Видишь, я верю тебе, город свадебный,
город, тортом плывущий у неба подмышкой,
Полуангел ли? Шлюхой ложащийся навзничь, но
неизменно читающий старую книжку,
где следы мои, охи, печали и хлопоты
от раскрашеных сабелек, кошек, до краешка
простыни на постели её. И - до крошки
уж потом, на столе непротёртом... Не тайна что
ты всё знаешь, стоишь за спиною, не щуришься
неотступен твой взгляд, на лопатку навЕденный.
Да, совсем отстранённо, но помню я улицу,
на которой снег мокрый, как как ангел замедленный
падал, косо ложась для сокрытия давнего
преступления страшного черного острого:
убежать от тебя попытался - подавно что
ясно всем: не найдётся скалы или острова
позабыть, замотаться в пески, отбояриться
за камнями залечь, отстреляться, отбрыкаться
от тебя город главный, собака, товарищ мой,
моя точка центральная, словно милиция
посредине страны палкой твердой с полосками
установленный, прочно приклеенный, намертво,
чтобы знал я, живя от тебя ополосками,
что несчастнее нет, чем по краешкам зарева
пробегать, проскользить твоего бесконечного,
чистым спиртом промытого, сажей намазанного
векового, да что там - наверное, вечного -
твоего снегопада на сердце мне заживо.

УМРН.