Около небольшой светло-голубой калитки, которая отделала школьный участок от остальной территории поселка, я вновь услышал голос шедший казалось из ниоткуда:
- Вот же паразиты, сколько можно!
Голос был мужским и слегка картавил. Я завертел головой, опасаясь повторения произошедшего в классной комнате, и спустя пару секунд едва вновь не свалился в обморок.
И-за палисадника расположенного метрах в трех справа от калитки высунулось нечто идеально круглое, начав завораживающе переливаться на солнце всеми цветами радуги.
Я, широко открыв глаза, заворожённо смотрел на это заморское чудо. Как вдруг шар внезапно ярко засветился от падающих на него солнечных лучей, которые отразившись от неведомого артефакта, больно ударили мне по глазам. На несколько секунд я ослеп, к горлу подступила тошнота, а в ушах заиграла симфоническая музыка, где особо свирепствовали кларнет и валторна.
Резко повертев головой, приходя в себя, я услышал чьи-то стоны у своих ног. Посмотрев вниз, я увидел извивающегося на земле Абрамова, который закрыв свое худощавое лицо ладонями громко кричал:
- Я ослеп, я ослеп!
Да что же сегодня происходит такое? Не уж-то наша деревня стала жертвой иноземных захватчиков. Они ставят свои коварные эксперименты на несчастных жителях, вызывая у тех видения и галлюцинации. А эти светящиеся шары должно быть продукты инопланетной инженерии, которые служат рептилоидам в исследовательских целях.
- Витя что с Абрамовым? - спросил кто-то из-за палисадника.
Вновь посмотрев на место, откуда секундами ранее меня ослепил шар, я увидел, неведомо откуда появившегося преподавателя обществознания Михаил Николаевич и его появление все расставило на свои места.
О лысине преподавателя ученики слагали саги и писали стихи. Конечно, эти стихи в большинстве своем были нецензурными и оскорбительными к источнику вдохновения, а их авторы имели весьма смутное представление о звуковом строении, ритмике и литературных слогах. Но и это было почетно, ибо большинству из нас никто и за всю жизнь не посвятит ни одной рифмы. Матери пугали это лысиной детей, которые не хотели засыпать, тем самым обрекая малюток на ночи полные ужаса и зловещего предчувствия. Еще говорили, что если в пятницу тринадцатое при яркой луне и ровно в полночь, взглянуть на свое отражение в этой лысине широко при этом, улыбаясь, то на своих зубах можно увидеть цифры, которые будут означать дату вашей смерти.
Все это естественно полный бред, которые выдумывают от нечего делать, но лысина у Михаила Николаевича была действительно выдающейся. На её поверхности не было даже намёка на микроскопические неровности, а в её кристально-чистой поверхности, можно было увидеть свое отражение гораздо более четко, чем в обычном зеркале.
На вопросы полирует ли он чем-нибудь, Михаил Николаевич, который сам был наделен не дюжим чувством юмора, отвечал что да!
Совокупность, всех его слов и практических советов по полировке лысины, воистину достойно того чтобы на эту тему написали научную работу или как минимум реферат. Например, он говорил, что бархоткой лысину лучше все чистить, но ни в коем случае не полировать. Для полировки лучше всего подходит нулевая наждачная бумага, политая оливковым маслом. Как альтернативный вариант весьма эффективна замша с растопленным свиным салом. А если у кого-то голова от природы не такая ровная, как у Михаила Николаевича, то стоит выровнять все кратеры напильником, и покрыть лысину строительным лаком. А дабы избежать появлений на лысине старческих морщин, раз в месяц её нужно тщательно промывать шампунем, с добавлением нескольких капель змеиного яда.
Уж не знаю, насколько сказанное им соответствовало действительности, но то, что лысину также можно применять в качестве оружия массового поражения, с сегодняшнего дня неоспоримый факт.
- Здравствуйте Михаил Николаевич! - отсалютовал я преподавателю, которому очень симпатизировал, - С Абрамовым все хорошо, просто устал и отдохнуть прилег, - Я легонько пихнул Андрея ногой под ребра, за что удостоился его недоброжелательного взгляда, - Вставай Абрамов, поздоровайся с Михаилом Николаевичем!
- А почему не на уроке красавцы? - спросил Николаевич, скорее с любопытством, чем со строгостью.
- Поплохело мне немного Михаил Николаевич, - глубоко вздохнув, пожаловался я, - Вот Абрамов меня в больничку провожает. Вставай уже Абрамов.
- Больничка на зоне Витя! - проинформировал меня пятидесятилетний преподаватель, - У нас больница, или ты по фене решил поднатаскаться?
Михаил Николаевич как всегда был на своей волне. Любитель пошутить и поговорить с первым встречным, независимо от возраста и социального статуса собеседника. Искренняя чистота и местами детская наивность Николаевича очень сильно подкупали, во всяком случае, меня.
- Вот как значит? - удивленно протянул я, ибо до этого не знал сего факта, - Это типа как яичко мужское, а яйцо куриное.
- Правильно Витя! Умница! - с отцовской гордостью похвалил меня преподаватель, - Уменьшительно-ласкательное произношение очень коварная вещь и в обществе не тех людей может сослужить дурную службу.
Николаевич не просто так обращался ко мне по имени, на это была причина. Дело все в том, что и без того сильная картавость учителя во время произношения моей фамилии просто доходила до апогея.
Абрамов тем временем встал и, прислонившись к растущей рядом ели, терпеливо ждал, когда мы закончим наш диалог о больничках и яичках.
- А вы чего там прятались Михаил Николаевич? - спросил я, указывая головой на палисадник.
Хотя по находящейся в его правой руке пустой стеклянной банке дешевого кофея наполненной сигаретными окурками, можно было догадаться.
- Да все гадят и гадят на рассаде, - пожаловался преподаватель и его глаза очень сильно погрустнели, - Я им и урну поставил здесь, - он указал на стоящее у палисадника, черное пластиковое ведро, потрескавшееся во многих местах, - Все равно кидают все сюда.
Николаевич был заядлым садоводом, и едва последний снег растаял начал высаживать на школьном участке: календулу, гвоздику, виолу, купальницу, дворникум, дербенник, герань, многолетние васильки, аквилегию, нарциссы, крокусы и прочие весенние растения. Он был один из немногих учителей, которые хотели видеть школьный двор хотя бы немного приглядным, но как мы видим, не все разделяли его стремления и уважали его труд.
- Ладно, Михаил Николаевич пойдем мы, - сказал я и громко свистнул, - Абрамов ко мне!
Я провоцировал Абрамова, как мог. Вряд-ли прихвостень в отсутствие вожака что-нибудь сможет предпринять. А если в нем таки взыграет гордость самурая и он решится затеять драку, то в своих силах против сего дрища, я был уверен. Не будь Гусева, они вообще давно бы все мне пятки лизали и подношения приносили.
- Абрамов ну ты чего уснул там? - повернулся я к прихвостню.
О боже, предо мной предстала картина маслом. Абрамов со страдальческой миной на лице пытался вырваться от удерживающего его за голову дерева.
Мои губы невольно сложились в коварную улыбку. Лепота какая! Ель хочет съесть Абрамова! Ну что ж, остаётся лишь пожелать приятного аппетита и здорового пищеварения.
- С тобой чего хлопец?! - подошедший к Абрамову учитель внимательно изучил его голову, - О-о-о-о-о-о-о-о-о! - протянул Николаевич, - Ну ты чего слепой? Тут смолы куча, не видел разве когда прислонялся?
- И что теперь делать? - озабоченно спросил Андрей.
- Скипидаром нужно пробовать, - объяснил Николаевич, озабоченно почесывая голову, - А если не получиться, то обстригать придаться.
Казалось, Абрамов сейчас расплачется, и меня это ничуть не удручало. Я бы с удовольствие остался здесь, наблюдая, как его будут поливать скипидаром и стричь как овечку. Как вышедшие на перемену девчонки будут хихикать над его позором. Но я достиг того чего хотел, а именно избавился от поводыря даже не приложив к этому усилий. Теперь можно идти по своим делам, не заботясь, что меня могут упрекнуть за прогул школы. Возвращаться в её стены сегодня я уже не собирался.
- Михаил Николаевич, - обратился я к преподавателю, - Я, пожалуй, в больницу пойду, а вы позаботьтесь о несчастном.
- А? - не глядя на меня преподаватель ответил, - Да-да ступай.
Он казалось, даже не расслышал меня, полностью увлеченный задачкой как отодрать Абрамова от дерева с минимальными потерями.
Калитка скрипнула, и я со счастливым лицом покинул школьный двор.
Теперь нужно найти уединённое место, где можно почитать или помечтать в зависимости от настроения. Наше село с четырёх сторон было окружено высокими холмами и горами, а также обширными полями, которые пока еще пустовали, ибо посевная еще не началась. Да и начнётся ли она вообще, был большой вопрос. Мама, работающая в одном из местных фермерских хозяйств, говорила, что они на гране банкротства.
Проходя мимо местного бара, я увидел там бурную дискуссию, развернувшуюся между четырьмя участниками алкогольных посиделок на свежем воздухе.
Бар оставался единственным увеселительным заведением в деревне, после недавнего закрытия сельского дома культуры, в котором ранее проводились мероприятия и дискотеки местного масштаба. Официальной версией было то, что здание находиться в аварийном состоянии, но по факту у сельского совета попросту не было денег ни на его содержание, ни на зарплаты рабочему коллективу. Оборудование, приобретенное еще в 70-х годах, когда этот клуб был построен, постепенно пришло в негодность, а закупать новое понятное дело никто не собирался. Вот так небольшой бар, где разливали дешёвое, и как говорил отец: "пахнущее валидолом" пиво, стал местом самого масштабного скопления людей в селе. Сейчас раннее утро и здесь всего лишь четверо, но к вечеру тут будет десятка три не меньше.
Проходя мимо, я увидел среди квартета бывшего директора сельского клуба Максима. Еще год назад веселый и гиперактивный молодой человек, постоянно наполненный творческим энтузиазмом и обладающий способностью заряжать этим энтузиазмом других, теперь был угрюм и молчалив. Его кожа когда-то светлая кожа теперь стала нездорового землистого оттенка. Он был единственным из четверки, кто молчал и не вступал в спор, размахивая кулаками. Максим, одетый в рваные треники и выцветшую футболку, просто смотрел в пустоту перед собой, казалось, не замечая никого и ничего вокруг. В правой его руке был сжат пластиковой стаканчик, наполненный на четверть жидкостью прозрачного цвета, и что-то мне подсказывало, там была не вода.
Миновав бар, я шел быстрым шагом еще минут десять, пока практически не достиг окраины деревни. Пройдя мимо двух древних изб из соснового сруба, я вышел к березовой лесополосе, за которой располагался большой пустырь.
Давным-давно здесь собирались стоить детский садик, но ограничились лишь фундаментом и подвальным помещением, после чего строительство было заброшенно. Подвал под открытым небом был весьма масштабным и больше напоминал небольшой подземный лабиринт, из-за чего в детстве мы очень любили бегать и играть в этом месте.
Встав на валявшийся рядом небольшой брус, я, зацепившись пальцами за край фундамента, подтянулся и вскарабкался на него. Гладкая бетонная поверхность была метра полтора в ширину так что я не испытывая никакого дискомфорта вытащил из рюкзака книгу в стареньком переплете, и застегнув молнию отбросил его в сторону.
Следующие полтора часа я, развалившись на поверхности фундамента, читал книгу под названием: "По ком звонит колокол", Эрнеста Хемингуэя.
Вскоре мне наскучило и я, отправив источник знаний и мудрости обратно в рюкзак. Наслаждаясь свежим и чистым весенним воздухом, я расслабился и, прикрыв глаза, отправился к дожидавшейся меня Зеленке и её цветным сестрам.