Анну встречали люди с лицами, похожими одно на другое плотно сжатыми губами и казёнными взглядами. Судя по одинаковому цвету и покрою одежды, на них была форма. Люди в форме с казёнными взглядами были верхами на ... Анна пыталась подобрать земной аналог животным. Четыре конечности, широкая, как щит, мускулистая грудь, круглая голова с маленькими ушками. Судя по тому, в каком порядке люди в форме с казёнными взглядами верхами на ... вросли в песок, - это было оцепление. И всё вместе это называлось "власть". Двое мужчин выпадали из общего ряда. Один, судя по количеству блестящей дребедени, украшавшей его мундир, был офицером. Второй, верхом на животном, внешне напоминавшем, как определила для себя Анна, помесь лошади и гигантского броненосца - спина, бока и голова зверя были защищены костно-роговым панцирем, вообще не принадлежал к власти: длинные черные распущенные волосы, две косички, свисавшие у висков, в каждом ухе по крупной блестящей серьге, и главное - он позволял себе эмоции.
- Это и есть виновница переполоха? - разочарованно спросил он у офицера. - Темноволосая девушка с сундучком в руках в сопровождении неизвестного животного, как нас и оповестили. Все приметы сходятся.
- Что ей инкриминируют? - небрежно спросил всадник на лошади, приходящейся родственницей гигантскому броненосцу. - Переделка мира, господин Тиннор, - ответил офицер.
- А что, велики убытки? - спросил мужчина с косичками у висков. - Селение "Тихая радость, что не закончится никогда" перестало существовать. Пятьдесят человек утонуло в молоке. Четверо получили ожоги густой розовой жидкостью, на вкус сладкой, фонтаном бьющей из-под земли прежде, чем потекло молоко и затопило окрестности. - И эту ерунду вы называете переделкой, - фыркнул мужчина с серьгами, - селеньем меньше, селеньем больше - где же тут переделка? - Вы забыли, она прилетела на золотом смерче, - напомнил офицер. - А если посмотреть на это с другой стороны? Например, смерч принёс девушку. Тогда выходит, что она не злоумышленница, а пострадавшая. - Изменение ландшафта, - перебил Тиннора офицер. Слова были высотой с волну, смывшую остатки счастливого селения, и накрыли легкомысленный тон Тиннора. Его предыдущая болтовня и дружеское расположение офицера камнем пошли ко дну. Оба вспомнили, зачем они здесь. Впрочем, Тиннор не забывал. - А как вы относитесь к взяткам? - спросил Тиннор, отлично зная, как его собеседник относится к взяткам, потому и спросил. - Прекрасно отношусь. - Я почему-то сочувствую этому бестолковому созданию. Во что мне обойдётся временная слепота и глухота офицера и его подчинённых? Я слышал, такие случаи бывают сплошь и рядом: вдруг ни с того, ни с сего слепнет и глохнет целое подразделение. Вдобавок память отшибает. Офицер глубоко и шумно вздохнул. Так вздыхают только по упущенным возможностям. Он знал, что Тиннор не из бедных и скупых. - Понимаю. - понизил голос Тиннор, - о деньгах не может быть и речи. Вас интересует время. От предложения Тиннора офицер застонал. - Так как мы поступим? - спросил Тиннор, уверенный в ответе собеседника. - Переделка мира - этим всё сказано. Я не хочу распрощаться с головой. Если бы она была воровкой или убийцей, тогда я с удовольствием пошел бы вам навстречу, но переделка - это слишком серьёзно, - замахал руками, помогая себе отказаться, офицер. - Да, не позавидуешь ей, но и вам тоже. Затрудняюсь сказать, кто из вас оказался в худшем положении: она, преследуемая вами, или вы, вынуждающий её защищаться. На моих глазах вы изо всех сил стараетесь приобрести опасного врага. Если она, как вы утверждаете, разъезжает верхом на смерче, то ей ничего не стоит устроить подобное персональное родео для вас ещё до того, как вы до неё доберётесь. Берегитесь. Разумнее было бы не связываться с ней. Тиннор не попал. Устами офицера заглаголили все, испытывающие страх и ненависть к не таким, как они, к нарушающим равновесие.
- Чем меньше останется подобных ей, тем больше будет порядка, - у военного сегодня была редкая возможность говорить в лицо Тиннору неприятные вещи, - я, конечно, не вас имею в виду. Деятельность создателей жестко ограничена законом. Им разрешено устраивать праздники. Не более того. На лице Тиннора появилось напряжённое выражение почтительности. Чувствовалось, что почтительность была тесновата Тиннору, как если бы он обул башмаки на два размера меньше. Он натягивал почтительность, как взрослый чепчик младенца. Почтительность сползала. Кто знает, каких усилий ему стоило удерживать её. - О, не беспокойтесь, я не принял сказанного на свой счёт. Я не так наивен, чтобы развалить пол города у всех на виду. Я сделал бы это как-нибудь иначе. На её месте я не ждал бы, когда меня схватят, а уносил бы ноги. Я бы обратно в молоко полез, если бы не нашлось другого выхода. Анна указала на себя рукой, подкрепляя жестом немой вопрос. Если она понимала о чём они говорят без знания языка, то возможно, её поймут вообще без слов.
- Да-да, именно на твоём, - подтвердил он.
Как раз к берегу подоспели деревья с нахлебавшимися молока жителями "Тихой радости, что не закончится никогда". Перепуганное сознание Анны растягивало время. Всадники медленно развернули сети. Селяне с лицами, принявшими выражения гневных масок древнегреческого театра, не спеша, выбирались на берег. Бредовый балет надвигался на неё со всех сторон. В кошмарных снах одни столбенеют, другие бегут от опасности, третьи, защищаясь, нападают. В играх воображения выбирают вариант, у которого есть продолжение. Анна выбрала свой и ударила пятками по круглым коровьим бокам. Движение вокруг Анны вновь обрели резкость, обнажавшую намерения. Сети взлетели в воздух, не собираясь в нём парить. Путь к свободе конной статуей преграждал всадник. Безрогая корова, получив импульс страха от Анны, наклонила лобастую голову и с яростным рёвом бросилась на обидчиков. Анна успела поднять руки и подхватить сеть прежде, чем та накрыла её. Корова головой ударила животное в мягкое, как оказалось, брюхо. Анна, продолжая движение, ядром, пущенным из катапульты, устремилась вперед, через коровью голову, руки заняты сетью. Перепуганное животное свечкой взвилось на дыбы и сбросило седока - размазанный взмах руками, удар о землю - и воин снедоумением, так и не доросшим до понимания, копошится под сетью, оброненной Анной, и по нелепой, всегда иронично-избирательной случайности, накрывшей его. Анна обнаружила себя распластанной по коровьей спине второй шкурой, побелевшие пальцы сжаты вокруг ушей Бовы.
Хохот, совершенно неуместный в данной ситуации, а потому оглушительный, органично вплёлся в полигамию хриплого лая Волка, воплей покусанных жителей, коровьего рёва, топота, блеянья перепуганных животных, и уверенно повёл за собой мелодию суматохи. Смеялся мужчина с серьгами в ушах. Его лошадь, дальняя родственница броненосца, без страха наблюдала за уроном, производимым в рядах оцепления. Её защищённым бокам удар безрогой коровьей головы был не страшен. Она возбуждённо ржала, скаля зубы, словно вторила хозяину. Анна второй раз ориентировалась по нему. - Уходи, - крикнул мужчина с серьгами в ушах и рукой прочертил спираль в воздухе.
Анна резко потянула на себя коровьи уши. Уходить? Прорываться в степь? Всадники протянули между собой сети. Обратно в молоко? Берега не видно. А если всё-таки в степь? У животных под всадниками мускулистые ноги. В молоко? Сетями выловят. В те минуты, когда Анна, гонимая инстинктом, металась по берегу, изыскивая возможности, фотовспышками озарявшие её мозг, вырваться из капкана во всё-равно-куда, обозначенное расплывчатым понятием "свобода", одна из заслонок, разделявших её разум на уровни, оказалась в силу непонятных причин открытой, и она могла наблюдать, как некто, зовущийся вторым "я" и знающий правильный ответ, перебирал ещё влажные снимки и отбраковывал их в поисках нужного. Второе "я" ожидало других вариантов. Что за винты выделывает мужчина с серьгами? Правило буравчика? Его ладонь штопором вкручивалась в её сознание. Анна следила за его пальцами, силясь понять значение его жеста, и её разум поворачивался вместе с ними. Анна вдруг обнаружила, что всадник, находившийся перед ней - лицо в шлеме, сети, копьё, морда животного, - повис в воздухе над ней - четыре лапы, брюхо с подпругой, ноги в сандалиях, свисавшие по бокам, - а тот, кто находился позади неё, селянин, произносивший пламенную речь, призывая утопить её, - жирные щёки, лучи складок на выпуклом животе, растопыренные пухлые пальцы, выпученные глаза с жерлами зрачков, - оказался под ней - слипшиеся от молока космы волос, узкое коромысло плеч, выдавшийся вперед глобус живота. Тот же ряд, только поставленный вертикально. Верхом на корове, она парила между двумя препятствиями, которые не могла объехать на равнине, но теперь могла между ними проскочить в воздухе, а дальше, следуя сознанием за ладонью, наматывающей на себя пространство, выбраться из этого клубка. Анна, пятками вколачивая в коровьи бока свою волю, пользуясь ушами безрогой бурёнки, как рулём, направила её в спираль из людей и животных... Ветер пел свою упругую песню в уши Анне. Она пригнулась к мощной коровьей шее. Корова выкладывалась, как фаворит дерби. Свобода явилась им сразу в нескольких ипостасях: скорости, просторе, равнодушию к прошлому. Скорлупа страха треснула. Душа посмела развернуться и, стремясь занять необозримое пространство, летела над степью на крыльях большой птицы. Оставалось подобрать музыку. Ничего, кроме воплей вагнеровских валькирий, память Анне не предложила. Вопли валькирий материализовались. Рядом с Анной по воздуху неслись мощные амазонки. Она не удивилась их появлению. Подспудно Анна ожидала чего-то подобного. Вот так, наверное, безумцы обживаются в своём бреду, вырабатывая своеобразную логику инородного тела, в надежде, что иммунитет не распознает - не относиться к происходящему критически, принимать его, как должное, стать тем, что с ней происходит. Анна почувствовала себя сильнее на каждую пару рук, державших поводья; коленей, сжимавших бока скакуна; отвагу, закипавшую в каждом сердце; на каждый взгляд, в котором сиял блеск, спрятанный в ножнах, выбивавших такт о каждое крутое бедро, - и все вместе валькирии были для неё пальцами, сжатыми в кулак. Она была готова повернуть назад и заставить своих врагов сожрать собственные сети. Валькирии ободряюще улыбались Анне. Она была среди друзей. Это был её бред, и в нём она чувствовала себя в безопасности. Её нисколько не смущало, что она скачет верхом на корове - о вкусах не спорят. Могучие кони ржали, корова ревела в ответ. Они тоже признали её своей. Корове было мало нестись во весь опор. Захваченная чужим полётом, она с силой отталкивалась от поверхности и, отвоевав у притяжения несколько секунд, зависала в воздухе но, ограниченная твёрдым убеждением Анны в том, что коровы не летают, неизменно приземлялась. В громе литавр и вибрации труб Анна уловила чужой ритм. Дробно стучали копыта. Звук шёл издалека. Стук был своеобразным, с чистым высоким звоном. Кто-то догонял их грозную разудалую компанию и совсем не боялся. Стук и звон становились настойчивее, сбивали Анну с ритма. Девушка мысленно вела тему, боясь, что исчезни мелодия в её голове, исчезнут и валькирии. Звон органично слился с криками валькирий. Рядом с коровой корпус в корпус скакала помесь лошади и гигантского броненосца. Тот самый мужчина, каким-то образом манипулировавший пространством, догнал их. Валькирии с недоумением переглядывались. Он улыбался Анне. Она на всякий случай улыбалась ему, хотя не испытывала ни малейшей радости по поводу его появления. Анна пыталась как-то определиться с происходящим. Степь, корова, валькирии - это была её история. Появление человека с косичками у висков означало, что её настигла другая история, в которой она не хозяйка, история, подобная той, где её намеревались утопить в молоке, а она ещё не знала - быть утопленной в бреду означало ли быть утопленной вообще или предусматривало смену бреда, а не зная наверняка, рисковать не хотела, и поэтому предпочла бы избежать общения, пока чужой бред не вломился в её бред и не сделался общим. Он тем временем оглядел сопровождение Анны и покачал головой то ли в удивление, то ли в осуждение. - Пересаживайся, - хлопнул он по крупу своего коня. - Зачем? - спросила Анна, - мне и так хорошо.
Тиннор умел убеждать. В его руках появился мощный аргумент - он показал девушке знакомый футляр. Скрипка находилась у него.
- Это моё, - заявила Анна.
- Было им, - он не спешил возвращать ей потерянное. - Я подобрал.
Анна оглянулась за поддержкой. Валькирии согласно кивали, их руки легли на рукояти мечей. Они грозно, нехорошо так, не хотела Анна увидеть такие улыбки на лицах своих врагов, улыбались Тиннору. Анне оставалось только подать знак.
- Ошибочное решение, - сказал Тиннор, - во-первых, предмет, что в моих руках, очень хрупкий, во-вторых, смею утверждать, твоим приятельницам придётся долго догонять меня, в-третьих, у тебя здесь ни одного друга, ты нуждаешься в помощи и покровительстве. Я единственный, кто предлагает тебе и то, и другое. В-четвёртых, пространство, скрученное тобой, вот-вот начнёт разворачиваться. Пересаживайся, пока твоя корова не рухнула с вывалившимся языком. Ты уже выжала из неё всё, что можно.
Валькирии мчались рядом, готовые расправиться с дерзким незнакомцем. По их лицам растекалось разочарование. Они начали догадываться, что потехи не будет. Тиннор не врал - корова действительно замедляла бег. Анна согласно кивнула Тиннору. Его конь оказался чуть выше коровы Анны. Тиннор нагнулся, подхватил девушку и усадил её впереди себя. Валькирии недоумённо пожали плечами и с гиканьем унеслись прочь. Вдали затих рёв труб. Из-под грубых бугристых защитных наростов появились два огромных радужных крыла. Родственник броненосца взмыл в воздух. Анна смотрела вниз на корову, перешедшую на шаг. Экономия сил ничего не дала - шагов было отмеряно не так много. Анна поняла почему - все коровьи силы ушли на эту безумную скачку. Но существовала обратная связь. Теперь Анна вместе с коровой чувствовала слабость в суставах и готовность коленей подогнуться, и когда корова рухнула на них, и трава оказалась рядом, знала, каково это - тянуться мордой вслед покидающим силам, а не дотянувшись, обиженно зареветь и всё равно не удержать ту, что вместе с облаком отразилась в карих, выпуклых, влажных зеркалах её глаз. - Моя собака, - ужаснулась Анна вдруг обнаруженной и опознанной пустоте, от которой до этого момента отвлекали валькирии, скорость и тёплые коровьи бока. - Корова, собака, что ещё, - недовольно поморщился Тиннор. В воздухе произошло движение, будто кто-то сдёрнул со стола огромную скатерть. Пространство, если верить Тиннору, каким-то образом скрученное Анной на берегу, стремительно разворачивалось в обратную сторону - синева под ногами и покинутая корова, ревущая в тональнсти реквиема, над головой, - с противным шлепком, будто Анне дали подзатыльник по голому мозгу, встало на место. Должно быть, в этот момент всадники, забытые Анной в воздухе, смогли ступить на землю. Она же, не привыкнув к подобным перегрузкам, отключилась, предварительно убедившись, что её поддерживают надёжные руки.