Мустафа родился в деревне Сильвад на Западном Берегу. Никакой другой власти, кроме израильской он не застал, а как израильская власть функционирует, познакомился еще в детстве. Отец Мустафы хотел получить разрешение на работу в Израиле. Для этого он отправился в управление Гражданской Администрации в Рамалле. Гражданскую Администрацию придумал профессор-ориенталист Мильман, ставший за это изобретение деканом Гуманитарного факультета Еврейского университета в Иерусалиме. Ничего особенно гражданского в ней нет: заведуют ей армейские офицеры, а публику принимают солдаты срочной службы. Солдатик отправил просителя за справкой в службу безопасности - ШАБАК на иврите, или мухаббарат по-арабски. Отец Мустафы записался на прием к человеку, называвшему себя кэптен Фредди, которым оказался молоденький офицерик в штатском. Фредди принял папашу как родного, первым делом предложил кофе по системе "грязь" (молотый в стакан кипятка) и сигарету Мальборо, а потом плавно предложил стать осведомителем. Когда папа Мустафы отказался, Фредди пожал плечами и сказал, что он уважает его позицию, но в таком случае необходимо принести рекомендательное письмо от израильского коллаборациониста в деревне. Это не я его так называю: израильтяне сами их так величают - мешатеф пеула, и презирают, как предателей своего народа, что не мешает им пользоваться их услугами.Ничего хорошего это предложение не сулило: коллаборационист ходил повсюду с пистолетом, выданным ему в мухаббарат, и наводил ужас на всю деревню. Но бедняга поплелся все же к нему, и получил вполне предсказуемый ответ: - Пошли ко мне свою дочь сегодня вечером. -
Дочь вернулась под утро с рекомендательным письмом. Братья зарезали ее в тот же день. Ведь не важно, сама она пошла, или отец ее послал - никто из ее сестер не имела шансов выйти замуж с такой репутацией. Жертвоприношение дочери мало помогло отцу: 8 декабря 1987 года началась первая Интифада. В тот день почти одновременно поселенец убил 17-летнюю палестинскую девушку во дворе школы, и армейский семитреллер подмял под себя минибус с палестинскими рабочими. Ничего особенного - обычный зимний день, но что-то лопнуло в тот день: спонтанная демонстрация на перекрестке, где произошла автокатастрофа, превратилась в настоящую бурю по всей стране. Власти растерялись: внезапно оказалось, что их и нет вовсе нигде, где нет физически израильских солдат или поселенцев. Братья вошли в дом коллаборациониста во главе огромной толпы. Бедняга отстреливался до последнего патрона, одновременно лихорадочно названивая в мухаббарат. Его повесили на воротах дома. Только тогда прибыл эль-джиш вереницей джипов. Разгоняя толпу, солдаты стреляли в воздух, но труп уже догорал, облитый бензином и подожженный на случай, чтобы его ненароком не откачали, вынув из петли.
Ни мать, ни отец, и никакая вообще сила в мире не могли удержать теперь Мустафу от участия в ежедневных демонстрациях с бросанием камней в израильских солдат. Все это могло бы быть скорее игрой, чем войной: ведь камнебросатели держались от солдат на почтительном расстоянии, и камни до них не долетали. Могло бы быть, если бы время от времени кто-то из солдат не стрелял. Вообще-то инструкции стрельбы не позволяли, но командование смотрело на нее сквозь пальцы, и ни разу никого не наказало. Со временем израильтяне решили поставить под контроль самовольный отстрел активистов Интифады и ввели в обиход "пластиковые" пули. "Пластиковыми" они только называются: на самом деле это - обычные свинцовые пули с пластиковым покрытием, которое снижает вероятность летального исхода. Такие пули раздавали только офицерам и стреляли они одиночными из карабина. Когда низенький офицер вышел с карабином в руках из строя солдат, демонстранты сразу поняли, что к чему, и бросились наутек. Офицер выстрелил в спину бегущим и попал прямо в позвоночник Юсуфа, лучшего друга Мустафы. Ребята подхватили раненого под руки и продолжили бегство, но вскоре стало ясно, что дело плохо: Юсуф умирал на глазах. Тогда Мустафа решился: он положил Юсуфа в отцовское Пежо и поехал прямо в еврейское поселение Офра, где квартировала воинская часть резервистов, посланная на усмирения Интифады. В Офре два военных фельдшера всадили Юсуфу инфузию в вену и пытались по очереди сделать ему искусственное дыхание, но ничего не помогало. Мустафа робко предложил: - Может быть, стоит отвести его в больницу? - В ответ ему завязали глаза фланелью для чистки оружия и связали руки за спиной пластиковым зажимом. Примерно через полчаса кто-то сказал ему на ухо, потрепав по плечу: - Умер твой приятель. -
Взяв его под локоть, Мустафу усадили в кузов командкара и куда-то повезли. Только там Мустафа узнал, что такое настоящая армия - эль-джиш: конвоирами были солдаты срочники - такие же мальчишки, как и он сам. Ребята всю дорогу избивали пленных прикладами и ногами, требуя, чтобы те кричали: "Арафат - маньяк!" Избиения не прекратились и в лагере Офер, куда привезли Мустафу и других пленных. Солдаты даже приводили туда своих младших братьев-школьников и девчонок-подруг смотреть на это представление. Все кончилось только в постоянном концлагере Ансар-3. Вообще-то он называется официально Кциот, Ансар-3 его прозвали по имени ливанской деревни Ансар, где находился лагерь военнопленных во время Первой Ливанской войны. После войны пленных палестинцев не освободили, а перевели в лагерь Ансар-2 в секторе Газы, а оттуда - в Ансар-3 в пустыне возле египетской границы. Мустафе влепили полгода административного ареста без суда, следствия или предъявления каких-либо обвинений. Офицер мухаббарата шепнул что-то на ухо судье, тот кивнул и подписал бумагу, вот и вся "процедура". Как и Офер, Ансар-3 был палаточным лагерем, но каждая палатка стояла в нем на отдельной бетонной площадке, отгороженной от других колючей проволокой. Единственным способом общения был так называемый "факс" - камень, завернутый в кусок бумаги, который кидали через проволоку в соседнюю палатку. Летом палатки нагревались так, что в них невозможно было зайти, а зимой их заливало дождем. Кормежка, по крайней мере, была вполне сносной. Это не Мустафа говорит, это - я, автор, со своим российским лагерным опытом: ни Мустафе, ни его тюремщикам не пришло бы в голову, что людей можно специально плохо кормить. Когда срок подошел к концу, Мустафу снова повезли к судье для продления ареста еще на полгода. Процедура была вполне рутинной, и никаких неожиданностей не ожидалось, но ШАБАК-ник потерял папку с делом Мустафы. Судья, которой оказалась женщина, обругала его и продлевать срок отказалась.
Вообще-то освобождать по правилам Мустафу должны были на контрольно-пропускном пункте в Бейт-Джубрин. На самом же деле солдаты довозили зеков только до Беэр-Шевы и там отпускали: все-таки сравнительно большой город, можно поболтаться в торговом центре, попить пива, сходить в кино, клеить девушек - гораздо приятнее, чем тащиться до Бейт-Джубрин или до Кисуфим у въезда в сектор Газы. Все кроме лагерного начальства об этом знали, и к приезду автобуса из Кциот в Беэр-Шеве уже собиралась целая стая арабских такси с Западного Берега и из Газы.
Конечно же, Мустафа вернулся в родную деревню героем и сразу же вошел в местный комитет сопротивления, координирующий демонстрации и другие акции протеста. Тогда Мустафа впервые увидел зеленое знамя. Одним из видов протеста во время Интифады было вывешивание черно-бело-зеленых с красным треугольником палестинских флагов, которые израильские солдаты упорно срывали. Зеленое знамя пророка было для него в диковинку. Как оказалось, пока Мустафа сидел, мухаббарат создал новую религиозную организацию - Хамас - в противовес Фатху. Гражданская Администрация во время Интифады прекратила функционировать, школы и университеты закрылись, работы в Израиле больше не было. Хамас при поддержке властей и заполнил этот вакуум, создав целую сеть бесплатных столовых, дешевых детских садов и религиозных школ, касс взаимопомощи с беспроцентными ссудами. Популярность его росла не по дням, а по часам, и вскоре он вышел из под контроля, создав свою боевую организацию - отряды Иззаддин эль-Касам.
30 августа 1993 года открытые машины с огромными, открыто развивающимися палестинскими флагами проехали по улицам палестинских городов и деревень. Активисты Интифады разбрасывали с них листовки прохожим и раздавали ошарашеным израильским солдатам оливковые ветви. Одно только слово гремело тогда по всей стране: Осло! Там, в далекой норвежской столице было подписано соглашение о поэтапном выводе израильских оккупационных войск с палестинских территорий. Абу Амар возвращался на родину! Разумеется, Мустафа сразу же пошел служить в палестинскую полицию: так по соглашению назывались вооруженные силы новой Палестинской Администрации. Первым его постом стала крыша водокачки на въезде в Калькилию. Когда-то, до Интифады, Калькилия служила рынком всего большого Тель Авива: по субботам жители этого мегаполиса съезжались туда запасаться по дешевке всяческой снедью, но теперь город обнищал, как и все палестинские территории. Мимо водокачки проезжала девушка лет 15 в телеге, запряженной ослом. Под самым постом телега распряглась, девушка остановилась, слезла и начала медленно поправлять упряжь, косясь на Мустафу.
- Тебе помочь, девочка? - сказал Мустафа. Слово за слово, и Мустафа договорился с Айшой, как звали девушку, встретиться вечером в палатке, которая служила другим постом, наблюдавшим за еврейским поселением Алфей Менаше. Девственницей Айша не была, и, как выяснилось той же ночью, она уже проделала подобный трюк с упряжью с израильскими оккупантами. Веселый город Калькилия - ничего не скажешь, не даром он с Тель Авивом соседствует! Все бы ничего, но сама служба все меньше и меньше нравилась Мустафе. Приехавшие из арабских стpан командиры, никогда в Палестине не жившие, держали себя надменно, местных условий не понимали и в демократию не верили. Попробуй растолкуй им, что, если власть никаких достижений предъявить не может, то народ запросто проголосует за оппозицию: тут вам не Сирия и не Ирак. А жизнь после соглашений реально только ухудшилась: Западный Берег распался на множество анклавов, и для проезда из одного из них в другой требовалось разрешение Бюро Связи, как стала теперь элегантно называться Гражданская Администрация. Так что ни оккупация никуда не делась, ни работа в Израиле не возобновилась: за время Интифады израильтяне заменили палестинцев румынами и тайландцами. Один только Мухаммад Дахлан производил другое впечатление: свой в доску парень - не вылезал из тюрем все 80-е годы, за таким можно и в огонь, и в воду. Но Дахлан служил в Газе, а это совсем другое дело. Мустафа долго колебался, но после долгих уговоров согласился на перевод в Газу, и сразу же пожалел об этом. Нищета и скученность там были ужасающими, по сравнению с Западным Берегом. Да и девушек, таких как Айша, там быть не могло. В бабах, правда, недостатка не было: через Синайский полуостров проходил "Великий блядский путь", который шел из Одессы морем в Александрию, оттуда автобусами до Эль-Ариша, а дальше верблюдами нелегально через израильскую границу. Русская проститутка стоила в Израиле в среднем 10.000 долларов и окупалась примерно за месяц. Люди Дахлана были замешаны в этом веселом трафике, хотя, конечно, доставались им одни только крохи. Но при всем при том, часть девок осела в Газе. И к Мустафе прибилась некая Лариса из города Херсона - столицы торговли женщинами. Лариса родила Мустафе троих детей: двух мальчиков - Малика и Амира, и девочку - Ясмин.
Служба же заключалась в охоте на активистов Хамаса, которым люди Дахлана при поимке простреливали ноги. Помогало это как мертвому припарки. Хамас сдерживали, на самом деле, только израильские солдаты на оси Филадельфия вдоль египетской границы. Когда они ушли оттуда в одностороннем порядке в сентябре 2005 года, все было кончено: в январе 2006 года Хамас, как и следовало ожидать, выиграл выборы. Отказ передать командование Хамасу превратил власть Дахлана в обычную для арабского мира военную диктатуру. За Дахланом на бумаге числилось 24.000 бойцов, но когда отряды Иззаддин эль-Касам вышли на улицы в июне 2007 года, и десятой доли от них не осталось: одни только чужаки с Западного Берега вроде Мустафы, которым терять было нечего, сохранили верность раису. Ясно стало теперь, зачем Дахлан так уговаривал Мустафу перевестись в Газу.Самого Дахлана в Газе не было: бросил отец-командир своих ребят на произвол судьбы! Лариса, не долго думая, схватила детей подмышку и рванула через контрольно-пропускной пункт Эрез в Израиль, куда ее пустили с ее иностранным паспортом. Мустафа с горстью солдат отступал короткими перебежками до небоскреба Палестинской Администрации в центре Газы, построенного в период строительного бума сразу после соглашений в Осло. Там они забаррикадировались на последнем 25-м этаже. Борадачи-хамасники с черными повязками на лбу высадили дверь, и ухмыляясь вошли в комнату. Разбив прикладами окно, они выбросили оттуда Мустафу и его товарищей. Уже в свободном полете в кармане у Мустафы зазвонил телефон. Он так и звонил, пока не разбился вместе с его владельцем. Звонила Лариса из иерусалимского района Писгат-Зеэв, чтобы рассказать, как пограничники выгнали детей с детской площадки за то, что они говорили между собой по-арабски.