И когда окончатся экзамены и спасенные души раскрасневшейся толпой пройдут в заветную дверь, я робко спрошу у последнего, уже выходящего экзаменатора, почтительно прикоснувшись к его средней паре крыл.
-А я?
-Вы, - удивится экзаменатор, - а что - Вы?
-Я... - собьюсь я, - то есть мне - куда?
-Вам? А разве не поняли? - и перст указующий его, прой-
дя по дуге, ткнет в железный лючок в полу. -Вам...
-А как же, как же, - затороплюсь я, чувствуя, как рушится сердце, -Как же, ведь было обещано, мне было обещано!
-Вам? - и он впервые осмотрит меня. -Что?
-Ну, какжекакже, ведь былобыло мне...
Он молча, не отвечая, выйдет в белую дверь, оста-
вив ее, однако, приоткрытой, и она, под райским сквознячком чуть колыхнется, скрипя.
"Дует", - подумаю я, и с той стороны донесется его ангельский голос:
-Иосиф! Святой Иосиф, подайте, пожалуйста, мне дополнительный список. -Как ваша фамилия? - крикнут мне из двери.
Торопливо я назовусь. -Так-так-так, нету, нету...нет, так, этого мы вычеркиваем, этот выбыл, так... так... Нету.
-Простите, но Вас, к сожалению, нету, - и за дверную ручку возьмется его рука.
-Ну, нету,-так нету, - пробормочу я. И после крикну:
-А все-таки договор был! Нечестно обманывать так! - и, ответнувшись, добавлю... - Урод! - добавлю я.
-Как, как?! - краснеющее гневом его лицо мгновенно пока-
жется в дверь, мир зашуршит от грома белых крыльев, и меч, сверкнув над моей головой, грянет...- оземь.
-Оставь его, - раздастся Голос. - Оставь. Он много вынес, много знал и - не тебе решать. Пусть он решает. Сам.
-Куда? .
И столько силы и добра, и боли будет в Голосе, что серафим стухнет, исчезнет до комара, оставив в воздухе лишь тонкий звук струны ж-и-и- ... - Останусь только я - и Голос. Голос и - я, впервые за долгую Вечность поняв, что имею право, - могу искренне и честно говорить. И я скажу, скажу...