Некто маниакальный движется за клавишами фортепиано,
В которые белый снег выкрасил черное платье жертвы.
Она шествует на Запад, качаясь пьяно.
Он за ней, потому что хочет увидеть её мертвой.

Мох хрустит под носками, с листвой листопадной,
У ручья, на опушке, печать копытная лося.
Непотухший костер тлеет дымком самосадным.
Ветер его, безмолвен, вверх уносит.

Из расселин земли появляется Серый Призрак.
И вокруг девы идущей черту забвенья проводит.
Час последний её страшен, близок.
Стопы пеленами ужас крепко сводит.

Людобийца вытягивает длинную веревку,
Острый нож, чтоб вырезать глаза идущей,
Задушив пред тем; и целует подковку.
И готовится сердце вырвать из груди сущей.
 
Долгожданный момент: он вцепился в глотку
Той, что бежать от него уже не смела.
Так вонзается в электрообмотку
Черный гвоздь; и становится белее мела.

Этот взгляд, от которого не отвести взоры;
Этот рот, из которого ползут черви.
Ему ведомы глады, битвы, моры
И разрезанные на миллионы тел нервы.

Засмеялась лежащая дева смехом,
От которого брат лесной впал в безумье.
Шла на Запад Смерть за людским мехом,
А он, несчастный, помешал её раздумьям.

Жертва, встав, взлетела легче аэроплана,
А преступник остался, недвижим, в лесной чащобе.
Четкой кляксой на белой клавише фортепиано.
И ползли к нему гады, в пятнистой робе.