Аннотация: реал. Пополняемая версия с фотографиями вывешена по адресу http://umorin.livejournal.com/
Про котов и зверей (1)
Необходимо кормильцу диких котов:
нож уличного бойца - открывает любые банки,
обычный нож - режет хлеб,
ложка - из банки ею любую съедобную хрень -
- в полиэтиленовый пакет, - и мнём рукой снаружи, и перемешиваем, и несём к ожидающим, ожидаа-ающим, давным-давно ожидаааа-а-а-ающим...
Кормлю котов и строю башни в санатории около Чёрного моря. Евпатория. Отдыхающие (то бишь "куржи") каждое лето раскамливают десятка два с половиной местных котов, но в октябре кончается заезд, гаснут столовые, и твари голодают. Тут бы и дохли кто глуп и мал (умные и большие в конце сезона 'разобрали' себя 'по рукам'), но тут есть "котосамаритяне". Каждый из них полагает себя у котов единственным, и тем лучше - он действует эффективнее.
Коты ж, куда деться...
Они уже жрут и хлеб, да на морозе хлеб коту не товарищ, и лучшая в мире керченская килька в томате из ближнего магазинчика приходится в самый раз. В разрезанную напополам бутылку мелко рвёшь полбуханки хлеба, поверх опустошается банка с этой килькой, всё перемешивается палкой и, крашенное томатом, вываливается на асфальт. Счастье стоит столбом и даже Леопард, который всех бьёт, перестаёт драться и ест, ест, только лишь по привычке ворча. Беда вся в том, что платят мне копейки, а килька по 3.50 гривны (цена еды на Украине и в России одинаковая). Вместе с хлебом выходит 5 гривен в день и больше, в зависимости от числа котов. Это многовато - надолго ли самаритянскости мне хватит?
...И два дня в неделю у меня выходной. За это время, (а еще ночами), котов ест собака, которая приходит к их миске с водой, (воды более нигде в санатории зверям не достать, морская же, ясно, не годна) - или лиса. Лиса, да, скорее, хотя, по размеру не должна. Скорей, по размеру, собака. Но съедены неизменно бывают котята. Чёрный, умный, и рыжий, который только-только начал от голода отходить, как лиса появилась словно бы ниоткуда, пришла и стала быть у моих башен, просить корм (хлеб предлагал - не ест)(фотографии покажу), местные мальчишки говорят: лиса в люке паропровода живёт, вот и всё. И - нету рыжего. Сперва чёрный умный исчез, который всегда меня ждал, а потом рыжий голодайка. А собаку я гонял, орал и бегал за ней, но хрен скотину догонишь, при всех её явных парезах задних конечностей. Огромная сука, ублюдок дога с легавой, добрая к людям, улыбающаяся, пришла в санаторий на второй день после того, как Вера-агроном потравила местных собак. С тех пор она шляется по огромной территории и ищет жрать.
Вера, длинноногая, черноволосая и темноликая веснущатая молодайка, похожая на индейскую скво, обыкновенно выписывает себе премию 30 или 50 гривен за голову, потом покупает докторскую колбасу, набивает белыми таблетками ломти её так, что та становится вроде "любительской", и ходит, подзывает, кого знает по именам, раздаёт. Съевшая обездвиживается, судорожно агонизирует 2.5 - 3 часа и подыхает, уборщики вывозят её на свалку, хороня в неглубоких ямах, вырытых экскаватором, но на их место другой же день замещается бОльшим числом - кормовая база всегда меньше объёма голодных ртов.
В выигрыше никто. Добрые и так себе, умные и нет, но живые, весёлые псы, выученные не обижать людей - мертвы. Из степи пришли дикуши, а коты страдают, новые псы опасней: они из более жестокого мира и охотятся насмерть по новому плану.
И каждый раз, когда кот не приходит есть, я боюсь. Ведь...
Первым ко мне пришёл Боцман. Он тогда еще не был Боцманом, а был просто "кискис", или "эй ты", - да и плевал он на то, кем быть, - ведь был он трус, толст и - жив. ...Конец сентября, я заканчивал вторую башню,
Санаторий уже пустел и Боцман, квартировавший около корпуса "Черноморец" стал голодать, когда оттуда выехали дети. Он оставался еще бодрячком - в двухэтажном доме у подножия "Черноморца" обитали отряды подростков, и живой кот, то есть имевший достаточно мудрости или страха бегать дальше прицельного броска пивной бутылки, мог не торопиться: лето было долгим, а лето это жир.
Боцману не хватало храбрости добыть себе места в "пристоловских котах", - очень умный и очень-очень наглый Черный кот, Властелин столовой сразу жестоко его прибил и Боцман укрылся за фонтаном, отступая дальше, дальше на рыночек сувениров, голодное Поволжье, Дикую степь, пустые места.
...Нормальный курортник, пивной живот, мочащийся, не отходя, в куст у дорожки, по которой он ходит на море, мамаша, (жена Норм.Кур.), над поребриком всё той же дорожки держащая чадо, дабы оно облегчилось, не доходя двух шагов до корпуса, молодая девушка с молодым человеком, заходящие в море на пляже, чтобы покакать или пописать - словом, всё это животное сообщество, что Крым называет "куржами", - оно никогда не прихватит кошке еды. Ему западло. Курж подгорел на солнце, он красен, он температурит, болтает по телефону, покупает вечером пару пива, или розового местного, у которого, под корковой пробкой столько же местного, как и у него самого: оба из порошка. Не знаю, из какой химии оба, но ни он, ни его жена - нормальная курже-мама - а в детские санатории ездят только самые нормальные - не разрешит ребёнку дать кошке кусочек еды. "Не для того такие деньги плачены..." и "Не смей, у них глисты!"... Таким образом, из списка доброхотов вычеркнут естественный кормилец - ребёнок до 8 лет, - утаить и пронести на крыльцо само собой оставляемую котлету могут лишь подростки, но - эти уже не хотят. Прибавить к тому расчёт "столовских" на остатки пищи (котлет остаются валы): кормят себя, кормят семью, Тузика на цепи, семью семьи, а ещё умеют выгодно наполнить два военных переносных бачка помоев шоферу Володе за его простые мужские услуги. Володя кормит только кабанчика, но сам здоровее медведя и Володе для этого дела сил не жалко. Этих сил у Володи много. И на столовских хватает, и на семью, и, Тузика обойдя, на семью семьи. Он еще в кухню заглянет, там тоже бабы да потом с мужиками посидит, и у него и еще свободные силы останутся. Володя - наш Илья Муромец, герой, таким всё, как полагается всюду, внимание. Боцман - оно что, он с полботинка Володи будет...
...Нет-нет, в принципе, котов в санатории кормят, от избытка подкидывают, но кормильцев мало, это особые, себя стесняющиеся люди, и с каждым котам еще надо работать: "Мяу-мяу, о,мяу же мяууу...!", засматривая в глаза, кормильца в двуногом будя. И еще надо, чтобы двуногое и потом не задавило в себе кормильца, то есть человека. Потому, роль пристоловского кота христианская и поважнее попа. Кот - он до детей первым доходит и к попу идут там, откуда выгнан кот.
...Словом, Чёрному пристоловскому Властелину было хлопот полон рот, да плюс война с псами, (пока Вера-агроном еще не выписала себе премии, немного, кстати, и брала, по 30 - 50 гривен), но - пострадал в итоге Боцман и, с голой площади, где по палаткам продавались нитки пластмассового "чисто балтийского" янтаря с обливными кружками "Привет из Евпатории", он отступил в тьму на шаг,.. на три, а там, полосуя животы подвесных мусорниц (когтьми вскрываются на раз), миновал родственника в парке деревянной скульптуры
и дошёл до меня.
...Он был прижавшийся к земле полосатый серый котишко, следивший за птицей вверху, переводя взгляд за мной, стоявшим над ним высоко на кОзлах. Испуганный кем-то, вовсе не обратившим к нему внимания, он решился бежать, качнулся и... - не посмел.
Я спрыгнул вниз, и неразборчиво бормоча привестствия, выпачкав пальцы, быстренько развернул мешочек с остатками еды. Высыпал. Отошёл.
Он презрительно усмехнулся в усы и долгим взглядом пронизал вываленный на парапет корм. Плюнул и поглядел на меня: "Издеваешься, да?"
Я мамой поклялся, что нет.
Он отвернулся и загрустил, и тогда я стал громко убеждать его в том, что нету здесь повода ловить, травить или подкладывать ему в кашу, смазанные салом ледяные шарики, начинённые свёрнутою пружиной из китового уса.
Он думал о жизни, и воспарял, и в упор не видел. "Что ему Арихада"...
...Не помню, что я тогда ел, но есть я люблю вкусно, а это был первый, обратившийся ко мне с лета, кот, и я был ему рад. Корм был хорош, его было много, и когда зверь наконец решился, то ел долго. Сперва брал и отбегал, потом, успокоился, только всё поглядывал вверх, на поглядывавшего с кОзел на него меня. Встречались глазами. Поевши, он несколько раз огляделся и, подобравшись, обследовал: рюкзак, болгарку, катушку 50-метрового удлиннителя, ногу моего "Троянского козла" (имя кОзлам дал писатель Г.Баранов, украв их для меня у строителей), парадную лесенку башни и - записал меня в свою собственность. Коты не имеют блокнота, но ощущаешь, когда кот вносит тебя в небольшой свой реестрик. В благодарность, я клятвенно пообещал ему вкусной еды назавтра, - о, много вкуснее и больше и принёс, уложив на то самое место, истоптавши муравьёв, укрыв от мух мешком из под цемента. Но будущий Боцман переосторожничал. Он выжидал темноты под кустом, не верил, не выходил, и лупоглазая чёрная Лора, французская бульдожка главного охранника, выезжающего по вечерам на дорожки обвешавшись фарами порядка для, издалека приметила крадущегося кота, кинулась чёрной торпедой и загнала труса на дерево. Сманить испуганного молодого кота оттуда не оказалось возможности.
Через три дня стройку навестил Леопард. Угощение давно сожрала нерегулярная собака, но запах остался, и Леопард... Ни в какие реестры это чудовище не вносило за недосугом, просто провёло черту владений чуть дальше, как Петр - железную дорогу о большой палец. Стал я нести дань новому коту. А Боцман, вплоть до своего обнаружения и поименования месяц спустя, когда голод согнал всех живых в умоляющие шпалеры вдоль парковых дорожек, пропал.
Про котов и зверей (3)
Нынче Бош встретил у ворот, но - снаружи! Под снежной крупой, сквозь ветер набежал кот. Орёт, вертится, но не мешает идти и живот кругл - должно быть поймал кого-нибудь, или в мусорку залез. Однако же, район санатория - это самая последняя остановка в Заозёрном, евпаторийском пригороде, на которой всего один жилой дом, семейное общежитие и достатком местная помойка зимой не блещет. Обильный на отбросы курж давно схлынул, и теперь только светло-коричневая молоденькая сука, мать троих худых щенят, недоверчивая, как бес, потому и увернувшаяся от Веры-агронома, регулярно копает зелёные баки: ей сейчас всё, кроме вериных колбасок, впрок. А вот коту... Но этому коту достало всего недели, что уметь понять, что за запретными прежде воротами есть магазин и урны, куда ходить можно и лазать должно. Голод не тётка... Но сейчас в хрустящей полиэтиленовой сумке, на самом её дне, под кипятильником, новой спиралью для электроплитки, пропиткой для обуви, туалетной бумагой, хлебом... - да многим и многим еще, - в двух замороженных и колючих (от перемолотых клювов и костей) брусках лежали полтора килограмма куриного фарша для животных. 7 гривен кило - кто понимает, - прелесть! Это вам не 200граммовые кильки в томате за 3.50 котам потрошить, это свежее и, как ни крути, мясное - зимующему хищнику почти благодать! Но - как же её достать? Выходило, что неминуемо надо куда-то поставить стянувшийся от своего веса, закручиваемый на ветру раздутый мешок. Иначе никак. Пьедестал Доски Почёта высотой по колено - не самая лучшее место, но не сориентировался я на ледяном ветру. Резало руку, хотелось отделаться, и бегом, к электрическому чайнику, толстым носкам... И - вот уже огромный кот, посекундно сгоняемый, посекундно же снова взлетает на смешной по его силе барьерчик, лезет, толкаясь твёрдой башкой, стрекоча своим моторчиком, предвкушая, продевается до спины в ручки сумки, и зарываясь лицом в россыпь вещей... Как он не обезумел от запаха, как не разнёс весь скарб? Видимо, ему что-то перепало до нас, но, конечно, не куриный фарш. И когда я всё же нащупал и потащил из сумки бруски, он завыл и вцепился. Он вцепился в них еще в сумке и сразу же начал их есть. Он не очень тяжёл, для своего роста, Бош, но, получается, я держал его не за шкирку, а за колючие ледяные бруски. Ясно, что уговоры на кота не действовали, да они бы тут не подействовали и на ангела - фарш! Фа-арш!!. В конце-концов, дело решило то, что брусок, схваченный им, по пути в маршрутке чуть оттаял, распался, и я смог поднять тонкий и прозрачный пакет с фаршем над головой, и отступить. Не отрывая глаз от пакета, Бош встал на задние лапы и так сошёл с пьедестала, и так и пошёл за мной. Продутый ветром, торопясь, я действовал безумно, - будь кот менее одомашнен и сыт, он взлетел бы по мне, по лицу на самое темя, доставая еду. Когтищи же. Но - так не случилось, и скорее всего, именно потому лишь, что явился улыбающийся и больной каким-то кожным заболеванием (чесотка? парша?) темноватый мосластый щенок осеннего помёта. Он был куда в худшей физической форме, чем кот, он очень боялся кота, но сладить с собой не мог: фарш пах. И щен приплясывал поодаль, стараясь обратить на себя внимание, подскуливал, приближаясь на миг и отпрядывая, дрожа. Он мёрз много почище нашего - раз в десять, как ни сложилась бы история с фаршем, нас, через десяток минут ждал протопленный за оконными блоками номер, а там и плитку почининю. Щенку - шанс выжить был один: поесть. Но этого шанса Бош ему не дал: в два шага он сократил расстояние и мгновенно двинул с обеих лап в морду песику так, что голова бедолаги мотнулась, пискнула, и щенок отскочил. Но зато я был спасён: проковыривыя дырку в надкушенном пакете, всё так же высоко держа (хотя уже не над головой), я пальцами крошил и сыпал сверху на бетон пьедестала, под фотографии передовиков производства дождь из розоватых комочков фарша. И кот увидел, и припал, расставляя над кормом лапы пошире, и утих. Я кинул и щенку кусочек. Тот был благодарен. Очень. Но щедростью не похвастаю: тут всё просто - кормишь или собак, или котов.
Он приходит редко и всегда неожиданно. Он один. Он старший. Лет пять коту. Сверстников его выловили и убили двуногие из СЭС, получающие за то деньги, а он выжил. Как - тайна. Возможно, потому, что он очень осторожен.
Имя ему дадено Лохмач. Людей боится. Ест нежадно, обнюхивая, и медленно. Лепарда (!!) не боится. Опасается собак, и всегда исчезает за две-три минуты, перед их появлением. Обычные для санатория, подкармливаемые мной молодые коты, завидев стаю, оставались сидеть под туйкой, если я был внизу, не на кОзлах. Серая, сидя рядом со Старшей Чёрной, шипела на сунувшегося к туйке белого пса. Леопард побил подростка-щенка, то же проделал вечером позавчера на главной аллее, защищая свою еду, и огромный Бош. Черный Мураш даже совершил безумной храбрости поступок: он выскочив из под туйки, чтобы вцепиться в кусок хлеба, который я кинул лисице. Он цапнул кусок прямо под носом её, воя и, когда наклонялся, подставил ей ничем не защищённый затылок, но лиса ничего не сделала, хотя ей хватило бы одного укуса, чтобы лишить кота жизни. Мураш, (как его человеческий прототип), конечно, герой, но, думаю, жить ему осталось недолго. А вот Лохмача, не то, лиса, - ни один пёс не видел рядом с моими постоянными котами. Это свидетельство большого ума, однако, подлинный ум всегда незаметен, и, при первом знакомстве, я сильно обидел кота.
...Лохмач пришёл к башне, как раз к обеду. Это была середина ноября и под кустом туйки у третьей башни только что организовалось сообщество постоянного обитания, выбегая с мявом встречать, когда я шёл на работу. Я гордился ролью опоры и надёжи, ходил гоголем и был настроен шапкозакидательски. "А что нам зима? Что псы? - По деревьям лазаем, - переживём..."
- Смешные надежды, но - я бы хотел вернуть те времена. Ведь Черный котёнок еще жил под кустом, и радовался, как умеют радоваться людям диковатые котята, (пока не начинут стесняться нас, если не забрать их домой). И Рыжий котёнок еще не появлялся, и - да, - и не было Боша, но были обильные шампиньоны, и были коты все живы, и - не приходили со стороны моря полупарализованная огромная сука с лисой... Мы редко чувствуем счастье. А оно есть. Не такое, какого хотелось, но - как есть - это уже счастье.
...Пришлец казался лохмат, невелик, однако, презирать умел так, что хвосты годовалых и полуторалеток, толкущихся у миски, обвяли и посторонились. У "стола" на асфальте остались только обе кошки. Но Лохмач не церемонился: набычил шею и, поводя головой из стороны в сторону, тихо взвыл. Серая умная убежала, а Пеструшка, что ловка, но неумна, перехватила по голове. Но больше всего жалко было труса Боцмана, всего полчаса тому как пережившего очередную трёпку от Леопарда. Боцман отсиделся за камнем альпийского садика, и, когда враг ушёл, медленно, на зычный "кис-кис", прокрался к еде.
Вообще-то, Леопард поколачивает всех, - таково уж его свойство, но бедолага Боцман избран мишенью и в для послеобеденного моциона, и с голоду, и как "здравствуйте!" по приходу, и как "досвидания!" уходя, - а может быть, по привычке с малых лет или же от забывчивости. Боцман прячется, и удирает, - грустно, воет, - его жаль, наконец, жертвует чувством достоинства, - огорчительно, но всё это не беда, главное - ему не дают есть. И надо же так, едва осмелился, как наглец, откуда ни возьмись... - опять?! - Несильно, я пнул в бок нового кота. Почем-то тот не ожидал пинка - должно быть ему про меня не такое говорили, и он метнулся, из Лохмача за миг превратясь в коричнево-серый поток. Он растянулся в пространстве и исчез, чудо!.. Впрочем, обеда Боцману это не спасло, пугливый котишко принял моё резкое движение на свой счёт и, отбежав, как всегда, под башню, поворотился к "столовой" спиной, мяукая, словно бы говоря: "Я..., да я так и знал! Все тут одной моей смерти желают..." Злясь на себя, я попытался подозвать хотя бы обиженного Лохмача, (рассчитывая на его голод), но - матёрый кот умел показать обиду. Уселся по другую сторону дороги под самой башней, и, не отводя светло-коричневых глаз, он суживал зрачки, рассматривая что-то, всегда в пяти шагах от меня, сторожил уши, наклонял голову, разглядывая это, мне постороннее, - словом, в упор не видя, обливал презрением. .
Под двумя холодными струями - горя и ненависти, - я бы недолго протянул, когда б не спасительный Леопард.
Войдя через парадный свой вход - дырку под новым бетонным забором, он привычно дал по башке обиженному, поднял с места ненавидящего, и - мир покатился по старым орбитам. Боцман всё понял и убёг - позже он приходит, отыскивать объедки и, зная, я обыкновенно оставляю ему чуть-чуть. А вот больших котов пришлось разнять: Мохнач сразу понял, что к чему, но хорохорился, а Леопард явно настроился выяснить всё и сразу, как он всегда всё и сразу же выяснял, однако, я вмешался опять.
Не скажу, что действовал уговорами, тут гораздо полезней обутая в тяжёлый кроссовок нога, которой отодвигаешь напряжённого и подвывающего котофея до известных мет. В тот раз Леопард был транспортирован до самой бочки, в которой я мешаю раствор. Он сидел и возле неё, и, нагибая голову, выл, и вой отдавался в бочке, как будто воют в трубу.
Так же отодвигать пришлось Мохнача, - до той поры, пока дистанция взаимозагорания обоих котов не была преодолена. После этого я спокойно ушёл, присматривая издали, и равносильные, давно знакомые друг другу враги так и не нашли в себе достаточно решимости для сближения. Сидеть спокойно куда проще, особенно, когда можно так сладко повыть.
Повыли и отложили на потом.Да то и доселе там.
Знаю, зоологи меня не поймут, тем более зоопсихологи, но я понял, как ни крути, такое, что они никогда, со своими чистыми эспериментами, не узнают. Делюсь: коты, видя моё рвение и старание, приняли меня в расчёт, как... - кота. Да, теперь они относятся ко мне, как к вожаку, и Леопард и Лохмач при мне ведут себя с другими котами осторожней, чем прежде. Леопард, правда, так и не умеет совладать с собой у объедков - взвыв, раздаёт тумаки и хватает кус, однако жрёт уже поодаль и за вторым не спешит. Да и коты и кошки уже не шарахаются как прежде от него, едят себе сами, как хотят. Всё одно бьёт он их теперь небольно. А Лохмач сегодня даже претерпел от - (!!!) - Боцмана. Видя, что я рядом, Боцман подошёл к Лохмачу, которому был брошен отдельный кусок, (тот всё еще не простил меня и не подходит - впрочем, он твёрд еще и потому, что жесткий норд-ост, гроза Западного Крыма, уступил морскому южаку, температура на улице поднялась до +13 С.) - подошёл и отобрал этот кус. Лохмач оглянулся на меня, подумал, и убрал с куска лапу - покорился. ...
Что было мне делать? Я смирился с нахальством Боцмана. Коты - нахалы по определению, а, при всём сочувствии к Лохмачу, похолодания звать не-хо-чу.
Пеструшка видна насквозь с первого взгляда и потому только она, небольшая, яркой расцветки кошка по-настоящему проверяет: любим ли тобой кот как таковой, то есть "по жизни", или ты так, под общую музыку приседаешь? Вот в Израиле живёт Трякин, так тот кормит всех котов, что приходят к нему домой. Матерится, а кормит любого, только приди к дверям тамошний кот. Но, если бы к его двери явилась Пеструшка... - Потому что израильский кот-математик, на худой конец талмудист, - не кошка крымская vulgaris, у которой в глазах или наследственная тоска голода, или безумная надежда на еду. Кадавр Стругацких, этот Молох селёдочных голов вот тётка Пеструшка - и поди, прикорми её у дверей, когда она хлеб с воем жрёт, и больше под шкурою ничего людского. Но, из опыта общения с голодными, голоднющими, и от голода погибающими котами, я вынес некое знание. Стоит зверька
четыре дня прикормить, - глядь, "Дай-дай-да-а-а!!, а там хоть убей!", наколотое на вертикальные палочки зрачков, уступает место, если не раздумчивости еще, то воспоминанию. А не воспоминанию, то тени его, отуманенности, пусть краткой, до очередного излияния желудочного сока. По состоянию неподвижности взора, по недреманности, однако же неподвижности кота узнаётся оно.
Куда глядит Пеструшка, может быть она вспоминает мягкую маму, тёплый живот, постоянное молоко?
Бог весть. Хотел бы я знать, каков он, этот кошачий Бог?
Цвет у Пеструшки так ярок, что кажутся возле глаз - песочных, близко посаженных, - даже зелёные пятнышки. Специально рассматривал, но вовсе близко она не разрешает, бежит, а с метра, - да, точно, зелёные. Одно, посветлей, слева, на щеке, другое, ярече и выше, справа, над уголком глаза. И потому лица её нельзя забыть. Серой кошки лицо не забудешь, потому что она умная, и только потом - красивая, Пеструшке же нечем врезаться в память, кроме как обликом. Ах, да, она же еще и прыгун! Как-то, в начале ноября, деля банку кильки меж тройкой голодных морд (был неопытен, кильку выдавал "как есть", без хлеба, просто вскрыв банку. - Через минуту в ней есть было б нечего), - спохватился. Пока две морды, торопясь и отсовывая друг друга, пачкали в томатной подливе усы, Чёрный котёнок, тогда лишь едва знакомый, метался рядом, не имея силы пробиться там, где, уперши лбы, боролись за корм две взрослые кошки. Я стал отгонять пеструю (тогда безымянную) - по одному лишь тому выбрав, что было под правую ногу...
Никакой жестокости: подсунул под брюхо ступню, приподнял ногу - сдвинуть-переместить, и тут кошка вдруг взлетела в воздух, зависла (!), чтобы потом наконец, мягким комком пасть наземь, будто мгновенно прилипнув. Глаза её, не мигая, смотрели прямо перед собой, как два солдата, по команде протянувшие вперед руки. Этот взгляд, кажется, был физически ощутим, словно оструганные добела ветки и он заканчивался как раз в метре от кошки, упершись в туйку.
Чёрный котёнок уже ел, это радовало, но Пеструшка могла вернуться и я снова подсунул под зверя ступню. Тогда, без мява или шипящего упорства, легко, словно обратясь в дым, пестрая кошка приподнялась над моей ногой, медленно- медленно воспарила в воздух на уровень метра, и там, будто бы в пустом опершись , замерла на секунду. Потом, так же, ничуть не спеша, она опустилась из своего воздуха наземь, мгновенно прилипнув там, словно мешочек, набитый мукой. Ни тени звука, ни, даже самого мягкого "Плю" - ничего. Упала. будто бы тут и отросла, - не шелохнулась, не согнула колен. Раз и - всё. В тишине.
В остальном, она - самая что ни есть "кошачья крымская среднестастическая". Пеструша никогда не успеет к еде первой, но ни разу не опоздает, разве что, как вот сегодня, около бойлерной, кто-то вдруг высыпет миску каши вперемешку с лапшой.
А если голодный кот над высыпанной едой разнервничался, сорвался и бьёт, она, как правило, "словит" своё. Хоть разик, а есть - и никогда не войдёт в ум мысль улепетнуть заранее, предчувствовать, как умеет Серая, подружка её. Тут вся ловкость не спасает кошку, - коты не таких видали! - и чуть коротковатые крепкие ноги в лохматых смешных гачах всегда чуть-чуть позже уносят её от разборки, - на каплю, но позже. "Как все" - фамилия её. С понятными нам свойствами, такими, как умение выбежать вам навстречу, крикнуть раз, требовательно: "мяя!", а после рысить, рысить без оглядки вперед, точно зная, что ты следуешь, словно на нитке слуха ведя, показывая: "сюда, вот сюда же, ждём же..." - Правда, там, где Пеструшка, там ждут: существо толпы, она никогда не одна, хоть с кем-то да за компанию - так выживать лучше
Она даже вызывает уважение сопричастностью с общим. Не знаю, за что её сделали кошкой, но комиссаром в гражданскую войну Пестрая не была, нет. Второй, третий в наступлении, атаке, она верно, была полковым гармонистом в ярких, из ворованной парчи шитых штанах. Считалась хорошим товарищем, у которого - о! - всегда есть отличнейший самосад. Превосходный.
....Вот только развязывала ли для чужих свой кисет?
Блоггеру надо быть веселым. Надо быть резким, всепроникающим, - "лётчиком над...", как тот паровоз до Питера, пролетевший над взрывом. - хрен ли с ними, с вагонами.
Вот как надо.
- Но не хочу. Последний помёт кошки моей, Марфы, не утопил потому, что не смог.
А ведь есть инструмент -
полые полушария от детского глобуса с крупною дыркой вверху от оси земной.
Кладёшь в тёплую воду новорожденного котенка, полушарием от Земли накрываешь и придерживаешь у дна пять минут. Вместимость каждого полушария - три жизни, если "работать" с двух рук, помёт уйдёт за раз.
- Не стал. Дело не в том, что сквозь прозрачный пластик видать, какого еще можно спасти, а тот вон уже отмучился и готов. И не в том дело, что они выпускают носами бульки, и, ощутимо руке, толкаются. Долго толкаются. Все пять минут, но не в том дело.
А дело в том, что кто я такой, чтобы жизни лишать - Бог?? Оно ж родилось, а его - в полушарие. Во всех смыслах.
...Есть, на худой конец, водка -
яблочнощёкой алкашке, что в конце аллеи на Героев в пгт.Новоозёрное квартирует, -
выдал бы пару бутылок и, фирма "Шарков corporatin" в действии!
- Нах, алкашку. Я очень люблю блядей, но без косы в руках и таблеток в колбасе, как уже говорилось в "Про котах... 1".
Так что сразу разносим на расстояние вытянутых рук, то есть предельное для человеков, "хочу" и "должен". Вот, хочу быть весёлым, а чаще злой, - и ладно.
Ослиным калом врагов своих забрасываю, но ведь палкой не бью - и хорошо.
Но 'Должен быть' - вот уже дудки! Пока не дали по темени черенком от лопаты, я буду как есть, буду кормить котов, забивая на все "должен" по-чёрному, как, скажем, забиваю на негров Африки. Потому что хрен я там нужен я не Анджелина Джоли, и не Растрелли, у меня мало башлей, но свои башни и пути.
Поэтому вот я и не стал топить помёт. И теперь черный с белым, как одетый в перчатку Муслим воет из под шкафа на кухне: у всех котят Марфы проблемы со сфинктером, а сделать тут ничего нельзя, разве что отыскать пятьсот лишних баксов, да и то без гарантии. Ну, он и воет, бедолага, да и пускай себе воет, гад. Дал веником по башке, глядь, и заткнулся. На полчаса: живой же, бля, кот.
Жи-
-вой.
Умрн.
Отчёт за 24 декабря:
Куриный фарш завонял. Храню на балконе, бо морозильника тут у меня нету, но ели исправно, до драки.
Столовались:
Мураш, Черный старший, Пеструшка, Мохнач, Леопард, Домино, Новый чёрный, (покудова безымянный) и Ханум.
Отсутствовали: Бош и Серая. (Серой нету уже третий день.)
Когда я работаю ночью, то вижу, как надо мной шевелит лопастями маяк. Коты и я зверьки вечерние, так что над нами маяк постоянно. Это самый большой в Крыму маяк, красивый, хотя то и пофиг. Важно, что есть, хорошо. ...И котам пофиг, потому наевшись, они обычно сидят мохнатыми чушками под густой туйкой с наваленным на неё моим рюкзачком, на лучи не смотря, ожидая, пока я не отмою от раствора вёдра. Когда вёдра отмыты, они начинают меня провожать до железной двери, за которой живёт странный для них мой инструмент. - Железки эти... Железо коты не понимают. Им неясно, зачем нужна бочка, растворы, и камень, им арматура, даже десятка катанка, не по душе. Будь коты - я, они бы спали, поев. - Не все, не все: у Серой другие занятия, как и у Боша, Леопард без драки бы заскучал, но большинство котов так и думает, и приходят к отворенной двери кладовки, подглядывать: может тут мой секрет? Может там ем?
Я злюсь и гоню хвостатых, таская цемент, я тяжёл и могу наступить, а их сломанные лапы кому после лечить, как не мне? Но коты мне не верят и ходят, и сидят вокруг, как последние дураки. Впрочем, средний кот не верит ни во что из того, во что он не попал. И если не идёт под руку, значит, он либо дик, либо выжил, быв бит.
Серая под руку не идёт, но серая просто умна. У банки с водой оглаживая философа Домино, мне удалось, невзначай, прикоснуться к спинке такой же дикушки, обойдясь без оскорблённого скачка в сторону, прежде не раз демонстрированного Пеструшкой подружкой Серой , а сама Серая умеет жить вовсе в стороне от рук. (Редкое качество женщины). Но кошка зависит не только лишь от ума, Маяк - очень жёсткий мир. И тут Серая дала маху: она очень мала. Просто слишком - сперва я принял её за подростка, и лишь после того, как пропавший Чёрный (дадим ему имя Гуф/Гуфа/ - пусть кошачьему Богу будет, как позвать зверя в рай, если виною отсутствия, всё же, лиса.) - принялся её сосать, понял положение вещей. Попробуй-ка, справься с Леопардом!
...Дома, я, раз, поймал на лестнице парадного Яшу, полосатого толстяка кота с третьего этажа, (габаритами и повадкой копирущего своего хозяина) который приходил на четвёртый мой этаж лупить моего Кузьму
(спасаясь, Кузьма, прыгает из окна парадного на наш балкон, а Яша остался - разумно, конечно, но разум должен быть последовательным, а он остался орать обидное вслед беглецу, и тут, с палкой, я...)
так схваченный за шкирку Яша не дал себя наказать. Он так бился, так негодовал против насилия, что пришлось его отпустить. И Яков удрал вниз, распустив по ступенькам хвост. - Здоровый, сильный котища, а мелкая Серая...
Словом, по ряду причин, Серая у меня на особом счету и трёхдневное её отсутствие вызвало много печали. Я даже всерьёз запустил камнем в крупного белого новичка
и парезную суку, как прежде наведывающуюся к туйке, ещё раз убедившись в её, несмотря на болезнь, исключительной резвости, а так же щенности, что исключает возможность её милосердия к живым объектам подходящего размера
(- Это не помешало белому псу еще раз наведаться в сумерках к туйке, стоило мне зазеваться). Словом, горе было бы неизбывно, как вдруг, около раскуроченной противокорабельной ракеты (на базе Мига-15 - редчайшая вешь, этот парк, пожалуй, единственное место в мире, где еще остался подобный экземпляр) (- с Мурашом, притаившимся за деревом :)))
как вдруг, глядь, бежит Серая.
Бежит, как водится у них, во всё горло жалуясь на холод и горькую судьбу.
Местное метео только сегодня сообразило сообщить о возможности ливня, а Серая, конечно же, знала. (Хоть бы предупредила, что ль, врагиня такая)
Но, как бы то ни было, встреча состоялась.
Я был обласкан:
И обыскан:
после чего мы вместе отправились по длинной аллее, потом мимо лужи, по площади, к башне, в мою столовую.
И весь путь эта кошка, обыкновенно сопровождающая всех, прогуливающихся тут парами молодых матерей с колясками, как казалось, в надежде подачки, весь путь грозила отстать, едва лишь я прекращал с ней разговаривать. Ни кис-кис,
нни именование её голосом самым сладким - не действовали. Серая отставала, лишь только я переставал ей рассказывать о шансах на аванс (более чем зыбкие), о том, что заканчивается цемент, а Юра-завсклада в отпуске, о том, что стройка достала, но башня, кажется, требует еще одного шара вверху и - о здоровьи Андрея, главного инжинера, так некстати разбившегося на автомобиле. -Уже выздоравливает! - сообщил я кошке на всякий случай, чтобы не волновалась.
И Серая дошла.
Нас ждали:
Ещё как ждали:
Пели, ругали за опоздание, кричали издалека: "Подождите, подождите!"
И, наконец, почти все собрались:
и наступила еда.
Ели как обычно, только куриный фарш сильно вонял, но подробности опускаем, а так же ябеды на Мураша, взявшегося меня регулярно когтить, стоя на задних лапах,
но ели обильно - что же, коли пропадает, хранить что ли? Но, сколько ни ели, а еда прошла и все разбрелись вполне умиротворённые, потому что Леопарда не было, как не было и Боша (Бошентумай не является вот уже тоже третий день, и я не знаю, то ли надо искать, то ли кот нашел стол и кров в вагончике строителей?). С одной стороны, в последнее появление кот вёл себя резковато - над фаршем, а наевшись, всех отлупил (Леопарда тоже не было), и даже вцепился в меня. Но - он кот, а коты имеют право на резкость.
Право же, наблюдая котов, я понял, что сам метод наблюдения за ними - будучи осознан - уже меняет меня. Это случилось в октябре, когда я шёл на работу на аллее явился огромный черный Ричард, кот с драными в боях лапами, которого хозяйка увезла на другой конец Евпатории, а он удрал и полгода шёл сюда, на Маяк, домой. И вот, двигаясь мне навстречу, глядя в глаза, он вдруг показался, а может и стал вдруг гибким, как волна прибоя, или как воздух. Мощный и чёрный, он был переливающейся тканью мира, был самим миром, - был, а может, показывал мне, что можно жить и таким, - не хуже и человека со всеми моими мыслями, но - с тяжёлой походкой, и в одежде, отделившей от мира. Может он для того и пришёл, кот с диким для ушей именем, - которому он, как ни удивительно, соотвествовал.
Пришёл и научил видеть. Пускай немногое. Пусть только изредка сытых котов.
...Она лежит со мной на кровати в ногах, поверх одеяла, тяжёлая, жаркая, не сгонишь, нет. С живота, куда она мостится с вечера, еще можно, особенно, если сперва уснуть, проснуться от удушья, и, со стоном переворачиваясь набок, и вот тут рукой её, - сонной, вялой, срывающей по скользкой гладкой шкуре: "Ма-арфа, гадина, пошла на фиг, пошлааа..."
Не уйдёт, а еще два-три раза вернётся, но, засыпая и просыпаясь, выбираясь из мешка сна, чтобы пихать её, на один-два вольных вздоха, можно разозлиться, а разозлясь, рассвирепеть настолько, насколько это можно во сне, а тогда и подскочить спиной, подбросив кошку вверх, даже не подбрасывая, рывок не тот, а лишь свирепо толкая, как шторм толкает вверх кораблик, он упадёт, тогда опять. И, вот, забурля одеялом, неистовствуя: "сколько же можно издеваться кошке над человеком!" - тогда наконец и сдвинешь га-ди-ну, не вовсе, но к ногам. Где и угнездится спать, пока мама не загремит посудой.
...Она - гадина. Не умеет грамотно писать, а читает, коза, только когда никого дома. Да читает то лишь, что читаю я, а других книг из шкафов не вынимает - лениво ей. Потому наши вкусы литературные почти совпадают. Лениво ей и пользоваться компом, только иногда она, разувшись, босиком ходит по клаве, веря Шаталовой, что это ну очень стимулирует точки на пятках. А вот пятки у Марфы позорно-коричневые.
Пятки - да, коричневые, но тем не менее, она вовсе не говорит вслух,а лишь телепатирует, а ты давай, разберись! В целом, мысли её ходят по кругу: она любит свежее мясо, на моём животе спать, и дважды в год любит секс. Еще недавно она любила своего сына-Муслима, но теперь лупит его, и не даёт себя сосать. Время пришло.
СО временем у Марфы отношения свои. Часов она не носит и не наблюдает, это часы её, кошку наблюдают, и сообразуясь с ней, время спешит или отстаёт. В Марфе заожен какой-то компенсаторный механизм,и когда она крепко спит, надо просто сесть рядом и смотреть, как лежит голова на лапах, и редко-редко дёргается белый ус, как сложены лапы, чем занят хвост, на который она, в отличие от котов, почти не обращает внимания, однако же на нём и не сидит. Можно продумать, что хвост у неё из низкосортной пакистанской шерсти, пополам с х\б, однако - вполне, так, ничего себе хвост. Тонкий, правда, но это такая модель, зато молдинги на нём коричнево-рыже-серые, да и приклеен хвост тоже крепко, проверял, хотя и был вой. Воя я не боюсь, а царапать меня она начинает не сразу, а потерпев две-три секунды. Достаточно.
Из страшных подлостей её - выскользнув в щель балконной двери, коричнево-серо-рыжая кошатина долго-долго валяется на цементном полу, никуда не глядя, потому что взор её острых зрачков в эти минуты обессмыливается. Если подойти медленно-медленно, не вплотную, (а то убежит) и заговорить, то валяться перестаёт и лежит на спине, в виде самом непотребном, глядя снизу, и слушая. Я стопроцентно уверен, что воровка и хищница, разорвавшая не одного голубя,имевшего глупость залететь на балкон, она мысленно читает Бродского, (думаю, таки его, а не Баркова) заглушая меня, а, может быть, не читает, просто глядит снизу, как смешно у, выговаривающего ей, меня - смешно и глупо двигается нижняя челюсть. Вверх и вниз, вверх-вверх-вниз...
К тому же, часто лазая на шкаф, она отлично знает, что я лысею. Поэтому, она мысленно ржёт надо мной в эти минуты: "Лысый!" думает она. И, как лошадь, ржёт.
Я отмщён одним только тем, что телевизор Марфа не смотрит: в комнату мамы котам хода нет. Телевизор не смотрю и я, потому что солидарен с моими котами, однако, я дома почти не бываю, а Марфа тут всегда. Без телевизора. Это принципиально: маме любезны псы, из котов мама терпит марфиного старшего Кузю, рыжего труса, который всегда ждал, пока Марфа и дочь её Мышь наедятся. Теперь он пережидает, пока наедятся Марфа и сын её Муслим, потому что Мышь ушла. Когда красавица Мышь, к тому времени прожившая 2 года поняла, что мать-бесовка ей жизни не даст, то ушла на улицу навсегда. Полагаю, Мышь просто нашла хозяев, она не меньше Марфы умна и много красивей. Так что для Рыжего ничего не изменилось: на улице он как прежде пережидает кота Яшу с третьего этажа, а дома Марфу с кем нибудь из сменного состава, а моя мама кладёт ему еду в особую тарелку и поёт, что Кузьма джентельмен. А Кузька вульгарный трус.
...Из главных Марфы недостатков - поглядев мне в глаза, она сразу определяет, можно ли тереться носом об нос. Это ужасная процедура, потому что откуда-то, скорее всего из сердцевин фильдеперсовых старушек мне говорили, что можно вдохнуть живущих у кошек на шерсти... - куколки? Коконы? Стрючки? - забыл, но это родит во влажной среде носоглотки доисторических червей. Они, - не старушки!, - живут в мозгу барана, так почему бы им не пробовать селиться у меня? Пусть ненадолго, но - сама попытка!!! Это должно пугать и процедура трения её гладкошёрстым черно-розовым носом об мой одноцветный считается мучительной. Думаю, Марфа берёт реванш за проверку прочности склейки хвоста.
Она... - мягкая наощупь, гибкая, тёплая, потому шкура короткая - кошка она домашняя, ей 5 лет. Любит вкусненькое, просит вкусненькое, знает что именно хочет, смотрит, указывая - вон, да, именно то. Она моя кошка. Именно эта гадина, - моя. Мама дразнилку говорила: "Гадина-помадина, три копейки дадено!" Вот Марфа именно такая. Сама пришла в дом во время бури, поднялась на четвёртый этаж, притворилась котом. Так и сказала: "Я - кот!" И стала жить. А оказалась...
Гадина!
Она может 14 раз прыгать на стол. 13 раз её со стола сгоняешь, говоря "Брысь, ты, гадина!", таща за шкирку, - она прыгает в 14-й... Смиряешься.
Она прибъёт соседского кота, случайно забежавшего в дом, так, что котишко описается и обкакается, а мне убирай... Пока мамина чау-чау (может ли быть у мало-мальски нормальной собаки фиолетовый язык, а?) боялась, Марфа охраняла дом, выходила на каждый стук, глядя в дверной проём снизу холодным взглядом змеекошары. Если бы пришли воры, она бы съела их. Она их явно ела, потому что их пока нету. Видимо, кто-то, полуобъеденный, вырвался и всем рассказал. И сдох. Или она спустилась и доела, а потом поднялась, кряхтя от обжорства и, придвинув табурет, заперла дверь.
Да сам я её, Марфу эту, боюсь. Боюсь и уважаю.
На правой руке у ней есть пальцы, а среди них средний палец. На пальце - точёный крючок. Крючком этим легко пробивают танковую броню, и танк, заливаясь слезой и высасывая ранку, укатывается за горизонт.
- Но!!. Но если б вы знали, какая у ней к крючку приделана лап-пкаааа!!
О...
Лапа её телескопическая, (а Никита, которому она и сказала, что она - кот), рассказал, что лапа еще и дальнобойная!
За сколько от стола вам надо сидеть, чтобы достать еду?
Сантиметров за 40, максимум. И то, чуть придвинув стул. Или качаясь на передних ножках (лучше качаться на задних, проверено!) ...А вот Марфа лапою достает середину стола с середины кухни, и - накалывает на крючок! Т.е., может, она за секунду раньше достала, за миг, до того, как её уже в третий раз, с табуретом вместе, отодвигали. Но это же дела не меняет. Достаёт же, и как достаёт!
Вот поэтому она - гадина!
И как вы полагает, есть ли нам от такого спасение? И правда ли, что мы - венец творения?
- Чушь. Будь так, нами бы не владела бы кошка, гремя лотком после ливерной колбасы. Нас псы не таскали бы на поводке в дождь, когда "хозяин и собаку на улицу...". А все эти наши рыбки, хомяки-попугаи, ручные мартышки в капроновых юбках, ручная крыса, именем Бухан, и всех других имён, и даже Варвара-крыса, длинная... как трамвай, а? Наверняка же, наверняка где-то страшная эта, серая с белыми лапками крыса. - Морщит розовый нос, а сама -то, подумать только! - Варвара...
Они провожали меня всей толпой - коты. впереди бежала яркая Пестрая, замыкала, с оглядкой, Серая, ломаными прямыми шмыгал от куста к кусту Боцман со своими расплывчатыми полосками на спине. И Лепард вышел в белых, неслышных своих валенках, как бы и в сторону, как и по своим, а всё ж с нами, вместе шёл провожать.
Когда я уселся в маршрутку, коты долго махали платочком - одним на всех, с окантованными железом дырками для коХтей. Им теперь что - только надеяться на моё скорое возвращение. На Евпаторию надвигался шторм, хвостатые чуяли зло. Шторм, поднялся на дыбы в Ялте, а в Новороссийске, по обычаю разойдясь, раскидал по берегу краны и катера в строящемся порту, раскачал перепуганный рейд у пролива в Керчи,там, где такой же зимой два года назад потонули корабли, невозбранно миновал Феодосии с Ялтами, и нынче навалился на нас. То есть на них, котов. Мне-то что: 10 гривен, 40 км, и я дома.
Они оставались ждать под туйкой своей, неловко покрытой обрывком полиэтилена.
...Ой, сорвёт. Да уже и сорвало, унеся к чертям, даром, что прижал перепачканный цементом "кошачий стол" гибкой кроватной сеткой. ДОгадаться бы привязать, так ведь нет - торопился в тепло, погонял железные нарты....
...Вообще-то, вообще говоря, их и еще тут кормят. Есть два человека. Один - Василий Иосифович, зам директора (я сам подсмотрел, он таится), а безымянную (пока) тётеньку мне показали мальчишки, с опаской, как местную сумасшедшую, и, боюсь, теперь и мною в тех рядах прибыло. Она утрами печёт блинчики на кефире и кидает котам в форточку своего первого этажа. Жила она здесь всегда, всегда этим же занималась, так что под окном её по утрам собирается хвостатый бомонд, от мала до велика. Вот и вся шиза.
Я сдуру с ней ссорился 5 лет назад, когда тут строил свой лучший фонтан,а нынче, на главной аллее, глядь - идёт, а следом струятся коты. Кот же, (исключив Серую или домашнего, опасно для жизни своей влюблённого в хозяев), никогда не пойдёт за человеком без прямой для желудка надобности. Так что тут всё стало ясно.
А, - сказала она совершенно спокойно, увидев нас с Леной, - и вы их кормите.
...Да, - признался я с чувством, будто укладывался на плаху, и спрятался за фотоаппарат.
Она спокойно дождалась щёлчка, не жеманилась, не закрывалась, потом повернулась, пошла. А зверьки, подумав и покрутя головами, остались попрошайничать около новых пищевых сосков - нас.
(Странный, она, человек. Ответишь такому "да", и - насовсем, до старости. Есть люди, которых не обманывают. Раньше их называли юродивыми, теперь осталась одна номинация: "дурачки". Ну, что ж, им-то что ж...)
...Вот и подкормленным животным плевать на слова. Это им пережидать шторм под кустом, с которого ветер с шелестом слизнул крышу. И, какой ты ни хитрый, правда одна: сверху дождь, посередине пустой желудок, снизу намокающее одеяло. Я, я, сентиментальный осёл, оставил им одеяло.
"Ах, моим котикам так удобно и тепло! Ах-ах...", - а то, что палая хвоя в любой дождь остаётся сухой, а байковое одеяло впитывает как... байковое одеяло, - подумал, но котов не стал, уходя, беспокоить. Пожалел! Уснули они, видишь ли!
! - Сентиментальных секут широким солдатским ремнём, вкладывая через зад ум -!
А теперь...
Теперь только вспоминать, ожидая поездки. Уже бы и встал, но надо получить от родного человека перевод и заплатить за сеть. С мелочи, которую обещал мне за башни Маяк, не котам, а себе на ливерке экономить...
Ладно. Ну, ладно же! В голове вертится чушь, ассоциированная с героизмом и праведным гневом. Тянет за булыжником пролетариата. Эх, "Кто к нам с мечом, тому и каюк...". Приеду, и вскрою, для успокоения, не одну а две банки кильки. Пусть наедятся, раз им так легко организовать праздник. Пусть.
...Очень домашний, и отмякший душой за последнее время Мураш (а то без людей коты скоро дичают)
лезет на стул, давая пример старшему собрату. И старший собрат лезет тоже, но - Что можно Юпитеру, того нельзя кошаку. Бесцеремонно сталкиваю наглеца на пол, от Мураша же защищаюсь локтями, крутясь вокруг стула. Кот не царапается, не наглеет, как это делают большие и старые коты, но старается вьюном просочиться к банке. Мы оба танцуем что-то, вроде вальса, Мураш ведёт, а я уже вскрыл банку и теперь широким и коротким клинком стараюсь размешать кильку, чтобы она легче падала в пакет с нарезанной уже полбуханкой хлеба.