(Не синодальный перевод, последнему оледенению Кайнозоя посвящается)
В Эдеме Адами и Ева не умели готовить. Нет, право слово, к чему напрягаться, если самые спелые плоды, орехи, овощи чуть ли ни в очередь выстраиваются, чтоб только их съели эти два забавных существа, таких очаровательных и беспомощных. Что б они делали без эдемского раздолья?
Потом стали почему-то говорить и писать, будто бы одно дерево в Эдеме было для Адама и Евы запретным. А еще, что сексом они не занимались, стыда не знали, добра и зла не различали...
На самом деле, все было немного проще и гораздо сложнее.
К чему запреты в Эдеме? Выдумка это. И чем бы они там занимались, в веках и тысячелетиях от Интернета, телевизора и шоппинга на диване и без, если не сексом? Не так много развлечений в мире, где нет забот, горестей, сорокачасовой рабочей недели и системы налогообложения.
Добро и зло? В Эдеме не может быть зла, пока это Эдем. А значит, с абсолютным Добром тоже напряженка. "Адвайта", так назовут это философ, когда Эдем перестанет быть Эдемом. Пока же это просто жизнь.
Говорят еще, будто Он (Она? Оно?...) приходил проведать своих чад, напомнить им про запрет и погреметь им погремушкой летней грозы на сон грядущий. Почему-то изображали его часто крылатым старцем с ликом Льва Толстого или Карла Маркса.
Вот уж куда наивнее... Божество с бородой или крыльями, да еще с планом визитов на день! Может, у него еще и секретарь был? И секретер? И все же, такого вот беспомощного, хитрого и пакостного божка с корзиной запретных плодов представить себе легче, чем нечто неживое, немертвое, неотрицательное и неположительное...
Не нечто и не ничто.
Поэтому не будем заострять на этом внимание. Вернемся в сад.
А в саду что-то почему-то менялось. Плодов отчего-то становилось меньше, травы сделались ниже и жестче, появился какой-то мерзкий ветер. Он дул постоянно и везде. Изменился и дождь. Это уже не был поток теплой, радужной воды, пронизанной лучами Солнца, что словно щурилось в улыбке, глядя на сад с бескрайнего неба.
Нет, теперь это были холодные, колючие струи, тяжелые, как свинец (до которого, правда, Адам и Ева еще не "доросли"). И падали эти струи с черного неба. А иногда вместо воды с помрачневшего свода сыпались белые мертвые цветы неизвестных растений....
Адам и Ева недоумевали и мерзли, хотя еще и сами не знали, как назвать эти новые ощущения. Бытуй они здесь и сейчас, сказали бы что им "фигово", или что накрыло сезонной депрессией. Психолог, современный deux ex machinа, быть может, блеснул бы словечком "фрустрация" и прописал витамин В12 с групповой терапией.
Чтобы согреться и отвлечься, Адам и Ева стали чаще заниматься сексом (хотя и этого слова они еще не придумали, равно как и контрацепции...).
Холодало, есть хотелось больше и чаще, Ева была заметно брюхата Каином....ее тошнило от подгнивших, прелых, мерзлых плодов, овощей, посиневшего, с гусиной кожей, Адама...
Фрустрация...и не надо никаких ангелов с огненными мечами.
В одно серое утро Адам сел на камень возле пещеры, где дулась Ева. Он принял позу отвергнутого любовника, она же - поза роденовского мыслителя. Кишки скрутило, извилины распрямило с голодухи.
Мимо шла овца. Она шла очень спокойно, пощипывая мох и почти не обращая внимания на Адама. Когда она приблизилась вплотную, шерстинки коснулись выступающих ребер Адама. Пахнуло теплом. От овцы шел запах молока и еды...Еды... ЕДЫ...
Адама почему-то зло взяло! Невыразимое, непонятное, необъятное ЗЛО...
Эта...тупая...тварь...может и мох жевать, а с такой шкурой никакой холод ей не страшен!
Овца, обделенная даром телепатии, продолжала медлительно щипать мох у ног Адам, щекоча губами его ступни. Изредка вскидывала она на него невозмутимый взгляд желтых глаз...
Адам рассвирепел окончательно. Он безотчетно пошарил рукой вокруг себя, нащупал булыжник и со всей силы шарахнул овцу по голове. И еще раз. И еще. И еще...пока та не повалилась на землю. Выражение ее раскрытых глаз не изменилось, но перестало злить Адама.
Он вдруг совершенно успокоился. Как после оргазма (хотя и этого слова он еще не знал). Казалось, что с жизнью овцы он забрал и ее умиротворение.
Адам деловито, хотя и неумело снял с овцы (для него лежавшая у ног туша уже перестала быть овцой) шкуру. Получилось грязновато, но ничего, сойдет... Еве будет чем согреться, а значит, она будет меньше ныть.
Адам безотчетно лизнул липкую руку....Солоноватый привкус овечьей крови не очень-то понравился ему, но желудок на своем языке провозгласил: "Пища!", "Аминь!" - ответствовал ему разум, и Адам разделал овцу....