Сергуньке уже полтора года, а он ещё не говорит. На маму он только пальчиком показывает. При виде отца улыбается и произносит звуки типа бух. Бух или Бах. Бах. Кормить его не дозовёшься. Возится в своём углу, с барахлишком, оставшимся от прежних хозяев. На Иршу вообще никакой реакции, хотя та готовится поступать в первый класс и требует к себе особого внимания.. Дочке семь лет, - говорит Мария.
По этому поводу большой праздник. В доме мужчины и женщины. Все дородные, тяжёлые. Деревянные полы ходуном ходят. Танцуют все.
- Первый раз в первый класс - замечает про себя Сергунька. - А надо бы уже в четвёртый.-
Семь лет Ирке, но это по официальной версии.
Сергунька точно знает, что Ирше девятый год пошёл. Время сложное. Государственные институты старого мира коммунистами разгромлены, а новые приживаются тяжело. Авторитетом у населения не пользуются, потому что русский народ тяжело принимает чужеземное нашествие.
В этой беспредельной анархии благоразумная мама сбросила дочери пару лет. Для будущей девицы пару лет солидный запас прочности. Кто знает, как с замужеством получится.
Полы в доме худые. Ещё ссыльные в царское время дом строили. Стены ещё ничего, а полы худые.
Но что Сергуньке от этого? Он ещё мал. Организм слаб. Кушает плохо. Отдельно его не кормят. Не успеешь съесть, что подали, а уже со стола убирают.
Он и наловчился в карман складывать. И хлеб и крылышко куриное. Даже пельмень, воровато оглянувшись, в карман. Если мать увидит, обязательно накажет.
Зато когда пойдёт гулять во двор то в кармане как в лабазе, чего только нет.
Глядя на Иркины учебники, читать научился. Только про себя читает, потому что человеческие слова ему тяжело выговаривать.
Отец вздыхает: задержка речи. Военным врачам показывали. Сказали,
родовая травма.
Семья у Вас Александр Иванович благополучная, детей воспитываете правильно. В чистоте и строгости. Всё образуется. Нужно только запастись терпением.
Сергунька криво улыбается. Он давно научился по интонациям разговора взрослых понимать, правду они говорят или как обычно обманывают.
Человеческий язык в произношении невероятно сложен. Слова как оттенки накладываются слоями на один и тот же смысл, карёжа его и изменяя до неузнаваемости.
Зато язык птиц Сергунька ещё как понимает. Птицы все разные. Голоса у них разнятся тембрами. То, что обычному человеку представляется птичьим гвалтом, ему кажется симфонией.
К такому восприятию привыкнуть нужно Хотя, Сергунька знал, почти наверняка, что человеку их язык недоступен. Слишком грубы и ограничены люди. Познания у них скудные.
В далёкие времена люди получали прекрасные знания, могли говорить на языке не только птиц и животных, но и на языке пришельцев из других миров.
Всё забыли. Растеряли или уничтожили.
Люди не могут жить мирно. Мир их угнетает. Двадцать-тридцать лет мира, а потом обязательно война.
Чем дольше длятся промежутки мира между войнами, тем страшнее эти войны оказываются.
Говорить с людьми Сергунька не спешил. Он часами просиживал во дворе, общаясь с драчливыми воробьями. Когда родители купили собаку, научился и с псом беседовать.
Собаки не волки. Это волк быстро думает и стремительно принимает решения. Собаки всецело преданы хозяину и потому самостоятельно решений не принимают.
Поэтому собаки не очень нравятся Сергуньке. Недаром он слышал выражение: цепные псы.
Но волки живут только в тайге. Как он скучает по волчихе, что не так давно приютила его в своём логове. И волчата уже подросли вероятно. Хотелось бы свидеться.
Люди... Они враги не только других людей, но и животных, а тем более волков.
У соседей Гончаруков на стене висит медвежья шкура, с большой лобастой головой, оскаленными клыками и за стекленевшими глазами.
Убитый человеком медведь погибая видимо кричал от боли, так и умер с раскрытой пастью.
Если с человека кожу снимают так это делают людоеды. Людоедов уничтожают.
А кто жалеет птиц и животных? В лучшем случае в тюрьму сажают.
Тюрьма для животных зоопарком называется.
Дворового пса звали Полканом. Добрый пёс. Но глуповатый. Всё больше лежал, дремал, да хвостом шевелил. Когда хозяева показывались на крыльце вскакивал и побрёхивал в сторону ворот.
- Что ты выслуживаешься, - спросил Сергунька пса. - Свою кость получишь в любом случае.-
- Гы, гы. Так положено. Так заведено.Не выслуживаюсь, а служу.-
-Медаль зарабатываешь?-
- Почему бы нет. У прежних хозяев служил, так у них несколько охотничьих собак было. И все с медалями. Мне бы статус поменять с дворового пса на охотничьего. Может и жизнь моя по другому бы сложилась.-
Сергунька только вздохнул. Когда он с отцом посещал военное кладбище, там сотни могил солдатиков где они даже без имён и фамилий лежат. Кто ? Откуда? Никто не знает.
Известно только, что все они русские, даже если и нанайцы, потому что русские по национальностям не делят себя.
Но никто из них не мог орденами и медалями похвастаться. Видимо беспородные как Полкан.
- Мама, опять этот придурок с грязной собакой водится - Не давай ему с собой хлеба на вынос, он его воробьям и Полкану скармливает -
- Спасибо, что подсказала дочка. Собака должна жить в проголодь, иначе какой из неё сторожевой пёс.
И мать проверила карманы в штанишках Сергуньки.
О боже, чего только она оттуда не выгребла!
Заслужил ремня по заднице. Она послала Иршу вырвать пук крапивы, но Ирша крапиву рвать отказалась. Жгучая.
- Если ты меня наказывать собираешься, то посылай. А если его, то пусть сам и рвёт.-
Мать махнула рукой и ограничилась подзатыльником.
Подзатыльники Сергунька не любил. Они встряхивали мозги и тогда светлые мысли, наполнявшие голову, как-то разом вспархивали, как птицы с ветвей, и исчезали.
Тогда жди когда вернутся.
Случались в голове Сергуньки и тёмные мыслишки. Например, мечтал он удрать из дома и поселиться жить в тайге. Ах, какое было бы раздолье!
Нашёл бы старое волчье логово или медвежью берлогу. Человек он маленький. Много места не займёт. Сам уму-разуму подучится и другим пользу принесёт.
Животные недаром людей боятся. Домашние животные и те, только вид делают, что люди им приятны.
Да. Кормят, поют, но до поры до времени.
Ворота высокие. Забор из кустов шиповника. Шиповник подстриженный, потому ветки колючие густо растут, не продраться.
За воротами другой мир. Улица Красноармейская выходит на проспект Сталина. Проспект упирается в сопки. За сопками край непознанной красоты и абсолютной свободы.
Отец говорил мол, можно неделями ходить и края леса не увидеть.
Ах, как бы он хотел стать вровень с отцом и самому за себя решать все вопросы.
Природа вокруг сказочная. Жить в сказке, разве это не счастье. Взрослые говорили, что счастье призрачно. Что оно мгновенно.
Но разве природа призрачна? И что для природы мгновение?
Однажды, гуляя по двору и разговаривая с уткой-мамой, внутренним глазом, которым он изредко пользовался, Сергунька заметил, как заскрипела приворотная калитка и во двор вошли несколько военных. Среди них был и отец.
Они прошли в дом, и скоро мать выскочила во двор, схватила петуха и отсекла ему голову.
Петух только и успел крикнуть, караул, а голова уже на пеньке и крылья его машут бесполезно, и кровь сочится из раны, попадая матери на фартук.
Опять праздник. Раз праздник, значит и выпивка. Где выпивка там и мордобой. Гости разойдутся, отец начнёт выяснять отношения с матерью. Мать, женщина изворотливая, всегда найдёт крайнего.
Не Иршу же. Конечно, Сергуньке попадёт, тем более провинностей у него хватает.
А пойдёт-ка он погуляет. Зайдёт в соседний двор к Алику Шлиенко. Алик постарше, опыта у него побольше. Алик - хохол. Хохол это украинец из далёких западных земель. У хохлов на голове оселедец, то ест чуб.
Алик говорит, чубы служат спасательным кругом. Когда враги топят чёлны украинцев, они вплавь добираются до суши. Многие тонут. И вот тогда украинские бабы хватают их за чубы и вытаскивают на берег.
Это ж надо, до чего хохлы хитрые.
Алика во дворе не оказалось. Он с утра с отцом ушёл на рыбалку. Так Райка сказала, сестра Алика. Райке больше десяти лет. Но она совсем не умная. Когда с кем - нибудь спорит или ругается, то от бессилия, когда слов не хватает, спускает штанишки и попу показывает. От неуважения к собеседнику.
Попа у неё тощая и прыщами покрыта красными. Она девчонок просит и те, прыщики выдавливают. Оттого и вся попа в синюшных оттенках.
- Ты почему из дома удрал, пойду сейчас и Ирке пожалуюсь. Получишь на орехи.-
Тут её из дома мать позвала и Сергунька смотался поскорее, чтобы не злить Райку.
Речка протекала за соседней улицей. Была не глубокой, но ершей в ней водилось видимо невидимо. Ершей нивхи не едят. За рыбу не считают, но папа говорит, что они зажрались. С красной рыбы не слезают, оленину и зайчатину им подавай.
На самом деле ерши самая ходовая для рыболова рыбка. Разведёт рыбак костёр наловит ершей и в котелок. Уха называется. Побольше перчику, да лаврика, запах с ног сшибает, хлебаешь ушицу аж за ушами трещит. Объедение.
Что-то в желудке затосковало. Захотелось ухи.
-А пойду-ка я на речку. Там и Алика найду. И уха у них видимо поспела.-
Пошёл. Спросил у взрослого мальчишки далеко ли до реки?
Тот повёл плечами.
- Не в ту сторону мальчик идёшь. Видишь угловой дом под железной крышей. Это фактория. За факторией холм невысокий. А за холмом и речка - невеличка.
А ты почему один идёшь? Где твои родители?
Ершей ловят.
Взрослый мальчик только головой покачал.
Не заблудись.
У фактории полный привоз телег. Это охотники из тайги вернулись. Шкурки зверей сдают.
Массу прелестных лисичек, соболей и горностаев настреляли. Шкуры выделанные связаны в охапки. Каждая охапка к шесту приторочена. У каждого охотника шест расписной, узорчатый. Так добытчики метят своё добро, чтобы с другими добытчиками не перепутали.
Шум, гам. То по рукам бьют, то по шее. Поди пойми этих взрослых.
Сергунька обошёл толпу и поднялся на пригорок.
Пригорок обрывисто сбегал к речке. Сверху она казалась маленькой, заросшей осокой и камышом. Местами по берегам кустарник.
Долго спускался, где-то пришлось и на попе съехать. Нога по щиколотку утонула в топи. Так и побрёл по траве загребая сандаликами вязкую слизь.
А вот и рыбаки. То тут, то там. С удилищами из орешника, иногда с классной бамбуковой раскладной удочкой.
Папа говорил, что раскладная удочка роскошь. Не всякому удаётся даже за хорошие деньги приобрести такое.
У отца Алика Шлиенко именно такая удочка в руках. Но для папы Шлиенко невозможного не существует. Потому что он командует кладовщиками у которых на складах всего в достатке.
Рядом и Алик. Увидя Сергуньку они не поверили, что он сам пришёл. Но оглядев окрестности и поняв, что Сергунька действительно сбежал из дома, посадили его к костру и протянули котелок с деревяной ложкой.
Сергунька уху обожал. Ел и не мог наесться. А Алик ему выговаривал мол, теперь они, оба Шлиенко за него ответственность несут. Из-за него придётся ловлю сворачивать и вести беглеца к родителям.
- Твой отец нам обязан будет магарыч выставить -
Магарыч - это обычная водка. Так люди друг с другом за услуги расплачиваются.
Сергунька задремал. Алик с отцом решили ещё по разу забросить снасти, потом и в обратный путь.
Охота и рыболовство дело азартное. Ещё разок, ещё.., так время и проходит.
Сергунька проснулся. Домой не хотелось. Начнутся разборки. Угрозы.
У реки загомонили. Рыбаки собрались в кучу. Оказывается папа Шлиенко щуку подловил и теперь с трудом тащит к берегу.
Щука попалась крупная. Её голова с раззинутой пастью то показывалась из воды, то снова исчезала в камышах.
Сергунька подошёл ближе к берегу.
-Не мешайся! - Крикнул Алик.
Рыбаки советовали то одно, то другое.
Щука упиралась. Сергунька слышал, как она скрежетала зубами, пытаясь перекусить поводок. Помочь ей он никак не мог.
Щука уже тяжело дышала. Вокруг её плавников с десяток щурят крутилось. Наверное детки.
Мама, мама! - кричали они в один голос.
Сергунька заплакал.
Сейчас он с удовольствием бы поломал все удочки у всех рыбаков. Какие люди ненасытные!.
Дома говорят о любви и всепрощении, а на природе превращаются в оголтелых зверей.
Пошёл не разбирая дороги вдоль реки прочь от города.