"Утром в пятницу, то есть на другой день после проклятого сеанса, весь наличный состав служащих Варьете - бухгалтер Василий Степанович Ласточкин, два счётовода, три машинистки, обе кассирши, курьеры, капельдинеры и уборщицы, - словом, все, кто был в наличности, не находились при деле на своих местах, а все сидели на подоконниках окон, выходящих на Садовую, и смотрели на то, что делается под стеною Варьете. Под этой стеной в два ряда лепилась многотысячная очередь, хвост которой находился на Кудринской площади
(происходит распродажа конфискованного во время вчерашнего сеанса имущества зрителей театра).
В голове этой очереди стояло примерно два десятка хорошо известных в театральной Москве барышников".
Необходимое дополнение.
В 1974 году в семье моей одноклассницы Ирины Ким случилось несчастье. Её отца, преподавателя Высшей школы милиции в Караганде, обвинили в организации частного цеха по производство меховых товаров.
Под общим названием "цеховики" по всей стране тогда выявляли "стрелочников" для справедливого возмездия "спекулянтам", наживающимся на "временных" трудностях советского народа. Эти люди, естественно, были руководителями различного уровня. У обычной массы трудящихся просто не было при советской власти никаких возможностей даже подумать об организации подобной сложной структуры в рамках законодательства СССР. Конечно, они, в первую очередь, были бесстрашными людьми, не желавшими тупо, взятками и пытками, вышибать свой барыш с народонаселения, что можно было делать вполне легально при их должностях, они, создавая дефицитный товар, выбрасывали на рынок, востребованный обществом продукт, тем самым, как мы понимаем теперь, заслуженно зарабатывая деньги. К сожалению, многих из этих несомненно выдающихся бизнесменов, способных прославить и себя и страну, как сегодня, например, Роман Абрамович, или Вексльберг, или Алишер Усманов, обыденно и безжалостно расстреляли. Для советской власти были не нужны смелые и самостоятельные люди, ей нужна была только сама власть.
Отец моей знакомой был определённым прикрытием со стороны милиции одного такого цеха в нашем городе. Сегодня мы бы сказали, что он "крышевал" цех со стороны милиции. Скорее всего, у него не было руководящих функций. По крайней мере, я этого не знаю. Потом его посадили в "места не столь отдалённые", по-моему, на 7 лет.
Мы уже тогда были студентами. Многих из нас группы следователей забирали из общежитий и институтов и вели по домам этих, так называемых, "цеховиков" для присутствия при обысках в качестве понятых и для того, чтобы через нас реализовать часть пока ещё не опечатанных и не конфискованных шмоток несчастных людей. Это был мелкий бизнес рядовых милиционеров. Впрочем, их тоже можно было понять в те годы. Во всяком случае, их никто особо не осуждал.
Мне тогда просто повезло. Моих знакомых ребят прихватили с собой "менты" за пять минут до того, как в этой аудитории появился я. Мне потом долго снился кошмар, как я вхожу в знакомую мне квартиру одноклассницы, к которой я был не равнодушен тогда, с обыском, и наблюдаю, как с неё сдирают, так шедшие ей, классные джинсы. Бр-р-р.... Мне и сегодня это противно. Не могу вспоминать без содрогания.
Ну, а мои знакомые недели две торговали крутыми дисками (пластинки популярных зарубежных и наших артистов), отличными джинсами и другим барахлом. Видимо, они тогда неплохо нажились.
Они были из числа тех, описанных М.А.Булгаковым, барышников, что стояли в километровой очереди перед театром Варьете.
Продолжим.
"Очередь держала себя очень взволнованно, привлекала внимание струившихся мимо граждан и занималась обсуждением зажигательных рассказов о вчерашнем невиданном сеансе чёрной магии. Эти же рассказы привели в величайшее смущение бухгалтера Василия Степановича, который накануне на спектакле не был. Капельдинеры рассказывали бог знает что
(одним словом обозначает автор своё отношение к людям, не "чёрт знает что" говорят люди, но "бог знает что", значит, хорошие люди молвят, им верить можно),
в том числе, как после окончания знаменитого сеанса некоторые гражданки в неприличном виде бегали по улице, и прочее в том же роде.
Скромный и тихий Василий Степанович только моргал глазами, слушая россказни обо всех этих чудесах, и решительно не знал, что ему предпринять, а между тем предпринимать нужно было что-то, и именно ему, так как он теперь оказался старшим во всей команде Варьете.
К десяти часам утра очередь, жаждущих билетов до того взбухла
(после случившегося вчера в театре произвола никому в голову не придёт вновь посетить сеанс чёрной магии, барышники или спекулянты стоят за тем, чтобы по дешёвке скупить конфискованные вчера у граждан ценности),
что о ней достигли слухи до милиции, и с удивительной быстротой были присланы как пешие, так и конные наряды, которые эту очередь и привели в некоторый порядок
(милиция сама руководит обеспечением порядка при распродаже).
Однако и стоящая в порядке змея длиною в километр сама по себе уже представляла великий соблазн и приводила граждан на Садовой в полное изумление.
Это было снаружи, а внутри Варьете тоже было очень неладно. С самого раннего утра начали звонить и звонили непрерывно телефоны в кабинете Лиходеева
(звонят друзья и коллеги с просьбой отложить им дармовые "шмотки"),
в кабинете Римского
(ищут родные и близкие в беспокойстве за его судьбу после вчерашнего сеанса),
в бухгалтерии
(частные "барыги" изыскивают возможность перехватить себя кусок барахла "пожирнее"),
в кассе и в кабинете Варенухи
(друзья интересуются происшествием и его судьбой).
Василий Степанович сперва отвечал что-то, отвечала и кассирша, бормотали что-то в телефон капельдинеры, а потом и вовсе перестали отвечать, потому что на вопросы, где Лиходеев, Варенуха, Римский, отвечать было решительно нечего. Сперва пробовали отделаться словами "Лиходеев на квартире", а из города отвечали, что звонили на квартиру и что квартира говорит, что Лиходеев в Варьете.
Позвонила взволнованная дама, стала требовать Римского, ей посоветовали позвонить к жене его, на что трубка, зарыдав, ответила, что она и есть жена и что Римского нигде нет. Начиналась какая-то чепуха. Уборщица уже всем рассказала, что, явившись в кабинет финдиректора убирать, увидела, что дверь настежь, лампы горят, окно в сад разбито, кресло валяется на полу и никого нет
(перед тем, как Римский выбежал из своего кабинета, Иван Савельевич опрокинул настольную лампу, и она погасла; прибежавшая следом после побега Римского погоня утроила форменный погром и обыск в кабинете, оставив в итоге, зажжённым свет в лампах).
В одиннадцатом часу ворвалась в Варьете мадам Римская. Она рыдала и заламывала руки
(хорошо зная своего мужа, супруга умом понимает то, в какую передрягу попал Григорий Данилович).
Василий Степанович совершенно растерялся и не знал, что ей посоветовать. А в половине одиннадцатого явилась милиция. Первый же и совершенно резонный вопрос был:
- Что у вас тут происходит, граждане? В чём дело?
(уже получены инструкции быстрее реализовать "барахло" и отмежеваться от прошедшего вчера сеанса, обелить Воланда, всю вину возложить на банду Коровьёва и кота Бегемота).
Команда отступила, выставив вперёд бледного и взволнованного Василия Степановича. Пришлось называть вещи своими именами и признаться в том, что администрация Варьете, в лице директора
(Степан Богданович где-то рядом протрезвляется у своих друзей из НКВД, завтра, в субботу утром, его встретят в аэропорту в причудливой одежде),
финдиректора
(Григорий Данилович прячется в стенном шкафу в гостинице Ленинграда, сегодня вечером его поездом отправят в Москву)
и администратора
(находится в непосредственном распоряжении Геллы, видимо выполняя специфические услуги, в ночь с субботы на воскресение его отпустит домой сам Воланд),
пропала и находится неизвестно где, что конферансье после вчерашнего сеанса был отвезён в психиатрическую лечебницу и что, коротко говоря, этот вчерашний сеанс был прямо скандальным сеансом.
Рыдающую мадам Римскую, сколько можно успокоив, отправили домой и более всего заинтересовались рассказом уборщицы о том, в каком виде был найден кабинет финдиректора
(зачем им сеанс, там для них всё очевидно, их интересует вредный и въедливый Григорий Данилович).
Служащих попросили отправиться к своим местам и заняться делом, и через короткое время в здание Варьете появилось следствие в сопровождении остроухой, мускулистой, цвета папиросного пепла собаки с чрезвычайно умными глазами. Среди служащих Варьете тот час разнеслось шушуканье о том, что пёс - не кто другой, как знаменитый Тузбубён. И точно, это был он. Поведение его изумило всех. Лишь только Тузбубён вбежал в кабинет финдиректора, он зарычал, оскалив чудовищные желтоватые
(не молода собака, раз зубы пожелтели, и, как всякие старые собаки, не агрессивна, скорее всего, автор описывает как ластится она к хозяевам)
клыки, затем лёг на брюхо и с каким-то выражением тоски и в то же время ярости
(чуя запах своих, демонстрируя своё послушание)
в глазах пополз к разбитому окну. Преодолев свой страх, он вдруг вскочил на подоконник и, задрав острую морду вверх, дико и злобно завыл. Он не хотел уходить с окна, рычал и вздрагивал, и порывался прыгнуть вниз
(естественно за своими знакомыми рвётся собака из окна, не раз подкармливала псину видать Гелла).
Пса вывели из кабинета и пустили его в вестибюль
(только теперь он берёт след искомого, Римского),
оттуда он вышел через парадный ход на улицу и привёл следовавших за ним к таксомоторной стоянке. Возле неё он след, по которому шёл, потерял. После этого Тузабубён увезли
(бестолковость сыскной работы советских правоохранительных органов показывает М.А.Булгаков, зачем нужна собака-ищейка, чтобы определить, куда может деваться человек посреди ночи, если у него нет своего собственного автомобиля).
Следствие расположилось в кабинете Варенухи, куда и стало по очереди вызывать тех служащих Варьете, которые были свидетелями вчерашних происшествий во время сеанса. нужно сказать. что следствию на каждом шагу приходилось преодолевать непредвиденные трудности. Ниточка то и дело рвалась в руках.
Афиши-то были? Были. Но за ночь их заклеили новыми, и теперь ни одной нет, хоть убей!
(сотрудники НКВД ликвидируют всякие свидетельства какого-либо официального участия в проведении сеанса чёрной магии Воланда, на афишах он указан конкретно).
Откуда взялся этот маг-то самый? А кто же его знает. Стало быть, с ним заключали договор?
- Надо полагать, - отвечал взволнованный Василий Степанович.
- А ежели заключали, так он должен был пройти через бухгалтерию?
- всенепременно, - отвечал, волнуясь, Василий Степанович.
- Так где же он?
- Нету, - отвечал бухгалтер, всё более бледнея
(человека можно посадить и за то, что сотрудники НКВД вчера здесь хозяйничали без составления основного документа; куда ни кинь, повсюду клин, поди тут разберись, как себя нужно вести; а ведь мы все, жители СССР, умудрялись тогда знать, как необходимо было говорить, в чём сознаваться, в чём нет, но как?!)
и разводя руками. И действительно, ни в папках бухгалтерии, ни у финдиректора, ни у Лиходеева, ни у Варенухи никаких следов договора нет
(этот документ Стёпа так и не доверил никому, понятно, что он в надёжных руках специалистов из НКВД).
Как фамилия-то этого мага? Василий Степанович не знает, он не был вчера на сеансе. Капельдинеры не знают, билетная кассирша морщила лоб, морщила, думала, думала
(тупость кассирши максимально выделена М.А.Булгаковым),
наконец сказала:
- Во.... Кажись, Воланд
(даже самый мелкий служащий театра помнит фамилию мага, так утверждает автор, остальные просто умнее и лоб не морщат, лгут, от греха подальше).
А может быть, и не Воланд? Может быть, и не Воланд. Может быть, Фаланд
(из памяти людей стирается имя главного персонажа, ни при каких обстоятельствах не должен присутствовать в показаниях о криминальном сеансе с конфискацией имущества Великий вождь Воланд-Сталин).
Выяснилось, что в бюро иностранцев ни о каком Воланде, а равно также и Фаланда, маге, ровно ничего не слыхали
(только вчера оттуда отвечали на практически любой вопрос о нём, Никанору Ивановичу дали разрешение на внеочередную прописку в квартире М.А.Берлиоза, Ивану Савельевичу рассказали, где остановился маг и дали его номер телефона).
Курьер Карпов сообщил, что будто бы этот самый маг остановился на квартире у Лиходеева. На квартире, конечно, тот час побывали. Никакого мага там не оказалось
(как можно обнаружить того, кого им приказано не обнаруживать, более того замести все его следы).
Самого Лиходеева тоже нет. Домработницы Груни нету, и куда она девалась, никто не знает. Председателя правления Никанора Ивановича нету, Пролежнева нету!
(вся администрация жилтоварищества находится на профилактических беседах в НКВД, Никанор Иванович Босой сам дал показания, что все они воры и взяточники)
Выходило что-то совершенно несусветное: пропала вся головка администрации, вчера был странный скандальный сеанс, а кто его производил и по чьему наущению - неизвестно
(неизвестно только по официальным документам, простым людям, включая и нас с вами, всё известно, так будет ещё долго продолжаться в СССР, когда всем всё будет известно, но ничего доказать официально будет невозможно).
А дело тем временем шло к полудню, когда должна была открыться касса. Но об этом, конечно, не могло быть разговора! На дверях Варьете тут же был вывешен громадный кусок картона с надписью: "Сегодняшний спектакль отменяется"
(кому в голову могло прийти в театр на следующий сеанс чёрной магии после проведённой в нём акции, ясно, что, завлекая и, тем самым, обманывая людей, обещал многодневные гастроли профессора Воланда плакат о выступлениях мага).
В очереди началось волнение, начиная с головы её, но, поволновавшись, она всё-таки стала разрушаться, и через час примерно от неё на Садовой не осталось и следа
(к часу дня закончили распродажу в театре Варьете).
Следствие отбыло для того, чтобы продолжать свою работу в другом месте, служащих отпустили, оставив только дежурных, и двери Варьете заперли
(опечатан, до выяснения, ещё один, судя по финдиректору, администратору, конферансье, рассадник антисовесткой культуры и агитации, как и Торгсин, как и "Дом Грибоедова").
Бухгалтеру Василию Степановичу срочно предстояло выполнить две задачи. Во-первых, съездить в Комиссию зрелищ и увеселений облегчённого типа
(так, с усмешкой, обзывает М.А.Булгаков всю эстраду того времени, сейчас продолжателями этих зрелищ и увеселений достойно стали масс-культура и шоу-бизнес)
с докладом о вчерашних происшествиях, а во-вторых, побывать в финзрелищном секторе для того, чтобы сдать вчерашнюю кассу - 21 711 рублей.
Аккуратный и исполнительный Василий Степанович упаковал деньги в газетную бумагу, бечёвкой перекрестил пакет, уложил его в портфель и, прекрасно зная инструкцию
(по-немецки педантичен бухгалтер театра Варьете в выполнении распоряжений вышестоящих организаций, подчёркивает М.А.Булгаков),
направился, конечно, не к автобусу или трамваю, а к таксомоторной стоянке.
Лишь только шофёры трёх машин увидели пассажира, спешащего на стоянку с туго набитым портфелем, как все трое из-под носа у него уехали пустыми, почему-то при этом злобно оглядываясь
(подобные предыдущие пассажиры, видимо, были с удостоверениями милиции и ездили бесплатно).
Поражённый этим обстоятельством бухгалтер долгое время стоял столбом, соображая, что бы это значило.
Минуты через три подкатила пустая машина, и лицо шофёра сразу перекосилось, лишь только он увидел пассажира
(во все времена в СССР таксисты, как редкие представители полулегального частного предпринимательства, терпеть не могли проверяющих, контролирующих представителей власти с полными портфелями изъятых ими бумаг, чаще всего эти ребята ездили по служебным удостоверениям бесплатно, отказывать им водители такси права не имели).
- Свободна машина? - изумлённо кашлянув, спросил Василий Степанович
(он отвозит деньги в Зрелищную комиссию постоянно, согласно инструкции, его удивляет неприветливость шофёра, который, наоборот, всегда должен быть заинтересован в солидном, с деньгами, клиенте).
- Деньги покажите, - со злобой ответил шофёр, не глядя на пассажира.
Всё более поражаясь, бухгалтер, зажав драгоценный портфель под мышкой, вытащил из бумажника червонец и показал его шофёру.
- Не поеду! - кратко сказал тот
(многократно хвалённый конвертируемый советский червонец так безжалостно высмеивает автор, подозреваю, какую лютую ненависть вызывали они у него, советского интеллигента-писателя, часто и не по своей воле безработного и вследствие этого без средств к существованию).
- Я извиняюсь... - начал было бухгалтер, но шофер его перебил:
- Трёшки есть?
(более 20 лет спустя при деноминации денег в 1960-ых годах все бумажные деньги номиналом более 10 рублей сократят свою стоимость в 10 раз, а все металлические монеты останутся в прежнем номинале, это позволит некоторым предприимчивым людям в одночасье увеличить свой капитал в 10 раз, даже и не знаю я, откуда узнал о надежности более мелких купюр М.А.Булгаков, видимо, природная сметливость русского человека подсказала)
Совершенно сбитый с толку
(автор, описывая несколько бестолкового человека в образе Василия Степановича, сознательно вводит нас в заблуждение, очень трудно сбить с толку аккуратного, исполнительного, добросовестного человека, обычно такие люди очень серьёзны и замкнуты),
бухгалтер вынул из бумажника две трёшки и показал шофёру.
- Садитесь, - крикнул тот и хлопнул по флажку счётчика так, что чуть не сломал его. Поехали.
- Сдачи, что ли, нету? - робко спросил бухгалтер.
- Полный карман сдачи! - заорал шофёр, и в зеркальце отразилась его наливающиеся кровью глаза
(проводимые в одночасье денежные реформы, именно таксистов делали заложниками изменений в сфере обращения денежных знаков).
- Третий случай со мною сегодня. Да и с другими то же было. Даёт какой-то сукин сын червонец, я ему сдачи - четыре пятьдесят.... Вылез, сволочь! Минут через пять смотрю: вместо червонца бумажка с нарзанной бутылки! - Тут шофёр произнёс несколько непечатных слов. - Другой - за Зубовской
(уверен, что какой-то известный то ли юридический, то ли архивный отдел НКВД располагался в те годы по указанному адресу).
Червонец. Даю сдачи три рубля. Ушёл! Я полез в кошелёк, а оттуда пчела - тяп за палец! Ах ты!.. - шофёр опять вклеил непечатные слова. - А червонца нету. Вчера в этом Варьете(непечатные слова) какая-то гадюка-фокусник
(даже представить себе не могу, что бы сделали с М.А.Булгаковым чекисты, если бы они только подумали бы, что эти слова могут быть адресованы в 1930-ых годах их дорогому и любимому вождю Воланду-Сталину)
сеанс с червонцами сделал (непечатные слова)..."
Необходимое дополнение.
Деньги, которые будет сдавать бухгалтер Василий Степанович Ласточкин, а также 400 рублей, полученные Никанором Ивановичем, не исчезают.
Изменяются червонцы только тогда, когда они появляются от рядовых сотрудников НКВД. В буфете недостача в 109 рублей образовалась после посещения его молодым и пожилым людьми во время сеанса в Варьете, думаю, очевидно, что это были чекисты. Исчезают червонцы у таксистов после поездок людей с портфелями из театра Варьете. У профессора Кузьмина три червонца, оставленные буфетчиком Андреем Фокичем Соковым, преобразуются в этикетки от шампанского Абрау-Дюрсо, а затем в чёрного котёнка с блюдечком, и потом снова в этикетки. Эти перемены связаны с наличием в квартире профессора пьяных сотрудников НКВД.
По всей видимости, М.А.Булгаков издевается над финансовой системой в СССР, когда какие-то бумажки, расписки и всякая другая бумажная дрянь подменяли собой реальные денежные знаки, и не только использовались по прямому назначению , но и даже имели некоторое хождение в стране.
Продолжим.
"Бухгалтер обомлел, съёжился и сделал такой вид, как будто и самое слово "Варьете" он слышит впервые, а сам подумал: "Ну и ну!.."
(удивляясь тому, что сама власть использует мошеннические механизмы в обращении с денежными знаками).
Приехав куда нужно, расплатившись благополучно, бухгалтер вошёл в здание и устремился по коридору туда, где находился кабинет заведующего, и уже по дороге понял, что попал не вовремя. Какая-то суматоха царила в канцелярии Зрелищной комиссии. Мимо бухгалтера пробежала курьерша со сбившимся на затылок платочком и с вытаращенными глазами.
- Нету, нету, нету, милые мои! - кричала она, обращаясь неизвестно к кому. - Пиджак и штаны тут, а в пиджаке никого нету!
(автор описывает какой-то чудовищный дебош с раздеванием высокого начальства, похабными действиями относительно женщин Зрелищной комиссии),
Она скрылась в какой-то двери, и тут же за ней послышались звуки битья посуды. Из секретарской комнаты выбежал знакомый бухгалтеру заведующий первым сектором комиссии, но был в таком состоянии, что бухгалтера не узнал, и скрылся бесследно.
Потрясённый всем этим бухгалтер дошёл до секретарской комнаты, являвшейся преддверием кабинета председателя комиссии, и здесь окончательно поразился.
Из-за закрытой двери кабинета доносился грозный голос, несомненно принадлежащий Прохору Петровичу, председателю комиссии. "Распекает, что ли, кого?" - подумал смятённый бухгалтер и, оглянувшись, увидел другое: в кожаном кресле, закинув голову на спинку, безудержно рыдая, с мокрым платком в руке, лежала, вытянув ноги почти до середины секретарской, личный секретарь Прохора Петровича, красавица Анна Ричардовна
(мне представляется, что в такой позе красавица секретарь лежит после совершённых над нею насильно развратных действий "толстяком с кошачьей мордой", оскорблённого пренебрежительным к себе отношением).
Весь подбородок Анны Ричардовны был вымазан губной помадой
(обычно губной помадой вымазывается подбородок после страстных поцелуев),
а по персиковым щекам ползли с ресниц черные потоки раскисшей краски.
Увидев, что кто-то вошел, Анна Ричардовна вскочила, кинулась к бухгалтеру, вцепилась в лацканы его пиджака, стала трясти бухгалтера и кричать:
- Слава богу! Нашелся хоть один храбрый! Все разбежались, все продали!
(попрятались все сотрудники от распоясавшегося кота Бегемота, испугавшись произвола шефа НКВД)
Идемте, идемте к нему, я не знаю, что делать! - И, продолжая рыдать, она потащила бухгалтера в кабинет.
Попав в кабинет, бухгалтер первым долгом уронил портфель, и все мысли в его голове перевернулись кверху ногами. И надо сказать было от чего.
За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстуке, из кармашка костюма торчало самопишушее перо, но над воротником не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук
(подвергнув личному обыску и раздев донага Прохора Петровича, облачившись сам в его одежды, маленький кот Бегемот, незаметный в солидном костюме Китайцева, сидит за столом и, подражая голосу и манерам председателя, раздает распоряжения и ставит необходимые резолюции на документах).
Костюм был погружен в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царила кругом. Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в кресле, и над воротником прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Петровича: