Вот, скажем, какие у курсанта ЛВИМУ были развлечения, кроме общечеловеческих вроде водки выпить или за милую титьку подержаться?
А разные бывали забавы.
Одной из наилюбимейших было глумление над военными патрулями.
В городе Ленинграде патрули морфлотовских кадетов знали и старались не связываться с нестроевым говном. А уже чуть поодаль - в Павловске, скажем, встречались еще незамутненные военные организмы.
"Товарищ курсант, подойдите сюда. Что за вид? Почему у вас ремень болтается? Подтяните."
"Ой, мосьё офицер (плаксиво)... я лучше живот надую."
"Я вам не мосьё офицер, а товарищ старший лейтенант."
Вид полного недоумения и растерянности, детской обиды даже.
"Как, мосьё... мосьё не офицер?"
И, горестно махнув рукою, уходит чуть не плача, оставив старшего наряда в полном охуении.
Безнаказанность развращает, чего говорить. Ну и детство в жопе играло еще, конечно.
Еще одной из распространенных забав была игра в крокодильчика.
Ей особенно увлекались хронически безденежные курсанты, или кому идти некуда было, или кто в наряде стоял и физически не мог.
А в родной бурсе каждую субботу были танцы-шманцы. Скачки, по местному выражению.
Задачею игрока было: из всей толпы ожидающих счастья девушек выбрать самую-самую малопривлекательную, страшненькую, чью молодую грудь до этого дня стискивали только предчувствия. Средь шумного бала, случайно - найти и пригласить на танец этакую девочку-крокодильчика этого вечера.
По окончанию вечера, суровое кадетское жюри оценивало крокодильчиков по мере их непривлекательности и присуждало победителю приз - обычно три-четыре бутылки пива, в зависимости от условий пари и числа участников. А то и просто за уважуху.
Вот только слишком часто оказывалось, что победивший крокодильчик спустя некоторое время оказывался законной супругою победителя конкурса... и жили ж потом долго и счастливо... и детей рожали таких, что куда там многим.
Но это никого не останавливало: риск, он, знаете ли, обостряет чувства. А у девушек есть и иные таланты, кроме внешней красоты. Сиськи, например. Или другие скрытые достоинства.
А у кадета-то, по правде говоря, и вовсе ничего нету за душой, кроме потрепанной шинельки да старенького бритвенного прибора. Ну еще светлое будущее, конечно, и вечно готовый МПХ.
Полюби его так, чтоб от тебя на четвереньках уползал - и будет в ответ самое настоящее счастье.
- Анкер, ты где такую страшную склеил? Вот уж крокодильчик!
- Зато дает - изумительно! Что бы ты понимал, карась!
Не так уж много времени прошло - и:
- Анкер, ты сдурел - жениться?
- Говорю же - изумительно! И-зу-ми-тель-но, понял?
И не говорите мне, что это - пошло: по совести, игра-то в обе стороны шла, без проигравших.
Было дело, и я чуть не влип таким образом: оглянулся, а уж ее мама мне подворотнички любовно подшивает...
Ну, тут я как побежал...
ты макаронами по-флотски
меня встречала всякий раз
а я все бросить не решался
свой якорь в гавани твоей
А бывало и иначе - вон в старшей роте чуть не пять человек на одной бабе на винт таки намотали, отчего некоторое время название факультета УМТ глумливо расшифровывалось завистниками: "У Меня Триппер". И баба-то страшная была - жуть, я ее потом видел как-то.
Еще курсанты любили ходить в баню. Вернее, на старших курсах кадетам даже предписывалось ходить в баню: в самом экипаже на 21 линии душевые отсутствовали, и один из вечеров недели, разным ротам по графику, объявлялся банным. Однако романтическая душа курсанта, разумеется, не могла смириться с тем, что баня - этот праздник души и тела - выдается, как пайковое мыло, по расписанию. Кроме того, начальством подразумевалось, что тереть мочалками свою растущую с каждым днем мужественность кадеты должны в ближайшей бане на 18 линии, где по осклизлым пупырчатым стенам мыльной проворно бегали тараканы-мутанты размером с ладонь, непрерывно выползающие из вонючих куч никогда не убираемых из предбанника запрелых веников. Нет уж, ну ее, такую баню за 18 копеек... потом не отмоешься.
Поэтому обычно банный день курсант использовал с максимальной пользой: шел себе пить пиво в одном из близлежащих пивных баров, пивнух, мутняг, стоячков или просто пивных ларьков, в изобилии разбросанных на территории Васильевского острова.
По-настоящему в баню, попариться, курсанты ходили обычно по выходным, по возможности в хороший, недешевый класс известных качественным паром и сервисом бань: в Гаванские, Лоцманские, Пушкарские, Казачьи, Станционные, на Фонари. По будням же для помывки использовались ротные умывальники: к крану присоединялся резиновый шланг - и мойся в свое удовольствие. Вечером, конечно, когда командира в роте нет.
Однако за такое удовольствие приходилось иной раз дорого платить: дежурные офицеры старательно пресекали подобную самодеятельность. Пойманный на таких гигиенических извращениях курсант, по расхожему училищному выражению, бывал "нещадно ёбан в жопу", шланг изымался или резался на кусочки, дабы впредь было неповадно.
Вскоре обрезками шлангов были завалены все каптерки и кладовки ротного помещения.
Впрочем, как уже неоднократно упоминалось, полет пытливой мысли кадета не пресечь даже опытному зенитчику, куда там строевику-военмору.
В старшей роте побуждаемые непрерывными репрессиями курсанты вскорости изобрели чудесный сантехнический прибор. Из совершенно искренних любви и уважения к одной из старейших и опытнейших преподавателей кафедры английского языка, Алине Ивановне Краленко, изобретение было названо КАИК, где три последних буквы являлись ее инициалами, а первая обозначала достаточно существенную деталь женской интимной оснастки. Название ни в коей мере не несло даже подобия оскорбительного или сексуального оттенка: в курсантском понимании, любовь и уважение вполне могут быть выражены подобным образом.
Прибор представлял собою кусок ранее порезанного дежурным офицером шланга длиной не более сорока сантиметров, согнутого буквой U и удерживаемого в согнутом положении при помощи веревочной петли О. Согнутый таким образом кусок шланга надевался на носик водопроводного крана и - о чудо: в умывальной начинали бить самые настоящие фонтаны, крайне удобные для быстрой помывки с ног до головы. При появлении дежурного офицера петля моментально сбрасывалась со шланга, шланг распрямлялся и уже никак, на прямой военморский взгляд, не мог быть использован в противозаконных целях. Изобретение быстро распространилось по училищу, однако более чем за 3 года его повсеместной эксплуатации, вплоть до нашего выпуска, тайна его так и не была раскрыта строевым отделом.
В памяти народной он так и остался под названием КАИК, и уже спустя многие годы, сдавая уважаемой Алине Ивановне кандидатский минимум, я ностальгически вспоминал эту историю - мысленно, конечно. Ну, теперь уж можно рассказать, наверное, вряд ли кто обидится.
Ну а коли речь зашла - как можно не поведать о любимейшем занятии курсанта, сакральной вершине его забав и наслаждений?
"Без пива море не красиво", гласит курсантская мудрость, и в этом курсант несомненно прав. Питие пива - совсем не то, например, что выпить водочки, даже за хорошим столом с обильною закуской и веселыми податливыми девицами.
- Вот сколько уж лет хожу в этот пивбар, а все не могу встретить хорошую девушку... - горюет бывалый пятикурсник.
Нет, пиво не лучше и не хуже: просто это - из иной категории удовольствий. Пиво кадет пьет или в одиночку, либо в компании таких же, как и он, кадетов. Пьет много, неторопливо и вдумчиво. В пивопитии самоценен именно процесс: ибо, как известно, приход с пива дурной, а постэффекты чудовищны.
Между тем, хорошего пива в городе Ленинграде практически не водилось. Кислое, мутное, жидкое, с тонкой мыльной пеной и резиновой отрыжкой... по слухам, в дешевых барах в него добавляли стиральный порошок, для маскировки - даже не слишком разбавленное пиво пены уже практически не дает.
Горькая курсантская доля не позволяла на первых курсах посещать по-настоящему хорошие места, и панихидой молодым почкам звучали названия: "Янтарь" на м. Петроградской, "Дубок" на Измайловском, "Старая Застава" на Сенной, "Висла" на Гороховой, позже "Бочонок", "Гавань", "Шайба", "У креолки" и пр. на Васильевском... помимо этого, множество ларьков, пивных залов, мутняг разной степени пристойности...
В разлив неплохое пиво бывало, например, в "Жуке" на ул. Жуковского, в "Петрополе" на Среднем пр. ВО, но туда курсант попадал нечасто.
Бутылочное пиво продавалось на разлив в "Пушкаре", "Медведе", "Очках"...
вообще говоря, мало где. Качество пива там, по умолчанию, было получше, но и кончалось оно обычно быстро, не посидишь без суеты.
К пиву в барах ввели как-то в середине 80-х обязательный набор: на две кружки пива - кусок закаменевшей от соли брынзы, или вонючей скумбрии... бывала и склизкая ставрида, а еще того хуже - сардинелла... ну и пара соленых сушек еще. Это уже сильно било по бюджету: стоимость набора равнялась кружке пива, так что треть денег расходовалась бесцельно.
Пиво пили так.
Попав (часто не сразу, а отстояв очередь) в пивной бар, компания устраивалась за столом и делала заказ. Обычно заказывали по 10 кружек на нос сразу: существовал немалый риск, что в самый разгар процесса пиво неожиданно закончится. За столом, сплошь уставленным пивными кружками и редкими судками со скудной и скверной закуской, в клубах табачного дыма блаженствовали курсанты. Первые две-три кружки выпивались торопливо, крупными жадными глотками; затем начиналось общение, неторопливый кайф, чем-то сродни мещанскому чаепитию. Закуской из обязательного набора многие брезговали, несмотря на луженые желудки: больше курили.
Здоровые почки и могучая по молодости мочевыводящая система уверенно справлялись с потоком жидкости сомнительного химического состава и весьма слабым содержанием собственно алкоголя - поэтому пиво лилось рекою, возможно и не меняя свой состав на выходе. "Пива в кишке не утаишь", гласит еще одна курсантская мудрость, и она не менее правдива, чем первая. Тем не менее, считалось хорошим тоном не выходить пописать ранее пятой-шестой кружки: чтоб процесс не прерывался. Считалось также, что хорошо попить пива - это чтоб уж никак не менее 10 полулитровых кружек, а лучше все-таки пятнадцать.
- Юдькин, а правда, что ты двадцать кружек пива выпил?
- Врут... двадцать две.
Но все хорошее рано или поздно заканчивается - или пиво, или вечер, и вот, нетвердою походкой, мучительно борясь с кислой керосиновой отрыжкой и распространяя совершенно убойные запахи, курсант убывал в расположение, "в систему", как принято было тогда говорить. Путь ему часто лежал неблизкий и опасный - через весь город в Стрельну, стремительным маневром уклоняясь от встреч с милицией (которая, впрочем, в отношении кадетов особо не злобствовала, если те не буянили) и от столкновения с дежурным офицером: а вот последнее уже требовало недюжинного оперативно-тактического искусства. У дежурных офицеров тоже были свои забавы, и отлов нетрезвых курсантов был одной из них. Однако негласно считалось: если курсант преодолел все засады и достиг ротного помещения, избежав задержания - такое его еврейское счастье, в роте он, как правило, в безопасности... если, конечно, не нарывается.
Он выбил головою дверь
И с воплем в темноту умчался...
Рыча, как разъяренный зверь,
От ресторана удалялся.
А вслед ему неслись то брань,
То стон сквозь выбитые зубы.
То там, то сям рубашек рвань
Идиллию кромсала грубо.
Он знал одной лишь думы власть,
И эта власть - в систему гнала...
Но черная колодца пасть
Его во тьме подстерегала.
Падение, удар - и вот,
Журча, как медленная Лета
Сеть ленинградских сточных вод
В объятья приняла кадета.
Однажды мы с Юдькиным, Чипой и Кифой... и еще кто-то был, не помню уже... вроде Китуся... решили обойти за день пивные точки Васильевского острова, выпивая в каждой не более одной кружки и отмечая точку на карте Ленинграда. Сломались, пройдя не более половины пути - ибо точек этих было неисчислимое множество, различного формата, качества и ценовой категории. В старшей роте поставили себе более грандиозную задачу - составить пивную карту Питера, разумеется не за один день. Задача также оказалась неподъемной, но эта испещренная метками карта была гордостью старшей роты и изредка демонстрировалась изумленным масштабом покрытия карасям.
В Стрельне ходили за разливным пивом к ларьку за почтой, с пятилитровыми круглыми плафонами от светильников за неимением иной тары... впрочем, тара оказалось неожиданно удобной, за одним лишь недостатком - ее нельзя было поставить на ровную поверхность, поэтому плафон постоянно передавали из рук в руки: а это приводило к необычайно быстрому расходованию пива, так что почти всегда приходилось возвращаться с полпути за добавкой.
Пивали курсанты пиво и без особого экстрима - например, в Стрельне, на трамвайном кольце, находилась довольно недешевая столовайка, в которой продавалось бутылочное пиво. Обычно туда заходили небольшой, в 2-3 человека, компанией, возвращаясь с почты после получения долгожданного перевода от родных. Тут уж приветствовались обильная, хотя и не слишком вкусная общепитовская еда и умеренное потребление, да и бутылочное пиво было гораздо крепче, хотя и дороже.
В магазинах в то время обычный выбор бутылочного пива бывал невелик: "Жигулевское", "Ячменный колос", "Славянское" - сорта удивительно невкусные. Пора небывалого расцвета и последующего упадка питерского пивоварения были еще далеко впереди.
При большой удаче удавалось ухватить "Мартовское", "Адмиралтейское", "Жигулевское крепкое" - эти сорта ценились. И уж совсем подарком судьбы считалось попасть на чешское или, реже, польское пиво. Об одной истории с чешским пивом я еще расскажу чуть позже, чтоб не затягивать тут повествование.
Долго еще после выпуска в туалетах питерских пивных я встречал грубо нацарапанную на грязной побелке стен аббревиатуру:
ХЛУ
что означало для посвященных: ХУЙ. ЛВИМУ. УМТ.
Не то чтобы у нас в роте кто-то был отмечен всероссийской тягою писать на стенах общественных туалетов: наоборот, считалось западло, не гопники чай. Тут прикалывались просто, вроде как пометили территорию.
Долго еще потом я шокировал жену, объясняя ей дорогу к какому-то нужному ей магазину по реперным точкам:
- Смотри и запоминай: остановка автобуса прямо напротив пивного ларька на Съездовской, а там по Среднему мимо "Креолки" до "Герр Питера" - и ты на месте!
Долго еще я искренне любил пиво, но...
Блажен, кто смолоду пил водку,
Ее прозрачный цвет любил,
Глушил в компании "Зубровку",
А бормотуху не глушил...
Влиянье ж пива благотворно -
Ему все возрасты покорны
В лесу, на море иль в пустыне...
Ах пиво, пиво! где ты ныне!
И я под старость ослабел -
Давно три литра мой предел.
Привычка пить пиво литрами часто подводила в иных городах и весях: жидкое и кислое питерское пиво по убойному эффекту никак не могло сравниться с хорошим, качественным напитком других городов. Даже Великий Новгород славился замечательным пивом, а про Прибалтику уже и не говорю: сколько раз привыкший к питерскому пиву кадет в других городах напивался буквально вдребезги с 5-6 кружек, отчего зачастую имел серьезные неприятности. Но, вернувшись в город-герой Ленинград, радостно возвращался к питерским помоям, словно нагулявшийся Одиссей к пожылой Пенелопе.
Прибывши на свадьбу курсанта Носыря после практики в Клайпеде, где пиво было отнюдь не самым лучшим в Прибалтике, но все же весьма пристойным, мы с Чипой и Кифой первым делом припали к родимой кружке в стояке "Шайба", что располагался тогда за рестораном "Балтика" на углу Косой линии и Большого проспекта ВО (был еще один ресторан "Балтика", на Сенной).
- Кисленькое... вонючее... родное... жить без тебя не могу! - причитал Кифыч, отхлебывая. Еле оторвали его от соски - на свадьбу ж ехать пора, опоздаем!
Зато и стоило пиво по-божески: 22 коп. за кружку в ларьке, 35 в стояке, 45-50 в баре, а в магазине 45-50 коп., да еще бутылку можно было сразу сдать.
Как его такое не любить?
Но не пивом единым жив человек. Например, в упомянутом уже ресторане "Балтика" кадеты бывали довольно часто, в силу расположения его в двух буквально шагах от экипажа. Ресторанчик был довольно непритязательный, пролетарский даже, вечерами там бывали и танцы с мордобоем, и прочая характерная для Питера высококультурная хрень, а потому курсанту там никто не удивлялся.
Официант обычно лишь задавал курсантам краткий вежливый вопрос: а какая у вас на сегодня программа, молодой человек?
Программа, как правило, бывала зеленой, синей или красной. То есть на 3, 5 и 10 полновесных советских рублей, по цвету купюр. Формировалась программа по принципу комплексного обеда, но допускались варианты в зависимости от предпочтений и числа ее участников.
На треху, как помнится, предлагалось мясное ассорти и небольшой графинчик портвейного или 150 водки, на пятерку - бутылка того же портвейну или графинчик водки, салатик и мясная нарезка, а уж десятка, красная программа - бутылка водки, напитки, салатик, бифштекс или еще какое дежурное блюдо, а если курсант не один, то и тут имелись разные варианты. Все это халдей просчитывал мгновенно и предлагал клиентам комплексную программу со скоростью бегущего по мокрой жопе таракана.
Даже на рубль можно было чего-то выпить и закусить, но с голым рублем, понятное дело, лучше было ударить по пиву. Также по понятным причинам в программе почти никогда не присутствовал коньяк, а сама программа обычно была зеленой или синей. Фиолетовая практически исключалась: на четвертной можно было в дорогом заведении прилично кутнуть, да и не одному, коль уж выпало курсанту такое редкое счастье.
Поесть, конечно, курсанты тоже любили.
Вообще знакомство абитуриента с альтернативной кулинарией по-макаровски начиналось с курсантской кантины "Таракан", что располагалась в одном из корпусов экипажа на 21-й линии ВО.
Увлекшийся красотами Северной Пальмиры кандидат в курсанты вдруг внезапно обнаруживал: все казавшееся таким щедрым родительское денежное содержание растворилось в сладкой сиреневой дымке белых ночей, утекло сквозь призрачные решетки питерских дворцов, садов и парков, уплыло вместе с продуктами метаболизма большого города по его рекам и каналам.
А кушать хотелось непрерывно, да еще ж надо было как-то экзамены сдавать.
Спасти оказавшегося в такой ситуации абитуриента мог только "Таракан".
Чередой сменяющихся поколений скрупулезно подсчитано и проверено, что "Таракан" был способен сносно поддерживать жизнедеятельность растущего организма не более чем на 66 копеек в день при следующей раскладке:
- завтрак 12 коп. (какао с булочкой или каша со сладким чаем)
- обед 37 коп. (суп, второе блюдо и компот)
- ужин 12 коп. (чай с бутербродом или какао с выпечкой)
- хлеб без счета
- 5 коп. папиросы поштучно (5 шт.)
Цены и для того благословенного времени выглядели просто фантастическими, ну а нынче-то и вовсе поверить трудно. Некоторым курсантам, своим, из общаги - даже записывали в долг. Особенного качества, разумеется, от такой пищи ожидать не приходилось, порции были достаточно скромные, однако все было вполне съедобно. Не тот случай, чтобы привередничать.
Такие сказочные условия обеспечивали две немолодые уже, пенсионного возраста, тетки. С самого раннего утра (а "Таракан" открывался в 7.00) до 21.00, в маленькой кухоньке - размером чуть больше собачьей конуры, трудились они не покладая рук: постоянно что-то варили, мыли полы, убирали со столов, гремели посудой в мойке. Со смертью одной и уходом на пенсию второй из них (кажется, в 1986 году) - история веселой кантины "Таракан" окончилась навсегда: в помещении открылся безликий буфет с совершенно конскими ценами и ассортиментом привокзального ларька. Настенные панно в технике граттаж для этого буфета, кстати, резали мы с Носырем, но их уже давно спиздили.
Ну а те, кто застал молодость этого мира, когда заслуженный "Таракан" еще бодро перебирал лапками - с любовью и благодарностью вспоминает и это невзрачное помещение напротив рубки дежурного, и его непритязательное убранство, и копеечную, но вполне пристойную еду, и этих теток-тружениц, что помогали пережить нам довольно частые, увы, моменты финансовой несостоятельности.
Добрая им память.
Но вот, наконец, случилось страшное - абитуриент стал курсантом. Вместо доброй и ласковой мамы у него теперь обшитый золотой капустой взыскательный Папа и суровые курсантские будни, а завлекающе пахнущие домашними ништяками бабушкины судочки и кастрюльки уступают место помятым алюминиевым бачкам.
Что же в бачках? Суп из неизвестного животного, состоящего из суставов ног и длинной хрящеватой шеи, или ядовито-пурпурный флотский борщ с плавающими поверху кусками вареного сала, или перловый суп со скумбрией, или "Мясо по домашнему", оно же "Рагу из гов. с картофелем", оно же "Азу" или "Жаркое": под этими загадочными названиями скрывается все та же тушеная картошка с редкими волокнами мяса и кусочками соленых огурцов.
Вы теперь питаетесь на камбузе, а не в столовой, как прости господи всякая срань сухопутная.
А если вам выпала несчастная доля быть дневальным по камбузу, вы попадете и в горячий цех кухонных помещений, где среди исходящих паром автоклавов с дымящейся костной бульонкой обнаружите огромные оцинкованные столы с грудами мыльных оцелофаненных сосисок, в которых испуганно шмыгают растревоженные тараканы, а с полок духовых шкафов таращатся раздутые биточки из смеси хлеба, сала и мясных обрезков.
Из чего же, из чего же, из чего же
В нашей столовой котлеты?
И я не знаю, и ты не знаешь,
И он не знает, и никто не знает,
Из чего в столовой котлеты!
Страна положила вам на котловое довольствие 1 рубль 9 копеек в день, на 2 коп. больше, чем рядовому военнослужащему СА. Это не так уж и плохо, по совести говоря: в вооруженных силах из солдатского котла воруют все, кому удается, а здесь по праздникам даже неплохая по гражданским меркам солянка и жареная картошка с антрекотом. По слухам, начальник курсантской столовой начинал еще в скудные военные годы рядовым флотским камбузярой, и оттого имел свое представление о полноценном питании для вечно голодных курсантских организмов. С дневной нормы он, говорили, подрезал иной раз по паре копеечек... а вот и нет, не чтобы украсть, как вы подумали: с этих накопленных копеечек потом и получались праздничные солянки и антрекоты.
В общем, с голоду в бурсе не умрешь, все жирно, углеводисто, нажористо: но тут и расход энергии такой, что счетчик крутиться не успевает.
Конечно, на первом курсе тяжело было, после домашних-то харчей.
Тут и зарождалась еще одна курсантская страсть - кустарное приготовление пищи в непредназначенных для этого условиях.
Кипятильники из безопасных бритв, варка пельменей и супов в электрочайнике - все уже было многократно описано до меня и не представляет интереса для пытливого исследователя. Варили мы и уху из стрельнинских карасей, которых безумные пингвины-арктики ловили в окрестных прудах панцирными сетками от кроватей... добавляя в нее злодейски покраденную у туземцев молодую картошку и всяческую зелень по сезону. Для этой цели у нас имелась древняя электроплитка. В силу ее дряхлости варка продолжалась всю ночь и завершалась как раз к подъему и завтраку.
На старших курсах, конечно, было не обойтись без жареной картошки - отнятых ротными и дежурными офицерами плиток и сковородок хватило бы, наверное, на средних размеров броненосный крейсер.
Но вершиной курсантской кулинарии, несомненно, были и остаются "Гренки по-стрельнински". Насколько мне известно, блюдо это являлось оригинальным макаровским извращением и нигде более не встречалось.
Для приготовления гренок по-стрельнински необходим набор юного чертежника, а именно выдвижная крышка набора, которую юные чертежники используют для закрепления листа ватмана формата А4, хлебная буханка-кирпич, пайковое сливочное масло и утюг из курсантской гладильни.
Буханку нарезают поперек ровными широкими и толстыми ломтями (лучше это сделать на камбузной хлеборезке), укладывают на чертежную доску. Разогрев утюг, поверх хлеба выкладывают пайковый кусочек масла и... гладят! Масло под утюгом шипит и шкворчит, впитываясь в гренку, на гренке образуется глянцевая корочка. Потом гренку переворачивают и так же, с усилием, обрабатывают утюгом с другой стороны.
Получившаяся гренка восхитительно хрустит снаружи и истекает маслом изнутри, в сочной мякоти. Она издает бесподобный запах, она вкусна и нажориста, ее хочется немедленно проглотить и приступить к изготовлению второй.
Утюгом после этого, конечно, по прямому назначению пользоваться трудно. Как, впрочем, и чертежной доской. Но когда курсант боялся трудностей?
Впрочем, были, были у нас в Стрельне почти настоящие абдоминальные радости. Редко, но были.