Аннотация: Вам не стыдно смотреть на седую собаку? О собаках. О людях. О прочих. Изложение событий, связанных со псами, за один год в городе Новосибирске. Значит, и о Новосибирске. Подарок Другу.
Я решил для себя, что всё нижеизложенное началось весной в городе Новосибирске, там же продолжилось, однако внимательнее всмотрелся в происходившее и понял: странные события были только элементом в системе, крохотным завиточком гигантского узора начало которому было положено гораздо раньше - меня, других и, может, всего мира. Я описал кусочек узора и вновь остановился в недоумении - окончание также не наблюдалось, поскольку, уверен, история обязательно будет иметь продолжение. Пока жива хоть одна собака. И я лучше разберусь с тем, что происходило тогда.
Утреннее происшествие.
Всё началось как обычно - отправился в институт. Встал в 5 утра, помылся, что-то съел, что-то выпил, почистил зубы, оделся и пошагал. За триста дней в году я могу забыть или не успеть поесть, почистить зубы, но вот на учёбу или на работу иду всегда. Выйдя из подъезда в 5 - 45, обнаружил, что на улице светает, людей нет, безоблачно и пахнет тающим снегом - озоном и сырой землёй. Понял, что время весны пришло, и нехотя закурил. Мерзко курить по утрам - лёгкие только чуть очистились от смол, ещё непрокуренные ноздри чутко вбирают запахи, словно в детстве, - не представление о запахе, навеянное поэтическими штампами, но именно "снежный запах снега". Однако надо... Реальное приближение к очищению с помощью отказа от курения (иже с ним алкоголя) труднее, чем искусственный комфорт от дыма (и водки), без особого напряжения с моей стороны шевелящий дальнюю память о детстве и рождающий иллюзию естественности ощущения.
С первыми затяжками в лёгких пробуждается кашель, который к середине сигареты нарастает, к концу уже трудно сделать затяжку - дым расшевелили уснувшие пласты смол, и те рвутся наружу... После первой сигареты настроение портится, словно организм тоскуя по полузабытому ощущению, которое только началось снова - после сна и могло бы продолжиться дальше без помех в виде никотина, таким образом сопротивляется. Однако сигарета выкурена, часть смол выплюнута и понимаешь, что неплохо бы снова курнуть. Вдруг всё-таки вылезет то - настоящее... И деревья станут большими, и плюшевые медведи - живыми, и город раскрасится потешными цветами, как на ярких детских картинках.
Об этом я думал, когда шёл, кашляя, и пытался запихать в себя порцию дыма. В 6 часов я переходил улицу, и, задумавшись, не обратил внимания на щенка боксёра, который воспользовался моментом и попытался укусить меня за ногу. Рванул, оскалившись, от хозяина ко мне. Такой милый крепкотелый зверь, выгуливаемый без поводка по ещё безлюдной улице. Я отскочил и что-то буркнул хозяину. Тот прикрикнул на собаку, и пёс сделал невинное лицо. Мысль вильнула, и я неожиданно осознал возникшее в голове словосочетание, - у собаки не лицо, а морда! Однако и в этом случае она не сможет сделать его невинным... Как бы это звучало: "Собака сделала невинную морду"? Плохо. Однако лицо было именно невинным: пёс быстро взглянул на хозяина и принялся старательно ковырять лапами снег в поисках предполагаемой косточки. Взглянув на мою озлобленную физиономию, хозяин быстренько прицепил к ошейнику собаки поводок и скорее пошёл, не оглядываясь, прочь.
Я ругнулся: в это утро события получали странный отклик-формулировку в сознании. Ну какие, к чёрту, косточки на дороге?! Потом, почему собака непременно "ищет косточку", "грызёт кость"? Она просто сделала хитроумный финт - притворилась добропорядочной! Однако, с какой стати эта фраза автоматически возникла у меня в голове? Такая мысль глодала меня, пока шёл до троллейбусной остановки, это же не выходило из головы в институте. "Собачка грызёт косточку". С большим удовольствием псы жрут мясо!
Хорошо бы сходить к брату Никодиму и поболтать с ним на эту тему - он умный, и потому обязательно скажет что-нибудь дельное или, по крайней мере, забавное...
Визит в институт.
Размышляя о собаках, я пропустил троллейбус и потому чуть не опоздал на лекцию. Вернее опоздал, однако всего на несколько минут, но, когда зашёл в аудиторию, преподавателя ещё не было - он тоже... задержался ("начальство не опаздывает, оно задерживается"). Народ затих, предполагая увидеть вслед за исчезновением двери явление преподавателя в проёме, и вновь загомонил, обнаружив мою озабоченную физиономию. После - руки, торс, ноги и сумку. Я оглядел аудиторию, отыскивая, куда уселся Христофор, поскольку знал - рядом с ним обязательно есть место, зарезервированное для меня. Он сидел на пятом ряду от трибуны. Пошагал к приятелю.
Я плюхнулся на свободное место и выдал: "Крист, здорово!" Крикнул почти в ухо, и друг, увлечённый рисованием, вздрогнул. Одновременно нахмурился, одновременно выронил ручку, одновременно сжал кулак. Увидев меня, засмеялся. Засмеялась и собака в тетради.
Он назвался Христофором.
Когда я с ним знакомился, он так представился. Высокий, плотный, со слегка тяжеловатым чертами лица - мясистым носом, крупными жесткими губами, высоким лбом и залысинами, протянул мне руку. Я осторожно пожал. Рука как рука. Сокурсник как сокурсник. "Христофор".
В тот день он познакомился, кажется, со всеми на курсе - протягивал руку и называл себя. Тогда мне почудился некий автоматизм в его поведении, ну да что вы хотите - пожать руку доброй сотне человек за день и произнести своё имя: нехотя будешь подобен попугаю. Раз только он сбился с автоматизма, когда один из сокурсников спросил : "Как сокращение?". Христофор замешкался, но потом улыбнулся и ответил: "Как хочешь". И пошёл к следующему человеку.
Принялись сокращать. Простейшим оказалось "Христ". Однако слишком явно пробивалось известное имя, потому сразу же переименовали в Криста. Но в потоке речи "к" невольно превращалось в "х", потому это имя тоже не прижилось. После ряда неудачных опытов осталось два сокращения: Крус (так его звали девушки, сосредоточенно наблюдавшие тогда за сериалом "Санта-Барбара") и Крез.
Я продолжал звать его Кристом-Христом, и это, кажется, ему нравилось. Я старался твёрдо проговаривать "к", но часто сбивался, что его веселило. Как только я в забывчивости произносил "Христ", он подхватывал "Воскрес", и сам себе отвечал "Востину воскрес!". После хохотал. Может быть, так он отучал меня от непомерного имени, но постепенно я выучился чётко проговаривать "к". При этом когда про себя вспоминал его и называл, то замечал, что "х", всё равно живёт. Так внешне он был Кристом, внутри же меня - частенько Христом. Курсе на втором мы сдружились. Такое обычное студенческое товарищество - булки и чай в столовой, общие шпаргалки, разговоры "на темы", автобусы после и до института и прочие моменты, формирующие общность.
Вообще, он был контактный. Чем выгодно отличался от меня. Я - угрюмый тип, на контакт иду тяжело, тем более вступаю в отношения, называемые "дружбой", - только когда на сто рядов перепроверю человека и убежусь, что он или мне необходим (впрочем, тогда это не дружба, а "деловой контакт"), или не сделает мне подлость. С Кристом я сдружился.
Крист сидел на лекции и рисовал сотую, наверное, по счёту собаку. Непременно сеттера - с большими ушами, хитрыми глазами и сияющей улыбкой. Зверь на картинках в сотый раз поднимал лапу, в сотый раз улыбался и, кажется, лаял.
- Что он говорит такое? - ткнул я пальцем в животное, очнувшись от полудрёмы.
- Ничего, - недоуменно ответил приятель, - он улыбается.
- Нет, он что-то говорит, - заспорил я, - улыбается он попутно, может, рассказывает смешную историю.
- Гав-гав, - сьюморил Крист.
Всё-таки нужно сходить к Никодиму - подумал я тогда - это второе совпадение в день. Лекция закончилась.
Встреча с Сёмой.
На следующую мы решили не ходить, вместо этого рванули домой, надеясь, что в столь ранний час, после второй лекции, на остановке мало народа, и мы спокойно уедем, может, даже получится сесть. Однако таких умников оказалось много, и мы, продираясь сквозь толпу ломящихся в салон, засомневались, остался ли вообще кто-нибудь в Вузе.
Автобус плавно катил по дороге. Я, повиснув в тисках множества плеч, вдруг ещё раз отметил, глядя на пейзажи, проносящиеся в окне, и рассматривая людей вокруг - весна пришла бесповоротно. Какая бывает только в Новосибирске: несмотря на обилие заводов и фабрик, машин и прочей дымно-газовой техники, в марте всегда белесое небо сменяется на прозрачно-голубое, отчего в блеклых цветах машин и домов начинает пробиваться цвет, полученный во время первородной начальной покраски; хрусткий зимний запах сменяется весенним озонно-земляным; появляются чёрные лужи (вода которых почему-то почти лишена нефтяных радужных пятен); плотная кожурка человеческих одежд лопается и появляется всегда бледное, но открытое тело. Вот растворилась дверь, и весенний воздух выдул запах шкур животных и потного человеческого тела из салона; вот соседка рядом поправила ворот куртки, и немного неприлично выявился кусочек тела между грудей; вот промелькнула машина - по контрасту с грязью, залепившей корпус, неожиданно ярко вспыхнул первородный синий цвет. Н-ская весна!
На остановке Речной вокзал толпа разом покинула автобус, и я с удовольствием ступил на землю, неожиданно поняв, что под ногами вместо льда - настоящий и, кажется, тёплый асфальт. Вместе со мной вышел Семён - также сокурсник. Огромный ноздреватый нос, из которого выглядывала обильная поросль густых жёстких волосинок, кривые тёмные зубы и дьявольская хромота, дополнялись в Сёме патологической страстью к политике, женщинам и, главное, чудовищной общительностью на почве этих самых страстей, так что, увидев его, я попытался было удрать незамеченным, однако - поздно. Он увидел меня и бросился навстречу - стало понятно, что участи бестолковой беседы не избежать. Христ, Мишка, оставшись необнаруженными Семёном, даже не попрощавшись, пустились в бегство, оставив моё тело и психику на растерзание. Семён схватил меня за руку, и, выдавая вытряхивание из тела попыток к побегу за крепкое дружеское рукопожатие, протяжно сказал:
- Как жизнь?
- Хорошо, - обречённо ответил я и, отодвигая смертельный ответ с его стороны на необходимую реплику от меня, кашлянул, - ну...
- У меня нормально, - подхватил Сёма, - очень хорошо! Купил газету! Слыхал про Ельцина? Сволочь он! Фашист!
Сёма менял свою политическую и этническую ориентацию в зависимости от времени года - и, кажется, у него закончился отход от зимнего пребывания в евреях и масонах.
Я покорно кивнул и обречёно оглянулся - люди шли домой к булочкам и подругам, мне же предстояло выслушивать сообщения о современной политике в сёминой интерпретации минимум в течение получаса, после чего он, возможно, устанет и даст мне свободную секундочку, чтобы я мог вставить что-нибудь вроде "Мне пора... Пора!!!"
Недалеко стояло моё спасение. В виде Владимира. Одинокий, белобрысый, маленький, христианствующий, он словно создан был для политического перевоспитания Сёмой - я громко сморкнулся. Сёма замолк, и я мгновенно вклинился в заветную паузу:
- Подожди!!! Пойду поздороваюсь.
Резко повернулся и двинулся к Вовке.
- Это кто? - вопросил мне вслед Сёма, и раздались шаги. К сожалению, не затихающие, а наоборот.
- Приветствую тебя, Владимир! - провозгласил я. - Знакомься - это Сёма!
И передал мягкую слабую руку в заботливую длань Семёна.
- Вот чувак, - сказал я ему, кивнув сторону Вовки - в христиане подался. В баптисты... Лучше бы в буддизм.
Сёмины глаза налились кровью. Я рванул к киоску с сигаретами. Однако стоило посмотреть, чем закончится общение Сёмы, уже вошедшего в русло коммунизма и материализма.
- Ну как там ваш папа римский поживает! - услышал я громоподобный голос Семена.
Подойдя через пару минут, я обнаружил невиданное зрелище: Сёма молчал, Вовка говорил.
- Бог - он везде, - словно читал лекцию Вовка, - иконы - это обман. Теология - только слова...
- Ну как у вас? - осторожно спросил я.
- Прикинь, мрачно сказал Семён, - я баптистов с папистами перепутал.
- Отличаются? - съязвил я.
- Пока непонятно, - ответил Сёма, - вот он рассказывает...
- Конечно отличаются, - сказал Вовка. - Как небо и земля. Баптизм - это настоящая вера, а православие, католицизм - это лишь обряды какие-то дурацкие...
Тут, обидевшись за православие, я прервал нейтралитет и встрял в диалог:
- В кого баптисты-то верят?
- В бога, - недоумённо ответил Вовка.
- Бога - нет, - вмешался было Сёма.
- Вон у них бога нет, - прервал Вовка Сёму, кивнув на пробегающую собаку, - у нас, людей, непременно есть бог...
- Это же почему у собак бога нет? - вопросил я.
Фраза распалась на составляющие. Осталось только громадное "ПОЧЕМУ". Собака Христофора в сто первый раз подняла лапу, задрала хвост и улыбнулась, спросив: "Почему?".
На улице - весна, скоро лето, я могу нырнуть в метро, могу поехать на троллейбусе, у меня дома - пачка табака и хорошая заварка. Так вы говорите, у собак нет бога?
Сделаем. И я написал проспект - в художественной форме, но явно с идеологическим содержанием.
Проспект.
И приснился Сашке сон.
Во сне Сашка уговорил своего лучшего друга-Данила подарить собакам бога.
Стаи бездомных грязных псов бегали по улицам, копались в отбросах, дрались, поодиночке оббегали прохожих и стаей дружно кидались на людей; домашние чистые собаки гордо вышагивали рядом с хозяевами, лизали им руки, бросались на врагов, - но все они, и домашние и бездомные не имели бога - это Сашка видел в собачьих всегда печальных глазах, которые не могли видеть звёзд в реке и душу в себе.
Подарить собакам бога ещё в том - досонном - прошлом надоумил Сашку друг, неистово христианствующий в набитых автобусах и грязных троллейбусах.
Сашка выспрашивал у друга-христианина, имеют ли негры-язычники бога. "Нет, - отвечал друг, - и в рай такие негры не попадут". Сашка спрашивал об африканских богах и друг отвечал, что они - демоны, идолы, бесы, а настоящего бога у них нет. Тогда Сашка любопытствовал, есть ли бог у мандрагор, химер, юварков, саламандр и прочих мифических существ. Друг не поддавался и выдавал короткое "Нет". "А собаки, - наконец спрашивал Сашка, - и у них нет бога? И они не попадут в рай?" "Нет, - отвечал друг, - и не попадут". Ещё тогда - в досонном пошлом - Сашка обиделся за собак и подумал, что неплохо бы им иметь бога.
Во сне Сашка подарил бога собакам.
У друга-Данилы была собака - аккуратный пепельный сеттер с большими висячими ушами добрыми умными глазами. Сашка объяснял другу, что собакам нужно иметь бога. Сначала друг не хотел, чтобы его собака была богом, но потом - после долгих и страстных сашкиных речей - он всё-таки проникался идеей и соглашался. Сашка распределял роли: "Я, - говорил он, - буду Иудой, а ты - богом".
Во сне Сашка приносил сеттеру огромный кусок мяса и специальную собачью еду в пакетике. Пёс ел и умилённо поглядывал на Сашку. Друг - Данил гладил своего любимца, и тот радостно махал хвостом, повизгивая от счастья. Сашка видел, что друг может отказаться и скорее вёл его на пустырь, где стоял огромный трамвайный вагон и были проложены рельсы. В кустах полыни лежал заранее заготовленный крест. Сашка объяснял Даниле необходимость собачьего бога и друг, понуривший голову, воодушевлялся. Пёс в этот время гонялся по пустырю за птицами. Друг Данил ловил пса, который ласково покусывал ему руки, передавал Сашке. Сашка связывал собаку, оставляя одну лапу свободной, затем прибивал лапу к поперечине креста, развязывал липкую и скользкую от крови верёвку, доставал вторую лапу, прибивал её, приколачивал задние лапы. Собака переставала выть, только хрипло дышала. Друг-Данил плакал. Сашка прибивал над головой пса табличку с надписью "собачий бог", поднимал крест, вкапывал его в землю. Постепенно пёс переставал дышать.
Сашке снился сон во сне.
В этом сне Сашка был окружён псами с мудрыми глазами. За ними стоял пепельный сеттер с белой короной на голове. Потом Сашка видел собачий рай: множество собак носились среди кустов, грызут косточки, совокупляться, купались в огромном озере.
Превратиться в собаку и увидел запаховые собачьи картины, в которых Сашка различал себя в виде собачьего запаха с поверх всего предательство.
Сашка проснулся и вышел на улицу. Было холодно, в небе серые тучи и дул резкий ветер, гоняя снежинки. Сашка шёл и думал крысы, крокодилы, медведь нет бога, скорее - им тоже нужно бога, а ведь миллиарды тигров, носорогов, , лоси, бабочки, кузнечики умирали навсегда. Мысль о том, что у деревьев тоже нет бога, догнала Сашку в тот момент, когда огромный пёс, сделав изящный поклон, накинул Сашке петлю
"Это я сделал тебе петлю и машины, я сделал искусство и философов-собак, пожалейте своего бога - он не будет рад" - закричало Сашке. - "Ад, ад, - откликнулось.
На самом деле, никакого сна не было, и зовут меня не Сашка. К тому же проспект я не дописал, поскольку жутко захотел спать...
Выход на прогулку.
Мы договорились начать прогулку от метро Красный Проспект. Как всегда: "Где встречаемся?" - "На нашем месте..."
Пока я шагал к станции, в голове промелькнул образ Новосибирска: изнутри, из космоса, из-под земли, из вчера, из сегодня, откуда-то - боюсь сказать откуда. Такое почему-то всегда происходило перед прогулкой с Христом - иногда образ мерцал лишь мгновение, чаще - повисал на несколько минут, словно знойное марево над полем...
Громадный монстр разлёгся множеством отдалённых друг от друга районов-голов, соединенных паутиной волос-дорог; знать бы где его тело с сердцем, почками и прочими метафизическими органами... Пока только - головы с редкими рогами-многоэтажками, воткнувшимися в слишком тяжёлое - потому что настоящее - небо; с неустойчивыми вертикалями-домами, которые то тут, то там разорвали равномерную горизонталь сибирской равнины, но не вросли в ещё слишком живую почву, отчего постоянно падали ("Наклонился многоэтажный дом рядом с площадью Калинина", "Треснул дом на площади Маркса" - буднично сообщало радио). Город скрёб землю когтями экскаваторов, долбил клювиками длинношеих кранов, пытаясь укорениться в непокорной почве болот. Но из круговорота строек почему-то всегда выползали пустоты-пустыри, и глаз напрасно пытался остаться один на один с миром урбаническим - обязательно являлись огородики и хибарки с рёбрышками печных домов. Вобщем: НОВЫЙ, но СИБИРСК.
Я, конечно же, задал себе вопрос: отчего именно перед встречей с Христофором появляется это видение? И снова - в который уже раз - отложил поиск ответа на потом, спрятавшись от галлюцинаций в катакомбы метро. Ступенька за ступенькой - последний раз мелькнуло весеннее небо, ветки деревьев, лица. Дверь с мощной пружиной наддала мне по спине.
Как всегда в 13-00 я подошёл к табачному киоску в переходе метро, как всегда Христофор опоздал. В 13-05 заиграла мелодия в телефоне, я достал трубку - Крист поздоровался, извинился, потом сказал, что опаздывает, ("Угу", - подтвердил я) затем снова извинился и предупредил, что придёт к 13 - 20. Опоздание предполагалось, поскольку всегда пунктуальный Христ обязательно опаздывал на встречу со мной. Однако я не обижался, не злился, не пытался исправить сложившийся порядок, поскольку это - выбивающееся из рамок приличия всегда точного Христа - воспринимал как некое особое к себе отношение, - тем, что обычно называют "изюминкой".
Я принялся расхаживать по переходу, разглядывая товары в киосках. Вот любимый табачный киоск, где обычно покупаю трубочный табак. Киоск с цветами - как растения выживают в лишённом солнца переходе? Наверное, причиной тому - большие лампы со странным сиянием, дающие цветку необходимую дозу ультрафиолета; каково ему, бедняге, на солнечном свете? Компакт-диски. Видеокассеты. Киоск с литературой по юриспруденции. Кто, интересно, покупает всё это добро? Киоск с сувенирами - самый бестолковый: отклик на модные поверия в духов - обереги от запоя, автокатастрофы и прочих несчастий; фигурки из соломы и бересты, игривые тётеньки и дяденьки из фарфора; бесчисленные собачки и кошечки. Фарфоровые, стеклянные, деревянные пёсики и котики смотрели на мир из-за стекла умилёнными глазами.
"Сергеевич!" - раздалось за спиной. Обернулся. Христ подошёл. Поздоровались. Крист стал объяснять, мол транспорт, пробки, собака болеет... Я взмахом руки прервал оправдательный монолог и ехидно указал на животных за стеклом. "Какая классная псинка!" - изумился Христофор, сразу забыв о необходимости объяснить, оправдаться, доказывать, что..., кивая на фарфорового белого пса-боксёрчика. Зверь смешно наклонив голову вбок, смотрел на нас обиженным глазом. Теперь понятно, кто может покупать их... Поторопил Криста, уже беседующего с продавщицей о ценах на фигурки.
Собаку Криста звали Крилка. Такое вот забавное словосочетание: "Христофорова Крилка". Язык сломаешь на частых "к" и "х". Откуда он выкопал такое странное имя - я так до конца не понял. Крист долго объяснял мне что-то о первой букве имени сестры, второй букве своей фамилии, пятой букве кого-то ещё, но я, конечно, не запомнил. Однако имя мне нравилось: и сокращается легко в Кри, и для пса подходит - ирландского сеттера. Здоровское имя.
Вышли из перехода. Весна... Ближайшие три-четыре часа нам предстояло гулять по городу. Каждую субботу мы с приятелем совершали действо, которое называли "топтать город", "рвать городу километры", "колесить по окрестностям". Традиция поддерживалась уже много лет - то я, то Крист уезжали, приезжали, но хотя бы раз в месяц выбирались и совершенно бесцельно шагали по улицам, не придерживаясь определённого маршрута. И болтали. Обсуждая всё, что придёт в голову - погоду, друзей, подружек, экзистенциализм, модернизм, постмодернизм, переходя от темы к теме через слово: например, вспомнили Мишеля Арто и перешли к общему другу Мишке, после Мишки, поскольку тот был музыкантом, принялись обсуждать музыку... В прогулке прослеживалась какая-то логика перемещения и тем, но - смутно. Да мы и не старались её обнаружить, превратив действо в необсуждаемый ритуал. Так и шли себе, болтая обо всём.
Сеттер с тетрадки Христофора снова улыбнулся и поднял лапу. Кажется, это была тетрадь по культурологии. Впрочем, на всех тетрадках Криста обязательно изображалась собака - сотни сеттеров разбежались по клеточкам и линеечкам, лениво разлеглись на гигантских пустых листах, прикорнули между столбиков и вынырнули между буковок. Они были радостные и добродушные, печальные но - без бога.
Христофор читает проспект.
Вначале прошли по улице Гоголя - говорили о боге. Затем свернули на Советскую - болтали о собаках. От перекрёстка Советской с Вокзальной магистралью снова взялись за бога. Тут я понял, что - пора. Мы присели на скамеечке в Первомайском сквере, и я с равнодушным видом достал рукопись. Он стал читать.
Проглядел вначале бегло, потом прочитал внимательно, затем выдал ожидаемую реакцию:
- Ну ты даёшь! Что за ерунда?
Я ответил, мол, так - развлечение, идея в голове родилась, на что он среагировал также ожидаемо:
- Бред.
Затем придрался к языковым огрехам. Всё не то. Я ждал, когда он скажет именно то, ради чего я показал это. Он отдал мне рукопись и задумался. Я задал какой-то вопрос, не относящийся теме - он ответил невпопад. Так и должно: думает. Крист вдруг рассмеялся. И воскликнул:
- Как бы выглядел это собачий бог?
- Здесь описано, - обиделся я, - как же иначе-то...
- Корона ему нахрена? - отозвался друг, - как он в короне бегать будет? Это какой-то не собачий, а человечий бог!
И снова засмеялся, видно, представив, как его пёс носится по двору с короной на голове. Я тоже захохотал. Мы вновь вышли на Советскую и пошагали дальше, сменив тему.
Ладно, по крайней мере, его ответ был неясен, пусть не того я ждал... Однако что-то в его ответе - интонации, словах, мимике и жестах удовлетворило меня. Хотя не было сказано: "Это идея! Может, попробовать?". Потом бы мы обсудили все "за" и "против", - и, конечно, не стали бы творить подобное лиходейство. Вообще, это хороший способ приблизиться к неведомым материям, коснуться потаённой механики мира, приблизить "соответствия", как их называет Никодим - представить что-то придуманное в действительности: как бы выглядел слон с двадцатью ушами, собачий бог, стеклянная кружка с расплавленным металлом, разумный заяц, особенно, когда тому предшествуют такие вот совпадения, какие наблюдал я с собаками. Воображаемое, представленное как реальное, включит сны, те - новые совпадения, странные встречи и прочее. Зачем это прочее - не знаю. Смеха ради, что ли? Впрочем, догадываюсь: с Никодимом беседовали об этом - он кое-что прояснил. Но не полностью. Пора бы уже встретиться с братом.
Потом наступило резкое похолодание. Была весна-красна, а тут - морозец. Может, просто наступило утро?
Первая встреча с Хозяином.
Я покуривал в ожидании трамвая и разглядывал народ, дома, машины, пытаясь приткнуть свой взгляд к чему-то определённо-достойному, но не выходило: безжизненные тела машин-оленей скрывались за поворотами или растворялись в пространстве дороги; люди поворачивались ко мне спиной, являя мёртвые одежды и песцово-лисьи шкурки воротников; дома-слоны торчали так же, как в своё время они стоять не будут. Всё вокруг было таким же, каким оно не будет - неважным и без интереса к своему присутствию или отсутствию. Сквозь окружающее пробивалось тепло - я упрямо пытался схватить его, однако оно куда-то улетало, оставляя в моей голове знание о себе, но никак не ощущение. Я пытался пробиться с помощью разума к теплу, однако громоздкие логические конструкции оставались в моей голове, не проводя к теплу внешнего (оно есть - убеждал я себя), разумные структуры Эйфелевыми башнями росли в глубину. "Ой!" - в глубине был холод: остатки тепла растворялись во тьме... Кажется, Новосибирск опять отступил в зиму.
Я сразу понял, что она седая. Собака стояла на противоположной стороне улицы, походя покорной спиной, симметрично расставленными по невидимому прямоугольнику ногами и поникшей головой на корову. Собака похожа на корову? Она подняла голову и посмотрела на хозяина. Машина заслонила их, исчезла: на этот раз около хозяина стояли приятели - он что-то рассказывал им, размахивая руками. Собака посмотрела на меня и улыбнулась. "Что-то будет дальше?" - поразился я невиданной собачьей эмоции. Словно в ответ на мысль, хозяин побрёл через дорогу в мою сторону. Собака потрусила за ним. Они остановились около меня. "Собака, - ткнул хозяин в пса, обращаясь к одному из ожидающих, - не кусается. Поэтому я не держу её на поводке. Умная она". Слушающий кивнул. "Не кусается она, - обратился хозяин к другому, - я вот пью, она - нет. Она только слушает, что я говорю, и даже не лает.
Говорит она - обратился к другому хозяин, - иногда, правда, когда есть настроение и я не сильно пьяный". Этот слушающий отодвинулся: от хозяина пахло перегаром, хотя в целом он был прилично одет - кожаная куртка, чистая рубаха, ботинки. Собака ткнулась хозяину в ногу. "Сеттер" - вспомнил я, наконец, породу зверя, хотя не понял, какой именно - ирландский, шотландский или африканский: цвет ничего не говорил мне, поскольку редкие волосинки неопределённо-тёмного цвета молчали среди седины.
Подошёл мой трамвай, я уехал.
Вторая встреча с Хозяином.
Он ворвался в автобус. И собака. Та самая - седая. Полупустой пазик отъехал от остановки, я глянул сквозь стекло - ясно, снег почти сошёл, сухой асфальт светится частыми камешками, девушки в юбках, джинсах и лёгких курточках; в салоне - кассир настороженно пялится на него; он - в чистой приличной одежде, но пьяный, небритый, рубаха расстёгнута; и собака без поводка.
--
Едем, - объявил он собаке. И кассиру: Нам только шесть остановок! Денег - нет.
--
Сколько? - не поверила своим ушам кассирша. И перевела взгляд на собаку. Собака посмотрела на кассиршу.
--
Она разговаривает. - Подтвердил Хозяин. - И не кусается. Умная она. Да вообще она человек. Вот не пьёт только...
--
Учился бы у неё, - осудила кассирша. Спохватилась и провопила: какие шесть остановок! Плати давай за проезд! И собаку оплачивай.
--
Нету, - обезоруживающе искренне ответил он, - всё пропил. Всё пропил, а она - указал на собаку - нет. Она разговаривает со мной. Даже песни поёт.
Салон внимательно наблюдал за перепалкой.
--
Ты издеваешься? - озлобилась кассирша.
--
Нет, - недоуменно ответил Хозяин. - Она вам спеть может. Споешь? - заискивающе обратился он к собаке. И гавкнул.
Собака ответила.
--
Вот... поёт. Она ещё не так может! - крикнул он. - Спой людям, собака!
--
Ааааауууууыыыы, - провыл пёс.
--
Ещё давай, спой что-нибудь душевное! - сказал Хозяин. И обратился в салон: Товарищи, господа и дамы! Она сейчас такое споёт! Она умная! Она у меня водку с балконы скидывала! И тапочки утром приносит. И разговаривает, конечно... Я-то пью... Сегодня вот пил, завтра буду, все деньги пропил, её же не пропью. Она разговаривает со мной...
Собака обвела взглядом людей, посмотрела на него, закрыла глаза, подняла морду к потолку и завыла, подёргивая правой передней лапой. "Ииииуууумм" - стонала она, на миг останавливалась и, опустив голову, начинала всхлипывать. Потом снова завывала.
--
Вот, пропела. - сказал он жалобно. - Иногда мы вместе поём. Вот только не пьёт она... Поёт и не пьёт, - восхитился он сочетанию.
--
Слышишь, фокусник... - неуверенно начала кассирша - плати... - и твёрдо закончила: Или выходи. И потянулась к кнопке над дверью.
--
Я заплачу за него - вскочил молодой парень. Подошёл к кондуктору и выдал монетки. Кассирша взяла мелочь, не пересчитывая, положила в сумку и отвернулась.
--
Спасибо, - благодарно сказал он. - Только лучше бы ты мне на выпивку дал. Парень улыбнулся и прошёл на место.
--
Вот такая собака... - печально сказал он. - Старая она уже, седая вся, потому умная. Я когда старый стану, тоже поумнею.
Собака прошла по салону, оглядывая пассажиров, и вернулась к нему. Хозяин погладил её по загривку.
--
Во, моя остановка, - радостно сообщил он и выпрыгнул из автобуса.
За ним - собака.
Я доехал до своей остановки, вышел из троллейбуса и пошагал домой. Весна была в самом разгаре.
Пришёл и включил телевизор. "Пе-ди-гри для вашего любимца" - туманно пробормотал голос, зажёгся экран и появился пёс, старательно жующий что-то. Переключил канал.
Хватит. Пора идти к Никодиму. Не хотелось, однако надо. Слишком много совпадений.
Никодим.
Мой братец живёт за Калининой площадью. К его дому можно пройти разными путями, коих нетрудно насчитать до тысячи, тысячу разложить ещё на тысячи, если же всё свести к шагам, то путей насчитаются миллионы, однако основных дорог две. Их мне показал сам Никодим, и других путей он не признавал. Если я шёл к нему иной дорогой, то его не было дома. Первый маршрут - прямой, второй - обходной, но - интереснее
Он не открывал дверь, когда я наносил визит не получив приглашения. Никодим назначал встречу сам - то звонком, то забегая в офис или институт, то (что случалось чаще всего) просто встретив меня в городе. Как он узнавал о моём передвижении, а также, что звоню именно я, - неизвестно... Если я звонил сам, он не брал трубку, хотя набирал его номер с разных телефонов - из офиса, из института, от друзей и подруг. Однажды я позвонил даже из библиотеки, кое-как выпросив у вахтёра - бесполезно: длинные гудки.
Как правило, Никодим говорил, что он дома и я могу прибыть. При этом скверно хихикал. Затем уходил или клал трубку. С этого момента за мной было право одного визита, который я мог нанести хоть в этот же день, хоть через год, но только обязательными маршрутами.
У меня в запасе было посещение. Наступила пора его использовать.
Первый визит к Никодиму.
Автобус остановился - я выскочил наружу и осмотрелся: Никодима не было. Вообще-то к его дому лучше бы ехать по другому маршруту - отсюда идти дольше, но это не путь, указанный братом. Подошёл к киоску и купил пару бутылок пива. Прошёл два квартала - вот арка во двор, где живёт братец. Зашёл в арку, осторожно заглянул во двор. Уже стемнело, но его в его окне не горел свет. Возможно, он сидит на кухне, окна которой выходят с другой стороны дома. Вернулся на проспект, прошёл дальше по улице, вошёл в переулок и тихонько из-за угла глянул во двор. На кухне - тоже темно. Спит братец, что ли? Вернулся обратно, прошёл дальше по проспекту, обошёл проходными дворами и вышел к торцу дома. Отсюда он меня точно не смог бы засечь. Перебежал к дому и, прижимаясь к стене, чтобы меня нельзя было увидеть из окон второго этажа, дошагал до подъезда. В подъезде - темнота, но я знаю каждую щербинку, потому не опасаюсь. На цыпочках поднялся наверх. Подошёл к обитой чёрным дерматином двери, прижимаясь к стене. Вышел из пространства, видимого в глазок и протянул руку к звонку, но не успел.
- Сергеевич, заходи, открыто, - раздалось с той стороны двери.
Я вздохнул и всё-таки надавил на кнопку. Тишина.
- Я отключил звонок - сказал Никодим, - заходи давай... разведчик хренов.
Дурацкая игра. Каждый раз я начинаю её, подходя к дому Никодима и далее - к двери, и постоянно проигрываю: неизменно сбиваюсь на путь, указанный Никодимом.
Я зашёл и включил свет. Братец стоял посреди кухни - как всегда в старых трико и тельняшке. Огромные очки и козлиная бородёнка. Лысый. Стол, полки с посудой, две табуретки. Совершенно нет книг.
- Ни разу не видел у тебя бритву, - сказал я, - чем ты голову всё-таки бреешь?
Брат ехидно улыбнулся.
- Пиво-то в холодильник поставить не забудь, - сказал он. - Вот опустошим тару, я бутылку расколочу и стёклышком побреюсь.
- Остряк - пожал я плечами.
Вообще-то, конечно, нужно задать ритуальные вопросы типа "Как жизнь?", "Что новенького?", но только не Никодиму: он или не ответит, или ответит так, что заречёшься спрашивать. Так несколько раз я забывался и получал... "Плохо!!!" - провопил раз братец. - Шагнул ко мне, схватил за шею и притянул к себе. (Немотря на худосочность, он силы неимоверной) "Плохо... - прошептал он в ухо и вдруг выкрикнул - Совсем!". Отпустил и захохотал. В другой раз он стал расхаживать по комнате и материться. Это продолжалось около пяти минут. Я услышал множество интересных матов: ебасос, ебалай, еблан, пиздуй, пиздяка и прочие интересные производные - глаголы, существительные и прочие.
Сели.
- Разговор есть. - Приступил я к делу.
Братец медленно закурил и сказал:
- Давай.
Я поведал о попытке молодого пса укусить меня, затем рассказал о Хозяине и после - о своём проспекте.
Братец ехидно посмотрел на меня и выдал:
- Ну от меня-то чего хочешь?
Он каждый раз задавал мене этот вопрос, и я жутко сердился на него... про себя, поскольку братец точно знал, что я сержусь и чего именно хочу. Правды, Истины, Сатори, чего же ещё? И чтобы войны не было.
Братец снова засмеялся.
- Дурак же ты, - сказал он и затушил сигарету. - Уже не в первый раз попадаешь в переплёт с игрой совпадений, в которую, кажется, с удовольствием включаешься, а всё задаёшь мне вопросы... на которые получаешь ответы сам. Давай посмотрим внимательнее, что именно случилось. Что случилось-то?
- Много совпадений, героями которых являются собаки.
- Угу... собаки. Ну так шёл бы спрашивать у собак, чего к мне-то припёрся? Если герои - собаки, то, значит, пускай они разбираются с совпадениями. Ты-то здесь при чём?
- Но... - попытался возразить я.
Братец ругнулся. Я замолчал.
- Персонаж здесь ты. По-другому быть не может, и давай успокоимся на этом. - попросил Никодим. - Теперь о совпадениях.
Совпадений не бывает. Ты думаешь, что какие-то соответствия называются совпадениями, однако они - именно соответствия. Как латинское "а" соответствует "а" русскому или какому-нибудь... африканскому. Не что-то совпадает, а ты живёшь каким-то таким образом, что к тебе стекаются схожие элементы. Типа, притягиваешь их. - Никодим ухмыльнулся - К тому же сам подыгрываешь. Иначе, зачем ты проспект-то сотворил? Братец затушил сигарету, - вот, блин, прикладную метафизику тебе глаголю, словно наставник какой-то. Сэнсей хренов.
- Собак притягиваю? - хмыкнул я.
- Не веришь? Почему пёсик тебя хотел укусить?
- Потому что больше вокруг никого не было, - кто другой бы шёл, его бы кусал. В шесть утра мало кто ходит, вот он и...
- Я думаю, он бы на тебя прыгнул, если бы вокруг даже тысяча людей была. - Отрезал братец.
Я подумал и согласился. Собаки меня не любили, да и я не жаловал их, хотя в детстве держал несколько псов - Муськи, Шарики, Полканы сменяли друг друга, долго не задерживаясь. У меня не было подруг с собаками, потому что одна неудачная попытка визита к симпатичной барышне с крупным сеттером в хозяйстве, закончилась моим позорным бегством от мгновенно ополчившегося Полкана-Шарика-Бобика. Дама потом снова пригласила меня к себе, но обнаружила ужас на моей физиономии, догадалась о причине и отошла, потом отчего-то сторонилась меня. Даже бродячие псы скалили на меня зубы. Вот кошки - нет: они наоборот всегда прыгают мне на колени, несмотря на аллергию к этим животным. Так что прав таки Никодим...
- Ладно, - согласился я. - А дальше? Допустим, я притягиваю собак, кого-то кусают кошки, значит, он притягивает кошек. Ещё есть слоны и прочие. Притягивающий к тому же кропает Проспекты... Почему я притягиваю-то?
- Вот об этом ты сам должен узнать. Как - не знаю. Тут ведь не так просто всё, как ты вдруг надумал: вроде притягиваешь собак, значит, что-то будет. Есть например, такая зависимость... Как со словами. Сам же рассказывал!
Я кивнул. Было дело. Правда, тогда братец не витийствовал, как сейчас, лишь усмехнулся и посоветовал внимательнее следить за совпадениями, да я забыл это делать - вспоминал только, когда совпадения, или, как их называл братец, соответствия, появлялись. Хотя приходили и приходят они часто. Сижу, к примеру, пишу какие-нибудь свои бумаги по работе, набираю слово ухо, в это время какой-нибудь музыкант в наушниках тоже - "ухо". Или "дом", "стол". До смешного доходило: ехал раз в автобусе и читал популярную книжку о всяких гипербореях, тут в салон зашли парни и стали едва ли не цитировать читаемое мной. Совпадения приходят и уходят, но я забываю следить за ними...
Братец внимательно наблюдал за мной.
- Вот-вот, - ехидно выдал он, - я о том же.
- Ну ты хоть намекни, - возопил я. - ни хрена ведь непонятно!
- Мне, думаешь, понятно? - вздохнул братец. - Чукча - не писатель, чукча - читатель. Я только механику понимаю... и, как правило, верно толкую. А вот откуда всё это, опасаюсь думать. Боюсь снова на войну. - Криво усмехнулся.
О войне я не спросил. Когда-нибудь сам расскажет. Знаю только, что его не было пять лет, и приехал совсем иным, чем был.
Но вопрос таки задал:
- Предположения-то есть?
Кажется, зря спросил. Лицо братца как-то похолодело, ожесточилось, морщины словно углубились... Даже капельки пота на лысине появились. Однако ответил. Предварительно выдав, что не стоило бы в такие дела соваться, не молодое это дело, что многие, вступившие на эту дистанцию, сошли, кто-то и на войне загнулся.
- Может, поневоле включаешься в механизм мира, по отношению к которому видимое и умопостигаемое - лишь малая часть... Иные законы причин и следствий
Может, кто-то там сидит вверху и паутинки стягивает-растягивает... типа, как представить существо, которое может пребывать одновременно в нескольких местах - по-нашему, это верное раздвоение личности, но если представить пребывающее в разных местах как приёмник информации, а мозг один... Бррр. Где-то ведь ребёнок может убивать и одновременно быть ангелочком... - Братец стукнул кулаком по столу. - Темку прикрываю - каким может быть такой многоприбывающий.
Или всё до кучи - тогда ещё сложнее. Сидишь ты вот такой... обычный, в это время в тебе кто-то смотрит за глаза, слушает за уши и многорукий, к тому вокруг механизмы вертятся о которых понятия не имеешь, топчешься на месте, трогая стенки влажными ладошками, а кто-то уже прошёл в тебе через всё это, посмотрел, понюхал, тут к нему ты - приложением со всем детством, мамками, папками и ещё приближаешься. Как достигнешь так...
Пора уходить. Братец начал нести чушь.
Вот и поговорили. Надо всё-таки следить за совпадениями.
И они не замедлили появиться.
Осень.
Христофор мог бесконечно рассказывать о собаках. Он писал длинные эсэмэски, описывая, как собака обмочила ковёр; как проснулся утром, и под головой вместо подушки - Крилка; как гулял с собакой, тут на неё накинулся злодей-бульдог и Крист набил ему морду... Первая фотография с новенького телефона, которую прислал Христ по e-mail, была с псом, сидящим на кровати. Христофор не мог пройти мимо собаки и не погладить или хотя бы не освистнуть какого-нибудь бродячего барбоса. Фигура приятеля, севшего на корточки перед псом, умиляла прохожих, и на моих глазах два здоровенных парня, поглядев на Криста, беседующего с псом, и встретив тут же другую бродячую собаку, остановились и принялись гладить ошарашенного зверя. Пошагали дальше, и пёс пошёл за ними...
Двинулись по улице Советской вверх. Говорили о городах. Дошли до собора Александра Невского, болтая о возможных путешествиях, затем свернули на Красный Проспект, по которому спустились до метро Красный Проспект. Где свернули на Гоголя. Дошагали до перекрёстка с Мичурина, откуда двинули к магазину "1000 мелочей".
Третья встреча с Хозяином.
От магазина подошла нетрезвая личность, которая, выставила перед нами, подобно шлагбауму, руку и спросила закурить. Христофор аккуратно отвёл руку и двинулся было дальше, но я остановился, не спеша достал пачку, попутно рассматривая человека - молодой, нетрезвый, с двумя прыщиками (один - на носу, другой - на лбу), невысокий и чрезвычайно болтливый: личность словно давним знакомым рассказывала, что, вот, тройной одеколон пьёт, совсем спился. Выковырял из пачки сигарету и протянул парню. Я-то его сразу узнал. Христ опять двинулся, но я не торопился. Парень сунул сигарету в рот и снова перегородил рукой дорогу, попросив огонь. Я поднёс к его сигарете свою тлеющую и спросил: "Как жизнь?". Тот ответил: мол, нормально, переключился на тройной одеколон, на водку не хватает...
"Как собака?" - резко спросил я, надеясь, что неожиданный вопрос собьёт с толку. "Собаку сдал" - как ни в чём не бывало ответил парень, - нет её..." Я осторожно отодвинул в сторону всё ещё торчавшую руку, сказал "Извини, брат, нам идти..."
"Да, сдал я её, - крикнул мне в спину парень, - старая она уже была, старая!". Я обернулся, взглянул на него. Конечно, он не узнал меня. Наверное, подумал, что - собутыльник. И хорошо, что не стал беседовать: через пару минут всё бы закончилось просьбой дать денег. "Собаку-то забрал бы!" - крикнул я, и побежал за Кристом, который, не оборачиваясь, пёр по переулку.
"Знакомый?" - вопросил приятель.
"Угу" - подтвердил я.
Крист подозрительно посмотрел на меня, однако ничего не сказал.
Белые листы
Крист разом сменил все тетради. Его ровный почерк выкладывал словечки, которые складывались в предложения, те в свою очередь - в абзацы; ровные столбики слов и цифр выстроились на листах: аккуратные подчёркивания и прочие выделения. Между написанного не осталось свободного места, словно буквы и цифры стремились вытеснить пустое пространство. "Ты нафига лепишь-то?", - раз спросил я. Друг не ответил.
"Где твои собаки?" - удивлённо вопросил я Христофора. Ровные ряды предложений ползли строем по листам, такие ровные и такие мёртвые...
Уход собаки Христофора.
Смска разбудила меня в самую рань. Я матюгнулся и открыл письмо. Писал Христофор: "Сергеевич, заболела собака. Носил в ветеринарку - они сказали идти в другую". "Какая ветеринарка, какая собака?" - подумал я и продолжил спать. Во сне увидел Криста, сидящего за столом, тут же на маленьком стульчике примостилась собака, удивительно похожая на Крилку. Христ и его пёс пили чай, о чём-то мило беседуя.
"В ветеринарке сказали, что не знают, чем болеет собака". Я послал ободряющую смску. Христофор не писал телефонных посланий около двух недель. Затем пришло единственное: "Sergeich, u menja segodnja utrom Krilkushka umerla..."
Умерла... Пришёл друг Мишка. Я рассказал о Кристе и Крилке. Мишка помолчал. Потом сказал: "Да... Все умрём". И признался, что у него собака тоже болеет. "Вам надо взять новых собак", - стал говорить я. Мишка внимательно посмотрел на меня. С нехорошей такой внимательностью, словно на идиота. "Ты сам бы попробовал, - словно говорил Мишка, - иметь собаку, потом потерять её и взять новую..." Однако я не понимал. Потому что у меня давно не было собак и вообще... Мишка, кажется, тоже знал об этом. Тему закрыли.
Гигантская собачья голова рядом с маленьким человечком глянула на меня с тетрадной обложки, маленькая собачья головка посмотрела с тетрадной обложки формата А4, и я понял - она ненастоящая, только рисунок.
Превращение.
Криста я давно не видел - он не появлялся ни в институте, ни на работе. Я звонил ему, однако он не брал трубку. Наконец, позвонил мне сам.
Прошли по Красному проспекту к Дворцу бракосочетаний и дальше пошагали к Калининой площади. Крис рассказывал о всём: работа сменяла учёбу, события в жизни друзей событиями в бытии подруг, плохая погода - хорошую, день - ночь, осень - зиму. Пока не встретили бродячую собаку. Та уставилась на нас, видимо размышляя, что делать. Придумала и: гавкнула на меня, вильнула хвостом Кристу. Побрела дальше. Крис что-то бормотнул. Я смотрел на собаку, боясь повернуться к другу и обнаружить слёзы, опустившиеся плечи. И надо будет говорить бестолковые слова ободрения, хлопать по плечу... Крист чесал себе затылок. "Вот, блин, - сказал он, - зверь-гуляка". Лучше бы он действительно понурился и плакал, тогда бы я точно нашёл, что сказать, тут я, обомлев, увидел, как друг изменился, но по-иному: на крупном теле... собачьем! У него была псиная голова - такой пёс породы "водолаз" стоял передо мной. Я зажмурил глаза, мотнул головой и громогласно матюгнулся. Открыл глаза - Крист оставался псом-водолазом, внимательно смотрящим на меня. Я отвёл глаза в сторону и снова перевёл на то, что было моим другом. На мгновение в глазах потемнело, луч заходящего солнца скользнул под мост, где мы стояли, и обнаружилось, что на друге серые брюки и серая кофта, сливавшаяся с фоном чугунной стены: чугун осветился, проявились щербинки и мелкие камешки, ограничившие фигуру друга - в пределах штанов, надетых на человеческие ноги, кофты - на человеческом теле. И обычной, давно небритой физиономии. Просто грани рельефа в потёмках сложились в собачью фигуру...
"Так-то, - задумчиво сказал Крист. - Бывает. Ты что - пил вчера?" Я утвердительно мотнул головой. Пил... чай и лимонад. Немного пива.
"Что-то холодно здесь, - поёжился Христ, - идём, иначе я на работу опоздаю". Шагали молча.
"Жалко, что мы тогда не распяли моего пса, - вдруг выдал Крист, - Может, пользы было бы больше..."
Исчезновение Криста.
Крис снова пропал. На мои телефонные звонки его матушка отвечала, мол, у него депрессия - заперся в своей комнате, выходит только, чтобы перекусить, и снова исчезает. Такое уже было - Крис именно так реагировал на депрессию, правда запирался дня на три, не больше, тут - уже неделя. Мать Криста считала: такое преодоление депрессии гораздо лем, чем это происходит у некоторых - буйство, пьянка, а то ещё и наркотики...
В такие дни к нему лучше не заходить, поскольку всё равно не откроет. Ответит из-за двери, что занят. Чем он там занимался, ведала, пожалуй, его мать, но у неё спрашивать бесполезно - ответит, что не знает. Я спросил родительницу Криста, не волнует ли её столь долгое пребывание-отсутствие. На это она извиняющимся тоном ответила, мол, нет, причина уж больно веская и добавила: "Наша Рилка... Знаешь ведь..." Я знал, потому положил трубку.
Через две недели после затворничества он позвонил.
Беседа.
Мы шагали по улице Кропоткина, и Крис молчал.
- Депрессняк прошёл, - аккуратно спросил я.
- Депрессия? - удивлённо вопросил Крис. - Не было такого... кажется.
- То есть?
Я пялилися на дорогу, Крис молчал. Солнце закатилось, и мне почему-то не хотелось смотреть на друга - то ли опасался, то ли... всё-таки посмотрел, но уже был готов, потому испугался не сильно, хотя всё-таки вздрогнул. Голова была самая обычная - Крисовская, но сзади явственно мелькал хвост, и сквозь одежду проросли волоски. Солнце на мгновение появилось из-за туч - я зажмурился. Открыл глаза - всё нормально. Опять потёмки играют со мной? Почему не звонит Никодим???
Христ задумчиво посмотрел на меня, и мы пошагали дальше. Молча. Наконец, я не вытерпел. Остановился и провозгласил
- Хватит! - Затем продолжил: Ни хрена непонятно!
- Чего? - С усмешкой отреагировал Крис.
- Всего! - провопил я. И рассказал о моих видениях.
Некоторое время он молчал. Начал сбивчиво, потом уверенно продолжил.
- Ты же знаешь, любил я Рилку. Больше девок, пива, даже больше книжек. Тут она умерла. Конечно, она была старая - 14 лет, и перед этим долго болела, но... Вот, допустим, когда умирает человек, остаётся такая маленькая надежда, что где-то он живой - с богом ли, без него ли - неважно. С собаками такое не пройдёт. На эти мысли ты меня, злодей, натолкнул своим манифестом идиотским. Мы когда с собакой гуляли, я бегал вместе с ней и орал. Выходил куда-нибудь на пустырь, мы бежали и кричали, вернее, собака лаяла, я кричал. Словно пацан какой-нибудь. Да, наверное, так я в ребёнка и превращался.
Тут она умерла.
И стало мне сниться, как мы носимся с ней, только не по пустырю, а по гигантскому лугу, где много цветов и несколько одиночных деревьев, вдали - густой лес и горы такие с белыми пиками. Несёмся, разговариваем, песни поём. Проснусь и понимаю - нет Рилки.
Как-то во сне осознал, что могу понимать собачий язык, вернее даже, давно понимаю, только боюсь признаться себе в этом, наконец - баста, карапузики, хватит: давай разговаривать. Понял, что и когда она живая была, мы уже разговаривали...
Тут она умерла.
Однажды увидел: рядом со мной девчонка бежит, только волосы у неё седые, а так - ребенок ребёнком, кричит что-то. Даже во сне удивился, поскольку понял - это ведь Рилка моя. На себя посмотрел и понял: у меня ноги собачьи. Запахи стал чуять как собака, даже вроде мир увидел по-собачьи. Такие сны мне несколько дней снились. Бегал-бегал, потом остановился. Сообразил, что не хочу я туда - к людям. Почему? Собакой лучше потому что. Ну, вот смотри...
- Так ты превращаешься в собаку или нет? - перебил я.
Христ удивлённо посмотрел на меня, на миг задумался и ответил
- Не знаю. Кажется, это тебе решать.
И продолжил говорить.
Опыт Криста.
Собака очень похожа на человека. Правда, все конечности у неё называются лапами, не разделяясь на руки и ноги; её речь называется лаем; она очень волосата. Ещё у собаки есть хвост. При этом как руки, так и ноги человека тоже могут называться лапами. ("Убери лапы!" - незадачливому ухажёру. У тебя такая лапа!" - о большой ноге). Рудиментарный хвост есть у каждого человека, у некоторых он - довольно большой. Насчёт волосатости... есть как лысые собака, так и очень волосатые люди, так что здесь - относительное равновесие.
При этом, у собаки больше достоинств! Человек носит одежду, собака - нет, однако можно ли считать это плюсом человека? С позиции какого-нибудь киника обилие и разнообразие одежд никак нельзя назвать преимуществом... Думается, не является это преимуществом и для собаки, довольно трусящей в мороз рядом с хозяином, на котором одето множество одежд, никак не спасающих от мороза.
У неё гораздо острее, чем у человека, обоняние, быстрые ноги, способность общаться так, чтобы человек не понял... Собака лучше, чем человек. Курящий, употребляющий алкоголь.
- Тогда почему же ты вернулся? - Спросил я.
- Не знаю... - ответил Крист. - Вернее знаю. Открылось ещё другое. - Осмотрелся вокруг и, понизив, голос, поизнёс: