Тростников Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Тяга на дикую березу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ написан три жизни назад. Впервые опубликован в сборнике "Дебют" в 1990-м. Сюжет: упитанный домашний гусенок возомнил, что мечтает летать, как дикие гуси. Когда то рассказ ругали, обвиняя, что он - смесь "Чайки по имени Джонатан Ливингстон" и "Гадкого утенка".
Октябрь 2015 [Дмитрий Тростников]
  - Мамочка, кто это летит вверху? - спрашивал, сидя на попе, гусенок Гогочка озабоченно хлопочущую рядом мать, всеми уважаемую гусыню Гоголевну.
  - Это дикие гуси, сыночка, - авторитетно объясняла мать.
  - Как они смешно крыльями машут! - веселился пушистый Гогочка, задрав вверх голову. - А зачем они так машут?
  - Это они так летают, - снова отвлеклась мама.
  - А если бы они не махали, то и не летели бы? - допекал опять неугомонный Гога.
  - Не летели бы, - терпеливо подтверждала мать. - Сейчас, сыночка, принесут отруби, кушай спокойно, не жадничай. И смотри - не подавись...
  
  Уже в июле нагулявшие жирку, оперившиеся гусаки и гусыньки щипали зеленый клевер, росший вдоль забора. Впереди выводка мама с папой грозно шипели на встречных собак и ребятишек. Гусиная молодежь толковала о своих делах. Похвалялись удалью, удачливость, похохатывали, проходя мимо открытого окна. Только Гога ненадолго отвлекся, услышав разговор Хозяина с Хозяйкой.
  - Гуси-то какие нынче! Прямо заглядение...
  - Ты это осенью скажи, когда резать их будем... А то вот кабанчика прошлый год тоже хвалил - он возьми да сдохни.
  - Тоже сказала, кабанчик! Кабанчик - это кабанчик, а гуси - это гуси... В октябре зарежем, закоптим и продадим.
  Ошарашенный Гога едва не поперхнулся свежим клевером от услышанного. Оказывается, щедрый филантроп Хозяин был не наивным чудаком, а жадной и коварной бестией. Но его страшные планы теперь известны!
  Суетливо переваливаясь, Гога догнал сородичей. Захлебываясь, сбивчиво выложил услышанное. Гуси громко загоготали. Они тоже были возмущены. Но восприняли новость спокойнее. Гога молодец, что все выведал. Хотя папа и мама уже знали кое-что. И решено было кушать-пить по-прежнему. К Хозяину отношение не менять. А в октябре, когда он попробует напасть - всем сгрудиться в кучу, вытянуть шеи, зашипеть, испугать негодяя. Не испугается - примерно искусать-исщипать, чтобы неповадно было. Если он удумает что-нибудь особенное - убежать или уплыть.
  Один Гога метался, смешно растопырив крылья, и кричал, что надо спасаться, убегать немедленно, запасаться провизией в дорогу, как дикие... Паникера, конечно, подбодрили и пристыдили. Самый крупный и удалой, молодой гусь Гошка отечески похлопал его по плечу и сказал:
  - Брось, старик! Щипли клевер и радуйся. Все так здорово. Мы уже все решили. А дикие гуси, видел, какие они нервные, глупые и тощие. Одно слово - дикие. Все у них не как у гусей, даже жратву добыть не умеют толком, потому тощие. - Удалому Гошке было приятно, что парень, ловко выведавший тайну, оказался несостоятельным и не может понравиться молодым, пухленьким гусынькам.
  Гога не мог успокоиться. Вечером он потихонечку советовался с матерью. Неужели, правда - нечего бояться? Или все-таки он прав.
  Мать пожала плечами:
  - Кто знает? Вы такие толстенькие, здоровые. Отобьетесь. А не отобьетесь - такая уж наша гусиная судьба. Щипать травку, радоваться солнышку, а осенью - каюк... Значит, кому-то это надо. Кому-то высшему. Так что не забивай голову, сыночка, иди, похлебай еще помоев...
  Гога был обижен. Теперь он стал дураком. И все спокойно живут дальше... Так он и думал всю ночь, стоя то на одной, то на другой ноге. Очень уж подозрительно всеобщее спокойствие. Наверное, они все-таки чего-то не понимают... И только к исходу маеты, вопросов, странного беспокойства этой прохладной, не по сезону, ночи до него неожиданно дошло - надо научиться летать! Как дикие! Потихоньку научиться , а потом всем показать . Когда умеешь летать - нечего бояться. Все станет ясно. Все станут правы. А что? Крылья такие же!.. Гога дрожал от счастья. Придумал! Он придумал! Певый раз в жизни.
  Когда небо начало бледнеть и в воздухе еще похолодало, он прокрался за забор, к пруду и попробовал взлететь. Вытянул шею, яростно замахал крыльями и побежал вперед, разинув от напряжения клюв. Он пробежал порядочно. Выбился из сил, но толстое тело не желало отрываться от земли. Хотя он и махал руками точь-в-точь, как дикий. И похожесть была утешением. "Не буду жрать, буду тренироваться и улечу с дикими осенью", - твердо решил он, возвращаясьв сарай вдоль забора, щкрбатые верхушки которого уже грел свет утреннего солнца. От разогретого Гоги шел пар. И несмотря на злость первой неудачи, удивительной свободой дышало все вокруг.
  
  Не полетел он ни на второй, ни на третий раз. Слабые, изнеженные крылья, толстый живот, жирное гузно. К тому же он просто не был диким... Таясь от своих, он продолжал тренировки, отчаиваясь до слез и опьяняясь надеждой, когда удавалось , прыгнув, пролететь лишние полметра. Это стало его страстью. Только не есть ему не удавалось. Возвращался с удачным аппетитом. И, мучаясь, стыдя себя, обещая себе недельную голодовку, все-таки не мог оторваться от лохани. Он стал выделяться среди выводка задумчивостью и негусимостью. Слишком страстно он обдумывал сви фантастические прожекты. Слишком мечтал...
  По утрам бывало пусто и солнечно. И сразу возникала куча вопросов. От них у Гоги не осталось свободной минутки... Дикие вещи приходили в голову. Например, зачем нужны свежие, живые, зеленые пучки травы, молодо росшие по обе стороны пруда? Ясно - на корм гусям. А еще зачем?.. Вроде столько понимать научился, видеть, а только летать - не выходит.
  Успеть бы! А то ведь зарежут - и никогда не успеешь полететь. А как жить, ни разу не взлетев?! Зачем вообще был желтеньким пушистым гусенком? Зачем умирать, если все равно ничего не поймешь?..
  Столько вопросов. Ох, как надо взлететь! Взлететь, посмотреть, все понять... Дико хотелось летать. До мучительной, тянущей тоски. Ужас, как надо!.. Хоть маленечко! Хоть один разик! И Гога осторожно проверял клювом тверденькие мускулы на крыльях.
  
  В сентябре его просмеяли.
  Его тайные отлучки выследила молодая ехидная гусынька и все рассказала. Его просмеяли. Спасибо, не стали щипать. Прилепили обидную кличку "Летун".
  Днем пришла толстая соседка Утка и пожаловалась, что один молодой гусь взбесился. Носится по утрам, жирный такой, а тоже крыльями норовит, как дикий. К лохани-то подойти небось не умеет, а туда же - крыльями махать!.. Утят будит. И над ним снова смеялись.
  - Пусть летает, чего вы, - увещевала мать. - Полетает - полетает, перебесится да и станет нормальным. Может это даже лучше, пусть полетает...
  Еще через неделю посреди энергичного разбега его одолели грустные мысли. Гога сложил крылья, и заковылял к пруду. Теперь все уже знали, он больше прятался. Сел на бережку, прямо на толстое, неуменьшающееся гузно.
  Дикие не только летают. У них холодные клювы и короткая судьба. Им приходится драться, голодать, ломать кости и крылья. И быть когда-нибудь подбитыми или разорвать душу тоской посреди болотной жижи и опустевших гнезд. Может, они не так уж и хотят летать... Но летают. И щедро платят за это. А что ты? Ты можешь только хотеть, как дикий... А ведь если не летать, то уж лучше и не прыгать.
  Он не дикий. Он жрет в три горла. Он ленится тренироваться. И за все лето выучился взлетать на полметра в высоту и на три в длину, максимум!.. Еще... Даже если он научится, а всех будут резать, он - улетит? Это же предательство! Натуральное... И сколько ведь других, более достойных, просто созданных, чтобы летать. Гошка... Милая бессердечная Генка... Почему они не пробуют?!
  Совсем расстроенный, он ушел домой, так и не закончив тренировку. Но после обеда решил назло продолжать. Пускай ничего не выйдет! Хорошо, если ничего не выйдет! Гонять до упора, до конца.
  
  Вовсю шел октябрь. Подходил к концу короткий отмерок гусиной жизни. Гуси думали о зиме, много беседовали, заботились... Все у них было хорошо. Над Гогой перестали смеяться. Иногда мать даже гордилась перед соседками: "А у нас уже один летает! Совсем как настоящий дикий!"
  Нервный Гога хотел закричать: "Я совсем еще не умею летать! Зачем вы обо всем этом трезвоните!" Он спешил, с тоской поглядывая на небо. Проклятое брюхо. Оно болталось из стороны в сторону и тянуло вниз. Он уже не верил, что полетит. И продолжал стараться из остатков злости и упрямства.
  Серым облачным днем в небе показался косяк обратных диких гусей. Косяк большой, старики и молодь, не побитая хищниками. Птичий двор зашумел, заверещал!..
  Горько осатанев, зажмурившись, в последний раз захлопал крыльями повзрослевший Гога и побежал, поскальзываясь на мокром пшене и арбузных корках. Он разбежался и прыгнул. Взлетел на метр вверх и на четыре в длину и шлепнулся вниз, под забор, как большая лягушка. Он не был диким. И твердо выучил это, лежа под забором, молчком глотая слезный комок в горле и глядя вслед тем, другим. Только крылья еще ходили ходуном, разгребая холодную грязь...
  Потом он поспешил уйти. Никто не гоготнул над ним. Все оказались удивительно деликатны. Извозившийся по горло Гога брел , стряхивая застывшие на перьях комья грязи. Было холодно. Он забрел под какой-то навес и спрятал голову под крыло. От холода и исчезнувшей надежды в душе поселился странный покой... Даже радость была, особая, незряшная. Кто-то ведь все-таки летит, и это не просто так. Летуны найдутся, даже без тебя... Только одного он теперь боялся, что Хозяин не зарежет его, крепкого, тренированного гусака, а оставит на развод. Не хотелось еще один длинный год привыкать жить при лоханях и курином помете. Потому, что так надо кому-то великому.
  А дикие гуси трудно летели над болотами. Сейчас они ориентировались на дальнюю осиновую рощу, в которой торчали восемь сухих, почернелых берез.
  Шла осень, пора свадеб. В полсотне километров от птичьего двора, в небольшом городке, в кафе "Мечта" праздновали свадьбу. Гости давно напились и веселье спорилось. Искренно отплясывали дяди и тети, оголтело носились свидетели. А сидящий на эстраде родственник со стороны жениха, шофер Толян, пьяный, потому несчастный, очень просил раскисших от водки великовозрастных музыкантов спеть песню "про белую березу"... Зачем-то умолял их...
  Рассказ опубликован в 1990 году в сборнике "Дебют. Проза молодых" Новосибирского книжного издательства. Составители: С.В.Бобрищева и И.П. Картушин
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"