кровь на булыжниках. Ринулась вперед, игнорируя крики и попытки хозяйки остановить ее.
   Когда до бычьих, налитых вином голов, дошло, что им дают отпор, на земле валялись уже двое солдат. Собственно, Дайон даже стараться не пришлось. Один ушел еще на замахе, спьяну не справившись с инерцией своего непослушного тучного тела. Шмякнувшись мешком, так и остался лежать.
   Второй получил под дых и зарычал от боли в заломленной под лопатку руке. Отвесив ему жесткого пинка под зад, Дайон проследила взглядом, как он, загребая ногами, бежит вперед. Старается выровнять корпус, чтобы не упасть. Мозги, недюжинный ум или переизбыток выпитого - неизвестно, что перевесило, но так и не разогнувшись и не подняв голову, бедняга ревущим быком вломился башкой в забор.
  
   Дебоширы столпились заинтересованно, напрочь забыв о своих первоначальных жертвах. Сосредоточили все свое пьяное внимание на наглом выкормыше. Дайон же, бросая короткие взгляды в сторону Замира и стараясь не выпускать противников из поля зрения, пыталась понять, в каком он состоянию. Лежал, не шевелился. Не дай боги... Думать о плохом не хотелось.
   Судя по всему, это и есть запевала - большой и агрессивный. Потому что, растолкав остальных и поигрывая плечами, вперед вышел высокий молодой солдат. Хорошие сапоги, рубаха из тонкого сукна, пояс не самой дешевой выделки, да и ножны не с железными заклепками. По всему видать, не из простых.
   В желудке стало холодно. Ну, вот зачем полезла на рожон? Будто кто просил! Но глянув на окровавленную голову Замира, слыша, как заходится в слезах Лиат, таща мужа домой при помощи соседей и зевак, разозлилась.
   Такой вечер испортили! Таких людей обидели!
   Верзила насупился, губы сжал так, что побелели от бешенства:
   -Ты кто такой? - зарычал, и по спине Дайон побежали колкие искры страха. Захотелось пойти на попятную. Сейчас же. Сжаться, втянуть голову в плечи и притвориться невидимкой. Ведь переломает, как прут, а на утро забудет о том, что было.
   Машинально подобралась, перенесла тяжесть тела на опорную ногу. Солдат был выше ее на две головы, хорошо сложен, но пьян. Злой оскал перекосил красивое скуластое лицо. И... тут же пропал. Верзила рассмеялся. Нет, не так даже - разразился хохотом, а следом за ним и его дружки:
   -Блоха! Жаль калечить. Но за отвагу хвалю! - беззлобно подошел и по-приятельски хлопнул по плечу, так что Дайон зашлась от боли. Едва не зашипев, быстро перехватила его лапу за запястье. Вывернув, тут же завела за спину и пнула сзади под коленную чашечку. Солдат охнув, плюхнулся на колени и, пригнутый носом к земле, уперся мордой в сапоги своих, ничего не понявших друзей.
  
   Нагнувшись к самому его уху, Дайон нажала сильнее, и солдат взвыл.
   -Еще раз сунешься, сломаю.
   Видно боль и унижение, а может, и бойцовская сноровка протрезвили и, вывернувшись, мужчина вскочил. Тут же ударил Дайон кулаком. Едва увернулась, парировав удар рукой. Но парень мгновенно среагировал и послал второй обманный в плечо, и прямой - в голову. Знал, куда бить и бил грамотно. Из-за того, что был выше и сильнее, мог запросто свалить на землю прямым попаданием.
   -Ты кто? Кто ты? - Уже орал наемник, а остальные бестолково суетились рядом, не зная, с какой стороны подступиться и мешали друг другу.
   Нападать, нападать, нападать!
   Подключила ноги. Руками только блоки. Нельзя, тревожить плечо. Быстро подсечь. Пока будет падать - посильнее в ключицу! Увернуться, зайти за спину, косой удар снизу под ребра, еще один сбоку в голову - время остановилось.
   Руки сами делали дело. Мышцы реагировали по памяти. И только бешеный ток крови по венам да молитва, так хорошо заученная: удар, удар, удар - подсечка.
   Когда поняла, что перестала двигаться, что уже не наносит удары, а лишь слышит свое шумное дыхание да немую плотную тишину вокруг, мгновения снова побежал своим чередом. Солдат валялся на мостовой и, перекатываясь, хватался то за ребра, то за живот.
   Устало дыша, подняла взгляд на шедшего на нее второго. Шагая широко и размашисто, тот пер, забыв о прикрытии. Сам виноват. Поднырнула под руку, радуясь, что левша. Несильный тычок в кадык основанием ладони - и бедняга, словно споткнувшись, застыл не в силах вдохнуть. Хватая ртом, как выброшенная рыба, схватился за шею и в панике выпучил глаза.
   -Успокойся и старайся дышать. - Дайон повернулась и зашагала ко входу в мадыр. Четко знала, что следом никто не пойдет и нападать со спины не будет. Слышала в шумной возне, как пытаются поднять главаря и того, что чуть не пробил лбом забор. Знала, что минут через пять тот, что с кадыком сможет свободно дышать. А если усмирит свою панику - еще и раньше. Приложи она сил чуть больше, и он бы лежал на мостовой со сломанной гортанью...
   Еще несколько минут - и компания, грязно ругаясь и угрожая, покинула площадь. Кого-то вели, кого-то несли. Вокруг повисла тишина, от которой сделалось страшно. Во-первых, девушка поняла, что в этой тишине больше не слышит плача Лиат, во-вторых, оглядевшись, сообразила, что стала центром внимания.
   Зэрхат! - сплюнула в досаде, но сделанного уже было не исправить.
   Замершие было зеваки стали потихоньку расходиться, и Дайон побежала в мадыр. Там на одном из столов лежал Замир. Лиат, молча и сосредоточенно, промывала рассеченную голову мужа и пыталась остановить кровь. Хозяин постанывая, все порывался встать, но женщина строго пресекала попытки.
   Дайон подошла к столу:
   -Где найти лекаря? Я приведу.
   -Не надо, рана несерьезная. Отлежится пару дней, и все пройдет. Давай отведем его наверх.
   Задача оказалась не из простых. В комнаты на втором этаже вели узкие ступени, а сама лестница оказалась достаточно крутой. Кое-как - где вместе, где друг за другом, женщины втащили-таки несчастного Замира наверх. Уложив мужа в постель, и убедившись, что с ним все в порядке, Лиат спустилась в зал.
   -Думаю, завтра ему лучше не вставать. - Дайон продолжала прерванную солдатами работу. Но скорее из желания занять себя и разбавить гнетущую тишину в зале. До нее стало доходить, что сегодняшний необдуманный поступок будет иметь последствия. Снова, в который раз уже, она идет на поводу у эмоций, не думает, и принимает совершенно незрелые решения.
   Лиат устало опустилась на скамейку, поставила локти на стол и уперлась взглядом в столешницу.
   -Я видела, как ты надавала этим недоумкам. - Голос звучал глухо и жестко. - Кто ты такая?
   -Я не могу сказать. - Дайон отложила тряпку и села напротив. Взгляд хозяйки оторвался от стола, стал цепким и настороженным, и девушка вынуждена была пояснить. - Сказать, значит подвергнуть вас всех опасности. А я не хочу так платить за доброту. Я уйду на рассвете.
   Лиат ничего не сказала в ответ. Лишь окинула долгим внимательным взглядом, сцепила ладони и уставилась на них. Через некоторое время произнесла:
   -Они вернутся. И придут с воксотами.
   -Не вернутся. Зачем им это? Во-первых, все были пьяны, и половина из них не вспомнит, что случилось. А те, кто все-таки вспомнит, знают, кто виноват. А во-вторых, кому охота признаваться, что солдат царской армии отлупил парнишка из мадыра?
   Лиат улыбнулась. Впервые за сегодняшний вечер. И согласилась с доводами девушки. Вскоре, вместе наведя порядок, каждая ушла спать. И Дайон, ворочаясь в ворохе соломы, искренне надеялась, что приведенные ею доводы на самом деле достаточно веские для того, чтобы завтрашний день не принес никаких неприятностей.
   ***
  
   Ошибалась. Видно, боги затеяли против нее свою игру, известную только им. И в этой игре Дайон явно стала проигрывать.
   Едва горластые петухи возвестили о наступлении утра, Лиат вышла во двор, умылась, затопила печи и тандыр во дворе. Роса на траве обещала солнечный и жаркий день. Дайон, проспав всю ночь, как убитая, уставшая после вчерашней драки, не слышала ни петухов, ни возни на кухне. Подхватилась, когда солнце уже вошло в свою утреннюю силу, и первым делом нашла хозяйку.
   Та встретила ее в хлопотах. Замиру весь день светил постельный режим, потому женщина разрывалась между кухней и залом. Уйти сейчас, означало оставить хозяйку одну и поступить неблагодарно. Лиат ни о чем не просила, потому Дайон по собственной инициативе повязала фартук и впряглась в дела.
   К обеду вернулись сыновья, четверо крепких парней, и женщина вздохнула свободней, отправив младшего наблюдать за отцом, среднего поставила за стойку. Еще один пошел на разнос в зал. Вопросов по поводу Дайон никто задавать не стал. Либо родительский авторитет был в этой семье непререкаем, и решения взрослых не обсуждались, либо попросту не было времени.
   Посетителей снова битком. И среди них, Дайон, иногда появлявшаяся в зале, к великому своему неудовольствию заметила несколько вчерашних зевак. А потом... потом в кухню влетела Лиат и громко зашептала:
   -В зал больше не выходи! Твои вчерашние знакомые явились. - Дайон так и села, ведь была убеждена, что этого не произойдет.
   Солдаты потребовали у Лиат вывести сына. Та, поняв, о ком речь, пояснила, что это не сын, а племянник. И на рассвете уехал, дабы избежать неприятностей после вчерашнего. А если явившиеся сейчас же не уберутся из ее мадыра, она позовет воксотов и укажет, кто покалечил ее мужа. Четверо сыновей грозно расправили плечи.
   Главарь со слегка подпухшим носом и подвязанной рукой требовал, чтобы хозяйка не отпиралась. Он не сделает парнишке ничего плохого, просто поговорить пришел. В доказательство выложил на стол мешочек с монетами за нанесенный ущерб.
   -Приношу свои извинения, госпожа, и искренне прошу простить нас. Вино ударило в головы, потому и дел натворили нехороших. Позови мальца, спросить хочу кое-что?
   Лиат помялась. Но видя, что солдат говорит вполне искренне, сдалась. Уперла ладони в стойку и, слегка подавшись вперед, медленно и внятно произнесла:
   -Сначала вели дружкам своим убираться. - Кивнула на тех, что топтались у входа. - Если говорить хочешь - один на один говори за столом, как у добрых людей принято. И не вздумай чудить - пол квартала соседей соберу, и каждый подтвердит, что это ты моего мужа чуть к Шар не отправил.
   Солдат ухмыльнулся по-доброму и попросил друзей погулять. Оставив сыновей за стойкой, Лиат пошла звать Дайон.
  
   Страха не было. Девушка была уверена в хозяйке таверны и теперь точно знала, что та не выдаст. А вот интерес был: что же этому недоумку понадобилось здесь? После вчерашнего.
   Едва вышла в зал, сразу увидела его. Сидел такой спокойный, по сторонам глазел, а лицо комично опухшее. Дайон даже не верила, что это она его так. Села за стол напротив, непринужденно откинулась на спинку и скрестила руки на груди.
   Парню хватило ума придти в обычной одежде. Опозорить свою форму он уже успел и явно не был намерен закреплять результат. Цепкий пытливый взгляд, глаза темные, вопреки ожиданиям - умные. Не смотря на побитость, старается держаться с достоинством.
   Да, ты непростых кровей, дружок! - подумала Дайон, спокойно наблюдая, как парень молча рассматривает ее.
   -А с физиономией то что? - Девушка предполагала, что он задаст другой вопрос.
   -Ничего хорошего. - Не дрогнула даже, зная, что повязка прекрасно скрывает лицо и оставляет часть пятен незакрытыми, чтобы не возникало сомнений в причине ее ношения.
   - Ты не обижайся. Вижу, что досталось тебе на всю жизнь. Я просто посочувствовать хотел.
   -Не стоит.
   Разговор издалека. Бессмысленный и бессвязный. И очень напрягает.
   -Чего надо? Отыграться хочешь?
   Кивнул:
   -Почти так. Все, кто был на площади вчера, убеждены, что я не смогу тебя побить.
   -А ты, стало быть, думаешь, что сможешь?
   -Да посмотри на себя, слизняк! Я еле на ногах вчера стоял. Вообще не понимаю, как так получилось.
   -Так чего надо? - Хотелось уже закончить этот непонятный разговор.
   -Хочу на спор побиться. Калечить не буду, слово даю.
   Дайон усмехнулась сначала, потом задумалась. Резон во всем этом был, стимула только не было. Потому спросила:
   -Что мне с того, что ты свое самолюбие потешить хочешь?
   -Денег заработаешь. И немалых. На тебя уже не один человек поставил. Ну, - замялся, потирая посиневшую переносицу. - Если победишь, конечно.
   -А если нет?
   -Заплачу за согласие биться.
   Дайон сидела расслабленно, но мысли уже напряженно вертелись в голове. Перспективы отплатить Лиат должным образом не могли не радовать. Кроме того, имея деньги, она сможет уйти и хоть как-то спланировать свои дальнейшие действия. А глядя на этого смазливого и самовлюбленного мамкиного сынка, уже вытаскивала из тайников отголоски других, совершенно пока неясных мыслей. Тех, которые всегда одолевали, и лишь отсутствие способов и путей мешало их оформлению в план.
   -Заживи сначала. Хочу, чтоб честно все было.
   Парень заржал, да так громко и внезапно, что Дайон вздрогнула от неожиданности.
   -Ой, не могу! - Обхватил себя под ушибленные ребра, не в силах остановить смех. Девушка подумала, что если бы сейчас здесь были его дружки, наверно покатились бы все как один. - Ты серьезно сейчас?
   Дайон даже глазом не моргнула:
   -Вполне.
   Новый взрыв хохота привлек всеобщее внимание, ситуация начинала нервировать.
   -Тешить самолюбие за мой счет не дам. Либо приходишь здоровым, либо здесь не появляешься больше.
   -Когда приходить то. - Солдат утер слезы рукавом, но все еще не мог остановиться: короткие смешки сыпались как из рога изобилия.
   -Когда будешь готов. А пока у меня работы много. - Встала и направилась в кухню, откуда со страхом и волнением выглядывала Лиат. Ободряюще тронув женщину за плечо, Дайон отправилась во двор и стала таскать воду, чтобы наполнить бочки.
   ...А ночью, когда все уже спали или делали вид, что спят, Дайон мерила темный двор шагами, стойками, с резкими выдохами наносила удары невидимому противнику. И только под утро, слабо чувствуя, как к потному лицу прилипают соломинки, девушка провалилась в сон.
  
  
  Глава 21
  
   Замир спустился к стойке только через день с подпухшими глазами и плохим настроением. Всякое случается в жизни хозяина мадыра, и такое с ним тоже случалось. Не раз приходилось разгонять зарвавшихся посетителей вместе с сыновьями. Но то, что происходило сейчас ни шло, ни в какие ворота. Его младшие парни, шустро записывая что-то в учетную книгу, активно брали плату, не пойми за что.
   -Что тут творится?
   Ребята стушевались, но переглянувшись друг с другом, начали объяснять:
   -Тут люди стали приходить. Ставки делать.
   -Ставки на что? - Замир грешным делом подумал, уж не провалялся он неделю вместо двух дней? Что-то уж слишком много он пропустил.
   -Тут на площади бой будет.
   -Что за бой?
   -Да приблудыш наш, говорят, драться будет!
   -Что? - Зычный голос Замира заставил парней вздрогнуть. - Что это вы тут устроили?
   -Мы ни при чем, отец! Все говорят, что солдат, который потасовку устроил, хочет реванш взять. Сами видели, как он с приблудышем разговаривал на следующий день. Видать, договаривались они. Вот народ и собирается, ставки делает.
   Чем окончилась потасовка в тот вечер, Замир не помнил. Но по рассказам жены, уже доподлинно знал, что сделал пригретый Лиат парень. И соседей защитил, и честь мадыра отстоял. Но ставки, бой...
  -Не бывать этому! Совсем с ума повыживали? Где этот дрыщ?!
   Хозяин ринулся на кухню и, найдя там только Лиат, быком прошел во двор. Усмехнувшаяся женщина лишь взглядом его проводила и не стала останавливать.
   Дайон выбивала ковры. Увидя грозно вышагивающего хозяина, оставила свое занятие и спокойно ждала, когда тот приблизится. Как девушка и предполагала, Замир начал не с любезностей:
   -Ты что удумал, недоросток? Что за бой в моем мадыре?!
   Дайон спокойно встретила полыхающий взгляд, и даже раздувающиеся ноздри оставили ее равнодушной:
   -Не в мадыре, а на площади. А площадь - не твоя. И каждый волен делать на ней все, что захочет. И не я это удумал, а тот, кому показалось, что его несправедливо побили.
   -Ты осознаешь, что делаешь? О последствиях хоть раз помыслил? А если воксоты нагрянут? Штрафами завалят, хорошо, если в клетку не посадят!
   -Не вижу, с какого бока это тебя должно касаться?
   -Что?!! - Замир взвился выше небес.
   -А то, что ты знать меня не знаешь. Потому и не можешь отвечать за поступки мои. Кто драться будет, тот и ответит, если что. Ты - простой хозяин мадыра и дело твое сторона.
   -Но мои сыновья ставки бесчестные принимают!
   -А кто докажет? - Дайон хмыкнула. Она никогда не знала цену деньгам, но понять уже успела, что люди на многое готовы ради них. - Кто докажет что ставки принимал? Тот, кто их делал - это уж вряд ли!
   Хозяин притормозил в эмоциях. Вроде все складно.
   -Кроме того, сам посуди - в твой захудалый квартал не сразу то и забредешь, а тут целое событие - уличный бой, да еще и денег можно раздобыть. Сам подумай, сколько этих самых денег потом в кошельках твоих осядет. Или думаешь, народ после такого развлечения в другой мадыр пойдет выигрыши спускать?
   Эти доводы вконец остудили пыл Замира. Мужчина задумался. Что-что, а барыши он подсчитывать умел, и видеть свою выгоду уж тем более. Дайон словно в подтверждение его мыслей, подытожила:
   -Не зависимо от исхода боя - кто победит и в несомненном выигрыше останешься, так это ты!
   Контрольная точка. Хозяин ухмыльнулся, и Дайон поняла, что выиграла.
  -Зачем тебе все это?
   -Не хочу проявлять неуважение, но отвечать не стану.
   -Странный ты. Я б даже сказал чудной. Но если моя Лиат пригрела тебя, значит пусть так и будет. Видно, у богов свой замысел на этот счет.
   В том, что это - замысел богов, Дайон очень даже сомневалась. А вот то, что надеяться придется только на себя и свои силы, сомнений не оставляло. Потому, покончив с немногочисленными сегодня делами, под любопытными, и настороженными взглядами Лиат и ее сыновей, изредка заглядывавших во двор, Дайон снова отдалась тренировкам.
  
   На следующий день никто не стал ее трогать, просить о помощи или чем-то загружать. Лиат принесла завтрак, и Дайон с удивлением посмотрела на поднос: рядом с уже привычным домашним сыром лежали фрукты, и стояла тарелка с ханумом. Мясная начинка текла ароматным соком.
   -Сегодня праздник какой, госпожа?
   -Какая я тебе госпожа? Лиат и все!
   Потопталась немного, но начинать издалека не стала:
   -Не нравится мне вся эта затея с боем! Не по-людски девчонке в таком деле стоять. Да и где тебе побить здоровяка такого? - Кивнула на скамейку и, заставив девушку сесть, подвинула тарелку поближе к ней. - Ох, не обижайся, но кажется мне - много ты на себя берешь.
   -Много - не мало. Главное потом унести все. - Улыбнулась, но хозяйка не разделила ее напускного веселья.
  -Не сможешь ты. Покалечит он тебя!
   -Обещал не калечить. Слово дал.
   -Ха! Слово дал! Ты морду его наглую видела? Я сразу смекнула, что он роду непростого, слишком свободно себя ведет. А сынки вельмож слов не дают. А если и дадут, то с такой же легкостью назад берут. И не говори мне, что поверила.
   -Кто ж такому верить станет?
   -То-то же! Ой, не пойму, на что ты надеешься и зачем затеяла все это?
   -Так не я ведь затеяла, Лиат.
   -Откажись тогда. Дело ли это - девушке да в уличных боях участвовать?
   -Поздно идти на попятную. - Дайон сжала зубы так, что желваки проступили под скулами. - Кроме того, эта драка нужна мне так же, как и солдату этому.
   -Не скажешь ведь зачем?
   -Прости, Лиат. Не то это, что знать тебе надо.
   -И не отговорю?
   Дайон отрицательно мотнула головой.
   Женщина вздохнула, и, поняв, что разговор этот зря завела, и не сможет девчонку разубедить, тяжело поднялась со скамьи и подалась на кухню сражаться с делами. А Дайон, плотно поев и отложив тренировки, отправилась на конюшню, где занялась своим плечом.
  
  Еще через три дня мадыр загудел. Едва солнце стало садиться, а Замир - потихоньку зажигать уличные фонари, на площади показалась целая ватага молодых людей. Узнать среди них солдата, что приложил его в тот вечер на мостовую, труда не составило. Замир сверкнул глазами, но помня, что молодец возместил убытки, лишь зло затушил лучину и, делая вид, что не замечает никого, молча и гордо прошел в зал.
   Поигрывая плечами, парень вошел в мадыр, а следом все, кто его сопровождал. И в помещении, которое отнюдь не считалось маленьким, сразу стало тесно. Голоса посетителей стихли, любопытные взгляды направились на вошедших. И все, кто присутствовал в зале, сразу воодушевились, предчувствуя скорое развлечение.
  -Пришел-таки. - Средний из сыновей хозяина встретил солдата за стойкой.
   -А что, сомневался кто-то?
   -Да нет, не сомневался. Просто надеялись мы, что у тебя мозгов хватит не приходить.
  - Чего? - Красивое лицо стало обиженным.
  -Все же знают, что побьешь брата моего. Да много ли чести будет в такой победе? Тебе, солдату?
   -Я не за победой сюда пришел! А показать, что не может какой-то там мадырец побить меня. И всем докажу, что это была случайность! Голову в заклад готов отдать!
   -Ну, голову может и не надо. А вот пару золотых, мог бы и заложить. - У малого явно была отцовская хватка.
  -Да хоть пять! - На глазах изумленного парнишки молодчик, не глядя, бросил на стойку монеты. - Десять к одному ставлю! Не боишься отца разорить?
   Сын мадырщика вздрогнул. Бывало, что в руках набитые кошели держал, так все с мелочью медной, иногда, правда, с серебряной. А таких вот деньжищ даже в глаза не видал. Да чтоб сразу! Да в одни руки! Нервно сглотнул, но глаз не отвел.
  -Стало быть, принимай мою ставку. - Солдат белозубо оскалился. - Теперь за братца всей душой болеть будешь, а?!
   Расхохотался. Шутка понравилась всем, кто ее слышал, потому в зале снова стало шумно. Оживленные голоса только и делали теперь, что обсуждали происходящее. Посетители бились об заклад и делали прогнозы. Требовали вина и пива. Как говорится, что бы и как бы ни было, но народу всегда нужно одно: хлеба и зрелищ.
   -Смотри не налакайся! - Дайон подсела к солдату за стойку. - А то снова говорить будешь, что на ногах чуть стоял.
   Дружки зашумели. А те, кто еще не видел Дайон до этого, стали откровенно насмехаться. Девушка демонстративно пропускала все мимо ушей. Солдат лишь хмыкнул в ответ:
   -Ты говорил придти, как готов буду. Так вот он я! - Встал грудь колесом, шею набычил.
   Да, статен, высок - хоть статую лепи. Только улыбка хамоватая да спеси через край. Как пить дать, из золотой люльки вывалился.
   - Сам то готов? Штаны не обмочил еще? - Склонился к самому уху девушки, отчего она тут же шарахнулась, а детина, улыбнувшись хитро, зашептал. - Шанс даю, так сказать на спасение. Если скажешь всем, что в тот вечер случайность была в твоей победе - живым отпущу.
   -А как же слово твое, что калечить не будешь?
   Хохотнул, гаденько так:
   -Так ведь я от него и не отпираюсь. Просто сил могу не рассчитать - с кем не бывает?
   Вот теперь бы и на попятную, но тогда все к зэрхату полетит.
   -За участие обещал заплатить. Или забыл? - перекривляла солдата. - С кем не бывает?
   Снова хмыкнул. И с видом вельможи и высочайшей милости отцепил от пояса два кошеля и поставил перед Дайон на стойку. Та шустро перебросила их сыну Замира. Глядя, как у парнишки округляются глаза, спросила солдата:
   -Что ж, раз мы оба здесь, может, начнем? Или передумал?
   -Кто ж от забавы такой то откажется? - Верзила уже привычно собирался хлопнуть Дайон по плечу, но та увернулась.
   Встала с крепкого деревянного стула и пошла на выход. За спиной зашумели, загремели отодвигающиеся лавки, донышками стукнули об столы недопитые кружки - народ потянулся следом. Все хотели посмотреть на...
   Надеюсь на то, как я выживу. - Подумала Дайон, почему-то вспомнив, как стояла на возвышении в атрии на глазах у элиты Архипелага в ожидании своего жениха...
  
   ***
  
   Принесли еще факелов и светильников, и на площади стало светло, как днем. Толпа выросла: народ явно подтянулся с соседних кварталов. Что же, все к лучшему, все на руку.
   Там, где гикали дружки солдата, и стояли он сам и Дайон, быстро образовался широкий круг. Дайон боялась. До колик и противной крутки в животе. Кишки просто подводило от желания сбежать.
   Что я здесь делаю? - вот уже несколько раз этот вопрос мелькал в голове, но девушка жестко пресекала его, сама же себе отвечая:
   Ты знаешь, что. Знаешь ради чего.
   Сжав зубы, подтянула повязку потуже. Противник, разминаясь, обходил ее кругами, и девушка с ужасом заметила, что его веселый злой кураж пропал - ничего от спесивого парня и хамской ухмылки не осталось. Взгляд колючий, оценивающий, хваткий, цепко держал ее в поле зрения, и, казалось, ловил даже частоту, с которой она дышит. Взгляд хищника и опытного бойца. Лицо спокойное, холодное, ни одного намека на ближайшие действия.
   Толпа тихо гудела, ловя каждое движение. Те, которым не было видно вставали на цыпочки и вытягивали шеи. Самые шустрые и хитрые влезли на забор мадыра и парапет фонтана и уже оттуда наблюдали за началом боя.
   Собственно, когда было это начало, Дайон не поняла. Солдат не рвался начать лишь обманными выпадами, пытался понять, как девушка будет действовать в защите. Раф называл это 'щупать'.
   Что же, пощупай - не жалко.
   Действуя исключительно правой рукой и поврежденным плечом, вяло уворачивалась и намеревалась до поры до времени не показывать, что левша и удар у нее левый. Будет над чем подумать молодчику, когда прикрываться станет.
   Внезапное нападение здесь не сработало бы, соперник ждет - расчетлив и опытен, движения привычные и отлаженные, стало быть, торопиться не надо.
   -Долго танцы танцевать будете? - кому-то из зрителей явно не терпелось. И только друзья парня, проведшие в тренировках не один час, понимали, что на самом деле сейчас происходит. Потому и шикали на самых нетерпеливых, призывая к тишине.
   Внезапно лицо солдата дрогнуло, верхняя губа подобралась и, обнажив зубы, молодчик зарычал. Понесся вперед. Дайон разгадала замысел еще в зародыше - парень понадеялся на силу. Да и любой бы понадеялся: что она в сравнении с ним? Девушка увернулась, не дав сбить себя с ног, на развороте отвесила парню пинка.
   Народ взорвался восторженными криками. Впрочем, красоваться было некогда. Солдат развернулся и пошел в атаку. Кулаки свистели совсем рядом с лицом, а громкое придыхание пугало. Ждать, пока эти кувалды достанут цель, Дайон не стала. Подныривая, под руки и прикрывая голову, наносила удары в корпус, туда, где больнее - в сплетение, под ребра. Сама получала град таких же по спине. Привычно прикрывая левый бок, парень ослаблял правый. Но леворукая Дайон уже знала свою выгоду.
   Нападать, нападать. Заученные до автоматизма приемы тело само выставляло в блоках и ударах. Но солдат был выше, шире в плечах, и пропущенный внезапно удар свалил с ног моментально.
   Странно, но больно не было. Чувствуя, что падает, и как во рту набухает кровавый пузырь, Дайон рухнула на спину. Все помутилось и стало закручиваться, гул голосов потух и звучал теперь глухо и отдаленно, как под водой. Посмотрела на чуть видные от зажженных факелов звезды в черном небе и пожалела, что ввязалась во все это. Мгновения обиды на все и всех потянулись вязкой патокой, растягивая действительность до абсурда.
   Кто-то склонился над ней. Широкие плечи перекрыли небесную черноту и плавающие звезды, заслонили собой - и теперь перед Дайон стояло такое знакомое, такое родное лицо.
   -Вставай. - Улыбка и ямочка на щеке, темные глаза лучились тревогой. - Вставай.
   Раф... Пришел за мной... Заберешь?
   -Вставай, давай! Чего разлегся? - голос солдата и шум толпы резко полоснули по ушам, выдергивая из беспамятства. Парень убедившись, что Дайон пришла в себя, разогнулся и пнул ее под бок, чем окончательно вернул в реальность. Та закрутилась быстро-быстро, завертелась, стала четче, снова наполнилась адекватными звуками и запахами.
   Дайон перевернулась на бок. Медленно вскреблась на четвереньки, помотала головой, прогоняя остатки оглушенности. Тут же вскочила в полу присед, нырнула между широко расставленных ног, оттуда - за спину. Вцепившись в густую шевелюру солдата, оттянула назад и вниз. Тот самый прием, что в нормальном бою не применишь, потому что против правил. Но кто сказал, что на улице и тогда, когда хочешь жить, нужно применять правила?
   Рост и комплекция сыграли на руку. Солдат прогнулся дугой в спине, но достать пацаненка не мог, бестолково махая руками. Подсечка - здоровяк на коленях.
   Не выпуская его волосы, Дайон наносила удары коленом с такой силой, что оно онемело. Что-то хрустнуло. Ключица! Теперь Дайон знала - она на финише. Лишенный защиты в правой руке, солдат ослабнет.
   Выпустила беднягу. Тот ревел. Боль и ярость застилали глаза. Так нельзя. Холодный разум и логика. Вот что определяет поединок. Шуганула обманным ударом справа, прикрылся, но одной рукой. На добивание левой, удар, еще, удар. Теперь ногами, много, бессчетное казалось, количество раз.
   Солдат рухнул на колени, но падать окончательно не собирался. Разбитая бровь залила лицо кровью. Все еще махал руками, пытался достать. Но слабо и бестолково, готовый вот-вот уткнуться носом в мостовую. Тут же, распихав толпу, уже подскочили дружки и, подхватив парня под руки, пытались уволочь с площади.
   -Пустите! - мямлил, как помешавшийся. - Бой не закончен!
   Но друзья решили по-другому.
  
   Толпа ревела, оглушая. Но больше всего оглушал стук сердца. Болезненные толчки крови бились в висках, а легкие горели. Стояла на дрожащих ногах и хотела только одного - уйти отсюда. Подальше.
   Кто-то подскочил, обхватив под плечи, вздернул ее руку к верху. Через мутные черные пятна Дайон смотрела, как беснуется толпа зевак. Затем шаг в сторону, еще один. Стойко переставляя ноги, шла туда, куда вели. Каждый норовил дотронуться, хлопнуть по многострадальному плечу.
   Стойка. Усадили на стул. Грянув налитой кружкой по столешнице, подняла ее, такую неподъемную, повыше. Чтобы все видели - она победила! Слегка приподняв повязку, выпила залпом, даже не ощутив вкуса, и с трудом слезла со стула.
   Через дверь - в кухню. Туда где двор, где тюк соломы.
   И милосердное забытье...
  
   Глава 22
  
   Хамам был совсем маленький, дровяной - только стол выложен кое-где потрескавшейся плиткой. Лиат молча и сосредоточенно разматывала пропитанные мазью перевязки. Скорбно смотрела, как из-под них появляются лиловые, кое-где уже наливающиеся желтизной синяки. Дайон пыхтела всякий раз, когда женщина нечаянно дотрагивалась до какого-нибудь из них. Казалось, тугие повязки были броней, что защищала, держала боль изнутри. Теперь же, снятые и ворохом валяющиеся на полу, они ослабили защиту. И не стянутые ничем ушибы сейчас пульсировали в горячем воздухе хамама.
   -Полежи. Я плечо посмотрю. - Дайон кряхтя, как старая бабка, улеглась на теплый круглый стол, тут же ощутила, как млеет, прогреваясь, позвоночник. На вилле были огромные купальни, с красивыми мраморными бассейнами с лепестками цветов в воде и всевозможными маслами и натирками. Их легкие или пряные ароматы сводили с ума в извивающемся пару бани, нежили, окутывали таким шлейфом запахов, что еще долго оставался на коже. Тогда думалось, что ничего прекраснее нет.
  Но этот крохотный полутемный хамам сейчас казался благословением и самым лучшим из того, что ей доводилось испытывать. Расслабив плечо, девушка позволила Лиат промыть уже хорошо выглядевшую рану. Чем нанесено ранение, было слишком очевидным, чтобы отрицать - Лиат знает его происхождение. Но женщина не задавала вопросов по этому поводу, за что Дайон была ей очень благодарна. Просто позволила помочь себе.
   -Как зовут то тебя? - вдруг спросила Лиат.
   А ведь действительно, они столько времени провели вместе, но хозяйка только сейчас решилась узнать. Дайон устало прикрыла глаза, вдыхая запах горящих поленьев в скрытой за стенкой каменке. Захотелось вдруг поплакать и все рассказать, открыться.
   -Не помню уже.
   - Тогда буду звать тебя Сол. Так сыночка моего младшего звали. Четыре годика ему было, когда Аббас к нам на север подался. - Дальше слушать не хотелось, но Лиат собралась выговориться. - Тогда мы в бега и подались, бедствовали, голодали. Тогда и старших своих нашла - не бросишь ведь: без крова и семьи остались.
   Дайон не знала - это едкий пот раздирает глаза или слезы, что давно не находили выхода?
  - Зови, Лиат. Буду рада.
   -Кто научил тебя так руками махать?
   -Один человек, очень хороший. Когда-то мы были друзьями. Его звали Раф.
   Раф...
   Мысленно повторенное имя казалось чудесной песней из далекого теперь прошлого, и эта песня пела о свободе, о маленькой бухте и незабываемых морских закатах, об отце и маме, о ее колодце... И теперь все это казалось почти призрачным, нереальным сном.
   Дайон не заметила, как Лиат ушла, оставив ее одну. Девушка лежала и смотрела, как теряется в пару невысокий потолок, как исчезают в клубах горячего воздуха стены и уносилась мыслями к тому времени, что больше никогда не вернется.
  
   ***
  
   А потом был еще бой и еще, и еще. Дайон потеряла счет своим синякам и ушибам. Иногда ей казалось, что она сама вся - сплошной неприглядный синяк. Но пока она не добьется своего, пока про мадыр на площади не узнает тот, кто нужно, она не прекратит это. Да оно и само не прекратиться.
   Желающих померяться силами с обожженным парнем было достаточно для того, чтобы каждую неделю использовать новые приемы и отстаивать свое право зваться непобедимым. Все больше и больше народа стекалось к мадыру, и маленькая площадь не всегда могла уместить всех желающих.
  Хваткий Замир, просчитав возможные доходы, вместе с сыновьями установил скамейки, как в амфитеатре и ступени к ним, уключины для факелов, позволял другим бойцам драться друг с другом. Это давало девушке время на восстановление и отдых, и она вовсю им пользовалась.
   Средний сын Замира, Доран, парень бойкий и шустрый, показывал Дайон город, учил ориентироваться в хитросплетении улиц. Привел в нужные лавки, где торговали оружейники. Но лавочного товара Дайон не хотела. Ей нужно было то, что будет только ее, для нее, а не массовая, обезличенная мишура, годящаяся больше для показухи.
   Ей нужно было оружие исключительное, незаметное, но неотвратимое, как свидание с Шар. Такое, что спасет ее жизнь и с легкостью отнимет чужую в любом месте и в любое время. И не важно, где она захочет его применить и как - в узком проулке, где никак не замахнешься или на берегу моря, когда душу захватывает от простора. При ярком дневном свете или темной ночью, когда не видно даже собственных рук.
   Деньги теперь не были проблемой: все долги по счетам, и монеты тяжелят далеко не один кошелек. Потому, найдя нужного мастера, Дайон не скупилась, сторицей окупая изобретательность и старание.
   Перемены были не только в этом: новая одежда, и не с чужого плеча, а у хорошего портного. И что самое главное - молчаливого и искусного. Уважительные взгляды соседей и жителей ближайших кварталов. Ночевка не на соломе, а в стабулюме, что располагался тут же на площади. Дайон нравилось это заведение: широкий внутренний двор с беседкой и навесом от солнца, клумбы, гостеприимный безотказный хозяин и пусть не свои собственные, зато опрятные и чистые две комнаты.
   В них Дайон могла спрятаться от посторонних глаз. Из них же могла незаметно выбраться, стоило только открыть любое из окон и соскользнуть по широкому плотному навесу над лавкой хозяина. Впрочем, большую часть времени Дайон все равно проводила в мадыре, то помогая Лиат, то отиралась в зале, слушая разговоры посетителей, что приносили из города не только деньги, но сплетни и новости. В тихом стабулюме таких ресурсов не было, потому, как постояльцы стекались сюда лишь под вечер, чтобы отдохнуть и переночевать в тишине от каждодневных забот.
   Гуляя по городу, подмечала, запоминала, подсчитывала. Ни одна прогулка не была праздной, хоть и казалась таковой со стороны. Она впитывала все ощущения, запахи, прописывала в памяти повороты, переулки, расположение площадей, улиц - все, до чего могла дотянуться и где могла спрятаться. Проходя уже знакомыми маршрутами, поражалась, почему раньше думала, что здесь невозможно ориентироваться и тем более скрыться.
   Разнообразные выступы, плоские многоуровневые крыши, узкие ходы - список полнился день ото дня. И с каждым днем Дайон все дальше и дальше забиралась в город. Туда, где над всем этим плотным и цепляющим взгляд великолепием высился дворец Аббаса... Туда, куда стремилась все это время. Через боль, через муку, через отчаянное одиночество и тоску, что разгрызали грудь до костей, до ссохшегося в песок сердца. И этот песок теперь шелестел только одним именем - Аласкар!
  Оно преследовало ее в кошмарах по ночам, когда она видела себя в лодке. Когда видела отца на пристани и всех тех людей, что умирали с ней о бок. Когда смотрела на это властное холодное лицо палача. Когда чувствовала, как внутри от этого все мерзнет, а губы белеют от ярости. Как разрастается внутри, словно холодный кристалл то, что уже неподвластно, неотвратимо вымораживает все живое и доброе, режет душу своими острыми гранями. Ненависть. Всеобъемлющая, неистовая, сводящая с ума, сжимающаяся ее зубами, ее сбитыми до костяшек кулаками, рвется наружу несдерживаемым рыком и непреодолимым желанием - убить...
   Но не добраться. Дворец Аббаса недосягаем. ПОКА...
  
  ...Дворец Аббаса. Золотая клетка с цепями замками, запретами. Теперь она виделась другой - не такой грозной, не такой мощной. Казалось, даже легче стало дышать. И не только ему. Аласкар заметил, что даже слуги и приближенные вздохнули свободнее без пьяных кутежей и маниакально деспотичных выходок царя. Но и тревоги в их глазах было достаточно, и желания услужить, доказать верность и преданность - никто не знал, чем обернется трононаследование царевича для Анфры, для империи, для них самих.
   Потому и заискивали, выслуживались, готовые целовать полы его накидки. Чем доводили Аласкара до тряски, до желания ударить излишне рьяных и старательных. Подобное лживое подобострастие доводило до бешенства. Особенно, если учесть что до смерти отца, Аласкара словно не существовало ни для кого из этих пресмыкателей.
  Впереди еще два месяца. Два месяца и все - царство получит нового царя. Тяжелое бремя короны и власти над бескрайними территориями и многочисленными народами окончательно придавит его, согнет плечи, обрубит все концы к стремлениям, к нормальной человеческой жизни. Достоин ли? Сможет ли?
   Иногда, глядя в отполированные до рези в глазах зеркала, Аласкар ловил себя на мысли, как сильно он похож на отца, и где-то подспудно всегда свербело понимание: а ведь не только внешне. Строгий, твердый, ни одной эмоции на лице, фразы всегда короткие, отрывистые, тон повелительный - часто слуги в страхе шарахались в стороны, забыв поклониться даже, когда царевич мерил коридоры и переходы широкими стремительными шагами. И этот взгляд - он морозил, пригвождал к месту.
   Так ли уж сильно он отличается от отца? Наверное, не на столько, насколько сам считает.
   После прибытия во дворец все казалось пустым и скучным. Теперь не было цели. Никакой ближайшей. Не нужно было стараться, чтобы глаза царя хоть на мгновение задержались на нем с одобрением, мечтать перестать быть сыном, который никогда не соответствовал, как ни пытался. Не нужно цеплять на лицо каменные маски и делать вид, что циничные слова и замечания отца не бьют по больному. Ничего не нужно было.
  Так думал Аласкар. И ошибался. Слишком многое требовало его внимания и наблюдательности. А если бы не был так слеп, то понял бы - что и осторожности.
   Еще будучи в акватории Архипелага, царевич чувствовал недомогание. Легкое головокружение по утрам и боли в желудке. Тогда корабельный лекарь списал симптомы на качку и нервное истощение. Сам поход, причины, по которым он был организован - Аласкар и сам поверил, что истощен морально.
   Но сейчас, вернувшись в столицу победителем, карающей десницей и отомстившим сыном, проведя во дворце уже полторы недели, вдруг снова почувствовал те же симптомы. Причем вчера он с трудом встал с постели. А сегодняшнее утро, едва попытался встать с ложа, вдруг раскололо голову дикой болью, черные точки настойчиво зароились перед глазами, а нутро вспыхнуло почти нестерпимым жаром.
  Задыхаясь в жгучей испарине и пошатываясь, словно вновь оказался в своей каюте на галеоне, Аласкар пошел к дверям. Те плавали перед глазами, высокие створки теряли очертания и даже ладонь, что потянулась к золотой ручке, проскользнула мимо, промахнувшись.
   Царевич зарычал в бессилии, борясь с той яростной хваткой, с которой боль сжала голову, и отдаленно чувствовал, как из носа течет кровь. Наконец, распахнув одну из створок дверей, не то упал, не то выпал из своих покоев в просторный коридор. Завалившись на бок, смутно видел, как один из стражников, охранявших его комнаты, понесся по коридору, другой стал приводить его в чувство. Последнее, что Аласкар ощутил, перед тем, как провалиться в вязкую темноту был страх. Перед холодом. Тем, что стал неотвратимо разливаться внутри и вытеснил весь тот жар, что еще мгновения назад пепелил внутренности. Страх холодной неизбежности свидания с темной богиней.
  
   ***
  
   ...Урывками, яркими болезненными вспышками виделись его покои, обеспокоенное осунувшееся лицо Гиллада. Резкие запахи настоев и масел сводили с ума своей густотой. Духота, идущая изнутри, душила, кипятила тело, выливалась потом...
   ...Веки, как скрипучие ставни, будто кто насыпал под них песка и тело такое тяжелое, что шевелиться не хочется...
   ...Во рту мерзкий привкус, а перед глазами круги. Яркие, гадкие, все вьются и вьются, сливаются в спираль, вызывая приступы тошноты. Жарко. Он чувствует, как взмок, как и тонкая рубашка, и простыни - все липнет к телу...
   Едва открыл глаза. Титаническим усилием остановил плавающий взгляд. Дышать. Глубже, размереннее. Знакомый балдахин над головой все еще плавает, душит верчением потолок с позолотой, стены с фресками и мозаикой. Приглушенные голоса, а в них тревога и смятение.
   Едва дал понять, что очнулся, тут же сухонький доктор, что не раз залечивал его после побоев отца или слишком изнуряющих тренировок, без церемоний плюхнулся на кровать рядом с ним и принялся поднимать пальцами веки, всматриваться в зрачки, заставил открыть рот и вытащил оттуда язык Аласкара чуть ли не силой.
  -Кризис миновал, - раздался его скрипучий голос. - Процедуры подействовали, но нужно пить. Отвар сюда!
   Его властного приказа никто не собирался ослушиваться, будто это и не лекарь его отдавал, а как минимум наместник царя, грозный и неоспоримый правитель империи. Тут же спешный топот ног, тут же легкая суматоха - и вот одна из невольниц, робко склоняясь, поднесла лекарю поднос с кувшином и чашками.
   -Так, сначала это. - Лекарь взял одну из них и принялся потихоньку вливать жидкость в синие губы Аласкара. Тот закашлялся, чувствуя, как каждая жилка внутри отозвалась болью. Но пить не перестал. Даже в таком плачевном состоянии он не потерял ясность рассудка.
   Понять, что произошло, труда не составило. Только глупец не понял бы, что случилось.
   -Я хочу, чтобы нашли того, кто это сделал! - голос терся о горло, будто кто набил стекла и засыпал в гортань. И даже только что выпитый настой не смягчил ситуацию.
  -Уже занимаемся, мой господин. Ни о чем не беспокойся и выздоравливай!
   -Сколько я вот так лежу?
   -Два дня, мой господин. - Семейный лекарь и не думал вставать с кровати. Напротив, уселся поудобней. Кого-кого, но таких самодовольных и нахальных во дворце больше не было. И все потому, что Юсуф помог царевичу появиться на свет.
   Он был всегда рядом, сколько Аласкар себя помнил. Иногда ему казалось, что даже в первом его воспоминании о Юсуфе, тот уже был старым. Детские болячки, подростковые сложности, раны на тренировках, переломы, полученные на охоте и скачках - да, Юсуф действительно был всегда и везде. Вдвоем с танатом Гилладом, учителем и воспитателем они составляли свиту царевича.
   Гиллад молча стоял у изголовья, и Аласкару пришлось задрать голову на подушках, чтобы увидеть его:
   -Предположения есть?
   Понять, о чем спрашивает Аласкар, не составило труда. Гиллад хлопнул в ладоши и повелительно осмотрел слуг и охрану. Те тут же беззвучно удалились из покоев. Двое воинов, остались было, привычно заняв у двери свои места. Но танат сдвинул брови, и солдаты после легкого кивка, немедля выскользнули за дверь, плотно прикрыв ее за собой.
  Гиллад стал так, чтобы Аласкар мог видеть его. Лицо учителя было мрачным, но решительным:
   - Мы ошибались, мой лев. Понимаю, что сейчас ты еще очень слаб и не в том состоянии...
   -В том! - Аласкар нетерпеливо перебил таната и попытался сесть. Лекарь тут же, кряхтя, поправил подушки и помог царевичу устроиться поудобней. Тот сморщился, но сжав зубы, сдержал-таки стон, с которым внутренняя боль пыталась прорваться наружу. - Говори!
  -Нам с Юсуфом показалось подозрительным то, что и в плавании, и здесь у тебя были одинаковые симптомы. Грешным делом подумали, что на корабле ты съел что-нибудь. Но вряд ли такое могло повториться и здесь, во дворце.
   -Если бы ты был со мной, Юсуф! - Аласкар глянул на лекаря. - Такого не случилось бы.
   Старик фыркнул и сделал охранительный жест:
   -Ты же знаешь, мой господин, что море и я - вещи не совместимые и непримиримые. Даже твой гнев и сабля палача не заставят меня взойти на палубу.
   -Трус! - Гиллад презрительно поджал губы.
   -Но-но, господин танат! Я бы попросил проявить уважение к моим сединам.
   -Только о сединах и заботишься! Если бы не твоя трусость, уже на корабле можно было выяснить, что к чему. И выловить мерзавца. Корабль он и есть корабль - две палубы да трюм. Куда там деться то? От борта до борта, можно было каждый гвоздь допросить. Обыскать и вывести на чистую воду. А теперь. Эх! - Танат расстроено махнул рукой.
   -Мы не знаем, кто это сделал, мой повелитель. - Юсуф сокрушенно опустил голову. - И господин танат прав. Тебе не хватило моего надзора. Я бы сразу заподозрил неладное.
   -Что-то в этот раз ты не особо блеснул наблюдательностью.
   -Успокойтесь! - царевич устало прервал перепалку взмахом руки. - Я сам виноват. Тянул до последнего, вновь все сведя к простому недомоганию и скрывая свое состояния из нежелания показаться слабаком. Слишком поздно обратился к тебе, Юсуф. Но суть не в этом. Сейчас вопрос в другом: кто это совершил?
  - Отравитель скрытен и действует грамотно. Доподлинно не могу сказать, намеревался ли он привести задуманное в исполнение еще на корабле, или это была пробная попытка, чтобы узнать, как на тебя действует яд? Судя по всему, - Юсуф прищурил умные глаза. - Яд не быстрого действия и оказывает влияние постепенно. И это хорошо.
   -Что же тут хорошего, дурья твоя башка? - старый друг и соперник в борьбе за опеку над царевичем насупился и сдвинул брови. - Думай, что говоришь!
   -Я то думаю. А вот ты не видишь ничего, дальше собственного носа. Яд медленного действия, так? - Все присутствующие нетерпеливо кивнули. - А раз так, значит его нужно давать не один раз. Идеальный вариант ежедневно добавлять в еду или питье, чтобы концентрация отравляющих веществ накопилась в крови и привела к смерти. Значит тот, кто пытался убить царевича, находится здесь, во дворце, среди ближайшего окружения и имеет доступ к еде или питью Аласа.
   -Но это может быть кто угодно: от чернорабочего на кухне до разносчика еды. Даже танцовщицы, что услаждают взор за трапезой, способны подлить или подсыпать все, что угодно в еду. И я выяснил, что... - Гиллад сделал предостерегающий жест, чтобы лекарь замолчал, но Аласкар заметил это и, грозно сверкнув глазами, сдвинул брови:
   -Выяснил что? Говори!
  Юсуф замялся, даже встал с кровати, где все еще сидел и подошел к танату, словно ища поддержки и защиты.
   -Мы хотели не сообщать пока об этом, чтобы ты хоть немного пришел в себя. - Царевич еще больше нахмурился, ожидая продолжения. - Некоторые симптомы и проявления яда сходны с теми, что были у твоего отца перед смертью.
   -Хочешь сказать, что это один и тот же яд? - Аласкар побелел лицом. - Но ведь это значит...
  -Именно это и значит! - повисла тишина. Гнетущая и тяжелая, как спертый воздух в склепе. Но затем Гиллад нарушил ее, и слова таната, падали, словно камни в тихую воду, и мысли которые они порождали, приносили все больше и больше тревоги. - Кто-то методично истребляет царскую семью. И рискну предположить, что делается это с целью освободить дорогу к трону. Это не сиртингин убил царя. Ведь сейчас он мертв. Мы сами видели, как горело его тело на берегу у доков. А если он уже давно пирует у Шар, стало быть, Архипелагу без надобности твоя смерть. Ее попросту некому организовывать.
   -Откуда тебе знать? - Аласкар в упор глянул на учителя. Лицо царевича становилось все мрачнее, а кулаки сжались с такой силой, что костяшки стали не просто белыми, а налились синевой. - Есть что-то еще, чего я не знаю?
   Гиллад удрученно кивнул:
   -Есть доказательства. Обратные тем, что предоставили тебе. Тот человек, которого обвинили в убийстве царя и которого ты не предал толпе, а бросил в темницу - мы с Юсуфом ходили к нему. - Лекарь кивнул в подтверждение слов. - Хотели выяснить, что это был за яд, чтобы помочь тебе.
   -И? - нехорошее предчувствие укололо сердце, и Аласкар боялся услышать дальнейшее.
  -И он не знал! Более того, клялся и божился, что не имеет никакого отношения к смерти Аббаса. Он простой лавочник, такой же, как и его сосед. Однажды вечером, почти перед закрытием торговых рядов к ним подошел незнакомец и предложил кучу денег за то, чтобы они показали ему ту часть города, где раскинулся царский сад. А поскольку территория общественная, то у лавочника не возникло подозрений. А если и возникли какие, то быстро были отринуты, ведь незнакомец предлагал действительно хорошие деньги.
   -Дальше.
   Вместе с соседом они повели незнакомца по окрестностям, показали сад и его достопримечательности. Когда уже совсем стемнело, и они оказались в одном из павильонов сада, незнакомец вдруг выхватил из ножен саблю и сказал, что если они не перелезут через дворцовую стену, его помощники перережут всех их домашних, включая детей. В доказательство показал перепуганным торговцам несколько личных вещей, которые были взяты из их домов. И это было весомым доводом в пользу того, что для этих людей нет преград, и им не помешают ни двери, ни замки.
   Незнакомец также запретил упоминать, что они из столицы, а напротив, несчастные должны были настаивать на том, что они уроженцы Архипелага и хозяин их - милостивый ван сиртингин. И что именно по его воле они здесь. А если не сделают, как велено, их семьи без жалости отправят к Шар.
   Лавочники перепугались до смерти и попытались перелезть стену. Естественно, ничего не получилось. Но к тому моменту, во дворце уже поднялся шум из-за того, что царь умер и умер так, что сомнений в отравлении не оставалось.
   Естественно, дворец был оцеплен и обтрепанные лавочники найдены. Более того, схвачены и сразу отправлены на допрос. В жесткости и жестокости своих солдат ты не сомневайся. Признание было вырвано на раз, плюс страх за свои семьи - вот и сделано дело. Отравленный царь, двое виновных, утверждающих, что являются посланцами Варла, пузырьки в карманах со следами странно пахнущей жидкости. Весьма однозначные и веские доказательства, которые столь быстро убедили тебя, мой лев.
   Мы проверили все, что могли. Те двое действительно лавочники, и дома у них остались безутешные вдовы с детьми.
   Аласкар схватился за голову. Растер ладонями онемевшие щеки. Он был ошеломлен, раздавлен. Долгая тишина висела в комнате, прежде чем царевич констатировал:
   -Я убийца! Палач ни в чем не повинных... Причина стольких смертей и бед. - Глаза сухо уставились в противоположную стену, а голос сел до страшного шепота. - Чем я лучше своего отца?
   Сжал зубы и некоторое время молчал. Потом хрипло приказал:
   -Сейчас же привести этого бедолагу из темницы, я хочу лично допросить его!
   -Боюсь это невозможно, мой повелитель. - Юсуф снова присел на кровать и с пониманием ситуации тихо сказал. - Гиллад в обход твоей воли вчера утром велел привести того несчастного на повторный допрос, чтобы самому попытаться расспросить о незнакомце, с которым он встретился в тот злополучный вечер... Но стража нашла беднягу повешенным. Прямо в камере. И я рискну предположить, что виной тому наш предыдущий визит. И я буду не я, если не прав в своих подозрениях: это - не самовольный уход к Шар. Гиллад благоразумно не стал поднимать шумиху и мужчину вчера вечером предали огню.
   -Зэрхат! - Аласкар отбросил одеяло и рывком встал с постели. Тут же пошатнулся и опустился обратно, со стоном схватившись за голову. - Как же я слеп, как глуп! Одни предатели кругом!
   -Не нужно горячиться. - Гиллад заставил царевича лечь. - Твою болезнь двору да и городу преподнесли, как тяжелую простуду после похода. Никто из нас не вынес из этой комнаты истинную причину. Впредь все свои мысли держи при себе, повелитель. Ни с кем, кроме нас эту тему не обсуждай. Если начнем действовать открыто и активно выяснять, кто устроил и реализовал покушение - спугнем и того, и другого. Надо с умом действовать, потихоньку.
   На что Юсуф сразу же замахал руками:
   - Пока ты потихоньку действовать будешь, нашего царевича десять раз к праотцам отправят. Надо стражу поменять, служанок, поваров! - Лекарь стал горячиться. - Судя потому, что отравитель стал действовать сразу после возвращения в Анфру, ликвидировать Аласа нужно быстро и до церемонии трононаследования. Значит, скоро будут и другие попытки. И не факт, что убийца снова воспользуется ядом. Мы, как слепые котята. Потому верные люди - и как можно больше! - нужны прямо сейчас и везде!
  -Такие перестановки и изменения вызовут подозрения и спровоцируют убийцу или убийц на активные действия. - Царевич остыл, голос его был все так же тих, но тверд, а мысли трезвы. - Кто знает, может такие перестраховки напротив, поспособствуют тому, что я не доживу до церемонии. Мне нужен один человек, максимум два-три. Чтобы, будучи не особо заметными, сами при этом стали моей тенью. Чтобы пока они делают свою работу, я смог выяснить, что уже, в конце концов, происходит?
   -Предлагаешь сменить телохранителей?
   -Не сменить, а дополнить. И пусть это будет человек или люди, далекие от дворца и всего этого... - брезгливо поджал губы, но не найдя подходящего определения, продолжил. - Желательно, чтобы это был кто-то способный и честный, преданный тому, что делает и тому, кому служит. Стороннему человеку будет виднее, кто со мной, а кто против меня. Именно с его и вашей помощью я намерен распутать смертельную паутину, в которую по незнанию угодил.
   А еще мне нужно быстрее придти в себя и постараться исправить те чудовищные ошибки, которые я совершил...
  -Ты прав, мой лев, как всегда. - Юсуф слегка поклонился. - Гиллад займется подбором людей. А я буду при тебе днем и ночью, и мы постараемся что-нибудь придумать.
   -Твое рвение похвально, Юсуф. - Танат скривился. - Так понимаю, ты мне предлагаешь на рыночную площадь выйти и вместо глашатая орать о нашей нужде в телохранителе? Так дела не делаются, тем более такие, от которых зависит жизнь царевича и благополучие царства. Где мне найти нужного человека, а тем более нескольких?
  Старый прохвост хитро улыбнулся, пряча в ухмылке интригу. Состроив многозначительную мину, ничего не ответил, но по всему было видно - ему есть, что предложить и что обсудить наедине с танатом.
  
  
   Глава 23
  
   - Мне нужна девушка.
   -Так выбирай, господин! - Надсмотрщик широким жестом обвел товар, заостряя внимания на истощенных девчонках, что жались друг к другу на помосте.
   -Я поясню. - Купец ближе подошел к сухопарому щеголю в фаянсовых сапогах и богатой тунике и тихо сказал. - Мне нужна особенная девушка. Немного смугловата, хрупкая, как подросток. Волосы длинные, вьющиеся, темные. Глаза синие.
   Вспомнив, что у Дайон тот еще норов, с упавшим сердцем добавил:
   -Возможно, ранена. Полагаю, была привезена недели две назад. С островов. Продавец прищурился, но лишних вопросов задавать не стал:
   -Описал богиню, господин. Но все, что есть - вот! - снова указал на небольшую группу пленных. - Да и то остатки уже.
   -Это островитянки?
   -Как есть островитянки, дражайший. Покупать будешь? Осмотришь, господин?
   Раф с сомнением посмотрел на девушек и спросил у них:
  -Где находится Сиртрат?
   После некоторого молчания одна из пленниц с большими карими глазами, словно у лани и в таком рваной одежде, что едва прикрывала замызганное тело, прошептала:
  -В юго-восточном округе, господин, на главной площади у храма четырех богов.
  -Что просишь за этот мусор? - Мужчина отвернулся, тут же забыв о ее словах, и сцепил ладони за спиной. Шелковая туника, украшенная самоцветами по вороту, нелицеприятно обхватила упитанный живот, рискуя треснуть по швам.
  Торговец живым товаром назвал свою цену. После нескольких минут ожесточенных торгов, купец снизил ее на треть. Затем узнал, кто еще покупал у него людей и весьма довольный собой приказал связать рабынь в одну цепь и отвести туда, где ждали слуги с паланкином. Торговец надлежаще исполнял приказ, пока толстый мужчина с холеной темной бородой и цепким взглядом важно расхаживал по рынку и осматривал другие помосты.
  Товара здесь было много. Но слишком темная кожа выставленных на продажу невольников говорила о том, что здесь он не найдет того, чего ищет. Уже который день. Для вида, еще прогулявшись по рядам, повертел в руках кой-какие товары, поговорил со знакомыми торговцами и, выбрав несколько отрезов ткани, отправился к паланкину. Четверо слуг сноровисто разложили лакированную лестничку, и тучный мужчина, кряхтя, забрался внутрь.
   Едва только задернулись шитые серебром занавеси, тут же с купца слетела вся спесь и приличествующий статусу гонор. Лицо вмиг стало серьезным, даже злым. Сосредоточенным настолько, что даже каучуковые накладки с внутренней стороны щек не могли скрыть, как играют желваки под скулами.
   Откинувшись на подушки, Раф сжал зубы. Активные поиски ни к чему не приводили. Вот уже две недели, почти каждый день он наведывался на невольничий рынок и осторожно спрашивал об островитянах. Пару раз нападал на след тех, кто покупал рабов с Архипелага. Путем убеждений и придуманной легенды и, конечно же, заманчивого блеска в бездонных кошельках втридорога перекупал рабов у новоиспеченных хозяев.
   Теперь в купеческом доме, что недалеко от центрального рынка за высокими белыми стенами жили семеро мужчин, трое подростков и девять женщин. Все они, будучи уверены сначала, что попали в руки к жестокому хозяину, вольному делать с ними, что хочет и дальнейшая судьба их предрешена, пришли в крайнюю степень удивления, когда узнали, что их выкупили для того, чтобы отправить домой.
   Раф устало прикрыл глаза. Сегодня ему удалось спасти еще шестерых. Через некоторое время, когда все они оправятся и придут в себя, он наймет корабль и верные люди переправят их на Архипелаг. А к тому моменту, он должен найти Дайон. И вместе со спасенными либо передать вести Варлу, либо саму девушку.
   Роскошный паланкин, покачиваясь в такт шагам носильщиков, надежно прятал Рафа от ненужного внимания. Никто не смог бы увидеть сейчас, как за вышитыми шторами бурлят эмоции и переживания всегда степенного и уважаемого купца.
  
   ***
   Едва ворота закрылись, а испуганные пленники еще не успели толком осмотреться во дворе, из паланкина, не дожидаясь расторопных слуг, уже выскочил купец. И куда только делась вальяжность и важность? Задрав тунику, Раф развязал тесемки и, сняв накладку с живота, отдал ее подоспевшему слуге. Самолично подошел к невольникам и выхватил из ножен кинжал. Кто-то вскрикнул в испуге, но Раф не обращая внимания, быстрыми и точными движениями перерезал связывающие пленников веревки.
  -Вы свободны и скоро отправитесь на Архипелаг. А теперь в дом: отмываться, есть и отдыхать!
   Освобожденные, все еще не веря в такие чудеса, и не понимая, что происходит, жались друг к другу. Но видя, что угрозы никакой нет, позволили слугам увести себя.
   -Добро пожаловать! - Астория вышла на крыльцо и, проводив приветливой улыбкой грязных людей, распахнула брату объятия. Правда, заметив потемневшее лицо Рафа, сникла. - Снова ничего?
   Отрицательно мотнул головой и устало отклеил бороду.
   -Пойдем, я велю накормить тебя и подать сладости.
   Раф улыбнулся и, взяв в ладони хрупкие пальцы Астории, поцеловал их, тоскливо уткнулся носом в запястья:
  -Все безнадежно.
  -Не говори так! Я знаю, для тебя нет такого понятия. Ты справишься и обязательно найдешь ее! Пойдем в дом.
  
   После того, как новоприбывшие и теперь свободные люди немного пришли в себя и обрели человеческий вид, Раф пришел в отведенные для них покои и стал расспрашивать о Дайон. Но никто ничего не знал. Возможно, их с девушкой везли на разных кораблях. Кто-то пытался вспомнить ее, но в той суматохе, с которой их перевозили с острова на суда, некоторые даже не поняли, как остались без родных. В страхе происходящего не могли дышать и рассуждать здраво, не то, что упомнить какую-то там девчонку. А кто-то даже осмелился высказать предположение, что Дайон могла уйти к Шар еще до отплытия восточников с рабами.
   В то, что девушка погибла еще на Архипелаге, и сейчас где-нибудь гниет ее труп, думать не хотелось. Мысли вновь и вновь возвращались к событиям, предшествующим отъезду Рафа в Анфру. До отплытия корабля он тщательно все проверил - среди погибших в бухте не было никого, кто хоть немного походил бы на Дайон.
   Адалия ведь говорила, что девушка осталась прикрывать их отход. Убитых охранников он нашел в тот же день на гребне, что разделял две бухты, и тела Дайон среди них не было. Стало быть, она была увезена на восток, как и многие другие из захваченных тогда людей. Другое дело, что кораблей было много и высока вероятность, что те, с кем он говорил сейчас, действительно не пересекались с девушкой.
   Надежда есть. Очень хотелось верить в это - до скрежета зубов хотелось надеяться...
  
   ***
  
   Вечерело. Легкие сумерки, постепенно ложились на побережье и столицу с ее затихающими уже рынками и площадями, узкими улицами и парками, высокими башнями и плоскими крышами жилых кварталов. Полумесяц на флаге главной башни горел сверкающим серебром, возвещая о скором завершении очередного дня. Намек на прохладу нес легкий бриз с недалекого моря и даже здесь, на расстоянии от побережья немного чувствовался запах соли и водорослей. Он проникал в дом через широко распахнутые окна, шевелил легким дуновением прозрачные занавеси и драпировки, касался волос, сидящего за столом мужчины.
   Мысли застоялись в повторении, в очередном переборе фактов и ситуаций. Раф прокручивал в голове одно и то же и, не имея никакой новой информации, зацикливался, сходил с ума от невозможности сделать хоть что-нибудь полезное. Хоть что-то, способное помочь ему найти Дайон.
   Эта сумасбродка вряд ли покорно приняла свою участь. И оставалось надеяться, что взбешенные ее выходками восточники не выбросили девчонку за борт во время плавания. Сколько раз она неистово бесила его, и он сам не единожды хотел придушить эту самодовольную соплячку. Поэтому такой исход никак не смог бы его удивить. Но Раф очень надеялся на благоразумие и трезвость в поступках девушки и на то, что приобретенные ею навыки и знания хоть немного помогут ей.
   Оперся лбом на подставленные ладони. Завтра он поедет договариваться о выкупе еще нескольких рабов. Возможно, выменяет их, или выиграет, так как с покупателем, как оказалось, они не раз пересекались в торговых делах. Выведав у торговца рабами, кому он продал предыдущих, не удивился, услышав знакомое имя.
   Анфра - город большой, деловой, и деньги здесь играют первоочередное значение. А где деньги, там и связи, там нужные знакомые и информация - все это сужает мир до нужных тебе людей. Так что, нет ничего удивительного, что в списке товарищей Рафа значатся имена весьма влиятельных и богатых вельмож, о слабостях которых Раф знает столько же, сколько и о своих собственных.
   Тихий стук в дверь, и мужчина сбросил с себя оцепенение, в которое повергали его невеселые размышления. Астория протиснулась в приоткрытую дверь его покоев и поставила на стол поднос с фруктами и напитками:
   -Тебе нужно отдохнуть. Или развеяться. Не надо загонять себя в уныние. Если госпожа в Анфре, рано или поздно ты непременно найдешь ее.
   -Хотелось бы рано, чем поздно.
  -Не удручай себя плохими мыслями. Выйди на улицу. Ты же любишь ночь! Проветришься - глядишь, и появятся новые идеи.
   -Ты права. - Растер лицо и устало пригладил волосы. - Давно я не гулял так, как раньше. Нужно встряхнуться.
  -И вспомнить кто ты! - Астория улыбнулась и, присев напротив брата, налила ему вина. - Мне тут одна сладкоголосая птичка кое-что напела.
   -Что за птичка?
   -Неред, служанка моя. Зоркая, все подмечает, а если уж ухо к чему приклеила, поверь - ни слова не упустит. И что самое главное, очень преданная мне, а стало быть, и тебе.
   Раф фыркнул:
   -И что напела тебе эта птичка?
   -А то, что недалеко от рынка в бедных кварталах с недавнего времени организовывают уличные бои. И что брат ее там чуть ли не через вечер бывает.
   -И?
   -Ну, что ты в самом деле, Раф? - Астория всплеснула руками в раздражении, видя, что мужчина глух к ее стараниям и никак не реагирует, а напротив, равнодушно грызет яблоко. - Потешил бы себя зрелищем, развеялся бы заодно. Тем более, что место это недалеко от невольничьего рынка, и там есть мадыр. Стало быть, куча местного люда туда стекается. Чем не скопище сплетников и разносчиков новостей? Может, узнаешь что полезное?
   Раф подобрался:
  -А знаешь, ты права! - Лицо мужчины оживилось, и даже легкий блеск появился в глазах. - Пожалуй, мне стоит выпить пару кружек пива и завести дружбу с несколькими завсегдатаями этого замечательного заведения.
   Теперь Астория узнавала своего брата: улыбка стала хищной, а прищур глаз потерял всякую теплоту и заискрился жесткой расчетливостью. Мужчина перегнулся через стол и чмокнул сестру в макушку.
  -Иди к себе. Мне нужно ПОДГОТОВИТЬСЯ к прогулке.
   Астория понимающе кивнула и хитро улыбнувшись, выскользнула из покоев брата.
  
   ***
  
   Как же давно он не испытывал этого. Почти ночная свежесть угомонила шумные улицы, уложила пыльную взвесь, разрядила воздух прохладой и ничем не забиваемыми теперь запахами цветущих дворов и мандариновых деревьев. Тишина, в которой слышаться каждый шорох, и не видимые глазу движения за высокими каменными заборами на узких улочках. Забираешься на крышу и видишь ближайшие кварталы, как на ладони, вдыхаешь полной грудью, вбираешь в себя эти минуты покоя и ни с чем не сравнимого чувства азарта. Никто не видит тебя, не слышит, зато ты видишь и слышишь все и всех. Да, он действительно скучал по всему этому.
   Превращаясь днем в толстого богатого купца, личность самодостаточную, степенную и глубоко уважаемую, он ни разу не выходил вот так по ночам. Обремененный проблемой поиска Дайон и неудачами с этим связанными, он совсем забыл каково это - просто хоть немного побыть самим собой.
  
   Отголоски шумной толпы становились все более отчетливыми. Забравшись на широкую плоскую крышу, на которой тут и там валялись подушки - хозяин дома явно был любителем покурить кальян - Раф осмотрелся. Не так далеко виднелась маленькая площадь, практически со всех сторон облепленная узкими, но высокими домами. Светящиеся шарики с маслом развешены на немногочисленных деревцах, горящие факелы разливают достаточно яркий свет, для того, чтобы его отблески широко плескались в ближайших улицах и проникали в более темные в обычное время закоулки.
   Даже отсюда был видно, как оживлена площадь: внушительное количество людей галдело и улюлюкало так, словно и в самом деле перед ними разворачивалось до нельзя захватывающее зрелище. Не желая петлять по незнакомым кварталам, Раф преодолел их так, как было проще и надежнее - все по тем же крышам.
   Неподалеку от площади спустился по стене и, мягко спрыгнув, приземлился на корточки. Осмотрелся. Убедившись, что никем не замечен, накинул на голову капюшон короткого жилета и заскользил вдоль стен и домов, туда, где рев толпы становился все более оглушающим.
   Что же, - думал мужчина, - если не информация, то зрелища на сегодня обеспечены.
   И если бы он только знал, насколько был прав.
  
   ***
  
   Бой был в самом разгаре. Невысокий коренастый мужичок отчаянно лупил парнишку лет двадцати. Вколачивал свои огромные кулачищи ему под бока. Словно бил не живого человека, а мешок, набитый шерстью. Тот уворачивался. И надо отдать парню должное: короткие быстрые блоки в локтях и запястьях, прикрытые ребра - несмотря на свой возраст, пацаненок действовал грамотно, чем вызвал у Рафа некоторое подобие уважения.
   Впрочем, возраст парня трудно было определить: лицо скрыто кожаной, хорошо прилегающей маской, короткие волосы потными прядями липнут на лоб и немного прикрывают ярко-малиновые пятна, явно следствие ожогов. А то, что щуплый и мелкий, так это не показатель - Раф, научившийся быстро менять внешность по своему усмотрению, давно привык не доверять такой примете как телосложение и внешний вид. А вот техника, скорость, реакция - верные показатели. У некоторых они не меняются даже с годами.
   Протиснувшись поближе к импровизированной арене, Раф слился с толпой. Даже несколько раз покричал и повзмахивал руками, поддерживая орущих в азарте мужчин, дабы не сильно выделяться. Продвигаясь вперед, не отрывал взгляда от центра образованного круга, но при этом помнил, что кошелек и оружие в такой толпе - легкая нажива для воришек. Раф ухмыльнулся: вот удивится какой-нибудь заморыш карманник, ощипав его потайные карманы. Сколько всего необычного и крайне опасного найдет он там. Найдет он там... Найдет... най...
   Мысли растянулись до неприличия, и казалось, даже время замедлило свой ход. Звуки слились в сплошной отдаленный гул, мало задевая слух вязкими волнами, а пространство вдруг сузилось до дерущихся в центре круга, отсекая все, что за ним. Зрение будто перестроилось, толчками приближая картинку разворачивающегося перед ним боя.
   Раф замер, так и не довершив начатый шаг, так и не поставив ступню на мостовую, так и не додумав своей мысли. Ибо парнишка, вывернувшись каким-то совершенно невероятным способом из рук мужчины, тут же провел едва различимый глазу прием - и вот неудачник уже валяется на земле. Его прием, между прочим. ЕГО ПРИЕМ!!! Который он придумал сам!
   Раф остолбенел, застыл, словно его по пояс вбили в эту проклятую площадь. Такого не может быть! Смотрел, как сваленный с ног крепыш скребет пальцами мостовую и воет от боли в неестественно заломленной ноге. А оседлавший его парень, чуть надавливая на вывернутый сустав, требует пощады. Пару мгновений - и схватка завершена. Упругим прыжком победивший вскакивает на ноги и, проявляя благородство, помогает подняться сопернику.
   Толпа оглушила криками, резко ворвавшимися в сознание. Раф смотрел на парня, и мысли лихорадило, тело рванулось вперед, руки сами потянулись навстречу. Но толпа смела, оттеснила в сторону, чествуя победителя. Возгласы, выкрики, люди трясли кошельками в высоко поднятых руках, и парнишка чуть бледный, влекомый толпой, вместе с ней пошел в мадыр.
   Победитель не видел, что у фонтана среди людей стоит ошеломленный молодой мужчина, в широкой груди которого сильно и радостно забилось, еще мгновение назад замершее сердце.
   Не видела Дайон и того, как с крыши дома на другом конце площади за ней следят зоркие глаза двух мужчин в дорогих одеждах. И конечно, не видела, как после окончания боя, один довольно потер руки и, улыбаясь, утвердительно кивнул другому...
  
  Глава 24
  
   Мысли рвали голову, а сердце - грудную клетку. Нет, он не мог ошибаться! Но как тогда, как так получилось, что она здесь? И что себе позволяет эта пигалица? Бои? Уличные бои! И надо же. - Гордость распирала изнутри и улыбка, словно приклеясь к лицу, и не желала покидать его. - Как хороша!
   Раф, тихо посмеиваясь, уселся на парапет фонтана. Ноги отказывались держать, а неимоверное облегчение, в мгновение свалившееся на него, повергло в такую легкость и эйфорию, что от эмоций начинала кружиться голова.
   Нашел! Нашел.
   Подождал, пока площадь немного опустеет, и тоже подался в мадыр. Почти все столы были заняты. И даже на ступенях, что вели в жилые комнаты хозяев, разместился шумный народ. Время от времени вскидывались руки с глиняными или деревянными кружками и кричались здравницы победителю. Раф знал, что толпа непостоянна, и слава эта мимолетна. Что чествуют здесь отнюдь не парнишку, выигравшего бой, а ту кругленькую сумму, что удалось выручить на этой победе и синяках победителя, о которых естественно, никто не думал.
   Заскользил взглядом по головам и наткнулся, наконец, на знакомую спину. Тут же обдало жаром: а вдруг ошибся? Нет, кто угодно мог допустить подобную оплошность, но только не он. Раф, бывший жнец, не допускает таких промахов. Цепкий профессиональный взгляд уже разглядел и манеру поворачивать голову, и легкое вздергивание подбородка, и сутулость - такую знакомую - оттого, что девушка устала. Он мог поклясться всем, что у него есть дорогого - это Дайон!
   Присев в уголке, попросил у разносчика пива. Подошедший паренек осмотрел его с ног до головы и, косясь, пошел к стойке. Видно, не так уж хорошо Раф подготовился, раз на нем повис этот подозрительный взгляд. Дорану нужно было отдать должное: наблюдательность была его главным качеством. Работая за стойкой или разнося еду и напитки посетителям, он наперед знал, кто напьется, кто захочет уйти не расплатившись. Повидав всякого люда и выучив повадки некоторых завсегдатаев, Доран был опытным наблюдателем. Вот и сейчас, быстро присек, что человек в углу, незнаком. Явно не из соседних кварталов и совсем уж не того, статуса, что большинство из них.
   Потому, налив из бочонка пива в большую кружку, и прежде, чем отнести ее посетителю, Доран перегнулся через стойку к сидящему за ней бойцу и что-то прошептал ему. Затем, угодливо и учтиво улыбаясь, раздвинул плечами несколько компаний, что пили за здоровье поединщика тут же, у стойки. Подошел к Рафу и поставил запотевшую кружку на стол.
   Мужчина следил за его движениями лишь краем глаза, основное свое внимание сосредоточив на Дайон. Явно разносчик сообщил ей о незнакомце у входа и поделился какими-то своими подозрениями. Раф восхитился: никакой паники. Дайон хладнокровно допила свое вино, по-мужски сплюнула на пол, устланный тростником и, отирая губы, как бы невзначай осмотрела зал. Пара коротких взглядов в его сторону - и вот она уже кивнула разносчику, бросила на стойку несколько монет и в развалку подалась на выход.
   -Сол! Сол! Сол!
   Уважительные крики и похлопывание по плечу сопровождали ее уход. Когда до двери мадыра оставалось лишь пару шагов, а до столика Рафа и того меньше, мужчина еле успел наклонить голову и сделать вид, будто что-то вылавливает из своей кружки. Потому что еще один, но уже не такой короткий взгляд стрельнул в его сторону. Дайон вышла.
   Пойти за ней.
   Догнать.
   Или просто выследить, где прячется.
   Ну, уж нет! Если она сама, того не зная, устроила ему такой сюрприз, то и он ей устроит. Еще больший.
   Стукнув донышком пустой кружки о столешницу, Раф направился к стойке. Доран вскинул глаза, но протирать посуду не перестал. Ждал. Раф откинул капюшон и приветливо улыбнулся:
   -Хорошее заведение. Я раньше не бывал в этом квартале.
   -Не здешний?
   -Вроде того? Налей ка мне вина, уважаемый, и скажи, что нужно для того, чтобы выйти с тем парнишкой на площадь?
   -Взнос за участие в боях.
   -И все?
   Доран замялся. Связываться с незнакомцем не хотелось. А ну, как подослан кем? Теми же воксотами. А что? Удивительно даже, что ни разу, ни один отряд на площадь не заявился. Может, не прознали еще?
   -И все.
   Раф без лишних слов выложил на стойку монеты.
   -Хватит?
   -Вполне.
   -Когда бой?
   -Через неделю приходи на закате. А хочешь, так с кем другим силами померяйся. Бои каждый день.
   -Нет. Хочу именно с тем парнем драться. Судя по толпе, любят его здесь. Местный герой?
   -Не то, чтобы герой, просто ловкий очень. И везучий.
   Раф допил свое вино и, расплатившись, вышел в ночную прохладу. С моря тянулись тучи, заволакивая и без того темное небо. Пахло близким дождем, а усиливающий ветер предвещал бурную непогоду. Площадь все еще была освещена, и в фонарях трепетали готовые вот-вот погаснуть от ветра язычки пламени. А вот в домах, что лепились вокруг, не светилось ни одно из окон. Почему-то Рафу казалось, что за ним наблюдают.
   Что ж, - тихо усмехнулся сам себе. - Наблюдай.
   Измененная походка и вмиг появившаяся сутулость призваны были сбить наблюдателя с толку.
  
   ***
  
   Дайон стояла у окна своей спальни. Мечущиеся тени от факелов, неверные, искаженные в их отблесках очертания домов и недалеких переулков - ничего из того, что она не видела раньше. Кроме одного - проследив, как незнакомец пересек площадь и скрылся на одной из улиц, ведущих в город, девушка опустила занавеску.
   С чего вдруг Доран так насторожился? Дайон всегда полагалась на свою интуицию. Но почему-то именно сейчас она молчала. Что ж, если Доран и в самом деле заметил что подозрительное, лучше принять это в расчет.
   Порывы ветра грозили дождливой ночью, потому девушка плотно задвинула шторы и разожгла маленький камин в углу. Придвинула кресло и столик с подносом, на котором уже давно стыл ужин.
   Сегодняшний бой, не был сложным. Соперник уверенный в своей силе и кулаках, мало думал головой и упускал очевидные моменты. Удар у него был сильным и поставленным, о чем свидетельствовали подбитые ребра девушки, болью отдающиеся при любом неосторожном движении. Пришлось туго перетянуть и подреберье и грудину. Как бы там ни было, но еще одна маленькая ступенька преодолена, бой выигран - а это самое важное.
  
   Сидела, сытно поужинав, перед ревущим камином и слушала, как налетевшая буря терзает уютный стабулюм. Такие минуты отдыха и одиночества были благословенны. Но только до тех пор, пока мысли не начинали менять направление. Тогда в них приходила тоска, ворочались упрямо угнездившаяся боль и воспоминания, которые больше никогда не оживут, не порадуют своей реалистичностью, потому что навеки запечатлелись только неизбывной тоской и горечью.
   Даже светлые моменты стали приобретать навет ненависти. Вспоминая, Дайон чувствовала, как сердце наливается жалостью к себе, обидой и тем неконтролируемым чувством, когда глаза вскипают слезами. И тогда приходила злость. На себя и на все те обстоятельства, что привели ее сюда: в этот стабулюм, к этому камину, в этот проклятый город.
   Взращивала в себе ненавистный образ царевича, делала его больше, страшнее, злее. И отчаянно понимала, как с твердостью своей главной цели, твердеет сама. Давно будучи упрямой и своевольной, теперь становится еще и жесткой. А местами жестокой. Без жалости к себе и другим смотрит в свое призрачное будущее.
  
   ***
  
   -А как ты узнал об этих боях? - Гиллад, хитро прищурясь, посмотрел на лекаря. Тот сделал вид, что ищет что-то на полке со склянками, чьи сургучные пробки можно было открыть разве что зубами или хорошим поддевком кинжала.
   - Да вот, как-то узнал.
   -Странно, что бои организовываются так долго и с таким размахом, а городская стража ничего не предприняла, чтобы разогнать этот вертеп.
   Юсуф усмехнулся:
   -Пыталась, между прочим. Но стоило только немного подзадобрить главу городской стражи, и дело забылось ровным счетом настолько времени, сколько пройдет до следующей нашей с ним встречи.
   Гиллад фыркнул:
   -Неужели у тебя есть какие-то дела с этим старым лисом?
  -Потому и есть, что лис стар. А у него, между прочим, две жены. И одна моложе другой, а обе вместе - так раза в два, чем их муж. Сам подумай, что государственному вельможе нужно от лекаря такого уровня, как я!
   -Ах ты, самодовольный прохвост! Играешь на человеческих слабостях!
  -Я бы сказал на возрастных недугах. Но и так как ты выразился, тоже сойдет.
   -И как давно ты посещаешь ту площадь? И собственно зачем?
   -Ой, Гиллад! Я - старый человек, но не лишен страстей. Они бурлят в моей груди, как и двадцать, и тридцать лет назад. Кроме того, лишняя монета вряд ли кому помешала.
   -М-да, оказывается, ты тот еще прохиндей, дорогой мой Юсуф. Не знал, не знал.
   - Да что уж там, разве я не человек? Впрочем, хватит обо мне, Гиллад. Что ты думаешь о том парнишке?
   -Хорош. Да только много у меня вопросов. Кто такой? Откуда? Да и захочет ли оказать нам такую услугу.
   -По-моему, быть телохранителем самого царевича, а в будущем и повелителя всей империи - это не слуга, а честь. Надо только не спугнуть, предложение сделать грамотно и дать понять, что служба во дворце гораздо лучше и почетнее, чем уличные бои в каком-то там захудалом квартале, который и нейдешь то с трудом.
   -Угу, а еще опаснее в свете последних событий.
  -Ой, тебе как будто даже жаль парня. Или мне показалось? - Лекарь с недовольством сложил руки на кругленьком упитанном животе. - Какая разница, где подыхать: с честью во дворце или от клинка под ребрами, где-нибудь на улице, в сточной канаве?
   -Да не то, чтобы жаль. Но не слишком ли ты поспешен? Я бы отправил людей понаблюдать, насколько парень отчаян, насколько целеустремлен, каков в обычной жизни? Ведь по большому счету мы доверим ему жизнь царевича.
  -И кого ты намерен послать наблюдать за бойцом? Или забыл, что мы в опале? Не то, положение у нас, чтобы привлекать кого-то. Самим надо действовать, без лишнего шума и пыли. И никто, повторюсь, НИКТО не должен знать о том, что во дворце в скором времени появится кто-то со стороны.
   -Ты прав. Действовать будем сами. Предлагаю, навещать площадь по очереди и собирать сведения. А там видно будет.
  
   ***
  
  Неделя медленно, но закономерно истратила свои дни и подходила к концу. В центральном зале, где на возвышении под парчовым балдахином стоял большой резной диван с мягкими подушками восседал, а по сути, устало откинулся на спинку наместник богов на земле, а номинально царевич. Последствия отравления все еще были видны на мужественном и красивом лице. Скулы слегка заострились, губы бледны, а под глазами все еще можно было увидеть темные круги. Но взгляд был ясным, хоть и немного отрешенным.
   Мысли Аласкара были не здесь. Дворец не мог уместить того масштаба забот и испытаний, что свалились на него. Невеселые думы уже давно покинули столицу и перенеслись за море к трем островам Архипелага. И в частности к юго-восточному округу, где он по незнанию, по недоверию и в силу своей неискушенности и горячности натворил столько бед и стал причиной обездоленности и смертей стольких людей.
   В свете всего натворенного большой теперь потерей была смерть сиртингина, ни в чем не виновного и так сгоряча приговоренного к казни. Если б он только мог, если б мог только вернуть все назад! Лучше бы его галеон затонул в море по пути к островам! Лучше бы отравитель, кто бы он ни был, добился своей цели и завершил начатое дело еще на корабле. Тогда не было бы ничего, не было бы столько всего!
   Как теперь все исправить, как загладить вину, как восстановить тот хрупкий мир, что пытались поддерживать и отец, и сиртингин! А ведь последний даже дочь свою отдал в жертву договоренности и шаткой дружбе, хотел веры между ними, хотел мира. А он, Аласкар, ненавидящий политику и не вникающий в нее, одним взмахом руки, одним приказом все разрушил. Не оставил от благородных целей даже камня, даже намека... Слишком зацикленный на себе, возомнивший, что его внутренние проблемы - центр мироздания и ничего важнее их нет.
   К слову сказать, он так и не увидел свою нареченную. И очень надеялся, что его злодеяния не затронули семью вана: его дочь и жену. Говорят, ванни Адалия - величайший пример для подражания. Применять к ней слово 'была' не хотелось до холодных колик в животе.
   Махнуть бы рукой, как сделал бы когда-то отец. Ведь это просто колония. Подумаешь, всего-то три маленьких острова и горстка погибших людей! Ведь по сути, все они - его собственность. Но он не мог. Он не отец! Он не палач, хотя таковым сейчас и является.
   Вот где были эти мысли, эти рассуждения еще месяц назад? Где была его трезвость и холодный взгляд на все? Почему голова отключилась, и разум сдался перед эмоциями? Что стоило, провести расследование, а не верить слепо состряпанным на лжи уликам?
   Вопросы, сейчас только вопросы. А ответ всего один, безрадостный и беспощадный. Истина уже проступала - голая, страшная, как раздетый труп. Слишком зацикленный на себе, возомнивший, что его внутренние проблемы - центр мироздания и ничего важнее их нет. Из ненависти к отцу, он никогда не удосужился подумать, что может стать благословением для своего народа, мудрым и справедливым правителем. Объединяющим народы не путем завоеваний, а грамотным подходом, торговлей, культурными связями.
   Нет, он холил и лелеял только себя, свою потрескавшуюся еще в детстве душу, запирая ее в надежный каменный панцирь, отгораживая от еще больших ранений. Смотрел только внутрь своей боли, своих страхов, избегая всего того, что может сделать его лучше, человечнее. Действительно не таким, как отец.
  
   Он не достоин. Не достоин той чести, что оказывает ему народ. А в силу совершенных грехов вообще ничего больше не достоин. Может, и не нужно сопротивляться? Может, пусть случится возмездие богов за его злодеяния? Он заплатит с радостью и без ропота. Заслужил. По делам и награда. Но так было бы слишком просто.
  -Господин! - голос Гиллада молотом ворвался в уставшую от мыслей голову. - Мой лев! Где ты летаешь? Между прочим, мы здесь решаем очень важные дела.
   Аласкар устало потер переносицу, едва перенося боль, что терзала левый висок уже второй день. Каждое произнесенное танатом слово впивалось в череп тупым гвоздем, превращая обычную мигрень в муку. И пытаясь преодолеть ее, влиться в обсуждения, царевич раздражался еще больше от того, что все пропустил.
   -О чем мы?
  -О телохранителе. Вернее о том, что мы, кажется, нашли кандидата. И всю неделю вели за ним наблюдение, дабы убедиться, что он нам подходит.
   -И что выяснили?
   -Ну-у, - Гиллад скромно уселся на подушки перед диваном и подогнул ноги. - Не сказал бы, что так уж много мы узнали.
   Зовут Сол. Молод. Говорят, что племянник хозяйки мадыра. В те дни, когда не выходит на бой, предпочитает прогулки по городу или помогает в хозяевам. Не общителен. Наверное, из-за того, что лицо его сильно обожжено. Тем лучше для нас - значит, не болтлив и скрытен.
  -Знать бы только, что он может скрыть от нас? - Юсуф многозначительно приподнял брови.
   -Ой! - Гиллад скептически сморщился. - Что может скрывать мальчишка из бедного квартала, который, по сути, ни с кем не общается?
   -А зачем мне мальчишка? Я предполагал, кого-то более опытного.
  -Если бы ты видел его в деле, мой лев, ты бы так не говорил.
   -Что, настолько хорош? - Аласкар недоверчиво вздернул бровь.
  -Хорош, мой господин. Смотреть, как он проводит бой - одно удовольствие: непредсказуемо, быстро, расчетливо. И каждый раз по-особенному. Уловки и приемы настолько разнообразны, что предугадать следующий шаг практически невозможно.
  -Ты заинтриговал меня. Хочу взглянуть на этого Сола в деле.
   -Не знаю, стоит ли тебе в свете сложившихся обстоятельств покидать дворец, повелитель. - Лекарь обеспокоенно заерзал в подушках, среди которых окопался, словно в засаде.
   -Кому как не тебе, Юсуф, должно быть известно, что здесь во дворце я в не меньшей опасности, чем где-либо еще.
   -Но вот так вот запросто царевичу Анфры разгуливать по городу без охраны и свиты?!! - старик чуть ли не взвизгнул.
   -Кто сказал тебе, что именно среди этой охраны и свиты нет тех, кто хочет моего ухода к Шар?
   -Ты прав, мой лев. - Гиллад слегка поклонился. - Если тщательно все продумать, то вполне возможно посетить площадь инкогнито. Хотя, положа руку на сердце, скажу, что затея эта мне не нравится, и я бы не рекомендовал так рисковать.
   -Я выслушал ваши предостережения. Принял к сведению, - взгляд Аласкара стал твердым и таким похожим на непреклонный взгляд Аббаса. - Но и свое решение я тоже принял. Когда бой?
   -Завтра на закате.
   -Значит, так тому и быть.
  
   Глава 25
  
   Дайон знала лишь то, что сегодня будет драться с незнакомцем, которого Доран видел после предыдущего боя. Мальчишка советовал было не впутываться, но спохватился, что так некстати уже взял с него деньги за участие.
   -Зэрхат! - Клял себя, сетуя на нехорошее предчувствие. - Придет - отдам. Скажу, что все отменяется. Побьешь сегодня кого-нибудь другого.
   -Да что ты всполошился так? - Дайон спокойно пересыпала чечевицу в широкой миске. Это занятие отвлекало ее от предстоящего.
   -Не знаю, Сол. Только не по себе мне что-то. Тот человек, когда только вошел, сразу мне не понравился. Вроде ничего плохого не сделал, а чувство такое, тревожное - скребется, и звенит колокольчиком. И вроде улыбается, весь приветливый, а глаза холодные, взгляд цепкий и такой, что кровь подстывает. Да и мало ли кто он? Раньше никогда его не видел.
   -Не усердствуй в своих предчувствиях. Может, зря человека оговариваешь.
   -Не бейся сегодня! - Доран вдруг схватил Дайон за руку и посмотрел так, что в сердце шевельнулось нехорошее чувство.
   -Да что ты, в самом деле? Что бабка ворожея! Уймись уже! - Стряхнула руку парнишки. - Бой как бой. Все, как всегда.
   -Побьет он тебя!
   -Побьет так побьет. Значит сильнее и умнее меня: стало быть, есть, чему еще поучиться.
   Доран вздохнул. Видя, что не переубедить, пожелал Солу легкого боя и пошел обслуживать уже набивших мадыр посетителей.
  
   ***
  
   Солнце еще висело над морем, разливая медовую патоку в воде, прокрашивая белые стены домов в золотистые оттенки, ярко отражаясь в узких окнах, что призваны были спасать от жары. Но здесь, над восточной частью города небо уже потемнело, и первые низкие звезды робко поблескивали то тут, то там.
   Замир привычно зажег факелы и фонари. Толпа зрителей спешила занять лучшие места, иногда вспыхивали легкие ссоры из-за более удобных наблюдательных пунктов. Зная, что сегодня дерется Сол, самые шустрые и хитрые заняли места уже после полудня.
   Могла ли Дайон когда-нибудь подумать, что станет причиной столь большого ажиотажа? Вот как повернулась жизнь! Благородная ванни, прячет лицо под фальшивыми ожогами, себя - под мужскими одеждами и участвует в уличных боях. Да, поворот слишком крутой. Главное теперь удержаться на вираже.
   Толпа гудела, ожидая поединщиков, и нетерпеливо требовала их выхода. Получив благословение и напутствия Лиат, Дайон без особой важности и спешки вышла в центр круга, который сыновья Замира уже давно выложили маленькими мешочками с песком. Огляделась в замешательстве. То ли незнакомец пошутил, то ли решил не приходить, но соперника своего она не видела.
   Может оно и вправду к лучшему? - Не хотела себе признаваться, но тревога Дорана потихоньку передалась и ей и неприятно подтачивала своими холодными коготками где-то в области желудка.
   Но стоило лишь подумать и с некоторой долей облегчения признать, что сегодняшний бой не состоится, как из толпы вышел мужчина. Короткая жилетка с капюшоном, скрывающим почти половину лица, добротные штаны, туника, высокие мягкие сапоги - все темное какое-то, будто на погребение пришел. Остановился напротив Дайон и медленно расправил плечи. Сразу же показалось, что и ростом стал выше, и в плечах шире, чем виделось изначально. Капюшон не откинул. А напротив, надвинул еще глубже.
   Такая таинственность не понравилась. Дайон привыкла видеть лица соперников. Мимика, порой случайная, помогала, угадывать намерения перед очередным пробросом или ударом, или попыткой совершить нечто в обход ожиданий. Хотя кто бы говорил? Девчонка, выдающая себя за парня и скрывающая лицо под маской? Может, у этого малого тоже есть свои причины не выставлять себя напоказ?
   Предупреждения не было. Никакого. Занятая своими сумбурными мыслями и предположениями, Дайон еле увернулась от летящего ей в лицо кулака. Незнакомец не пытался прощупывать, не ходил вокруг да около, не кружил, а сразу пошел в наступление. Молча, без единого звука. Так быстро работал руками, что Дайон едва успевала выставлять блоки. А о том, чтобы ударить в ответ даже не думала, все силы направив на защиту. Движения соперника раздражали своей скоростью и отрывистостью, без намека на замах - будто змея жалит.
   Что казалось самым неожиданным, так это то, что Дайон никогда на этой площади не сталкивалась с таким разнообразием попыток и уловок. Оценить противника не получилось, слишком быстро все завертелось, и казалось, что в нападении такому бойцу нет равных.
   Стала задыхаться. Как же быстро он измотал ее. Девушка, металась из стороны в сторону, проявляя просто неимоверные старания, потому не думала об экономии сил. А зря. Легкие уже начинало поджигать, а дыхание сбиваться. Руки становились неподъемными, и с каждым ударом соперника, защита становилась все более вялой, а блоки неуклюжими. Удары незнакомца все меньше шли вскользь, и все больше Дайон пропускала прямых. Толпа молчала, придавленная зрелищем и возможной потерей поставленных на Сола денег.
   Злилась, понимая, что принимает навязанный ей темп и никак не может выровняться, найти себя в этом поединке, выстроить какую-то свою линию и тактику. Мужчина ломал все ее попытки еще в зародыше. Молча, неотвратимо, в тишине, висящей над площадью.
   Если научишься убивать, защищаться не придется. А если и придется, то, уже умея наносить удар в нападении, будешь знать, как от него увернуться в обороне.
   Стоп! Хватит!
   Остыть от злости и убеждения, что устала!
   Думать и наблюдать. Бой - это поединок двух логик и исход его зависит от того, чья логика победит.
   Вот противник снова пошел в нападение. Контрудар - и Дайон с силой занесла локоть, в прыжке обрушив его шею противника. Тот пошатнулся и осел на одно колено. Не дав опомниться ни себе, ни ему, Дайон обхватила его сзади за шею и что есть силы стала давить в локте.
   Толпа взорвалась криками. Но незнакомец своими длинными ручищами потянулся за спину и, обхватив Дайон за плечи, резко дернул вперед. Перелетев, через соперника, девушка больно приложилась лопатками. Противник навис сверху. Вот сейчас он начнет месить ее лицо своими кулачищами, и блоки из такого положения вряд ли спасут от половины из них. Но вопреки ожиданиям, мужчина не бил. Из-под капюшона в улыбке блеснули зубы.
   Что?
   Он улыбается?
   Легкий хриплый смешок подтвердил нелепость происходящего. Все внутри всколыхнулось, да так и замерло.
   -А ты изменилась.- Голос тихий и приглушенный. Не для всех. Для нее только.
  Где-то на задворках сознания тоненько запела на одной ноте скрипка, и от этого звука стало холодно, потом жарко. Дрожащей рукой Дайон потянулось к капюшону мужчины, что все еще на коленях нависал над ней. Незнакомец не был против, не увернулся даже, не пресек попытки стащить этот проклятый капюшон.
   Толстая ткань легко поддалась и упала на плечи противника.
   Судорожный не то вздох, не то всхлип - и Дайон, оттолкнув от себя мужчину, вскочила на ноги. Отвернулась, сжала кулаки. Губы онемели не в силах произнести ИМЯ. Все шаталось - и булыжники мостовой, и притихшая толпа, вдруг понявшая, что происходит что-то из ряда вон. И в этой тишине Дайон слышала только свое шумное дыхание. Не от усталости - от потрясения.
   -Я признаю себя проигравшим и отдаю победу Солу! - Раф поднялся и, выпрямившись во весь рост, громко предложил. - Выпейте за славный бой! И победителя!
   Зрители загудели, а потом и вовсе разразилась буря из радостных криков и ликования.
   Что было еще, Дайон слабо слышала. Стараясь идти прямо, вопреки уже установившейся традиции, не пошла в мадыр, а направилась к стабулюму. За стены, за двери... Подальше от того, чего не может и не должно быть. Маска скрывала эмоции, и Дайон, как во сне принимала на ходу поздравления, радостные пожатия и похлопывания по плечу. Рассеянно кивала, а сама лишь хотела, чтобы ноги не подвели, не подкосились на глазах у всех. Потрясение было велико, как и осознание того, что она не хочет продолжения. Нет. Не сейчас.
  
   Раф недалекой тенью шел за девушкой. Мстительно улыбаясь, думал, не переборщил ли с сюрпризом? Что же, сама виновата! Теперь пусть поймет, что он почувствовал неделю назад. Ишь, чего придумала, пигалица - бои! Домой поедет! Если не сегодня, то завтра уж точно!
   Не стал подниматься наверх, туда, где хлопнула дверь, ведущая в покои для постояльцев. Выяснить, какие именно занимает Дайон, труда не составит. Судя по реакции, ей нужно время. Пусть придет в себя немного.
   Раф заказал ужин и, расслабленно развалившись на скамье, крытой ковром, самодовольно вытянул длинные ноги. Еще было рано, потому надеясь, что разговор с девушкой состоится все-таки сегодня, спокойно потягивал вино и осматривался.
   Уютный полупустой зал. Диваны, подушки, ковры, светильники. Постояльцы, как собственно и он, ожидали, когда приготовят их ужин, периодически бросая на него любопытные взгляды. Возможно, кто-то из них тоже был на площади во время боя. Плевать. Сейчас Рафу на все было плевать. Давно позабытое спокойствие снизошло на него. Не облегчение, не радость, а тихий, ничем не нарушаемый покой. Казалось, поколебать его уже не смогут никакие обстоятельства.
   Дайон здесь и знает, что он рядом. Теперь все наладится. Он отвезет девушку домой и воссоединит с отцом и матерью. Что лучшего могло сегодня случится в этом проклятом городе?
  
   Если бы Раф знал, что трое людей, сидящих за столом недалеко от него, только и делают, что обсуждают Дайон и его с ней бой. И если бы располагал хотя бы догадками о подоплеке столь горячего обсуждения, вряд ли бы предавался такому легкомыслию.
   -Судя по всему, эти двое знают друг друга. - Голос одного из пожилых мужчин в небогатой одежде, звучал тихо со старческой хрипотцой.
   -Да, весьма очевидно. - Самый молодой из троицы утвердительно кивнул. - Может, есть резон взять их обоих? Я под впечатлением - не бой, а танец. Кажется, эти двое привыкли работать в паре: так слаженно, так грамотно. Удовольствие, не подвластное сомнению.
   -Можно попробовать. Но думаю, уже не сегодня. Все-таки состязание только что закончилось, и в горячке усталости...
   -Я понял тебя. - Аласкар снова кивнул и, подозвав хозяина, снова попросил вина. Когда тот удалился, закончил свою мысль. - Было бы хорошо, если бы вопрос решился завтра-послезавтра. Никто не знает, сколько у нас времени до следующей попытки избавиться от меня. И если его мало, разумно было бы использовать его как можно с большей пользой.
   А сейчас, - царевич взглянул на стол, уставленный простыми, но сытными блюдами, - давайте уже поедим. Так нас во дворце не накормят.
   Впервые за сегодняшний вечер и танат, и старый лекарь отметили, что Аласкар улыбается. Но никто из них и предположить не мог, насколько царевич рад той непривычной, но такой простой, максимально приближенной к жизни и такой естественной обстановке, что сейчас окружала его.
  
   ***
  
   Не зажгла ни светильника, ни свечей. Не раздеваясь, упала в кровать. И уставившись пустыми глазами в темный потолок, чувствовала, как все еще звенит в голове, а по спине и затылку бегают холодные мурашки.
   Не думать! Но не думать о чем? Как Раф отказался от нее, как бросил когда-то? Или как она потрясена и рада такой внезапной встрече?
   А ты изменилась...
   Звучало, как 'горжусь тобой'. Она так хотела этого когда то. Так отчаянно в последнее время цеплялась за образ Рафа, его наставления и уроки. Держалась за них в самые тяжелые моменты. А теперь? Теперь не нашла в себе сил перебороть обиду, что все еще жгла изнутри...
   Тихий ляг металла и возня на улице развеяли мысли, словно космы тумана на рассвете. Дайон встрепенулась и встала с кровати. Тихо всхрапывали лошади, но стука копыт не было. Странно. Дайон слегка отодвинула занавеску.
  Здесь в Анфре закаты яркие, но быстрые. Солнце садится в спешке, потому и стемнело давно. Окна выходили на улицу, параллельную площади, и в теснине между стен девушка заметила группу людей. Причем звук металла говорил отнюдь не о дружеской встрече.
   Всмотревшись получше, заметила, что нападавших человек восемь, почти целый отряд. Темная одежда смазывала их движения. Грамотно расставленные лошади перекрывали пути отступления отбивающихся - перегородили и отсекли улицу с двух сторон. Копыта обмотаны тряпками. Вот почему не слышно стука.
   Нападавшие вероломно и неудержимо теснили отбивающихся и превосходили их - если Дайон не ошибалась, вглядываясь в темноту - раза в три. Впрочем, отбивающийся по сути был только один. Остальные просто жались к глухим высоким заборам.
   Прежде чем здравомыслие включилось, Дайон быстро надела жилет и наручи и тихо отворила окно. Полог лавки, что располагалась тут же под окнами второго этажа, смягчил прыжок. Мягко соскользнув на мостовую, девушка внезапно выросла за спиной одного из нападавших. Бросок почти без замаха, потом еще один и еще. Трое свалились, скошенные лезвиями метательных ножей, что так искусно и дорого сделал для нее мастер из оружейной лавки.
   Тенью в легком приседе скользнула вперед, пока в суматохе боя никто еще ничего не понял и, сильно замахнувшись, перерезала связки под коленом четвертому. Нападавший, надо отдать ему должное, не издал ни звука: лишь резкий вдох от неожиданности и тут же разворот. Но нога, уже непослушная, подвела. Оскользнувшись в собственной крови, убийца упал. Сделал попытку достать саблей, но не успел. Еще один клинок отправился в певучий полет и впился почти по самую рукоять под мышку неудачника.
   Силы защищающихся немного уравновесились. Потому что тот, кто активно защищал других двоих, словно воспрял духом и ворвался в самую гущу оставшихся нападавших. Только плащ развевался, чем вводил в заблуждение, и удары противника благодаря этому не достигали цели. Несколько мгновений - и мощные рубящие удары да пара летящих лезвий, завершили схватку с Шар.
   Тяжело дыша, Дайон пошла собирать клинки. Было темно, но лезвия отражали блики далекого месяца, и девушка без труда их нашла.
   -Кто ты такой? - красивый глубокий голос срывался из-за частого дыхания.
  Те двое, что жались у стены, отмерли, наконец, и едва различимыми в темноте тенями подошли ближе.
   -Не важно.
   -Благодарю тебя за чудесное спасение и помощь. Если бы ты не подоспел так вовремя...
   -Не стоит. - Меньше всего Дайон хотела бы спасти кого-нибудь из восточников, но вспомнив Лиат, Замира да и многих соседей мадырца, изменила свое мнение. Не все одинаковы. Не все такие, как...
   -Стоит! Вот, прими от меня в благодарность. - Мужчина отстегнул от пояса кошель и, нащупав в темноте руку Дайон, вложил его в ладонь девушки. - А еще вот это - свидетельство моей крайней признательности.
   В другую ладонь легла маленькая вещица. Судя по отблеску - что-то с драгоценным камнем.
   -Еще раз благодарю тебя, незнакомец!
   -Может быть, ты назовешь свое имя? - Старческий голос другого мужчины, глухо дрожал от пережитого только что испуга. - Чтобы в молитвах я мог воздавать хвалу тебе и просить о заступничестве богов в храме.
   - Это необязательно. Боги давно уже отвернулись от меня. А я - от них. Шли бы вы домой! Как сказал один мой друг - это вам не бульвар для господ. По этим улицам лучше не бродить ночью.
   Развернулась и, оставив своих нечаянных знакомых наедине с радостью от спасения, обошла стабулюм с обратной стороны, чтобы попасть в свои покои нормальным приличествующим обычному человеку путем.
   Замерла, едва войдя. За стойкой вяло зевал хозяин и что-то писал в расчетной книге. А единственный, кто еще был в бодром духе и настроении, сидел почти за боковым столом под балдахином. Словно царь, положив руки на спинку скамьи. Нахально усмехнулся, увидев Дайон.
   Как же она скучала по этой самодовольной роже, по этой белозубой улыбке, которую так трудно было раньше заслужить. По ясным темным глазам, что замечали любую мелочь. Подумала, как безумно рада видеть Рафа, а сама выплюнула:
   -Убирайся!
   -Надо же! А я думал, что ты остыла уже, и потрясение нашей встречи прошло.
  -Не было никакого потрясения! Хотя нет! Было! Знаешь когда? - Девушка уперла ладони в стол и, слегка подавшись вперед, зашипела. - Когда ты бросил меня! Когда исчез так внезапно, что я не знала, о чем и думать. Потрясением было то, что случилось потом. Когда мне одной, БЕЗ ТЕБЯ! пришлось расхлебывать очень многое, непосильно горькое и видеть, как умирают люди, как отец...
   Горло перехватило спазмом. Меньше всего она хотела сейчас казаться жалкой и срываться на плаксивый девчачий лепет. Совсем не кстати вспомнилось, как комкала промокшую от морских брызг записку. Как плакала, свернувшись калачиком на песке. Как жалела себя эгоистку и его, Рафа, наконец вырвавшегося на свободу. Как не хотела быть одна. Как пыталась понять и принять его поступок. И эта дурацкая урна, в которой она похоронила память...
   -Сядь! - голос перестал источать мед и сарказм, а тон стал неприкрыто жестким. - Если ты в состоянии помолчать хоть некоторое время, я все объясню.
   Глаза девушки полыхали злостью. От эмоций ее даже трясло.
  -Ты не понимаешь, да? Не понимаешь, о чем я? - хриплый шепот, терся обидой о гортань.
   Вечер перестал казаться томным и таким уж спокойным, как раньше. Даже маска не смогла скрыть то, как бледнеет Дайон. А когда на стол упало несколько тягучих крупных капель, Раф вдруг заметил, как под жилеткой на серой тунике девушки расползается буро-красное пятно. И дело здесь далеко не в эмоциях.
   Дайон удивленно проследила взгляд мужчины и увидела то же, что и он. Раф быстро поднялся, как бы невзначай стер рукавом не нужные улики на столе. Перехватив девушку за туловище, словно мимоходом зажал ладонью рану и повел к лестнице на второй этаж.
  -Мой приятель налакался. - Хозяин при этом равнодушно пожал плечами и даже глаз не поднял от своей книги.
   Раф по пути бросил золотой на стойку:
   -Не утруждайся, уважаемый, я сам выберу себе покои.
   -Как будет угодно господину. - Снова не поднимая глаз, мужчина махнул рукой. - Почти весь этаж свободен.
  
  
   Глава 26
  
   Раф быстро зажег светильники, и их пламя тут же заметалось. Язычки огня в ажурных каркасах клонились то в одну сторону, то в другую, следуя за стремительными движениями мужчины.
   -Раздевайся.
   -Вечер приобретает неожиданный поворот! - Дайон скривилась: видимо, это нужно было принять за усмешку.
   -А я смотрю, тебе весело.
   -Плакать что ли? - Дайон сдернула маску, сняла жилетку и, приподняв тунику, осмотрела свой окровавленный живот. Что там, понять было сложно. - Я уже отплакала свое.
   -Ложись! - Раф уже притащил воду и тряпки.
   Когда кровь была смыта, стало видно, что рана несерьезна. Порез ровный и неглубокий.
   -Вроде ничего плохого. Но зашить не мешало бы.
   -Нет, мешало бы! - Дайон протестующе зажала рану тряпкой.
   -Мне показалось, или я у тебя что-то спрашивал?
  Раздраженно вздохнула. Уже и забыла, насколько Раф может быть невыносимым. Мужчина поднял свою сброшенную в спешке жилетку. Из многочисленных внутренних карманов появились гнутая игла, пузырек с синей жидкостью и нить, больше похожая на тонкую тягучую жилу.
   Дайон зажмурилась, зная, что Раф жалеть не будет. Как собственно и ожидалось, тот без предисловий плеснул из пузырька на рану. И словно темная богиня лизнула своим огненным языком - жжение почти нестерпимое, казалось, проникло не только в порез, но запекло во всем теле.
   -Это поможет избежать загноения и ускорит заживление.
   На фоне такого пожара Дайон даже не поняла, шил Раф или нет? Но когда решилась глянуть, порез уже был закрыт маленькими стежками. Устало закрыла глаза, чувствуя, как сильно хочется спать.
   -Выглядишь паршиво. Что с лицом?
   -Это всего лишь краситель. Надо же было как-то маскироваться.
   Раф одобрительно кивнул и тихонько облегченно выдохнул:
   -Во что ты ввязалась? - Мужчина смывал кровь с рук, и его голос доносился глухо, словно издалека. Хотелось слушать и слушать эти глубокие нотки. Они успокаивали. Его присутствие успокаивало.
   -Ни во что. - Даже глаз не открыла.
   -Эй! - Раф присел рядом. - Я искал тебя столько времени не для того, чтобы привезти на Архипелаг твой покалеченный труп. Не это я обещал твоему отцу.
   Дайон встрепенулась и приподнялась на локте:
  -Ты искал меня? И что за обещание такое? - Зло оскалилась. - Мой отец мертв!
   -И с чего такая уверенность?
   -С того, что я сама видела, как этот... - Слова не подбирались, не было таких. - Приказал убить его. Восточники растерзали отца прямо на пристани, когда он пытался просто поговорить!
   -Ты уверена, что видела именно это? - Раф уже предполагал ответ.
   -Как ты смеешь? Смеешься надо мной?! Что ты вообще можешь знать? Если бы ты был на Архипелаге, то знал бы, что случилось на самом деле!
   -Твой отец жив, Дайон!
   -Нет! Этого не может быть! Я сама видела... - Теперь уже задумалась, засомневалась, но Раф придал ее мыслям совершенно другое направление и ускорил их бег.
   -Его не убили на пристани, как ты думаешь. А взяли в плен. Аласкар хотел привезти его в свою столицу, дабы придать публичной казни.
  -Откуда ты знаешь? - Дайон очень хотелось верить в каждое слово. Надежда робким лучом пробилась из-под темноты, что сжимала душу все это время.
  - Я сам его вытащил и отвел в колодец к твоей матери. Там были все, чей отход ты прикрывала с охранниками.
   -Боги! - Дайон резко села, забыв про только что зашитую рану. - Ты был на островах! Ты действительно это сделал - спас его? Но как, как ты узнал, что...
   Раф предупреждающе вскинул ладонь, останавливая поток вопросов:
   -Я никогда не скрывал от тебя, кем являюсь. Ты принимала меня таким, какой я есть, доверяла себя убийце и каторжнику. - Раф в упор смотрел в синие глаза, из которых почти исчезла эта незнакомая ему колкость. - Сейчас я хочу того же. И так думаю, впереди у нас долгий разговор, в конце которого ты многое поймешь и возможно, обидишься на меня еще больше. Можешь орать потом и дуться сколько хочешь - мне плевать! Но доверять мне ты просто обязана!
   Дайон нахмурилась, а Раф добавил:
   -В свою очередь, мне хотелось бы узнать, какого беса ты все еще в Анфре, а не попыталась вернуться домой? И как в твою голову могла придти мысль участвовать в уличных боях?
  
   ***
  
   Разговор был действительно долгим. Раф, ничего не скрывая, рассказал о том, что уже долгие годы служит Варлу и Адалии, пытаясь отблагодарить за доброту, проявленную к нему в детстве. Рассказал о том, как и кем он стал, чтобы отводить опасность, все время висящую над правящим семейством и другими членами Сиртрата. Как они с Варлом пытались выяснить, кто плетет паутину заговора, должного поссорить двух правителей. Как однажды, провалив миссию и спасая друзей, был отправлен в северные шахты. Что для него, сбежавшего с рудников и чудом приставшего к родным берегам, было невероятным узнать, что его спасла ванни, его же собственная госпожа. Которую он неоднократно видел еще совсем ребенком.
   -Ты не мог рассказать? Хотя бы намекнуть на то, что мне не нужно лезть вон из шкуры, чтобы прятать тебя? - Дайон осуждающе качала головой. - Я казалась себе гадкой лгуньей и предательницей, потому что приходилось изворачиваться и лгать родителям. Придумывать притянутые за уши истории, чтобы как-то оправдывать свои отлучки, изворачиваться, переживать.
  -Варла забавляла эта ситуация. Да и меня тоже. Кроме того, она воспитывала тебя: твою стойкость, характер, верность.
   Дайон хмыкнула, не зная соглашаться или нет:
   -А мама знала?
   -Знала, но не одобряла. А потом когда Варлу удалось укрепить мирный договор и даже снизить некоторые позиции по ежегодной дани, заключив союз между тобой и царевичем, сиртингин отправил меня в Анфру. Здесь я должен был вычислить потенциальных недоброжелателей и обезопасить твое пребывание в столице, в качестве жены Аласкара и царевны.
   Что пошло не так, и кто в этом виновен, я не знаю. К своему стыду, я плохо справился со своими обязанностями и возложенной на меня задачей. После смерти Аббаса под прямой угрозой оказался царевич. И по логике, если кто-то устранил его отца с целью добраться до трона, то следующей мишенью должен был стать именно он. И желательно еще до церемонии трононаследования. А так как ты вот-вот должна была стать его женой, то и твоя кандидатура, Дайон, вероятнее всего оказалась бы в списке на устранение.
   Девушка опустила глаза. И снова как тогда в бухте, когда она переживала свою будущую свадьбу и нежелание выходить замуж, ее проблемы и невзгоды показались ей такими жалкими в сравнении с тем, что делали и терпели другие.
   Глупая, ничего не значащая теперь обида, жгла стыдом. Не предал! Не бросил, а пытался оберегать даже тогда, когда не был рядом. И даже в те страшные дни, когда хищная Шар, хохоча, носилась над ее домом и над островами, Раф спешил на помощь. Сейчас Дайон ненавидела себя за все те нехорошие мысли, что допускала по отношению к нему. Когда просто не зная всей правды, подоплеки его поступков, позволяла себе ненависть к Рафу.
   Хотелось отвернуться и биться лбом о стену, чтобы выколотить уже, наконец, из головы эту свою дурость и недальновидность. Ту беспечность, с которой она все время смотрела на жизнь и не замечала, насколько серьезные вещи творились вокруг, пока она с упоением окунала ноги в искрящийся морской прилив и мечтала о какой-то там свободе.
   Вот какую цену теперь приходиться платить за то, чтобы стать взрослее. Вот как быстро и больно пришлось умнеть и вливаться в настоящую, реальную жизнь.
   Рассказ Рафа оглушил, придавил. Определенно, было, над чем подумать. И снова, в который раз поменять свои взгляды и принципы. Но радость от того, что ее семья в порядке, что отец жив, а мама все-таки смогла спастись, задергивали занавес перед тяжелыми мыслями. Отгораживали от них, оставляя возможность подумать над всем немного позднее.
  -Я не знаю, смогу ли когда нибудь отдать тебе столь неоплатный долг и отблагодарить должным образом за спасение моего отца.
   -Перестань, Дайон! - Тон Рафа был строгим. - Когда-то ты, будучи совсем девчонкой, не дала мне захлебнуться в прибое и собственной крови. Не испугалась, а скрыла ото всех и выходила, сохранив мне жизнь. И пусть потом тайна уже была не нужна, ты полтора года хранила ее. Твоя семья так много сделала для нас с Асторией. И, кроме того, ты ведь - моя госпожа, и служить тебе - мой долг. Так что, никаких счетов и подобной чепухи между нами.
   Дайон кивнула, серьезно глядя в почти черные глаза.
   -Кроме одного.
   Да, с таким подходом, не расслабишься. Ухмыльнулась и ждала продолжения:
   -Теперь я хочу услышать твою историю. А еще, наверное, веские объяснения, которые очень должны меня убедить в необходимости такого маскарада и всего того, что ты здесь устроила.
  
   История Дайон была гораздо короче, чем рассказ мужчины. Тот периодически хмурился, сжимал зубы, но были моменты, когда улыбался, отдавая должное изобретательности и находчивости Дайон.
   -Лиат разгадала мой маскарад, наверное, в первый же день. Именно она придумала историю с ожогами и помогла нанести их. Они оправдало маску и необходимость ее ношения.
   -А бои? Я не спорю, ты хороша, и я очень горд, что мои уроки помогли тебе. Но все же я не понимаю, зачем так подставляться? Если ты скрывалась, тогда на кой бес тебе столько шума? Подобные мероприятия очень привлекают городскую стражу, потому что нелегальны, а, следовательно, запрещены.
   Дайон опустила глаза. В свете всего рассказанного Рафом, она теперь и не знала уже, так ли нужны были все ее жертвы, синяки, вывихи, которые Лиат чуть ли не со слезами на глазах вправляла обратно.
   -Я привлекала внимание не к себе, а к Солу, парню, который умеет драться с любым противником. Его умения могли быть полезны в качестве... - запнулась, видя, как лицо Рафа приобретает нехорошее для нее выражение, потому затараторила совсем не то, что собиралась сказать. - Бои - это хорошие деньги. Не могла же я вечно сидеть на шее Лиат и ее мужа. Кроме того, я надеялась скопить на дорогу домой.
   -Ты лжешь! - зашипел Раф. - И не пытайся убеждать меня в обратном. Кажется, я просил тебя о доверии.
   -Раф, я не могу сказать.
   Вопросительно вздернул бровь и тихо, но предупреждающе сказал:
   -Можешь не говорить, но прошу подумать о том, что я ведь все равно узнаю. Сказав сейчас, ты просто сэкономить мне силы и время.
   Он был прав. И отпираться было бесполезно.
  -Я хотела попасть во дворец в качестве наемника для охраны царевича. А затем убить его.
   -Что? - Казалось, Раф сейчас до потолка подскочит. - Боги что, лишили твою голову рассудка?!! Откуда взялись такие мысли? Это, наверняка шутка, Дайон, потому что я отказываюсь воспринимать всерьез твою идею. Она похожа на бред и ничего кроме смеха не вызывает.
  -Да уж, вижу, как ты обхохотался! - Дайон насупилась и сложила руки на груди. - Неужели ты думал, что я, видевшая смерть своего отца, та, дом которой предали огню, поступлю по-другому? Или ты думал, что пережив все то, что я пережила, что заставил меня пережить этот гад во дворце, позволю себе все забыть? А как же те люди, семьи которых хорошо, если располовинены, а не вырезаны напрочь? Как же те, что тухли со мной в трюме и проданы теперь в рабство? А что с охранниками, которые ушли к Шар, защищая меня? Я должна была руки сложить и ждать, когда проклятые боги сжалятся надо мной и выскребут мою память?
   Моя цель была проста и оправдана. Я в это верю и сейчас! Верю искренне, потому что ничего более неистового, чем ненависть к царевичу я не испытываю. И эта цель была моим единственным смыслом, что все еще заставлял меня просыпаться по утрам, сражаться с желанием прекратить то, во что превратилась моя жизнь. Думаешь, не было дня, когда я не думала о том, что проще сдохнуть, чем жить дальше?
   И даже сейчас мне иногда хочется этого!
  -Замолчи! Еще раз услышу нечто подобное - схватишь оплеуху, поняла? - Глаза мужчины недобро сверкали. - Если бы я мог, что-то исправить, сделал бы это! Ни один день не прошел в горьких сожалениях о том, что я не смог, не успел тогда предотвратить многое. Я сожалею, что ты попала на тот галеон и вытерпела все это. Но убийство царевича ничего не решит сейчас. Разве способно оно восполнить те потери, которые понес Архипелаг? Разве что-то повернется вспять?
   Думай, Дайон! Думай! Я всегда учил тебя не пороть горячку. Посмотри на все не со стороны эмоций и горя. Посмотри немного глубже, раскрой пошире глаза и хоть отчасти пошевели мозгами. - Ткнул пальцем девушке в лоб. -Установи логику и закономерность!
   Если хоть немножко понять ситуацию, ты сможешь увидеть, как грамотно все спланировано и сработано. Не Аласкар твой враг, а тот, кто как охотничьему псу, отдал ему приказ, действовать. Подсунул ложные факты, улики против Архипелага и твоего отца. Тот, кто сейчас наблюдает и за островами, и за империей со стороны и потешается, зная, как умно поступил.
   -Но именно Аласкар привел корабли в нашу гавань! Именно по его приказу я оказалась здесь, а мои родители чуть не погибли. Это его руки в крови!
   -Как ты еще глупа, Дайон! - Раф невесело усмехнулся. - И наивна. Нужно смотреть немного дальше собственного носа. Думаешь, убьешь царевича, и Архипелаг вздохнет свободно? Только тебе придется смириться с тем, что стоящий за всем этим не упустит такого жирного куска, как островное государство. И кто знает, какими податями обложит его следующий, неизвестный нам игрок?
   Думала ли ты когда-нибудь, девочка, выросшая на вилле, что северный остров богат такими ресурсами, коих нет больше нигде? И наложить на них лапу - искушение довольно большое, потому что прибыли баснословные. Аббас никогда не просил много и не относился грабительски к островитянам. Всего лишь хотел лишить Архипелаг военной мощи, чтобы тот однажды не попер против него же, своего владыки. Он мог потихоньку брать все, что хотел и кода хотел, чтобы пополнять свою казну? Зачем ему громить собственную сокровищницу и житницу, которой без сомнения для него бал Архипелаг?
   А может, ты думаешь, что никому не взбредет в голову согнать половину населения в имперские рудники или игорные дома? Как тебе такой вариант?
   Девушка молчала, а Раф добивал:
   -Я понимаю, это было вероломно и слишком СЛИШКОМ. Но и ты пойми, что твоя цель убить хороша, но только не в отношении царевича, которого, как слепого щенка дернули за поводок!
   -Ты защищаешь его. - Не спросила - констатировала.
   -Не защищаю, а пытаюсь разобраться и направить твою ненависть и гнев в нужное русло.
   -Что же мне делать? - Руки мгновения назад сжатые в кулаки, когда она так горячо отстаивала свои планы, упали на колени, спина сгорбилась. Все ее ориентиры, еще вчера бывшие такими ясными, сейчас теряли четкость. Направление пути потерялось, она сбилась с дороги. И все то, за что она так яростно цеплялась столько времени, стало крошиться, как перележавшие мучные сладости. - Что же мне делать?
   -Собирай вещи! - Раф поднялся. - Утром я найму корабль, и ты поплывешь домой!
   -Нет! - крикнула громче, чем хотела. - Я никуда не поеду! Ты даже представить не можешь, сколько сил, сколько всего... - Захлебывалась мыслями, но никак не могла их сформулировать, чтобы Раф понял. - Я ведь была так близка. Я не могу уехать!
   -Можешь и уедешь!
   -Нет!!!
   -Тогда мне придется связать тебя, заткнуть глотку кляпом, чтоб не орала и приковать где-нибудь в кубрике, ГОСПОЖА. Я поклялся привезти тебя. Так и будет!
   Раф безапелляционно сложил руки на груди, и Дайон передернуло от решимости на его лице - этот точно сделает, как говорит.
  -Хорошо. Если я уеду, что будешь делать ты?
  -То же, что и раньше: буду стараться распутать этот проклятый клубок. Надеюсь, это принесет свои результаты и хоть какую-то пользу Архипелагу.
   Видя, что девушка что-то уже соображает и готова вот-вот озвучить свои мысли, отсек попытку жестким:
   -Даже не думай! Утром попрощаешься с тем, с кем посчитаешь нужным и отправишься домой! Возвращаться к этой теме я больше не буду.
   А теперь спать! - Снова присел рядом. Под удивленным взглядом Дайон смахнул короткий локон у нее со лба. - У тебя были дивные волосы. Но так тоже ничего - идет. Я рад, что нашел тебя, Дайон. Поэтому, - вдруг схватил за запястье. - Не хочу снова тратить силы на твои поиски.
   Руку тут же перехватил железный браслет, коротко щелкнул затвор, потом еще раз. И только спустя мгновение Дайон поняла, что самодовольно ухмыляющийся Раф приковал ее к изголовью кровати.
  -Ты! - зашипела, сузив глаза, и рванула короткую, на первый взгляд тонкую цепь. Та естественно не поддалась. - Ты-ы-ы!!!
  -Зная твои повадки, госпожа, я, пожалуй, подстрахуюсь. Бегать за тобой по Анфре у меня нет ни малейшего желания. Добрых сно-о-ов!!!
   И ушел.
   Дайон бесновалась. Потом успокоилась. Потом, наконец, пришло понимание, что Раф прав. Безоговорочно и как всегда. Но что теперь? Принять разумные доводы и отступиться? Простить бедненькому Аласкару все его злодеяния, выстлать ему цветами дорогу к всеобщему пониманию и одобрению. Сплюнула в сердцах:
   Не бывать этому! Но что тогда? - Дайон понимала, что окончательно запуталась.
  
   Когда предрассветная мгла приобрела намек на серость, Раф вернулся в комнату девушки. Зная ее упрямство и характер, можно было не сомневаться, что будет возиться с замком всю оставшуюся ночь. Но вопреки ожиданиям, Дайон спала. Вчерашний бой, потасовка не пойми с кем, полученная царапина, да и долгие разговоры утомили неугомонную.
   Тонкие руки в синяках и синие сбитые костяшки, рассеченная бровь и пятна эти неприглядные, остриженные волосы торчат в беспорядке. Кто бы сказал сейчас, что перед ним ванни, наследница правящей пары Сиртрата Архипелага? Не поверил бы, если бы сам не знал.
   Горько усмехнувшись, вернулся в свои покои, но уже не ложился, а стал планировать завтрашний день. Нанять и подготовить кораблю к отплытию - дело, которое не обстряпать за один день. И как бы он не грозился, все-таки некоторое время Дайон придется погостить у Астории.
   Насчет обитателей дома Раф был уверен. Ни одно слово, ни одна сплетня или весть не выйдет наружу. Все тайны останутся таковыми внутри высоких белых стен. Хотя бы просто потому, что обитателями, либо частыми гостями дома его сестры были жнецы. Те, прикрывая которых около четырех лет назад, погибли трое отважных мужчин. А сам Раф с товарищем отправились почти на два года в рудники, где непосильный труд и ядовитая пыль унесли жизнь друга.
   Конечно, некоторые отошли от дел. Но как ни хотелось бы этого признавать, Раф четко понимал - бывших жнецов не бывает. Эта деятельность накладывает большой отпечаток. И даже потом, когда переменится вся жизнь, когда она станет в разы спокойней - без задач, заданий и жатв, все равно ты будешь оглядываться, подспудно составлять маршруты отступных путей, искать норы, где можно отлежаться, бессознательно замечать всякие мелочи и думать, как их применить. И если вдруг жизнь сделает крутой вираж и снова заставить влиться в команду, бывший жнец сомневаться не будет. Потому что это уже в крови...
   Здесь же, в доме Астории жили и их дети под видом садовников, прислужниц, посыльных - ведь разнеженной супруге богатого купца просто необходимо было огромное количество слуг, которые сдували бы пылинки и выполняли любые прихоти соей дражайшей госпожи. Где и как еще можно было спрятать столько людей, если не на виду? Необязательно таить иголку в стоге сена. Можно спрятать вазу среди ваз или стекло в воде. Чем больше ты похож на остальных, тем меньше внимания привлекаешь.
   Кроме того, Раф, сам, будучи каторжником, некоторым купленным невольникам тут же давал свободу. Многие из них, не имея возможности стать на ноги в этом городе и хоть как-то построить собственную жизнь, не желали покидать хозяев и оставались. А в стране, где процветают различные, порой вопиющие и страшные формы рабства, получить свободу - высшая ценность. И люди, которым досталась такая редчайшая возможность, как правило, очень благодарны и преданы.
   Утро набирало силу. Раф не стал будить Дайон. Пусть выспится. Лишь спустился вниз и попросил у хозяина, чтобы завтрак для него был доставлен наверх. Примерно через час служащий стабулюма принес тяжелый поднос в его покои. Раф, перехватив его на свои широкие ладони, направился в комнаты Дайон.
   Каково же было его изумление, когда девушки в спальне не оказалось. А из соседней комнаты слышался плеск воды. Дайон умывалась.
   -Ты как освободилась то? - Поставил поднос на стол.
   -Подумала, что разобраться с замком или порвать цепь не смогу, потому пришлось потрудиться и разогнуть пару звеньев.
   Смышленая, - Раф улыбнулся, а вслух спросил:
   -А чего не сбежала?
   -Поняла, что незачем. Все равно найдешь и посадишь на корабль. К чему мне эти сложности?
   Мужчина недоверчиво поджал губы и, заглянув в соседнюю комнату, предположил: -Снова что-то задумала?
   -Нет. - Честно призналась Дайон, обновляя пятна на лице.
   -Ла-а-адно, - протянул в легком недоумении Раф, все еще не веря, что девчонка так легко согласилась с его доводами. - Я там завтрак тебе принес. Поешь, что ли.
   Вскоре одетая, с легким намеком на невыспанность, Дайон подчищала остатки еды с тарелок. Как внезапно в дверь постучали. Поймав обеспокоенный взгляд Рафа, тут же напрягшегося, девушка быстро скрыла лицо под маской и, не торопясь, пошла узнать, кого принесло.
   На пороге стоял незнакомый мужчина. Судя по одежде, осанке и дорогим ножнам у пояса - не здешний. Таких статусных людей здесь днем с огнем не сыщешь.
   - Да ниспошлют тебе боги, о юноша, свою милость и благодать! - Незнакомец учтиво поклонился.
  -Кто ты такой? - Дайон немного растерялась, но краем глаза увидев, что Раф присел на подоконник за ее спиной немного успокоилась.
   -Мое имя, как и должность ничего не скажут тебе. Но дабы предупредить дальнейшие недоразумения, скажу, что вчера, ближе к ночи ты спас моего господина, меня и моего друга, очень кстати подоспев, когда неизвестные напали на нас.
   Раф что-то пробубнил, и Дайон мола поклясться, что это ругательства. Незнакомец глянул на него и улыбнулся.
   -С чего ты взял, господин, что это был я?
   -С того, дражайший, что на твоей груди приколота брошь моего господина, которую он преподнес тебе в знак своей признательности.
   Дайон опустила взгляд. Действительно: на тонком жилете с искусно подшитыми войлочными подкладками, что так ловко обманывали излишне наблюдательных по поводу ее фигуры, была приколота большая брошь. Аметисты и крупные изумруды, так красиво переливались, что женская суть взяла верх, и Дайон, не удержавшись, украсила одежду. Так давно у нее не было ничего красивого. И теперь эта оплошность выдала девушку. Смысла отпираться не было:
  -И что тебе нужно?
   -Если позволишь войти, я все объясню.
   Дайон замялась, но простейшие правила приличия все-таки нужно соблюдать, потому отворив дверь пошире, молча сделала приглашающий жест. Раф указал на диван. Слегка кивнув ему, вошедший не спеша опустился в подушки. Дайон уселась напротив:
   -Так что привело тебя сюда, господин? Вчерашний инцидент исчерпал себя, я думаю.
   -Боюсь ты ошибаешься, Сол. Верно?
   Дайон кивнула. То, что он знал ее второе имя, не удивило. Многие здесь знали его. Именно этого девушка собственно и добивалась столько времени.
   -У моего господина с недавних - хотя почем знать уже с каких пор? - возникли некоторые проблемы. И справится с ними может лишь человек или люди, которые не входят в его окружение, то есть со стороны.
  -Что за проблемы? - Раф подошел ближе, но присаживаться не стал, лишь подпер стену и привычно скрестил руки на груди.
  -Его хотят убить. - Просто и без обиняков заявил посетитель.
  -И есть доказательства? - Раф прищурился, но особого интереса во взгляде не было.
   Мужчина удрученно кивнул:
   -Две попытки покушения уже совершены. Третья была вчера, и боги свидетели, если бы не твоя помощь... - мужчина благодарно глянул на Дайон и судорожно вздохнул. - Дожидаться следующей попытки, значило бы осмысленно приближать визит моего господина к Шар. Нужно во что бы то и стало предотвратить следующее покушение и найти того, кто хочет смерти моего благодетеля.
   - И что, так сложно вычислить виновника?
   -Дело в том, что у моего хозяина слишком большое окружение, и найти злоумышленника весьма трудно. Я вообще склонен подозревать любого, кто хоть краем плаща имеет отношение к господину. Вот поэтому и нужны люди со стороны.
  -А мы тут, с какого боку? - Дайон не заметила, как затаила дыхание.
   -С такого, что я видел твои бои, уважаемый. А потом ваш совместный. - Оглядел и Дайон, и Рафа. Выдержав многозначительную паузу, добавил. - И мой господин тоже видел. Оставшись под большим впечатлением, он предположил, что было бы неплохо предложить вам поступить к нему на службу. Могу уверить, что старания ваши будут вознаграждены не просто щедро, а ОЧЕНЬ щедро.
  -Предложение заманчивое. - Раф отлепился от стены и стал у двери, намекая, что разговор окончен, и посетителю пора уходить. - Но у нас другие планы.
   -Жаль, я думал, мы придем к взаимопониманию.
  Дайон в любопытстве заерзала на диване:
   -А если не секрет, кто твой господин?
  -Вообще то секрет. Причем строжайший. Но раз уж ты помог нам вчера, отвечу на твой вопрос, если пообещаешь не распространяться на эту тему.
   Девушка кивнула:
   -Я служу царевичу Аласкару.
  Все поплыло перед глазами. Что? Вчера ночью она... Спасла? Царевича? Она, которая хотела его убить?!!
   Не сдержавшись, Дайон зажмурилась, пытаясь укротить тот вихрь, что несся перед внутренним взором. Зэрхат! Проклятая темнота сделала свое черное дело. Казалось, она смогла бы узнать этого человека из тысяч других - такими четкими зарубками остался в памяти его образ. Но темнота... смазала и силуэт, и внешность. Боги снова хохочут над ней!
   -Я согласен! - не сообразила даже, что сказала вслух, так неожиданно сорвались слова.
   -Нет! - Раф подошел к девушке и встал между двумя диванами, заслоняя ее от незнакомца. И выговаривая каждое слово с нажимом, обратился к нему:
   -Прости, уважаемый, но мы не можем принять твое предложение.
   -Нет можем! - Дайон вскочила со своего места и, схватив Рафа за локоть, потащила к окну. Тут же горячо зашептала. - Не та ли это возможность, чтобы распутать клубок, о котором ты говорил? Не способ ли принести пользу тем, кому ты на самом деле служишь?
   Раф открыл, было, рот, но осекся. Только колючие искры в глазах появились.
   -Не этого ли ты хотел? Мы сможем не просто наблюдать и собирать информацию по крупицам. Не быть зрителями, пусть даже и в первом ряду. А принимать участие, влиять на события! Ты ведь хотел найти того, кто руководит всем этим представлением, так давай же, сделаем это!
   -Может и хотел. И обязательно сделаю все, что задумал, но на своих условиях. И уж точно без тебя!
   -Что ж, давай без меня. - Глаза Дайон мстительно сузились. - Сейчас скажу, что не согласна, и не видать тебе открытого доступа и во дворец. К Аласкару не подобраться по-другому. А на тех, кто виновен во всем, только через царевича и можно выйти. Думай! Сам мне говорил, про то, что нужно не эмоциям поддаваться, а логику включать.
   -Можешь своего согласия не давать! Если подумать, он, - Раф кивнул на посетителя. - Не только ведь к тебе пришел.
   Дайон тоже осеклась, но тут же сменила тактику.
   -Я обещаю быть осторожной. Кроме того, ты ведь будешь рядом.
   -Зэрхат! Ты совершенно невозможна. - Горячий шепот обжигал лоб девушки. - Я обещал твоим родителям, поклялся! Варл меня не погладит по голове, если с тобой что случиться. Думай, дурья твоя башка, во что ввязываешься! И меня еще втягиваешь. Я верен и хочу таковым остаться!
   -Сейчас ты должен быть верен МНЕ!
  Раф так сжал губы, что те побелели.
   Гиллад красноречиво кашлянул, понимая, что если обсуждения затянутся, еще неизвестно, до чего эти двое могут договориться. Потому чтобы исключить нежелательные для себя решения, предпочел навязчиво ускорить процесс.
  Раф и Дайон посмотрели на него одновременно и зло.
   -Когда надо приступать? - Жнец цедил слова сквозь зубы, давая понять, что понимание достигнуто не было.
  -Желательно, как можно быстрее. Будет лучше, если вы сейчас же поедите со мной во дворец.
  -Пойду, соберусь. - Раф хмурый и недовольный, сопровождаемый победным взглядом Дайон, вышел из комнаты.
  -Не слишком то он рад такой возможности. - Гиллад вздрогнул, когда дверь громко хлопнула, а затем, жалобно скрипнув в петлях, начала медленно открываться.
  -Думаю, он просто трезво оценивает тот риск, с которым эта возможность сопряжена. - Дайон ушла в соседнюю комнату собирать свои немногочисленные вещи.
  
  
   Глава 27
  
   Почти тремя неделями ранее. Архипелаг. Юго-восточный округ.
   -Мы не можем больше оставаться здесь. - Варл, чтобы не разбудить остальных, говорил тихо. В свете единственно зажженного факела его лицо казалось мрачным и старым. В бороде проседью вились курчавые серебряные прядки. - Провизия закончилась. И если в воде еще нет такой острой нужды, то отсутствие еды скоро заставит людей страдать. И первыми ощутят лишения дети.
  Глянул на Адалию, что спала, скрутившись на сухом земляном полу. Его ванни. Снова, как и много лет назад вынуждена проходить через испытания.
   -Поддерживаю повелитель. - Дородный детина с перевязанной рукой проследил его взгляд, а затем устремил свой немного дальше, где у стены скрутилась во сне его жена с двумя дочерьми. - Надо выбираться потихоньку. Можно сегодня, еще до рассвета сходить на разведку.
   -Возьмем пару человек. - Варл согласно кивнул и предложил. - Если на вилле все еще есть восточники, высовываться не будем. Смотря, насколько они там обосновались. Может и удастся пересидеть потихоньку. Но для этого во что бы то ни стало нужно раздобыть еду.
  
   Ночная прохлада, отягощенная предрассветным туманом, зябко лезла под одежду. Пропитывала волосы и ткань влажной взвесью, пьянила свежестью парковых ароматов, что так хотелось вдохнуть в затхлом подземелье. Темно. Усыпанное крупными звездами небо низко мерцает над головой. И на его фоне шпили и башни виллы выделяются черной громадой, совершенно не похожей на что-то жилое.
   Вокруг тихо. Только в парке раздается сонный перед рассветом гомон ночных птиц и уханье далекой совы. Натыкаясь в темноте на обломки статуй и фонтанов, путаясь ногами в разноцветье клумб, трое мужчин продвигались к темному притихшему дому. Стараясь не пускать в свое сердце горечь, Варл думал о том, что если и есть внутри восточники, то сейчас у них самый сон. Наверняка, уверенные в своем абсолютном главенстве на острове, они ничего не опасаются, и выставленная стража, если такая имеется, будет в минимальном количестве.
  Каково же было его изумление и потрясение, когда уже слегка потускневшая перед утром луна вдруг выглянула из облака. Некогда прекрасная вилла сейчас щерилась черными провалам выбитых окон, и даже отсюда были видны неприглядные мазки копоти и сажи на белых стенах. Он, наивный надеялся, что его прекрасный дом, в который он ввел Адалию женой, где родилась его синеокая дочка, просто захватят и разграбят. Но восточники поступили еще дальновиднее - они уничтожили его.
   Варл сжал зубы и, махнув остальным замершим мужчинам, повел их в обход главного крыльца, колон и статуй, что поддерживали широкий портал. От сердца немного отлегло, когда запах пожарища перестал так явственно чувствоваться. Здесь, на заднем дворе многое осталось не тронутым, если не все. Видимо, азарт и запал восточников пропал, или банальная лень остановила от больших разрушений, но дама дворовых рабочих и слуг стояли, как ни в чем не бывало. Стало быть, людям будет, где укрыться и преклонить голову.
  Заходить непосредственно в дом, сейчас не было смысла. Капризная луна, то пряталась, то снова выныривала из ночных облаков, давая мало света. А ходить по вилле в темноте, натыкаясь на сгоревшую мебель, с риском покалечится, не стоило. Пришлось ждать рассвета. Когда мгла ночи потихоньку стала рассеиваться, и показалось, что глаза настолько привыкли к ней, что уже различают подробности окружающего, а восточный горизонт окрасился робким намеком на восход, Варл и двое разведчиков пошли внутрь.
   Прежде, чем приводить сюда людей, нужно было окончательно убедиться, что в доме никого нет. Переходя из одних покоев в другие, стараясь не шуметь и заглушать эхо, мужчины вскоре убедились, что кроме развороченной мебели и разбитой посуды они ничего и никого не увидят. Восточники разрушили и разнесли все, что могли. Наверняка, прихватив немало с собой - просто покинули многострадальную виллу. Что же, тем лучше. Варл с некоторой долей облегчения понял, что в свете разгорающегося утра видит не такие уж страшные последствия. Ночью масштаб бедствия казался гораздо большим и ужасающим.
   -Итак, что мы имеем на данный момент?
   Разбредшиеся по дому мужчины, наконец, собрались в атрии. Смахнув налет пепла и цветочной пыльцы со скамьи, Варл тяжело присел на нее.
   -Амбар сожжен, господин. - Четко докладывал Золак, слегка подраненный кузнец. - Надежды остались только на коптильню и погреба. Если и там не повезет, будем уповать на ледники, вырытые под склоном холма. Если восточники не добрались до них, то свежей рыбой и мясом мы обеспечены.
  -Я слышал, - подхватил второй мужчина, как кудахтали куры, и где-то блеяла коза. Думаю, поймать животных не составит труда.
   -Что же пора возвращаться. Людям нужны хорошие новости. - У Варла отлегло на душе, едва он представил лица женщин, что сегодня накормят своих детей досыта.
  
   ***
  
   Вынося малышню под благодатные солнечные лучи, выжившие воспряли духом. Когда тень мрачного подземного хода осталась за спинами, а впереди раскинулся хоть и изрядно помученный, но родной парк, люди заспешили к дому.
   Решено было разместиться в хозяйственной части и в домах слуг. Виллу пока решили не приводить в порядок, дабы не привлекать лишнего внимания к тому факту, что хозяева живы и дом обитаем. Необходимые вещи, в которых остро нуждались, были перенесены в обширный двор и распределены между всеми. С подъездной дроги, а уж тем более с широкого тракта, что петляя, поднимался в холмы, не могло быть заметно, что вилла обитаема. В любом случае, вести тихую и пока незаметную жизнь можно было.
   Коптильня обрадовала своим изобилием, как и погреба. Винный очень пострадал и был разворочен. Все бочки разбиты. Даже те, в которых, по сути, был только сок, и то оказались расколотыми. Потихоньку жизнь налаживалась: из домов запахло едой, с лиц детей, что оказались в родном месте, исчезло выражение страха и обездоленности. Мужчины привели в порядок атрий и несколько, не поддавшихся пожару господских комнат. На всякий случай все окна были плотно занавешены или забиты досками, чтобы вечером не привлекать внимание зажженными светильниками и лампадами.
   Уже поздно, ближе к полуночи, когда Варл и Адалия покончили с насущными заботами и отправились спать, сиртингин сказал:
   -Завтра я отправлюсь в город.
   -Нет! - женщина подхватилась на ложе. - Ты лишился рассудка? Восточники чуть не убили тебя, обвинив в несусветной ереси! Хочешь повторения?
   -Я приму меры, чтобы никто не узнал меня. Пойми, милая, я не знаю, как действовать дальше. Как я могу что-то планировать и обещать даже не своему народу, а той горстке, что уцелела с нами, если не знаю ситуации? Нужно непременно выяснить, что происходит в городе. Сколько солдат, где их подразделения, какие настроения витают в народе? Нужно сначала разузнать, что к чему, прежде чем что-то предпринимать.
   Адалия тяжело вздохнула:
   -Один раз я уже потеряла тебя, осталась без дочери. Одинокая, в горе с голой уверенностью, что моя жизнь больше не нужна мне.
   -Повторения не будет. Обещаю. Клянусь всем, что мне дорого, в этот раз я не подведу тебя. А насчет Дайон, - сиртингин отвернулся и поправил одеяла, только чтобы жена не увидела безнадежности на его лице. - Раф обещал, что найдет ее. А ты его знаешь - он не раз доказывал, что просто так не сдается.
   -Пусть боги услышат тебя. - Прошептала Адалия и зажала трясущиеся губы ладонью.
  
   На следующий день, ближе к полудню Варл отправился в город. Не на лошади, как привык. Пешком. Взяв с собой все тех же ребят, оставил дома все: даже самую мелкую атрибутику и украшения, что могли бы вызвать ненужный интерес или подозрения. Самая обычная одежда, которую носит поголовно все островное население, накидка, призванная защищать и от жары, и от чужих взглядов. Так хотелось взять оружие посерьезнее, но пришлось ограничиться кинжалом. Да и то спрятать его понадежнее. Вряд ли восточным солдатом, если б вздумали остановить его, понравился бы человек, разгуливающий с оружием у них под носом.
   Соваться в Сиртрат сейчас было рискованно. Потому решено было просто понаблюдать, аккуратно продвигаясь по улицам ближе к центру. Важно было узнать, кто сейчас выполняет обязанности сиртингина. Навряд ли, кто из бывших членов совета. Скорее всего, это кто-то, назначенный Аласкаром и исполняющий здесь его волю.
   Хотя, если учесть тот факт, что и сам Варл, и весь Архипелаг пал жертвой страшного недоразумения, а реакция царевича, его непоколебимая вера в то, что именно сиртингин виновен во всем, не оставляет сомнений - Аласкара очень грамотно обработали . Очень уж похоже на ту двойную схему, по которой злоумышленники пытались действовать вот уже не один год. И что Архипелаг, что дворец Аббаса стали грандиозными полюсами коварных планов и интриг. Столкновение интересов, ложные обвинения в убийстве - что лучше могло послужить поводом для начала боевых действий? Определенная логика здесь прослеживалась и поддавалась некоторым выводам.
   Как бы ни тривиально это звучало. Но банальная людская алчность и властолюбие привели к такому результату. Иных причин сиртингин не видел. Пока. Главное, выяснить кто же этот смельчак, что действуя такими мясницкими способами, прет напролом, невзирая ни на что? И почему раньше действовал так скрытно?
   Несмотря на столь плачевное состояние, в котором оказался Варл, у него был несомненный козырь. Для всех сиртингин был мертв, а значит, находился в относительной неуязвимости. Основная цель проникнуть в Сиртрат, была сейчас недосягаема, но именно там можно было бы выяснить, кто причастен к такому чудовищному заговору. Ведь будучи уверенным, что справился с поставленной задачей, лишив острова головы и сиртингина, ему теперь незачем таиться и прятаться. Теперь все в его власти и руках. Теперь он преспокойно может выйти из тени.
   -Кто же ты? - подпирая плечом колону у храма, Варл тяжелым взглядом следил за тем, как на широком крыльце Сиртрата охрана сдает вахту следующему отряду восточников.
  
   Кружение по городу не принесло особых результатов. Разве что сиртингин понял, насколько тяжело положение горожан. Лавки торговцев, где сожжены, где разгромлены, двери болтаются на сломанных петлях. Всегда шумная рыночная площадь пуста, только брошенные лотки перевернуты и расточают зловоние гниющих фруктов и овощей. Да бездомные собаки рыскают по закоулкам в поисках съестного. Солнце щедро заливает тихие улицы, но больше не отражается в приветливых витражах окон. Потому что глухие ставни заперты на засовы изнутри и прячут испуганных обитателей домов. Редкие прохожие шарахаются от случайных встречных.
   Зато в кабаках и тавернах, раздается шум пьяных разгулов да женские крики. Иногда встречаются восточники. Невозмутимые лица патрулей, впрочем, слишком редких и немногочисленных по составу, для того, чтобы должным образом поддерживать порядок в разоренной столице Архипелага. Да и порядок этот весьма однобокий, судя по тому, что видел Варл. Для восточников только, чтобы обеспечить безопасность исключительно им. Бесправные теперь островитяне старались не покидать чудом уцелевших домов, отчаянно прятали добро и носа не показывали на улицу.
   Возвращаясь назад, Варл не хотел анализировать увиденное. Смысл? И так все было ясно. Уже почти добравшись домой, кинул взгляд вниз с холма. Среди вечнозеленых зарослей чернели останки ближайшей виллы. Надежды на то, что соседи не попали под глумливую опалу восточников, не оправдывались. Все же Варл с разведчиками решили спуститься и посмотреть, может, кто уцелел и нуждается в помощи.
   Как и виделось с вершины, ближайшее поместье сгорело до тла. И если его собственный дом вцелом остался невредимым, то здесь от некогда роскошной виллы остался один остов. Сиротливо жались друг к другу колоны и обугленные платаны. Кипарисы жалостливо тянули черные ветви к небу, словно в последней отчаянной мольбе. То ли слуги, то ли сами хозяева не успели покинуть дом, и явственно было видно, что он стал последним пристанищем не для одного десятка людей. Пепел лениво перекатывался под легкими дуновениями ветра и сбивался в сизые кучи.
   С поникшими плечами Варл закрыл осиротевшие ворота. Великолепная, натертая до блеска ковка, теперь смотрелась так нелепо и ненужно, перекрывая подступы к опустевшему двору.
   -Пусть Шар будет милостива к вам. - Варл сотворил сопутствующее знамение и, повернувшись спиной к пепелищу, что так уютно было скрыто среди зелени холма, пошел вниз по дороге к подножию.
  Следующая вилла встретила уже знакомой картиной. Его соседи, члены совета как по расписанию пали жертвами набега. И вряд ли его теперь можно было назвать ошибкой или недоразумением. Кровавая расчетливая резня, жестокое и коварное истребление - ну никак не поворачивался язык назвать это недоразумением.
   Дай боги, Аласкар ответит за это! - Сейчас сиртингину до зуда в кулаках хотелось схватить этого ублюдка за грудки и ткнуть носом в деяния его рук. Пусть втянут в страшную игру, пусть обманут, но ведь нельзя так... с живыми людьми!
   Казалось, что может быть хуже увиденного? Варл ожидал ту же картину найти и дальше. Но каково же было его изумление и потрясение, когда он, следуя очередному повороту холмистой дороги, услышал отдаленные, еле долетавшие к тракту, звуки музыки. Застыл, словно громом пораженный, и немо переглянулся со своими сопровождающими. Так неестественно, так страшно звучала эта музыка на фоне всего того, что они только что видели у своих соседей.
   И вот оно то, что оказалось худшим.
   Едва мужчины успели отскочить в придорожные кусты и спрятаться там, как по дороге, поднимая сандалиями пыль, пробежали шестеро рабов. Тяжелый расписной паланкин с ажурными боками и реющими парчовыми занавесками плавно покачивался в такт уверенному и привычному бегу невольников. А в нутрии, важно развалившись на подушках и, размахивая виноградной гроздью, разлегся Айнон. Кто еще был с ним, разглядеть не удалось.
   Варл сжал кулаки. Когда вокруг такое, когда никто даже не удосужился предать погребению трупы лучших мужей острова, когда народ по-крысьи отсиживается в своих домах в страхе за жизнь близких, этот подлец разъезжает по окрестностям, словно царь! Подозрение и злость холодной змеей вползли в сердце, да так и сдавили его. Слов не находилось, потому сиртингин просто прикусил кулак и зажмурился.
   Давно, уже очень давно между ним и Айноном пробежала черная кошка. Трусоватый, с мыслями не всегда полезными и дельными он, тем не менее, занимал высокий пост, и никто не рискнул бы лишить его такого положения. Богатый вельможа втерся в Сиртрат, заделавшись мизантропом и благодетелем, был главным меценатом Архипелага, больше всех жертвовал на улучшение и обустройство острова. Лечебницы, огромная библиотека - казалось, в городе не было ни одного здания или начинания, в котором бы Айнон не поучаствовал. Личность заметная и щедрая, как без такой в Сиртрате?
   -Змея! - Золак сжал кулаки. - Пригрели на груди тварь! - Сплюнул, всем своим видом показывая отношение к только что увиденному.
   -Сокрушаться нет смысла. Сейчас нужно выяснить, кто еще переметнулся? Или же, напротив, изначально всем этом варился. Есть ли смысл оставаться здесь, если хозяин покинул виллу?
   -Надо поближе пробраться, понаблюдать.
  Мужчины, придерживаясь заданного направления, тихонько пробирались в кустах. Прячась за валунами, прокрались почти к самым воротам. Айнон жил с размахом. Большой парк и изумрудными газонами, беседки, лабиринты в которых так весело после возлияний гоняться за рабынями. Паршивец не скупился на качество развлечений. Вот и сейчас, невольницы, как умеют делать только женщины, живописно разлеглись на диванах под навесами и услаждали свой слух музыкой, танцевали и предавались праздности во всей ее красе. В то время как недалеко, буквально под носом у них еще недавно отгорели гигантские погребальные костры. Возмущению и ярости не было предела.
   Губы сиртингина побелели от гнева. Но оказывается, это был не предел. Через некоторое время с широких ступеней крыльца сбежал Скоги и направился к воротам. Решительные шаги мужчины и быстрая походка говорили об эмоциях. Сильных, на грани контроля. Скоги был зол. Он не выглядел подавленным, пережившим лишения, голодным или раненым. Слегка взъерошен, разъярен, но и только. Неужели он тоже? Тоже замешан?
   Сердце сиртингина упало. Нет, столько потрясений за один день - это уж слишком. Видя, что вельможа уже на полпути к воротам, Варл дал отмашку, и трое мужчин таким же скрытным способом стали отходить к тракту. Шевеля кусты, пробрались за поворот дороги и стали поджидать. Скоги без сопровождения так непривычно шел пешком. Размашистые шаги оставляли в дорожной пыли глубокие следы. Взгляд в землю, кулаки сжаты.
   -Ты! - выскочил Варл из кустов, так быстро, что остальные едва успели за ним. Схватил вельможу за ворот и впечатал в придорожное дерево спиной. - Ты, сучий потрох! Жалкий предатель!
   -Кто ты? - Скоги, задыхаясь, сорвал с головы сиртингина капюшон накидки и застыл, забыв о сопротивлении - лишь ошалело вглядывался в знакомое лицо.
  -Нет, не может быть! Твой труп сожгли на берегу.
  -Правда? - Варл, издеваясь, прищурился. - Неужели?
   -Мне так доложили. - Попытался стряхнуть с себя хват бывшего главы Сиртрата, но не вышло. Кроме того, остальные двое мужчин надвинулись ближе, угрожающе хмуря брови.
  -Неблагодарный пес! Ты был моим плечом, вторым в Сиртрате после меня, моей поддержкой и верой в то, что есть еще сильные здравомыслящие люди. - Рычал Варл. - А теперь, посмотри на себя! Жалкое подобие верности. Я думал, ты предан мне. Так же, как и я был предан всем вам!
   -Я и сейчас предан! Пусти! - Вывернулся таки и растер грудь ладонью.
   -Предан говоришь? Так объясни мне тогда, слепцу неразумному, что ты делаешь здесь? Наслаждаешься жизнью в то время, как Зиф и Карл со своими семьями в муках отправились к Шар?
  -Я видел, что стало с ними. Потому и здесь. Со мной и всеми моими было бы то же самое! Я всего лишь пытаюсь спасти свою семью!
   Варл немного оттаял. Не он ли сейчас пытается сделать то же самое? Скоги трясся от гнева, но не Варл был тому причиной:
   -Этот слизняк Айнон, этот вероломный трус забрал их! Даже престарелого отца - всех перетащил в свои казематы. Я вынужден Варл! Вынужден подчиняться, иначе всему конец. Внуку всего два года!
  Видят боги, я знал! - Скоги потряс кулаками. - Я знал, что эта змея очень изворотлива. Но чтобы так, чтобы с теми, кто столько лет бок о бок...
   Мужчина, сорвался на трясущийся шепот и закрыл лицо руками.
   Варл немо смотрел, как рушится все то, во что он верил, как мир уже давно ставший с ног на голову, начинает еще и разваливаться. Положил ладонь на плечо друга.
   -Я верю тебе, Скоги. И помогу. Но и ты должен помочь мне.
   Мужчина поднял мокрые глаза:
   -Если бы мог придушить пса, уже сделал бы. Но дом полон восточников и его личной охраны. Просто так не подобраться.
  -Я не об этом, Скоги. Хотя мысль твоя мне нравится. - Варл мстительно улыбнулся. - Не переживай, дойдем и до этого пункта в твоей биографии. Лично прослежу, чтобы ты смог с особым удовольствием сделать это! Причем прилюдно, чтобы видели все те, кто пострадал от его предательства.
   Но сейчас мой друг, нужно решить другой вопрос: кому эта гадина служит, и кто затеял все это?
   Не сговариваясь, мужчины сошли с дороги, чтобы не привлекать лишнего внимания. И цепляясь за сплетение всевозможной растительности, стали подниматься на холм. Туда, где почти у вершины, стояла относительно уцелевшая вилла сиртингина.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"