Только законченный храбрец решится разжечь костер на перепутье в ночь новолуния, когда просыпается всякая нечисть. Неизвестно, кого может привлечь из мрака этот одинокий огонь...
Яна Левская-Колядич
Подорожник
Над костерком роились искры, вспыхивали и пропадали в густой темноте. Пятно теплого света дергалось на утоптанной до твердости камня проплешине, где сошлись три дороги. Летний ветер был ласков, лишь немного трепал огненные вихры - в шутку.
- Да ты невиданный смельчак, приятель!
Человек, сидевший у костра, вздрогнул и повернулся на голос.
Сверху вниз на него смотрели две пары глаз: людские и лошадиные. Всадник - как умудрился подобраться незамеченным? - лихо перекинул ногу через круп кобылы, одним движением соскакивая на землю, и ступил в круг света, давая себя рассмотреть. Он был молод, но уже не юн. Ни одна девица не посчитала бы его красавцем, но взгляд незнакомца, насмешливый и внимательный, обладал особой притягательностью. Он был одет в узкие штаны неясного цвета и алый дублет с пухлыми рукавами, а на голове носил берет, украшенный ободранным пером.
- Пусти погреться, а? - улыбнулся он хозяину костерка, подкупающе поглядывая из-под рыжей челки. - Я тебя песней развлеку. Песня, она, от всякой жути ночной хранит. Тебе, вижу, отваги не занимать, но... в общем. Мало ли что? Вдвоем-то веселее будет, а?
- Люблю, - усмехнулся парень и, приняв вопрос за ответ, начал высматривать местечко у костра, попутно расстегивая широкий ремень видневшегося за его спиной чехла странной формы.
Человек, промолчав, озадаченно скосил глаза на лошадь. Та уже почти скрылась из виду, пощипывая травку и неторопливым шагом удаляясь в темноту ночного поля. Перехватив его взгляд, парень оглянулся.
- Ох, нет!
Угрозы и уговоры становились то тише, то громче, пока хозяин гонял по травостою своевольную клячу. Человек у костра с любопытством поглядывал на инструмент, оставленный незнакомцем, прикидывая по изгибам кожуха, на что может походить начинка. Терпеливо ждал. Четверть часа спустя растяпа, забывший стреножить кобылу, вернулся. И был он, вполне ожидаемо, один.
- Умчалась, стерва, - буркнул парень, плюхаясь на землю. - Остался я без ужина. Без поклажи, без еды, без денег. Ну что ж за!.. - речь захлебнулась на вдохе, потому что молчун, подцепив свою сумку, вынул оттуда буханку черного хлеба, щедро усыпанную семечками, и колечко кровяной колбасы, а затем - о, диво! - протянул и то, и другое оголодавшему менестрелю.
- Приятель, да ты не только смельчак, но и щедр, как король! - воскликнул тот, принимая еду.
- Да что ты постоянно твердишь о моей смелости? В чем смелость-то? - не выдержал человек.
- Ну как? - уже набив рот, зашамкал парень. - На перепутье ночью в новолунье костры палить может только законченный храбрец или болван. А ты на второго не похож. Вроде бы.
- Спасибо, - насупился "храбрец". - Но я тебя все равно не понимаю.
Парень перестал жевать и с подозрением вгляделся в лицо собеседника, разыскивая признаки слабоумия.
- В такую ночь, невинный мой знакомец, на огонек может прийти Подорожник.
- Кто? - выдавил молчун, опешив.
- Хозяин дорог, демон перекрестков, жуть ночная! Вот кто! Ты откуда свалился, а? Не слышал и такого? - увидев отрицательный жест, менестрель пустился в подробности. - Он - темный, коварный дух. Кровь холодная у злыдня, потому его влекут свет огня и тепло живого сердца. С виду он такой, безобидный, приятной наружности даже. Подойдет, - парень опустил глаза, а когда снова их поднял, слушатель увидел недобрый прищур. - Погреться попросит. Примет пищу, разговорит... А там, не заметишь, как уже и душу, и кровь свою горячую ему отдашь...
Голос менестреля затих, в глазах полыхнуло пламя огня, недостижимого и столь желанного для вечного скитальца с ледяной кровью в жилах.
Человек смотрел на рассказчика, как на шута с ярмарки. Менестрель недовольно ухнул и мигом растерял мистический настрой.
- Что, совсем не поверил? Ну и ладно. Конечно, проситься к костру, жрать и болтать Подорожник не станет. Но до тепленьких душ этот гад страсть какой жадный!
- Почему сам не боишься? В новолуние по дорогам шляешься?
- Меня нужда погнала, - пряча взор, ответил парень и быстро вывернул разговор в прежнее русло: - А с этим Хозяином Дорог, вообще, все непросто. Там целая история, как его укокошили, а после... О! Я ж о нем балладу знаю! Давай, спою, а?
Человек тихо рассмеялся.
- Спой.
Деловито расчехляя инструмент, менестрель продолжил болтать:
- Не зря я табру не приторочил к седлу вместе с сумкой. А то бы сейчас,- парень поежился от внезапно налетевшего борея, - л-ладошками на коленках играл.
Нахальный ветер лизнул костерок, пригнув к земле заметавшиеся лепестки, и окатил людей злым холодом. Менестрель, невольно отбив дробь зубами, принялся крутить колки, прислушиваясь к пению струн.
- Меня Фор зовут, кстати. А ты кто?
Молчун не успел ответить, потому что в круг света вторглась фигура, вылепленная из тьмы и мрака.
***
Черное на черном, медные отблески по вороненой броне, шорох жестких перьев плюмажа, скрежет лат от движения груди на вдохе и выдохе. Незнакомец дышал очень шумно. Фор даже предположил бы, что он запыхался, будь хоть чуточку способен предполагать в эти минуты.
- Ахзррр...- глухо, с дребезжанием и металлом донеслось из шлема. - Ахзд-д-ыы!
Ручищи в латных рукавицах обхватили увенчанное кудрявыми перьями ведро на плечах рыцаря и потянули вверх. Медь и охра приятно подцветили открывшееся лицо. Едва разглядев примечательный нос-корнеплод над седыми усищами, менестрель стал на тон белее и начал одновременно пятиться и подниматься.
- Ах ты, стервец! - загрохотал рыцарь. Без шлема голос его звучал куда внушительнее. - Попался, падла! Я за тобой от самого... турнир проср... гхэм. Коня загнал чужого - теперь платить! Й-й-я-ж-ш-тебе... Где она? Полынушка моя где, спр-рашиваю?!
- Т...т...вп...уш-ш... - Фор тыкал дрожащим пальцем в том направлении, куда бегал догонять лошадь.
- В поле коняшка умчалась, - перевел молчун. - Он ее стреножить позабыл.
- Вот олух! - рыцарь попер на паренька, протягивая руки. - В рог скручу! Землю у меня жрать будешь!
- Ну, к чему же землю? - человек миролюбиво помахал связкой сушеных рыбешек и стукнул костяшками по красному боку глиняного кувшинчика. - Пиво дешевенькое, но, при большой жажде...
- Ты кто? Дружок этого ничтожества?
- Да где уж! Я вот - грелся у костра на перепутье...
- Самый смелый, что ли? - не дослушал рыцарь.
Человек вздохнул, воздержавшись от иных демонстраций своего мнения относительно последней фразы. Видя, что усач медлит принимать угощение, он улыбнулся - вокруг глаз проявились морщинки, какие бывают у людей, смеющихся часто и искренне - и подбодрил:
- Полынь придет. Наестся и к свету потопает. Каждую тварь в ночи к свету тянет.
- Хэх. Благодарю, - рыцарь кивнул, подхватывая из рук незнакомца кувшинчик и связку рыбок. - Благодарность Берингара фон Равенау надежно охранит тебя от любых напастей, добрый человек. Так же, как вражда со мной, - он скосил глаза на менестреля, - уменьшит для негодяя значимость всех случавшихся с ним когда-либо бедствий.
Фон Равенау, скрипя латами, шагнул к вору.
- Раз уж будем ждать, вытрясу из тебя и остальные пропажи. Как поступим? Сам выложишь, или..?
- При мне н-ничего, н-нет! - икнул менестрель. - Сумка у седла, а...
- Ясно, - рявкнул назвавшийся Берингаром. - Разберемся, как обратно в Рейнбах приедем. А пока тренькай. Все одно уж собирался. Давай ту, что третьего дня у храма пел. Про святой поход в земли сарацинов.
- Я про Подорожника хотел, - угрюмо напомнил Фор.
- Ну, придумал! О нечисти распевать. Инквизиции на тебя нет!
Менестрель струхнул и начал тихонько перебирать струны, а рыцарь приложился к кувшину, продолжая нависать над людьми черным отражающим блики огня пугалом.
Отхватив крепкими зубами полтрески, Берингар прожевал рыбу прямо с костями. Смачно побулькал пивом.
- Инквизиция, рыжий, - напомнил он и отрыгнул. - Я, когда злой, на любые вопросы отвечаю прямо и честно. Посему тебе надо бы меня хорошенько задобрить, чтобы мне захотелось умолчать о твоих нечестивых попесенках, когда стражники станут спрашивать.
Фор кончил тянуть кота за усы, и в ночное небо ударил молодецкий струнный бой, а следом зазвучала бравурная песня. Молчун подхватил ритм, задергав носком башмака. Рыцарь принялся "подгавкивать", перевирая слова.
У менестреля глаза то и дело косили за обочину, где врос в землю путевой камень. Налево умчалась сбрендившая Полынь, поэтому Фор выбрал право. Осталось только подгадать момент и...
Не успел он дать деру, как на границе света, выступив из темноты, обрисовалась фигура в коричневом балахоне.
***
- В такую ночь, набредя на ваш костерок, заново поверить можно в промысел господень.
Монаху не пришлось никого перекрикивать, ибо все умолкли, застигнутые врасплох его появлением. Повеселевший фон Равенау грохнул хохотом.
- Бог видит все и шлет нам посланников своих в нужный час, - убежденно заявил он, отсмеявшись.
Монах натянуто улыбнулся и шагнул ближе к теплу очага. Небольшая скрутка с вещами перекочевала с его спины на землю, приняв на себя вес усевшегося сверху хозяина. Растирая худые, все в россыпи старческих пятен кисти, он окинул взором странную компанию.
- Воистину, неисповедимы пути... - пробормотал он, не став заканчивать. - Я прервал вас, прошу простить. Не убирайте табру, юноша. Если сможете вновь настроиться на нужный лад, то спойте. Это было бы очень хорошо для такой ночи.
- Ночь, как ночь, - повел плечами хозяин костерка, но его слов никто не разобрал. Фор уже взял первый аккорд и начал, мучая струны нежнейшей табры, отбивать что-то столь же героическое, как и недопетая ода крестоносцам. Но почему-то монах, не дождавшись и начала куплета, воздел руку. Менестрель накрыл струны ладонью.
- Знакомы ли вам иные песни? Без упоминания крестовых походов, - спросил старик.
- Он обещал балладу о демоне с перепутья, - подал голос молчун, - да господин рыцарь отговорил. А мне, знаете, очень любопытно послушать.
Берингар неодобрительно крякнул в усы.
- Человек ты добрый, но глупый. Не на всякое, что любопытно, можно развешивать уши. В простоте своей ты сердишь брата монаха. Он к твоему костру вышел погреться, а не всякую ересь терпеть.
- Да что вы, право, - махнул рукой старик, привычно одернув задравшийся рукав сутаны. Только зоркий Фор успел разглядеть безобразный шрам на его запястье, идущий от ладони вверх, под ткань рубашки. Лекари, пуская кровь, так не режут.
- Я бы и сам послушал балладу, - продолжал монах. - Библейские сказки знакомы мне от первой буквы и до последней. А вот, что люди меж собою рассказывают в такие ночи, как эта - для меня в новинку. С детства я ко всему новому питаю интерес пылкий и неуемный. Так спойте, спойте нам про демона. Где он, говорите, зверствует? На дорогах? - старик со значением поглядел на черного рыцаря. - Как раубриттер*, ей богу!
Берингар дернулся, будто черт его за бронированный зад тяпнул.
- Никогда Равенау не промышляли разбоем! - взревел он. - По дорогам не носились, обирая путников.
- Знаю, знаю о славном роде Воронов - только вы носите черные доспехи по эту сторону Оденвальде. Мимо замка вашего не пройти пешему и не проехать конному так, чтобы уберечь кошель от внимания славных рыцарей Равенау.
- За это оправдываться не подумаю! Я в своем праве! Моя земля, мои законы. А равнять себя с теми, что срезают гербы с курток и мажут щиты краской, только бы никто во время налета не увидел знак их рода, не позволю! Странно и досадно мне спорить с монахом, но ты, брат, монах с червоточинкой. Не опасаешься ли накликать на себя гнев Божий своими словами и тягой к мракобесным историйкам? Неуемный интерес твой приличествует торговке.
- Желаю вам в мои лета сохранить хоть долю той пытливости, которую имею в себе я, - усмехнулся старик. - А что касается Бога - ему нет дела ни до меня, ни до вас. Можете не хорохориться.
Берингар неумолимо закипал, как тот чайник, только что не булькал. Менестрель помалкивал, он уже незаметно подтянул к себе чехол для табры и смотрел в землю, чтобы случайным взглядом за обочину дороги не выдать своего намерения. В какой-то момент подняв глаза, Фор встретил ответный взгляд. Молчун смотрел серьезно и с пониманием. Не отпуская взора менестреля, человек медленно кивнул. Равенау как раз собрался с мыслями для продолжения беседы, когда парень вскочил и дернул в поле.
- Стой, сопляк!
Рыцарь косолапо перемахнул через костер, напугав монаха, который так резко отшатнулся, что упал на спину. Тьма глотнула Берингара, стоило ему только сойти с дороги. Грохот и лязг оборвались, на смену им грянуло ругательство, а уже через минуту Равенау возвратился к огню. Тяжело брякнувшись на землю и вытянув ноги в остроносых сапогах, он вперился в огонь. Длинноногий прохвост убежал налегке, и рыцарю в доспехе было его уже не догнать.
Монах, поохивая, некоторое время мостился на своей скрутке, а когда устроился, со вздохом обронил:
- Жалко юношу.
- Гр-р, - не согласился Равенау.
В тишине сидели долго, пока Берингар не встрепенулся:
- А где этот? Который огонь развел.
Монах покосился на рыцаря и покачал головой:
- Вы так и не поняли, к чьему костру вышли?
Лицо Берингара осунулось, даже выдающийся нос стал выглядеть менее значительно.
- Хоть и воришка, а все равно жаль менестреля. Совсем молодой был, - промолвил старик, уходя в свои мысли.
***
Бекке** бодро шагал, раздвигая травы. Заплутавшую Полынь он давно уж припугнул, отправив шуршащий ветерок по полям так, чтобы лошадь выбежала к Фору, который благополучно улепетывал от гнева Берингара Равенау. Не то чтобы Бекке одобрял воровство, просто парень ему приглянулся.
На круглом лице духа блуждала улыбка. Вечер выдался не скучный. Костерок на перепутье - верное средство: обязательно соберет вокруг себя запоздалых путников, а Бекке с удовольствием их угостит и послушает. С каждым человеком по свету бродят особенные истории, его личные, неповторимые, прописанные в каждом движении, в незаметных морщинках на лице, в голосе и взгляде. Бекке слушал людей уже очень давно, и слушал бы еще вечность. Прижилась в нем за последние несколько лет одна идея - выстроить на перекрестке дорог дом, где в любую ночь будет гореть огонь, не подвластный дождю и ветру, где будут звучать голоса и музыка, а через порог из холодной тьмы с облегчением на лицах будут переступать люди, такие разные и неповторимые. Как-то эти дома назывались, Бекке не помнил - слишком много слов использовали встреченные им путники для определения одного и того же.
Внезапно почувствовав опасность, дух сбился с мысли и замер. Тело уже начало истончаться, сливаясь с травами, но Бекке не успел уйти. Совсем рядом, исказив синюю темноту ночи и повеяв холодом, проявился демон. Бесформенный лоскут мрака. Он не двигался, не дышал, не звучал, но Бекке чувствовал, что создание прислушивается, принюхивается и проникает, чтобы узнать о тепле, которое принес с собой незнакомый дух. Через мгновение тень скользнула мимо - и стужа отхлынула. Бекке прикрыл золотисто-зеленые глаза: все-таки жуткая она, эта христианская нежить.
С тревогой посмотрел он туда, где над метелками колосьев мигала оранжевая искра. Неведомая птица порхнула из-за плеча, уже вдалеке легла на крыло, уходя влево, и Бекке вдруг померещился конек высокой крыши, а в оконце под стрехой - свет. Мгновение - и птица пропала в темноте. Остался лишь одинокий отблеск огня.
Бекке вздохнул: костер под открытым небом - штука опасная. Много кого привлекает. К сожалению, дух полей ничего не мог противопоставить молодому и сильному демону. Но кое-что было в его силах.
"Я выстрою дом, куда не будет хода темным. Дом на перекрестье всех дорог".
*Раубриттер - в переводе с немецкого "рыцарь-разбойник".
**Бекке - полевой дух в мифологии германских народов.
_____________________________________________
Другие произведения автора: http://www.proza.ru/avtor/dangerr
_____________________________________________
ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ "ПЕРЕПУТЬЕ" http://cross-ways.ru
