Аннотация: Стилизация под "крутой детектив" 30-40-х годов. Поэтому рассказ может показаться изрядно заштампованным, но это не баг - это фича. =)
Я аккуратно отодвинул ситцевую занавеску - она висела на входе в кухню вместо двери. Занавеска была протёртая, почти прозрачная. Как я ни был осторожен, но сразу же наткнулся пальцами на что-то густое и липкое. Я, чертыхаясь, осмотрел занавеску: на ней виднелся большой красный потёк - может, кетчуп, а может, и кровь. Я понюхал пальцы. Пахло чем-то неясно-кислым.
Тело лейтенанта Спиллейна протянулось через всю крохотную кухоньку: начавшись грязными ботинками у входа, заканчивалось оно встрёпанной макушкой, уткнувшейся в перевёрнутое мусорное ведро под умывальником (на кухне вообще царил страшный кавардак). Точно по линии поясницы оно было разрублено надвое, и между ногами и туловищем зиял зазор шириной в ладонь. Вероятное орудие преступления лежало тут же, и я его сразу узнал - это был японский офицерский меч, который Спиллейну достался во время боёв на Пелилиу. Кровь на мече запеклась бурыми пятнами, а вот под телом лейтенанта её совсем не было. Это меня сразу сильно насторожило, но я решил оставить это на потом, а сперва разобраться, что тут вообще произошло.
В коридоре позади меня возбуждённо дышали мне в затылок двое патрульных, которые приехали по вызову. Они пытались заглянуть мне через плечо, но куда там - с моими шестью футами с хвостиком это было бесполезно, тем более, что один из патрульных был низкорослым итальяшкой, а другой - скрюченным, словно от чахотки, ирландцем весьма болезненного вида.
Я повернулся к ним и увидел, что у итальяшки страшно выпучены глаза, а ирландец вовсе даже и не пытался заглянуть в кухню - он привалился к стене и шумно дышал, прикрыв веки.
- Что ты таращишься? - брезгливо спросил я. - Не насмотрелся ещё?
- Мы туда не заглядывали, - отозвался ирландец. - Фрэнки собирался, но я отговорил. Не хотели там наследить.
Он выглядел более смышлёным малым, чем его напарник. Я подумал, что сглупил, сунувшись в кухню до приезда коронера.
- Ладно, давайте начнём с начала, - сказал я, вытирая пальцы носовым платком. - Как вас, ребята, зовут?
- Я Фрэнки Неро, - сказал итальяшка, - а это Пэт О'Шоннеси.
Он говорил с густым, ещё не выветрившимся акцентом. Сукин сын, конечно, был такой же Фрэнки, как я - Хэмфри Богарт. На его чёртовой Сицилии, или откуда он там приехал, его, скорее всего, звали Франко.
- Отлично, - сказал я. - Кто вызвал полицию?
- Жена... вдова лейтенанта.
- Ага, - кивнул я. - Где она?
- Там, в комнате. С ребёнком.
- Она что-нибудь рассказала?
- Нет. Очень громко плакала и постоянно повторяла: "Микки, Микки"... Это лейтенанта так зовут... Звали.
- Я в курсе, - сказал я. - Ещё что-то?
Выяснилось, что до моего приезда патрульные наперво опросили соседей. Это не входило в их обязанности, но парни, очевидно, попались инициативные. Соседи, впрочем, ничего путного не сказали: дома были в основном старики, которые ни черта не видели и не слышали. О'Шоннеси, однако, посоветовал мне обратить внимание на женщину из квартиры напротив, которая дружила с женой лейтенанта, но, как он выразился, "оставила у него подозрительное впечатление".
Я поблагодарил патрульных, велел им стоять в коридоре и ничего не трогать до приезда коронера, а сам отправился в комнату, где были жена Спиллейна и его сын Нейт. Открыв дверь, я остановился на пороге и уставился на сидевшую на тахте женщину, обнимавшую мальчика лет восьми в полосатой пижаме. На женщине было тёмно-синее домашнее платье. Густые чёрные кудри скрывали её лицо. Я деликатно покашлял. Она обернулась.
- Вы... Простите... Вы... - тут её глаза расширились - она узнала меня. - Это... это ты?
Я кивнул, не в силах открыть рот. Ничего удивительного, что она не сразу меня узнала - последний раз мы виделись десять лет назад, когда я гулял на их с Микки свадьбе. Я и сам вылупился на неё, потеряв дар речи. Тогда она была смешливым двадцатитрёхлетним ребёнком, длинноруким и длинноногим, с огромными зелёными глазами и большущим ртом - хорошенькая, но похожая на жизнерадостного лягушонка из мультиков Диснея. Теперь же она превратилась в роскошную зрелую женщину, полногрудую и крутобёдрую. Может, на мой вкус она была чуть полновата, но это её вовсе не портило. Такой прекрасной женщины я давно не видывал и на мгновение испытал к покойному Спиллейну отвратительное чувство зависти.
- Здравствуй, Рут, - неловко сказал я, переминаясь на пороге. - Я... Прости, мне очень жаль...
Она аккуратно опустила сына на тахту - он был как будто в кататонии и смотрел на меня застывшим безжизненным взглядом. Рут поднялась мне навстречу, и я увидел, что на её скуле темнеет свежий синяк, волосы сильно всклокочены, а синее платье разорвано, и из прорехи выглядывает округлое белоснежное плечо. На правой руке тоже виднелись синяки, похожие на отпечатки пальцев - будто кто-то с необычайной силой сжал её запястье. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но внезапно лицо её некрасиво исказилось, и она залилась слезами.
Я чувствовал себя крайне неудобно. Мне горячо захотелось обнять её, но это было немыслимо, и поэтому я просто закурил, давая ей выплакаться. Рут бессильно опустилась на тахту рядом с сыном, спрятав лицо в ладони. Я против воли с минуту глядел на её белое плечо, подрагивающее от беззвучных рыданий, затем спохватился и начал оглядывать полупустую комнату в поисках пепельницы. Ничего не нашлось, и я стал стряхивать пепел прямо в сигаретную пачку.
Рут, впрочем, плакала недолго - малыш зашевелился, и она сразу же наклонилась к нему, вытерев мокрое лицо подолом платья. При этом обнажились прелестные ножки в кремовых чулках. У меня гулко забилось сердце, и я, чтобы успокоиться, перевёл взгляд на мальчика. Но успокоиться не получилось, потому что неподвижные глаза маленького Нейта горели жёлтым огнём, да таким бешеным, что я содрогнулся.
- Ну, ну, сыночек, - воркующим голосом заговорила Рут, гладя сына по голове, - успокойся... Всё уже кончилось... Всё теперь будет хорошо...
Её слова были какими-то странными, немного неестественными, будто она не пыталась успокоить малыша, а говорила в расчёте на мои уши. С другой стороны, это можно было списать на шок, да и что я вообще понимал в том, как следует утешать ребёнка в такой ситуации?
Тем более, естественными там были её слова или искусственными, но они, кажется, помогли - страшное жёлтое мерцание ушло из глаз Нейта, а может, его и вовсе не было - в конце концов, я сегодня не выспался, вчера прилично выпил на юбилее Старика, и мне могло примерещиться чёрт знает что. Мальчик съёжился, подтянув коленки к животу, и впал в оцепенение.
Я подошёл к Рут и тронул её за плечо - то, на котором платье было целым. Она вздрогнула и повернула ко мне кудрявую головку.
- Рут, - я постарался говорить как можно мягче, хотя моему сиплому голосу это давалось с большим трудом, - я понимаю, как тебе сейчас трудно... Микки был отличным парнем... Я сочувствую твоему горю... Имей в виду - парни вас в беде не бросят... Мы все очень уважали Микки...
Я с ужасом понял, что мои слова звучат ещё более бессвязно и неубедительно, и замолчал. Но Рут если и не успокоилась, то, во всяком случае, сделала вид. Глаза её оставались красными и воспалёнными, но страдальческий спазм перестал уродовать лицо, морщины на лбу и в уголках ярко-зелёных глаз разгладились. Если б не фиолетовое пятно синяка на щеке, могло бы показаться, что она просто мало спала в последние пару дней.
- Очень хорошо, - сказал я максимально деловым тоном. - То есть, чёрт возьми, ничего хорошего тут, конечно, нет, но... Рут - мне нужно знать, что здесь случилось, и знать максимально подробно, в деталях. Это хорошо, что я сюда приехал первый. Рут, послушай меня внимательно: дело серьёзное, и его возьмёт на контроль наш Старик, а то и кто повыше. Сюда ещё может понаехать куча народу вплоть до федералов, и они все будут тебя расспрашивать. Так что давай ты мне всё объяснишь, а потом мы с тобой подумаем, что нужно рассказывать, а о чём, может быть, стоит пока умолчать.
Рут испуганно смотрела на меня. Её глаза, и без того большие, стали огромными, в пол-лица. Но девочка, похоже была крепкая - в этой волоокой красавице, богине семейного очага, ещё проглядывали черты того задиристого лягушонка, которым я видел её на той свадьбе десять лет назад. Прокашлявшись, она заговорила хрипловатым сдавленным голосом, негромко - стараясь не потревожить беззвучно лежащего мальчика.
С каждым словом её рассказа я чувствовал, как мои волосы всё сильней встают дыбом под шляпой. Наконец я просто снял её, потому что мне надо было вытереть пропотевший лоб. Я машинально достал носовой платок, поднёс его к лицу и обнаружил, что он выпачкан в той красной дряни, в которую я вляпался на кухне. Брезгливо скомкав его, я утёрся рукавом, но в следующую же секунду пот выступил вновь.
Рассказ Рут Спиллейн был самой безумной и неправдоподобной историей, какую я слышал за восемь лет работы в полиции. По словам Рут, Микки в последние три дня был сам не свой и почти не разговаривал с женой. За это время он всего пару раз появился дома на несколько часов, не спал и совсем ничего не ел. Ребёнку он тоже не говорил ни слова, даже когда тот к нему обращался, и только что-то бессвязно бормотал. За все годы замужества Рут видела его таким впервые, но списала это на то, что Микки занят каким-то очень сложным и запутанным расследованием.
Развязка наступила три часа назад. Рут стояла на кухне и мыла посуду, когда Спиллейн ворвался в квартиру, и она услышала в коридоре удар и детский крик. Затем лейтенант с обезумевшим лицом ворвался в кухню, повалил жену на пол и принялся избивать - руками, ногами, скалкой, швырял в неё посуду и даже попытался облить кипятком - к счастью, Рут только поставила кастрюлю на плиту, и вода не успела нагреться. Спиллейн при этом неразборчиво рычал какой-то несусветный бред про ад, чудовищ и убийства, причём явно в чём-то обвинял жену. Она сразу накрыла голову руками, пытаясь защитить лицо от ударов, поэтому почти ничего из слов мужа не разобрала. В тот момент, когда Рут была уже близка к потере сознания, в кухню вошёл маленький Нейт (тут у меня отвисла челюсть) с самурайским мечом, висевшим в прихожей, и зарубил отца одним ударом.
Я несколько минут молчал, пытаясь собраться с мыслями. Меня разбирал какой-то диковатый истерический смешок, потому что слова Рут, если отвлечься от ужаса самой ситуации, звучали действительно смешно.
- Рут, - сказал я наконец очень осторожно. - Я всё понимаю. Ты в шоке. Я сам в шоке. Я знаю Микки с сорок второго, ещё с учебки, и мы с ним видели самый настоящий ад на Тихом океане. Так что мне он был тоже очень дорог. Но пойми, - тут я пустил петуха и закашлялся, - то, что ты говоришь, - это невозможно. Это безумие. Рут, мне тяжело это говорить, но его разрубили напополам. Даже я, здоровый мужик, не смог бы это сделать с одного удара. А ты мне говоришь, что это сделал восьмилетний ребёнок?
Женщина подняла на меня глаза. Я заглянул в них и застыл, поражённый: Рут говорила абсолютную правду. Точней сказать, она считала, что говорит абсолютную правду. Её взгляд был честным и уверенным.
- Слушай, - её тон был удивительно жёстким. - Я говорю тебе ровным счётом то, что видела своими глазами. Ни больше ни меньше. Верить мне или нет - это твоё личное дело. Но я скажу это и другим полицейским, и прокурору, да хоть и Большому Жюри. Под присягой.
- Уже пришла в себя? - хмыкнул я цинично, чтобы скрыть замешательство. Мысли прыгали в голове, как артисты в блошином цирке.
- Я нужна своему сыну, - очень спокойно сказала Рут. - Я не могу позволить себе раскиснуть. У Нейта больше никого нет, кроме меня.
Услышав своё имя, мальчик внезапно дёрнулся всем телом. Он, видимо, был в глубоком шоке. Рут положила ладонь ему на лоб, но ничего ему не сказала, исподлобья глядя на меня.
У меня в мозгу всё перепуталось. Зачем она всё это говорит? То, что малец не мог этого сделать, - очевидно. Кто тогда? Она сама, а на ребёнка решила свалить, зная, что ему ничего не будет? Но Рут умная девочка, и она должна понимать, что никто ей не поверит. Даже если она выгораживает кого-то третьего, то историю всё равно можно было бы придумать поубедительней. В общем, если не считать смехотворной версии, которую излагала жена Спиллейна, то у меня было только одно предположение: кто-то зарубил Микки - кто-то, кого она не видела, - и в ту же секунду скрылся, а затем в кухню вошёл Нейт и, возможно, схватил меч. Этот момент и запечатлелся в её памяти. Впрочем, эта версия тоже казалась какой-то натянутой, но другой я по горячим следам придумать не мог. Нужно было разбираться.
В прихожей послышалась возня и шарканье ног по коврику. Я кивнул Рут и выглянул из комнаты. Это пришёл ещё один полицейский, да не кто-нибудь, а правая рука нашего Старика, мрачный и вечно озабоченный капитан-луизианец с вычурным именем Луи Сайфер. Он дружелюбно поздоровался со мной. Я тоже был приветлив - к Сайферу я относился с симпатией, хотя было ясно как день, что он стучит Старику на нерадивых коллег. Но я за собой никаких просчётов не знал, а про мой маленький бизнес в Медфилде совершенно точно не знал Сайфер - иначе я бы сейчас в полиции не служил. Так что я мог просто относиться к Луи как к добросовестному въедливому копу, который к тому же превосходно разбирался в бейсболе и всегда отдавал мне сигары, которыми его угощал Старик (сам Сайфер не курил).
Вот и сейчас он начал с того, что протянул мне отменную кубинскую сигару. Отрезать кончик мне было нечем, поэтому я просто проковырял в нём дырочку авторучкой и с наслаждением закурил. Лишь сейчас - похоже, по контрасту - я заметил, что в коридоре сильно несёт непонятной кислятиной из кухни. Я взглянул на жмущихся к стене патрульных - те тоже чувствовали запах и старались дышать ртом.
- Чем это воняет? - брезгливо спросил Сайфер, прикрывая нос надушенным платком. Я активно запыхтел сигарой - горьковатый дым заглушал вонь.
- Понятия не имею. Где чёртов коронер?
- Задерживается. В районе творится чёрт-те что. Четыре убийства с утра.
Я присвистнул.
- Что это, с ума сегодня все посходили? Что-то серьёзное было?
Я с усмешкой взглянул на него, полагая, что капитан шутит, но он был совершенно серьёзен. Я поперхнулся дымом и закашлялся.
- Что значит "отъели"?
- То и значит. Найден истекшим кровью. Нога откушена по самые яйца. - Он понизил голос. - Эксперт сказал, что зубы не звериные.
Я почувствовал, что у меня вспотела спина.
- Ты... ты хочешь сказать... в Балтиморе опять вспышка?!
Сайфер открыл рот, но тут я заметил, что патрульные навострили уши.
- Ладно, парни, - сказал я им. - Вы тут славно поработали. Двигайте дальше по маршруту. Я про вас упомяну при случае.
Ребята неохотно пошли на выход. Болезненный ирландец на минуту задержался и обратился ко мне:
- Сэр, вы всё-таки обратите внимание на ту рыжую стерву из соседней квартиры. Она точно что-то знает.
- Я тебя услышал, сынок, - кивнул я и протянул ему руку. С его напарником я ручкаться не стал и повернулся к Сайферу.
- Ты тут давно? - спросил он.
- С полчаса.
- Что-нибудь узнал? Что за рыжая?
Я коротко ввёл его в курс дела, но про самые странные подробности рассказа Рут решил пока умолчать - лишние вопросы мне сейчас были ни к чему. Пускай Сайфер сам её обо всём и расспрашивает. Я сказал лишь, что она в шоке и несёт какую-то неправдоподобную околесицу.
- Ну а ты сам что думаешь? - спросил он. Через платок его голос звучал глухо и невнятно.
Я пожал плечами.
- Чёрт его знает. Очень странное дело.
- Но ты же вроде хорошо его знал. Лучше всех в Управлении.
- Ну что значит - знал? Мы служили на Тихом, после войны вернулись в Балтимор, он сразу поступил на службу, я сначала закончил образование. Когда я поступил в полицию, он уже был детективом. Мы, конечно, хорошо друг к другу относились, но...
- Но?
- Дружбы особой не было. Микки был парнем дружелюбным, но никого в свою жизнь старался не впускать. Знаешь, Луи, я был у них с Рут на свадьбе, но увидел её сейчас впервые с того самого момента. Никаких семейных посиделок, никаких барбекю, никаких субботних выпивок и походов на бейсбол. Он был довольно закрытым человеком, вот я о чём.
- Понятно, - сказал Сайфер. - Стало быть, его убили мечом? Это трофейный?
Я против воли усмехнулся.
- Трофейный! Микки его забрал у одного морпеха из нашего взвода, дурачка деревенского. Вот тот действительно взял меч как трофей, в бою. А Микки ему сказал, что всё равно его заберёт какой-нибудь штабной майоришка, так пусть лучше меч окажется у него, боевого командира. Ну, тот развесил уши, отдал, а потом ещё похвалялся, как он взводному удружил и как тот его за это к награде представит.
- Ну и что, убили этого твоего морпеха потом?
- Почему убили? Живой он, здесь же таксует, в Балтиморе. Уже четыре раза в аварии попадал, шляпа. Говорю же - деревенщина...
Этим дурацким и необязательным трёпом я как бы пытался отгородиться от страшного предположения, высказанного Сайфером пять минут назад, - будто в городе снова произошла вспышка. Луи, кажется, тоже не испытывал особого желания поддерживать эту тему. Заходить в кухню и любоваться бренными останками лейтенанта Спиллейна не хотели ни он, ни я.
- Так что ты всё-таки думаешь? Может, это проклятые негры? Он же вроде занимался какими-то негритянскими шлюхами в последнее время?
Я обдумал его слова.
- Нет, вряд ли. Не того полёта птицы. Даже если бы он сильно прижал сутенёров, максимум его бы застрелили у входа в дом. Но уж никак не рубили бы его же собственным мечом. К тому же, я слышал, он работал по ним спустя рукава - уже предвкушал перевод. Ты же в курсе, он через неделю должен был перевестись в отдел убийств. "Нравы" его уже окончательно достали.
Сайфер задумчиво покивал головой.
- Да уж. Я думаю, надо копать его старые дела. Врагов у него было много. Сукин сын ведь даже взяток не брал.
- Думаю, не брал.
- Да не "думаю", а так оно и есть. Ты глянь на его халупу. Видел когда-нибудь, чтоб балтиморский коп в его звании жил в такой конуре?
Сайфер был прав - конура действительно была паршивая. Я знал, что Микки давно копил на большой хороший дом в пригороде, но не собрал и половины.
Мы ещё пару минут чесали языками, обсудив вчерашний случай на юбилее Старика - начальник отдела угонов Марлоу, изрядно насосавшись, заехал по физиономии помощнику окружного прокурора Гутману за то, что тот "пархатый коммунист". Мы с Сайфером решили, что Марлоу недолго осталось на своём посту, и с сожалением согласились, что главой отдела станет его зам - отвратительный малый по прозвищу Вонючка Сигел. Потом Сайфер рассказал несмешной анекдот про двух воробьёв, я натужно хохотнул и рассказал ещё менее смешную хохму про пожарного и вдову адвоката. Дальше, однако, тянуть было нельзя: Сайфер с неохотой направился опрашивать Рут, а я - шерстить соседей. Рыжую, про которую говорил патрульный О'Шоннеси, я решил оставить на десерт, предчувствуя, что разговор у нас может выйти тяжёлый.
Патрульные не соврали - соседи в основном были стариками, которые ничего не заметили бы, даже если б в Балтиморе взорвалась атомная бомба. Двое просто мне не открыли - я, впрочем, не шибко опечалился: вряд ли они могли бы сказать что-то полезное. Я на всякий случай немного поспрашивал соседей насчёт личности Микки и его отношений с Рут, но все как один твердили, что лейтенант был достойнейшим человеком, с женой никогда не ссорился, скандалов у них не было, и поводов для ревности Рут тоже не давала. Они, дескать, жили душа в душу и всегда ходили под ручку, как пара влюблённых голубков.
Это, в общем, не слишком противоречило тому, что я знал про семейную жизнь четы Спиллейн. Было одно маленькое "но" - Микки чуть не забил любимую супругу до смерти, - но кого в наше время таким удивишь? Я вдруг вспомнил, что любимым фильмом Микки был "Почтальон всегда звонит дважды" с Ланой Тёрнер: мы ходили на это кино вместе, едва лишь вернулись из Японии в сорок шестом, а сам Микки потом смотрел его ещё раз пять, не меньше.
Вся эта возня заняла довольно много времени, однако ни коронер, ни судебный медик до сих пор так и не приехали. Чувствуя глухое раздражение, я поднялся на этаж Спиллейнов и позвонил в квартиру напротив - где жила та самая "рыжая ведьма".
Дверь долго не открывали - настолько, что моё раздражение переросло уже в открытую злобу. Я уже вознамерился подолбиться в дверь ногой, когда она всё же отворилась, и соседка Спиллейнов предстала передо мной, оценивающе глядя на меня тусклыми карими глазами.
Это была женщина лет сорока пяти, с признаками увядающей красоты, в сильно обтягивающем - до непристойности - коричневом платье. Впрочем, чёрт знает насчёт увядающей красоты - я так и не смог понять, как она выглядит на самом деле. Сначала она казалась обворожительной красоткой, которую не портил ни возраст, ни излишняя худоба; а вдруг свет падал на неё чуть по-иному, и она начинала казаться натуральной рыжеволосой ведьмой с уродливо-острыми чертами лица. Она менялась как хамелеон, и даже её улыбка то становилось обаятельной, как у Джейн Расселл, то превращалась в обезьянью гримасу. Несмотря на всё это, я решил, что не отказался бы, пожалуй, с ней поразвлечься - в другое время и при других обстоятельствах. Просто ради эксперимента.
Ведьма встретила меня, как и подобает ведьме, неприветливо.
- Чего вам?
- Я из полиции. Отдел убийств. - Я продемонстрировал ей жетон. - По поводу происшествия в соседней квартире.
- Происшествия!.. - хмыкнула она презрительно. - Бедного ублюдка раскромсали как кусок свинины. Это теперь называется "происшествием"?
- Откуда вы знаете? - быстро спросил я. - Видели что-то?
- Эй, а какого чёрта я должна тут опять на вас время тратить? - возмутилась рыжая. - Я уже рассказала вашим всё, что знала. Что вам опять от меня надо?
- Это были просто патрульные, - терпеливо объяснил я. - Они вас опросили по собственной инициативе. Я детектив, который будет вести это дело. Мне бы хотелось услышать всё непосредственно от вас.
- Ха! - сказала ведьма, взмахнув рукой. Я вдруг понял, что она попросту пьяна, причём сильно. - Вот и разбирайтесь сами с этими вашими патрульными, мне-то что за дело?
Она попыталась захлопнуть дверь у меня под носом, но я успел подставить ногу. Ведьма злобно зашипела.
- Послушайте, - сказал я, уже не пытаясь сдерживать раздражение. - Вы, кажется, не понимаете. Произошло убийство, и чертовски жестокое. Я знаю, что вы дружите с женой Спиллейна, и мне бы просто хотелось задать вам несколько вопросов. Давайте на минутку зайдём к вам и поговорим.
- Никуда ты не зайдёшь, мистер! - пролаяла рыжая сука, и глаза её загорелись сатанинским огнём. - А будешь ко мне тут вламываться, позвоню сейчас вашему главному и скажу, что ты тут устроил грёбаное гестапо! Ну-ка скажи мне, как тебя зовут, а то ты что-то не представился. Может, ты и не коп вовсе?
Это было уже слишком. Я шагнул к ней и схватил её за сухую морщинистую шейку. Ведьма придушенно пискнула, а меня обдало парами алкоголя. Я втащил её в квартиру и припёр к стене.
- Как меня зовут? - прорычал я. - Да никак меня не зовут! Знаешь, что я тебе скажу? Будешь мне тут выделываться, старая ты сводня, так я тебя в два счёта упеку! Поняла? Поговоришь со мной пять минут - я уйду и про тебя забуду. Так что давай-ка ты не будешь препятствовать правосудию, милая, а просто со мной потолкуешь и ответишь на парочку вопросов, идёт?
Она вытаращилась на меня. Я вдруг понял, что слишком сильно сдавил её горло, и ослабил хватку.
- Ну что, будем говорить? - рявкнул я. - Или мне тебе устроить проблемы?
Она лихорадочно закивала. Со стороны это, наверное, выглядело так, будто это я заставлял её кивать, дёргая за шею. Я отпустил женщину, и она сначала принялась надрывно кашлять, а потом залилась слезами. Но я не испытал к ней никакой жалости.
- Ну хватит! Кончай придуриваться! Меня таким не проймёшь.
Тут она вздёрнула голову и ожгла меня таким взглядом, что я на мгновенье подумал, будто она действительно и есть настоящая ведьма, да ещё злая, как тысяча чертей.
- Начнём с того, что вы мне скажете, как вас зовут, - подчёркнуто вежливо сказал я, проходя в комнату. Она последовала за мной, размазывая по щекам тушь.
- Бриджит. Бриджит Чендлер, чёрт бы тебя подрал.
Квартира у неё была прилично обставлена, но вся обстановка была... похабной, что ли, - розовые шторы, на стенах картины с какими-то древнегреческими голыми бабами, разворошенное лиловое бельё на постели. Я подумал, что это вполне может быть притон, и на этом её можно прилично прижать, если потребуется.
- Итак, Бриджит, давай-ка ты мне сейчас расскажешь что-нибудь интересное. Мне кажется, ты много чего интересного знаешь.
- На Кубе революция, - огрызнулась она. - Айка выбрали на второй срок. Маккарти сдох. Как, интересно?
- Очень, но я не про это, - спокойно ответил я и без спроса закурил. Она злобно ощерилась, но тоже достала из пошлого портсигара с инкрустацией длинную тонкую сигарету и затянулась.
- Я мало что знаю, - сказала она наконец. - Я услышала крики из квартиры Спиллейнов, постучала, потом ко мне вышла Рут. Она была как обезумевшая. Я заглянула к ним, увидела на кухне Микки... - её передёрнуло, - потом вернулась к себе. Сразу. Я даже не могла утешить её. Меня вырвало. Вырвало прямо в прихожей, понимаешь?
Я посмотрел ей в глаза - молча и внимательно. Бриджит отвела взгляд и вдруг бесстыжим образом закинула ногу на ногу, задрав платье до середины бедра. Но меня это не впечатлило: передо мной сидела пожилая и дьявольски уродливая баба, сухая и тощая как вешалка для пальто, с размазанной тушью и жёлтыми ляжками. К тому же я отчётливо видел, что она врёт, и врёт откровенно и вызывающе.
- Очень хорошо, - сказал я, не подавая виду, что разгадал её игру. - Именно это я и хотел услышать. Можно было сказать мне всё это сразу, не доводя до... инцидента.
Я встал с кушетки, затушил окурок в пепельнице-черепе, и поднял воротник пальто, будто собираясь уходить. Бриджит непонимающе вылупилась на меня.
- Что... и всё?
- Ну да. Всё. Я же говорил, мне нужно было задать буквально пару простых вопросов. Я спросил, ты ответила, вот и всё. Мне больше ничего и не надо.
- Так ты... вы... уходите?
- Да-да, конечно. Видишь, как всё оказалось легко. Вот почему непросто работать в полиции - каждый думает, что мы собираемся его как-то надуть. А мы всего-то помогаем людям. - Я направился в прихожую, затем обернулся к ней. - Проводишь меня?
Она с облегчённым видом кивнула. В этот момент она была похожа на Уилли Мейса, выбившего победный хоум-ран в ключевой игре сезона.
Мы вышли в прихожую. Я открыл дверь и остановился на пороге.
- Ладно, детектив, - сказала Бриджит примирительно. - Надеюсь, мы всё-таки не слишком уж... перешли рамки. Вы не сердитесь. Просто, когда я увидела Микки... в таком состоянии... я до сих пор ещё не пришла в себя. Это ужасно.
- О, - сказал я, - всё намного ужасней, чем ты думаешь. Ты ведь его по-настоящему ещё и не видела.
- Простите? - переспросила она с беспокойством.
В этот момент я одной рукой снова схватил её за горло, второй зажал рот и потащил из квартиры. Она что-то неразборчиво замычала; в выпученных глазах читался смертельный ужас. Сначала у неё подкосились ноги, и Бриджит повисла на мне, как мешок с песком, но затем она принялась ожесточённо сопротивляться, колотя меня по спине. Мне её удары, впрочем, были как слону дробина.
- Сейчас ты увидишь Микки, - пыхтел я, вытаскивая её в подъезд. - Сейчас ты его по-настоящему увидишь. Я тебя сейчас приволоку к нему и буду тыкать носом, пока ты мне, тварь, всё не выложишь. Ты его сейчас глубоко узнаешь, я тебе сейчас его кишки на шею намотаю, дрянь ты этакая... Ты мне ещё тут повешаешь лапшу...
Этажом ниже послышался звук открываемой двери. Кто-то вышел на площадку и вслушивался в нашу возню. Я толкнул Бриджит обратно в квартиру - она пролетела через всю прихожую, ударилась спиной о дверцу шкафа и сползла на пол. Я навис над ней. В зеркале я на мгновенье заметил своё отражение - безликий чёрный силуэт с горящими жёлтым огнём глазами. Как Светильник Джека на Хэллоуин.
- Это всё грёбаный ребёнок! - выкрикнула она, с ненавистью глядя на меня. По её лицу снова заструились слёзы, но теперь они уже не были притворными. - Чёртов сын Спиллейнов! Это всё из-за него!
И эта тоже про ребёнка! Что же, эти полоумные бабы сговорились, что ли? Выйдя из себя, я занёс над ней ладонь, чтобы отвесить ей оплеуху.
- Ну давай! - сипло заорала она, подскочив. - Давай! Можешь ударить! Только я бы на твоём месте пошла и проверила, может, он там ещё кого-то разделал! Ты, чёртов детектив, ты же его наверняка видел! Видел и ни хрена не понял! Мальчишка - Вендиго! Понятно тебе? Вендиго!
Я пошатнулся. Даже, наверное, упал бы, если б не оперся о стенку. Затем захохотал безумным хриплым хохотом.
- Ну нет! - булькая и брызгаясь слюной, выпалил я. Меня буквально раздирал патологический хохот, но в нём не было ни капли веселья. - Вендиго, скажешь тоже! Это же хрень какая-то! Малыш Нейт - Вендиго!
- Да, дьявол тебя раздери! Ты же коп, ты должен знать, как они здорово умеют маскироваться! Как тот ублюдок из Мемфиса, которого десять лет ловили! Наверняка Микки узнал, вот у него крышу и сорвало!
Я вдруг резко прекратил смеяться - истерика прошла сама по себе, будто кто-то повернул рубильник. Что интересно, в этот же самый момент и Бриджит как-то сразу взяла себя в руки. Лицо её по-прежнему было искажено бешенством, но она хотя бы перестала кричать. Нам обоим нужно было немного прийти в себя.
- Нет, - сказал я, качая головой. - Это невозможно, и я тебе скажу, почему. Ещё ни разу не было, чтоб Вендиго был одержим ребёнок. За все тридцать лет - ни разу.
- Всё бывает в первый раз, - криво усмехнулась она. - Ты подумай головой. Даже я знаю, по фильмам, комиксам, телешоу. Я знаю, как оно выглядит и как его распознать. А ты ведь коп. Вас наверняка учат, как выводить этих тварей на чистую воду. Он уже не человек. Может быть, даже сам ещё не знает. Но я знаю точно.
- Откуда? Что ты видела?
Она приблизила ко мне своё морщинистое, совсем постаревшее лицо. В этот момент она была похожа на какую-то невообразимо древнюю индейскую шаманку. А ведь именно индейцы-оджибвеи тогда, лютой зимой двадцать шестого, встретили у себя в заснеженных лесах первых одержимых Вендиго. Встретили - и убили.
- Когда я зашла в кухню, я увидела... - она на мгновенье прервалась, но затем заговорила быстро и без пауз, - я увидела, как маленькое чудовище жрёт куски внутренностей своего отца. Жутко воняло кислятиной. И кровь. Он вытягивал кровь, как показывают в кино. Она вся была в воздухе, а парень гонял её из одного угла в другой. Забавлялся. Он так увлёкся, что даже не заметил меня. Если бы заметил...
Она осеклась, проковыляла к бару, плеснула себе виски и махом высосала полстакана. Я молча смотрел на неё. Потом повернулся и и открыл дверь.
- Туда идёшь? - завизжала она. - Ну давай! Надеюсь, вы с ним друг друга сожрёте, сукин ты сын!
Я вышел в подъезд и закрыл за собой дверь. Из квартиры ведьмы доносились приглушённые вопли. У Спиллейнов было тихо.
Вендиго. Ладно, сопоставим факты. Под телом лейтенанта не было крови. Совсем. Как это возможно? Либо его перенесли, тщательно вытерли кровь и потом вернули тело на место... чёрт возьми, это даже звучит-то дико. Либо её высосали, точнее, вытянули - как это делают Вендиго. Что ещё? Ночью была ужасная вьюга, потом тучи разошлись, и утро было морозным и очень солнечным - они, как правило, и проявляются в такие дни, это для них как полнолуние у киношных оборотней. Мальчишка очень странно отреагировал, когда Рут произнесла его имя - а Вендиго в период одержимости не выносит, когда к нему обращаются по имени. Нечеловеческая сила, с которой он зарубил отца, - если принять рассказ Рут за правду, то одержимость это объясняет. Чем больше я размышлял над фактами, тем убедительней казалось предположение рыжей ведьмы - даже если ей с пьяных глаз что-то не то померещилось. Я вспомнил внешность малыша: мертвенная бледность кожи, яростный взгляд жёлтых глаз, РЫЖИЕ ВОЛОСЫ - не медные, природного цвета, как у ведьмы, а грубого кирпичного оттенка, как у всех Вендиго. Ведь именно поэтому скрывающиеся монстры чаще всего бреют голову или носят парики - красить волосы им бесполезно, рыжина проявляется даже сквозь краску. Как же я не понял раньше? У Микки чёрные волосы, Рут тоже брюнетка - в кого это он пошёл такой рыженький? Что-то мне подсказывало, что ещё вчера у маленького Нейта волосы были такими же чёрными, как у родителей. Дьявол. Что ещё? Сайфер говорил, что в городе могла произойти вспышка... Сайфер!..
Проклятье. Сайфер в квартире с НИМ, и он ничего не знает. Даже я ничего сначала не понял - а Луи, хоть и опытный парень, но не оперативник, он кабинетный коп, и с Вендиго, скорее всего, никогда не встречался. Тем более, маскируются они отлично - чёртов помощник Эдгара Гувера полтора десятка лет сидел в самом сердце ФБР, и никто знать не знал, что он одержимый, съевший за это время две сотни человек. А тут ребёнок, да ещё первый такой случай, про который мне известно. Дьявол!
Я больше не медлил. Надел на правую руку кастет, левую руку с пистолетом сунул в карман пальто. Затем открыл дверь в квартиру Спиллейнов.
Рут стояла в прихожей и смотрела на меня.
- Рут, - сказал я как можно спокойней, с непринуждённым видом. - Капитан Сайфер ещё здесь? Мне бы с ним перекинуться парой словечек.
Она неподвижно смотрела мне в глаза, и я вдруг понял, что она всё знает - и то, кем оказался её малыш, и то, что я намереваюсь сделать.
- Не трогай моего сына, - сказала она хрипло. - Не подходи к нему.
- О чём ты? - я сделал вид, что не понимаю. - Не нужен мне твой сын. Мне бы поговорить с капитаном. Позови его, пожалуйста.
С этими словами я осторожно скосил глаза в комнату. В поле моего зрения попадала только небольшая её часть, но и увиденного было достаточно: из-за двери торчали щегольские ботинки крокодиловой кожи. Ботинки капитана Сайфера. В ботинках, скорее всего, были и ноги, но мне этого уже не было видно. Одна туфля уткнулась мыском в ковёр, вторая уставилась в потолок - будто несчастного капитана перекрутило в мясорубке. Я сильней стиснул рукоятку револьвера.
Рут проследила за моим взглядом.
- Я не дам сына в обиду, - сказала она. - Отойди, пожалуйста. Мы уедем. На север. Нас никто и никогда больше не увидит. Клянусь. Он никогда не тронет меня, а я смогу его удержать, чтобы он не нападал на других людей.
- Как Луи и Микки? - хмыкнул я. - Что ж ты его раньше не удержала?
- Я не знала, - настойчиво продолжила она. - Теперь знаю, и знаю, что нужно делать. Мы уедем в Канаду. Через пару дней болезнь пройдёт, мы сядем в поезд и уедем. Его никогда и никто больше не увидит. Пожалуйста.
- Отойди, Рут, - сказал я. - Я не могу этого сделать. Это не болезнь. Это одержимость, и его не вылечишь. Он монстр, людоед. Отойди. Я вас не выпущу.
Я думал, что она будет просить, умолять. Но я недооценил Рут. Она, похоже, поняла, что уговорить меня не удастся, - и с хриплым воплем кинулась на меня. Я ударил её кастетом наотмашь. Мне уже пару лет не приходилось работать кулаками, и удар пришёлся по касательной, оцарапав ей лицо, но и этого хватило, чтоб она отлетела в сторону и рухнула оземь. Её юбка задралась чуть ли не до пояса. Как бы это ни было сейчас неуместно, я всё равно уставился на Рут - такие у неё были чудные ножки. Она не потеряла сознание и сразу же заворочалась на полу, с ненавистью глядя на меня. Уже вторая женщина за последние десять минут на меня так смотрит - да, галантным кавалером меня не назовёшь. Я на мгновенье принюхался к ней - от неё пахло цветочными духами, потом и страхом. Но не кислятиной.
Тут кухонная занавеска откинулась, и в прихожую вышел маленький Нейт. Вот от него пахло кислым, и пахло чертовски сильно. В руке у него был нож для разделки мяса.
Мне, наверное, нужно было заговорить с ним как-то успокаивающе, не выкладывать все карты на стол, но я просто не мог оторваться от его глаз - умных, сосредоточенных, горящих нечеловеческим голодом. Я был как загипнотизирован.
- Что, сынок, - просипел я. - Папу потрошил?
Он, не отвечая, сделал шаг ко мне. Затем он увидел на полу лежащую мать и зашипел.
- Ну-ну, парень, - я осторожно вытянул из кармана пистолет и тоже шагнул к нему. - Сейчас на секундочку станет больно, а потом ты заснёшь и проснёшься в чудесном...
Я не успел договорить - что-то тяжёлое сзади навалилось мне на плечи, впилось когтями мне в лицо, раздирая его до крови. Это была Рут. Я пошатнулся, и мы оба свалились на пол. Я придавил её своей тушей, но женщина не отпускала меня - её руки сомкнулись на моей шее стальным захватом. Она не издавала ни звука - лишь тяжело дышала. Малыш с непостижимой скоростью, как будто перетекая в воздухе, оказался рядом с нами, и в этот момент я, вывернув руку, не глядя пальнул два раза куда-то позади себя. Выстрелы прозвучали почти беззвучно - послышалось только отвратительное чавканье. Рут сразу обмякла, а я моментально прижал пистолет к виску малыша, и в тот же миг острие ножа упёрлось мне в горло, раздирая кожу.
Краем глаза я увидел наше отражение в зеркале трюмо и вдруг, невзирая на боль, захохотал. Нож корябал горло, но я не мог удержаться - смех разрывал меня. Мы с малышом Нейтом сейчас были очень похожи: две бледные до синевы фигуры, с ярко-жёлтыми глазами, рыжие. Только у Нейта рыжина проступила сквозь обычный чёрный цвет волос и вскоре должна была уйти, а я и от рождения всё равно был рыжеволосым. Даже взгляд у нас с ним был одинаковый - жёлтый, мёртвый, голодный. Мы были и впрямь чертовски похожи. Как папочка-Вендиго и сынок-Вендиго.