Аннотация: 2010 Пародия на современные любовные романы
Был конец марта - весенние каникулы. Антоша вместе с Сикерзом уехали на недельку в Москву, навестить Владимира Олеговича и Екатерину Львовну. Супруги Ватрушкины уже полгода проживали в столице. Тяжело заболела родная тетя Владимира Олеговича, и нужно было за ней ухаживать. Кроме него у старушки других родственников не имелось, если не считать сбежавшего заграницу подлого младшего братца Ватрушкина. Тетя Аля обещала оформить завещание на отзывчивого племянника. Антоша не захотел уезжать из родного города. Мальчику было неохота менять школу и расставаться с друзьями, поэтому он остался жить с бабушкой и старшей сестрой.
Кружкин, после отъезда юного толстячка и собаки, наслаждался тишиной и покоем. Он полулежал в мягком кресле, уютно устроив длинные ноги на пуфике. Яркое по-весеннему солнышко пробивалось сквозь щель между шторами и приятно щекотало его огромные черствые пятки. Генрих Валентинович сквозь сон ощущал его нежные прикосновения.
Громкий звонок телефона прорезал тишину. Генрих Валентинович очнулся от сладкой послеобеденной дремоты, быстро снял трубку.
- М-дя, Кружкин у аппарата, - сказал он хриплым спросонья голосом.
- Здравствуйте, Генрих Валентинович! Это вас Елизавета Михайловна беспокоит, узнали?
- Ах, да! Как же я могу вас не узнать, драгоценнейшая Елизаветочка Михайличка? Безумно рад вас слышать, - голос мужчины резко изменился, он приобрел елейную мягкость и приторную сладость.
- Вы уже устроились на работу?
- Никак нет, ничего подходящего найти так и не удалось. Вот оно, государство-то российское, - скорбно ответил Генрих.
- Вот и славно! Наша уважаемая бутафорша Валентина Владимировна ушла на пенсию, а достойной замены мы так и не нашли, так что если желаете, можете завтра же приступить к работе. Я знаю, что у вас нет опыта, но это не беда, дело наживное, главное, чтобы человек был хороший. Так что будьте любезны подойти завтра к началу утренней репетиции с трудовой книжкой! Всего вам доброго!
- Огромнейшее вам спасибище, Елизаветочка Михайличка! Не знаю, как вас и благодарить, - бормотал Кружкин, но директриса театра кукол уже повесила трубку.
- Ну вот, труба зовет! И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди! И Генрих, такой молодой, и Кружкин всегда впереди! - немилосердно фальшивя, пропел бывший грузчик и побежал на кухню, делиться своей радостью с Матреной Ивановной.
Но бабушка весьма скептически отнеслась к его новой должности:
- Молодой здоровый мужчина и кукольный театр! Прости Геночка, может я старая и отстала от жизни, но это звучит смешно! Будешь с разными тряпками да Петрушками возиться, подшивать да подклевать, не мужское это дело, уж поверь мне. Да и платить за это много никто не станет, вот увидишь.
Генрих очень рассердился и обиделся. Гордо задрав подбородок и сказав свое знаменитое: "М-дя!", пошел готовиться к завтрашнему вступлению в новую, чрезвычайно ответственную должность.
Прежде всего, он вынул из шкафа и тщательно почистил щеткой выходной черный пиджак, затем приготовил розовый с разводами галстук и любимую белую рубашку. Она оказалось не первой свежести, внутреннюю сторону воротника украшала жирная черная полоса. Маши дома не было, а на бабушку Генрих обиделся, так что постирать ее некому, а самому Кружкину заниматься стиркой было совсем не охота, да и честно сказать, не умел он.
"Да ладно! Авось никто и не заметит, кто же станет мне под пиджак заглядывать? А что запах не свежий, так мы ее сейчас одеколончиком попшикаем, и все будет в ажуре"
Так он и сделал, неприятный запах, вроде бы, ушел, но на самом видном месте образовалось большое желтоватое пятно.
"Не беда, к утру высохнет и исчезнет, а если нет - галстуком прикроется" - решил Генрих.
С одеждой на завтра теперь было все в порядке. Мужчина отыскал в серванте трудовую книжку и положил ее во внутренний карман пиджака, затем немного подумал и поместил туда же свой паспорт, в красивой кожаной обложке, недавно купленной на распродаже.
"Так, с документами все в порядке! Теперь можно подумать и о хлебе нашем насущном. Искусство искусством, а соловья баснями не кормят" - подумал интеллигент и отправился на кухню. Прежде чем туда войти, долго прислушивался, ушла ли бабушка в свою комнату. Ему не хотелось лишний раз с ней столкнуться.
- Так-с! Что тут у нас? - сказал он сам себе, открывая дверцу холодильника.
На полочках оказалось немного продуктов: половина батона вареной колбасы, жареная курица, заботливо увернутая в фольгу, порядочный кусок сыра, банка майонеза и остатки вчерашнего мясного супа в кастрюльке.
- Живем, Генрих Валентинович! Голодная смерть нам не грозит никоим образом, - обрадовался мужчина и принялся готовить бутерброды, чтобы взять с собой на работу.
Прежде всего, вытащил из буфета большой белый батон и разрезал его вдоль. Густо намазал обе половинки майонезом и уложил на одну толстые кружочки колбасы, а на вторую - ломтики сыра. Сложил все вместе и упаковал полученное сооружение в пластиковый пакет. Затем перелил суп из кастрюли в поллитровую баночку и плотно закрыл крышкой. Все это интеллигент положил в старый школьный рюкзак, с которым обычно ходил на работу. Он ему достался, когда Антоше купили новую сумку. Кружкин забрал себе старый портфель, неаккуратно кое-где зашил неподходящими по цвету нитками и стал ходить с ним на работу. Это было очень удобно, туда много чего помещалось.
Приготовленных на завтра продуктов ему показалось мало, мужчина снова полез в холодильник, схватил еще и курицу. От нее исходил божественный аромат чеснока и специй. Генрих не удержался, оторвал правую ножку и мигом ее обглодал. Лучше бы он этого не делал! Это только разожгло в нем волчий аппетит. Отломил вторую ножку и тут же сожрал, чуть не подавившись косточкой от жадности. Затем оторвал кусочек грудки и запихнул в свой огромный, прожорливый рот. Тут послышались шаги Матрены Ивановны. Старушке зачем-то понадобилось на кухню.
- Чертова перечница! Не сидится на месте старой калоше! - выругался Кружкин, завернул курицу обратно в фольгу и быстро уложил в рюкзачок, вместе с остальными припасами.
- Геночка, ты себе завтрак собираешь? - спросила старушка, ласково глядя на Генриха ясными голубыми глазами, - там, в холодильнике курочка жареная лежит, отрежь себе кусочек!
- И хлебушка возьми, не забудь! Там в буфете еще полкило печенья есть, положи себе в сумку. Сахарку отсыпь в баночку и заварки возьми, не в сухомятку же кушать! Так и желудок недолго испортить...
Генрих Валентинович так и сделал: насыпал в литровую банку сахарного песку, взял пачку "Лисмы", печенье и еще прихватил баночку яблочного джема, так на всякий случай.
Наблюдая за этими сборами можно было подумать, что Кружкин собирается не на работу в театр, который находится в пятнадцати минутах ходьбы, а как минимум, в недельное путешествие.
- Все, милая! Завтра вступаю в должность, - радостно сказал Генрих Валентинович встречая Машу в прихожей, когда она вернулась с работы. Он говорил так гордо и высокопарно, словно его назначили, по меньшей мере, министром.
- Правда? Я так рада! А где и кем ты будешь работать? - поинтересовалась супруга.
- Бутафором в театре, мне сегодня звонила лично сама директриса и слезно умоляла их выручить, я не мог ей отказать. Если я завтра не выйду на работу, у них все спектакли сорвутся, а это такие убытки, даже подумать страшно! - с важностью заявил Кружкин.
- Вот и хорошо, я просто счастлива, что ты снова будешь при деле, в коллективе, где тебя ценят и уважают.
- М-дя! Меня в театре всегда очень уважали, даже некоторые важные роли доверяли. Эх, жаль только, отдохнуть, как следует, не успел! Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Да ничего не поделаешь, трудовые будни - праздники для нас, - сказал Генрих.
У него оставалось еще одно важное дело - выманить у супруги немного денег на карманные расходы. Просто попросить, как все нормальные люди Генрих не мог, не позволяла мужская гордость.
Надо было тонко намекнуть жене, чтобы она сама предложила ему некоторую сумму, и тогда, разумеется, он не стал бы отказываться.
Маша не спеша поужинала и начала смотреть какой-то увлекательный фильм по телеку.
Генрих, расположившись на полу между женой и телевизором, так чтобы не перекрывать ей экран, но при этом находиться в ее поле зрения, принялся, громко звеня мелочью, яростно пересчитывать скудное содержимое своего роскошного бумажника. Маша не обращала на него никакого внимания. Тогда Генрих Валентинович негромко пропел:
- Мани, мани, мани, шиш в кармане, денег нет совсем!
Но жена не обратила на его ужимки никакого внимания. Она была слишком увлечена действием фильма. Тогда Генрих сложил мелочь обратно в бумажник и злобно швырнул его на пол. Со стороны Маши никакой реакции не последовало. Кружкин, теряя терпение, снова высыпал монетки на пол и начал их считать, громко напевая: "Мои финансы поют романсы!" Но и тогда супруга не среагировала должным образом, скорее наоборот. Взяла пульт и добавила громкости. Гражданин Кружкин пропел еще громче жалобным голосом: "А-а, а-а, мальчишки отняли копеечку!"
- Геночка, тебе денежек выдать? Завтра на работу идешь, понадобятся на карманные расходы. Так и попросил бы по-человечески! Для чего мне тут спектакли разыгрывать, ты пока еще не в театре? - сказала Маша и потянулась за сумочкой.
- Спасибо, милая! - ответил интеллигент, целуя жену в щечку и поспешно укладывая купюры в бумажник, - я люблю тебя!
Утром Генрих проснулся очень рано, задолго до звонка будильника. Светало. В комнате стоял тревожный полумрак.
Маша, разбуженная шумной возней, сквозь густые ресницы наблюдала за мужем. Кружкин, в одних трусах, телосложением удивительно походил на Голлума из фильма "Властелин колец".У него были огромные плоские ляжки, как у саранчи. Теперь молодая женщина не понимала, как ее угораздило выйти замуж за такого нелепого урода, да еще с тяжелым характером.
Генрих наклонился, чтобы надеть носки. Его тощий костлявый зад в пестрых семейниках оказался недалеко от Машиного лица. Это было отвратительное зрелище! В полумраке ей казалось, что задница постепенно увеличивается и надвигается прямо на нее. У женщины возникло огромное желание изо всех сил наподдать ногой по этому отвратительному, мосластому заду. И она это сделала, но только мысленно. Представила, как нацеливается и наносит резкий и сильный удар в самый центр этой части тела своего супруга.
- Ой! Да что ж такое-то! - Генрих Валентинович внезапно пошатнулся и упал, врезавшись мягким носом в пол, - совсем я плох стал! Вестибюлярный аппарат отказывает! М-дя, как молоды мы были... А теперь все в прошлом. Жизнь не стоит на месте! Мои года - мое богатство...
Так, бормоча всякий бред себе под нос, Кружкин отправился в ванную.
Примерно через час Генрих Валентинович уже был возле театра и громко стучался в запертый служебный вход.
- Сейчас-сейчас! Уже иду! - до него донесся заспанный голос сторожихи. Тетя Вера, громка звеня связкой ключей, открыла ему дверь.
- Что так рано? Ни свет, ни заря! До репетиции больше часа! - сердито спросила старушка.
- М-дя! Так у меня важное дело - вступаю в должность бутафора, слыхали? - гордо ответил Кружкин.
- Слыхом не слыхивала!
- Позвольте ключики от бутафорской.
- Еще чего! Только после личного распоряжения Елизаветы Михайловны. Мне неприятностей не надо. Ключи он захотел! - злобно пробормотала сторожиха и ушла к себе в коморку.
Генрих прошел в фойе, где уселся на одном из мягких стульев. Театр недавно отремонтировали, купили новую мебель. Для завлечения публики в фойе устроили роскошный зимний сад с тропическими растениями и огромным аквариумом.
Кружкин, от нечего делать, разглядывал ленивых золотых рыбок, медленно плавающих в прозрачной зеленоватой воде. Лишь минут через сорок начали подтягиваться сотрудники. Да, здесь многое изменилось за два года его отсутствия, не только интерьер и обстановка! И эти перемены очень понравились Генриху Валентиновичу. Появилось несколько новых молоденьких актрис, они-то больше всего и заинтересовали бывшего грузчика.
Вскоре подошла и сама директриса.
- Пройдемте в мой кабинет, - сказала она, подхватывая вскочившего Генриха под руку, - я очень рада снова видеть вас в нашем дружном коллективе. С возвращением!
- Я тоже безумно рад, Елизаветочка Михайличка, - Кружкин галантно наклонился и поцеловал директрисе ручку.
- Ну что вы, что вы, - она засмущалась и кокетливо отвернулась, - сейчас передам вам ключи. Валентина Владимировна обещала придти и ознакомить вас с вашими служебными обязанностями. А пока идите в бутафорскую, осваивайтесь!
Кружкин прошел по широкому, выкрашенному светло-зеленой краской коридору. Бутафорская находилась в самом конце, напротив туалета.
- Вот и хорошо! Далеко бегать не придется, - сказал Генрих и попробовал открыть замок. Это удалось не сразу. Все-таки попав в помещение, он включил свет. Это была большая, заваленная реквизитом комната. Возле единственного окошка стоял рабочий стол, на котором бывшая бутафорша обычно подшивала и подклеивала своих подопечных. На столе, неподвижный и холодный, словно труп в прозекторской, лежал Буратино, главный герой сегодняшнего спектакля. У него был сломан нос.
- Во как! - сказал Кружкин, - не повезло тебе, братан!
В этот момент в бутафорскую вошла Валентина Владимировна. Пожилая долго и нудно начала объясняла Кружкину, как правильно обращаться с куклами и костюмами, что и как нужно делать. Генрих Валентинович делал вид, что внимательно ее слушает, время от времени поддакивал и кивал головой, как китайский болванчик. А сам думал совсем о другом. Ему очень понравилась очаровательная молодая актриса. Он еще не успел даже узнать ее имя. Это была невысокая стройная девушка с большими ярко-голубыми глазами и прелестными каштановыми кудряшками вокруг юного румяного личика. Генрих был поражен в самое сердце.
"Кто создал тебя такую? Целый мир собой чаруя, ты идешь навстречу мне!" - звучала в голове Кружкина популярная песня, она в точности соответствовала его чувствам: "Ничего! Эта юная богиня будет моей! Никаких сомнений нет, молодые девушки просто без ума от таких красивых интеллигентных мужчин, как я! Прочь сомнения! Так и надо идти, не страшась пути, хоть на край земли, хоть за край!"
В голове Генриха Валентиновича уже зрел некий хитрый план, который он собирался воплотить в жизнь не позднее, чем завтра
На следующее утро мужчина поднялся ни свет, ни заря, примерно за час до будильника. Ему нужно было кое-что подготовить для выполнения своего хитрого плана. Сидя в любимом кресле, в рассветном полумраке он быстро набивал подписи к снимкам на своем мобильнике, сделанным с экрана телевизора во время Зимних Олимпийских игр.
"Красота!" - подумал Генрих, еще раз пересматривая картинки с аннотациями, - "Вот это я молодец. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!"
Вскоре в репетиционном зале кукольного театра Кружкин собрал вокруг себя целую толпу сотрудников. Всем не терпелось полюбоваться на спортивные подвиги коллеги. А раздувшийся от гордости, словно индюк, Генрих Валентинович пояснял:
- Вот это я в лыжном марафоне, лица, к сожалению, не разглядеть, план слишком мелкий. А вот соревнования по биатлону, вот он я - в синем костюме и красной шапочке, видите? Надпись "Россия"! Да, тяжело было, возраст поджимает, силы уже не те, что в молодости, зато стрелял метко, опыт большой помог. В первую тридцатку вошел. Были когда-то и мы рысаками... Но годы берут свое, против природы не попрешь! Это была моя последняя олимпиада, ушел я из большого спорта. Так что уж в Сочи пускай без меня отдуваются. Тяжело им придется! Но что ж поделать. Я у них вместо играющего тренера был, помогал мудрыми советами молодежи. М-дя, молодым везде у нас дорога... Но и мне в старики еще рано записываться. Я мужчина хоть куда!
Закончив монолог, Кружкин посмотрел в лицо предмету своей влюбленности. Девушка ответила очаровательной улыбкой.
Артисты, помреж и монтировщик Василий возбужденно обсуждали прошедшие спортивные игры. Мужчины, не стесняясь в выражениях, ругали руководство нашей сборной, обвиняя его в плохой подготовке спортсменов.
В этот момент в зал вошла директриса в сопровождении какой-то полной дамы неопределенного возраста.
- Здравствуйте! О чем вы так горячо беседуете, если не секрет? - поинтересовалась Елизавета Михайловна.
- Какие могут быть секреты от любимого руководства, - медовым голоском ответил Кружкин, - олимпиаду обсуждаем.
- Меня? Вы же меня еще не знаете, - удивилась незнакомая дама, - или слухи обо мне дошли сюда раньше, чем я сама?
И она кокетливо улыбнулась толстыми напомаженными губами.
- А разве вы тоже выступали на Олимпиаде? - удивился помреж Ибрагим Искандерович, дама совсем не была похожа на спортсменку. Очень полная, коротконогая, толстозадая, да и с виду - не первой молодости.
- Что вы, что вы, голубчик, помилуйте! - и незнакомка жеманно захихикала.
- Разрешите представить нашему дружному коллективу моего нового заместителя - Олимпиада Иванова Поппер-Душкина. Прошу любить и жаловать! -
- Как-как? Попердушкина? - засмеялся Василий. Вслед за ним захохотали и другие сотрудники.
- Ты у меня еще похохочи тут! - строго оборвала его Елизавета Михайловна, - ничего смешного нет, просто двойная фамилия Поппер-Душкина. Ты что, никогда двойных фамилий не слышал? Ну ладно, некогда нам тут с вами, пойдемте ко мне в кабинет, Олимпиада Ивановна. У нас полно дел! А вы репетируйте, хватит лясы точить!
Вскоре монтировщик установил декорации, и все заняли свои рабочие места. Генрих Валентинович пристроился на лавочке рядом с понравившейся ему актрисой.
"Работа не медведь, в лес не уйдет!" - подумал он.
Девушка ожидала своего выхода, поправляя костюм на кукле, изображавшей Мальвину.
- Позвольте я вам помогу, - любезно предложил Генрих, и не дожидаясь ответа принялся исправлять красавице с голубыми волосами растрепавшуюся прическу, - меня зовут Генрих Валентинович, я новый бутафор. А позвольте узнать ваше имя?
- Саша, я тоже недавно здесь работаю, меня после института распределили, - сказала девушка, протягивая маленькую розовую ладошку для пожатия.
- Мне очень приятно, - ответил Генрих и поцеловал ручку прелестнице.
Не привыкшая к подобному обхождению девушка застеснялась и густо покраснела. Кружкин заметил ее смущение и истолковал в свою пользу: "Ух, до чего же я ей понравился! Правильной дорогой идете, товарищ!"
- Александра, Александра, этот город наш с тобою! - немилосердно фальшивя, пропел бутафор, - и как вам у нас в театре нравится? Я ведь тут уже много лет работаю, правда, уходил на время, в большой спорт, а теперь вернулся.
- Очень нравится. Люди хорошие и работа интересная. Правда, я мечтала попасть в Драмтеатр, но без знакомства это невозможно. А так хотелось играть самой на сцене!
- Как я вас понимаю, ведь даже я в ваши годы грезил театром. О, Шекспир! Быть или не быть? Мечты, мечты, где ваша сладость? Не сложилось, понимаете ли. Но зато в спорте я добился успеха, вот и сейчас на Олимпиаде вошел в десятку лучших.
И он еще раз продемонстрировал Сашеньке картинки из мобильника.
- И тут я выхожу на финишную прямую, обхожу одного, другого, и...
Его монолог прервал Ибрагим Искандерович, пригласивший Сашу на сцену.
- Ты чего сидишь? Скоро твой выход! Хочешь мне репетицию сорвать?
Испуганная девушка, подхватив Мальвину, быстро убежала за кулисы. Генрих, как завороженный, смотрел ей вслед, тихонько напевая: "Милая, милая, милая! Нежный мой ангел земной..."
После знакомства с Сашенькой Генрих все время пребывал в состоянии эйфории. Он смотрел на сотрудников блаженно-отсутствующим взглядом, путал кукол и бутафорию.
Помреж постоянно делал ему замечания, но считал, что Кружкин так себя ведет по неопытности, и со временем все будет нормально.
Саша вела себя как обычно, не проявляя к Кружкину никакого интереса. Вежливо с ним здоровалась, отвечала на вопросы, но не более того.
Генрих Валентинович не мог поверить в то, что красавица к нему равнодушна. Он был уверен, что юная девушка просто стесняется выражать свои чувства.
"Ничего, немного терпения и все будет в шоколаде! Терпение и труд все перетрут!" - утешал себя интеллигентный мужчина.
Но время шло, а отношения с девушкой так и не клеились.
Дома Маша с первого же рабочего дня на новом месте, почуяла неладное. Генрих все время напевал какие-то мелодии, на вопросы отвечал невпопад, а главное злостно увиливал от выполнения супружеских обязанностей. Словом вел себя также, как во время прошлого служебного романа с продавщицей из "Интерьера".
Как-то раз, когда Кружкин принимал ванну, Маша заглянула к нему в телефон и среди отправленных СМС обнаружила такое послание:
"Сашка-очаровашка! Я поражен в самое сердце! О, моя принцесса, мой нежный ангел. Как хорошо, что ты есть у меня!"
Мадам Кружкина была разгневана и обижена до глубины души. Она убедилась, что ее супруг неисправим, но мириться с его изменами и дальше женщина не собиралась. Развод! Вот единственный разумный выход. Маша до поры до времени решила не показывать мужу, что узнала о его новом увлечении, но между тем, твердо решила с ним разойтись. Единственное, что ее волновало, так это то, что она, бабушка и брат жили в генриховской квартире. Другого жилья у них не было. Сама она была готова уйти в любую минуту, но не тащить же старушку и ребенка на улицу? Снимать жилье при ее зарплате, было невыполнимой задачей.
- Ничего, пока потерплю, а потом что-нибудь придумаю, - решила она и продолжала вести себя с мужем, как ни в чем не бывало.
А Генрих ничего и никого вокруг не замечал, кроме своей Сашеньки. Перед восьмым марта, он, утаив значительную часть аванса от жены решился на рыцарский жест: купил немыслимо дорогой букет из красных роз, чтобы преподнести его своей возлюбленной.
"Перед такой красотой ни одна женщина не устоит, уж я-то знаю!" - думал интеллигент.
Неся перед собой на вытянутой руке прекрасные цветы окрыленный Кружкин, весело напевая "миллион алых роз", танцующей походкой шел по театральному коридору. Вдруг дорогу ему преградила какая-то жирная туша в дорогом светло-сером костюме. Приглядевшись, он понял, что это новая замдиректора, Олимпиада Ивановна.
- Здравствуйте, дорогая Олимпиадочка Иваничка, - пропел Генрих, и намеревался проскользнуть мимо нее по коридору, но не тут то было. Дама своими пышными формами наглухо перекрывала дорогу.
- О, милый Анри! - сказала она томным басом и с французским прононсом, - как вы любезны! Как это мило с вашей стороны, - она потянулась жирной коротенькой ручкой, чтобы схватить букет, и схватила.
Гериху совсем не хотелось отдавать Олимпиаде предназначенный для Сашеньки подарок, и он потянул букет в свою сторону, но замдиректора не сдавалась она, весело хихикая тянула цветы к себе, очевидно, принимая действия Кружкина за милую шутку.
- Ох, какой же вы проказник, - сказала дама, победившая в этом поединке, - замечательный букет, я просто обожаю розы!
Олимпиада Ивановна, послав Генриху изящный воздушный поцелуй скрылась в своем кабинете, крепко прижимая роскошный букет к пышному бюсту.
Раздосадованный Кружкин глупо улыбался, пока дама не захлопнула дверь, а затем злобно прошипел:
- Щщщщука! Чччччварь, эээээээээээээ!
Эго великолепный план был бездарно, отвратительно загублен этой необьятной, самоуверенной и грубой женщиной. Он негодовал, был готов рвать на себе волосы, биться головой о стену. Но теперь уже ничего не изменишь, Сашенька осталась без подарка, а его любовь повержена и растоптана слоновьими ножищами Олимпиадихи.
Генрих, чуть не плача начал судорожно рыться в карманах и, о чудо! Нащупал какую-то бумажку в кармане пиджака, вытащил ее на свет божий, и оказалось, что это какой-то старый чек из супермаркета. Кружкин расстроился еще больше, он был в отчаяние. Но тут вспомнил, что в рюкзаке должна была оставаться нетронутая плитка шоколада. Сейчас она была бы настоящим спасением. И вот он нашел ее, нераспечатанную, правда сломанную в двух местах, но что же теперь поделаешь? Кружкин быстро сунул ценную находку в карман и побежал в гримуборную поздравлять Сашеньку с Международным женским днем.
В витьеватых, изысканных выражениях Генрих Валентинович пожелал девушке всех благ и торжественно вручил свой подарок. Саша вежливо его поблагодарила, не проявляя особой радости. Нет, не такого он ожидал!
"Вот если бы был у меня тот букет, наверное, не так она бы среагировала! Небось визжала бы от восторга! Увы мне, увы!" - подумал Кружкин. И в тот же миг в гримуборную, которую сашенька делила еще с четырьмя актрисами, ввалилась замдиректора. Олимпиада гордо держала в руках великолепный генриховский букет.
- Девочки, смотрите, какой подарок мне сдалали! - радостно кричала дама.
- Ой, какая красота! Кто же из наших мужчин на такое способен? - поинтересовалась молоденькая актриса Сонечка.
- Конечно же, наш любезный Анри! Так он и сам здесь, - обрадовалась Поппер-Душкина, - Настоящий интеллигент! Рыцарь без страха и упрека, дамский угодник и шалунишка!
Олимпиада громко расхохоталась, выражая свой восторг по поводу букета и Кружкина.
Тот от ее слов гордо раздулся и приосанился, ему было очень приятно слышать похвалу, особенно в присутствии Сашеньки.
- Ну ладно. Милые дамы, мне пора выполнять свой служебный долг, позвольте откланяться! - сказал Генрих и гордой павлиньей походкой направился к выходу.
- Еще раз гран мерси, мон ами, - пропела ему вслед Олимпиада Ивановна, по всему чувствовалась что эта почтенная дама уже положила глаз на господина Кружкина.
Восьмое марта, праздник, на который Генрих Валентинович возлагал большие надежды пролетел, ничего не изменив к лучшему в его отношениях с Сашенькой. Хуже того, занятый любовными переживаниями и вложивший огромные по его меркам деньги в букет, Генрих совсем забыл купить подарок жене. Маша, разумеется, очень обиделась, но ничего не сказала мужу.
"Всегда приходится чем-нибудь жертвовать ради высокой цели. Некрасиво с Машкой получилось, да что ж поделаешь? Многие мужья не поздравляют жен с праздниками, это в порядке вещей. Переживет как-нибудь. Неделька, другая пройдет - и все забудется",- думал Генрих сидя в любимом кресле и лениво потягивая крепчайший кофе. Бруничек, вернувшийся с Антошей из Москвы пару дней назад, усиленно работал над его тапкой. Но Кружкин не обращал на него внимания. Все его мысли были заняты предстоящим корпоративом, назначенным на следующую неделю. Дело в том, что приближался любимый праздник всех кукольников - Всемирный День Петрушки, разумеется, не одноименной пряной зелени, а главного героя кукольных театров всех времен и народов.
Банкет должен был состояться в пятницу. В честь праздника отменили вечерний спектакль. Предстояла грандиозная попойка, роскошное угощение и дискотека для работников кукольного театра. Все расходы на себя взял муниципалитет. Генрих понимал, что на этой вечеринке решится его судьба. Вопрос стоял ребром: быть или не быть Кружкину с любимой девушкой? У Генриха были серьезные намерения. Ради Сашеньки он собирался развестись с Машей и выгнать ее вместе с родственниками из квартиры.
"Ничего, не пропадут! Мамаша и папаша из Москвы деньжат подкинут, квартиру снимут или комнату, на худой конец! Мне-то какое до них дело? Хватит с меня того, что я терпел всю эту ораву у себя целых три года! Пора и честь знать, господа хорошие. А валите ка вы отсюда ко всем чертям! А главное, собачечку свою, не забудьте, нам с Сашенькой она тут не к чему!" - и Генрих посмотрел на уснувшего возле его ног щенка с нескрываемой неприязнью, - "Ничего! Не долго тебе тут командовать осталось. Ишь, тварюга, дрыхнет! Скоро будете всей семейкой под забором валяться, и поделом вам! А я начну вкушать плоды любви с юной девой. Да, есть правда на Земле".
Генрих рассуждал так, словно Сашенька уже согласилась стать его женой и переехать к нему в квартиру. Кружкин не сомневался, что так оно и будет.
Неделя пролетела быстро.
"- Как сон, как утренний туман!" - думал Кружкин, - "Прямо завтра все и свершится"
- Машенька, милая, поди сюда! - позвал Генрих, - завтра у нас корпоратив, не могла бы ты почистить мой свадебный костюм и погладить розовую шелковую рубашку, уж очень она туда идет?
- Ага, сейчас, - ответила супруга и принялась отпаривать через мокрую тряпку роскошный серебристо-серый пиджак Генриха, - а мы вместе туда пойдем?
- Нет, что ты, банкет только для работников театра,- соврал Генрих, - мужей и жен никто не приглашал.
- Как жаль, а мне так хотелось туда пойти, - грустно сказала Маша.
- Что поделаешь, милая, не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Посидишь дома, посмотришь телевизор. Да, меня не жди - приду поздно, будем веселиться до утра! Гуляй, пока молодой, - весело пропел Кружкин, рассматривая выглаженную рубашку, - какой красивый цвет, правда? Он мне так идет!
После торжественной части в зрительном зале, гости перебрались в роскошный буфет, где уже было приготовлено угощение на составленных вместе столиках. Повара постарались на славу! И муниципалитет не поскупился. Чего здесь только не было! Всевозможные салаты в хрустальных вазочках, украшенные лилиями из вареных яиц и свежей зеленью, заливное на большом блюде, колбасно-сырные нарезки на тарелочках, копченые куры и мясо, корейские закуски из овощей и даже красная икра в маленьких изящных вазочках. А сколько выпивки! Водка, коньяк, виноградные вина и конечно же шампанское! Возле стены на отдельных столиках красовались фрукты и пирожные. Генрих был поражен подобным изобилием и жадно набросился на еду. Остальные сотрудники от него не отставали. Почти все они пришли с мужьями и женами. Супруги чинно сидели парами, подкладывая друг другу на тарелки разные вкусности. Сашеньки не было.
"Да что ж такое-то? Я своими ушами слышал, что она собирается придти. Разве можно так опаздывать? Вот оно, нынешнее поколение некст, ни малейшего понятия о дисциплине!" - возмущался в душе Генрих. И вот она пришла, юная, прекрасная в изящном небесно-голубом вечернем платье, но, к величайшему разочарованию Генриха, не одна. Ее сопровождал красивый молодой человек, нежно поддерживающий очаровательную спутницу под локоток. Сомнений быть не могло. По тому, как молодые люди смотрели друг на друга, было сразу понятно, что это муж Сашеньки. И не просто муж, а любимый, желанный и обожаемый супруг.
"Все пропало! Она замужем, и вряд ли собирается разводиться. Ишь, какой красавчик! Почти как я в молодости, паразит! Напиться, что ли, с горя?"
ОТ грустных мыслей Генриха отвлек чей-то густой но приятный голос.
- О, Анри! Вы скучаете тут в одиночестве. Разрешите мне присесть рядышком? - это была разодетая в пух и прах Олимпиада Ивановна.
"Господи, за что? Только не она! Черт принес сюда эту бегемотиху!" - подумал Генрих, а сам скроил приветливую физиономию и сказал ласковым голоском, - Конечно, присаживайтесь Олимпиадочка Иваничка, буду безумно рад и безмерно счастлив.
- О, вы так любезны, - кокетливо сказала дама и огромной задницей тяжело плюхнулась на жалобно застонавший под ее весом стул.
Теперь она была совсем рядом и Генрих мог подробно разглядеть ее лицо. Это была обширная, заплывшая жиром физиономия, с нарисованными в виде ровных дуг угольно-черными бровями. Между огромных щедро нарумяненных щек задорно торчал курносый носик, похожий на поросячье рыльце. Над выцветшими от времени светло голубыми глазками нависали густые накладные ресницы, придававшие ее взгляду, как говорят в рекламе, особую таинственную притягательность. Толщенные силиконовые губы были густо намазаны ярко-розовой с блестками помадой. А на левой щеке красовалась большая темно-коричневая бугристая родинка, поросшая волосами. Белокурые локоны взбиты в высокую прическу, по мнению парикмахерши, сотворившей сей шедевр, придававшую Олимпиаде удивительное сходство с Екатериной Второй. Словом, дама была очаровательна.
Поппер-Душкина хлестала коньяк, рюмку за рюмкой, почти не закусывая, и Генрих старался от нее не отстать. Вскоре милую даму потянуло на танцы. Разумеется, она пригласила Генриха, а тот не посмел отказать начальству.
Олимпиада крепко прижала хилое тельце Кружкина к пышным телесам. Генриху после выпитого это показалось довольно приятно: "Воистину народная мудрость права - некрасивых женщин не бывает!"
И он нежно напел ей на ушко:
- Я встретил девушку, полумесяцем бровь, на щечке родинка, а в глазах любовь...
Поппер-Душкина басовито захохотала, кокетливо указывая жирным пальчиком на мерзкое родимое пятно на своей щеке.
- А поедемте в номера? - вдруг громогласно спросил Кружкин, невольно привлекая внимание остальных танцующих парочек.
- Зачем же в номера, мон шер ами? - удивилась дама, - лучше прямо ко мне в апартаменты, у меня там прелестный будуар, я угощу вас кофием!
- Я просто обожаю кофе, - страстно шепнул ей на ушко Генрих, и подвыпившая парочка, слегка пошатываясь, направилась к выходу.
Утром Генрих проснулся от того, что кто-то игриво щекотал его пятку. Приоткрыв один глаз, мужчина очень удивился. Он не понимал, где это он находится? Впереди маячило какое-то огромное расплывчатое нежно-голубое пятно и кокетливо хихикало, кожей он ощущал приятную нежность шелковых простынь, и кто-то продолжал щекотать его большую черствую пятку.
"Господи! Где это я?" - подумал интеллигент и левой рукой начал судорожно нащупывать под подушкой свои очечки.
"Слава Богу, нашел" - он нацепил очки, и теперь его взору предстала весьма интересная картина. Он возлежал на огромной, широченной и высокой кровати, застеленной нежно-розовым шелковым бельем. А голубое пятно оказалось новой замдиректора - мадам Поппер-Душкиной. Это она, весело хохоча щекотала его пятки.
- С добрым утречком, Олимпиадочка Иваничка, - Генрих хотел это сказать ласковым, елейным голоском, но получилось почему-то грубым и хриплым басом. Мужчина громко прокашлялся и его голос вновь приобрел необходимую для общения с начальством нежную сладость, - мне так неловко! Кажется я вчера на празднике позволил себе выпить лишнего, извините!
- Хо, хо, хо! За что же это вас извинять, мой милый Анри? Вечер, проведенный в вашем обществе, был прелестным, а затем случилась незабываемая ночь страстной любви, вы понимаете меня? - дама мило и застенчиво улыбнулась, игриво прикрывая лицо оборкой пеньюара.
- Ночь любви? - удивился Генрих Валентинович, он абсолютно ничего не помнил с того самого момента, как вчера вечером они с Олимпиадой покинули банкетный зал. Но, чтобы не обидеть Поппер-Душкину, сделал вид, что все прекрасно помнит, - Ах, да! Эта чудная ночь, эта дивная ночь! Ах, зачем эта ночь, так была хороша, не болела бы грудь, не страдала б душа! Ох, душенька, вы такая знойная женщина, как сказал бы поэт!
- Замолчите, проказник. Вы вгоняете даму в краску! Мы женщины нежные и деликатные существа не можем обсуждать подобные вещи, - и Олимпиада состроила невинные глазки.
- Прошу меня извинить, мадам, я просто хотел выразить искреннее восхищение вашей неземной красотой!
- О, милый, Анри, благодарю вас за изысканный комплимент, вы прекрасно знаете, как угодить женщине. Лежите, не вставайте! Сейчас я принесу вам утренний кофий, я его уже сварила.
И действительно, откуда-то доносился чарующий аромат этого божественного напитка. Олимпиада вышла, кокетливо виляя огромным задом. Вскоре она вернулась с изящным серебряным подносом, на котором стояли две маленькие изящные чашки и хрустальное блюдо со свежими круассанами.
Кружкин с наслаждением сделал глоточек. Кофе был великолепен, ароматный, крепкий, обжигающий. Первый раз в жизни он пил этот напиток лежа в постели, да еще в такой роскошной!
"Вот это я удачно зашел! Никогда не видел такой роскошной спальни!" - подумал интеллигент. И действительно, комната была большая и светлая. А ее убранству мог позавидовать любой провинциальный музей. Вся мебель была роскошная, старинная, но в прекрасном состоянии. Сены были покрыты бледно-розовой венецианской штукатуркой, на полу лежал узорчатый паркет. Возле окна располагался изящный туалетный столик, над которым висело огромное зеркало в бронзовой раме. Рядом стоял пухлый уютный диван со светло-розовой же флоковой обивкой, под потолком красовалась огромная хрустальная люстра.
- Ну, как вам кофий? - поинтересовалась дама, когда Кружкин выпил до дна чашечку и сожрал все круассаны, - надеюсь вы понимаете, что как честный человек вы теперь обязаны на мне жениться?
И Поппер-Душкина снова весело расхохоталась, - Да не пугайтесь, мон шер амии, это шутка!
- Вот как? - Генрих принял гордую позу, выражающую возмущение, - значит для вас это всего лишь шутка? А у меня по отношению к вам самые серьезные намерения. Я, как мальчишка влюбился в вас с первого взгляда, а вы своей холодностью разбиваете мне сердце! Жестокая! Кровь моя льется, словно махито, о сеньорита, мое сердце разбито!
- Что вы, Анри! Не принимайте мои слова так близко, это же просто дамское кокетство! Я тоже к вам неравнодушна, разве вы этого не видите? Неужели вы еще сомневаетесь в моей любви? Обнимите же меня скорее. Я хочу прижать вас к моему горячему сердцу! - и она сгребла Кружкина в охапку и изо всех сил прижала его к своему пышному бюсту.
Генрих чуть не задохнулся от сладкого запаха ее духов и крепких объятий.
Вернулся домой Кружкин лишь к вечеру. За это время Маша успела обзвонить все больницы и морги. Генрих Валентинович явился слегка навеселе, от него сильно пахло коньяком и женскими духами. Все было понятно без слов. Он прошел в гостиную и уселся в любимое кресло.
- Присядь, Мария! У нас будет серьезный разговор, - торжественно и строго заявил гражданин Кружкин.
Маша испуганно присела рядышком на диван. Она примерно догадывалась, о чем пойдет речь, и чем все это кончится, но она не ожидала что все произойдет так быстро.
- Так вот, - официальным голосом продолжал Генрих, - хочу довести до твоего сведения, что при сложившихся обстоятельствах наше совместное проживание стало невозможным. Я считаю необходимым подать заявление на расторжение брака, чтобы компетентные органы сделали соответствующую запись в наших паспортах. Так как детей у нас не имеется, нас разведут в загсе без всяких бюрократических проволочек.
- Хорошо, я согласна на развод, - ответила Маша, - только объясни мне, пожалуйста, какие именно обстоятельства у тебя вдруг сложились, и почему так внезапно?
- Видишь ли, Мария, я уже давно понял, что наша любовь осталась в прошлом. Жизнь не стоит на месте. Сама понимаешь. Ушла любовь, завяли помидоры... Я в тебе разочаровался. Ты не тот человек, с которым я хотел бы встретить старость. Любовная лодка разбилась о быт, как говорится. Нет в тебе романтики, ты ограниченная приземленная женщина. А я тонкая возвышенная натура. Вода и камень, стихи и проза лед и пламень не столь различны меж собой! Ну, ты поняла?
- Да! Чего же тут непонятного? Я тебя не достойна, и все, - констатировала Маша. Ее душа просто разрывалась от обиды. Почти три года она была примерной, доброй и ласковой женой этому человеку. А он так легко, так быстро от нее отказался. Просто никогда не любил. Она только сейчас это поняла. Раньше думала что ну пусть он такой дурак и хвастун, эгоист и сноб, никчемный человек, но все же как-то по-своему любит ее, привязан к ней. Но ничего этого не было, просто ей так казалось, - ладно, Генрих, все что не делается - все к лучшему. Нам прямо сейчас собираться и уходить?
- Да нет! Можете пока тут пожить. Уйду я. Дело в том, что я наконец встретил женщину своей мечты. Она нежная, милая, романтичная, а к тому же у нее прекрасно обставленная пятикомнатная квартира в двух шагах от театра. Она обещала купить мне машину! - не удержался, чтобы не похвастаться, Кружкин, - так что сейчас я возьму все необходимое и поеду к ней! А вы живите, пока не подыщите себе жилье. А потом я буду сдавать эту квартиру, деньги лишними не бывают. Это моя Липочка так решила, она такая умница и красавица! Женщина моей мечты! - на лице Генриха отразился неподдельный восторг. Самое интересное, что про Сашеньку, ради которой совсем недавно был готов на любые подвиги, он больше ни разу не вспомнил. Теперь в его сердце царила Олимпиада.
Маша помогла Кружкину собрать пожитки, и, не позже чем через час, он распивал кофеи в роскошной гостиной Поппер-Душкиной.
Олимпиада вдохновенна играла на старинном белом рояле и пела романс:
- Отцвели уж давно хризантемы в саду...
Генрих фальшиво подпевал ей. Оба были счастливы.
Свадьбу сыграли через два месяца. Ровно столько потребовалось времени, чтобы оформить развод и подать заявление. Поппер-Душкина решила не устраивать шумного торжества, а ограничиться небольшим банкетом в узком кругу друзей. В украшенной разноцветными надувными шарами в форме сердечек и красивыми букетами гостиной собралась кампания. У Олимпиады не было родственников, а близких друзей имелось четверо: известный художник Валико Мордабидзе с супругой Нателой, хормейстер из Академии Семен Семеныч и учительница музыки Эльвира Павловна, старая дева. С этими людьми Генрих Валентинович успел познакомиться еще до свадьбы. Каждую пятницу они собирались у Поппер-Душкиной попить чаю, сыграть партию, другую в покер и помузицировать. Это были сливки высшего общества, как называла их олимпиада Ивановна. Она очень гордилась дружбой с такими умными и интеллигентными людьми.
Угощение заказали в ближайшем ресторане, он находился на первом этаже старинного особняка, в котором располагались поппер-душкинские апартаменты. Кстати она никогда не называла свое жилье квартирой, только апартаментами. Да и комнаты именовала несколько странно на французский манер - дортуары, будуары. Прихожую называла "фойе" или "вестибюль", причем с истинно парижским прононсом, хотя французского языка не знала.
Олимпиада Ивановна выходила замуж в четвертый раз. Все предыдущие мужья умерли, так что была она трижды вдовой. Поппер-Душкина получила первую часть своей двойной фамилии, так же как и квартиру от последнего, третьего мужа Исаака Поппера. Это был маленький добродушный человечек на десять лет ее моложе, который работал директором кладбища. Ися имел приличный доход и оставил супруге довольно крупные вклады в нескольких банках, так что вдовушка могла роскошно жить на проценты с капитала. Исаак Наумович отличался кротким нравом, но и ему в конце концов надоело терпеть бесконечные капризы строптивой супруги и перед самой смертью он собирался с ней развестись. Это означало раздел имущества и выселение из аппартаментов, чего очень не хотелось Олимпиаде Ивановне.
Исаак Поппер погиб при очень странных обстоятельствах: на него упала тяжелая бронзовая статуя, много лет украшавшая сиреневый будуар. Это была прекрасная скульптура изображавшая Дон Кихота в натуральную величину в латах и с копьем в руке. Это произведение искусства подарили Попперу коллеги на юбилей несколько лет назад, специально для этого случая отлили в мастерской по изготовлению надгробий и памятников. Как она могла обрушиться на злополучного Исечку, милиция так и не выяснила, происшествие посчитали несчастным случаем, дело закрыли. Олимпиада унаследовала все движимое и недвижимое имущество супруга, который так и не успел подать заявление о разводе.
И мадам Поппер-Душкина осталась безутешной вдовой, богатой и свободной, как птица. На работу в кукольный театр она устроилась по совету Эльвиры Павловны, чтобы увеличить шансы на новый брак. Учительница музыки была великим спецом в вопросах замужества, несмотря на то, что сама ни разу не состояла в браке. И на этот раз Эльвира оказалась права, ведь Генрих подвернулся Олимпиаде именно в театральном коллективе. И теперь была веселая свадьба.
Валерьян Северьянович, маленький тщедушный старикашка, взял на себя роль тамады, он постоянно произносил длинные веселые тосты за жениха и невесту с истинно грузинским красноречием. Его огромная усатая супруга Натела выполняла обязанности хозяйки: подносила с кухни угощения, убирала грязные тарелки и пустые бутылки. Эльвира Павловна обеспечивала музыкальное сопровождение, она сидела за роялем и наигрывала приятные мелодии и песни, которые с жаром исполнял знаменитый Семен Семериков, узким бородатым лицом и манерой пения, несколько напоминающий старого козла. Было очень весело.
Олимпиада Ивановна была одета в красивое вечернее платье бледно-зеленого цвета, щедро украшенное стразами и перьями. Генрих был в том же самом костюме, в котором три года назад женился на Маше. Покупать новый Поппер-Душкина посчитала излишним расходом.
Генрих после свадьбы
Медового месяца у молодых не было. На следующий же день после свадьбы ситуация в новой семье Кружкина перевернулась с ног на голову. Началось все с того, что Олимпиада Ивановна вместо того, чтобы принести мужу завтрак в постель, дала ему хорошего пинка под зад толстой короткой ногой и сказала:
- Милый Анри, с этого дня ты сам будешь бегать в ресторан за кофием и круассанами, как раньше это делала я.
- Да что ж такое-то! Милая, могла бы и сама сходить, тем более, что ты уже привыкла.
- О, Анри, на привычку есть отвычка. Разбаловала я тебя! Ступай без разговоров, а то на работу опоздаем!
Делать нечего, возражения были бесполезны. Генрих, злобно шипя, оделся и спустился в ресторан. Сладкой жизни, о которой он мечтал с детства, так и не получилось. Теперь на Кружкине лежало множество неприятных и непривычных для него обязанностей: хождение за продуктами, уборка огромной квартиры, мытье посуды, а также выполнение всевозможных капризов и прихотей мадам Поппер-Душкиной. Она могла разбудить мужа среди ночи и отправить в супермаркет за ананасами и шампанским, мороженым, свежей клубникой или красной икрой, причем потом пожирала все эти деликатесы совершенно самостоятельно без всякого участия Генриха.
- Милый Анри! Ты должен выполнять мои маленькие скромные просьбы, ведь я представительница прекрасного пола и имею право на дамские капризы.
А если Генрих пытался что-то возразить, то в него немедленно летел какой-нибудь тяжелый предмет: бронзовая пепельница, пресс-папье или канделябр.
Были и другие неприятные моменты. Питаясь изысканными деликатесами из ресторана, Олимпиада кормила мужа только сваренными на воде кашами, мотивируя тем, что у него, якобы, больной желудок. Она говорила:
- Драгоценный Анри! Ты у меня такой худенький, хрупкий. В этом виновато больное пищеварение. Тебе необходимо питаться исключительно здоровой пищей: овсяной и гречневой кашей - и никакого кофе со сладостями, только травяные чаи! Я хочу жить с тобой долго и счастливо, поэтому буду следить за твоим здоровьем.
Генриха такое положение ох, как не устраивало! Его огромный жадный желудок требовал обильной и вкусной еды, к которой приучила его Маша. Кружкину было тошно от одного вида сваренных Олимпиадой каш, а без кофе он постоянно чувствовал себя разбитым и немощным.
- Так дело не пойдет, Генрих Валентинович! Вот это, я понимаю, вы влипли, по самые уши! Немедленно примите меры, а иначе помрете голодной смертью, придется вам сыграть в ящик, и я не думаю, что вы выйдете победителем в этой игре! М-да.
Однажды, делая уборку в ящиках роскошного бюро, Генрих случайно наткнулся на паспорт супруги. Пролистав документ - ужаснулся! Оказалось, что мадам Поппер-Душкиной недавно исполнилось шестьдесят восемь лет!
- Липочка, это правда? Тебе почти семьдесят? - спросил мужчина, сотрясая в воздухе паспорт жены.
- Не понимаю, что тут такого? - нимало не смутившись, отвечала Олимпиада Ивановна, - ну я немного тебя старше, это сейчас даже модно. Все интересные дамы в возрасте имеют молодых мужей или любовников, ты что же, телевизор не смотришь? Совсем отстал от жизни, милый?
- Немного?! Ты старше меня на целых тридцать лет, и даже меня не предупредила! Кипит наш разум возмущенный!
- Анри, вы забываетесь! Как вы разговариваете с законной супругой, это мове тон. Вы разочаровываете меня, мон шер ами! А разум покипит-покипит и остынет, так вот пока не остынет, я не желаю с вами разговаривать. Держите себя в рамках приличий, а то как бы вас Дон-Кихотом не пришибло!
В тот раз супруги все-таки помирились, но Генрих принял твердое решение уйти от Поппер-Душкиной, тем более, что она не выполнила своего обещания купить ему машину, и на вопросы об обещанном подарке лишь мило улыбалась и отшучивалась. Кружкин понял, что его обманули.
"М-дя! Провела, как младенца! Мечты-мечты, где ваша сладость? Остался я у разбитого корыта, попал как кур в ощип!"
Генрих Валентинович решил помириться с Машей. Как-то днем между репетициями он наведался в квартиру, чтобы повидаться с членами бывшей семьи, но к своему удивлению обнаружил, что квартира пуста: ни бабушки, ни Антоши, ни даже Бруничка, нет.
- Да что ж такое! Куда же все подевались-то, а? Все ушли на фронт что ли?
И он в первый раз после долгой разлуки решил позвонить Маше.
- Алло, милая? Это я звоню, твой бывший супруг, надеюсь, не забыла еще?
- А, это ты, Гена? Что-нибудь случилось?
- М-да. Вот такой вопрос меня мучает. Я тут нашел времечко наведаться в нашу квартирку и никого там не обнаружил. В чем дело? Куда это вы все вдруг подевались?
- О, Геночка, разве ты не в курсе? Я же вышла замуж! И мы переехали к моему новому супругу в его просторный коттедж. Тут так замечательно: большой двор, тенистый сад. Антоше и Бруничку есть, где побегать, да и бабушке полезно посидеть на свежем воздухе в тенечке.
- Замуж? Быстро же ты утешилась, однако! Вот уж не ожидал. И кто этот счастливец, если не секрет?
- Ты его знаешь! Это мой бывший одноклассник Илья Бухалов! Как только он узнал, что ты меня бросил, сразу же сделал мне предложение. И я, конечно же, согласилась. У меня просто не было другого выхода, ты же знаешь, что мы остались без жилья. Да и бабушке уж очень Илюша нравится!
- Так вот, значит, как! Ну ладно! Не буду мешать вашему счастью! Совет да любовь, всех благ! М-да! - добавил он и злобно нажал кнопку мобильника.
Мужчина твердым уверенным шагом отправился на кухню. Он вытащил из буфета свою огромную поллитровую кружку и баночку, на дне которой оставалось еще немного растворимого кофе. На его счастье в сахарнице был окаменевший от времени сахар. В хлебнице лежало несколько засохших пряников.
- Вот и славно! Обойдусь без вас! - злобно включив чайник, сказал мужчина.
Вскоре он уже сидел в своем любимом кресле, жадно пил крепчайший сладкий кофе и закусывал его пряниками. По телевизору показывали его любимый сериал "Нудные дядьки-2".
- Ничего, Генрих, в жизни всякое бывает. Человеку свойственно ошибаться, даже такому умному и опытному не по годам, как вы. И на старуху бывает проруха! Но ничего, мы еще повоюем. Машка еще пожалеет и вернется ко мне! Нас ждет огонь смертельный, и все ж, бессилен он! Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный, десятый наш десантный батальон, десятый наш десантный батальон.
В этот момент зазвонил мобильный.
"Это Маша!" - обрадовался мужчина, - "Решила вернуться!" Но это звонила "его любимая супруга" Олимпиада Ивановна.
- О, мон шер ами, Анри! Где же вы пропадаете все это время? Я так скучаю по Вас! Бегите скорее в ресторан и закажите мне фрикасе, фуагру и свежих круассанов! И побольше, я помираю с голоду! А еще мне очень не хватает вашего общества.
- А не пошла бы ты в жопу, старая жаба! Ноги моей не будет в твоем доме! И никогда мне больше не звони! Вот тебе, гнида! Щщщщука, ччччварь, ээээээээээ, - и он с азартом показал телефону костлявый коричневый кукиш.
kilat.ru