Аннотация: Небольшой рассказ-путешествие по воспоминаниям и оздоровительная пробежка по наблюдениям.
Hurley was right...
Фиолетовая струйка льюиса, лизнув своим многооким боком грьязноватое стекло витрины магазина Maddest (какое-то посвящение автору картинок), наслаждаясь собственной новизной и податливой природой света, преобрела на гладкой поверхности ломанно-волнистие очертания, отобрав у напряженного солнца кружевные детали голубеньких женских аксесуаров, нежно уткнулась слегка туповатым заостренным носом, похожим на морду механической рыбины, в неровно начерченную на мостовой широкую белую линию, являвшую собой высшую власть городского трамвайного движения и нарезавшую остановку на ломти дозволенного. В вагоне на двух языках приятно промяукал женский голос - в начале по-английски - Abbeystreet, а затем, точно посыпая пеплом, на ирландском - StrЮih na Mainistreach. Зашелестели выходящие пассажиры, становясь за гранью волшебного свода широких двустворчатых дверей всего лишь прохожими, будничной константой мыслей и движений, а на их местко туго и легко вливались перевоплощавшиеся цветастые лица местного населения. На вздернутом у потолка табло красными электронными кубиками заиграли литеры следующей станции. Hurley was right...
Все это напоминало репетицию загробной жизни. Троллейбусов у ирладцев нет. Да и тот же льюис - местный трамвай, похожий на современный поезд - был запущен только в прошлом году. А теперь представьте: в Риге у троллейбуса на каком-нибудь вираже, или хотя бы просто - на прямом участке пути, срывает штангу. Он останавливается, и все вместе с ним на пару мгновений замирает, прежде чем в стальном его чреве зашепчутся голоса и заоглядываются головы рижских пассажиров. С пневматическим свистом, словно пробитое легкое певца, бравшего высоту арии, открывается первая боковая дверь. Водитель - этот повелитель усатого плоскорылого чудища, надев защитную куртку и здоровенные замасленные перчатки, тяжело, но не без удали, боком минует узкий дверной проем и сбегает с подножки. И тут начинается представление. Простирая руки к небу, он, уверенно взывая к кому-то разумеющемуся божеству, просит оживить чудовище. Совершает ритуал, дергая за веревки штанг, точно раскачивая языки невидимых испалинских колоколов, отчего усы миханического жука приходят в движение. И, о чудо! Он оживает! Пассажиры едут дальше. Скольжение по кругу жизни продолжается. У кого-то из них проездной, а кто-то вынужден все время покупать билет. На одной остановке человек сходит, а кому-то черед входить. И все это будет вертеться до тех пор, пока неясная сила, питающая провода, будет гудеть трансформатором в сердце механического жука.
Знаете, когда мотылек или какая еще тварь попадает внутрь бумажного абажюра и начинает в нем биться, а ты находишься к нему спиной или попросту не видишь сего действа, создается такое впечатление, особенно если дело к ночи, точно на улице начинает накрапывать тяжелый и продолжительный в будущем дождь.
Мой путь, как обычно, начинался с посищения интернет клуба, где я силился найти работу в ирландской сети трудоустройства. С момента моего пришествия прошел месяц. Деньги были на исходе и я не знал что уже делать. Точнее, их не осталось совсем - 50 центов (хлеб стоил 65). Домой ехать я не мог. Помогали товарищи, обеспечивая жильем и продовольствием. Первый месяц мы жили в непосредственной близости от центра в подвале на одной из самый неблагополучных улиц Summer street North. Конечно, неблагополучной она была с точки зрения местных, для нас же весь центр Дублина мало чем от нее отличался
С гиперболическим вензелем фонаря в левом верхнем углу, синяя пластиковая карточка члена сети публичных библиотек, была пропуском в мир великой музыки. Все бесплатно. Подходишь, берешь понравившийся диск, направляешься к милой ирландской барышне, вертишь карточкой и с благодарностью уходишь.С книгами дело обстояло иначе. Можно сказать, что их несуществовало. Конечно, как таковые полки заполнены были - на то она и публичка, но при ближайшем знакомстве на дряхлом теле обнаруживались глубокие впадины, ландшавт явно не украшавшие. Искусствоведам повезло больше, чем всем остальным, ну, разве еще любителям домашней медицины (я нарочно искал анатомический атлас и не нашел). Вот и грязноватые мушки парадокса - ничего примечательного в городе в глаза не кинулось, не прокричало о своем существовании, а книг по искусству больше всего. То ли правительство взяло новый курс, то ли молодежь напосищалась других стран, где та же Варшава перекроет все мыслимые красоты в голове типичного ирландского домоседа, разговаривающего на тернистом английском, и решила стыдится приезжих немцев. Интересно, как бы отнесся к этому Джойс, чей облик хранила небольшая бронзовая статуя, поглядывающая в состоянии "ха-ха" на O'Connell street с торчащим из нее высоченным наконечником стального гвоздя, вбитого, как казалось, с обратной стороны земного шара и являвшено своей шляпкой что-то в Африке.. Представьте себе свершившийся коммунизм, вычтите из него искусство и культуру и вы получите вполне правдоподобное представление о Дублине.
Библиотека располагалась внутри старейшего торгового центра европы Ilac с большим развернутым и зеленым трелистным клевера над первой буквой. Старейшим его делала не только история, но и внутренняя разруха. Чем-то напоминает рижский вокзал с крыльями выходов к Министерству сообщений, только еще более невыразительней - с низкими потолками и внезапно появлявшимся запахом вполне понятного биологического происшествия, чем-то, хоть и отдаленно, напоминавшим амбре в китайском магазинчике напротив торгового центра Jervis.
Но не все так плохо. Здесь, в Дублине, на Grafton street я впервые увидел в витрине сидящие и лежащие манекены. В голове на мгновение щелкнуло, обратилось к памяти и получило оттуда фигу. Премьера.