Спустя примерно месяц, когда я немного пришел в себя после потери отца, а в имении стало чуть уютнее, мысли мои все чаще начали крутиться вокруг планов моего хозяина на будущее. Я помнил их с Калимаком разговор, знал, что Маура рано или поздно наладит свой быт, и гадал, кого он выберет в жены. Сам я еще не чувствовал потребности обзаводиться семьей, и поэтому в отношении себя таких планов не строил. Много раз мне хотелось спросить его об этом вслух, но я не смел, даже учитывая то, что наше общение действительно давно уже вышло за привычные рамки. Но ни с того ни с сего поинтересоваться у своего господина, собирается ли он жениться? Да любой другой на месте Маура за такие вольности избил бы раба палкой до полусмерти.
Совершенно неожиданно меня опередили.
- Тебе ведь следующей весной семнадцать будет, Бан, или я ошибаюсь? - спросил он как-то вечером, пока на углях в очаге жарилось мясо.
- Вы не ошибаетесь, - ответил я машинально, застигнутый врасплох.
- Хорошо, - произнес он довольно. - Тогда скажи: тебе какая-нибудь из местных девушек приглянулась? Может, кто из соседских?
- Да я их не очень-то помню, - пожал я плечами.
- Ну, например, Ала́л, старшая дочка Томара́на... Ты к ним заходил, кажется, не раз. Или Ками́, та, с кудряшками, которая часто у реки стирает. Ты ведь с ней говорил, даже белье ей помогал носить, помнишь?
- Ага, - кивнул я, хотя впечатление об этой девушке, которая была прислугой в имении рода Тувта́н, оставалось у меня весьма размытым. Иногда мы сталкивались по дороге к реке, и я из сочувствия нес две ее тяжеленные корзины, полные мокрых тряпок, видя, что совсем еще юная девчушка едва управляется с ними. Все это было еще до нашего ухода.
- Да, с ней у тебя, пожалуй, больше общего, - тем временем решил Маура вслух. - Тебе она нравится?
- Нет. Мы даже толком не знакомы, - искренне ответил я.
- Но хоть какие-то теплые чувства она в тебе вызывает? - Он, как всегда, безошибочно нащупывал нужную точку и давил на нее. - Ну, вспомни ее крепкие крутые бедра, и такие румяные щеки, и блестящие на солнце кудри; а груди, налитые и упругие, как два больших спелых яблока... Тебе ведь хочется все это потрогать, прижать к себе, обладать этими прелестями?
- Хочется, - выдохнул я, опять не осмелившись соврать ему, когда в голове моей во всей красе возникла заманчивая и будоражащая плоть картина.
- Ну, вот и женись, - зазвучал надо мной насмешливый голос.
- Что-о? - испугался я.
- Женись, говорю, на Ками, и будете жить здесь, в этом доме. У ее родителей ведь и так, наверное, негде приткнуться, а тут просторно.
- Но ведь мне рано еще? - попробовал я выпутаться из щекотливой ситуации.
- Где же рано? Я тебя специально спросил, главное, ты старше ее, проблем не будет. Ты мужчина вполне.
- Но... У меня же выкупа нету, с чем я пойду? А ее отец меня вообще выгонит, если нечего дать...
- Эх, и правда, - Маура с сожалением огляделся по сторонам, выискивая хоть что-то ценное, оставшееся в имении. - Ни крынки, ни косынки... Все растащили, сволочи.
Затем, окончательно решившись, он вытянул из-под ткани рубахи висевшее на шее украшение, от которого до этого мне видна была лишь серебристая цепочка.
- Что это?! - восхищенно открыл рот я.
- Твой выкуп, - просто ответил он. - Он стоит целого состояния. Иди к Рега́зу. Жду вас обратно вдвоем с женой.
Мне на ладонь опустился небольшой серебряный кулон в виде объемной капли, легкий, гладкий, сверкающий, невероятной филигранной красоты. Я не посмел спросить, откуда он у хозяина.
- Иди, - повторил Маура, смыкая мои пальцы над ним.
Отец Ками, не отрывая глаз, смотрел на предложенную ему драгоценность. Мне вдруг стало дико жалко отдавать такую чудесную вещь, и я отступил было назад, передумав. Но Регаз Хлотра́н цепко ухватился за мою руку, торопливо соглашаясь на сделку. Он упрятал выкуп в свою набедренную сумку, хлопнул меня по плечу и направился к покосившейся лачуге, где ютилась большая семья. Он вывел дочь, вкладывая ее руку в мою. Ками смотрела на меня сначала удивленно, затем покорно. И не вырывалась, проявляя покладистость характера. Я думал, что будет гораздо хуже и труднее; но хозяин и на этот раз оказался прав.
- Забирай ее к себе домой, - кивнул мне глава семейства. - Но видеться с ней хочу часто; и деток ваших видеть хочу.
- Деток? - опешил я. - Уже?
- Ты дурак или прикидываешься? - подозрительно покосился он на меня. - Да, впрочем, ладно, природа за тебя сделает, лишь бы все работало, как до́лжно. Ума тут большого не надо. А как сродит девка, приведешь показать. Вот тебе и весь сказ.
Приветствуя вошедшую Ками, хозяин легко приобнял ее за предплечья, и тут же удивленно опустил взгляд вниз, в область ее живота. Девушка вспыхнула и заерзала на месте, и он тут же отнял руки.
- Тебе несказанно повезло, Бан, - не смог сдержаться он, ухмыляясь.
- Вы о чем, хозяин?
- Я о том, что тебе досталась красивая и здоровая жена, - подмигнул он Ками, которая испуганно перебирала пальцами подол платья, уставившись на него широко распахнутыми темными глазами. - Поздравляю вас обоих! Идемте обедать.
В своей абсолютной наивности я совершенно не понял, на что он намекал, и почему моя новоиспеченная невеста так перепугалась.
Через несколько дней, когда Ками немного освоилась у нас, хозяин неожиданно куда-то засобирался.
- По делам в Зарак надо, да и с Кали давно не виделись. Вернусь через три заката. Или через четыре. Ты, главное, не волнуйся. Тем более, что компания у тебя тут имеется, - он заговорщицки улыбнулся, хлопнув меня по плечу. - Веди себя, как настоящий мужик. Понял?
Я понял, что хозяин стремится оставить меня наедине с Ками, общаться с которой оказалось не особо интересно. Но именно с ней я должен был заняться тем самым мужским делом, которым занимался Маура со всеми подвернувшимися ему девками в то памятное для меня безумное лето, когда он носился босиком по колючему скошенному полю и с хохотом падал в стога; когда он ловил женщин, как паук в паутину, но потом награждал их медовыми ласками... Мне стало вновь очень тоскливо и гадко на душе, а по какой причине, я даже сам себе не хотел объяснять.
* * *
Без капли стыда Ками разделась и нагишом юркнула ко мне в постель. Я оторопел, не зная, что мне теперь делать и как себя вести. Юное тело рядом со мной было теплым, мягким и уютным, и даже довольно приятно пахло полевыми травками и сушеными яблочными дольками, которые до этого висели у невесты на шее в виде ожерелья. Она прижалась ко мне и заискивающе посмотрела в глаза. Неумело приобняв рукой полные гладкие плечи, я почувствовал, что естество мое отзывается, не оставшись равнодушным к сладострастной цветущей женственности.
Она охватила ногами мои бедра, сама направляя, куда нужно, и я наконец проник внутрь, впервые чувствуя тугие узкие стенки, словно охватывающие пульсирующим объятием, долго не выпускающие меня из недр этой неведомой горячей пещерки.
Из памяти вдруг выплыло давнее воспоминание, полустертое стыдом - ясный летний день, нестерпимо голубое небо, вьющаяся в жарком воздушном мареве мошкара, запах сенокоса, мой хозяин в покосившемся сарае, поверх разметавшейся на ворохе соломы пышнотелой девки, раскрасневшейся и стонущей, ее слегка закатившиеся глаза, и над ней нагое, идеально сложенное мужское тело, доставляющее ей неземное блаженство...
В темноте комнаты из меня излился небольшой ручеек, и тут же плоть обмякла, а взамен пришла дурманящая сонливость.
Ками, казалось, была довольна произошедшим, хоть и не стонала, как та, тогда...
С чувством выполненного долга я отодвинулся и повернулся набок, утомленно закрывая глаза. Больше мне ничего не хотелось.
- Ты скажи, за что он побивает, - неожиданно шепнула мне Ками в сумраке, едва я успел сладко задремать. - Чтоб я остерегалась, а то вдруг че-то не то сделаю, я ж у вас не знаю, как заведено...
Я не сразу понял, о чем она.
- Да нет... Он ни разу... - покраснел я от ярости и обиды за хозяина, будто избиение рабов за провинности не было в порядке вещей.
- Чего? Ни разу тебя палкой не поколотил? - не поверила жена, аж приподнимаясь на локте. - Да не завирайся!
- Никогда он меня и пальцем не тронул, говорю тебе! - совсем вспылил я. Еще немного, и я сам готов был дать ей тумака.
- Такой ты хороший раб? - даже в темноте мне было видно, как расширились ее и без того круглые темные глаза.
- Да нет же. Это он такой хороший хозяин, - поставил я точку в бессмысленном разговоре, и с досадой отвернулся на другой бок.
- А что у него с рукой? - вновь громко прошептала она, видимо, задавшись целью ни за что не дать мне уснуть той ночью.
- Это был несчастный случай, - неохотно ответил я. - Не смей спрашивать его об этом. А то вдруг ему надоест быть хорошим хозяином, и побьет таки тебя.
- Да ладно, я что... я ничего, - уже испуганно ответила она, зарываясь в подушку.
Нужный эффект был достигнут.
* * *
На утро пятого дня ввалился хозяин. Дверь распахнулась от удара ногой, и Маура, пошатываясь, направился к нам с сияющей улыбкой.
- Ну как? - Он обнял меня и Ками за плечи, стоя посередине и переводя взгляд с одного на другую. - Хорошо пошло? Молодцы! Лето - это хорошо. Как раз самое время. - И он, икнув, прошествовал во вторую комнату, громко напевая:
Птичка поет, души не чая - любовь, любовь!
Цветы головками качают - любовь, любовь!
Он запутался в ширме, победил ее после минутной борьбы и скрылся в комнате.
- Рыбка поет... любовь... - Стон облегчения, когда он повалился на кровать. - Любовь... - Побормотав еще немного, он окончательно затих.
Ками захихикала. А я стоял, утопая в запахе ячменного пива, разнесшемся по дому, и мне почему-то было совсем не смешно. Да, мне нравилось видеть хозяина веселым и радостным. Но это... Это не было то непринужденное веселье, как годы назад, когда мы плескались в реке, или он озорно подшучивал надо мной, или кто-то падал в грязную лужу, а все вокруг смеялись, и он тоже... А теперь это было искусственное веселье, подаренное ему бочонком пива... И оно меня пугало.
Позже в тот день я пытался разбудить его, чтобы предложить поесть. Но он спал, как убитый. В конце концов я оставил блюдо с ржаными лепешками и миску с мясной похлебкой на табурете у его кровати, и вышел. Уже темнело, и мы с женой легли спать.
На следующее утро он все-таки появился к завтраку. Ками при виде его не смогла сдержаться и вновь хихикнула, вспомнив о вчерашнем.
Маура сел у стола, хмуро оглядев нас.
- Я не хочу знать, что я вчера говорил. Но, что бы это ни было, я прошу у вас обоих прощения. - И он сосредоточился на тарелке с кашей.
* * *
В начале осени приехал погостить Калимак со своим старшим братом Ильмаком и его женой Каи́рой.
- Родичи меня одного уже ни на шаг не отпускают, просто ужас, - первым делом пожаловался он Маура. - Поэтому принимай нас всем скопом!
Хозяин тепло и радушно встретил их, и мы вместе с ним и Ками, которая уже ходила с заметным животом, быстро накрыли на стол, приглашая всех садиться.
Видимо, Калимак уже успел подробно разъяснить своим сопровождающим, что в имении Лабин-нег все не так, как у нормальных людей, поэтому гости вслух не удивлялись и не возмущались, что их обслуживает глава дома, а рабы сидят с ними за одним столом.
Обед плавно перешел в ужин, за которым непрерывно шутили, смеялись и пили. В конце концов, когда было уже затемно, нашедшие общий язык Ками с Каирой удалились в другую комнату, чтобы посплетничать вдоволь о своих женских делах; за белой ширмой темнели очертания их фигур, и то и дело доносилось приглушенное хихиканье.
- Я сперва подумал, что ты уже женкой обзавелся, а это, выходит, Банова телка, - усмехнулся вслед Калимак. - Когда сам? - подначил он, залпом опрокидывая в себя очередную кружку хмеля.
- Ты первый, - невозмутимо ответил Маура.
- Почему это я первый? Ты старше!
- А ты бабам больше нравишься.
- А, ну это да, это да. Хотя, смотря каким бабам. Если вспомнить твой богатый опыт...
- Заткнись, Каль.
- ...И разнообразные вкусы... - продолжал тот, уворачиваясь от подзатыльника.
- Погоди-ка, что за вкусы такие? - не понял Ильмак, встревая в их шутливую перепалку.
- Все, светать скоро начнет, - Маура решительно поднялся из-за стола. - Давайте на боковую, а то завтра не добудишься вас.
- Да не гони ты, давай еще по одной, - запротестовал Калимак.
- А рыбка соленая осталась? - поддержал его брат, лениво почесывая живот.
Трапеза продолжалась, однако дальнейшие разговоры слились для меня в неразборчивый гул, и я уже вовсю клевал носом.
Продрав с похмелья глаза, я понял, что с ночи заснул прямо на полу, ибо все кровати были заняты. На постели Ками свернулись, прижавшись друг к другу под тонким одеялом, две женщины в светлых ночных рубахах; на узком ложе в передней комнате храпел Калимак, а его брат выводил еще более звонкие рулады на кровати Маура в его комнате, раскинув в стороны руки и ноги так, что места не осталось бы даже для собаки.
Самого хозяина я обнаружил на старой лавке у очага, где он крепко спал лицом вниз, положив под щеку согнутую в локте руку вместо подушки. Из всех нас раздеться накануне удосужились только жены.
Солнце уже ползло вверх на небосводе, когда пробудился Калимак, потягиваясь и шумно зевая во весь рот.
- Эх, хорошо погуляли!
- Слышь, увалень, собирайся, домой нам пора, - показался Ильмак, на ходу подтягивая штаны и приглаживая волосы. - До темноты надо успеть еще коней вывести и искупать.
Калимак присел у лавки, щекоча Маура по носу кончиком пояса. Тот лишь недовольно поморщился, отворачивая лицо.
- Вставай, разбойник, проводишь меня хоть, - он потряс хозяина за плечо, и тот наконец проснулся, щурясь от бившего прямо в глаза солнца.
* * *
Живот Ками рос не по дням, а по часам, и в самом начале весны она благополучно разродилась девочкой - крупной, здоровой, и орущей так, что закладывало уши.
Вот только тот факт, что родился первенец женского пола, вызвал большое разочарование и у меня, и у повитух, сразу переставших слишком усердно хлопотать над младенцем, и у самой роженицы, которая, едва оправившись после родов, заплакала, от стыда закрыв лицо руками:
- Ой, горе-то какое... И отец гневаться будет, убыток-то какой теперь...
- Ничего, девка, родишь ты мальчишку, вот следующего и родишь, простит отец, назад примет, - утешала ее старая повитуха, гладя по голове. - Да и не одного родишь, а тройню целую богатырей, одного за другим, да всем на радость...
Маура, так и не признавший разумными наши деревенские традиции, хмуро застыл у порога.
- Я что, единственный здесь, кто рад рождению этого ребенка?
Ответом ему было молчание, и тогда он, вздохнув, взял на руки орущий сверток и стал его укачивать.
Я стоял рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу. Я не знал, как вести себя с новорожденной, и у меня не было того естественного подхода к детям, которым обладал мой хозяин. Поэтому, когда он протянул девочку мне, я поколебался перед тем, как взять ее.
Как только я обхватил сверток руками, успокоившийся было младенец вновь заорал со страшной силой, удивительной для столь тщедушного существа. Я со страхом смотрел на красное сморщенное личико, не зная, чего мне еще ожидать.
- Поддерживай ее головку, вот так, - попытался помочь мне Маура. - И ослабь немного руки, ты же ребенка держишь, а не мешок с репой.
В конце концов он забрал у меня девочку и отнес к ее матери, уже немного отдохнувшей и пришедшей в себя. Материнский инстинкт проснулся, и та, смирившись, все же приняла свою дочь, едва взяв на руки крошечное тельце, и начала ласково ей что-то наговаривать, приложив к груди.
- Спасибо вам, дорогие, - тепло сказал Маура, протягивая троим повитухам дары за их услуги. - И простите, одарить вас, как должно, нечем. Вот к следующему разу уже обживемся.
- Что вы, что вы, господин хороший, - ахали те, с радостью принимая горшочки с золотистым маслом и густым медом, узелки с вкусными сухарями, круглые караваи хлеба и большой мешок красных яблок. - Щедрые дары, господин, дай вам небеса здоровья, благоденствия, лет долгих, урожаев обильных! - раскланиваясь до земли и рассыпаясь в добрых пожеланиях, они удалились, и вскоре со двора донеслись их веселые песни, которыми они возвещали о рождении новой жизни.
- Нет, я рад, конечно, хозяин... Но это ведь не мальчик...
Два дня спустя мы сидели на завалинке у стены дома, и он укачивал завернутую в пеленки крошку на руках, пока ее мать отдыхала.
- Это не мальчик, - подтвердил он. - Это - чудо. Ты уже придумал, как ее назвать?
- Да что вы, - удивленно поднял я глаза. - Это же вам оставлено. Хозяева дают имена всем детям рабов по своему выбору... Заведено так.
- Ты это серьезно? - нахмурился Маура, но тут же что-то вспомнил и махнул рукой. - Ах да... Ведь и в Зараке так было... Я совсем забыл. Какой-то идиотский обычай.
- Но вы же ее без имени не оставите? - не поверил я.
- Ну нет, конечно! - сказал он расстроенно, вставая с бревна вместе с ребенком на руках. - Ладно... ладно... - протянул он, задумавшись. - Пусть будет Эль-Нор. Как тебе?
- Эль-Нор? Похоже на имена чужаков...
- Если хочешь, я дам ей обычное имя.
- Нет, хозяин... Мне это нравится. Очень красиво звучит.
- Хорошо. Пойдем, спросим у Ками, что она думает.
- Зачем?
- Затем, что это ее дочь, разрази меня молния! - прижав к груди Эль-Нор, он гневно зашагал к дому.
Ками не возражала против такого имени, и, казалось, не из-за страха перечить хозяину, а потому, что оно действительно пришлось ей по душе. На том и порешили.
А я даже не догадывался, почему Маура пришло в голову именно так назвать родившуюся девочку, и как много это, должно быть, для него значило 1.
* * *
Наступила хорошая пора, продолжавшаяся месяца три. С раннего утра я работал в поле наряду с остальными парнями из окрестных имений. В первые недели после родов жены, когда меня целыми днями не было дома, Маура помогал ей во всем, купал Эль-Нор и пеленал ее, и шел к ней ночью, когда она плакала, чтобы дать молодой матери отдохнуть.
Вопреки моим увещеваниям, с началом сенокоса Маура так же выходил на работу ни свет ни заря, в оставшееся время еще успевая переделать кучу дел по хозяйству.
Как-то после полудня, когда все жарче припекало солнце, мы двинулись назад с полей. Идущий впереди мужик вдруг остановился, наклонившись. Остальные тоже сгруппировались, заслонив от меня то, что привлекло их внимание. Протиснувшись сквозь небольшую толпу, я узнал в лежащем посреди песчаной тропинки своего хозяина. Он едва пришел в сознание, когда присевший рядом мужик похлопал его по щекам и потряс за плечи. Я тут же подбежал, приподнимая его голову и тревожно воскликнув:
- Что с вами?
- Воды... - попросил он потрескавшимися губами.
- У кого-нибудь есть вода? - обернулся я к стоявшим вокруг.
По рядам прошел шорох, и кто-то передал потертую флягу.
Маура пил жадными глотками, потом вытер пыльный лоб и сам, покачиваясь, поднялся на ноги.
- Спасибо, - он вернул флягу ее владельцу, и, не желая больше привлекать к себе внимания, направился к нашему имению.
Остальные рабочие, посудачив еще немного, тоже разбрелись по домам, толпа быстро рассосалась.
Я нагнал Маура на тропинке, озабоченно вглядываясь в его лицо, покрытое серой дорожной пылью с влажными бороздками от пота.
- Вам, наверное, не стоило на такой жаре работать... - сокрушенно покачал головой я. - Да и вообще, может, не надо вам на сенокос выходить...
- Я сам решу, что мне сто́ит, а что нет, - бросил он на ходу, не поворачиваясь ко мне.
Однако после того случая он все же немного умерил свою деятельность, и все больше занимался работой по дому, которой тоже хватало.
Мне было достаточно того, что он рядом, пусть даже и изменившийся, и раздраженный, то и дело срывающийся на меня по пустякам; но это был он, и я по-прежнему, как мог, старался, чтобы он ни в чем не знал нужды и отказа.
В один из дней он выудил из давно заброшенного в угол дорожного мешка увесистый сверток с кожаными свитками, очевидно, взятыми им напоследок из Карнин-гула.
Он работал над ними, почти не переставая, и на мой вопрос, что в них, ответил коротко: 'учебные задания'. Когда я проходил мимо маленькой каморки, он даже не поднимал головы, чтобы взглянуть на меня. Я дивился тому, как у него рука не устанет писать столько часов подряд, пока не вспомнил о той любопытной его особенности, уже виденной мной в Карнин-гуле при состязании на палках, и впервые замеченной еще в пору моего радостного детства, когда он остро заточенным ножом выстругивал для меня деревянную лошадку. В тот раз я неожиданно понял, что строгает он левой рукой, тогда как все, кого я знал, включая и меня, привычно пользовались правой.
- Ой, как это у вас получается?! - воскликнул я тогда.
- Что, строгать? Я тебя научу. Только, конечно, с таким острым ножом тебе пока рановато обращаться.
- Нет, как вы левой рукой так хорошо умеете? - возбужденно перебил я.
- А что в этом такого? - не понял он. - Обеими строгать можно, какая разница? Вот, смотри.
И он, как ни в чем не бывало, взял нож уже в правую руку и продолжил свое занятие. Похоже, ему и правда было невдомек, почему меня это так поразило; и он не подозревал, насколько трудным может быть одинаковое владение обеими руками для тех, кто его окружал. Когда же мы впервые очутились в Карнин-гуле, я удивился еще больше - постепенно я стал замечать, что эта способность хозяина вовсе не являлась уникальной, а была присуща всем тамошним обитателям, как, впрочем, и Аргону 2. И я мысленно добавил еще одно странное совпадение в свой длинный список.
Так и теперь, Маура просто брал заостренную палочку в другую кисть, хоть и искалеченную, и продолжал труд. Поочередно давая отдых обеим рукам, он способен был заполнять казавшиеся бесконечными коричневатые ленты, свисавшие со стола; это, похоже, стало его островком отрешенности, своего рода успокоительным ритуалом. И я уже не решался вывести его из этого состояния, прервать заколдованный круг. Может быть, сделай я это, все было бы по-другому.
Но я лишь интересовался, не голоден ли он, и, получив отрицательное движение головой, удалялся. Я не знал, что еще у него спросить; отчуждение между нами росло, заполняя собой пространство так, что казалось, сам воздух тяжелел и становилось трудно дышать.
Иногда я приходил с поля затемно и устало валился на кровать, успевая заметить уголком глаза тусклый огонек лучины, освещающий каморку, перед тем, как провалиться в сон. Ками редко дожидалась моего прихода в те дни, когда я задерживался - на столе обычно были остатки подогретого ужина, хворост в очаге прощально потрескивал в унисон со сладким сопением жены и дочки.
Однажды, вернувшись, я все же прошел до комнаты хозяина и заглянул внутрь. Отблески небольшого пламени слабо плясали на стенах, подрагивали на коротких медных завитках волос. Он крепко спал сидя, положив голову на стол поверх сложенных рук. Рано появившиеся морщинки на суровом лице разгладились; полные губы, которые я так часто видел сжатыми, теперь были по-детски приоткрыты, придавая лицу выражение беззащитности. Расслабленно лежащие пальцы были испачканы чернилами, словно темной, запекшейся кровью.
Мне хотелось осторожно поднять его, не разбудив, отнести в постель и укрыть самым теплым одеялом, хотелось, чтобы ему было хорошо и уютно, чтобы ночные кошмары не мучили его, чтобы он никогда больше не чувствовал боли, чтобы...
Я задул лучину и тихо, на цыпочках, вышел.
* * *
Сон его, видимо, редко бывал спокойным, поэтому он так оттягивал момент его наступления. В одну из тех ночей, когда он все-таки спал в постели, я был разбужен вскриками. Он резко мотал головой из стороны в сторону, повторяя в беспамятстве только одно слово: 'нет, нет, нет!'.
Я потряс его за плечи, пытаясь разбудить, но это не произвело никакого эффекта. Лихорадочное 'нет' продолжало звучать в моих ушах, отдаваясь эхом, как мольба о помощи, как затверженный в отчаянии колдовской напев.
- Хозяин, проснитесь! - крикнул я, уже изо всех сил тряся его.
Он громко застонал, но не мог вырваться из забытья.
- Нет... Нет!
И тогда я тихо зарыдал, опустившись на пол и закрыв лицо ладонями, потому что не в силах был прервать его пытку.
Через несколько секунд я почувствовал движение на кровати, и его рука соскользнула вниз, легко шлепнув меня по макушке. Я вздрогнул от неожиданности, приподнимаясь на коленях и глядя на лежащего. Он повернул голову.
- Бан, ты что, плачешь? Что случилось?
Увидев, что он пришел в себя, я кое-как успокоился.
- Вы никак не просыпались... Я испугался.
Он приподнялся на локте, посмотрев на меня, затем протянул руку и погладил мою мокрую щеку.
- Все в порядке, - сказал он. - Прости, опять я тебе спать не даю.
В комнате было очень темно, только слабый лунный свет пробивался сквозь закрытые створки окна. Мне трудно было определить выражение его лица.
Он встал, завернувшись в одеяло, а я машинально продолжал стоять на коленях, взирая на него снизу вверх все еще полными слез глазами. Маура перевел взгляд на меня, и тут уж не могло быть сомнений - он рассмеялся.
- Давай-ка выйдем. Здесь очень душно. - И прибавил, оглянувшись: - Или хочешь еще поспать?
- Нет, хозяин, - ответил я, вскакивая с колен. - Да и скоро уже утро, наверное...
Он кивнул, открывая скрипнувшую дверь. Я последовал за ним. Ками за все это время не проснулась, во всяком случае, ее мирное посапывание слышалось из внутренней комнаты; к счастью, из колыбельки Эль-Нор пока не доносилось плача.
Ночи стали длиннее, лето подходило к концу. Несмотря на близость рассвета, небо по-прежнему было темным, редкие облака повисли в нем сизыми воздушными мазками. Луна ушла, вся природа затихла в ожидании утра, и чистый воздух приятно наполнял легкие. Я уселся рядом с Маура на срубленный ствол одного из деревьев, когда-то украшавших двор.
Хозяин вытянул ноги в траве, и росинки, словно крошечные жемчужинки, сразу осыпали босые ступни.
- Я принесу вашу обувь, - спохватился я, быстро вставая.
- Не надо, Бан, сиди, - ответил он с легкой улыбкой. - Еще совсем не холодно. И вообще, расслабься. Насладись тишиной.
Я снова опустился на бревно, пытаясь следовать его совету. Были времена, когда мне достаточно было вот так просто сидеть возле него, глядя на звезды, ничего не говоря и не делая. Я мог часами сохранять молчание, только чтобы быть рядом.
С некоторых пор я потерял покой. Когда точно это случилось, еще в степи или уже после нашего возвращения, я не знал; но я уже не мог по-настоящему наслаждаться красотой природы и мелкими радостями жизни. Мне все время хотелось куда-то бежать, что-то делать - для него. А он никогда ни о чем не просил.
Сорвав большой лист лопуха, он приложил влажную от росы поверхность ко лбу и щекам.
- Здорово освежает.
Второй лист он протянул мне, и я тоже пропитал лицо свежей прозрачной влагой, чувствуя, как приятно обдувает кожу налетевший легкий ветерок.
Мы немного посидели в безмолвии. Затем Маура подобрал с земли прутик, и начал водить им по сырой поверхности почвы. На ней постепенно появлялись непонятные фигуры - круги, линии и точки. Я с удивлением вглядывался в них. Было еще довольно темно, я смутно различал детали, и пришлось наклониться к самой земле, чтобы рассмотреть получше.
Несколько окружностей, одна в другой, напоминали узор годовых колец на пне. Но на каждой из линий был еще кружочек, гораздо меньше размером, а в середине - большой круг, как тычинка у цветка. По сторонам всего этого были, казалось, беспорядочно разбросаны отдельные точки.
- Что это? - выдохнул я.
- Звезды, Земля, - пояснил он задумчиво.
- Где земля? - удивленно спросил я.
- Оказывается, она круглая, в форме шарика, как и Солнце. Вот она, здесь, - он ткнул прутиком. - А вот это - Солнце, мы на нашем шарике вокруг него вертимся.
- Да как же это может быть?! Мы ведь упали бы! - недоверчиво воскликнул я.
- Мы не падаем, потому что есть сила притяжения.
- Притяжения чего?
- Нас к Земле, - пояснил хозяин. - Мы притягиваемся к поверхности, поэтому не падаем с нее.
Сказанное казалось мне невероятным; и, если бы обо всем этом мне поведал кто-то другой, а не мой мудрый хозяин, я бы списал это на хмельной бред или помешательство.
- Вы столько всего знаете... - почесал в голове я.
- Всего лишь повторяю прочитанное. Ну да ладно, не забивай себе голову. Иди в дом, а я еще посижу.
Я сделал несколько шагов и остановился в нерешительности - мне вдруг захотелось услышать продолжение о звездах. Но, оглянувшись, я увидел, как он быстро стирает босой пяткой все изображения.
Небо на горизонте озарилось розовой полосой. Вставало солнце. Как же это мы можем крутиться вокруг такого маленького шарика? - пронеслось у меня в голове. Этого совершенно не может быть! Солнце встает с одного края земли и плывет по небу до другого края, а потом наступает ночь, и выходит луна. Все так просто, разве может быть иначе?..
...Только вот как же солнце снова оказывается на том краю, с которого поутру встает? - вдруг закралась странная мысль, не дающая покоя.
Однако плач проснувшейся дочки резко вернул меня к повседневным заботам, вырвав из размышлений, и я поспешил скрыться в доме, поеживаясь от утренней прохлады.
* * *
К моему удивлению, хозяин стал все чаще наведываться в наш деревенский кабак недалеко от рыночной площади, хотя раньше подобные заведения его не привлекали, и он почти всегда отказывался, когда местные парни зазывали его туда.
Однажды он не возвращался до позднего вечера, и я обеспокоенно пошел на его поиски. Долго искать не пришлось - Маура обнаружился сидящим у шаткого грязного стола в обнимку с каким-то вконец спившимся мужиком со спутанной бородой и в вонючих лохмотьях.
- Вот ты знаешь, как стержень в форл3 заправлять? - увлеченно объяснял мой хозяин, беря пустой деревянный стакан и засовывая в него палец. - Надо прижать отверстия, чтобы крючки не выскочили раньше времени, и вставлять заостренной стороной наружу... А потом задвинуть спуск. Целишься, и... паф, - он сделал движение, резко выдвигая указательный палец в грудь собеседнику.
- Гы-гы... - беззубо хохотнул мужик. - Чего ты там талдычишь? Ты лучше скажи, дружить будем?
- Да мы ж уже дружим, - Маура потрепал его по жидким слипшимся волосам.
- Ты налей мне сначала, - подставил стакан мой хозяин. - За дружбу.
- Гы... - тот плеснул ему мутного желтоватого пива из глиняного кувшина с отбитым горлом. - За дружбу.
- Хозяин! - бросился я вперед, вновь обретя дар речи, когда он отпил из замызганного стакана. - Идемте! Идемте домой!
- Отстань, - отмахнулся он, даже не поворачиваясь ко мне.
- Это кто такой? - подслеповато прищурился его новый товарищ.
- Это мой друг, пришел меня забирать, - недовольно пояснил Маура. - Бан, не будь занудой, садись, выпьем.
- Давайте, парни, - мужик придвинул ко мне еще один стакан, почерневший от времени.
- Нет! - замотал я головой. - Хозяин, не связывайтесь с ним, идемте! - Я принялся тянуть его за руку, пытаясь поднять из-за стола.
- А ты, что ли, самый умный? - возмутился оборванец. - Думаешь, ты лучше нас, хрен пухлый? Да ты кто такой вообще? - Он смачно плюнул в мою сторону, но по пьяни промахнулся.
Мой хозяин, тот, кто всегда защищал меня, который парой слов восстанавливал справедливость, лишь зашелся громким смехом, откинув голову назад и трясясь на стуле.
У меня на глазах выступили слезы беспомощности, но я, собравшись с духом, наконец решительно вздернул сидящего хозяина вверх, обхватывая его за пояс и крепко прижимая к себе, чтобы не дать упасть. От него сильно несло несвежим пивом, а одежда и волосы уже насквозь пропитались едким курительным дымом, тяжелой белесой пеленой заполнявшим помещение.