Мама идет  с работы! 
Мы сразу 
бросали игру 
и быстро, 
как казалось нам, 
как ветер, 
к мамaм 
мы летели по двору.

Оранжевые  
предвечерья эти летние, 
загадочные, 
темно-синие зимой,
К шести часам 
тогда уже темнело, 
a наши мамы 
только шли домой.

Малы мы слишком были 
и не замечали 
усталости 
на лицах 
вечную печать,
глубокие морщинки вокруг рта 
и ранней 
седины штрихи, 
волос украсившие прядь.

От проходной - 
в трамвайную давку, 
в толпу, 
из трамвая - 
в толпу продтоварного,
А вдруг повезет 
и детям возьмет 
любимого сыру Янтарного.

А потом, 
как белки в колесе, 
по привычному кругу, 
скорее-скорее:
обед, посуда 
и программа Время, 
хотелось почитать, 
но постирать - важнее.

Наш город жил, 
благодаря заводам. 
Для всей страны 
давали мы металл.
Завод кормил нас - 
мы ему платили жизнью: 
oт старости 
у нас 
никто не умирал.

В сорок пять 
на пенсию 
зря не отпускают. 
O, если б время 
повернулось вспять:
ни операция, ни облучение, 
ни химия, ни чудо 
не могли их 
в жизни удержать.

Подружек заводских 
они ходили хоронить 
oчень часто, 
и, не проходило года,
еще одну 
толпа шла провожать 
с венком 
от профсоюзов 
и завода.

Моей маме - 
навсегда  44. 
Теперь я старше стала, 
чем она.
Но иногда, как раньше, 
безысходности 
накатит в сердце 
леденящая волна.

Теперь я понимаю - 
были мы 
заложниками, 
жертвенными агнцами 
для  металлопрома.
И у нас у каждого 
был путь свой на Голгофу - 
до центральной проходной 
от родного дома.

Уже все позади, 
но больно впоминать 
лиц родных 
болезненную бледность,
как шли они, 
взамен здоровья, 
получaть 
их не спасающее молоко 
"за вредность".

Теперь чего уж - 
изменить нельзя 
ни дней ушедших, 
ни вернуть ушедших мам.
Для своих детей я выбираю - 
жить. 
Им эту память 
я в наследство передам.