Аннотация: Странной бывает благодарность людская...
Странной бывает благодарность людская...
Есть на Руси место, где на небе сходятся летом две зари - утренняя и вечерняя, оставляя для ночи всего пару часов неясного, смутного света. Не сразу это происходит, но с каждым днем по утрам солнце на востоке восходит немного раньше, а садится на западе немного позже, отбирая у ночи по куску с обеих сторон.
Так и силы вражьи надвигались на Русь с двух сторон, оставляя все меньше и меньше свободы людям. Опасность, смертным дыханием, подступала неотвратимо. С востока шли татары, с запада шведы, немцы и литовцы. Было ясно, что останавливаться ни те, ни другие не собирались.
Люди с беспокойством смотрели на запад и на восток, не ожидая ничего хорошего.
Князь Александр уже давно ждал непрошенных гостей. Не знал только, с какой стороны нагрянут первые. Поэтому и держал дозорных на расстоянии дневного перехода от Новгорода. Глаз не сводили они с устья Невы на западе и рубежей новгородских на востоке.
Знал князь, что недолго продлится затишье. Знал еще, что нужно им надеяться на самих себя. Потому что не было ладу в русских княжествах. Всяк за себя стоял, да всяк на себя одеяло общее - землю Русскую, тянул. Русь, обессилевшая от княжеских усобиц, слабела.
Поэтому стал Александр собирать свою дружину и обучать ee воинскому искусству. Торопился князь, торопил Гаврилу Олексича, что был в ответе за науку воинскую. Крепости, на запад от Новгорода, по берегам Шелони строились уже год, но нужно было еще хотя бы полгода, чтобы смогли они встать на пути вражьем.
Литовское племя на западе становилось все сильнее. Литовцы набегами захватывали русские земли, грабили и опустошали их.
Шведская земля хоть и была далеко, за морем Балтийским, да только люди их уже давно стали забираться в соседние с новгородскими, финские земли, строили там свои поселения, насильно обращали финнов-язычников в латинскую веру. Теперь же, шведский король смотрел в сторону богатой, русской земли. Грамоту добыл от своего Папы римского, где говорилось, что будет отпущение грехов тому, кто пойдет походом на русичей, дабы обратить и их в веру истинную - латинскую. Вместе со шведами собирались и норвежцы в поход на "раскольников и мятежников".
Немцы тоже копили силы для нового крестового похода против "неверных"
С востока надвигалась не меньшая опасность. Как черная туча налетали воины орды, неся за собой смерть.
Татары, два года назад чудом не дошли до Новгорода.
Всем миром молились тогда новгородцы, вместе с князем Александром просили Бога о спасении города и людей его от супостатов. И чудо было даровано им. Не дойдя до Новгорода, от Игнатова Креста повернул Батый своих всадников назад. Люди верили, что это сам архистратиг Михаил, грозный воевода сил небесных, преградил путь Батыю.
Видно, Господь хранил князя Александра для других дел.
В этом году князю Александру Ярославичу исполнилось двадцать лет. Уже четыре года княжил Александр в Великом Новгороде, приняв власть от отца Ярослава Всеволодовича, ставшего два года назад великим князем Владимирским.
Вольнолюбивые новгородцы были в вечной вражде с Суздалем, но, тем не менее, приглашали на правление его князей. Да только, все равно, чужими оставались князья, не раз приходилось бегством спасаться от недовольных новгородцев, скорых на расправу. Особенно, когда во время неурядиц, по набатной тревоге Торговище собирало на стихийное Вече меньших людей. Невозможно было предсказать, куда могли завести порой горячие речи, да хмельные головы. Тогда толпа сметала на своем пути все. Никто не разбирал, кто прав, кто виноват - били всех, кто попадал под руку, вспоминая старые обиды и просто так, по злости или куражу.
Не спалось Александру в ту ночь. Тревожно было у него на душе, ворочался он в постели, переворачивал мягкие подушки, ища прохладу. Казалось ему, что думы его прожигают подушки насквозь. Чтобы не разбудить жену, княгиню Александру Брячиславовну, он потихоньку вышел из терема. Княгиня была на сносях, вскорости ожидали первенца и сон ее был и без того беспокоен.
Восток посветлел, гася последние звезды. Небольшие облака на горизонте зарумянились снизу от еще невидимого солнца. Налетел свежий, утренний ветерок, принеся долгожданную прохладу. Была середина лета, самая жаркая пора. Пора сенокосов, приближалась жатва.
По обычаю, князь с семьей жил в трех верстах от Новгорода, в княжем селе Городище. Здесь была его полная воля, здесь была часть перенесенного с собой Суздаля, с его тишиной и патриархальным устроем.
Через двор прошел сонный пастух, волоча за собой длинный кнут. С протяжным скрипом открылись тяжелые ворота. Скоро выгонят стадо.
В княжий двор влетел всадник. Видно было, что проделали они с конем долгий путь. Подскочивший дворовый мальчишка принял поводья и всадник, тяжело спрыгнув на землю, направился к княжескому терему.
Дрогнуло сердце у князя в предчувствии беды. Узнал он новгородца Савву, что стоял с ижорским старшиной Пелгусием в дозоре у Невской губы.
"Знать оттуда идут супостаты", - екнуло княжье сердце.
- Князь... - хриплым голосом проговорил Савва, кланяясь в пояс, - вчера пополудни... шведские насады, большим числом, прошли устье и стали лагерем у Ижоры. На Ладогу идут, а потом и Новгород воевать хотят, наш толмач слышал. Ведет их зять короля шведского - Биргер.
"Вот она, беда, подступила непрошеная," - подумал Александр, - "эх, нам бы еще несколько месяцев... не готовы крепости, и дружине еще время нужно, много молодых, необученных... да только нельзя нам ворога далеко пускать." Князь обернулся к подошедшему Гавриле Олексичу.
- Собирай малую дружину, да веди в Детинец, на площадь, ждать не станем... Коня мне седлать!
Застоявшийся за ночь, конь нетерпеливо перебирал ногами, готовясь к привычной утренней пробежке. Не знал он, что сегодня им с седоком предстоит совсем другой путь. Путь дальний, не для забавы.
Во дворе стало людно. Дружинники тревожно переговаривались, поглядывая в сторону князя. Только тот не остановился. Стремительно промчался конь его в открытые ворота и направился в город, к Святой Софии.
Узкие кривые улочки города сбегались со всех сторон к каменным башням новгородского детинца, над которым белой громадой возвышалась Святая София. На верность ей новгородцы целовали крест. Ни один зодчий не посмел больше построить храма по ее подобию, она была единственной и неповторимой. С темного свода храма на молящихся смотрел строгий образ Спасителя со сжатой десницей. Говорили, что когда при епископе Луке Жидяте, цареградские иконописцы расписывали храм, три раза писали десницу благославляющую, но три раза она сжималась. И тогда услышали они голос:"Писари, писари, не пишите Мне благославляющую руку, но пишите сжатую. Аз в сей руце Новгород держу; а когда рука моя распрострется, тогда городу сему кончание."
У беды ноги длинные, плохая весть успела разнестись по городу. Ударил вечевой колокол, созывая горожан. Со всех сторон на площадь собирались новгородцы.
Владыка Спиридон, настоятель Софии, был в храме. По взволнованному лицу Александра, по стремительности, с какой вбежал молодой князь в храм и упал на колени перед алтарем, понял Владыка - большая беда нагрянула.
Опустился он на колени рядом с Александром Ярославичем. С темного свода храма образ Спасителя со сжатой десницей строго смотрел на них.
- Боже хвальный и праведный! Боже великий и крепкий! Боже превечный! Сотворивый небо и землю и поставивый пределы языком, и жити повелевый не преступая в чужня части... И ныне, Владыко прещедрый! слыши словеса гордаго варвара сего, похваляющего разорити святую веру православную и пролити хотяща кровь христианскую, призри с небесе и виждь и посети нас винограда своего и суди обидящих мя, и возбрани борющимся со мной, и прийми оружие и щит и стани в помощь мне, да не рекут врази наши, где есть Бог их? Ты во еси Бог наш и на Тя уповаем!
Горячая молитва та наполнилась множеством голосов повторяющих слова ее и князь, обернувшись, увидел, что храм полон новгородцами. Тревога и надежда были на лицах. Женщины плакали, мужчины хмурились.
Шумело Вече новгородское, не было согласия в нем. Ворог, большим числом, двигался на вольный Новгород, а у князя Александра всего и было-то, что дружина малая, недоученная, в две сотни воинов. Кто кричал, что откупиться, мол, нужно от шведов - пускай-де толстосумы кошельки-то поразвяжут, не обеднеют, чай. Иные требовали послать за помощью к Ярославу, князю Владимирскому - пусть, мол, поможет сыну, да и нам, по старой памяти, что, зря мы ему столько лет платили! Никто не хотел уступать, уже поохрипли, несколько часов оравши, дело шло к тому, что вот-вот до драки дойдет. Да только вдруг стали стихать крики.
Расступилась толпа перед всадником, показавшимся на площади. Это был не русич.
Видно было, что конь и всадник утомлены долгой дорогой. Всадник доехал до центра площади, достал из-за пазухи свиток и начал читать заносчиво, запинаясь на незнакомых словах.
- "Выходи против меня, если сможешь сопротивляться! Я уже здесь и пленю твою землю!" - с этими словами он бросил свиток на землю.
Шведский посланник обвел глазами стоящих вокруг него людей, видно было, что ему не по себе от тяжелых взглядов и гнетущей тишины на площади. Не дожидаясь ответа, он повернул коня и проскакал через людской коридор, туда, откуда приехал.
С обратной стороны на площадь въезжала княжеская дружина. Ее вел княжий подручник Гаврила Олексич. Давно ли сам Александр проходил науку воинскую под его реководством. Дружина была налегке, обозов не брали. Среди дружинников было много молодых, еще ни разу в бою не участововавших.
Стоя на ступенях храма, обратился князь к дружине своей и слышали его все собравшиеся на площади.
- Братья! Не в силе Бог, а в правде! Вспомним слова псалмопевца: сии на колесницах и сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего призовем... Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог!
Красив был князь Александр в своем порыве. Глаза его горели отвагой и уверенностью. Сила, исходящая от него, вселяла надежду в души людей.
Одобрительный гул прошел над толпой. Александр решил выступать не дожидаясь, когда Вече придет к какому-то решению, не дожидаясь подмоги со стороны Владимира. Время было дорого, сейчас оно было на его стороне, потому что не ждали шведы отпора, хорошо зная, сколько воинов у молодого князя. Да они и мысли не допускали о том, что юный князь, столь малым числом, посмеет не то что напасть, а даже приблизиться к хорошо обученному, закаленному в боях, войску шведскому.
Торопился князь Александр, торопил дружину. Всю ночь скакали всадники вдоль Волхова. По дороге к нему присоединились чухонцы, небольним числом.
Не ждали его шведы так скоро, удобно расположились они в шатрах на берегу реки, рядом с насадами. Решили отдохнуть как следует, прежде чем воевать Ладогу, а затем, по Волхову, идти до земель новгородских.
Только один раз остановилась дружина в Ижоре на короткий отдых, чтобы покормить лошадей. Князя встретили ижорские дружинники, вместе со старостой Пелгусием. Пелгусий, не так давно, крестился в христианскую веру.
Староста подошел к князю Александру и принял поводья.
- Дозволь слово молвить, княже.
- Говори, Пелгусий.
- Ночью, когда прошли шведские лодьи, я остался на берегу, на случай, если еще кто появится. Туман стоял густой, не видно не зги. А тут вдруг шум раздался, осветилось все кругом и увидел я... не подумай чего плохого, княже, не спал я, не привиделось мне это...
- Да говори уже, раз начал, время дорого!
- Вижу я - огромная лодья идет вверх по Неве... да быстро так, что подивился я гребцам необычным... только не увидел ни гребцов, ни весел... будто мглою все покрыто... А на носу стоят двое... высокие, с тебя ростом будут, одежды червленные... руки друг дружке на плечи положили. Тут один говорит... голос его, прямо как гром небесный: "Брат, - говорит, - Глеб! Вели грести побстрее, да поможем сроднику нашему - князю Александру Ярославичу...". Не сердись, князь, только думается мне, что это святые Глеб да Борис тебе на выручку шли.
- Поглядим, - улыбнулся Александр впервые за долгое время, - ты пока не рассказывай никому. Вот будем победу праздновать...
Меж тем наступило утро. Солнечные лучи с трудом пробивались через густой туман, накрывший землю. Ветер дохнул принесенным теплом, обещая жаркий день.
Да, день собирался быть жарким и не только от солнца.
Лагерь шведов раскинулся вольно вдоль Невы и по берегу, впадавшей в нее, реки Ижоры. Нева неспешно и величаво несла свои воды к морю. Казалось, гладь ее почти застыла на месте, накрытая одеялом тумана, и поблескивала тяжелым металлом. Мелкие волны плескались сонно о борта причаленных шнеков - лодей шведских. Любопытные рыбешки стайками сновали в теплой прибрежной воде от одного тяжелого смоленого борта к другому. Лениво перекрикивались чайки, время от времени тяжело шлепаясь в воду, но не для того, чтобы выловить добычу, а так - покачаться на спине реки и медленно проследовать мимо диковинных гостей, рассматривая их попеременно то одним, то другим глазом.
На шнеках было пусто, только несколько воинов спали на палубах, подложив под головы снятые сапоги. Да еще молодой швед, почти мальчишка, сидел на сходнях, болтая в воздухе босыми ногами и бросая крошки суетящимся рыбешкам.
В лагере, на берегу тоже было сонно. Утомленные долгим переходом, плотно позавтракав с утра, люди разбрелись по шатрам и палаткам, а то и просто спали под прибрежными деревьями. Только в центре, у большого шатра с золоченой вершиной, было заметно какое-то оживление.
Речка Ижора протекала в глубоком овраге, берега ее поросли густым кустарником и высокими деревьями. Утром 15 июля 1240 года князь Александр остановил дружину, не доезжая до оврага, и выслал вперед дозор. Те, вернувшись, доложили, что никакого охранения они не видели, да похоже и не было никакого охранения, настолько шведы были уверены в своей полной безопасности и безнаказанности.
Русичи подошли молча. Пешие воины неслышно прошли вдоль берега Невы к шведскому лагерю. Туман, все еще покрывавший землю, и толстый хвойный настил густого леса растворяли в себе тела и звуки. Внезапно, среди этого сонного покоя, с крутого склона оврага, конница русичей с криками, лавиной хлынула на шведский лагерь. Густой туман, стелящийся по земле, скрывал их снизу наполовину, и казалось, что всадники плывут по воздуху. Одновременно с ними, от Невы пошли пешие ратники, круша все, что попадалось на пути, тяжелыми топорами. Они рубили направо и налево, сбивали сходни и отсекали противника от берега и от кораблей. В трех шнках были прорублены днища, и невская вода быстро заполнила трюмы.
Только когда накатившаяся волна русичей, клином рассекшая лагерь, дошла почти до центральных шатров, шведы опомнились. Спешно хватались они за оружие, да не все успевали его в дело пустить. Новгородцы сражались яростно, понимая, что сейчас сила на их стороне. Новгородец Сбыслав Якунович рубил топором, будто прорубал себе дорогу в густом лесу. Длинный меч княжего ловчего Якова Полочанина мелькал в воздухе одновременно в трех разных местах так скоро, что казался видимым. За ними шел княжий отрок Савва. Пробившись в центр лагеря, Савва ворвался в шатер самого Биргера и подрубил высокий столб, на котором держался шатер. Шатер упал, и сине-золотое знамя шведов оказалось на земле, втаптываемое в грязь ногами сражающихся. Это придало новгородцам еще больше сил. Князь Александр был в самой гуще сражения, дрался наравне с рядовыми дружинниками, поспевал всюду, воодушевляя воинов.
Натиск русичей был столь стремителен, действовали они так быстро и слаженно, что было невозможно понять, сколько же их было на самом деле. Дрогнули шведы, стали отступать к шнекам. Только и там не было им спасения. Вслед за бежавшим на корабль Биргером, туда же, прямо на коне, въехал Гаврила Олексич. Биргер скрылся от него в трюме, но шведский воевода и сам епископ пали от меча княжего подручника.
В панике погрузились шведы на уцелевшие корабли и, ломая весла, бежали вниз по Неве к морю.
Солнце стало клониться к закату, уставшее от этого дня, уставшее от вида смертей и крови. Берега рек были покрыты телами. Смерть примирила недавних врагов.
Наступила странная тишина, печальная и тяжелая, нарушаемая только стонами раненых, да карканьем ворон. Люди, будто просыпаясь от кошмарного сна, сознавали то, что они остались в живых, ощущали боль от ран, оглядывались по сторонам, надеясь увидеть братьев и друзей.
Странной бывает благодарность людская. Вернувшегося с победой князя, встретили новгородцы упреками в том, что проявил он самовольство, выступил с походом на шведов, не дождавшись решения Вече. Обвинили его в в смерти двадцати дружинников, павших в бою со шведским войском. Сказали, что должен он заплатить выкуп семьям погибших.
Князь Александр заплатил выкуп, но не простил обиды новгородцам и отказался от княжества.
Уехал князь, увозя с собой жену, новорожденного сына Дмитрия и верных дружинников.
После этой битвы князь Александр получил славное имя - Невский.
Как сказано в летописи, русичи потеряли только двадцать воинов, тогда как шведское войско было числом пять тысяч.