Олисава Рада : другие произведения.

Маскарад ненависти, маскарад любви

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перепевка "Ромео и Джульетты" в фентезийном антураже. Жестокая сказка о войне, лжи, гордости, ненависти и, конечно, любви вопреки.
    Продолжение от 01 апреля 2015 г.Ничего нет общего меж волшебником и ведьмой, презренной и мерзкой по жизни своей - извращением над самой природой волшебства. Ничего нет и не может быть. Но судьба любит ткать причудливые, порой совершенно невероятные узоры. И задавать неудобные вопросы. Способна ли любовь излечить злобу и черноту в душе? Ненависть, страх, взращенный на отчаянии, боль? Предубеждение обернуть пониманием? Остановить клятую войну? Конечно, нет. Такое бывает разве что в сказках. Или..?

Он принял себя; здесь, на берегу, распрощался со всем, что было, и смирился с неизбежным.

  
  
   Герцог умирал.
   И заливались льстецы: "Ах, какая потеря...". А как нырк в темный угол: "Давно пора!".
   Льстецам герцог головы не рубил, не потому что любил - тратить дни последние не желал на такую малость. Пусть их.
   Первыми ко двору прибыли знатные девицы, - из тех родов, что победнее, - маркизы и графини. Папеньки их утирали одинаковые лысины одинаковыми надушенными платками и ныли: "Род без наследника оставлять не дело, ваша милость, в ваши юные года..."
   Головы папенек украшали штыри внутренних ворот. В назидание. И успокоения головной боли - обоюдной. Впрочем, девиц герцог не трогал. Кто уехал, кто слонялся, вперемешку с трепушками и гетерками, по замку словно тени.
   За папеньками последовали лекари заморских стран, прорицатели, предсказатели и прочие звездочеты. Звериные потроха и экскременты птиц, полотна "тайных" символов, талмуды "великих" знаний, воскурение трав и распитие сомнительных бутылей... От них избавиться так просто не получилось.
   Элис видел этот балаган. Он только молвил тихо:
   - Глен, прошу.
   Этого хватало. Сдаться. Позволить этим шарлатанам как коршунам накинуться на его подточенное болезнью тело.
   Но терпения хватило ровно на два дня, как раз до того момента, как его, Глена Велингтона, герцога Ривского, пытались заставить плясать в полночь нагишом вокруг болотного костра.
   Последний, именуемый себя прорицателем, переполошил воплями все левое крыло замка.
   - Злодейства многочисленные жизнь изломали и отразились на чреслах ваших! Все горести ваши и слабости от сопротивления судьбе! - тряс он козлиной бороденкой, цеплялся за каменную кладку.
   - Так от злодейств или от сопротивления?
   - И от того, и от того! Теперь только той девице вместилище бренное и спасти.
   - Волосатой с глазами, точно.
   Крючковатые пальцы, наконец, удалось отцепить от лепнины.
   - Девица с волосами огня жарче, ваша милость, попрошу! И глазами каменьев ярче...
   Его Глен с удовольствием спустил с лестницы.
   Элис ожидал возле тактического стола, где и был обнаружен - хмур и сердит.
   - Оба графства нижней реки стягивают полка к востоку твоих земель. Демир и Бонбор грызутся друг с другом, но кто ни одержи верх - точно пойдут войной. И все это из-за твоей вспыльчивости и необдуманности поступков.
   Вино сочно заиграло под светом камина. Залюбуешься.
   Глен опрокинул кубок.
   - Брось, друже. Дай подразнить этих ослов.
   - Подразнить? Головы их графов и виконтов красуются на стенах - теперь это называется "подразнить"?
   - Признай, самому же хотелось.
   Тут Элис замолчал, признавая правду.
   - Так никого не останется, чтобы помочь.
   Глен глянул через бойницу во двор.
   - От помощников я никуда не денусь.
   В узкую щель просматривались ворота внутренней стены и двор, на который и вползала пышная кавалькада - с герольдами, штандартами и позолоченными шевалье. Новые гости.
   Элис скрестил руки и прищурился. Холод обмахнул жгучими поцелуями кожу и обжег болью - там, в глубине грудины, где царила ныне пустота.
   - Виконт Брацкий с сопровождением, если не ошибаюсь.
   - Только его не хватало. Придумай что-нибудь, Элис, прошу. Еще одного павлина я не перен...
   В слепо ищущую ладонь вложили заветный пузырек. Его Глен, против рецепту, опрокинул до дна - так раскалывалась голова. Со жгучим стыдом Глен принял руку помощи и выкарабкался из кресла, в которое упал ранее. И когда оно стало таким глубоким?
   Уж лучше помереть было во времена второй полянской, в верховенских горах, чем так, стариком, плесневелой немочью!
   Кажется, его довели до низа башни, покоев. Холодные пальцы коснулись век, и тут же они налились тяжестью.
   - Поспи. Я встречу виконта, а затем выпровожу вон - без отсекания голов. Хватит с тебя алчущих крови врагов.
   Слова благодарности так и не сорвались с уст герцога.
   Он забылся спасительным сном.

***

   В камине плясал огонь. Затейливо плясал, зазывно - вставай же, иди к нам, в хоровод! Веселись, играй!
   Не могу.
   Треск и пшик, взвилось пламя до самой лепнины, перепачкало сажей. Один из язычков выкатился за кованную решетку, пробежался по начищенному паркету до самой постели. Потянулся к костистой руке - и взвизгнул, отпрянул, но вернулся, теперь уже осторожно трепеща под легким сквозняком. Не желал больше причинять боль. Себе конечно, огонь всегда был эгоистом.
   Уходи обратно. Глен сдул с подушки настырный огонек и спустил ноги с кровати да поскорее потянулся за теплым рединготом. Зябко с утра. Или не утро сейчас? Сколько он проспал?
   Он было вышел так, с пустыми руками, но вовремя вспомнил и прихватил с кольца в стене факел, поднес наспиртованную головку к камину. Язычки отпрянули в сторону.
  -- Да что ж такое... Ну! - ткнул Глен еще разок. Огоньки насмешливо трепыхались, недоступные. - А, к дьяволу.
   Дойдет и так.
   Однако, стоило развернуться, один из язычков вскочил на факел и вгрызся в проспиртованную ветошь. Пожалел.
   Так и шел он по стылым коридорам замка, закутанный в черные с золотом одежды, как призрак - скорее уж самого себя. Даже слуги шарахались, не привыкли они, чтобы господин их, сгорбленный и мрачный, слонялся тенью.
   Он прошел все левое крыло и спустился к главной зале. Чуткий слух еще не покинул, Глен расслышал подозрительный шум.
   А факел оставил в коридоре, перед дверьми.
  -- Иди-ка, дружок! - он похлопал по груди, и огонек радостно перескочил на наплечный щиток. Запахло паленым. - Но-но, не балуй!
   Грег и Бон, юнцы из казарм, нынче стояли на страже. Они щелкнули каблуками и распахнули перед герцогом двери. В полупустой зале насмерть схлестнулись Элис и маркиз Бонбора, что сразу было заметно по раздутому лицу последнего. Тут можно восхититься - какой напор! Совершенно бесполезный. Глен прислонился плечом к стене и решил понаблюдать.
   Его прибытия ведь даже не заметили.
   Маркиз оттянул ворот, нелепо дернул взмокшей головой. Кажется, сказать он желал многое, но честь ронять побоялся - сопровождение его было обильно и родовито.
  -- Великий герцог больше не имеет права занимать трон, - прошипел он. - Защищай вы его или нет. Есть закон и воля короля. Наш закон!
  -- Так докажите свою силу, маркиз Бахрем. Вы ведь пришли занять это, - Элис хлопнул по витому подлокотнику, - место?
   Элис небрежно отмахнулся от усердия маркиза. Иней пополз по камню стен, похолодало. И холодать продолжало. Гляди вот-вот нагрянет вьюга. С него станется. Глен поежился.
  -- Достаточно.
   Сапоги гулко отбивали каждый шаг. Элис склонил голову, и следом за ним остальные - все, кроме маркиза. Его взгляд сверлил спину вплоть до того момента, как Глен присел на престол Вьюжного Мыса, свое законное место. Элис высился по правую сторону, заложив руки за спину. Огонек соскочил на пол, раздулся до непомерных размеров, заискрил, зашипел на "потеху" публике, что ахнула и подалась назад, и полыхнул жарким заревом.
   Инея как не бывало.
  -- Маркиз, вы что-то хотели? Места на воротах еще много.
   Огонек скукожился до прежнего вида, ловко поймал полоску мяса и свернулся на черном рукаве.
   Маркиз был занят - проверял сохранность подпаленных усов. Самую чуточку подпаленных. О, склонился, да еще так низко? Видно, подпалены не только усы. И какой поток сладких слов! Глен поднял руку.
  -- Бросьте, маркиз, мы оба знаем, зачем вы здесь. Да что вы там булькаете, скажите внятно.
  -- Слухи о вашей скорой кончине, ваша светлость. Они смущают умы.
  -- Вот как. И что же это за смущающие слухи?
  -- Говорят... это с графства речного пошло... что вы ослабли и вскорости нас покинете. Как верный слуга властителя своего я должен был... удостовериться.
  -- И как, удостоверились?
  -- Сполна, ваша светлость.
  -- Тогда идите к дьяволу. Ах да, герцог, - Элис склонил голову, - расспросите поподробнее досточтимого маркиза о его новой блажи и тяге к войне с соседями. Идите, маркиз, идите, - напутствовал Глен открывшего было рот маркиза. - На улице сегодня совершенно чудная погодка.
   А на улице была действительно отличная погода - тучи расползлись в стороны, открывая простор весеннему солнцу. Птицы, вон, как поют. Мир цветет и пахнет, отчего становится как-то по-детски обидно.
   Глен застегнулся на все пуговицы и спрыгнул с балкона, благо, лететь недолго - только пятки, правда, с непривычки отбил. Давненько он так не прыгал. Не гулял - просто так, безо всякой цели, не спускался к побережью. А теперь вот море звало, сил нет больше терпеть. И впервые Глен все бросил - ненадолго ведь можно. И казармы, воинов своих и шевалье, выучкой которых так гордился, и кабинет, полный, как всегда, бумажек, и гостей-стервятников, будь они неладны, и Элиса с делами междоусобиц. Не взял он ничего, кроме сдобного каравая - тот тайно утащен с кухни, под носом у кухарок и маркитанок, - и теплого плаща из не крашенной шерсти. Плащ герцог до поры до времени держал свернутым под мышкой, пока проходил через ворота замка к конюшням.
  -- Эй, Эйд! - от залихватского свита толстяк-конюшенный подскочил на гамаке и свалился на солому.
  -- Ой, ваша милость... - отыскал он-таки свою широкополую шляпу, что улетела в сторону, и поклонился. - Чегой это вы тута?
   Голос его надламывался суверенным страхом и любопытством.
  -- Дрыхнешь.
   Толстяк так тяжко вздохнул, так виновато опустил плечи, готовый ко всему, что Глен рассмеялся. Не удержался. И Эйд, заслышав звонкий смех, мигом оживился, обхватил огромное пузо, захохотал, отчего пуговицы рубахи затрещали. В глазах его, таких открытых, - как часто бывает у людей простых, - читалось: "Вернулся прежний герцог".
   Разве что ненадолго.
  -- Куда запрятал Ветра, старый хрыч? Приготовь его для меня.
  -- Сию минуточку!
   Пока же стоит набросить плащ.
   Все же красивая у него, Глена, столица. Отсюда, с другого бока холма, на котором и высился замок, витая лента берега смотрится изумительно. А про портовую слободу и барки, фрегаты, линейные корабли и говорить нечего - в грудине перехватывает. Он знал не понаслышке, что кроется под этой красотой, но не залюбоваться не смог.
  -- Ваша милость, - послышалось жалобное за спиной, - вы б тута ненароком не спалили б ничего.
   Глен поцокал языком и приманил огонек обратно на плечо - и правда, придымливать начало. А для утешения вручил ему пару соломинок. Пусть грызет. Глядишь, будет хорошее настроение, не тронет плащ. Знал он о слабости огня к ворсу.
   Взлететь на седло оказалось делом непосильным. Заползти вот удалось, что настроение попортило изрядно. Глен хлестнул гнедого - хотелось поскорее исчезнуть. Сочувствие чужое хлестнуло как та плеть.
   Вперед, во весь опор! Дорога прыгнула под копыта коня, ветер раздул полы плаща, выбил слезу. Эх, хорошо!
   Путь Глен выбрал по южной ветке торгового тракта, по дуге от города. Так доберется он к самому берегу и избежит ненужного внимания. Или сведет его до мелочей: груженный караван рывком подался к обочине, пропуская сумасшедшего всадника, а возничие и торговцы не забыли крикнуть вслед и подавиться этим криком - заприметили и расцветку одежд, и огонек (тот полыхнул и не подумал скрываться). Конечно, поняли что и как. Пусть.
   Не сказать, что Глен опасался чужого внимания, и обычно скорее даже наоборот. Лишнее внимание - лишние хлопоты, а сейчас хотелось побыть одному. С недавнего времени проснулась в душе странная тяга к одиночеству.
   Глен осадил коня ближе к прибрежным равнинам и перешел на шаг, а верного друга взял под узцы. Повод он запутал в ветках куста, сам же ступил на берег. Мокрый после ночного ливня песок скрипел под сапогами - тихо-тихо. Так же тихо шептало море, нежно, ласково. Стоит прислушаться - и все поймешь. Прислушаться...
   Волна лизнула мысок сапога, оставила подарок среди пены - маленькую половинку раковины, розоватую, с узором. Глен поднес ее к глазам, рассматривая, и зачем-то положил в карман. Он сел на песок. Вдохнул соленый влажный воздух - так глубоко, как мог, до звона в ушах. Запрокинул голову. И затерялся где-то меж кудрявых облаков, безбрежной синевой и рассказами моря.
   Глен не помнил, когда в последний раз испытывал такой - в детстве? Когда еще была жива мать. И Глен не был Гленом, а Элис - собой, и старший их возлюбленный брат - королем.
   Ему всегда неловко и даже стыдно порой вспоминать о тех временах, о невежестве своем и глупых выходках. О любви и крепкой привязанности к братьям. Теперь ведь Глен любить не умел, как тогда - так ярко и самозабвенно. Оттого и стыдился. А теперь вдруг понял, насколько глуп этот стыд.
   Сейчас он узрел себя целиком, разбитого на куски - от непримирения с самим же собой, сломленного слабостью испуганного дурака. О, как Глен боялся смерти! Герцог отчаянно не желал покидать этот мир, где у него было столько всего. Живи и живи! Узрел и не спрятал поскорее ни страх, ни отчаяние. Он принял себя; здесь, на берегу распрощался со всем, что было, и смирился с неизбежным.
   Душу его затопило умиротворение.
  
  

Девица с волосами огня жарче, ваша милость! И глазами каменьев ярче...

  
  -- Девиц надо отловить.
   Элис отстукивал пальцами неровный ритм. Ему не нравилось, какими взглядами провожала солдатня разнаряженных баб. Красотки благородных кровей краснели, взвизгивали, убегали от жадных взглядов в тень, пока няньки их ругались похлеще моряков.
   А Глен забавлялся. Он порой был негодяем, - с совершенно неприличным чувством юмора, - и этого не скрывал. Но негодяем воспитанным. Поэтому приказал шевалье строго следить, чтобы до непотребств не доходило. Хватит с них, с гусынь.
  -- Куда тебе столько - жена не заревнует?
   И сам спохватился. Как хорошо, что Марьяшки нет в замке - вот уж кто голову ему б открутил.
  -- Она, между прочим, скоро прибудет. - Элис как мысли прочёл.
  -- А у нас только стало тихо... Пусть едет обратно.
  -- Мари боится не успеть. Попрощаться.
   Глен замолк.
  -- Успеет, - уронил в звонкую тишину. - Расскажи лучше о вестях с запада. Что принесли вороны?
   Многие прознали о слабости герцога. "Почему же он, правая рука короля, его военачальник, так и не вернулся на запад? Где верная тень короля?" - таких вопросов не задавали. Очень многие все прекрасно поняли, ведь Глен никогда не оставлял брата и тем более не бросал войну, им же и начатую.
   Теперь, когда жизнь вот так повернулась, глазами, руками и карающим мечом Глена стали шпионы Элиса - его люди в тылу и подле короля, и волшебные птицы-вестники.
   Надолго затянулся их разговор, полуденное солнце заглянуло в бойницы, протянуло дорожку света по полу, столу и многочисленным отметкам на карте, разложенной поверх. И вдруг из ниоткуда перед герцогом опустилась птица. Не ворон, нет, серебристый сокол с черными лапами и бледными глазами. Пернатый посланник раскрыл клюв.
  -- День добрый, Глен. Элис, хорошо что и ты здесь. Вы оба мне нужны.
  -- Когда и где?
   Голос его короля был излишне серьезен, и герцог сразу перешел в главному. Элис подобрался, выказывая готовность.
  -- Войска стоят под Воргай, в "Деву"я прибуду только к закату . Ждите там. В свете его истина.
  -- Истина вне его глаз. Развейся! - после жеста Элиса птицу развеяло морозной пылью.
   Вино согрело нутро. Что-то многовато стал он пить. Элис устало потер ладонями лицо, и Глен ему искренне посочувствовал - так много на него навалилось.
  -- Ты слышал? Инквизитор где-то поблизости, иначе бы Од не поминал клятых святош. Тебе нужно быть внимательнее, Глен, теперь он тебя не отпустит.
   Глас Её Первосвященства и не собирался никогда его отпускать. Никогда...
  -- Да. Все же отошли Маришку обратно. Да и ты давай-ка уезжай - я больше не смогу вас защищать.
   Плечо Глена сжала сухая ладонь, но никакие прикосновение не прогонят его горечь. Не вовремя, как все не вовремя! Элис ничего не сказал, и молча же вышел. У него появилась новая забота. Герцог же застыл изваянием. Старый враг идет по его, Глена, голову, и прихватит головы всех, кому он дорог - если этого не предотвратить. И потонуть ему в отчаянии, если бы не вчерашний день и смирение к решениям судьбы относительно его кончины.
   Давненько Глен не спускался в пещеры под замком - вот так, пешком одолевая витые лестницы и слабое свое тело. Своенравный огонек скакал по каменным стенам и рождал больше теней, чем света. С того дня, как герцог вышел из Великой игры и начал игру собственную, был придуман план - на редкость сумасбродный и самоубийственный. Для времен, когда Глен подступит к краю и игры его обернутся против своего же создателя.
   Вот и последняя ступень позади. Огонь по спирали унесся к зубчатому своду пещер, оставил бывшего хозяина в темноте.
   Где же факел, тут сам дьявол ногу сломит! Глен раздраженно ощупал стены, ничего не нашел и зашагал по памяти, медленно и осторожно - вокруг сплошные трещины и ямы, он это помнил.
   Над вонью просоленной падали, водорослей и мокрого известняка витал флер упрятанного здесь, в тайном месте, запретного волшебства. Глен водил носом и шел на него, как ищейка. Вот и дверь! Пальцы ощупывали рисунки колец печати и раскручивали их в верном порядке - огонь, зверь, мор, голод. Одна из трех комнат явила свое сокровище. Заклятие преданно льнуло к рукам, телу, и душу Глена заполнила такая радость, что не давала и вздохнуть. Ведь это его волшебство, теперь утерянное.
   Зачем он придал ему женскую форму? Форму на редкость хищную, властную, хитрую. Потому что женской сути свойственно коварство и совершенная безжалостность - как и этому заклятью.
   Герцог выдохнул слова призыва в распахнутые полные губы. Названная когда-то Клэр облизнулась и растаяла в воздухе, и Глен снова окунулся в темноту.
   Почему ему так весело?
   Наверное, от предвкушения и жажды - Глен страсть как хотел, чтобы Инквизитор вывел его из себя.
   Теперь руки развязаны. В могилу он утащит всех, кто встанет на пути.
   "Скоро, Клэр, и я присоединюсь к твоему пиршеству".

***

   В портовые кабаки набивалось народу как тех рыб в бочки. Этот вечер из привычного выбиваться не стал. Моряки, шлюхи, нищие шатались тут и там, пили, горланили песни, братались и дрались. Посреди подобного аттракциона жизни затеряться так просто - лишь бы быть как все. Вот и все волшебство.
   До прихода в "Рыбу-Деву" Элис омыл лицо снегом, черты его поплыли и застыли чертами незнакомца. Навел он морок и на Глена. Очень многие знали герцогов в лицо. В остальном же они взяли роль моряков, не сказать чтобы удачливых, - если судить по возрасту одежд и отсутствию серег, - но и не сказать, чтобы совсем бедняков. Монет хватало, чтобы пропустить кружечку дрянного пойла после тяжелого дня. Глен философски прихлебывал бражку и поверх нее, не поворачивая головы, осматривал забегаловку. Они с Элисом создавали видимость игры в "порочную хохотушку" в углу залы, под окном с истрепанной бесцветной тряпкой вместо занавеси.
   Значки ударились округлыми боками о дурно выскобленный стол.
  -- Так-то! Ты проиграл! - Элис откинулся с довольством и щелчком взбил шляпу. - Мышка, да - ты, принеси еще кувшин.
   А по глазам читалось то же волнение.
   Где Од? От заката уже ни намека и бриз похолодал - время к ночи. Не ночью договаривались они встретиться.
   Но вот трехногую табуру, последнюю свободную за столом, скрыл чужой плащ.
  -- Я здесь, друзья.
   Кто угадает за кудлатой бородой ажно целого короля? Тем более так лихо изменившего лицо. Да и несло от него знатно, кисло и терпко - табаком и капустой.
   Од перво-наперво, как уселся, выудил из нагрудного кармана самокрутку, чиркнул камешками и с явственно написанным удовольствием пыхнул дымом. Любил он это дело, но скрывал, потому что пагубное пристрастие короля недостойно.
  -- Теперь поговорим.
   И грянула нехитрая моряцкая песенка. Никто и не заподозрил, что желание подхватить ее не их вовсе. Темная воля заполнила залу, коснулась разума чудака-дудочника, чтобы играл задорней, женщины с ярко намалеванными глазами - и она повела плечами, со смехом утянула за собой соседей в пляс, один из бугаев покрепче встал неподалеку стола заговорщиков, заслонил ненавязчиво от развеселого народа.
   Од все такой же ловкач, народ дурить ему что семечки щелкать, чем, надо признать, по сиюминутной прихоти не пользовался. Тяжелый взгляд вернулся к Глену, и герцог подавился вдохом - бесплотные пальцы погрузились в его нутро, подобрались к склизкой паутине проклятия. Теперь оно, Глен чувствовал, опутывало каждый орган и его самого было живей. Никакого волшебство тут не поможет, и Од, самый сильный волшебник, - иначе не будь он королем, - это только подтвердил. Сидел теперь, за голову гудящую держался и приходил в себя. Никто не мог касаться проклятия без последствий.
  -- Не надо, Од, пустое это дело. Не будем терять времени.
   Обсудить предстояло многое.
   Как без больших потерь отогнать обнаглевших дикарей в их горы? Начать ли наступление или продолжать удерживать границы от набегов небольших, пока небольших, семей и племен? Проигнорировать ли появление горного, как он сам называет себя, короля, который явно собирает армию? Раздуть пожарище междоусобиц в чужих владениях, стравить "короля" новоявленного и корольков помельче, что и совершают набеги на границы? Встать на чью-то сторону? Не допустить образования сильного и не желаемого соседа? И как не забыть про церковь, которая взяла так много воли в отсутствие короля, убийцах, что посланы под плащом инквизиции, и о главном инквизиторе, хитрице из хитрецов, их ведущем по души Ода? Да Глена они, судя по всему, добьют по пути - чтобы не передумал помирать, и повод выберут любой подходящий, даже самый абсурдный. Герцог злился - на свою медлительность. Как долго он вел игру, как тщательно выводил планы! Еще прошлой осенью Глен готов был низложить прилюдно, с позором, всю иерархию церковников, размести в пыль само упоминание власти Её Первосвященства... Чего, спрашивается, тянул? Змей подставился под топор - бей и не думай, быть может шанса другого и не представится!
   Да что теперь думать о прошлом.
   Краем глаза Глен зацепил мельком шмыгнувшую тень - человека, завернутого в "серое покрывало". Такого никогда не разглядишь, даже если в упор рассмотришь, память о встрече утечет водой сквозь решето. И все же отчего-то Глену запомнился всполох кипенно-белых волос. Даже не так - врезался в память, надоедливый, постоянно о себе напоминающий.
  -- Что стряслось? - проницательно уловил неладное Элис.
   Было чувство, что скрывавшийся таился неподалеку. Глен рывком отодвинул стул, поднял ладонь, призывая к молчанию, и растворился в толпе танцоров. В многообразии разномастных лиц он, скользя так текуче, пытался поймать пройдоху, поймать и узнать, зачем он скрывается в тенях и какого черта нипочем ему одова воля. Поманил Глен и огонь из камина в помощники, посулил белую шевелюру в подарок, если тот заприметит их обладателя. В волосах крылась капля-другая жизненной силы, поэтому огонь так согласился поспешно, на мелкие искры разбился, укатился к людским сапогам и ботинкам.
   Круговерти лиц, выкрикам, веселому топоту, мотиву прихотливому не удалось запутать герцога, он держал ухо востро и руки с рукояти сабли не снимал. Глен не мог взять в толк, когда же в ладони другой, свободной руки, оказался смятый комок записки.
   Скоро полночь, герцог, приходите туда, где вы были вчерашним днем. Не отказывайтесь, я хочу помочь. В.Л.
   "В.Л." Кто бы это мог быть? Кто так легко обдурил их, как перволеток?
   Ответ напрашивался сам собой. И все же Глен решил отправиться на встречу. Потом, когда обсудит со своим королем все тонкости их положения на западе.

***

   Сердитое море обрушивало волны на берег и плевалось песком. Шторм - неподходящее для прогулок время. Глен промок, замерз и находился в прескверном настроении. Ему пришлось отойти от воды, к соснам, которые скрипом вторили вою ветра и оглушали. Скоро набрякшие тучи достигнут побережья, грянет ливень и герцог вдобавок ослепнет. Он, как дитя огня, в обилии воды терялся и слабел.
   А может, на то и расчет?
   Клэр скользнула по груди Глена, обвилась вокруг шеи и пыхнула жаром. Решила согреть. Змейка цвета углей в вороте рубахи была незаметна, и того, кто герцога решил на слабости подловить, ожидал подарок.
   Ветер донес первые тяжелые капли.
   Назначивший встречу где-то здесь, Глен чуял нутром, но не подавал виду. Подпускал ближе. Еще ближе...
   Он схватил затаившегося за химок и вытряхнул из тени под блеклый лунный свет.
  -- Ой-ой-ой! - запричитали тонким девичьим голоском.
   Волшебная пыль, - все, что осталось от сумрачного плаща, - опала на блеклые косы и невзрачную одежку. Круглые глаза найденыша светились в темноте точно два фонарика.
  -- И кто тут у нас? Да ты ведьма никак, подружка!
   Девица болталась, подвешенная сильной гленовой рукой за шкирку, дрыгала ногами и силилась высвободиться. Глен отпускать не собирался - надумает еще колдануть. Знает, как скор их народец на подлянки. Хватит с него ведьминских чар.
  -- Ой-ой-ой, - повторила девица. - Вы б меня опустили обратно, на землю!
  -- Вот уж дудки, нашла простака. Говори, зачем записки пишешь?
   Мелкая ведьма обмякла, то ли устала, то ли осознала суть своего положения. Видно, первое - глаза ее с узким зрачком смотрели прямо и нагло. Глен даже восхитился. Экое бесстрашное создание.
  -- Так я помочь пришла, как и написала! Ой, не сдавайте меня церкви, - взмолилась она. А вот и про положение поняла, больно взгляд герцога был недобр и холоден, как море у него за спиной. - Вы же не такой!
   Герцог выгнул бровь.
  -- Не сдавать, говоришь... - Он встряхнул девицу. - И что за это мне будет?
  -- Говорю же, я помочь пришла! Знаю, кто на вас проклятие на сушь навел, и могу свести - если взамен вы пообещаете кое-что.
  -- И что же? - против воли дрогнул голос Глена, а руки затряслись.
  -- Примите в открытую нашу сторону! Ведь все равно вы всегда были за н...
   Глен резко отпустил ведьму, та, проглотив последние слова, прикусила кажется язык и зачастила возмущенно что-то непонятное. Герцог к ругани не прислушивался, он выпустил Клэр - смотреть за девицей, - и осмотрелся. Искал чужаков, кто мог подслушать разговор.
   Зашить бы этот болтливый рот! Нашла, что кричать в подобном месте - у воды, ночи и ветра есть уши.
   Вот он убедился, что на милю вокруг они с ведьмой одни и быстрым шагом подошел к сидящей на траве девице. Та не пыталась больше казаться грозной и боязливо отшатывалась от разыгравшейся Клэр. Волшебное существо с любопытством трогало ее, обнюхивало и скалило изогнутый рот.
  -- Еще звук, хоть один, - предупредил Глен вкрадчиво, - сверну шею. Ясно? - Ведьма закивала болванчиком. - Тогда вставай, быстро!
   Плащ свой герцог кинул Клэр, чтобы та, от пяток до макушки, закуклила в него девицу - дабы не почуял никто ведьминский дух под его запахом, запахом огненного волшебника. И стукнуть приказал несильно - чтобы барахтаться перестала.
   В замок, закоулками и тайными тропами! А там Глен, обстоятельно и не спеша, разберется с новой головной болью.
  

Ты, похоже, не знаешь, что делают волшебники с такими маленькими ведьмами.

  
   Сверток он пристроил в углу. Подумал. Переложил к камину.
  -- А ну, кыш!
   Огоньки с шипением и плевками искр убежали обратно к поленьям, и с любопытством извивались за кованную решетку.
   Клэр, вторя Глену, покачала головой и одновременно с ним присела перед ведьмой на корточки. Следом же вздохнула, но вместо воздуха, как сделал бы человек, фуганула струей пламени и покаянно зажала рот.
   Глен погрозил пальцем. Оба они снова повернули головы к девице. Та очнулась, видимо от пыхнувшего ей в лицо огня, и светила совиными глазами, впрочем, не забывая извиваться червяком.
   Развязать, что ли? Нет. Опрометчиво.
  -- Скажи-ка, милая крошка, из какого ты ковена явилась и кто вообще отпустил тебя в мои владения?
   Он очень бы хотел взглянуть этим сударыням в лицо. В герцогство центральное, приморский город, полный волшебников, туда-сюда кочующих! Есть же предел их наглости!
   ... Или в помине его нет?
   Девица избегала гленова взгляда - как есть совесть нечиста.
   Герцог догадывался, что она просто сбежала, от своих и от чужих. Но насколько нужно отчаяться, чтобы решиться бежать сюда, к нему - за деньгами и властью, как иначе. Отчаяться или хитрить лисой.
   Ведь Глен, как мастер знающий прекрасно темную сторону волшебства, понимал, что излечить его уже нельзя.
   На что надеется маленькая ведьма?
   Связанная забилась пуще и пробормотала, что она пожалела, решившись ему помочь, и что ничегошеньки не скажет - по упрямству. И что только подлецы плюют на протянутую руку помощи.
  -- О, - ощерился герцог, - все волшебники редкие подлецы.
  -- Все, кроме одного. Вы все-таки не подлец, что бы не говорили.
  -- Я подлец не меньший.
   Ведьма вздохнула тяжко и покачала головой, как качают от проделок мальчишек, юных и глупых. Это здорово позабавило Глена,
  -- Вы, герцог, человек с добрым сердцем. Говорить можно многое - слова это мелочи. За человека говорят поступки. Поэтому не развяжите меня, а? И кушать очень хочется, честное слово, быка проглочу.
   А вот это его задело, екнуло неприятно в груди. И Глен вспомнил запах дикого огня, способного лишь пожирать, как пожирали люди его пустившие. Крики. Запах той ночи - соленый и горький.
   Так отчетливо. Как и всегда.
   Герцог посмотрел на ведьму вновь, под гнетом на этот раз разбуженной совести.
  -- Хорошо. Утром отправлю птицу в форт Блаут, как подарок в память прежней с вашим народцем дружбе. Пусть забирают тебя обратно.
  -- Нет никого в старом форте, - на это тихо-тихо ответила девчонка. - После того, как вы... как на старое убежище напали, они все снялись с прежних мест.
  -- Разыщу.
   Девчонка так извернулась, что едва не сломала шею.
  -- Нет, пожалуйста! Они вас убьют!
   Что ж так печется она о его судьбе? Хотя, о чем он. Власть и деньги в обмен на бестолковое обещание заклятье убрать. Глен помнил.
   Он поднялся.
  -- В замке полно волшебников и солдат. Хочешь дожить до возвращения моих птиц - сиди здесь.
   Герцог захлопнул дверь, отсекая крики и просьбы.
  

***

   Король отбыл до рассвета. Взмыл быстрокрылым соколом и растворился точкой в беззвездном мраке. Он многое сказал напоследок, и Глен запомнил каждое слово - его стылое сердце омыло теплом.
   - Если именно ты отправишься по городам с правом призыва, пользы будет больше. Многие вдохновятся твоими речами и твоей силой.
   Глен закутался в шерстяную накидку, хоть в комнате, верхней на башне, было как в пустыне, жарко и душно. Он склонился за столом, принялся с тщанием перебирать бумаги. Проверял, на всех ли есть королевские оттиски и его, Глена, теперь уже герцога без герцогства, роспись. В указе, с вензелями и позолотой по кайме, правителем Веллингтона указывалось родовое имя Элиса. Так они, втроем, решили. Не тянуть до последнего.
   - Так и сделаю. Не как их господин, а как правая рука короля. У военачальника будут поболе развязаны руки, и баронства несколько раз подумают, прежде чем раздувать пожар бунта на мо... твоих землях.
   - Глен...
   - Нет, Элис. Теперь Веллингтон твой. Но возвращаясь к призыву: за четыре дня, думаю, мы охватим все крупные города.
   - Почти все главы собрали дееспособных с окрестных деревень. Гарнизон, по договору, не трогая. Не стоит же ослаблять герцогство под угрозой распоясавшейся церкви. Я разошлю весточки в главную столицу и близлежайшие виконства, и наши люди сядут на хвост людям инквизиции - пока их намерения неясны.
   - Верно думаешь. Наш кулак еще встанет поперек глотки Её Святейшества.
   Они обменялись понимающими взглядами. Глен и Элис были похожи настолько же, насколько отличались. Силой Глена были его волшебство, простое и безотказное, как кувалда, страх, им же вызываемый, и тонкое понимание многообразной паутины интриг и потемков чужих душ. В последнем Элис пошел много дальше брата, он был кукловодом из тени великого герцога и "паутину" ту виртуозно ткал, с редким удовольствием забавляясь хитрой игрой в людские жизни.
   И теперь, по прищуру, становилось понятно - Элис что-то затеял. Стало ясно что, как только поинтересовались про ведьму. Он с самого начала, с "Девы" знал о подозрениях герцога, которые оправдались.
   Ведь кто, кроме ведьмы и ее ненавистной силы, может сопротивляться воле волшебника?
   Элис ведьм ненавидел всем сердцем. Ведь одна из них была той, кто явил его на свет.
   - Что ты хочешь с ней делать?
   - Отдам. Девчушка, пусть и молода, играючи исчезала в тени. Такими ковены не разбрасываются. Примчатся, как миленькие, стоит дать знать, где искать.
   Почему-то Глен умолчал о предложении ведьмы.
   - Может, достаточно искупать вину?
   - Я не искуплю ее никогда.
   Элис не одобрял таких слабостей брата, но их принимал как плохо сгибаемую обстоятельствами данность.
   - Дай мне время до завтра. - Глен аккуратно сложил накидку и опустил в кресло, оправил длинный, черный с золотыми полосами, жилет и рубаху под ним. - Собрать эскорт и необходимое удастся к началу следующего дня.
   - Хорошо, - кивнул Элис. Удовлетворенный разговором, он отправился отдыхать. Глену же не спалось. Сон не наведывался давненько, дня два как минуло. Три? Не важно. Одно удручало, в погруженном в дрему, как в патоку, замке нечем было заняться, кроме как книгами.
   У герцога хранилось много книг - немалая библиотека стояла нетронутой с его молодости, времен обучения и бескрайнего моря свободного времени. Лет семь гостей темного, полного пыли и затхлости, помещения было так мало, что и пальцев одной руки хватит перечесть. Теперь же тут стало гораздо уютнее - появилось два кресла, поближе к окну, если Глену не хватало воздуха, и подальше, для времен, когда он мерз. Светильники и масло для огоньков внутри изукрашенных стеклянных коробок стояли прямо на полу, в стороне от полок.
   Сейчас Глен читал истории непотребные - для человека его занятий. Про приключения, пиратов, неожиданные напасти и чудесные спасения. И ему было, когда герцог с головой окунался сквозь строчки в выдуманный мир, чудо как весело и хорошо.
   Так пришел рассвет. Утреннее светило Глен не видел, зато чуткие его уши слышали как просыпаются обитатели замка. Вот грянули первые приказы шевалье, затопотали сотни ногполусонных воинов, которые, как всегда, спозаранку отправились на "туровы поля". Захлопотала прислуга, пробудились нежеланные гости, раз их так и эдак, принялись бродить по коридору, прикрикивали на служек.
   Нужно было вставать и Глену. Нехотя он захлопнул кожаную обложку и положил книгу на место.
   Некоторые дела нельзя откладывать.
   Герольдмейстер Бон и тройка глашатаев собирали люд на нижней площади города. Их рожки герцог слышал и в стенах замка. Элис уже подготовил стагово зеркало во внутреннем дворе, а шевалье собрали воинов и челядь. Присоединились и некоторые из баронства и один виконт.
   Глен сошел вниз и остался лестнице, спускавшей свои ступени во двор. Его приветствовали с оттенком испуга, на него косились с шепотками и напряженным подозрением.
   Уважение, купленное страхом, герцога вполне устраивало.
   Стагово зеркало ожило и растеклось на левую часть внутренней стены. Ушла муть с ледяной поверхности, проступил образ довольно грубо сколоченного возвышения, на котором и стояли разнаряженные герольды. Пропели в последний раз полосатые рожки.
   - По приказу Его Величества Одариона Пятого Завоевателя герцогство Веллингтон, каменоломни Северная и Восточная, источник Арнавай отходят герцогу Рэлису Умнику.
   За лэром Рагленом Праворуким остается статус Военачальника Его Величества и Великого Герцога, флот Веллингтона и прилегающие к герцогству территории, а то: рудники Апо, Вир, Нахар, охотничьи леса Идога, морские просторы Холодного моря.
   Бумаги составлены от пятого дня третьего месяца весны и заверены королевскими печатями. В силу указ вступает незамедлительно.
   Зеркало осыпалось крошкой.
   - Ты слышал? - шептались внизу. - У Умника теперь треть земель королевства. Больше чем у церкви!
   - Пятый по уши в войне, с чего ему прикармливать мятеж внутри страны?
   - А наш герцог?
   - Разве не знал, он скоро копыта откинет.
   - Слышал, он в немилости церкви, с ведьмами якшался.
   - Глупости, с чего королю тогда правой руке доверять?
   - Это дела знатных ублюдков, к дьяволу их! По мне, все они халды порядочные и только и могут, что делить да кутить.
   - Тише болтай!
   Слухи разнесутся быстро, и церковь не удовлетворится шатким положением в иерархии власти.
   Так уж повелось со времен первого короля из рода Ода: церковники по власти стояли между сиром и волшебниками, знатными по рождению и своей дивной силе - больше силы выше статус. Властительницы церкви и их Длани, главные инквизиторы, каратели отродий ведьминских, к непосредственному правлению королевством не допускались, даже в отсутствии короля, однако имели право Гласа, - возможности раз в годину отменять королевские указы, - и право Гона, - бесконтрольном уничтожении врагов короны и церкви, остановить который мог лишь король. Большая часть просторов страны уходила в наследные королевские земли, остальные делились поровну между церковниками и знатью. Так было всегда, до прихода Ода. Понимания им, что власть короля вскоре может стать призрачной, а он сам превратиться в марионетку и ширму для теневых игр церкви. Долю своих земель Од поделил между братьями, те, в свою очередь, спровоцировали восстание церковных виконств, присоединили к собственным землям как графства. На протяжении восьми лет истощались владения церковные и приумножались герцогские.
   И на сей момент вторым по власти стал Элис.
   Церковь сделает новый ход. В задачах Элиса заставить Её Первосвященство запаниковать и ошибиться. Для этого сегодня и сделан наиважнейший шаг.
   Глен оставил интриги, любимую игру брата, его путь вел в иную сторону. По приказу короля войска стягивались к западным границам, и герцог обязан был собрать и перебросить людей из Веллингтона.
   Но сперва надо потешить желудок. И герцог, припозднясь несколько, вспомнил о не кормленной ведьме.
   В едва чадящем очаге сонно и лениво ворочалось пламя. В промерзшей комнате было пусто.
   Глен поддернул штанины и присел перед камином, кочергой бесцеремонно разворошил угли. Черная змейка недовольно задрожала от неожиданного холода, открыла глаза, пробежалась взглядом по спальне, которую наполовину закрывала спина герцога, и девушкой выскочила на каменный пол.
   - Заснула, значит. Где теперь ее ловить?
   Волшебное существо испарилось и явилось снова, секунды не прошло. Клэр договорилась с огнем, что горел в коридорных светильнях, ему делом плевым было найти беглянку, и виновато прильнула к своему создателю, заглядывая тому томно в глаза.
   - Оставь свои уловки. Я недоволен тобой. Отправляйся к Элису. Проморгаешь и его - развею.
   Клэр уязвленно скривилась и исчезла.
   Огонек спрыгнул из светильника, повел Глена из башни прочь, вглубь замка, на первый этаж. Ведьму герцог, как ни силился, учуять не мог, зато огонек - еще как. Он-то и забрался подсумрачный ведьмин плащ. Девчонка взвизгнула и рухнула, являясь из пустоты, на зад. Съежилась под тенью Глена.
   - Я просто очень хотела кушать... Вот, смотрите, - достала она из-под ворота бронзовый, с зеленью, медальон, - с ним меня ни один волшебник не заметит, честно-честно!
   Глен смотрел долго. Ведьма под взглядом его совсем терялась, и верно делала, герцог боролся с желанием маленькую девичью шею свернуть. Он не любил, когда нарушались планы. Девчонка ойкнула, когда ее грубовато схватили за предплечье и повели наверх, в птичную, где Глен зачерпнул волшебного состава из чарки в углу, сформировал ворона, нашептал вестнику послание и отпустил в распахнутое окно.
   - А это что?
   Герцог едва отвлекся - и обнаружил пальчики ведьмы у чарки. В глазах светящихся девицы отражались звездчатые искры волшебного состава.
   - Что нужно. Пошли.
   - Да перестаньте меня так дергать! Я сама, честное слово, шагать могу!
   - Ой ли?
   - Все так необычно... - девчонка с оттенком мечтательности развела руками, - так непохоже на наш уклад. Разве вы бы на месте моем головой не вертели?
   Они пересекали полутемный коридор, где только стены голые и были. Глен искренне задумался, чем тут можно любоваться.
   - Нет. Как ты избавилась от веревок?
   Ведьма пыхнула глазами.
   - О, с огоньками на два кусочка хлеба договорилась. Они на вас, между прочим, сильно обижены. Вы, великий герцог, совсем забыли их кормить.
   Ей вторило недовольное верещание из светильников.
   - Цыц! - грянуло, и огоньки притихли.
   - Зачем вы т... - ведьма замычала в прикрывшую ее болтливый рот ладонь.
   - Быстро назад, и молча!
   Но Глен не успел - из чернильного, черней ночи, разлома вышагнул виконт Брацкий. И ведьма выдала себя, попыталась юркнуть в сумрачное покрывало и удержана была крепкой рукой на месте.
   "Это просто испуганная девчонка, что ты хочешь с нее?" - сказал сам себе раздосадованный Глен.
   Жадный взгляд виконта прилип к замершей ведьме, и был в нем кое-что похуже жадности - голод, далекий от желаний плоти, голод звериный.
   - Гле-ен, отдай ее сердце мне! Зачем она тебе, ты ж без сил теперь! А мне пригодится...
   Глен не медлил, ударил эфесом под дых, пинком свалил хрипящего волшебника.
   - Не заметит, так ты говорила? - вкрадчиво поинтересовался он у девчонки, которая явно передумала убегать. Ишь как приосанилась. Герцог недовольно цокнул, не нравилась ему бездумная, а значит глупая, храбрость.
   - Ты, похоже, не знаешь, что делают волшебники с такими маленькими ведьмами.
   - Убивают! - вздернула нос девица.
   - Убивают, - согласился Глен. - У каждого волшебника есть такое, - мыском сапога он подцепил нож с пояса виконта, - стило. Когда он ловит ведьму, то вонзает стило в ее грудную клетку и волшебством заставляет ведьму дышать до самого конца его трапезы.
   Глену не жалко было девчонку, которую так берегли, что не решились открыть правду этого мира.
   - Волшебник... - язык её плохо слушался, - ел?
   - Сила ведьмы в её сердце. Пожрешь сердце - получишь силу. Только сердце должно быть живым, проку от мертвого мяса мало. Когда волшебник впервые пробует кровь, он становится зверем. Звери ведь дуреют от крови, желают еще, большие и больше. Уймись, - подошва сапога Глена впилась в лицо виконта, вминая его в каменный пол. - Жрать ты здесь не будешь.
   Герцог отсек плети ядовитой лозы и с хрустом вонзил клинок в лежащее тело. Коридор вспыхнул множеством огней, будто из ниоткуда они явились и в пустоту вернулись. Не оставили от мертвого волшебника и пепла.
   На самом деле, Глен был даже рад - ведь подумывал, как Брацкого, инквизиторского соглядатая, прибить. А тут такой случай.
   - Пошли. - Раздраженный герцог подхватил поперек живота скрюченную ведьму, перекинул через плечо и перешагнул через лужу недопереваренного ее обеда.
   Девчонку трясло. Когда дверь комнаты захлопнулась за Гленом, и он скинул ведьму на ковер, та, на сводя глаз, медленно отползла в самый дальний угол и стала походить на дикого звереныша. Всклокоченного и испуганного.
   Всю дорогу, точно куль, висела покорно, и вот пожалуйста - сейчас забилась в тень. Пяток огоньков не понять откуда притащили, перекатываясь по полу, кубок с молоком, приподняли у ног страдалицы - мол, бери. Какая щедрость.
   - Спасибо, - шепотом поблагодарила девчонка, и огоньки ускакали обратно к теплым углям. Подула, сделала пару глотков.
   - Скажите, герцог, - заговорила она спустя время, - а вы... ели сердца? Хоть когда-нибудь?
   А у самой рука комкает куртку на груди. И взгляд снова умоляющий, будто говорящий: "Даже если и так, соври..."
   - Почему тебе так важно знать?
   Упрямица тряхнула белой гривой спутанных волос.
   - Важно.
   Глен никак не мог взять это в толк. Ведьма намеренно пыталась его обелить, и сама была готова поверить о собственные придумки. Во второй уже раз. Быть может, если он не будет видиться врагом, ведьме, самой для себя, будет проще герцога использовать?
   Муки совести - суровое наказание.
   Так и подмывало хлестнуть жестким словом, быть может даже пуще испугать. От вида чужого страха в Глене просыпался озорной мальчишка, всегда так было, который желал забавиться и играть. Но он промолчал, и сам удивился.
   - Нет, - просто ответил герцог и ушел.
   Время - самая большая драгоценность, какая у Глена нынче была. Ведьма отняла его непозволительно много. Дверь герцог закрывать не стал, Клэр вызывать - тоже. Что толку? Огонь охотнее ведьме служил, чем ему. Если вздумается девице снова по замку прогуляться - что ж, Глену кажется что девица умней и поступков глупых больше совершать не станет. А станет - не послушать ему сказку о чудесном своем исцелении. Очередную.

***

   С собой он взял самых верных - из сильнейших.
   Большого Быка и Лидса. Занятная "двойка" отлично дополняла друг друга. У Быка в привычках с ревом, отчего тот и получил имя, раскручивать секиру, а у лучника в привычках виртуозно пользоваться отвлеченным криками вниманием. Во вторую Полянскую эти двое на раз-два выкашивали целое звено пехоты. С тех пор оба сменили серую форму на богатые одежды шевалье, но остались в замке Веллингтона, в помощь Глену.
   Мивлана Трехрукого. Прозвище буйно-рыжий мастер получил от горного тюрна, замок которого разграбил за неповиновение короне, за редкое умение в самый неожиданный момент применять в дело третий, припрятанный, клинок. Обычно Мивлан прятал хитрый механизм в голенища сапог и мало кто знал, кроме хозяина, на что нужно нажать и что повернуть, чтобы гребнем выскочили потайные лезвия.
   Еще один - Аллен, граф Нижней Реки, - присоединится в пути. Доверия меж любыми волшебниками нет, абсурдно оно. Среди знатных родов, от мала до велика, не ослабевает погоня за властью, а в ней, как известно, каждый сам за себя. Но Аллен скован старым долгом - лет пять тому Глен уберег его пустую голову от плахи. Пора вернуть должок.
   Больше герцог никому, подумав крепко, не мог жизнь доверять.
   Маркитанок брать он опасался, поэтому отдал им приказ собрать сумки с провизией - ровно на троих мужчин. И лично осмотрел каждый продукт, после чего затянул тесьму и скрепил восковой печатью со знаком защиты. Тот же знак, в соседстве с "отражением" был подвешен на шнур и упрятан за ворот. Амулеты, конечно, лучше, но увеситься ими придется точно лентами ряженому дереву в праздник Волн.
   Оделся Глен привычно: штаны да сапоги, рубаха длинная, жилет по колено с тисненой каймой и форменный редингот с обшлагами и магическим кругом ирнации Огня на спине. Все черное с редким золотом - его, как великого герцога, цвета.
   А из мечей был выбран кракемарт Пепел.
   Мивлан прибыл через час спустя призыва, закутанный в плащ что одни глаза под кустистыми бровями видны, засыпанный песчаной въедливой пылью. Глен встретил старого друга у внутренних ворот и с превеликой радостью хлопнул приветственно того по плечу.
   Все так же рыж и сухопар. Шесть лет с последней встречи минуло, а рябому хоть бы хны, ни морщин, ни седины. Простому человеку к четвертому десятку жизнью наказано иметь и то, и другое.
  -- Ну, герцог, изменился - вижу. Силен, орел! Ай-да глотнем винца, за встречу, и ты расскажешь что и как.
   Глен согласился. Многое через вестник не передашь, из-за опаски, тем более не волшебнику - с чужих уст.
   Мивлан отказался от богатого стола, и занял один из разделочных на кухне. Кухарки и их быстроногие помощницы, конечно, косились на гостя, но дел по знаку герцога не прерывали. Он перестал быть их господином, однако одним из знатных родов остался. "Попробуй сказать что-то против волшебнику!" - так любила шептаться челядь, и правильно боялась. Многие из наделенных силой забавились с людьми, стоит повод дать. Без повода - уже нарушение закона. Но закон штука не гибкая, всегда отыщется лазейка его обойти.
  -- Рассказывать особо нечего, Мивлан. Горцы бунтуют, король собирает войска - пока усмирять пограничье да ставить лагеря. А там посмотрим, уйдем ли вглубь, к Холмам.
   Глен пересказал вести о вожде, который под своей властью собирал горные племена, до того на диво разрозненные. Рыжий знай себе, кидал в рот гусятину и не сводил цепкого взгляда.
  -- Горцев я люблю, - отставил он блюдо с обглоданным птичьим костяком. - И они меня, - хохотнул, - еще пуще! Я не я буду, тюрн Балабут, падаль эдакая, по сей день зубы по Лугам собирает.
  -- Поэтому-то я и решил, что историю такую пропускать тебе нельзя.
  -- Правильно решил. Не слыхивал, что в королевстве война. В пустыне, в той позабытой создателем дыре, слухи разносить некому. Ахрабадж! - Мивлан поднялся, со скрипом сдвигая стул. - Буду готов завтра к утру. Где могу поспать?
  -- Пойдем, провожу. Ты же не бывал в моем замке?
  -- Ни разу. Хорош - как тот, кто взял с десяток, говорю.
   Рыжий осматривался и с довольным видом щелкал языком.
  -- По чертежам мастера Йонована улучшен. Знающий был человек, жаль нет его теперь.
   Увлеченные нехитрой беседой, они добрались до верхних спальных покоев, где герцог распрощался с Мивланом до завтра.
   Последние приготовления растянулись до вечера. Глен предупредил брата о возможном прибытии ведьм. Нынешний властитель Веллингтона без особой радости дал слово их не убивать и вернулся к бумажкам, так густо усыпавшим стол. Отказался от помощи, гордец. Глен не настаивал.
   Перед сном герцог заглянул в комнату, отведенную ведьме, и встретил темноту с тишиной. Девчонка спала - до его прихода. Теперь вон приподнялась, узнала и подала голос.
  -- Вы уезжаете, я слышала.
  -- Опять по замку шлялась?
  -- Меня никто не видел. - Она огладила свой медальон. Помолчала. - Возьмете меня с собой?
   Глен не проникся мольбой и тонким, жалобным, голоском.
  -- С чего бы?
  -- Вы забыли разве? Я пришла...
  -- "Я пришла помочь". Милая крошка, - вкрадчиво и обманчиво мягко заговорил герцог, - давай проясним кое-что. Я не дурак, и достаточно работал с темным искусством, чтобы знать: жить мне осталось не больше двух недель. Этого не изменить. Не существует в мире волшебства, которое бы справилось с посмертным проклятием ведьмы. Зачем привел тебя в свой дом, раз не поверил в россказни? Я должен вашему народцу, да и не переношу бессмысленных детских смертей. Все. На этом закончим.
  -- Я не ребенок, между прочим! Эй, погодите! - забарабанили по ту сторону двери, пока Глен выплетал на дверной ручке тайные узлы из заговоренной нити. Через такую преграду девице в жизни не пройти - у волшебников, за долгую войну с родом ведьминым, появилось множество способов их удержать под замком. - Великий герцог! Упрямый вы осел, откройте!!!
   Глену спалось в эту ночь на редкость спокойно.
   Бык и Лидс привязывали дорожные мешки, когда Глен спустился в конюшню. Мивлан запаздывал. С безоблачного синего неба светило розовое со сна солнце. Стоял полный штиль. Для похода отличная погода - хорошо было б, продержись она с недельку. По сухой дороге войску двигаться быстрей.
  -- Припозднился, прощеньица прощу! - Рыжий на ходу застегивал рубаху на волосатой, расцарапанной груди. Рожа его была помята и несколько мечтательна. Герцог усмехнулся. Опять портил девок. Когда успел?
  -- Лидс, Бык - это командир разведывательного отряда "Гнедых" Мивлан Ор'Шейн. Я о нем говорил. Теперь, после меня, он за старшего.
   Оба шевалье бухнули кулаками в грудь, Мивлан мимоходом тем же, направляясь к крайнему стойлу и тихо проклиная "чертовы мелкие пуговицы". Как оказалось, он загодя приготовил и вещи свои, и лошадь. Оставалось лишь взгромоздиться на седло - и глянул вопросительно: "Едем?" Глен кивнул и тронул повод.
   Мало кто видел, разве что кроме десятка стражников, как отряд пересек нижний двор и выехал за внешние ворота. Никаких проводов, громкоголосых труб и прощаний. По главному тракту они спустились с холма, откуда и высилась громада замка-крепости, к городу. Солнце не по-весеннему пекло, и с причалов зверски несло рыбой, моллюсками и водорослями. Удушливая волна накрыла кварталы моряков, мастеровых и, частью, знатный. Не осталось никого, чьи одежды не пропахли тухлятиной - знатные дамы и девицы встреченные тщетно обливались тайно, под прикрытием зонтов кружавчатых, туалетною водой. Приезжие, видно сразу - все, кто прожил в столице достаточного, свыклись с подобными ароматами.
   Главный тракт пересекал половину города - на то и был расчет. Напомнить люду, что грядет, подстегнуть слухи. И люд шептался, провожая взглядами знамена - королевский и герцогский. Серебристый сокол о четырех крылах на фоне черной и красной полос, и алый знак огня на черненом полотне. Знаменосцы, соблазненные вниманием, выше поднимали древка. Отряд, не удерживая разгоряченных коней, пронзил город и вылетел за пределы его через южные врата.
   Путь их лежал к одному из крупных городов герцогства - Мемвиру, центру всего металлообрабатывающего ремесла королевства, где герцога ожидали множество забот. Город полон крепких мужиков, в нем же располагалась крепость Варуа, место, где из юнцов ковали воинов. Братья долго ломали голову, как поступить правильно - ни тех, ни других взять в достатке нельзя. Мемвир граничил с одним из церковных виконств, во времена смут крайне необходимо иметь защищенный тыл. Добычу и обработку металла также не затормозишь.
   И, в конце концов, решили как быть.
  

Ведьмам дорога одна - на костер!

  
   Лидс рисовался. Картинно возложена на тетиву стрела - любая девка позабудет, как дышать. Глен смачно, с хрустом, надкусил румяное яблоко и бросил:
  -- Попадет.
  -- Осьминога косматого ему в рот, я не я буду - промажет как миленький!
   Рыжий возложил на голову недозрелыш, со снисходительной рожей знаком показал, мол, давай, стреляй, мальчишка. Мивлана и Лидса разделяли добрые пять дюжин шагов.
   На ночевку они остановились в заброшенном фруктовом саду. Веллингтон славился землями, где собирали урожай дважды в плодоносную пору, и поэтому герцог мог насладиться недоступными тем же северянам плодами.
   Цепкие лапки схватили маленькие черные семечки, упрятали трофей за мохнатые щеки. Глен коротко хохотнул, когда усатая морда снова прошлась по его протянутой ладони в поисках лакомства.
   Синий зверек, какие водятся в северных лесах герцогства, вылез из переметной сумки на следующий день после начала похода, и с тех пор путешествовал с воинами.
   Лидс прицелился и отпустил стрелу. Получил, довольный, семь проспоренных монет от Мивлена, раздосадованно грызущего яблоко прямо со стрелы в него попавшей.
  -- Слушай, парень, не хочешь ко мне? Сколько платит этот волшебствующий скряга - я дам вдвое больше!
   Поначалу Лидс с Быком привыкали к рыжему треплу, как всегда плюющему на замашки вежливости и хороводы вокруг титулов. Готовились к худшему, когда Мивлан панибратски общался с герцогом. Прошел денек - привыкли, поняли и расслабились.
  -- В четыре.
  -- Четыре?! А ну и дьявол с тобой тогда. Глен, полдень, мы выдвигаемся?
   Зверек блаженно растянулся под ласкающими его пальцами.
  -- Погоди пока. Немного осталось.
  -- До чего?
   Древесные стволы, зеленая щетка молодой травы и кусок неба пошли рябью, прошила их косая трещина, и будто весь свет вобрала в темень провала. Глен поднял ладонь - услышал голос натягиваемой тетивы и шелест стали.
  -- Привет тебе, Аллен!
   Тот, что шагнул из складки пространства, кисло вымолвил:
  -- Великий герцог, надо же, какая встреча.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"