Ты поцеловал меня на прощанье, еще мгновение жадно вглядывался мне в лицо, а потом отвернулся и шагнул за порог. А я осталась ждать...
И со стола обещанием вернуться на меня смотрела наша первая фотография, где я и ты, милый мой, на фоне цветущего луга и ты обнимаешь меня, а я смеюсь.
В ожидании прошел год, за ним другой... Наш дом, любовно возведенный тобой дощечка к дощечке, скрипел по ночам, скучая по тебе, а я давила рыдания в подушку, кусая себе в кровь губы...
Минуло восемь лет - наша старшая дочь вышла замуж. Через год после этого женился и сын. У меня появилась первая седина. Не успела я и опомниться, как уже стала бабушкой - дом наполнился детским смехом и топотом босых, пухлых ног.
Годы летели пестрой неразборчивой чередой зим, весен и лет. Едва ли я в своем ожидании замечала их стремительный бег. Знаю, что я стала ворчлива и колени у меня побаливали на погоду, но я ждала тебя каждый свой день и каждую ночь, никому не позволяя говорить о тебе в прошедшем времени. Каждый вечер, когда смеркалось, я зажигала лампу в своем окне и не спала порой до самого утра, вглядываясь вдаль, а ты все не возвращался.
Дом обрастал мхом и паутиной, скрипели рассохшиеся половицы, помутнели оконные стекла и потрескались наличники...
Однажды я не сумела подняться с кровати... Я помню взгляд дочери - боль в ее глазах (твоих глазах, родной мой). Она что-то говорила мне - я не слышала. Встревоженный склонился ко мне сын. Взял меня за руку - я не почувствовала...
Подошла невестка с внуком на руках...
Я вдруг почувствовала тепло ее босых ног, легко ступающих по половицам ВНУТРИ меня... Я растерялась... но вдруг словно ощутила щекотку - это солнечный луч, преломляясь в графине с водой, разбросал по стене с десяток маленьких радуг.
Я прислушалась к себе - поднимающееся солнце щедро нагревало МОЮ крышу, ветер поскрипывал флюгером и играл тюлем, кошка шныряла в подвале, распугивая мышей, - я чувствовала все это всем своим деревянным телом, любовно возведенным дощечка к дощечке руками человека, которого я никогда не перестану ждать...
В доме плакали, обнявшись, дочка и сын... Я хотела их утешить: какие же они еще малыши все таки, - улыбнулась я россыпью радуг, - несмышленыши... Сколько им предстоит еще узнать и понять, сколькому научиться... И тогда я обняла их - теплотой домашнего очага, который так долго хранила, прошлась по мокрым щекам сквозняком, отразила солнечный зайчик в рамке с простенькой фотографией на столе - где я и ты, милый мой, на фоне цветущего луга и ты обнимаешь меня, а я смеюсь...
Старый деревянный дом потянулся всем телом, вздохнул, выметнув из щелей фонтанчики пыли, и так замер, глядя вдаль распахнутыми настежь оконцами. Он был полон терпения, он готов был ждать сколько потребуется...
Опаленный. История вторая:
На обугленном по краям клочке фотографии - смеющаяся девушка и чьи-то сильные руки, обнимающие ее. Может мои?.. Я ненавижу свои руки - перевитые красноватыми шрамами затянувшихся ожогов, со слезшими ногтями - всегда ли они были такими? Не помню...
Ничего я не помню из своей прошлой жизни, и ничего у меня от нее не осталось, кроме обугленного клочка фотографии. Кто ты была мне, девушка с доверчивыми глазами ручного зверька, теплыми, как парное молоко, искрящимися радостью и любовью? Кто ты была мне - сестра, жена, дочь?.. Не помню... не помню!!!
Мои дни наполнены клейким, ядовитым безумием. Мои ночи наполнены страхом и отчаяньем. В лучшие дни я безучастно гляжу на твое фото, прикрепленное скотчем над моей койкой. В худшие - я бросаюсь на мягкие стены моего узилища, и грызу их, и рву, и вою исступленно, разбрасывая клочья пены... Я проростаю своим безумием сквозь эти ненавистные мне стены. Я рвусь сквозь них наружу, где воздух свеж, а небо необъятно - и в мои худшие дни троим дюжим санитарам трудно справиться со мной.
В мои худшие дни я ненавижу тебя - ты щеришься на меня жуткой улыбкой мертвого клоуна и в твоих глазах пустота бездушной куклы. Спеленутый смирительной рубашкой, я катаюсь по полу и ору, срывая голос: кто ты! кто ты! кто ты! Мне колют лекарство и я засыпаю...
В моих снах лишь пламя - мои сны обжигают. В моих снах я комета, я птица с горящими крыльями, я пепел своего безумия... И мне никогда не уйти отсюда. Даже после своей смерти я останусь здесь - безысходностью мягких стен, жесткими ремнями смирительной рубашки, бесшумными белыми тапочками, ватной тишиной комнат...
Сколько минуло лет и сколько их еще пройдет - одинаковых и бесцветных? Прошлое пожрет пламя, будущего нет, а настоящее - обугленный по краям клочок фотографии, на котором смеющаяся девушка и чьи-то сильные руки, обнимающие ее...
Ничтожно мало...
Но как бы там ни было, кто бы ты ни была - помни меня. Потому что пока ты помнишь и ждешь - я жив. Потому что пока ты помнишь - я иду к тебе. Как бы не были глубоки корни моего безумия, проросшие эти стены насквозь, у меня достанет сил выкорчевать их и пойти настречу тебе. Помни и жди, кто бы я не был...
Потерявшийся. История третья:
Я сегодня умру. Да, знаю точно и нет, мне не страшно. Я глубокий старик, я давно прекратил узнавать себя в зеркале. Я славно пожил и теперь небо зовет меня к себе.
Слуги затаились по своим углам и не кажут носа - они тоже знают. Плох тот слуга, который не знает намерений хозяина. Они боятся меня - и плох тот слуга, который не боится. У меня хорошие слуги.
Я на веранде - гляжу вдаль, безучастно наблюдаю, как облако меняет форму, и горизонт все сильнее и сильнее зовет меня. Небо звенит яркой пронзительной голубизной. Скоро я встану, стряхну с себя болящее, ветхое тело и, шагнув за этот горизонт в эту радостную лазурь, узнаю все тайны мироздания, которые еще не известны мне. Я стану ветром, прихотливо меняющим форму облаков, веселым ветром, задирающим девчонкам юбки. Я не боюсь, нет...
О! Я очень хорошо знаю цену жизни! Я прошел кромешный ад войны и плена - я убивал и меня убивали, я горел, я тонул, и я жег и топил в крови. Не сразу, но я научился прятаться от пуль за мертвыми телами тех, с кем еще утром пил чай. Я научился отбирать пайку хлеба у мальчишек с прозрачными от голода лицами, я научился ломать их тонкие, как веточки пальцы.
Я научился любить за деньги, когда понял, что стыд и совесть - это лишь слова.
Я далеко ушел от того наивного мальчика, которым когда-то был, но иногда отчаянно по нему скучаю. Кажется, тот мальчик любил какую-то девочку, кажется у них были дочка и сын... Не помню лица той девочки, совершенно не помню, да и к чему - она давно уже забыла и похоронила меня. Она была в невообразимо далеком прошлом, в невообразимо далекой стране, на другой стороне земного шара стране, бывшей когда-то родной, но невообразимо давно ставшей чужбиной - всего-лишь одной из точек на глобусе. А девочка... стала всего лишь воспоминанием - и даже не о самой девочке, а о фотографии, которая когда-то у меня была, но давно уже потерялась... Фотографию я помню лучше - на ней только мы вдвоем и цветущее луговое разнотравье...
Не знаю, к чему вспоминать все это сейчас. Меня ждет небо - яркая, радостная лазурь. Не хочу заставлять небо ждать - всего лишь шаг до абсолютной свободы от всего. И в первую очередь от себя...