- Ух, парилка какая! - Маура расправил на себе чистую светлую тунику, пальцами расчесал волосы, обильно смоченные водой. Он побрызгал на меня из корыта, и я рассмеялся, закрываясь руками.
Стоя напротив, он неожиданно наклонился ко мне, и его мокрые пряди коснулись моей разгоряченной щеки; совсем как тогда в поле, во время грозы. На мгновение я оторопел - мне почему-то показалось, что сейчас он поцелует меня. От хозяина пахло свежим сеном и лесными травами, пахло раскаленным летом. Пьянящий, завораживающий аромат - аромат жизни.
Но он лишь достал у меня сзади из-за ворота колосок, зацепившийся за льняную ткань. Шутливо пощекотав им у меня под носом, он отдал колосок мне и скрылся за дверью. Его легкие, едва слышные шаги еще долго эхом отдавались в моих ушах; а может, это просто так сильно билось мое сердце.
Лето и правда случилось на редкость жаркое; рано собрали урожай. Повсюду громоздились стога и скирды, и воздух висел тяжелым маревом, размывая все очертания. Было душно, речка являлась единственным убежищем, хотя даже в ней вода была слишком теплая и не приносила должного наслаждения.
В то лето хозяин будто сошел с ума. Каждый день он покидал имение чуть свет и не появлялся дома до глубокой ночи, а иногда отсутствовал несколько дней подряд. Мне было известно, где он пропадал. Слишком часто, проходя мимо полей, я видел его вылезающим из очередного стога, с громким хохотом вытягивающим за собой какую-нибудь девку в помятых юбках. Почти ни одну из его избранниц я не знал в лицо, и непонятно было, откуда он их брал - наверняка с окраин деревни, где селились преимущественно очень бедные семьи.
Они боялись его. Я наблюдал, как они в безмолвном оцепенении, с овечьей покорностью идут за ним. И потом видел, какими они вылезали из соломы - разрумянившиеся щеки, возбужденно и радостно блестящие глаза, а на губах блаженная улыбка.
Передо мной мелькал вихрь давно не стриженных волос, когда он бежал по полю, когда поднимал на вытянутых руках ребенка одной из женщин, держа его высоко, смеясь и откидывая голову назад - каскад янтарных прядей, искрящихся на нещадном солнце.
Не останавливаясь ни на миг в вихре раскаленных радостных дней, проносясь мимо рассохшихся жаждущих деревьев, мимо грязных покосившихся стен домов, он был само воплощение энергии; живое, дышащее пламя.
Я был рад за хозяина, рад, что он доволен и счастлив, но меня не покидало какое-то странное, щемящее, обманутое ощущение. Я не знал, что это порой беспричинное и всегда разрушительное чувство называется ревностью.
В очередной раз ввалившись в дом глубоко за полночь, он устало развалился на лавке, скидывая легкую тунику и вытягивая ноги.
- Ох, Бан, ну и денек, - довольно выдохнул он, покосившись на меня, сидящего в темноте. - А ты чего не спишь? Ждал, чтобы дверь запереть?
- Да, - не слишком почтительно ответил я из своего угла.
- А чего такой хмурый? - поинтересовался он, снова садясь прямо.
Не поняв, как ему удалось разобрать выражение моего лица, я раздраженно отвернулся.
Он долго всматривался в меня во мраке комнаты; как мне показалось, целую вечность. Затем вдруг, не боясь разбудить моего спящего в соседней комнате отца, громко и весело расхохотался.
- Ты же... о, господи. Слушай, хочешь, я тебе тоже девку найду?
- Не... не надо, - ошалело прошептал я.
- Ну, я тебя научу, как ребенком их не наградить. А так не бойся - ни одна из них уже не была нетронутой, так что проблем с их родней и хозяевами у тебя не будет. Тебе какие больше нравятся? Опиши.
- Не надо мне, хозяин, - вконец смутился и расстроился я. - Не хочу.
- Как пожелаешь, - пожал он плечами.
Я ушел и зарылся в подушку на своей кровати, пряча пылающие щеки.
* * *
- Пожар, пожар! - весело кричали деревенские ребятишки, прыгая вокруг Маура и тыча пальцем на его рыжие волосы. - Горит, горит, гаси огонь! - И они пытались накинуть ему на голову пустой мешок, а он только смеялся и бегал от них, подыгрывая.
Кончилось тем, что они все вместе навалились на хозяина и столкнули его в длинное корыто с водой, стоявшее под чьим-то окном. Он с плеском вынырнул, отплевываясь, под их звонкий смех и хлопанье ладошек:
- Погасили, погасили!
- Ах вы сорванцы, чертята, вода же чистая была! - послышался крик. Из-за угла выбежала молодая женщина; ее темные кудри развевались за спиной. - Я только что наносила! - Она стегнула тряпкой ближайшего мальчишку, не успевшего увернуться, и грозно двинулась к корыту, из которого торчали руки и ноги . - А ты, лентяй здоровый...
Маура отвел с лица мокрую пелену волос.
- Ой, - сказала женщина, увидев его незагорелое лицо и тут же робея. - Вы господин...
- Я вам новой воды наношу, - улыбнулся он, словно не замечая ее реакции, и попытался выкарабкаться из корыта. - Вот только вылезу сейчас...
- Да что вы, что вы, - воскликнула она, отмахиваясь. - Простите, не признала я издали! Думала, из наших кто... - И она, покраснев, протянула ему руку. - Давайте помогу...
Мой хозяин с готовностью принял помощь, рывком поднялся, и, зацепившись ногой, опрокинул корыто. Остатки воды забрызгали босые ступни и юбку женщины, и она чуть вскрикнула от неожиданности. Я удивился, ведь обычно роль падающего и сбивающего все на своем пути растяпы принадлежала мне.
- Черт, - Маура оглянулся на учиненный им беспорядок. - Давайте ведра, или что там у вас. Я прямо сейчас к речке пойду.
Она хихикнула и помчалась за ведрами, справившись наконец со страхом и смущением.
Когда дневная жара чуть спала, я медленно побрел к реке, чтобы искупаться. С наслаждением окунувшись в теплую воду у берега, я расслабился, наблюдая сквозь полуприкрытые веки за легкой золотистой рябью на водной поверхности. Неподалеку с громким фырканьем плескались несколько мужиков.
Из-за кустов послышался женский смех, и я с любопытством оглянулся на берег. Обычно девки купались или ранним утром, или ночью, стараясь в обнаженном виде не попадаться на глаза противоположному полу. Я всмотрелся в кусты, щурясь от солнца - там явно кто-то копошился. Еще несколько вскриков и хихиканья, и оттуда выскочила женщина - ее белый зад сверкнул на мгновение и тут же скрылся под платьем, которое она накинула на ходу, стыдливо убегая в сторону деревни. Длинные темные кудри были мне знакомы.
Вдогонку ей раздалось радостное улюлюканье купавшихся, но не эти звуки привлекли мое внимание - из кустов снова послышался смех, на этот раз мужской. Маура вылез, в чем мать родила, и трусцой проследовал к воде. Я почему-то быстро спрятался в камышах.
Не заметив меня, он выкупался, оделся, и тоже двинулся обратно к домам, что-то весело насвистывая.
На следующий день, вернувшись с торговой площади со свежей едой, я уже хотел войти в дом, как тут ушей моих достигли ритмичные постанывания, доносившиеся из ветхой пристройки.
Подкравшись к стенке сарая, я прильнул глазом к щели между досками. Нетрудно было узнать взлохмаченную гриву моего хозяина и его светлую спину с напряженными мускулами. Под ним сладострастно стонала женщина. Я чуть пригнулся у щели, чтобы рассмотреть получше. Я ожидал увидеть ту, темноволосую, с которой хозяин так быстро нашел общий язык после встречи у корыта. Но моему взору предстало разгоряченное полноватое лицо с прилипшими ко лбу прямыми русыми прядями и томно прикрытыми глазами.
Я следил за парочкой, не в силах оторваться, и ловил себя на том, что глаза мои по большей части устремляются на обнаженные крепкие ягодицы хозяина, резко двигающиеся взад-вперед, а не на его пышнотелую партнершу.
Наконец она, вся изогнувшись, издала особенно громкий стон, а Маура молча упал поверх нее, и они на некоторое время обессилено застыли на низкой лежанке среди ворохов соломы.
Тяжело дыша, я отнял руку от паха, чтобы вытереть пот с лица.
Это получилось само собой - ведь я даже не осознавал, что делаю. Я почувствовал, как липнут спереди штаны от излившейся в них некой густой жидкости.
Те двое медленно зашевелились, и я, покраснев до ушей, стремглав кинулся в дом, подхватив свою тяжелую корзину и ею прикрывая свой срам.
Я немного успокоился только тогда, когда переоделся в сухие штаны и умылся холодной водой из бочки. Притаившись в углу за ширмой, я настороженно прислушивался к каждому звуку. Вот они вошли, переговариваясь, послышался легкий плеск воды и стук тарелок, и я окончательно заверил себя, облегченно вздохнув, что мое присутствие у сарая не было замечено.
- Вот, Бан, познакомься, это - Лона́н.
Женщина кивнула мне, не поднимаясь со стула, хотя и была, так же, как и я, из бедного рода. Это меня разозлило. Очевидно, Маура уже успел научить ее, что в этом доме все равны, и вскакивать ни перед кем не надо. Но она же баба! Насупившись, я сел у стола. Если хозяин привел ее к себе домой, значит, это серьезно, - пронеслась очередная мысль, и настроение испортилось еще больше.
Они ели, не обращая внимания на мою хмурую физиономию. Маура даже положил на мою тарелку порцию вареного мяса с овощами, видя, что сам я не притрагиваюсь к еде.
- Большой дом у вас, - сказала Лонан с набитым ртом. Пышная грудь распирала серую ткань надетого на ней платья без рукавов.
- Да, большой, - ухмыльнулся Маура, подливая ей смородиновой настойки.
- Вы здесь что, только вдвоем живете?
- Втроем - еще отец Бана, Ранугад. Он же на рынок пошел, да? - поинтересовался у меня хозяин мимоходом.
Я молча кивнул, хотя это было вопиющим неуважением.
- Хочешь добавки? - снова повернулся он к гостье.
- Хочу, - без стеснения она потянулась рукой к блюду с мясом, и тут же спросила ни с того ни с сего: - А почему у тебя такие глаза?
- Правда? У меня странные глаза, Бан? - весело уточнил он.
Я чуть не поперхнулся.
- Они... красивые, - только и смог пробормотать я, застигнутый врасплох.
Маура захохотал, и Лонан рассмеялась вслед за ним.
Потом они еще о чем-то болтали, но я уже не слушал, обиженно ковыряясь в тарелке. Маура ловко ушел от объяснений, выставив на посмешище меня, с моей дурацкой непосредственностью. Как будто специально надо мной издевался.
Последующие пару недель я ходил, как в воду опущенный - даже когда ушла обида на хозяина, осталось горькое ожидание его женитьбы на Лонан (а я знал, что в его случае разница в сословиях его не остановит); и, как я ни пытался подавить это нелепое чувство, совладать я с ним так и не смог.
Конечно же, от Маура не ускользнуло мое подавленное настроение, и он несколько раз допытывался, что же случилось. Но я только отмахивался и пытался как можно скорее где-нибудь скрыться от его настойчивости.
В один из дней, вернувшись с очередной одинокой прогулки по окрестностям, я буквально столкнулся в дверях с тоненькой большеглазой девушкой, приглаживающей золотые кудряшки и расправляющей помятое платье. Следом за ней из дома показался хозяин.
- Бан! Где тебя носит? - воскликнул он, улыбаясь, как ни в чем не бывало. - Я с тобой хотел на опушку прогуляться, грибы собрать, если их все еще не расхватали. - Он кивнул девушке на прощанье, и она побежала к калитке. Я провожал ее с открытым ртом.
- Да что с тобой творится? - снова не выдержал он. - Ты что, влюбился?
Я ошарашенно посмотрел на него.
- Я... А где Лонан, хозяин?
- Кто? - сперва не понял он. - Ах, да, Лонан. Кажется, ее хозяин из Зарака вернулся, уехали они. А тебе она что, нужна?
- Мне?! А разве вы... вы...
Он выжидающе смотрел на меня.
- ...А разве вы жениться на ней не собираетесь? - наконец выдавил я, опуская глаза.
- Жениться? Нет уж, я еще погулять хочу, - просто и однозначно ответил он и скрылся в доме, крича мне оттуда:
- Где корзина, Бан?
С утра прошел теплый летний дождик, и вчера еще пустая опушка теперь пестрела крупными грибами, словно приглашающими их собрать. Я ходил босиком по сырой траве, вдыхая аромат свежевымытого леса, и узелок безнадежности в моем сердце постепенно рассасывался. Маура улыбался мне, почему-то качая головой, словно узнал что-то новое и забавное, во что ему трудно было поверить. Он аккуратно срезал грибы небольшим ножом, и его руки покрывались темной мокрой землей и еще не успевшими испариться капельками дождя с грибных шляпок, а я складывал наш урожай в большое плетеное лукошко, и по мере того, как оно заполнялось, мое сердце наливалось тихой радостью и покоем.
Этот огромный лес, и едва ощутимый свежий ветерок на щеках, и запах лета, и человек передо мной, сидящий на корточках и критически разглядывающий очередной гриб... Хотелось одновременно и плакать, и смеяться, и вдыхать полной грудью, и кружиться в танце... Я, как никогда, чувствовал себя частью природы - всего этого простого, светлого, настоящего.
* * *
- Эй! Есть здесь кто-нибудь? - услышали мы возгласы со двора, за которыми последовали громкие удары в дверь нашей пустовавшей каморки.
Я осторожно выглянул из окна дома, отводя скрипнувшие створки. Около пристройки стояли две полноватые девицы, а рядом с ними бесновался мужик с красным лицом. Оглянувшись и увидев меня, молодые женщины радостно охнули и заторопились, а их спутник едва поспевал за ними.
Маура гостеприимно распахнул дверь, и вся компания ворвалась в переднюю.
- Бан! Ты ли это? Какой большой уже!
- Гатан! Сида! - наконец узнал я своих старших сестер, так изменившихся за это время. Последний раз я видел их лет пять назад. Их прежде юные лица погрубели и еще больше покрылись загаром от работы на жарком солнце, а в их грузных движениях уже не чувствовалось девичьей легкости. И все же это были они, и я был очень рад их приезду. Мы по очереди тепло обнялись и расцеловались.
Единственный, кто не улыбался, был сопровождавший их мужчина, который теперь брезгливо осматривался по сторонам, зачем-то сжимая в руке грязный моток веревки.
- Садитесь, - пригласил всех Маура. - Отдохните с дороги, сейчас будет угощение. Можете положить свои... э-э-э... вещи на скамью, почтенный, - добавил он в адрес мужчины, покосившись на его веревку.
Тот бросил все в угол и уселся за стол, так и не представившись. Но по его грозному виду и так было ясно, что это владелец моих сестер.
- Где хозяин дома? - осведомился он у Маура, отдуваясь от жары.
- Перед вами.
- Как ты смеешь, раб? Я что, не вижу, что ты вместе с этим лоботрясом тут прислуживаешь? Быстро зови хозяина!
Маура сдержал вздох.
- Почтенный, я и есть хозяин этого дома, и еще немного - мое терпение лопнет, и вы перестанете быть моим гостем. - Он поднял голову от тарелок, которые мы расставляли по столу, и взглянул на сидевшего в упор.
- Я... я...
- Вы?..
- Меня зовут Атали́н, я из рода Расу́та... Я девок привез с их родичами свидеться, уж очень просили... С весны умоляли прямо, плакали, да и давно скучали. Вот, приехали мы...
Я поразился тому, как резко изменился его тон. Куда только делись надменные, угрюмые нотки? Этот человек боялся, причем настолько, что пальцы его дрожали и он нервно вытирал темные усы и бороду.
- Мы рады всех вас видеть, Аталин, - мой хозяин улыбнулся ему и потупившимся женщинам.
- Где отец, Баназир? - наконец решилась спросить Гатан.
- На рыбалке, он к ужину будет, - поспешил успокоить я их.
Сестры гостили у нас четвертые сутки, и мы весело проводили дни за непринужденной болтовней, совместными походами на рынок и прогулками по лесу, пользуясь тем, что жестокий Аталин временно отлучился ради попоек и обмена товаром с местными мужиками и оставался ночевать в кабаке, предоставив девушкам относительную свободу.
Мы запекли в очаге выловленного отцом крупного леща, затем из ягод красной смородины сестры долго варили в котелке напиток, добавляя туда ароматные пряности. На столе дымились свежеиспеченные лепешки с тмином, которые мы обмакивали в плошки с горячим топленым маслом. После многочисленных уговоров Маура вновь настоял на том, чтобы за обедом мой отец сидел во главе стола.
- Завтра можно всем вместе с утра на опушку выбраться, пока не слишком припекает, - с улыбкой предложил Маура, наливая гостьям дымящийся компот в деревянные стаканы. - Ежевика разрослась, хоть ведрами собирай.
- Ага, хорошо бы, - вздохнула Гатан. - Только хозяин, наверное, спозаранку уже обратно отправляться прикажет - вчера с полными мешками вернулся, обмолвился, что почти все дела закончил.
- Вот же досада, - огорчился Маура. - Но вы еще приезжайте, как сможете.
- Постараемся, - живо откликнулась Гатан, широко улыбаясь полными чувственными губами. - Может, к следующему лету поедет наш клещ снова сюда торговать, навар здесь богатый, как думаешь, Сид?
- Может, - подтвердила более стеснительная сестра, хихикая и лукаво поднимая глаза от своего стакана. - Спасибо, господин Лабинги, за такой щедрый прием.
- Спасибо, - тоже молвила Гатан. - Эх, только одна ноченька осталась... - между делом мечтательно протянула она, с наслаждением жуя лепешку.
В наступившей паузе Сида вдруг вспыхнула, резко выскочила из-за стола и выбежала за дверь. Маура тут же бросился за ней, Гатан неловко поднялась со стула. Мы с отцом недоуменно переглянулись, и вслед за старшей сестрой встали у порога, наблюдая за сценой во дворе.
Перехватив Сиду на полпути к калитке, Маура развернул ее лицом к себе.
- Прости меня, - искренне попросил мой хозяин. - Я не имел права так поступать.
Она не шевельнулась, глядя в землю.
- Ни один прекрасный цветок не заслуживает, чтобы его так грубо и беспечно срывали, - продолжил он.
Словно желая наглядно продемонстрировать, он быстро сорвал несколько солнечных цветков козульника, растущих у забора, и, внезапно опустившись на колени, снизу вверх протянул их безмолвно стоявшей девушке.
Мой хозяин стоял на коленях перед моей сестрой. Перед рабыней. Перед женщиной.
Мы оторопели; а больше всех оторопела, конечно, Сида. Снова покраснев до кончиков ушей, она разом очнулась от ступора и кинулась поднимать его с колен, отряхивая его штанины от пыли.
- Не надо... - смущенно бормотала она. - Не надо...
Обе сестры, без сомнения, к тому времени уже давно познали мужские ласки, но тогда как для спокойной и невозмутимой Гатан они были не более чем плотскими утехами, Сида, от природы чувствительная, как и я, не могла так просто к этому относиться. Наконец разобравшись в произошедшем, я понимал ее обиду и ярость от того, что ее использовали после старшей сестры, как очередную игрушку для удовольствий, даже при ее собственном желании и согласии на эти действа.
На другое утро, едва рассвело, мы уже стояли во дворе, прощаясь. Мы с отцом долго обнимались и целовались с сестрами, печалясь от того, что в следующий раз увидимся еще не скоро.
- Ну, что застряли там, коровы? - окрикнул их Аталин с тропинки. - Нам до ночи успеть надо!
Гатан торопливо чмокнула моего хозяина в щеку, Сида позволила ему взять себя за руку, и он сам чуть наклонился и поцеловал ее почти в губы. Затем обе помчались к повозке.
Их владелец хлестнул тощую, измученную лошадь, и повозка шумно тронулась с места.
Я задержался посреди двора, и у меня было очень мерзко на душе. Накатывала волна непонятного гнева, смешанного с тоской, и я боялся признаться себе, что испытываю эти чувства по отношению к хозяину.
- Ранугад, я виноват перед вами, - прямо сказал Маура. - Чем я могу искупить свою вину?
- Но вы же ни в чем не виноваты, господин! - чистосердечно возразил мой отец. - Вы в своем праве. А если детки будут, то и хорошо!
Маура тяжело вздохнул, поворачиваясь ко мне с растерянным выражением.
- Бан... И ты меня тоже прости. Я не хотел. Не совладал с собой. На меня в это лето что-то такое нашло... Будто каждая частичка меня горит, изнутри и снаружи. Но это не сжигающий огонь, а такой, которым хочется поделиться. Со всеми. Даже не знаю, как объяснить.
Я поразился, что он вообще пытается мне что-то объяснить или как будто оправдаться за свои похождения. Хотя отчасти это грело мне сердце - осознание того, что моя реакция ему не совсем безразлична.