Город по окружности прикрывал широкий, глубокий ров. К воротам, обитым красновато - жёлтой медью вёл мост подъёмный. Хороший, добротный мост. Но не на цепях как обычно, а "даумкрафт" - то есть существовал механизм с помощью которого мост поднимался и опускался. Такое новшество.
Цепкий взгляд писателя Иосифа Флавия запоминал всё что он видел. Ему не завязывали глаза, хотя повсюду шли земляные и каменные работы. Пленника не боялись. А это плохо. Значит уверены, что пути назад ему не будет.
Стены спешно укреплялись. Возводились фортификации. На башни поднимались градокидальные машины, способные одним залпом уничтожить центурию. В огромные котлы заправлялся битум, готовились костры для его разогрева.
На открытой местности перед рвами закапывались специальные бороны, зубья которых должны были ранить коней. Копались ямы - ловушки для пехоты, возводились частоколы, с хитроумными приспособлениями.
Римский легион опасен своей монолитностью. Израильские инженеры преследовали цель - разрушить эту монолитность.
За стенами стояли огромные камнемётные машины. Как минимум в два, а то и три раза превышающие по размерам те, что приняты на вооружении в римской армии.
Хотя, как догадался Иосиф, и в Риме могли создать подобных мостодонтов . Крепостные стены представляли собой отвесные склоны гор. Перед стенами наворочены дикие камни. Они лежали как колоссы в ожидании штурма. Под каждым камнем яма. Стоило только кому-то в крепости нажать рычаг и камни обрушивались в ямы. Расчёт на то, что пехота врага будет искать любое укрытие и в том числе за глыбами и в ямах.
Глядя на этот город - крепость, становилось страшно за судьбу римского войска. По всему выходило, Иерусалим, крепость неприступная. Иосифа ссадили с коня и отвели в комнату, встроенную в стене. Служившую для временного содержания пленников. В стенах кольца для цепей, но самих цепей Иосиф не приметил. Облегчённо вздохнул:в Риме непременно бы приковали.
Дверь за ним заперли на скрежещущий засов и, наступила тишина. Через мгновение он услышал, как где-то в нише каменной кладки грызутся между собой пауки, а под ногами, под толщей земли пищат мыши.
Возвратился Амфониец в лагерь, что на Патмосе. После командировки в Рим он стал более задумчив и более отзывчив на жалобы узников.Первое, что он сделал, после принятия отчёта от заместителей, перевёл Лукана на работу учётчиком.
1
Это не в карьере глину перелопачивать. Не камни ворочать. Лукан и не предполагал как мало нужно человеку для ощущения счастья. Где-то далеко в нереальной жизни осталась жена, друзья, воспоминания детства и юности. В первые годы ему казалось совершенно невозможным пережить свершившуюся с ним личную трагедию.
Он ждал что вот -вот сознание его помутится, и ему станет всё равно: кто он? Откуда? Что за люди его окружают?
Но время шло. Он привыкал. Он узнал других людей. Которые были ничем не хуже предыдущих, разве что бесшабашности да брызжущего веселья в душах и на лицах не сыскать.
Немало было таких, что под пытками не выдадут друга. Ещё больше других, которые продадут и мать родную, было б за что?
Бывший раб становился другом, а товарищ по лицею оказывался шептуном, доносчиком, провокатором. Такова жизнь.
Он больше не писал политических памфлетов, пьес на злободневную тему. Он перестал интересоваться как республиканцами так и демократами, для него все они теперь были смешными марионетками из другой жизни. Он перестал понимать, как можно отдавать жизнь за призрачную идею Свободы. Когда таковой не существует в природе. -
" Своя бода " - говаривали на рынках Рима, пришлые люди с севера. Лукан, забыл из какой они земли пришли, помнил только, что называли они евреев, злыми братьями. "
Драться, значит бодаться, - смеялись те люди. Будет тебе бода! " - пугали они обидчика.
Бода - драка, битьё.
Междуусобица - драка между собой, то есть "своя бода"
Своя драка, своё битьё, своя рвань - это и есть настоящая СВОБОДА.
В империи тиранов, свободы предостаточно. Войны никогда не кончаются. Свобода одних, спорит со свободой других и, спор тот умывает людей кровью. Но люди жадные до чужой крови, охотно проливают и свою, спускают её до последней капли.
Вот и выходит, что правы северные люди. В иных землях называют их ещё красными людьми. Уж очень символы красные они любят
А было время, какие речи произносили вроде бы умные люди!
Какие слова проговаривал он, Лукан. Заслушавшись можно было поверить, что нет ничего чище и дороже на свете, чем пресловутая свобода.
Ради неё убили Августа.
Убили, убивали и убивают сотни тысяч людей, только за то, что их личная свобода проиграла в споре со свободой убийц.
В этот спор влез и Лукан. А нужна ли людям свобода?
Живёт же он, работает, думает, ест и спит в несвободе. Его тело стало физически выносливым, натренированным. Он совершенно равнодушен к пище, рад тому, что подают, о каких разносолах может идти речь? За последние пять лет он ни разу не поймал себя на мысли, что ему хочется чего-то вкусненького.
Желудок наполнен и оттого удовлетворение полное. Скорбит душа. Но душа не тело. Она не поглощает и не изрыгает. Она живёт духом отпущенным ей.
Конечно, и душе необходим как воздух аромат свободной мысли. Свобода мысли не входит в конфликт с окружающей природой, хотя изложенная на бумаге становится оружием более опасным, нежели камень и праща.
Недаром боятся свободной мысли люди, находящиеся не в ладах с собственной совестью. Насильник не имеет совести. Всякий насильник бессовестен уже тем, что попирает собственную душу.
Душа божественного происхождения и потому не связана с преступными намерениями ума. Ибо ум, хоть и является частью Вселенского разума, питается соками плодоносящей земли. А плоды земли произрастают лишь на почвах удобрённых прахом живых тел.
Живые умирают и питают прахом землю, которая родит и кормит живых, чтобы они умерли. Ум человека, его сознание вскормлены, таким образом, самой что ни на есть мертвечиной, не осознавая того человек живёт пока убивает. А убивает, потому что желает жить.
Всё взаимосвязано и переплетено между собой настолько прочно, что по сути является единым целым.
Убийца не аномалия. Люди преследуют убийц не потому, что те опасны. Человек всегда опасен. Такова его природа. Люди преследуют убийц одиночек лишь потому, что они создают диссонанс в общем потоке жизни.
Человечество живёт по программе заповеданной свыше и всё выходящее за рамки такой программы и есть индивидуальная свобода, с которой боролась всегда и борется земная власть.
Свобода есть идея - "фикс-одиночек", которые даже получив её, используют её с единственной целью, организовать большую или малую феерию убийств.
Что выигрывает человек?
Да ничего. Он и жертва, и насильник в одном лице. Его совесть - часть духовной жизни Бога, но только часть, потому что Бог нечто, а человек что-то, что не может существовать, не уничтожая и не поедая себе подобных, пусть это даже и низшие существа. Тем более, что не Богом установлено иерархическое значение человека, а самими людьми, которые не мыслят себя по - другому. Не дано.
Поняв суть Свободы, Лукан перестал интересоваться и всей темой. Раз нет свободы, то и освобождение от каторги условно. Это свобода от условностей свободы, остающейся всегда, во всех случаях без исключения, общей всечеловеческой несвободой, в любой сфере человеческой деятельности.
А раз так, то и не о чем переживать. Остаток жизни он проведёт с пользой, его труд вольётся в полноводное течение человеческого труда.
Нерон построит Столицу. В столице живёт его жена, Валерия. Родился уже сын.
Кирпичный завод на Патмосе дымит всеми трубами. Их шесть. По две на каждую печь. Печи, проработав пару лет, приходят в негодность и их возводят заново.
Давно уже на острове не водятся черепахи.
Болота засыпаны кирпичной крошкой и пережогом. Котлован бывшего кратера уже напоминал собой египетскую пирамиду, только перевёрнутую вершиной вниз, а основанием вверх. Чтобы спуститься на дно котлована, нужно идти по круговой дороге; время уходило безвозвратно. За смену подвозчики глины могли лишь два раза сходить туда и обратно.
Работали лебёдки. Но они малопроизводительны. Основная нагрузка по переноске тяжестей по- прежнему лежит на плечах заключённых.
Человеческие плечи - рычаги, проворачивающие колёса истории.
Балансир между добром и злом. Ступень между землёй и небом. Опора воли Божией; ибо нет у Бога другой опоры на земле кроме человека.
Хорош человек или плох - другого нет.
Сгибает Сатана, клонит к земле спину человеческую, рассчитывая угодить Богу, а человек возьмёт и выпрямится...
Вот уже согнут, ан глядишь выпрямился вновь.
На прямой спине не удержаться и Богу. Но у Бога такой надобности нет.
Другое дело Сатана. Вскарабкаться на спину человеку и погонять - любимое его занятие. У него добрые намерения, но из теории добрых намерений складывается практический ад.
Из мыслей о пользе света - вырастают кущи безнравственности. Из борьбы мнений - лагеря для инакомыслящих. Сатана видит каков человек и делает то, что человек делал бы и без него по отношению к себе подобным.
Сатана - это лицо человека без маски добропорядочности и лицемерия. У каждого человека - своя маска. Для каждого человека - своя судьба.
" Судьба играет нашим шансом...
Нет человека без судьбы.
Есть отношение борьбы,
К тому, что Бог нам дал авансом."
Эти строки легли эпиграфом к историческому роману, который Лукан писал в своей памяти, невидимой кистью мысли.
Теперь он проще относился к жизни. Тоска по Валерии сменилась философским стоическим долготерпением. Он приготовился к пожизненному заключению, как человек готовится к прыжку с высоты. Сконцентрировал всю свою волю и теперь верил, что ни болезни, ни травмы, ни несчастные случаи не сломят его, не выбьют с колеи, не заставят сойти с ума или броситься головой в печь, как делают некоторые каторжники из последних этапов.
Лукан верил в Иисуса Христа всей тайной своей души.
Душа человека - действительное и единственное таинство, которым разумное существо обладает в полной мере, но не может практически своим правом воспользоваться.
Хотя он пользует всё, что движется, дышит и произрастает; что лежит как бы не существуя и в тоже время существуя вне его. Он пользует даже Имя Имени Бога и пользовал бы самоё Имя, если бы знал как...
Но душа его - часть Духа Божьего. Душа непостижима как сам Бог и оттого человек находится в постоянной раздвоенности, в постоянных поисках начала начал, ибо это единственное, что ещё он не извратил вкупе с Сатаной.
Если бы человек убивая своих врагов, унавоживал свой огород прахом тел, то мог пользовать тогда ещё и души своих жертв, но потом не был бы счастлив.
Философское счастье - это одно. А всплеск звериной радости - совершенно другое. Счастье - миг между прошлым и будущим. Миг неощутимый.
Оттого Сатана и любит тиранов, что они послушны и безропотны. Исполнительны. Если Бог уповает на лучшее из того, что заложено в природе человека, и как каждый творец уверен в безошибочности своего творения, в его исключительности; то Сатана наоборот выискивает огрехи, недоработки, потому что именно из этих мелочей состоит человеческая жизнь.
Власть - вотчина Сатаны.
Остался Иов один на один с Сатаной, а тот насмехается над праведником,- гляди говорит, к чему привело твоё упорство. Был ты богат, уважаем, дом полная чаша, детские крики и женщины, которые любили тебя. Где всё?
Искал ты Бога, но не нашёл. Бог высоко, а я перед тобой. Я - карающий меч Бога. На кого опущу, тот и враг Всесильному. Всякий кто пойдёт против меня уподобится нищему, которого сестра - проказа, а брат - скудоумие. "-
Так и власть - пытаясь сохранить себя продаётся дьяволу. Ибо власть всегда меж двух огней: народа, который требует зрелищ и жертв, пищи и войны, и Сатаны, - который всё это предоставляет в достатке.
Иоанн проповедует "Слово божье". Доказывает, что новая церковь, создаваемая усилиями Симона Канонита, оградит человека от поползновений Сатаны. Однако Лукан уверен, что дьявол найдёт и к церкви подход, использует её изъяны с пользой для себя.
И приходит к выводу, что совершенство человека не в поиске Свободы, как таковой, не в духоборстве под руководством Канонитов, а в уходе от мирской суеты. В отшельничестве, в монашестве.
Тут он спорит и с учителями своими: Зеноном из Кития, Клеанфом, Сенекой Младшим, которые рассматривали не только собственно человека, как неотъемлемую часть природы, но и производные человеческого мышления, а именно искусства.
Индивидуальное самосовершенствование человека Лукан поддерживал и одобрял; более того, считал, что именно в отрыве от общества, общественной жизни, можно достичь определённых высот в этом направлении.
Общество - огромный груз отношений, не способных выживать без усреднённого понимания простейших аксиом: самоочевидных истин.
- Всякая усреднённость - есть саморегуляция простейших из сознающих свой истинное " Я ".
- Такая саморегуляция обеспечивает наилучшее выживание, но тормозит и основательно движение по восходящей.
Зададимся вопросом: зачем человечеству восходящая, когда она вторична? Выживание - единственно правильный путь. именно на этом пути возможны какие-либо подвижки.
Такая философская линия скорее опровергает, чем поддерживает идею общества на основе отношений. Отношения законсервированные сами в себе, в статическом обществе, скоро становятся взаимоотношениями не только между индивидуальностями, но и группами людей, народами, союзами народов.
Всегда найдутся недобросовестные люди , "философы- интеллектуалы," подталкиваемые под локоть братцем дьяволом, которые создадут теории на мёртвом материале неподвижного общества, оправдывающие застойный характер эпох, их явную духовную недоразвитость, влиянием из - вне, таинственным поползновением неких миров, которые и назовут по детски, " эмпиреями"- фантазиями или "классами," в которые эти фантазии сгруппированы по внешним признакам.
Общественные отношения очень трудно классифицировать, поэтому аферисты от "науки" свободно ориентируясь в излюбленном предмете искусства обмана, легко введут в заблуждение простейших из сознающих своё иститинное " Я ".
- Таким образом - делал вывод Лукан - идти на поводу у большинства народа занятого проблемой выживания, / а ложность такой постановки вопроса очевидна, ибо неподвижность гарантирует возникновение проблемы, / - есть преступление перед Богом.
Если Сатана - сын Бога, не значит, что он Бог. - учил христиан апостол Иоанн, который видел Иисуса Христа во отчую и слышал его никем не выхолощенные речи.
-
Христос учил делать жизнь по совести. Не смотреть на сию минутные авторитеты. Понимать, что всё земное бренно, не в смысле неотвратимости судьбы для оправдания инертности личного бытия, а совершения дел великих, великих воплощений, ибо бытие личности ограниченно во времени, но бытие мира вечно и не преходяще как сам Бог.
Лучшие люди, чувствующие за собой динамику мира, эмпирей божественного огня, владеющие эмпириями - опытом из наблюдений и анализа состоящим, обязаны отрываться от общественного сию минутного, ради общественного завтрашнего.
Здесь и поджидает гения, Сатана.
Сатана ловит души на нетерпеливости человека, на вечном его желании иметь сегодня то, что он ещё не заработал. Давая людям возможность исполнения прихотей, Сатана губит общество в целом. Поэтому и нельзя идти за народом в его исканиях как, каким образом прожить легко?
Легко прожить можно только за чужой счёт. За чужой счёт можно прожить недолго, потому что быстро наступает ломка устоявшихся отношений, которая подразумевает передел ценностей, а значит смуту, то есть свободу в чистом виде.
Всякая суматоха будоража общество придаёт ему видимость динамики, которая однако не является динамикой божьей воли, а лишь наущением Сатаны. Общество быстро деградирует.
Если это часть общества - пол беды. Жертва необходима для самоочищения. Если человечество - беда! Потому что были в истории примеры, когда только Ной и оставался.
Очищение водой не дало результатов. Очищение огнём - тем более не даст. Гении исходящие из общества и общество объявляющее гениев изгоями, признаки больных обществ. Отшельничество не самоцель, а способ отрешиться от бытия, запачканного человеческими взаимоотношениями между собой и природой; людьми и Богом; сознанием ума индивидума и Вселенским Сознанием Ума Космического Порядка.
Прекрасное мирское - отражение прекрасного духовного. Чтобы узреть высшую красоту нужно освободиться от телесной скверны. Скверны, но не тела, как многие полагают.
Солнце - отражается в глазах. Глаза повторяют красоту солнца. В них все цвета радуги. Смена настроений, смена декораций, смена действий. Глаза как времена года. И это только маленький пример того, что все мы из одного тигля.
Лукан терпеть не мог скептиков. Скептики, по его мнению, последователи эпикурийцев, неудачное ответвление от основного учения, во главе которого Пиррон. Отрицание познавания, наихудший образец застойного мышления, свидетельство глубокого духовного упадка в обществе
Скептицизм - порочный взгляд на вещи, имеющие обязательное начало, имеющие обязательный конец, значит имеющие обоснование быть начатыми, имеющие инструментарий, которым им было положено начало; если мысль вещь, а это очень может быть, ибо, наверное, вещи существуют не только в видимом нами мире, но и потустороннем, как говорят римляне virtuales / возможном /, то она и является источником начала изначального, произведшая согласно проектам своим Начало, положившее начало Бытию.
Пиррон - главное лицо в философии скептиков. Он, та площадка на которой топчется лень и благодушие. Отрицая возможность познавания вещей, лень и благодушие, отрицают саму возможность познавания. Так откуда знать скептикам, что именно их философия краеугольный камень бытия?
Сказал же поэт:
"Пусть остаётся на перроне весь город, город посторонних"... ( Иосиф Б.)
Трудно удерживать в памяти мысли, суждения, в коих нагромождения хаотичны. Но Богом данный талант писателя помогал ему . Он служил той нитью, которая вела его по лабиринту к Минотавру, - серому веществу его мозга.
Не прошлое занимало Лукана. Он жил теперь своей книгой, которую создавал даже во сне. Он верил, что дойдёт она до людей. Пусть поколения будущего составят истинную картину дней нынешних. Хоть польза и не велика, но ещё один, его голос, в защиту духовности, прозвучит и было бы неплохо если бы человечество осознало, что без прошлого будущего не бывает.
Иоанн за последние пять лет сильно сдал. Его не обременяли работой. Наоборот,
по приказу Афмонийца он числился внештатным воспитателем; в чём преуспел.
Об этом свидетельствовала статистика. За пять лет его пребывания на каторге не произошло ни одного крупного возмущения заключённых. Правда и покаяния не произошло. Наоборот христианская община уверенно набирала силу.
Были среди каторжан люди, чей срок был менее пяти лет. Такие уходили на свободу и многие уже не язычниками. Зерно христианской правды дало всходы, которые дружно пошли в рост.
В лагере христиане составляли дружную семью. Вначале многие из команды Афмонийца перепугались такого сплочения, указывали Писандру на общественную опасность содержания Иоанна в общем лагере и хотели бы его перевода в изолятор.
Но Афмониец смотрел глубже и дальше. Ему нужен был кирпич. Именно кирпича требовал Нерон. И кирпич шёл потоком. Значит, его методы правильные.
Начиналась война с Израилем.
Израиль - колыбель христианства, находился в воинствующих отношениях с зачинателем Веры Иисусом Христом и его апостолами. Казнив, лидера христиан, Израиль приобрёл в лице христианства, непримиримого врага.
Христос учил не различать людей по национальностям, по вероисповеданию, он лишь указывал какая из Вер является истинной и что нужно делать чтобы заслужить уважение Верхнего Мира.
Но язычники, разделённые к тому же языковыми барьерами к евреям относились иначе. Всякий еврей был для них ортодокс. Что несправедливо и Иоанн продумывал письмо к брату Симону Канониту, в котором бы указал на задачу христианства - объединять людей посредством Веры.
Не должно быть наций. Но если они пока ещё существуют, над нациями должна встать Вера, как объединяющее начало всех людей на земле.
Христианству чужды принципы жречества. Касты или классы принадлежат прошлому. Как принадлежит прошлому общественный строй всеобщего равенства. Люди равны по рождению, но не могут быть равны по талантам. Одни из них ближе к Богу, другие дальше. Никакой общественный строй не объединит их на справедливой основе, кроме как вероисповедание.
Христианство - ключ к построению нового мира.
В глубоком подполье Симон Канонит разрабатывал устав новой церкви. В этом уставе он использовал мудрость Библии, как совокупность мудрости народа Израиля и его жертв. Мудрость языческого опыта, которая вовсе не была языческой в том смысле, в котором притерпелась, приросла, стала официальной религией многих народов.
Боги греков, равно как и римские - отголоски событий происходивших на земле некогда.
Все эти Зевсы, Перуны, Марсы, Авроры, Афродиты, Прометеи, Бореи и Гефесты - возможно настоящие имена, возможно искажённые в языковых претурбациях и метаморфозах, имена живших людей - героев иных времён, оставивших след в такой форме, ибо уничтожив людей Бог не вполне уничтожил память о них.
Иоанн знал это не понаслышке. Мать Христа, Мария много рассказывала апостолам о сведениях дошедших издалека.