Теплый летний ветерок пролетал над поросшими густой травой полями, с легкостью преодолевая холмы и тревожа водную гладь глубоких озер. Бывал он и там, где не ступала еще нога человека. Но, в силу привычки, нигде не задерживался подолгу, то и дело меняя направление, путешествуя.
Ступая по пыльной дороге, подгоняемый летним ветерком, странник держал курс на городок Обыденсбург.
Как и его своевольный спутник, путешественник, по обыкновению именуемый цивилизованным миром "бродягой", за свою длинную жизнь, пересек немало полей и холмов. Под палящим солнцем и ледяными ветрами пролегал его путь. Невзирая на стужу и голод, на болезни и гонения, ступал он там, где не всякий решился бы пройти. Но, как и его ветреный спутник, странник нигде подолгу не задерживался, то и дело меняя свой курс, избегая оседлости.
Некогда с радостью встречавший всякое новое место, путник, теперь смотрел на приближающийся город с тоской.
Он и рад бы с распростертыми объятиями броситься навстречу новому и принять с благодарностью щедроты этого мира, но не мог. Теперь не мог.
И как ему, хромому, теперь взбежать на холм?
Как ему с этой проклятой отдышкой и ноющей болью в груди преодолеть горный перевал с его холодами и крутыми подъемами?
Да и охапка сена в поле, некогда служившая ему постелью, была больше не мила.
Старость сменила молодость, и боль, которую теперь нельзя было так просто преодолеть, затмила всякую радость,
Занятый своими тоскливыми мыслями, путник и не заметил, как пересек городские ворота и оказался в Обыденсбурге.
Жизнь в городке неспешно текла своим чередом. Награжденные безоблачным летним днем горожане направлялись по своим делам. Изредка в толпе мелькали полицейские фуражки, чьи хозяева без особых усилий и чрезмерных хлопот исполняли свой долг, патрулируя пыльные городские улочки. Не слишком раздосадованные очередным рабочим днем клерки разбредались по своим конторкам.
Под негодующие реплики толпы, громко крича, через серую людскую массу весело пронеслась детвора.
"Путь до города был не близок", - подумалось гостю, чьи ноги ныли от усталости, - "вот уже почти двое суток без еды".
Местный трактир со звучной вывеской "Не в деньгах счастье" попался на глаза путнику.
Несмотря на столь ранний час, завсегдатаев заведения было предостаточно. А по виду некоторых из них можно было смело сказать, что они меняли свои деньги на счастье еще с ночи.
Племянник без вести пропавшей прошлой зимой хозяйки трактира Здервильды хмуро вел подсчеты серебра в кассе.
Бросив беглый взгляд на нынешнего владельца заведения, можно было с уверенностью сказать, что мистер Гадсон - достойная замена тетушки.
- Доброго Вам утречка, - раздалось возле трактирной стойки.
- Три серебряника! - тут же ответил хозяин заведения, не поднимая головы.
- Что, простите? - не понимающе произнес путник.
- За прощением это не к нам, - оторвавшись от расчетов, резко бросил мистер Гадсон, - три серебряника за кружку эля, и деньги вперед!
- Увы, у меня нет денег. Но я бы с удовольствием рассказал Вам интересные истории о городах, в которых я побывал, взамен на краюху хлеба.
Выражение физиономии мистера Гадсона приняло оскорбленный вид.
- Мне кажется, кое-кто позабыл, где он находится! - с вызовом произнес хозяин трактира. - Это достойное заведение, а не какой-то там приют для нищих! И я не намерен раздавать свое с трудом нажитое имущество всяким проходимцам!
Под мощным напором мистера Гадсона гость спешно покинул трактир, чуть не подвернув больную ногу о высокий порог.
"Да, такое и раньше бывало. Но с каждым годом становится все чаще и чаще", - думалось ему.
Молодому, полному сил искателю приключений отказать было гораздо сложнее, чем старому и больному бродяге.
На ярмарке, что расположилась на Лапшичной площади городка, путник также не возымел успеха.
Тут и там усталый и голодный путешественник только и слышал в ответ:
- Уходи! Не до тебя сейчас!
- Не видишь, я с покупателем общаюсь!
- Будешь тут шнырять - окажешься в полиции!
Безуспешно поблуждав некоторое время по городу, странник, наконец, набрел на огромный, обнесенный решетчатым забором, кирпичный особняк.
"Ну, тут уж для меня наверняка что-нибудь найдется", - подумал он про себя, ковыляя к дому.
Так вышло, что утро сего дня мистер Злогфрид проводил не на заседании магистрата, и не в судебном заседании по одному из его многочисленных требований о притеснении беззащитных горожан, а на балконе второго этажа собственного особняка с газетой в руках.
Особое внимание мистер Злогфрид уделил колонке, где были опубликованы сведения о финансовом состояния банка "Вкладов-скрадов", где он числился председателем.
Злобная ухмылка, возникшая на лице хозяина дома, говорила о том, что дела у банка шли хорошо, чего нельзя было сказать о делах простого народа, изъявившего желание сделать вклад в этом банке, или, что еще прискорбнее, взять деньги в кредит под неподъемный процент.
- Я очень извиняюсь, благородный господин, что побеспокоил Вас, - послышался голос из-за ворот, - но я устал с дороги и не ел несколько дней. Не откажете ли Вы мне в просьбе и не дадите старому больному путнику немного еды?
Признаться, мистер Злогфрид не сразу понял, что фраза адресована ему.
Да и кто в этом городе, пребывая в здравом уме и трезвой памяти, мог дерзнуть обратиться к нему с подобным?
Выглянув из-за газеты, хозяин заметил возле своих ворот бродягу, который просительно смотрел прямо на него.
"Нет, ошибки быть не может", - подумал мистер Злогфрид и стал закипать, словно чайник.
- Ты хоть знаешь, кто я?! - рявкнул хозяин, отбросив газету.
- Добрый человек, который не пожалеет немного еды для нуждающегося, - как ни в чем не бывало, ответил странник.
От фразы "добрый человек" у мистера Злогфрида задергался глаз, и, казалось, пропал дар речи.
Несколько секунд он глядел на бродягу, в попытке разглядеть хоть тень издевки, что могло бы хоть как-то объяснить подобное поведение.
- Спустить собак! - завопил хозяин особняка, убедившись, что перед ним предстал самый распоследний мерзавец.
Огромных усилий стоило путнику скрыться от гнева мистера Злогфрида.
Лай собак позади, наконец, стих, а боль в груди все нарастала.
Голод все сильнее скребся в животе, вызывая головокружение.
Не выбирая пути, странник свернул с основной дороги и очутился в переулке Правды.
Вывески разных лавочек мелькали перед его взором.
Через некоторое время путник заприметил вывеску, отличную от встретившихся ему на пути. "Приют странника" - гласила табличка.
- Ну, уж, если в этом месте не найду я пристанища..., - вздохнул он и, с трудом поднявшись на маленькое крыльцо, постучался.
- Войдите, - тут же последовало приглашение.
Очутившись внутри, странник окинул взглядом небогато убранную, но, тем не менее, уютную комнату. Посреди комнаты стоял накрытый стол, за которым сидел хозяин - пожилой мужчина в соломенной шляпе.
- Я прошу прощения..., - начал было путник, но закашлялся из-за боли в груди.
- Прошу к столу, дорогой гость. Сначала поешь, а потом уж и расскажешь, каким ветром занесло тебя в наши края, - добродушно произнес хозяин.
Странник, насколько позволило ему его состояние, поклонился в ответ и, повесив на крючок пыльный потертый плащ, присел к столу.
Для измученного дальней дорогой, голодом и городским "гостеприимством" путника скромно накрытый стол мог сравниться с королевским пиром.
Жаркое из кролика, нежный козий сыр, мягкий хлеб и прохладная, чистая вода.
Казалось, все невзгоды были позади. В груди заметно полегчало, и тяжесть в ногах улетучилась.
- Не знаю, как тебя и отблагодарить. Признаться, в этом городе я больше и не ждал встретить гостеприимства.
- Потому мое заведение и называется "Приют странника", - улыбнулся хозяин.
- Это просто чудо, что я нашел его!
- Мой приют всегда появляется в нужное время и в нужном месте, дорогой гость. И всегда поможет тому, кто готовится к дальней дороге.
- О, добрый мой хозяин, боюсь, что мне больше не вынести путешествия, - с тоской произнес путник, - я уже не молод и ноги уже не те.
- Разве для путешествия обязательно быть молодым или иметь здоровые ноги? - поинтересовался хозяин, - я думаю, главное ни о чем не жалеть и двигаться вперед.
- Когда-нибудь должна быть остановка, - ответил путник, - я очень много странствовал и много повидал. Я видел горы, покрытые снегом, и города, вторя горным вершинам, тянущиеся ввысь. Я видел бескрайний океан, уходящий за горизонт, и море людей, волнами движущихся по городским площадям. Я всегда шел только вперед, и не было у меня времени жалеть о чем-либо. О том, что не осел в каком-нибудь городке и не сколотил состояние. О том, что не получил профессию и не завел семью. Я всего-навсего наблюдатель в этой жизни. Я вошел в нее словно в музей только лишь для того, чтобы восхищенно взглянуть на ее чудесные экспонаты, а потом...
- Дорогой мой друг! - успокаивающе произнес хозяин, - ты переутомился и потому взволнован. Позволь предложить тебе постель.
Гость покорно повиновался и, улегшись в мягкую кровать, устремил свой взгляд в открытое окно.
- Я очень жалею, друг мой, что не могу предложить тебе постель помягче.
- О, что Вы, добрый хозяин, это постель самая мягкая из всех постелей, на которых я когда-либо лежал, потому как напомнила мне стог сена на лугу, который служил мне ложем в дни моей молодости.
- Я очень рад, что сумел угодить моему гостю, - улыбнувшись, произнес хозяин.
Путник глядел в открытое окно, откуда доносился шум улицы. Разговоры лавочников, скрип открывающихся дверей, цокот копыт. Казалось, все эти звуки были единственной для странника лазейкой, связывающей его с этим миром.
О, как бы он хотел вновь впитать в себя все его красоты. Смахнуть рукой капли утренней росы со стеблей травы. Вдохнуть полной грудью морозный воздух на горном перевале. Пройти босиком по морскому берегу, ощутив на ступнях каждый камешек.
Он уже готов был подняться и броситься навстречу этому миру, как тут же боль в груди вернулась и сдавила, что есть силы. Сдавила так, что заставила гостя прикрыть глаза и в одну секунду вспомнить все, что с ним случилось за всю его длинную по меркам путешественника жизнь.
Хотел бы он просить ее ослабить хватку, чтобы вновь, без спешки, в тишине и покое обратиться к своим воспоминаниям, словно книгу, перелистать страницы своей жизни. Но, увы.
В тот же миг занавески на окне всколыхнулись, впустив в комнату теплый летний ветерок. Немного покружив по комнате, бывалый путешественник подлетел к кровати и, на прощание всколыхнув своим дыханием прядь седых волос на голове своего старого знакомого, выпорхнул наружу.
- Доброй дороги, друг мой, - произнес хозяин и, затворив окно, задернул занавеску.