В подвалах почти всегда что-нибудь да находится. Только это "что-нибудь" нужно увидеть. А уж добра, то есть барахла всякого, неисчислимо. Спички и свечки мы всегда носим при себе. Фонарики применяем только в экстренных случаях. Батарейки ведь в магазинах дорогие.
В районе диэтического магазина, что напротив Кировского парка, подвалы можно сказать сухие. Нет этой грязищи в слякоти, как под улицей Суворова, или под улицей Алфреда Калныня, там и смрад как на помойке.
А тут, даже мелкие подвальчики, можно сказать, опрятные. Взломали несколько. Что нашли? Так, хлам. Ну, вот люстра, например, стеклянная, с подвесками и подсвечниками, Юрка Второв оторвал пару стекляшек. Позже оказалось, что это хрусталь и один знакомый дядька из вторсырья дал нам за него на бутылку водки.
А бутылка водки восемнадцать рублей стоит, это по сегодняшним ценам нет и двадцати центов. Мы, конечно, потом всю люстру ободрали. Тащить с арматурой старьёвщику опасно. Остановят мусора, скажут, - украли - и будут мучить, пока не расскажешь где взял, да места того им не покажешь.
Учёные мы.
В одном подвале металлический ящик нашли. Кто - то уже его вскрыл, потому в нём ничего ценного, разве что письма. Крутили, вертели, конверты, что с ними делать? Старьёвщику они, на фиг, не нужны. Прихватил я парочку, так, чтобы на досуге почитать, посмеяться.
И то, если там по - русски написано. Но нет, оказалось всё на латышском языке.
В другом месте, нашли мы обыкновенный школьный глобус и необыкновенный анатомический скелет в натуральную величину. Скелет сделан изумительно. Все косточки как на шарнирах, а грудная клетка раскрывается как книга, но из муляжных внутренностей, только гипсовое сердце и осталось на месте.
Скелет забрали мы и перенесли в свой подвал. Что-нибудь придумаем.
Разобрав кирпичный завал, проникли в соседний ход. Он вёл к какой-то яме. Идти без разведки опасно. Кинули в яму камень, не глубоко. Всплесков нет, зажгли промасленную тряпку и швырнули вниз.
Тряпка осветила какую-то помойку из древесной щепы и чёрти чего ещё. Палкой поворошили и, чуть нас тут же не стошнило. Груды костей. Глянули на нас пустыми глазницами несколько черепов. Черепа человеческие. Когда тряпка погасла мы, некоторое время, молчали, потом Юрка сказал, что яму нужно нанести на план.
12
Мы теперь всегда где ни ходим, планы составляем. Конечно всё на глаз, но зато важные места потом наверняка можно найти. Расстояния прикидываем. Иногда кажется сто метров прошли, а вылезем наружу и за голову хватаемся, по прямой и то с километр под землёй протопали.
В НКВД постоянно отчитываемся. Скоро карту подземных коммуникаций там составят и всё по нашим чертежам. Вот и могильник из человеческих костей пометили. Юрка принял решение кости самим вначале посмотреть. Бывает, и мы на такое наталкивались жертвы на смерть с собой ценности забирали документы, ордена мы находили. Но нас предупредили ничего не утаивать иначе спамих нас шлёпнут.
А там екольца, серьги, пожалуйста. Можно забирать себе, если не сболтнёшь лишнего, никто и не узнает.
О таких мелочах как люстра, или как яйца воровали из ящиков дощатых под диэтическим магазином, тоже не распространялись.
Что яйца куриные! Как-то завезли в полуподвальную секцию "Диэты" живых щук. Удивительно огромные щуки. Некоторые, поверх чешуи мохнатые, как водорослями мшистыми поросшие, головы зубастые; экземпляры сказочные
Есть их противно. Поразвлечься можно. Завербовав нескольких, положительных мальчиков, из тех, что мечтают стать натуралистами и библиотекарями, мы разжалобили их рассказами о свирепых нравах человеческих, о беззащитности щук, потом в мешках рогожьих всю ночь таскали рыбин к Даугаве и под безумно сладостный визг, затесавшихся в нашу компанию двух девчонок, выпустили почти два десятка зубастых монстров, в быстрые воды Двины.
Двина река глубокая, судоходная. Тут и военные корабли пришвартовываются. Щуки некоторое время плавали вверх брюхом, но скоро начали шевелить плавниками, хвостом и как глубинные бомбы, стремительно уходили в чёрную пучину.
Настоящий был праздник получился у нас, живой, жизнеутверждающий.
Воровство было замечено, утром милиция с собаками брала след. Но след у воды обрывался.
Даже газеты написали об этом удивительном ограблении. Граждане ломали головы, кому понадобилось грабить рыбный отдел магазина?
Так что подвалы - это кладезь сюрпризов. А что нужно для полноценной жизни входящих в подростковый возраст пацанов?
Сюрпризы. Неожиданности. Как сегодня говорят: адреналин.
В школе часами сидишь, зевая от скуки, потом в переменку, ходишь парами, взявшись за руки, туда сюда по по корридору; я раньше часто вспоминал школьную идиллию, даже находясь в тюрьме. Та же умиротворённость, та же заорганизованность, и лица учеников, как и лица зэков, тупые, не выражающие ничего, кроме усталости и глухого внутреннего сопротивления, обволакивающей сознание действительности.
13
Когда промасленная тряпка перестала чадить, мы закончили ворошить кости, поднялись из ямы, намереваясь вернуться к выходу на поверхность, но Юрка, вдруг, вцепился в мою руку, да так сильно, что я чуть не взвыл от боли, ногти то у него как клыки у волка, чуть не облаял его нехорошими словами, которых в нашем лексиконе было в избытке.
Он, в добавок, толкнул меня локтем в бок и, тогда, обернувшись, я увидел в яме ярко жёлтые глаза черепа, жёлто розовый блеск его выщербленных зубов.
От ужаса сжалось сердце и, зажмурившись попытался я рвануть по проходу к выходу на поверхность. Но Юрка держался за меня крепко.
Оказалось, что это кот, забрался в черепушку, скрутился в черепной коробке так, как это умеют делать коты и смотрел оттуда на нас, своими брызжущими искрами глазами.
В кота полетели обломки кирпичей, и тот взревев почти как лев исчез в темноте.
Вот когда нам пришла мысль в голову использовать этот случай для розыгрыша.
Сороковая школа находилась в здании, построенном из тёмного обработанного лепниной камня. Вход арочного типа. За первыми дверьми небольшое помещение, предбанник, за ним вестибюль, справа - лестница в подвал, где устроены раздевалки для школьников.
У меня до сих пор иногда болит голов, когда я вспоминаю эти раздевалки. Как раз в день смерти Великого Вождя всех времён и народов, тов. И.В. Сталина, я там получил черепную травму.
Там я имел глупость сказать, то, что по секрету поведал мне Гришка Козловский, он же, Гирш Лифшиц, сказать это не кому-то, а именно Миньке Челидзе, отец которого, как говорили шёпотом, был из одной деревни с сапожником Джугашвили.
Я громко сказал, что Сталин плохой грузин. Что Сосо, в детстве, торговал мандаринами на рынке и старался обманывать бедных людей, за что не однажды был бит абхазами.
Челидзе рассвирепел, обидившись за всех грузинов, и нанёс мне по голове несколько ударов кулаком. Удары быстрые и не очень сильные, но голова загудела, а я в ответ ткнул ему раскрытой ладонью в лицо, скорее нечаянно, чем нарочно и повредил глаз.
Минька закричал, как будто его режут. Меня через неделю после этого, впервые исключили из школы, но на удивление, отец меня наказывать не стал. А мать лишь заплакала и сказала, что я уготовил себе несчастную судьбу. Что теперь меня ни в какую школу не примут, а отца выгонят со службы.
Однако ничего подобного не случилось. Сталин умер, Маленков занялся сельским хозяйством, где и преуспел, отменив множество сталинских грабительских налогов.
Говорили в народе: был Маленков - поели блинков.
Челидзе-старшего арестовали, как оказалось он был наместником генерала Власика из сталинской охранки и за ним стояли враги народа.
14
Уклоняясь от Минькиных кулаков, я напоролся виском на вентиль водопроводный, торчащий из стены, в которой видимо были проложены металлические трубы. И получил травму.
Таких "Челидзе" в нашей школе множество. Школа элитная. В неё детей рабочих и крестьян не допускали.
Двор школьный, как и большинство других рижских дворов напоминал колодец. Дома в Риге, в большинстве своём, строились как крепости. Дворики замкнуты со всех сторон стенами. Даже голуби избегали опускаться на дно таких колодцев, хотя их и манили объедки, выбрасываемые из окон.
Наступала осень. Рано темнело. И по утрам мы спешили в школу при тусклом свете уличных фонарей.
Сторож в школе, демобилизованный офицер, без одной руки, носивший на поясе связку ключей, слегка подслеповатый после контузии, очень злой, сварливый, постоянно распускающий и без надобности, свою единственную руку, к тому же пьяница.
Как-то он въехал Юрке Второву в ухо, да так, что тот с месяц плохо слышал и тогда Второв поклялся отомстить насильнику, отомстить во что бы то ни стало.
Ночью, Яшка Бутыцкий, высокий, по взрослому оформившийся пацан, постучал в двери школы. В руках у него авоська. В ней белая булка, бутылка водки и литровая банка с маринованными огурцами.
Сторож не дурак, двери не открыл, но понаблюдал за Яшкой.
Яшка присел и стал пить из горла, но не водку, конечно, а лимонад, "крем - соду", с переклеенной наклейкой "Московская".
Потом как бы в подпитии, завалился прямо на приступку, под самую арку.
Через некоторое время, а мы смотрим, дверь приоткрылась и сторож, наклонившись к лежащему, забирает авоску из Яшкиных рук, потом пытается скрыться за дверью.
Не тут - то было! Налетели мы как коршуны. Завалили "героя", тот не успел и пикнуть. Влили ему в горло бутылку водки.
Юрка предположил, что фронтовика одной поллитрой не упоишь до бессознательности, что сторож мужик крепкий. Тогда мы стали вливать ему стаканами из другой бутылки, запихивая маринованные огурцы в горло, заставляя разжёвывать.
Будет кусаться, выбивайте ему зубы, скомандовал Второв и после такой угрозы, сторож уже не кусался.
Потом чумного и хрипящего мы потащили его в раздевалку. Там разбросали вокруг закуску, а оставшуюся водку разлили кругом и на одежду.
Времени оставалось мало, быстро собрали скелет, втащили его в "предбанник" вестибюля, поставили перед входной стеклянной дверью. Акукуратно закрепили две свечки. Зажгли.
14
Скажу вам... Впечатление! К восьми часам утра тротуар перед школой напоминал муравейник. Гомон и крик стоял такой, что хоть уши затыкай. Появилась и милиция.
Двери школы мы на ключ не закрывали но ни учителя, ни ученики в помещение школы не входили, боялись.
Взрослые, успокаивая детей, изумлённо, и даже с опаской посматривали на лишённые кожи и мускулов, человеческие останки, светившиеся в темноте как из преисподней.
Свечи от огня плавились и, слёзы парафиновые стекали из полыхающих глазниц на отвисший зубастый подбородок скелета.
Приехавшая милиция, с пистолетами в руках, всё же вошла в школу. Скоро, однако, и к нашему неудовольствию, всё закончилось. Шутка наша осталась не понятой. Директриса явно была в гневе. Ещё с час сыщики шарили по всем классам и вспомогательным помещениям школы. Сторожа скоро нашли, вывели качающегося, и помятого на улицу, посадили в милицейский "виллис". Больше мы его не видели никогда.
Слышали, что его перевели в другой город, что мол, там устроили в дом инвалидов. Где он и завершил видимо свою жизнь.
Припоминаю, что одна из девчонок, что первыми появились у дверей школы, получила психическую травму, была госпитализирована, а после выздоровления, стала писательницей и, так по крайней мере, говорят, много лет ещё, после тех событий, всё сочиняла книжку, в которой действовали живые скелеты, потусторонние силы, а с ними боролись люди - героически строившие коммунизм. С ума можно сойти! Так трогательно и как мудро.
Юрка Второв долго, после этого, ходил по улицам со счастливым лицом садиста, удовлетворённого представлением, которое срежисировал сам.
Однако с некоторых пор, правая рука его стала сохнуть. Пальцы и ладонь сделались малоподвижными, сама рука в мягких местах стала утоньшаться, наконец, врачи определили у него туберкулёз костей.
Он надолго загремел в тубдиспансер. Сейчас я думаю, таким был ответ однорукого.
Но тогда ничто не предвещало беды. Будущее наше казалось нам безоблачным, а дружба с начальником НКВД всё крепла и упрощалась.
Теперь мы, в любое время, могли зайти в спецстоловую, где нас обслуживали как полноценных сотрудников. Постепенно, отношение окружающих к нам менялось. Нас стали побаиваться сначала учителя, потом закадычные друзья. А однажды, когда отец действительно крепко насел на меня, с вопросами, почему, мол, я пропускаю школу и почему мои оценки, мол, не поднимаются выше "удовлетворительно", я заявил ему что мне некогда заниматься ерундой, то есть уроками, потому что я хожу в кружок "по ориентации на местности".
Отец вскипел. Тут же, натянув на себя пиджак, пошёл проверять и меня, и мой кружок.
15
Где находится руководство кружка? Что там за педагоги? И, почему они родителей не ставят в известность?
Когда мы подошли к учреждению на улице Леона Паэгле, отец, вдруг, стушевался, уменьшился в росте, шаг его стал неуверенным. Запал огненный, потух и, отпустив мою руку, батька вяло сказал:
Чёрт с тобой! Делай что хочешь! Я с себя снимаю всякую ответственность.
Золотые денёчки наступили после таких слов.
Трояки мне в школе были уготованы. Учителя отворачивались, когда я входил в класс. Меня перестали вызывать к доске. Не делали замечаний, тем более не записывали их в "Дневник"
Однажды, кто-то из старшеклассников сказал громко, нарочно, чтобы я слышал: стукач...
Как бы, не обо мне, даже глядя в другую сторону и, в то же время, я это понял, именно меня он имеет в виду.
Ах, стукач!
Я подошёл вплотную. Посмотрел на обидчика и обрадовался. Увидел, как задрожала у того нижняя губа, а взгляд стал расплывчатым, прозрачным, как тело медузы. Ощутил электрическое поле его сущности и мой кулак, самопроизвольно, шлёпнулся в его дрожащую губу.
Ударил я не совсем удачно, потому что раскровенил свои пальцы об острые и мелкие зубки этого доморощенного правдолюбца.
Я стал ненавидеть школу. Ненавидел свой класс, пионерский отряд, пионерскую дружину, смотрел на старшеклассников, комсомольцев, как на уродов, как на обезьян в зоопарке. Мне казалось, что у этих парней и девчонок, свежей мысли в голове нет. Они все подряд и без ичсключений восхищаются Павкой Корчагиным, который, несомненно герой, но герой, проигравший своё личное сражение за коммунизм, а совсем не выигравший его.
Вот отец Раинпорта, на машинах легковых разъезжает, сам Володька другой раз рулит. Даже мне перепадало за рулём посидеть, когда дружил ешёс Борькой Крыловым, наверняка ещё сидеть буду, на водительском сидении, когда захочу.
А Корчагин, он же больной и немощный, прожил жизнь, сражаясь за мечту, которая для него лично не осуществилась и умер одиноким, как смертельно раненый, затравленный охотниками волк. Мне такого, революционного счастья, не нужно.
В подвалы! В подвалы!
Вот где настоящая жизнь. Там романтика. Там знакомства с живыми, свободными людьми, которые разговаривают, хотя и на латышском, на худой конец, на ломанном русском, но не лозунгами, с пионерскими притопами - прихлопами и воплями: пионер - всем ребятам пример!
В добавок, ещё и марширующими и, на завтрак, и на обед, и на ужин; с утренними подъёмами флага, барабанным боем, с чтением рассказов о маленьком кудрявом мальчике Володе, который
16
и за что не мог выговорить букву "р", хотя мама его настоятельно об этом упрашивала, объясняя, что без "р", жизнь его намного усложнится.
Впервые я усомнился в гениальности Ленина, когда понял, что он так и не научился выговаривать эту красивую, раскатисто звучащую букву "Р".
Вот моя мама, когда я болел той же несознательностью, что и маленький Владимир Ильич, безжалостно ставила меня на колени и приказывла, безо всяких увещеваний: - Пока не скажешь внятно: р-р-р, будешь стоять.
На коленях стоять не хотелось и, немного по упражнявшись, я решил не усложнять себе дальнейшую жизнь.
• Набережная Даугавы в те времена была разбита авиационными бомбами. Оденако мы любили гулять здесь.
• Взрывами были обнажены многие тоннели канализационные, сточные вода по некоторым продолжали бежать. Лезть в каменные щели охоты не было. Но требовал долг.
• Так мы понимали своё место на земле. Наш долг - быть под землёй. Мы не надеялись кого-либо встретить там, да и кто кроме нас мог выносить эту вонь, интересоваться крысиной жизнью бомжей.
• Несомненно первые находки и связанные с ними события выработали определённый интерес. Темнота и глубина манили. Почти силой втаскивали нас иногда в совершенно узкие шурфы, где развернуться невозможно и приходилось часто пятиться ползком назад, со страхом думая о том, как бы за что бы не зацепиться.
• Не столько опасались за свою жизнь, сколько за свою одежду. Одежда в те времена всегда стоила дорого. Мать пошила мне новые брюки. Хорошие брюки.Расклёшенные, как у матросов. Тогда ходила меж пацанов песня:
• " И клёши новые, полуметровые залила алая чужая кровь"
• Какое тогда телевидение? Радиоточки на столбах. Только в достаточно зажиточных семьях были радиоприёмники, патефоны.
• Я ходил как матрос, широко расставляя ноги, переваливаясь с ноги на ногу, словно от борта к борту. Мои клёши мели асфальт. Я был счастлив.
• Но зацепился в гроте об острый кусок арматуры. Брюки мои в клочья. Какая потеря.
• Но зато... Мы выползли у невеликого речного затончика. Двина здесь разливалась широко, берега, искромсанные бомбами, подзатоплены. Виднелась рубка, ушедшего под воду катера, да разбитая вдребезги шлюпка, жалобно высовывала из воды свой почерневший, обшарпанный нос.
• Мы помылись в чистой воде и стал я горестно размышлять над своею судьбой. Потому что других брюк таких, мне уже никто не сошьёт, а купить хорошие брюки невозможно. Одежда в магазинах стандартная. Для взрослых френчи и галифе, для детей короткие штанишки и, не взирая на пол, (мужской, женский) на ноги чулки матерчатые, которые держатся на ногах с помощью круглых резинок.
• В детстве я с ума сходил от ненависти к чулкам и круглым резинкам.
• Смотрел, смотрел на свои брюки, на мелкую рябь, вокруг затопленной шлюпки, на глыбы гранита на берегу, и вдруг, неожиданно для себя увидел, что смотрю - то я на девочку. Какона здесь очутилась, загадка.
•
• 17
• Толкнул Юрку в бок, а тот разлёгся и спит. Ему всё равно. Опять толкаю, тогда он вдруг как вскочит и прыг в воду. Кстати сказать, я так плавать, как плавает Юрка, не умею. Плывёт Юрка легко, без размашистых взмахов, быстро. Говорит, что сколько себя помнит, всегда так плавает
• Девочка тоже на него засмотрелась. Тут я понял, что и Юрка её заприметил и теперь выставляется, впечатление производит.
• Тогда я с обиженным видом стал натягивать на себя брюки и она, конечно, увидела в каком они состоянии. Поднялась, направилась ко мне.
• Sveiki! Lab dienas! Biruta. Boris.
• Ударение она сделала на "о".
• Попадёт от родителей?
• Конечно, ругать будут. Новые брюки.
• Пошли к моей маме. Она починит. У неё и "Зингер" есть. Швейная машинка.
• Я посмотрел в сторону плавающего Юрки, тот всё плескался как рыба. Что ж. Пусть.
• В земле траншея, неглубокая, уходящая в гранитную россыпь камней. Дальше подземный лаз. Широкий, вошли не сгибаясь. Метров двадцать продвинулись, ещё свет наружный сюда добирается.
• Потом лестница вниз. Хорошо не винтовая, но металлическая, дальше просторнее. А вот и стена. В стене дверь открылась, там керосиновая лампа горит и комната, настоящая, жилая. Две металлические кровати. На каждой по пяти матрасов.
• - Во, живут! - подумал я. Спят мягко.
• Девочка о чём-то заговорила с матерью.
• - Interresant. Interresant! -
• - Naсhр shurup, puika! - послышалось.
• С опаской приблизился. У женщины одна нога без стопы. Рядом костыли прислоненыТётка улыбаясь посмотрела мне в глаза. Погрозила пальцем.
• Чо! - насторожился я.
• - Русский мальчик. Хороший мальчик. Не будет обижать бедных женщин - и она полуобняла свою дочь.
• - Не скажет русским офицерам, не приведёт полицию...
• Женщина подняла колбу керосиновой лампы, послюнявила пальцы, очистила фитиль от нагара и принялась за дело.
• Девочка подала мне альбом. Что я домашних фотографий не видел? Но перечить не стал. Обычные фотографии. Мама, папа, родственники. Все счастливые. Все смотрят с фотографий жизнерадостные, как будто у них в жизни никаких забот.
• На мужчине форма не советская, видимо латышская буржуазная форма. И эта девочка там же. Только маленькая ещё. В блатьице белом, штанишки кружевные. Кружева - мода буржуйская.
• Значит из буржуев. А тут чего делают, в подвале?
• Можно доложить в НКВД. Пусть разберутся.
• Я поднял голову и напоролся на взгляд девчонки. Взгляд был настороженным, даже тревожным. В её лице просматривалась беззащитность маленького животного.
• Нет. Не доложу.
• Мысль мне понравилась.
• 18
• Я - то, исполнительный пуйка, что значит на русском - мальчик, но уж больно понравилась мне девочка и эта женщина, которые, не задавая вопросов, приняли участие в моей беде и вот уже готовы брюки, и даже лучше они стали, чем были, потому что мать девчонки вшила на места разрывов клинья из лоскутов, подобрав их по цвету и размеру, и прострочила стежками, по всей длине материал на бёдрах, и расширила лямки под ремнём, и теперь я мог протащить сквозь них не узкий ученический ремешок, а настоящий офицерский ремень со звездой.
• Я был настолько благодарен, что твёрдо решил не сообщать в НКВД и запретить это делать Юрке, если тот только вздумает проболтаться.
• Девочка русский язык понимала. Изъяснялась, но акцент сумасшедший. Её мать ни в зуб ногой. Я как мог поблагодарил моих новых знакомых, ещё раз пообещал держать язык за зубами и получил разрешение посещать их.
• Ночью, дома долго не мог заснуть, а потом снилось, что я рассказываю о чём-то в НКВД, хочу промолчать о женщинах, но Юрка грозит мне пальцем и хихикает.
• Проснулся. Обрадовался, что приснившееся только бред ночной.
• Утром, отец собираясь на службу, рассказал, что в семьях советских работников стали пропадать дети и по слухам их убивают, скрывающиеся в катакомбах под Ригой фашисты и айзсарги. Айзсарги - это полицейские буржуазной Латвии, враги Советской власти.
• На всякий случай я стал сторониться Второва. Тот не однократно выслеживал меня, ругался со мной при встречах, дескать я заваливаю плановые походы в подвалы, что у него есть кое-какие планы на будущее. Он точно знает место, куда свалили расстрелянных "Лесных братьев", так называли себя латышские бандиты. Немало можно в тех местах отыскать ценного.
• Слава богу, о девчонке он и не вспомнил, а может быть и не видел её вовсе.
• Я зачастил к речной пойме. Ходил всегда скрытно, стараясь не привлекать внимание. Иногда приносил из съестного чт0-нибудь, но оказывается мои знакомые не очень в такой помощи нуждались. Кто-то снабжал их всем необходимым и они даже меня угощали. По крайней мере именно у них я попробовал настоящий кофе, не тот что в магазинах продаётся в бумажных коробчёнках с красивыми этикетками.
• Кофе ячменный. Кофе с цикорием. Кофе бобовый с цикорием. Кофе рисовый. Кофе из дубовых желудей. Кофе каштановый с цикорием и без. Кофе ржаной. - Просто глаза разбегаются когда смотришь на витрину. Не можешь из того изобилия ничего для себя выбрать.
• Плохо, когда изобилие. То ли дело, если выбирать не из чего. Ешь и пей, что дают. И благодари отца, мать, Родину, Коммунистическую партию, потому что без них ты, живой труп.
• В школе, ещё во втором классе, писали письмо Иосифу Виссарионовичу, в котором признавались в любви к вождю и клялись на вечную ему верность.
• Что такое Клятва, объясняла учительница.
• Клятва - это выражение твоей души и зов твоего сердца.
• Клятва - отражение твоих мыслей и твоих чувств.
• Клятва - это жар твоей крови; это твоя воля и твой ум. Это честь и достоинство твоих родителей, твоих братьев и сестёр, товарищей; всей школы и всего советского народа.
• Преступивший клятву будет отвержен и гоним. Нарушивший клятву, перед лицом своих товарищей будет унижен, опозорен, изгнан как клятвопреступник, исключён из пионеров, комсомольцев, из школы.
• 19
• Клятва - это смысл и содержание коммунизма; потому что коммунизм может быть построен только в обществе абсолютно честных людей, преданных делу Ленина, Сталина, Коммунистической партии и народу.
• Клятва - это цементный раствор коммунизма. Это - хлеб коммунизма. При коммунизме народ единый. Народ думает и работает как один и очень добросовестный человек. Он поступает так, как его учили вожди революции и в первую очередь любимый товарищ Сталин.
•
• В письме к товарищу Сталину второклассники торжественно обещали быть верными Иосифу Виссарионовичу до самого последнего удара своего сердца. Бороться с его врагами, как со своими собственными и следовать его указаниям, всегда и всюду, как в труде, так и в общественной и семейной жизни.
• Ответа не получили, но директриса объявила благодарность классу, пионерскому отряду имени Зои Козмодемьянской и лично классной руководительнице Елене Павловне.
• С тех пор Борис никогда не нарушал клятвы. Правда и клясться он остерегался. Потому что клятва клятве рознь. Мальчишки часто клянутся в вечной дружбе, а потом дерутся, обманывают друг друга и доносят друг на друга школьному руководству.
• Это не честно.
• Учителя не любили говорить о врагах народа с учениками. Но шила в мешке не утаишь. И потому школьники хорошо знали, что враги народа - это бывшие товарищи Ленина и Сталина, которые преступили клятву на верность вождям революции и справедливо заслужили смерть.
• Что такое смерть Борис точно не знал и никогда не мог себе представить себя мёртвым, но твёрдо понимал, что смерть - это исчезновение человека. Это когда тебя нет. Хотя ты был. Хотя ты ел и пил и разговаривал, но однажды нарушил клятву: быть верным делу мировой революции и тебя уже нет.
• Твои товарищи, бывшие, убили тебя как бешеную собаку.
• Не дай Бог, нарушить однажды данное слово. Лучше его никогда не давать. А, дал - держись своего слова. Не отступай.
• Вот и женщинам из подвала он дал СЛОВО не предавать их. И никогда не предаст. Потому что предательство - бесчестный отвратительный поступок и при коммунизме, Борис это точно знает, предатели будут уничтожаться так же как уничтожаются сейчас.
• Учительница говорит, вырастет новое поколение совершенно здоровых полноценных и справедливых людей, которые вычистив свои ряды создадут коммунистическое общество где всякому будет по потребности, а от каждого по способностям.
• Это гораздо интереснее, чем при социализме, когда от каждого по максимому, а каждому по минимуму.
• Кругом враги. Враги не дают хорошо работать и потому хорошо жить.