Урманбаев Ержан Бахытович : другие произведения.

Извлечение Мастера. Глава 24

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Версия сибирского аборигена
   В спальне Воланда все оказалось, как было до бала. Воланд в сорочке сидел на постели, и только Гелла не растирала ему ногу, а на столе, там, где раньше играли в шахматы
  
  (один и тот же стол служит и для еды и для настольных игр, как это принято у ленивой черни, но совершенно несвойственно всесильному владыке, коим хочется казаться Воланду),
  
  накрывала ужин. Коровьев и Азазелло, сняв фраки, сидели у стола, и рядом с ними, конечно, помещался кот, не пожелавший расстаться со своим галстуком, хоть тот и превратился в совершеннейшую грязную тряпку
  
  (вид кота и его нежелание расстаться с болтающимся на его шее предметом туалета в непристойном состоянии говорит за то, что он безобразно пьян).
  
   Маргарита, шатаясь
  
  (после причащения свежей кровью её всё ещё мутит и раскачивает),
  
  подошла к столу и оперлась на него. Тогда Воланд поманил ее, как и тогда, к себе и показал, чтобы она села рядом.
  
   Необходимое дополнение.
  
  Тогда, в главе 22, это было так.
  
  "Он протянул руку и поманил к себе Маргариту. Та подошла, не чувствуя пола под босыми ногами. Воланд положил свою тяжелую, как будто каменную, и в то же время горячую, как огонь, руку на плечо Маргариты, дернул ее к себе и посадил на кровать рядом с собою".
  
  Так ведут себя не самые "крутые" криминальные авторитеты с проститутками, такое поведение недостойно благородного человека.
  
  "- Ну, уж если вы так очаровательно любезны, - проговорил он, - а я другого ничего и не ожидал, так будем без церемоний".
  
  Попросту не знает никаких способов ухаживаний за приличными женщинами любитель королевских кровей.
  
   Продолжим.
  
  "- Ну что, вас очень измучили? - спросил Воланд
  
  (допустимо ли, благородно ли, прилично ли задавать подобный вопрос, видя как человек шатается от усталости, пытаясь услужить вам; ясно, что не от избытка сочувствия или милосердия спрашивает Воланд, а провоцируя унизительную жалость к себе, стремясь заставить лепетать Маргариту слова жалоб, просьбу о пощаде; для очередного ощущения собственного могущества, даже в глазах полностью зависимой от вас женщины; желание тщеславного рабовладельца получать удовольствие от ползающей перед ним в слезах рабыни).
  
  - О нет, мессир, - ответила Маргарита, но чуть слышно
  
  (нет сил у Маргариты для того, чтобы просто говорить; да и горда и умна она, чтобы просить безжалостного и коварного вождя о чём бы то ни было).
  
  - Ноблесс оближ, - заметил кот и налил Маргарите какой-то прозрачной жидкости в лафитный стакан".
  
   Необходимое дополнение.
  
  В переводе с французского языка "noblesse oblige" означает: "Положение обязывает".
  У кота Бегемота нет никакого положения, и никто его ни к чему не обязывает. Он пьян вдрызг, и поэтому, желая угодить хозяину, повторяет иностранные слова, как-то невзначай услышанные им в аналогичных обстоятельствах, от кого-то из образованных знакомых ему людей, а точнее царских офицеров, служащих ещё или служивших советскому режиму. Могу лишь предположить, что такая присказка могла принадлежать какой-нибудь известной жертве "ежовщины" из числа советских военных начальников.
  
   Продолжим.
  
  "- Это водка? - слабо спросила Маргарита
  
  (что ещё за напиток может разливать пьяный человек?).
  
  Кот подпрыгнул на стуле от обиды
  
  (пользуясь наивностью Маргариты, для очередной демонстрации своего шутовского остроумия Воланду).
  
  - Помилуйте, королева, - прохрипел он, - разве я позволил бы себе налить даме водки?
  
  (только весьма экзальтированные дамы могут пить спирт).
  
  Это чистый спирт!
  Маргарита улыбнулась
  
  (принимая слова Бегемота за "чистую монету")
  
  и сделала попытку отодвинуть от себя стакан.
  - Смело пейте, - сказал Воланд, и Маргарита тотчас взяла стакан в руки. - Гелла, садись
  
  (нельзя обделять вниманием наиболее преданных рабов),
  
  - приказал Воланд и объяснил Маргарите: - Ночь полнолуния - праздничная ночь, и я ужинаю в тесной компании приближенных и слуг. Итак, как чувствуете вы себя? Как прошел этот утомительный бал?
  - Потрясающе! - затрещал Коровьев
  
  (он, видя нежелание Маргариты раболепствовать, восхищаясь праздником, перед Воландом, решает сам подобострастно подменить её, благо это хороший повод обратить на себя отнюдь не лишний ему взгляд хозяина),
  
   - Все очарованы, влюблены, раздавлены! Сколько такта, сколько умения, обаяния и шарма!
  Воланд молча поднял стакан и чокнулся с Маргаритой. Маргарита покорно выпила, думая, что тут же ей и будет конец от спирта
  
  (как реагирует любой неподготовленный человек на попытку в первый раз в жизни выпить спирт, нужно ли это объяснять?).
  
  Но ничего плохого не произошло. Живое тепло потекло по ее животу, что-то мягко стукнуло в затылок, вернулись силы, как будто она встала после долгого освежающего сна, кроме того, почувствовала волчий голод. И при воспоминании о том, что она не ела ничего со вчерашнего утра, он еще более разгорелся. Она стала жадно глотать икру".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Юная Маргарита никогда не пила ни водки, ни спирта. Поэтому хорошо описанная М.А.Булгаковым приятная легкость, свойственная действию хорошей водки, она принимает, со слов Бегемота, за ощущения, возникающие от выпитого спирта.
  И можно ли сохраняя ощущения в желудке и голове, потерять их во рту и глотке?!
  Любой когда-либо пивший водку и спирт человек без труда различит возникающие после выпитой рюмки последствия.
  Кот врет, говоря, что налил даме чистый спирт. Он налил ей водку.
  Маргариту продолжают совращать веселая компания, приучая пить крепкие спиртные напитки. Ей, конечно, всё быстро разъяснят, но чуть позже:
  
  "- А скажите, - обратилась Марго, оживившаяся после водки, к Азазелло...".
  
  Попивает водочку наша героиня. М.А.Булгаков совершенно определённо утверждает это.
  
   Продолжим.
  
  "Бегемот отрезал кусок ананаса, посолил его, поперчил
  
  (кулинарные изыски кота - это "чёрный" юмор автора над интеллектуальным уровнем Н.И.Ежова, над чревоугодием большевиков),
  
   съел и после этого так залихватски тяпнул вторую стопку спирта, что все зааплодировали.
  После второй стопки
  
  (не скоро бы захотела она прикоснуться к рюмке после глотка спирта),
  
   выпитой Маргаритой, свечи в канделябрах разгорелись поярче, и в камине прибавилось пламени. Никакого опьянения Маргарита не чувствовала
  
  (после спирта на пустой желудок девушке, да и не только ей, просто снесло бы опьянением весь мыслительный процесс),
  
   кусая белыми зубами мясо, Маргарита упивалась текущим из него соком и в то же время смотрела, как Бегемот намазывает горчицей устрицу.
  - Ты еще винограду сверху положи, - тихо сказала Гелла, пихнув в бок кота
  
  (даже повидавшую много всякого извращения женщину, возмущают мало аппетитные бутерброды Бегемота).
  
  - Попрошу меня не учить, - ответил Бегемот, - сиживал за столом, не беспокойтесь, сиживал!
  
  (очень заметно, где сиживал он и с кем - не с Полиграф Полиграфовичем Шариковым у профессора Преображенского в гостях?)
  
  - Ах, как приятно ужинать вот этак, при камельке, запросто, - дребезжал Коровьев
  
  (он весь роман говорит дрожащим голосом, то ли от страха, то ли демонстрируя чрезвычайный эмоциональный темперамент и неравнодушие),
  
  - в тесном кругу...
  - Нет, Фагот, - возражал кот, - бал имеет свою прелесть и размах
  
  (Бегемоту, как и типичному деклассированному элементу, было бы что выпить, а повод не важен).
  
  - Никакой прелести в нем нет и размаха тоже, а эти дурацкие медведи, а также и тигры в баре своим ревом едва не довели меня до мигрени, - сказал Воланд
  
  (никаких удовольствий не видит он в развлечениях тупой, неграмотной толпы, под хищниками М.А.Булгаков, вероятно, подразумевает выступления видных деятелей СССР во время официального чествования).
  
  - Слушаю, мессир, - сказал кот, - если вы находите, что нет размаха, и я немедленно начну придерживаться того же мнения
  
  (безмерное и унизительное послушание и лизоблюдство, вот характерные черты кота Бегемота).
  
  - Ты смотри! - ответил на это Воланд
  
  (без нужды ему его мнение).
  
  - Я пошутил, - со смирением сказал кот, - а что касается тигров, то я велю их зажарить
  
  (немало самых прославленных командармов Красной Армии разоблачил, замучил в застенках НКВД и расстрелял Н.И.Ежов в 1937 и в 1938 годах).
  
  
  - Тигров нельзя есть, - сказала Гелла
  
  (это смотря, что называть едой).
  
  - Вы полагаете? Тогда прошу послушать, - отозвался кот и, жмурясь от удовольствия, рассказал о том, как однажды он скитался в течение девятнадцати дней в пустыне и единственно, чем питался, это мясом убитого им тигра
  
  (так раскрывает М.А.Булгаков задачу, ради которой был нужен в советском правительстве этот полуграмотный, глупый, но абсолютно послушный и исполнительный проходимец).
  
  Все с интересом прослушали это занимательное повествование, а когда Бегемот кончил его, все хором воскликнули:
  - Вранье!
  - И интереснее всего в этом вранье то, - сказал Воланд, - что оно - вранье от первого до последнего слова
  
  (вот ключевые слова романа, тот зашифрованный механизм, посредством которого я, имею честь, раскрывать читателям истинное содержание книги).
  
  - Ах так? Вранье? - воскликнул кот, и все подумали, что он начнет протестовать
  
  (возмущаться тем, что он сам сфальсифицировал глупо),
  
  но он только тихо сказал: - История рассудит нас
  
  (я верю, что пришло то время, когда суд истории воздаст должное роману М.А.Булгакова, и очень надеюсь, что наступит время, когда состоится суд над кровавыми делами Коммунистической партии Советского Союза во главе с её вождями).
  
  - А скажите, - обратилась Марго, оживившаяся после водки
  
  (никакого спирта нет, для не согласных со мной автор говорит прямым текстом),
  
  к Азазелло, - вы его застрелили, этого бывшего барона?
  - Натурально, - ответил Азазелло, - как же его не застрелить?
  
  (очевидно, что надо убивать нежелательных свидетелей своих преступлений).
  
  Его обязательно надо было застрелить.
  - Я так взволновалась! - воскликнула Маргарита, - это случилось так неожиданно.
  - Ничего в этом нет неожиданного
  
  (самое обычное плановое действие совершил палач, ликвидировав барона),
  
  - возразил Азазелло, а Коровьев завыл
  
  (он плачет, предчувствуя свою судьбу)
  
  и заныл:
  - Как же не взволноваться? У меня у самого поджилки затряслись! Бух! Раз! Барон на бок!
  - Со мной едва истерика не сделалась, - добавил кот, облизывая ложку с икрой
  
  (истерика однако не портит никак его аппетит).
  
  - Вот что мне непонятно, - говорила Маргарита, и золотые искры от хрусталя прыгали у нее в глазах, - неужели снаружи не было слышно музыки и вообще грохота этого бала?
  - Конечно, не было слышно, королева, - объяснял Коровьев, - это надо делать так, чтобы не было слышно
  
  (убийство барона не должно вызвать никакой шумихи, несмотря на его известность и многочисленные связи).
  
  Это поаккуратнее надо делать.
  - Ну да, ну да... А то ведь дело в том, что этот человек на лестнице...
  
  (наивно, чуть опьянев, полагая, что встреченные ими по пути сюда люди, не предохраняют хозяина от незваных гостей, а. наоборот, наблюдают за ним),
  
  а Вот когда мы проходили с Азазелло... И другой у подъезда... Я думаю, что он наблюдал за вашей квартирой...
  - Верно, верно! - кричал Коровьев, - верно, дорогая Маргарита Николаевна! Вы подтверждаете мои подозрения! Да, он наблюдал за квартирой! Я сам было принял его за рассеянного приват-доцента или влюбленного, томящегося на лестнице
  
  (трудно представить, как штатные чекисты изображают из себя описанных господ, только больная фантазия Фагота могла предположить такое поведение охранников).
  
   Но нет, нет! Что-то сосало мое сердце! Ах, он наблюдал за квартирой! И другой у подъезда тоже! И тот, что был в подворотне, то же самое!
  - А вот интересно, если вас придут арестовывать? - спросила Маргарита
  
  (конечно, она не может спутать сотрудников НКВД с кем-то другими).
  
  - Непременно придут, очаровательная королева, непременно! - отвечал Коровьев, - чует сердце, что придут, не сейчас, конечно, но в свое время обязательно придут. Но полагаю, что ничего интересного не будет
  
  (М.А.Булгаков прямым текстом заявляет будущее руководителей НКВД, в лице Коровьёва и кота Бегемота, их судьба определена здесь).
  
  - Ах, как я взволновалась, когда этот барон упал, - говорила Маргарита, по-видимому, до сих пор переживая убийство, которое она видела впервые в жизни
  
  (тут М.А.Булгаков подчёркивает девятнадцатилетний возраст Маргариты и время действия, 1926 год; тридцатилетней женщине в 1937 году не может быть ничего трогательного в чужой смерти).
  
  - Вы, наверное, хорошо стреляете?
  
  (какая меткость и какое мастерство нужны при расстреле?)
  
  - Подходяще, - ответил Азазелло.
  - А на сколько шагов? - задала Маргарита Азазелло не совсем ясный вопрос
  
  (палачи стреляют своих жертв в упор).
  
  - Во что, смотря по тому, - резонно ответил Азазелло, - одно дело попасть молотком в стекло критику Латунскому и совсем другое дело - ему же в сердце
  
  (не простой разбой является целью советской власти, но мировоззрение людей, их суть, их душа, то, что и составляет истинного человека).
  
  - В сердце! - воскликнула Маргарита, почему-то берясь за свое сердце
  
  (так М.А.Булгаков указывает то, что Маргарита осознанно отдаёт душу дьяволу в лице советской власти, так автор фиксирует её вербовку в сотрудники НКВД),
  
  - в сердце! - повторила она глухим голосом.
  - Что это за критик Латунский? - спросил Воланд, прищурившись на Маргариту
  
  (ей дают понять, что право разнести "Дом Драмлита" - есть её награда за согласие провести этот праздник с ними, её приманка, её зашифрованная автором невидимость для правосудия).
  
  Азазелло, Коровьев и Бегемот как-то стыдливо потупились
  
  (они делают вид, что стесняются своей детской шалости: разрешить избранной хозяином для развлечения в этот день девице маленькую вольность, каковой они считают разгром писательского дома),
  
  а Маргарита ответила
  
  (теперь уже ей стыдно, ибо она понимает, что разгром квартир, устроенный ею в "Доме Драмлита", был специально спровоцирован Азазелло, чтобы руками Маргариты указать зарвавшимся "писакам", устраивающим демонстрации в центре Москвы, их место)
  
  краснея:
  - Есть такой один критик. Я сегодня вечером разнесла всю его квартиру
  
  (всё это организовано напоказ для того, чтобы можно было преподнести этот разгром, как справедливый гнев возмущённых похоронами М.А.Берлиоза трудящихся, для организации публичного процесса над теми тремястами литераторов, что знает в лицо Азазелло и что вышли проводить в последний путь маститого литератора, известного всей Москве и, вероятно, всему свету).
  
  - Вот тебе раз! А зачем же?
  - Он, мессир, - объяснила Маргарита, - погубил одного мастера
  
  
  (она пытается оправдать себя, так как мастера погубил не он).
  
  - А зачем же было самой-то трудиться? - спросил Воланд
  
  (не интересуясь мастером, потому что трудно не знать автора, зубря наизусть его тексты; как бы не понимая тонкой игры своих сотрудников, спрашивает Воланд, на самом деле его служащие не способны делать ничего без его ведома).
  
  - Разрешите мне, мессир, - вскричал радостно кот
  
  (у Бегемота нет выбора, он, как пионер, всегда готов, но его услуги уже не нужны),
  
  вскакивая.
  - Да сиди ты, - буркнул Азазелло, вставая, - я сам сейчас съезжу...
  
  (думаю, что нет секрета в том, что к ним они позже съёздили).
  
  - Нет! - воскликнула Маргарита, - нет, умоляю вас, мессир, не надо этого
  
  (она поняла, что была просто марионеткой в руках опытных кукловодов, и сама вступает в защиту того, кого недавно считала своим злейшим врагом).
  
  - Как угодно, как угодно
  
  (это М.А.Булгаков подтверждает, что хозяин в курсе того, с кем предлагает расправиться его свита, ибо только он владеет правом принимать решение),
  
  - ответил Воланд, а Азазелло сел на свое место".
  
   Необходимое дополнение.
  
  "Азазелло, Коровьев и Бегемот"
  
  - изменилась иерархия в руководстве НКВД, указывает нам автор.
  
  В главе 7 они появлялись в другой последовательности. Первым был Коровьёв, вторым - кот Бегемот и только третьим - Азазелло. Пожалуй, впервые в романе Азазелло ведёт себя не как рядовой исполнитель, но как суровый начальник.
  
  " - Не так сидим!" - сказал бы незабвенный Борис Николаевич Ельцин, первый президент свободной России, оставаясь в плену прежних номенклатурных понятий о субординации.
  
   Продолжим.
  
  "- Так на чем мы остановились, драгоценная королева Марго? - говорил Коровьев. - Ах да, сердце. В сердце он попадает, - Коровьев вытянул свой длинный палец по направлению Азазелло, - по выбору, в любое предсердие сердца или в любой из желудочков
  
  (до мозга костей, в самое нутро человеческой души забираются товарищи чекисты по собственному желанию, без спроса на то и разрешения).
  
  Маргарита не сразу поняла, а поняв, воскликнула с удивлением:
  - Да ведь они же закрыты!
  
  (не про пули беседуют они, для свинца всё равно куда пробить дырку, но про живую человеческую душу).
  
  - Дорогая, - дребезжал Коровьев, - в том-то и штука, что закрыты! В этом-то вся и соль! А в открытый предмет может попасть каждый!
  
  (перестрелять людей просто, он объясняет Маргарите, что трудно перевоспитать, переделать; благородство своих целей разъясняет Коровьёв ей; те самые благие намерения, которыми устлана дорога в ад).
  
  Коровьев вынул из ящика стола семерку пик, предложил ее Маргарите, попросив наметить ногтем одно из очков. Маргарита наметила угловое верхнее правое
  
  (теперь следует демонстрация технологии перевоспитания трудящихся масс).
  
  Гелла спрятала карту под подушку, крикнув:
  - Готово!
  Азазелло, который сидел отвернувшись от подушки, вынул из кармана фрачных брюк черный автоматический пистолет, положил дуло на плечо и, не поворачиваясь к кровати
  
  (как известно, целясь через плечо, глядя в зеркало, стрелял популярный виртуоз-стрелок в яблоко на голове помощника, но Азазелло пуляет вообще не целясь, в никуда, с тем же успехом он мог бы стрелять и без автоматического пистолете и с закрытыми глазами, М.А.Булгаков изображает простое мошенничество, фокус, подобный тому, что устраивали Коровьёв и кот Бегемот в театре Варьете),
  
  выстрелил, вызвав веселый испуг в Маргарите
  
  (когда в небольшом и замкнутом пространстве стреляют не целясь, то возможен любой рикошет, это может испугать кого угодно).
  
  Из-под простреленной подушки вытащили семерку. Намеченное Маргаритой очко было пробито
  
  (но фокус разучен, Азазелло стрелял в подушку, на малом расстоянии в такую цель попадёт всякий).
  
  - Не желала бы я встретиться с вами, когда у вас в руках револьвер, - кокетливо поглядывая на Азазелло, сказала Маргарита
  
  (она заигрывает с ним, понимая изменение его статуса в иерархии советской власти, раньше он вызывал у неё отвращение).
  
  У неё была страсть ко всем людям, которые делают что-либо первоклассно
  
  (беззастенчиво врёт "правдивый повествователь": так, как стреляет Азазелло может пулять любой, главная тут Гелла, которая подменяет карту).
  
  - Драгоценная королева, - пищал Коровьев
  
  (он не владеет своим языком, автор постоянно подчёркивает, что он коверкает свою речь, все его слова лживы, лицемерны),
  
  - я никому не рекомендую встретиться с ним, даже если у него и не будет никакого револьвера в руках! Даю слово чести бывшего регента и запевалы, что никто не поздравил бы этого встретившегося
  
  (отнюдь не только пистолетом орудует в своих застенках, тюрьмах, лагерях и зонах сотрудники НКВД).
  
  Кот сидел насупившись
  
  (видимо, автор подсказывает читателю, что номер со стрельбой не глядя сквозь подушку, придуман в свою бытность Бегемотом)
  
   во время этого опыта со стрельбой и вдруг объявил:
  - Берусь перекрыть рекорд с семеркой
  
  (интересно, как здесь измеряются рекорды и в чём?).
  
  Азазелло в ответ на это что-то прорычал
  
  (при повторениях фокус легче раскусить, но не это напрягает Азазелло, ему непонятно, что задумал кот, какую каверзу?).
  
  Но кот был упорен и потребовал не один, а два револьвера. Азазелло вынул второй револьвер из второго заднего кармана брюк и вместе с первым, презрительно кривя рот
  
  (пока ещё номинально Бегемот остаётся его руководителем; с августа 1936 года по декабрь 1938 года Л.П.Берия исполняет роль первого заместителя наркома внутренних дел Н.И.Ежова),
  
  протянул их хвастуну. Наметили два очка на семерке. Кот долго приготовлялся, отвернувшись от подушки. Маргарита сидела, заткнув пальцами уши
  
  (она тоже показывает пренебрежение котом, подыгрывая Азазелло),
  
  и глядела на сову
  
  (ещё одна аллегория автора, ночной охотник за полевыми мышами, сродни коту Бегемоту, то есть его выдвиженец, но, ради показной бдительности и своей бескомпромиссной жестокости, он жертвует и своим товарищем),
  
  дремавшую на каминной полке. Кот выстрелил из обоих револьверов, после чего сейчас же взвизгнула Гелла, убитая сова упала с камина
  
  (птица сидела на камине возле часов и в главе 18, кстати, описание комнаты разбросано по роману в главах 18, 22 и 24, судя по совпадающим предметам интерьера, это одна и та же комната; также стоит отметить, что камин с совой и кровать с подушками находятся в разных углах комнаты, это значит, что кот стрелял не в подушку)
  
  и разбитые часы остановились
  
  (но разве не стоят часы времени с 1917 года?).
  
   Гелла, у которой одна рука была окровавлена, с воем вцепилась в шерсть коту, а он ей в ответ в волосы, и они, свившись в клубок, покатились по полу
  
  (эта драка признак существования между совой и Геллой личных симпатий).
  
  Один из бокалов упал со стола и разбился.
  - Оттащите от меня взбесившуюся чертовку! - завывал кот, отбиваясь от Геллы, сидевшей на нем верхом
  
  (ещё одна издёвка автора над незадачливым Н.И.Ежовым, неспособным физически справиться самостоятельно даже с женщиной).
  
   Дерущихся разняли. Коровьев подул на простреленный палец Геллы, и тот зажил
  
  (кровь, что по воле М.А.Булгакова, была на Гелле явно не её, это брызнувшая при попадании из совы струя запачкала руку Геллы).
  
  - Я не могу стрелять, когда под руку говорят! - кричал Бегемот и старался приладить на место выдранный у него на спине громадный клок шерсти
  
  (а вот за волосы Гелла его отодрала совсем не понарошку).
  
  - Держу пари, - сказал Воланд, улыбаясь Маргарите, - что он проделал эту штуку нарочно. Он стреляет порядочно
  
  (в обычной манере, словами удовлетворённого произошедшим на его глазах убийством Воланда, автор подчёркивает не случайность поражённых Бегемотом целей).
  
  Гелла с котом помирились, и в знак этого примирения они поцеловались
  
  (стрельба, убийство, улыбающийся Воланд, что может быть приятнее для рабов, как не радость доставленная ими всемогущему хозяину).
  
  Достали из-под подушки карту, проверили. Ни одно очко, кроме того, что было прострелено Азазелло, не было затронуто
  
  (некогда и некому было подменять карту под подушкой, раннее это делала Гелла).
  
  - Этого не может быть, - утверждал кот, глядя сквозь карту на свет канделябра.
  Веселый ужин продолжался
  
  (трапеза с убийством и дракой в романе у М.А.Булгакова называется весельем; так он обозначает образцы новейших развлечений для подражания всем гражданам России).
  
  Свечи оплывали в канделябрах, по комнате волнами распространялось сухое, душистое тепло от камина
  
  (тут автор вставляет своё указание на то, что камин не просто горит, но очень прилично обогревает комнату, что в якобы задыхающейся от жары Москве было бы нестерпимым, снова подсказывает М.А.Булгаков, что холодно в городе).
  
  Наевшуюся Маргариту охватило чувство блаженства. Она глядела, как сизые кольца от сигары Азазелло
  
  (дым расходится в комнате после выстрелов, нигде в романе не указано пристрастие Азазелло к сигарам)
  
  уплывали в камин и как кот ловит их на конец шпаги. Ей никуда не хотелось уходить, хотя и было, по ее расчетам, уже поздно. Судя по всему, время подходило к шести утра
  
  (почти уже шесть часов, как это бывало постоянно на Ближней даче у Воланда-Сталина, они гуляют за праздничным столом, это ещё один образец нравственного поведения, засиживаться до утра, до упаду).
  
  Воспользовавшись паузой, Маргарита обратилась к Воланду и робко сказала:
  - Пожалуй, мне пора... Поздно
  
  (скорее рано, в мае в шесть часов утра уже светло, как днём).
  
  - Куда же вы спешите?
  
  (хороша спешка в шесть часов утра, он издевается над Маргаритой)
  
  - спросил Воланд вежливо, но суховато. Остальные промолчали, делая вид, что увлечены сигарными дымными кольцами
  
  (в такое время никому ни до кого нет дела, потому что все хотят спать, тем более, когда говорит хозяин).
  
  - Да, пора, - совсем смутившись от этого, повторила Маргарита и обернулась, как будто ища накидку или плащ. Ее нагота вдруг стала стеснять ее
  
  (как обычно, люди утром трезвеют и с похмелья им стыдно за то, что они вытворяли спьяну вечером).
  
  Она поднялась из-за стола. Воланд молча снял с кровати свой вытертый и засаленный халат
  
  (описываемая вещь столь грязна и стара, что невольно брезгуешь ею, халат напоминает рваньё, в котором ходят по улицам люмпен пролетариат)
  
  а Коровьев набросил его Маргарите на плечи
  
  (в таком виде она напоминает потрёпанную "бомжиху", разве что не хватает выбитых зубов и синяков на лице; накинутая хозяйская вещь указывает читателям интимный, супружеский характер отношений Воланда и Маргариты).
  
  - Благодарю вас, мессир, - чуть слышно сказала Маргарита и вопросительно поглядела на Воланда. Тот в ответ улыбнулся ей вежливо и равнодушно
  
  (таким поведением засидевшихся гостей выпроваживают).
  
  Черная тоска как-то сразу подкатила к сердцу Маргариты. Она почувствовала себя обманутой
  
  (мне представляется, что М.А.Булгаков здесь описывает утреннюю реакцию проститутки, которой не хотят платить, а она забыла вечером оговорить стоимость своих ночных забав).
  
  Никакой награды за все ее услуги на балу никто, по-видимому, ей не собирался предлагать, как никто ее и не удерживал. А между тем ей совершенно ясно было, что идти ей отсюда больше некуда. Мимолетная мысль о том, что придется вернуться в особняк, вызвала в ней внутренний взрыв отчаяния
  
  (ради этой встречи она подписала все отказные документы, возврата назад нет не по причине её нежелания вернуться, а потому что она сама заранее по собственному желанию "сожгла мосты", соединяющие её с прошлым, теперь перед Маргаритой только одна перспектива, улица, а на ней идут страшные годы).
  
  Попросить, что ли, самой, как искушающе советовал Азазелло в Александровском саду?
  
  (совет тогда звучал так:
  
  "Сидите здесь на скамейке одна и умоляйте его, чтобы он отпустил вас на свободу, дал дышать воздухом, ушёл бы из памяти!") "Нет, ни за что", - сказала она себе
  
  (даже в таком абсолютно отчаянном и безнадёжном положении гордая и воспитанная женщина удерживается от унизительной мольбы о милосердии к себе, к мастеру, как это бесчисленно делает кот Бегемот, везде, вставляя свою персону и свои возможные услуги, пытаясь выслужить, вымолить себе прощение).
  
  - Всего хорошего, мессир, - произнесла она вслух, а сама подумала: "Только бы выбраться отсюда, а там уж я дойду до реки и утоплюсь"
  
  (вот какую перспективу оставила себе Маргарита в случае своей неудачи; многие достойные женщины не желая идти по рукам действительно топились).
  
  - Сядьте-ка, - вдруг повелительно сказал Воланд.
  Маргарита изменилась в лице и села
  
  (как тут не меняться в лице, когда уже стоишь перед дверью в "никуда", в пустоту, в "вечность", как пишет в романе М.А.Булгаков).
  
  - Может быть, что-нибудь хотите сказать на прощанье?
  - Нет, ничего, мессир, - с гордостью ответила Маргарита
  
  (я не могу себе представить, как она могла сохранить, после всего перенесённого ею, своё достоинство, я бы, почти наверняка, не смог, но таковой - изнасилованной, в накинутом вонючем тряпьё видел облик своей новейшей России, М.А.Булгаков),
  
  - кроме того, что если я еще нужна вам, то я готова охотно исполнить все, что вам будет угодно. Я ничуть не устала и очень веселилась на балу
  
  (веселились, быть может, другие, Маргарита всю ночь умывалась кровью и подвергалась насилию).
  
  Так что, если бы он и продолжался еще, я охотно предоставила бы мое колено для того, чтобы к нему прикладывались тысячи висельников и убийц
  
  (она готова вести и дальше приём всех невинно истязаемых людей),
  
  - Маргарита глядела на Воланда, как сквозь пелену, глаза ее наполнялись слезами
  
  (она исполнена жалости ко всему увиденному, пережитому ею за эту ночь кошмару, что творится в СССР).
  
  - Верно! Вы совершенно правы! - гулко и страшно прокричал Воланд
  
  (не получив от Маргариты желаемого унизительного лепета, мольбы, Воланд-Сталин снова набрасывается на неё с угрожающим воплем, желая звуком своего голоса добиться покорности и сломать её характер),
  
  - так и надо!
  - Так и надо! - как эхо, повторила свита Воланда
  
  (подпевалы давно трепещут от страха при виде разъярённого хозяина).
  
  - Мы вас испытывали, - продолжал Воланд, - никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!"
  
   Необходимое дополнение.
  
  Никогда в истории человечества сильные не давали слабым ничего, даже пощады, без просьб и прошений. Я могу вспомнить только триста спартанцев, что своей отвагой заставили развернуться целую армию.
  Лишь путём протеста и обращений к общественному мнению сирые и обездоленные, инвалиды и пенсионеры получают от своих правительств льготы и пособия. Для всех диктаторов во все времена идеальным рабом или подданным считается тот, кто не ропщет и верно служит, оставляя владыке право выбора, кого награждать, кого наказывать.
  В современных цивилизованных странах это право принадлежит закону, перед которым должны быть равны все - и всемогущий император и последний нищий бродяга.
  
   Продолжим.
  
  "Садитесь, гордая женщина! - Воланд сорвал тяжелый халат с Маргариты, и опять она оказалась сидящей рядом с ним на постели
  
  (не в силах справиться с силой духа Маргариты и заставить её молить его, ползая по полу, как это сделает позже Фрида, Воланд насилует рыдающую от отчаяния я женщину, ещё раз подвергая её надругательству).
  
  - Итак, Марго, - продолжал Воланд, смягчая свой голос
  
  (получив сексуальное удовлетворение),
  
  - чего вы хотите за то, что сегодня вы были у меня хозяйкой?
  
  (то есть за половые услуги доставленные Воланду)
  
  Чего желаете за то, что провели этот бал нагой?
  
  (за участие в ночной оргии)
  
  Во что цените ваше колено?
  
  (за истязания, что добровольно приняла она, умываясь кровью невинных жертв)
  
   Каковы убытки от моих гостей, которых вы сейчас наименовали висельниками? Говорите! И теперь уж говорите без стеснения: ибо предложил я".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Мне кажется, здесь М.А.Булгаков демонстрирует читателям победу, которую обязательно одержит униженная и оскорблённая Россия над всесильным властителем, заставив его терпением, как сделала Маргарита, поступать согласно своей воли и желания.
  
   Продолжим.
  
  "Сердце Маргариты застучало, она тяжело вздохнула
  
  (трудно приходить в себя после насилия, сложно оставаться человеком и не терять своего достоинства),
  
   стала соображать что-то.
  - Ну, что же, смелее! - поощрял Воланд, - будите свою фантазию, пришпоривайте ее! Уж одно присутствие при сцене убийства
  
  (она свидетель убийства и знаток его подноготной, он предлагает ей плату и за молчание тоже)
  
  этого отпетого негодяя-барона стоит того, чтобы человека наградили, в особенности если этот человек - женщина
  
  (не сумев сломить её характер унижением, он пытается соблазнить её душу наградой, предлагая ей злато и серебро, иначе зачем ему предлагать ей вознаграждение, ведь, кому, как не ему знать, что она пришла сюда ради своего мастера, написавшего роман, две главы которого Воланд знает наизусть).
  
  Ну-с?
  Дух перехватило у Маргариты, и она уж хотела выговорить заветные и приготовленные в душе слова
  
  (скуп на награды жадный хозяин, много чего хочется юной Маргарите, но ровно по одному желанию распределит между двумя женщинами Воланд, первой к нему пришла в 1926 году девятнадцатилетняя Маргарита, которая ещё не знает мастера),
  
  как вдруг побледнела
  
  (вспомнив, изнасилованную в кладовке хозяином девушку, с умирающим от голода ребёнком, снова меняется в лице Маргарита),
  
  раскрыла рот и вытаращила глаза. "Фрида! Фрида! Фрида! - прокричал ей в уши чей-то назойливый, молящий голос. - Меня зовут Фрида!" - и Маргарита, спотыкаясь
  
  (не приучена она просить даже после разрешения её неловко, воспитана так, что все свои дела она решает сама)
  
  на словах, заговорила:
  - Так я, стало быть, могу попросить об одной вещи?
  - Потребовать, потребовать, моя донна, - отвечал Воланд, понимающе улыбаясь
  
  (он надеется, что услышит от неё обычное меркантильное женское требование богатств и драгоценностей),
  
  - потребовать одной вещи!"
  
   Необходимое дополнение.
  
  Тысячи и тысячи женщин советской страны выбрасывались на улицу, брошенные мужьями, женихами, выгнанные отцами за то, что потеряли свою девичью честь, беременные и просто развращенные распутством, после веселых пирушек руководителей и служащих советской власти.
  Нагулявшись, накуражившись вволю над девицами, не нуждалась в их услугах больше сановная советская власть.
  Повторяя еще раз сцену унижения Маргариты, я сознательно повторяю важность правильного понимания того, что пишет автор, на чём он настаивает.
  Идею М.А.Булгакова, ради которой написан был роман.
  Мысль о том, что важнее всех сокровищ мира обычная живая русская баба с новорожденным младенцем.
  Ничего важнее этого на свете нет. Ради Фриды тратит одно единственное своё самое сокровенное желание юная Маргарита.
  
   Продолжим.
  
  "Ах, как ловко и отчётливо Воланд подчеркнул, повторяя слова самой Маргариты - "одной вещи"!
  
  (мелочно, поймав на слове Маргариту, Воланд жестко ограничивает список возможных желаний "его донны" всего одним желанием).
  
  Маргарита вздохнула еще раз
  
  (в своем благородстве, отказывая себе в личной корысти)
  
  и сказала:
  - Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым она удушила своего ребенка".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Маргарита просит Воланда отнять у Фриды орудие ее убийства.
  В обращении Маргариты к Воланду звучит просьба освободить Фриду от обязанности убивать своих детей, навязанной ей советской властью.
  Просьба Маргариты не подавать платок Фриде - это мольба о защите материнства от произвола власти.
  Попытка М.А.Булгакова, его призыв спасти Россию от демографического коллапса, в котором оказалась страна в конце ХХ и начале ХХI веков.
  Кто знает, сколько тонн золота теперь потянет этот платочек, чтобы только вернуть женщине желание рожать?
  Мы простимся здесь с юной Маргаритой, чтобы прочитать о ней только в час ее гибели.
  
   Продолжим.
  
  "Кот возвел глаза к небу
  
  (Бегемота скоро расстреляют, ему неизвестны другие чувства, кроме спасения собственной шкуры)
  
  и шумно вздохнул
  
  (попавший в немилость кот страдает от зависти),
  
  но ничего не сказал, очевидно, помня накрученное на балу ухо
  
  (автор отвлекает внимание читателя; ухо ему рвала Маргарита за то, что он благонадёжно пытался оправдать хозяина кафе).
  
  - Ввиду того, - заговорил Воланд, усмехнувшись, - что возможность получения вами взятки
  
  (нравы своих коррумпированных чиновников ему ближе и понятней благородства души Маргариты)
  
  от этой дуры Фриды совершенно, конечно, исключена - ведь это было бы несовместимо с вашим королевским достоинством
  
  (усмехается Воланд над её воспитанностью и честностью),
  
  - я уж не знаю, что и делать. Остается, пожалуй, одно - обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!
  
  (ни к чему милосердие руководителю советской страны).
  
  - Вы о чем говорите, мессир? - изумилась Маргарита
  
  (услышать от Верховного правителя СССР полный отказ от милосердия удивит любого и не только столь юного человека, это верх цинизма для государственного служащего, для чего тогда нужно цивилизованное государство, если оно не желает быть милосердным, то есть не хочет служить народу?),
  
  выслушав эти действительно непонятные слова.
  - Совершенно с вами согласен, мессир, - вмешался в разговор кот, - именно тряпками, - и в раздражении кот стукнул лапой по столу
  
  (быть может, ещё одна аллегория автора, откупаться барахлом от страждущих подаяния граждан).
  
  - Я о милосердии говорю
  
  (М.А.Булгаков намеренно точно называет то, что совершенно не нужно советской власти и без чего немыслимо человеческое общество),
  
  - объяснил свои слова Воланд, не спуская с Маргариты огненного глаза
  
  (очень недобрым взглядом смотрит хозяин на Маргариту, знать недоволен он благородными просьбами её).
  
  - Иногда совершенно неожиданно и коварно оно проникает в самые узенькие щёлки. Вот я и говорю о тряпках.
  - И я о том же говорю! - воскликнул кот и на всякий случай отклонился от Маргариты, прикрыв вымазанными в розовом креме лапами свои острые уши
  
  (характерные черты к портрету пьяного Н.И.Ежова, даже уши он вымазал в креме).
  
  - Пошел вон, - сказал ему Воланд.
  - Я еще кофе не пил, - ответил кот, - как же это я уйду? Неужели, мессир, в праздничную ночь гостей за столом разделяют на два сорта? Одни - первой, а другие, как выражался этот грустный скупердяй-буфетчик, второй свежести?
  
  (вот и определил сам себя в состав людей второго сорта кот Бегемот, помянув честного человечка с революционной зелёной лентой на шляпе).
  
  - Молчи, - приказал ему Воланд и, обратившись к Маргарите, спросил:
  - Вы, судя по всему, человек исключительной доброты! Высокоморальный человек?
  
  (издевается над Маргаритой Воланд, высмеивая её пристрастие к прописным человеческим ценностям)
  
  - Нет, - с силой ответила Маргарита, - я знаю, что с вами можно разговаривать только откровенно, и откровенно вам скажу: я легкомысленный человек
  
  (она определяет себя в женщину лёгкого поведения).
  
  Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей твердую надежду. Она ждет, мессир, она верит в мою мощь. И если останется обманутой, я попаду в ужасное положение. Я не буду иметь покоя всю жизнь. Ничего не поделаешь! Так уж вышло
  
  (гораздо ближе и понятнее Воланду хвастливое тщеславие, которым прикрывает Маргарита свое милосердие).
  
  - А, - сказал Воланд, - это понятно.
  - Так вы сделаете это? - тихо спросила Маргарита.
  - Ни в коем случае, - ответил Воланд, - дело в том, дорогая королева, что тут произошла маленькая путаница. Каждое ведомство должно заниматься своими делами
  
  (даровать свободу людям не во власти Воланда-Сталина, так как он призван, чтобы её отнимать).
  
   Не спорю, наши возможности довольно велики, они гораздо больше, чем полагают некоторые, не очень зоркие люди...
  
  (очень многие умные люди в России и за границей считали приход советской власти кратким, временным явлением, в связи с ограниченностью социальных возможностей, они не предполагали, что большевики окажутся готовы ради удержание власти в своих руках пойти на крайнюю жестокость: тотальное уничтожение инакомыслия в зародыше, то есть фактически лишить страну развития, оставив без сознания и интеллекта).
  
  - Да, уж гораздо больше, - не утерпел и вставил кот, видимо гордящийся этими возможностями
  
  (любой повод использует Бегемот для демонстрации своего верноподданнического лизоблюдства).
  
  - Молчи, черт тебя возьми! - сказал ему Воланд и продолжал, обращаясь к Маргарите: - Но просто, какой смысл в том, чтобы сделать то, что полагается делать другому, как я выразился, ведомству? Итак, я этого делать не буду, а вы сделайте сами
  
  (свободу и освобождение от неволи народу рано или поздно придётся брать самому, так утверждает М.А.Булгаков; никакая тирания не отдаст её добровольно).
  
  - А разве по-моему исполнится?
  
  (отсутствие в российском народе веры в собственные силы удержит большевиков у власти в России до 19 августа 1991 года, когда 21 августа одномоментно, в течение трёх дней, рухнет колос на глиняных ногах, не оказав никакого сопротивления, словно и не было огромной и страшной машины в лице ВЧК, ОГПУ, НКВД и КГБ, что 74 года насиловала народ).
  
  Азазелло иронически скосил кривой глаз на Маргариту и незаметно покрутил рыжей головой и фыркнул
  
  (всегда хорошо понимали это в руководстве НКВД, называя людей в СССР баранами).
  
  - Да делайте же, вот мучение, - пробормотал Воланд и, повернув глобус, стал всматриваться в какую-то деталь на нем
  
  (милосердие Маргариты по отношению к Фриде Воланд сопровождает порабощением кого-то другого на земном шаре, такова моральная цена и компенсации за добро, что творит она),
  
  по-видимому, занимаясь и другим делом во время разговора с Маргаритой.
  - Ну, Фрида... - подсказал Коровьев
  
  (даже начать без подсказки она сама пока ещё не может).
  
  - Фрида! - пронзительно крикнула Маргарита
  
  (отчаянным воплем дарует она освобождение Фриде от детоубийства).
  
  Дверь распахнулась, и растрепанная, нагая, но уже без всяких признаков хмеля женщина с исступленными глазами
  
  (возбуждённая до последней степени)
  
  вбежала в комнату и простерла руки
  
  (так бабы воздевают руки к небу, прося защиты у богородицы)
  
  к Маргарите, а та сказала величественно:
  - Тебя прощают. Не будут больше подавать платок.
   Послышался вопль Фриды, она упала на пол ничком и простёрлась крестом перед Маргаритой
  
  (Фрида лежит перед Маргаритой лицом в пол, раскинув в стороны руки, вытянув ноги назад).
  
  Воланд махнул рукой, и Фрида пропала из глаз.
  - Благодарю вас, прощайте, - сказала Маргарита и поднялась".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Всё могущество, предоставленное Маргарите на один день и вечер, умещается в одном единственном желании.
  Для юной Маргариты - это защита материнства от произвола и разгула власти, для Маргариты Николаевны - это свобода мастера. Вся великая мощь всевластной королевы Марго ради дарованной нам природой свободы жить. Ничего не стоит исполнить Воланду такое чудо. Ибо именно им самим и его властью попраны главные права человека: право рожать детей, право говорить правду и право быть свободным.
  Во всём остальном роль Маргариты на празднике Первого мая не более, чем номинальная
  демонстрация народу кухарки, управляющей государством, ради создания иллюзий
  народовластия.
  Позволю себе здесь одно предположение, что образ девятнадцатилетней Маргариты фаворитки Коровьёва, принимавшей парад на Красной площади от имени народа, имеет отсюда, своё собственное, уже отдельное продолжение.
  
  Из главы 30.
  
  Иногда выручая, как Фриду, других граждан, выполняя не хитрую роль наложницы, Маргарита после расстрела своего непосредственного покровителя, уходит из органов. Выйдя замуж за простого инженера, она пробует построить своё маленькое обывательское счастье. Но она слишком много знает и этого ей советская власть не простит и не забудет.
  
  "...Как мрачная, дожидающаяся возвращения мужа женщина вышла из своей спальни, внезапно побледнела, схватилась за сердце..."
  
  Из-за простой партийной необходимости избавиться от нежелательного свидетеля.
  
  Итак, юная Маргарита, ворвавшаяся в роман под воздействием крема Азазелло в ночь на 1 мая 1926 года, покидает роман ранним утром 2 мая 1926 года, чтобы закончить жизнь в конце 30-х годов замужем за каким-то инженером.
  
  Два разных персонажа.
  Две разновозрастные женщины.
  Две сестры, объединенные одной судьбой, что таскала их по одним и тем же постелям.
  Но гибель им автор сознательно уготовил разную, чтобы подсказать нам с вами, что и жили они порознь.
  
  Если, по моей логике, в 1936 году Маргарите Николаевне 30 лет, как пишет в романе автор, то, естественно, в 1926 году Маргарите 20 лет, что также отмечено М.А.Булгаковым. Арифметические подсказки для верности хода мыслей.
  
  
  А наша Маргарита Николаевна ещё жива и борется за своего мастера.
  
  Происходит чудо или волшебство, и мы вместе с героями романа перемещаемся из утра 2 мая 1926 года в полночь, опять на майские праздники 1936 года, когда мастер и Маргарита сидели вдвоем на скамейке в Александровском парке возле Кремля.
  
  Из главы 19:
  
  "...Как ровно год, день в день и час в час, на этой же скамье она сидела рядом с ним".
  
  Из главы 13:
  
  (Мастер) "- Да, так вот, в половине января, ночью, в том же самом пальто, но с оборванными пуговицами, я жался от холода в моем дворике".
  
  Это время первоначального освобождения мастера из застенков НКВД.
  
  "- И вот четвертый месяц я здесь..."
  
  Легко подсчитать, что имеется в виду период после 15 апреля, то есть первомайские праздники.
  Маргарита Николаевна ушла от мастера, согласно романа, из главы 13:
  
  "Это было в сумерки, в половине октября".
  
   Наконец, она запросила о встрече с ним через полгода, не выдержав мук совести и тоски от разлуки с любимым, вечером 30 апреля 1936 года.
  
  В главе 19 автор подчеркнет время, комментируя сон Маргариты:
  
  "...Во время своих зимних мучений...".
  
  Если бы муки были многолетними, то это должно было бы звучать иначе, значит мучилась она только одну зиму.
  
   Продолжим.
  
   "- Ну что ж, Бегемот, - заговорил Воланд, - не будем наживать на поступке непрактичного человека в праздничную ночь, - он повернулся к Маргарите, - итак, это не в счет, я ведь ничего не делал. Что вы хотите для себя?
  
  (Воланд преследует свою цель не из желания угодить Маргарите, но из целесообразности использовать благоприятную ситуацию для окончания работы мастера над последней, поправленной им редакцией романа о истории революции).
  
  Наступило молчание, и прервал его Коровьев, который зашептал в ухо Маргарите:
  - Алмазная донна, на сей раз советую вам быть поблагоразумнее! А то ведь фортуна может и ускользнуть!
  
  (он подталкивает её к обещанному раннее согласию убедить мастера в необходимости внесения в роман изменений, продиктованных Воландом).
  
  - Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника, мастера, - сказала Маргарита, и лицо ее исказилось судорогой
  
  (терзается в угрызениях совести душа блудницы Маргариты от сознания того, какой монетой платит она за освобождение мастера).
  
  Тут
  
  (в очередной раз автор употребляет своё ключевое слово, обозначающее место, где происходят важные зашифрованные события)
  
  в комнату ворвался ветер, так что пламя свечей в канделябрах легло, тяжелая занавеска на окне отодвинулась, распахнулось окно, и в далекой высоте открылась полная, но не утренняя, а полночная луна
  
  (вот оно мистическое действо, из 6 часов утра 1926 года, мы перемещаемся в полночь, то есть 12 часов ночи 1936 года, что прямо пишет М.А.Булгаков).
  
  От подоконника на пол лег зеленоватый платок ночного света
  
  (вот вам ещё одно свидетельство перемены времени),
  
  и в нем появился ночной Иванушкин гость, называющий себя мастером. Он был в своем больничном одеянии - в халате, туфлях и черной шапочке, с которой не расставался
  
  (чекисты привели его из клиники, не переодевая в уличную одежду, видимо уверенные в том, что он вернётся назад).
  
  Небритое лицо его дергалось гримасой, он сумасшедше-пугливо косился на огни свечей, а лунный поток
  
  (ночное светило является для него источником света, любой другой луч страшит мастера, даже блики от свечей)
  
  кипел вокруг него.
  Маргарита сразу узнала его, простонала, всплеснула руками и подбежала к нему. Она целовала его в лоб, в губы, прижималась к колючей щеке, и долго сдерживаемые слезы теперь бежали ручьями по ее лицу. Она произносила только одно слово, бессмысленно повторяя его:
  - Ты... ты, ты...
  
  (как ещё реагировать женщине в конце 1930-ых годов на возвращённого ей фактически из небытия долгожданного мужа, любимого человека, которого в мыслях она уже много раз похоронила).
  
  Мастер отстранил ее от себя и глухо сказал:
  - Не плачь, Марго, не терзай меня. Я тяжко болен. - Он ухватился за подоконник рукою, как бы собираясь вскочить на него и бежать, оскалил зубы
  
  (страшный взгляд зверя, загнанного в клетку, описывает М.А.Булгаков),
  
  всматриваясь в сидящих, и закричал: - Мне страшно, Марго! У меня опять начались галлюцинации
  
  (эти люди не раз пытали его, склоняя к лживому восхвалению советской власти, изображать перед ними себя сумасшедшим учил его доктор Стравинский).
  
  Рыдания душили Маргариту, она шептала, давясь словами:
  - Нет, нет, нет, не бойся ничего! Я с тобою! Я с тобою!
  Коровьев ловко и незаметно подпихнул к мастеру
  
  (с Маргаритой было условленно, что мастер изменит роман так, как требует того Воланд-Сталин)
  
  стул, и тот опустился на него, а Маргарита бросилась на колени, прижалась к боку больного и так затихла. В своем волнении она не заметила, что нагота ее как-то внезапно кончилась, на ней теперь был шелковый черный плащ
  
  (стыдится мастера, своего любовника наша путана, одеваясь в форменную одежду комиссара, так автор крушит мистический мир, возвращая читателя в реальный).
  
  Больной опустил голову
  
  (ему тоже стыдно, ведь он понимает, что его любимую женщину не зря держат здесь голой, он болен бессильной ненавистью, невозможностью защитить свою попранную честь)
  
  и стал смотреть в землю угрюмыми, больными глазами.
  - Да, - заговорил после молчания Воланд, - его хорошо отделали
  
  (автор подчёркивает, что отнюдь не из санатория привезли мастера и не совсем клиники, доктор Стравинский спасает своим диагнозом от смерти, от пыток он защитить не может).
  
  - Он приказал Коровьеву: - Дай-ка, рыцарь, этому человеку чего-нибудь выпить
  
  (водкой М.А.Булгаков обозначает методы, которыми пользуются в НКВД для того, чтобы разговорить жертву, сделать её более сговорчивой).
  
  Маргарита упрашивала мастера дрожащим
  
  (она упрашивает его неровным, стыдящимся звуком)
  
  голосом:
  - Выпей, выпей. Ты боишься? Нет, нет, верь мне, что тебе помогут!
  
  (она убеждает его в том, что им можно верить).
  
  Больной взял стакан и выпил то, что было в нем, но рука его дрогнула, и опустевший стакан разбился у его ног
  
  (но он знает, что верить советской власти нельзя).
  
  - К счастью! К счастью! - зашептал Коровьев Маргарите. - Смотрите, он уже приходит в себя.
  Действительно, взор больного стал уже не так дик и беспокоен
  
  (просто он понимает, что по сути от него ничего не зависит, и лучше смерть, чем бесконечные и бессмысленные муки, которым они оба будут подвергаться).
  
  - Но это ты, Марго? - спросил лунный гость
  
  (не от солнца наш гость, но от луны, и это в очередной раз указывается автором).
  
  - Не сомневайся, это я, - ответила Маргарита
  
  (она просит мастера отбросить сомнения).
  
  - Еще! - приказал Воланд.
  После того, как мастер осушил второй стакан, его глаза стали живыми и осмысленными
  
  (мастер всё уже понял и принял решение).
  
  - Ну вот, это другое дело, - сказал Воланд, прищуриваясь, - теперь поговорим. Кто вы такой?
  - Я теперь никто, - ответил мастер, и улыбка искривила его рот
  
  (безрадостна его улыбка, такими словами , видимо, оценивал М.А.Булгаков последние труды А.М.Горького).
  
  - Откуда вы сейчас?
  
  (так ведут себя следователи, приучая осуждённых к послушанию, ему ли не знать, где содержат мастера)
  
  - Из дома скорби. Я - душевнобольной, - ответил пришелец
  
  (последняя попытка быть в образе умалишённого).
  
  Этих слов Маргарита не вынесла и заплакала вновь. Потом, вытерев глаза, она вскричала:
  - Ужасные слова! Ужасные слова! Он мастер, мессир, я вас предупреждаю об этом. Вылечите его, он стоит этого
  
  (Маргарита просит Воланда сильнее продавить мастера).
  
  - Вы знаете, с кем вы сейчас говорите, - спросил у пришедшего Воланд, - у кого вы находитесь?
  
  (это звучит, как вопрос о адекватности мастера)
  
  - Знаю, - ответил мастер, - моим соседом в сумасшедшем доме был этот мальчик, Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас.
  - Как же, как же, - отозвался Воланд, - я имел удовольствие встретиться с этим молодым человеком на Патриарших прудах
  
  (легко вспомнить, как он выделывался при их расставании перед Иваном, говоря, что не понимает ничего по-русски).
  
  Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету! Но вы-то верите, что это действительно я?
  
  (для пущей ясности Воланд уточняет, кому понадобился его роман)
  
  - Приходится верить
  
  (не хочет сдаваться мастер, утверждая, что это он знает давно),
  
  - сказал пришелец, - но, конечно, гораздо спокойнее было бы считать вас плодом галлюцинации. Извините меня, - спохватившись, прибавил, мастер.
  - Ну, что же, если спокойнее, то и считайте, - вежливо ответил Воланд
  
  (он предлагает мастеру возвращаться назад в клинику).
  
  - Нет, нет! - испуганно говорила Маргарита
  
  (она боится, что все её усилия идут прахом)
  
  и трясла мастера за плечо. - Опомнись! Перед тобою действительно он!
  
  (другого шанса вырваться у них уже не будет, сюда им больше не попасть)
  
  Кот ввязался и тут:
  - А я действительно похож на галлюцинацию
  
  (готов Бегемот на роль душевнобольного, но кто ему это позволит).
  
  Обратите внимание на мой профиль в лунном свете
  
  (бесчисленно раз упоминает автор лунный, нечистый свет).
  
  - Кот полез в лунный столб и хотел еще что-то говорить, но его попросили замолчать, и он, ответив: - Хорошо, хорошо, готов молчать. Я буду молчаливой галлюцинацией, - замолчал.
  - А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? - спросил Воланд.
  Тот усмехнулся
  
  (М.А.Булгаков и по сей день усмехается над гипотезами литераторов о том, чтобы значило это название писателя, на мой взгляд, оно обозначает только то, что ремесленник так и не стал творцом, и, значит, имеет уничижительное значение, а не возвышающее, как считают горе-булгаковеды)
  
  и сказал:
  - Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о том романе, который я написал
  
  (это собственная оценка низкого качества своего произведения).
  
  - О чем роман?
  
  (словно он не знает ради чего он затеял всю эту разборку).
  
  - Роман о Понтии Пилате.
  Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим не удивил
  
  (никто не пугается смеха Воланда, никто не падает от неожиданности, только для читателей романа лицедействует мессир, все участники беседы изначально знают о ком идёт речь в романе мастера).
  
  Бегемот почему-то зааплодировал
  
  (он похоже не знает, как нужно выражать поддержку, радость от гениальной игры Воланда).
  
  - О чем, о чем? О ком? - заговорил Воланд, перестав смеяться. - Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайте-ка посмотреть, - Воланд протянул руку ладонью кверху
  
  (продолжает актёрствовать Воланд-Сталин, много людей в окружении Сталина могли много раз наблюдать эту его страсть к лицедейству).
  
  - Я, к сожалению, не могу этого сделать, - ответил мастер, - потому что я сжег его в печке
  
  (отказывается от своей книги мастер, ему совсем недорога правленая рукопись).
  
  - Простите не поверю, - ответил Воланд, - этого быть не может. Рукописи не горят. - Он повернулся к Бегемоту и сказал: - Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Растиражированное литераторами среди читателей романа выражение Воланда и, благодаря этому, очень популярное в массах. В действительности эта фраза абсолютно не соответствует действительности. Попросту она в корне лжива.
  Мне даже перечислять не хочется фамилии великих граждан России, исчезнувших в застенках НКВД вместе со своими трудами, работами, рукописями. Костры из книг, картин и икон по всей территории СССР горели не год-два, а все года существования советской власти. Кто и когда считал даже не рукописи знаменитых писателей, а просто человеческий труд крестьян, строивших прекрасные, в смысле архитектуры, дома и церкви в деревнях, разрушенные и уничтоженные во времена советской власти.
  Сколько неизвестных нам гениев сгинуло в те годы, так и не добившись признания.
  Во все века была богата талантами российская земля.
  
   Продолжим.
  
  "Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей
  
  (отнюдь не все архивы КГБ раскрыты, не все раскрытые разобраны, так и сидит толстая задница чекистского изувера бюрократа на гениальных трудах лучших людей России).
  
  Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду
  
  (читатели помнят, что роман был размножен в пяти экземплярах, побывал в руках у литераторов, а это люди жадные до хороших и, тем более, запрещённых книг; помню, как много лет назад, в мои школьные годы, мне в руки попал в списках О.Э.Мандельштам на одну ночь, я тогда переписал всю книгу к себе в тетрадь обычной шариковой ручкой; так что у рукописи романа мастера шансов быть уничтоженной практически не было).
  
  Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез:
  - Вот она, рукопись! Вот она!
  Она кинулась к Воланду и восхищенно добавила:
  - Всесилен! Всесилен!
  
  (это простая лесть, ведь он и есть главный гонитель мастера, позже Бегемот упакует ещё и другие конфискованные у мастера рукописи или книги).
  
  Воланд взял в руки поданный ему экземпляр, повернул его, отложил в сторону и молча, без улыбки уставился на мастера
  
  (требование Воланда неумолимо: роман должен быть закончен в нужной для него редакции).
  
  Но тот неизвестно отчего впал в тоску и беспокойство, поднялся со стула, заломил руки и, обращаясь к далёкой луне
  
  (не к тем богам обращена его молитва, эти боги его не послушают),
  
  вздрагивая, начал бормотать:
  - И ночью при луне
  
  (даже верноподданническая служба в психиатрической клинике не спасает мастера, нельзя ему просто выслужиться, надо изменить себе, надо лгать)
  
  мне нет покоя.... Зачем потревожили меня? О боги, боги...
  Маргарита вцепилась в больничный халат, прижалась к нему: и сама начала бормотать в тоске и слезах:
  - Боже, почему же тебе не помогает лекарство?
  
  (ломают мастера со всех сторон)
  
  - Ничего, ничего, ничего, - шептал Коровьёв, извиваясь возле мастера, - ничего, ничего.... Ещё стаканчик, и я с вами за компанию...
  И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном свете, и помог этот стаканчик
  
  (так М.А.Булгаков обозначает, что мастера сломали).
  
  Мастера усадили на место, и лицо больного приняло спокойное выражение.
  - Ну, теперь всё ясно, - сказал Воланд и постучал длинным пальцем по рукописи
  
  (трудно понять жест хозяина иначе, как не удовлетворение от внесённых в роман изменений).
  
  - Совершенно ясно, - подтвердил кот, забыв своё обещание стать молчаливой галлюцинацией, - теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь
  
  (это слова, которыми автор указывает читателям конкретно, что он имеет ввиду, то есть то, что роман мастера в корне подвергнут цензуре).
  
  Что ты говоришь, Азазелло? - обратился он к молчащему Азазелло.
  - Я говорю, - прогнусил тот, - что тебя хорошо было бы утопить
  
  (ничего кроме своих карьерных целей не волнует его, только кресло наркома НКВД СССР).
  
  - Будь милосерден, Азазелло, - ответил ему кот, - и не наводи моего повелителя на эту мысль. Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы тебе в таком же лунном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе, и манил бы тебя за собою
  
  (кот рассказывает ему его будущее после того, как он выживет Бегемота).
  
  Каково бы тебе было, о Азазелло?
  - Ну, Маргарита, - опять вступил в разговор Воланд, - говорите же все, что вам нужно?
  Глаза Маргариты вспыхнули, и она умоляюще обратилась к Воланду:
  - Позвольте мне с ним пошептаться?
  
  (уже не юная робкая Маргарита, молча ожидающая награды с барского плеча, но взрослая тридцатилетняя женщина, пользуясь случаем, хочет урвать себе максимум возможного)
  
   Воланд кивнул головой
  
  (уже не просит он её будить свою фантазию и требовать награды за свои услуги, но просто готов оплатить работу),
  
   и Маргарита, припав к уху мастера, что-то пошептала ему. Слышно было, как тот ответил ей:
  - Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни
  
  (нет более у него сил; он обесчещен, унижен, обездолен, и он сам предал свои убеждения).
  
  Кроме того, чтобы видеть тебя. Но тебе опять советую - оставь меня. Ты пропадешь со мной
  
  (свой конец ему виден определённо, но он думает, что у Маргариты может быть другая судьба).
  
  - Нет, не оставлю, - ответила Маргарита и обратилась к Воланду: - Прошу опять вернуть нас в подвал в переулок на Арбате, и чтобы лампа загорелась, и чтобы все стало, как было.
  Тут мастер засмеялся и, обхватив давно развившуюся кудрявую голову Маргариты
  
  (на голове у тридцатилетней женщины не "от природы кудрявые" волосы, но рядовая искусственная завивка),
  
  сказал:
  - Ах, не слушайте бедную женщину, мессир. В этом подвале уже давно живет другой человек
  
  (в подвале, как позже мы убедимся, жила только Маргарита),
  
  и вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. - Он приложил щеку к голове своей подруги, обнял Маргариту и стал бормотать: - Бедная, бедная...
  
  (не осуждением полно сердце "опущенного" человека, но жалостью и милосердием).
  
  - Не бывает, вы говорите? - сказал Воланд. - Это верно. Но мы попробуем
  
  (известное, получившее широчайшее распространение, ярко характеризующее Сталина выражение, так он часто говорил на заседаниях Политбюро ЦК КПСС; очередная подсказка автора).
  
  - И он сказал: - Азазелло?
  Тотчас с потолка обрушился на пол растерянный и близкий к умоисступлению гражданин в одном белье, но почему-то с чемоданом в руках и в кепке
  
  (после того, как арестовали мастера, и просто потому, что частные застройщики в СССР были классово чуждыми элементами, Алоизий, впрочем, как и многие другие граждане страны, держал всегда под рукой, уже на случай собственного ареста, чемодан с предметами первой необходимости)
  
  От страху этот человек трясся и приседал
  
  (от ужаса люди дрожат, но не пляшут, застройщику явно что-то отбили, поэтому он приседает, так как от боли не может стоять ровно).
  
  - Могарыч? - спросил Азазелло у свалившегося с неба.
  - Алоизий Могарыч, - ответил тот, дрожа.
  - Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу?
  
  (статья критика была о романе мастера и называлась "Воинствующий старообрядец", к наличию или отсутствию нелегальных книг она отношения не имеет, М.А.Булгаков указывает читателю то, кто является адресатом подобных кляуз, какую организацию представляет Азазелло; в главе 13 написано, что не Алоизий, а Маргарита интересовалась содержанием книжных полок мастера, и было это до августа прошлого 1935 года, то есть почти 9 месяцев назад; автор обозначает для читателей внимание, уделяемое властью мастеру, рядовой донос на него хранится у них в архиве почти год, а ведь он по сути давно просто человек без определённого места жительства, шизофренник)
  
  - спросил Азазелло.
  Новоявившийся гражданин посинел
  
  (автор пишет слово, характеризующее внешний облик Алоизия, синим цветом он окрашивает следы побоев, "синяки", на его лице и теле, иначе он бы бледнел от испуга, или это значит, что он замёрз, то есть в Москве холодно)
  
  и залился слезами раскаяния
  
  (Могарыч кается не в том, что написал бумагу в НКВД, а в том, что, наоборот, ничего не написал, даже после известных разоблачений; по советским законам недонесение на нарушения законодательства было тоже уголовным преступлением).
  
  - Вы хотели переехать в его комнаты? - как можно задушевнее прогнусил Азазелло
  
  (совершенно абсурдное обвинение, разве арендодателю стоит какого-то труда въехать в собственный дом?).
  
  Шипение разъяренной кошки
  
  (автор даёт понять читателям, что Маргарита является ещё и подчинённым кота Бегемота)
  
  послышалось в комнате, и Маргарита, завывая:
  - Знай ведьму, знай! - вцепилась в лицо Алоизия Могарыча ногтями
  
  (то ли мстит она ему по-женски за свои грехи, то ли спасает от обвинения в дружбе с неблагонадёжными людьми; до этого момента Маргарите было никак несвойственно плебейское поведение; больно демонстративно она нападает на своего благодетеля, в доме которого в квартире мастера она проживает, но, быть может, так М.А.Булгаков обозначил, что она сожительством с ним оплачивала проживание у него, хотя я считаю, что автор так не думал, так как тогда Алоизий Могарыч должен был обращаться к ней по имени Марго).
  
  Произошло смятение.
  - Что ты делаешь? - страдальчески прокричал мастер
  
  (он ведь понятия не имеет о подноготной действий Маргариты, впрочем, как и я),
  - Марго, не позорь себя!
  - Протестую, это не позор, - орал кот
  
  (какой же это позор избивать и пытать арестованного, будничное, рядовое дело).
  
  Маргариту оттащил Коровьев.
  - Я ванну пристроил
  
  (он рассказывает представителю советской власти, какими прослушивающими устройствами оборудовал свой дом, предлагая использовать свою застройку под нужды НКВД),
  
  - стуча зубами, кричал окровавленный
  
  (три дополнительные характеристики выдаёт автор в эпизоде второстепенному персонажу: он трясется и приседает, он синеет, теперь он весь в крови, по всей видимости, это насилие над ним выручит его от обвинений в единомыслии с мастером)
  
   Могарыч и в ужасе понес какую-то околесицу, - одна побелка... купорос...
  - Ну вот и хорошо, что ванну пристроил, - одобрительно сказал Азазелло, - ему надо брать ванны
  
  (он доволен самодеятельностью застройщика; автор подтверждает повторением реальное назначение ванны и моечного оборудования в романе),
  
  - и крикнул: - Вон!
  Тогда Могарыча перевернуло кверху ногами и вынесло из спальни Воланда через открытое окно
  
  (метафора автора, чуть позже Аннушка зафиксирует, что он выбежит из двери "нехорошей" квартиры, она имеет в романе множественное значение).
  
  Мастер вытаращил глаза, шепча:
  - Однако, это будет, пожалуй, почище того, что рассказывал Иван!
  
  (ночной визит Алоизия преподносится М.А.Булгаковым более чудесным событием, чем проживание Воланда-Сталина во времена Понтия Пилата и завтрака с Кантом)
  
  - совершенно потрясенный
  
  (может ли удивить арестанта арест другого человека?),
  
   он оглядывался и наконец сказал коту: - А простите... это ты... это вы...
  
  (следователи в СССР на допросах ради психологического давления часто переходили от обращения на "вы" к оскорбительному "ты", автор указывает то, что наши герои встречались уже не раз)
  
  - он сбился, не зная, как обращаться к коту, на "ты" или на "вы", - вы - тот самый кот, что садились в трамвай?
  - Я, - подтвердил польщенный
  
  (отвык уже слышать лесть в свой адрес опальный Бегемот)
  
   кот и добавил: - Приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят "ты", хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта
  
  (раньше его оскорбляло сравнение с котом, теперь он сам себя так называет, лишь бы как-то отвести гнев Азазелло и задержать надвигающуюся развязку).
  
  - Мне кажется почему-то, что вы не очень-то кот, - нерешительно ответил мастер, - меня всё равно в больнице хватятся
  
  (Прасковья Фёдоровна, как станет нам известно позже в главе 30, уже оформила его документы, как умершего),
  
  - робко добавил он Воланду.
  - Ну чего они будут хвататься! - успокоил Коровьев, и какие-то бумаги и книги оказались у него в руках
  
  (досье на мастера находится у него под рукой, то есть всё подготовлено заранее до появления мастера в квартире; это рукопись, что лежит у Бегемота сверху всех остальных, это его сопроводительные документы).
  
  - История болезни вашей?
  - Да.
  Коровьев швырнул историю болезни в камин.
  - Нет документа, нет и человека
  
  (так читателям определяется скорейшее решение судьбы мастера, ведь именно его бумаги горят в камине),
  
  - удовлетворенно говорил Коровьев, - а это - домовая книга вашего застройщика?
  - Да-а...
  - Кто прописан в ней? Алоизий Могарыч?
  
  (естественно, что в книге прописан лишь хозяин)
  
  - Коровьев дунул в страницу домовой книги
  
  (дом приватизирован государством в свою пользу безо всякой компенсации и судебного решения, по простому произволу власти).
  
  - Раз, и нету его, и, прошу заметить, не было. А если застройщик удивится, скажите, что ему Алоизий снился. Могарыч? Какой такой Могарыч? Никакого Могарыча не было
  
  (Алоизию предлагается исчезнуть вовсе, либо забыть то, что когда-то он был владельцем дома и был прописан в нём, что он в Эпилоге и осуществит).
  
  - Тут прошнурованная книга
  
  (в документе каждая страница пронумерована и не может быть вырвана; до последнего не выпустит из рук наиважнейшего для него журнала, единственного подтверждавшего его права на собственность, Алоизий Могарыч, бывший добропорядочный застройщик)
  
  испарилась из рук Коровьева. - И вот она уже в столе у застройщика
  
  (в Эпилоге автор расскажет, что книга будет у Алоизия Могарыча под Вяткой, куда его сошлют в ссылку после визита к Воланду, иначе не объяснить того, отчего он не успел дома надеть штаны).
  
  - Вы правильно сказали, - говорил мастер, пораженный чистотой работы Коровьева, - что раз нет документа, нету и человека
  
  (как раз он всё понимает точно, все его иллюзии относительно советской власти давно развеяны).
  
  Вот именно меня-то и нет, у меня нет документа.
  - Я извиняюсь, - вскричал Коровьев
  
  (как обычно, он врёт, подсовывая ему какую-то фальшивую бумажку, ему это ничего не стоит),
  
  - это именно галлюцинация, вот он, ваш документ, - и Коровьев подал мастеру документ. Потом он завел глаза и сладко
  
  (куда уж откровеннее М.А.Булгакову изобразить наличие интимных отношений между ними, разговаривая с ней, он закатывает глазки и сюсюкает)
  
  прошептал Маргарите: - А вот и ваше имущество
  
  (в главе 19 оно было погребено в квартире, где она обитала, под шёлковыми тряпками в нижнем ящике первого шкафа в тёмной комнате под замком),
  
  и со звоном, Маргарита Николаевна, - и он вручил Маргарите тетрадь с обгоревшими краями, засохшую розу, фотографию и, с особенной бережностью
  
  (все остальные хранимые вещи Маргариты, с точки зрения Коровьёва и кота, не представляют никакой ценности, просто женская блажь),
  
  сберегательную книжку, - десять тысяч, как вы изволили внести, Маргарита Николаевна. Нам чужого не надо.
  - У меня скорее лапы отсохнут, чем я прикоснусь к чужому
  
  (кто бы говорил, но только не Бегемот, очень скоро в главе 28, он будет хватать всё подряд в магазине Торгсина и в ресторане "Дома Грибоедова"),
  
  - напыжившись, воскликнул кот, танцуя на чемодане, чтобы умять в него все экземпляры злополучного романа
  
  (здесь в архиве хранился отнюдь не единственный экземпляр рукописи романа, что извлёк из вечности сатана Воланд, но и все копии, таким образом автор возвращает читателя в реальный мир, где мистике места нет).
  
  - И ваш документик также, - продолжал Коровьев, подавая Маргарите документ, и затем, обратившись к Воланду, почтительно доложил: - Все, мессир!"
  
   Необходимое дополнение.
  
  Так много в романе у М.А.Булгакова узнаваемых, современных эпизодов, что невольно возникают мысли о сходстве послереволюционных лет в СССР и российского периода после 19 августа 1991 года.
  Только в 1920-ых годах большевики грубо повернули течение времени вспять, прекратив демократические реформы и установив в стране жестокий автократический режим советской номенклатуры.
  Передавая Маргарите некую бумагу, удостоверяющую личность, Коровьёв уподобляется распространённому сегодня образу сутенера.
  Известно, что отбирая у глупых молоденьких девчонок из Молдавии, Белоруссии, Украины и среднеазиатских республик паспорта, представители криминальных группировок фактически превращают их в своих сексуальных рабынь. Предложениями услуг таких девушек заполнен Интернет.
  Согласно же романа М.А.Булгакова выходит, что Маргарита до этой "волшебной" ночи 1 мая 1936 года не имела у себя никакого удостоверения личности. Она жила в СССР, пользуясь лишь личным попечительством Коровьёва. Это была жизнь полностью бесправного человека.
  
   Продолжим.
  
  "- Нет, не все, - ответил Воланд, отрываясь от глобуса
  
  (в промежутках между своими телесными утехами, правкой исторических хроник, он решает внешнеполитические захватнические цели построения царства истины или светлого будущего, коммунизма во всём мире).
  
  - Куда прикажете, моя дорогая донна, девать вашу свиту? Мне она лично не нужна.
  Тут в открытую дверь вбежала Наташа, как была нагая
  
  (молодые женщины в романе М.А.Булгакова постоянно находятся нагишом, то есть никакими условностями не ограничены окружающие их мужчины; провозглашённая в послереволюционные годы обязанность женщин обслуживать мужской пол по первому их требованию, таким образом реализована для большевистской номенклатуры, элите нового общества),
  
  всплеснула руками и закричала Маргарите:
  - Будьте счастливы, Маргарита Николаевна! - Она закивала головой мастеру
  
  (личное знакомство Наташи и мастера говорит о доверительных отношениях между Маргаритой и её служанкой, в главе 13 мастер утверждал, что никто из её знакомых не знал о его существовании; естественно, это было ложью, не знало её окружение, но те, кто послал её на задание знали всё прекрасно; Наташе не было резона дополнительно следить за ней, у Маргариты соглядатаев хватало с избытком)
  
  и опять обратилась к Маргарите: - Я ведь всё знала, куда вы ходите
  
  (утверждая это, она, по собственной глупости, сама признаётся о своей осведомлённости об участии Воланда в создании романа мастера, то есть она становится для хозяина нежелательным свидетелем, понятно, что он имеет представление, куда и зачем ходила Маргарита).
  
  - Домработницы все знают, - заметил кот, многозначительно поднимая лапу, - это ошибка думать, что они слепые
  
  (так, должно быть, обозначают людей, которые волею случая узнали сверх того, что им дозволено знать)
  .
  - Что ты хочешь, Наташа? - спросила Маргарита. - Возвращайся в особняк
  
  (куда же ещё может вернуться девушка, если хочет остаться живой, вероятно Маргарита оберегала Наташу до этой ночи от своих секретных дел, держа её в неведении обычной домработницей).
  
  - Душенька, Маргарита Николаевна, - умоляюще заговорила Наташа и стала на колени
  
  (в этой позе, на коленях просящей рекомендации Маргариты читатели простятся с красавицей Наташей),
  
  - упросите их, - она покосилась на Воланда, - чтобы меня ведьмой оставили
  
  (не долог век службы у советской власти для юных дам, тем более для тех, кто излишне любопытен).
  
  Не хочу я больше в особняк! Ни за инженера, ни за техника не пойду! Мне господин Жак вчера на балу сделал предложение
  
  (господин Жак мог пригласить только на тот свет, к тому же он был женат; М.А.Булгаков указывает место, куда она исчезает).
  
  - Наташа разжала кулак и показала какие-то золотые монеты
  
  (вот ещё глупость, материальные ценности чекиста или ведьму только губят, они им пока ни к чему, 1970-ые годы ещё очень далеко).
  
  Маргарита обратила вопросительный взор к Воланду. Тот кивнул головой. Тогда Наташа кинулась на шею Маргарите, звонко ее расцеловала и, победно вскрикнув, улетела в окно
  
  (Чума-Аннушка не зафиксирует, что Наташа покинула квартиру, значит её судьба оборвётся здесь).
  
  На месте Наташи оказался Николай Иванович. Он приобрел свой прежний человеческий облик, но был чрезвычайно мрачен и даже, пожалуй, раздражен
  
  (ему ли не знать свою будущую судьбу, ведь он сам участник процессов, на которых избавлялись от его предшественников).
  
  - Вот кого с особенным удовольствием отпущу, - сказал Воланд, с отвращением глядя на Николая Ивановича, - с исключительным удовольствием, настолько он здесь лишний
  
  (едва ли не последним из числа людей ближайшего ленинского окружения был осуждён и расстрелян Н.И.Бухарин, непосредственный участник и обвинитель предыдущих расправ над своими друзьями революционных времён).
  
  - Я очень прошу выдать мне удостоверение, - заговорил, дико оглядываясь, Николай Иванович, но с большим упорством, - о том, где я провел предыдущую ночь.
  - На какой предмет? - сурово спросил кот.
  - На предмет представления милиции и супруге, - твердо сказал Николай Иванович
  
  (желая себя обезопасить, он собирает бумажные свидетельства своей благонадёжности, но и это его не спасёт, как и никого другого, в неправовом государстве никого не интересуют документы, есть только принцип партийной целесообразности).
  
  - Удостоверений мы обычно не даем, - ответил кот, насупившись, - но для вас, так и быть, сделаем исключение.
  И не успел Николай Иванович опомниться, как голая Гелла уже сидела за машинкой, а кот диктовал ей:
  - Сим удостоверяю, что предъявитель сего Николай Иванович провел упомянутую ночь на балу у сатаны, будучи привлечен туда в качестве перевозочного средства... поставь, Гелла, скобку! В скобке пиши "боров". Подпись - Бегемот.
  - А число? - пискнул Николай Иванович
  
  (в тексте указано, что он привлекался на бал, а он, как известно, проходит лишь раз в год 1 мая, следовательно дата очевидна без дополнительного указания).
  
  - Чисел не ставим, с числом бумага станет недействительной, - отозвался кот, подмахнул бумагу, откуда-то добыл печать, по всем правилам подышал на нее, оттиснул на бумаге слово "уплочено"
  
  (тогда такую печать ставили в партийный билет, после уплаты ежемесячных взносов; следовательно Николай Иванович сам платит за своё участие на празднике, то есть он сюда напросился за взятку)
  
  и вручил бумагу Николаю Ивановичу. После этого Николай Иванович бесследно исчез, а на месте его появился новый неожиданный человек.
  - Это еще кто? - брезгливо спросил Воланд, рукой заслоняясь от света свечей
  
  (характерный жест, при появлении положительных персонажей освещение становится ярче и падает не от луны; читателю должно быть ясно, что свечи не могут вдруг слепить своим светом, тем более, что никем другим Воланд не брезговал; кстати, Иван Савельевич не имеет отношение к свите Маргариты, но сюжетно автору было необходимо его освободить здесь и сейчас).
  
  Варенуха повесил голову, вздохнул и тихо сказал:
  - Отпустите обратно. Не могу быть вампиром. Ведь я тогда Римского едва насмерть с Геллой не уходил! А я не кровожадный. Отпустите
  
  (Иван Савельевич просит не вербовать его в сотрудники НКВД, объясняя это не отсутствием желания служить, но своей бездарностью и недееспособностью, как известно читателям из главы 10 он в жизни, наоборот, очень деятелен).
  
  - Это что еще за бред? - спросил, морща лицо, Воланд. - Какой такой Римский? Что это еще за чепуха?
  - Не извольте беспокоиться, мессир, - отозвался Азазелло и обратился к Варенухе: Хамить не надо по телефону. Лгать не надо по телефону. Понятно? Не будете больше этим заниматься?
  
  (вот его провинности перед властью: нелояльность власти, цинизм, убедительная ложь; впрочем, именно эти его качества и вызвали желание руководителей НКВД завербовать Варенуху в свои ряды, они решили, что он такой же, как и они, то есть свой человек, хам без веры и убеждений)
  
  От радости все помутилось в голове у Варенухи, лицо его засияло
  
  (опять положительная характеристика, нет сомнения, что Иван Савельевич один из немногих персонажей романа, которому М.А.Булгаков питает истинную симпатию),
  
  и он, не помня, что говорит, забормотал:
  - Истинным...
  
  (он человек верующий, так как пытается побожиться)
  
  то есть я хочу сказать, ваше ве...
  
  (в своей благодарности у него едва не вырываются вышедшие из употребления при большевиках слова почтения)
  
  сейчас же после обеда...
  
  (звучит обещание накрыть праздничный стол в качестве благодарности Азазелло от избавления в необходимости служить в рядах НКВД)
  
  - Варенуха прижимал руки к груди, с мольбой глядел на Азазелло.
  - Ладно, домой, - ответил тот, и Варенуха растаял.
  - Теперь все оставьте меня одного с ними, - приказал Воланд, указывая на мастера и Маргариту.
  Приказание Воланда было исполнено мгновенно. После некоторого молчания Воланд обратился к мастеру:
  - Так, стало быть, в арбатский подвал? А кто же будет писать? А мечтания, вдохновение?
  - У меня больше нет никаких мечтаний, и вдохновения тоже нет, - ответил мастер, - ничто меня вокруг не интересует, кроме нее, - он опять положил руку на голову Маргариты, - меня сломали
  
  (вот ответ всем читателям романа, что только что на их глазах проделали с мастером Коровьёв с Маргаритой и их стаканчик),
  
  мне скучно, и я хочу в подвал.
  - А ваш роман? Пилат?
  - Он мне ненавистен этот роман, - ответил мастер, - я слишком много испытал из-за него
  
  (снова и окончательно отрекаясь от своего многократно правленого цензурой произведения).
  
  - Я умоляю тебя, - жалобно попросила Маргарита, - не говори так. За что же ты меня терзаешь? Ведь ты знаешь, что я всю жизнь вложила в эту твою работу
  
  (многие преданные своим мужьям женщины и друзья в те годы, активно участвуя в правке их книг, добивались публикаций хотя бы и сильно сокращённых, исправленных произведений своих близких).
  
  - Маргарита добавила еще, обратившись к Воланду: - Не слушайте его, мессир, он слишком замучен.
  - Но ведь надо же что-нибудь описывать? - говорил Воланд. - Если вы исчерпали этого прокуратора, ну, начните изображать хотя бы этого Алоизия.
  Мастер улыбнулся
  
  (не напрягает его память образ застройщика, вызывает светлую улыбку).
  
  - Этого Лапшенникова не напечатает, да, кроме того, это и неинтересно.
  - А чем же вы будете жить? Ведь придется нищенствовать.
  - Охотно, охотно, - ответил мастер, притянул к себе Маргариту, обнял ее за плечи и прибавил: - Она образумится
  
  (он надеется, что у неё ещё есть шанс сохранить жизнь, быть может, вернувшись в НКВД),
  
  уйдет от меня
  
  (бродяжничество - это единственный способ спастись от карающего меча советской власти; мой дед, будучи учеником опального писателя Сакена Сейфуллина, естественно врага народа, как тогда говорили, так и выжил, уйдя изучать национальный фольклор в степи среди чабанов или пастухов, где и прятался с 1937 года по 1941 год, до начала войны).
  
  - Не думаю, - сквозь зубы
  
  (так разговаривают с ненавистью)
  
  сказал Воланд и продолжал: - Итак, человек, сочинивший историю Понтия Пилата, уходит в подвал, в намерении расположиться там, у лампы и нищенствовать?
  
  (не думает, что он позволит заслуженному человеку, написавшему его Евангелие, терпеть лишения, и, главное, всюду отрекаться от своего романа, это приговор мастеру).
  
   Маргарита отделилась от мастера и заговорила очень горячо
  
  (по привычке отчитываясь, перед начальством):
  
   - Я сделала всё, что могла, и я нашептала ему самое соблазнительное. А он отказался от этого.
  - То, что вы ему нашептали, я знаю, - возразил Воланд, - но это не самое соблазнительное
  
  (знал значительно более соблазнительные вещи, чем любовные утехи тридцатилетней Маргариты, мессир, так он оценивает ее "королевские" ласки, особо не церемонится ни с мастером, ни с Маргаритой, Воланд, демонстративно объявляя мастеру, что он спал с его подругой).
  
  - А вам скажу, - улыбнувшись
  
  (представляя, как разрекламирует, распропагандирует, он этот роман),
  
  обратился он к мастеру, - что ваш роман вам принесет еще сюрпризы.
  - Это очень грустно, - ответил мастер"
  
  (очевидно, печалит его исковерканное содержание романа).
  
   Необходимое дополнение.
  
  Готовит великое будущее роману мастера Воланд. С младенчества будут заучивать цитаты из его книги люди. Во всех городах необъятной страны нарежут на лозунги и развешают по площадям роман мастера власть.
  Даже мы будем повторять за мастером:
  Никогда ничего не проси.
  Ничего не бойся на свете.
  Никому из людей не верь, даже самым родным и близким людям.
  Три закона, три постулата криминального мира войдут в нашу жизнь на долгие 74 года существования СССР. Проповедником этих истин провозгласят роман М.А.Булгакова "Мастер и Маргарита".
  Мне и сегодня не понятно - расстались ли мы навсегда с идеалами преступного, первобытного, языческого общества или только на время?
  
   Продолжим.
  
   "- Нет, нет, это не грустно, - сказал Воланд, - ничего страшного уже не будет
  
  (впереди казнь и смерть, а есть ли что-нибудь страшнее смерти для всего живого на свете?).
  
  Ну-с Маргарита Николаевна, все сделано. Имеете ли вы ко мне какую-нибудь претензию?
  - Что вы, о, что вы, мессир!
  - Так возьмите же это от меня на память, - сказал Воланд и вынул из-под подушки небольшую золотую подкову, усыпанную алмазами
  
  (оплата за женское внимание, за её сексуальные услуги).
  
  - Нет, нет, нет, с какой же стати!
  
  (от стыда, пытаясь скрыть правду о цене свободы мастера, или хотя бы создать видимость благопристойности перед своим возлюбленным).
  
  - Вы хотите со мной поспорить? - улыбнувшись, спросил Воланд
  
  (получает наслаждение, рассчитываясь с ней при мастере за постель, за работу проститутки, Воланд).
  
  Маргарита, так как в плаще у нее не было кармана, уложила подкову в салфетку и затянула ее узлом
  
  (в одном кожаном плаще, то есть в служебном обмундировании, голая, даже без трусов и бюстгальтера, она покидает "нехорошую" квартиру).
  
  Тут что-то ее изумило. Она оглянулась на окно, в котором сияла луна
  
  (не может дневной, божий свет освещать дела Воланда-Сталина или советскую благодарность),
  
  и сказала:
  - А вот чего я не понимаю... Что же это - все полночь да полночь
  
  (напоследок просит выпустить их из ночи, прощаясь, Маргарита, оставить их жизнь в покое, но неумолим, по отношению к их судьбе, Воланд),
  
  а ведь давно уже должно быть утро?
  
  (М.А.Булгаков в очередной раз объясняет читателям, что время, когда собиралась уходить юная Маргарита, было около шести часов утра, как он указал тогда же, а сейчас другое время, и полночь, и Маргарита Николаевна другая, тридцатилетняя).
  
  - Праздничную полночь приятно немного и задержать, - ответил Воланд
  
  (но первую полночь никто не задерживал, мне кажется, это ничего не значащая фраза вставлена автором для усиления мистической атмосферы в романе).
  
  - Ну, желаю вам счастья!
  Маргарита молитвенно протянула обе руки к Воланду
  
  (по-монашески сложив руки, она молча обращается к хозяину, прося его о пощаде),
  
  но не посмела приблизиться к нему и тихо воскликнула:
  - Прощайте! Прощайте!
  - До свидания, - сказал Воланд
  
  (не оставит в покое, пришлёт он к ним скоро своего "ангела" смерти Азазелло).
  
  И Маргарита в черном плаще, мастер в больничном халате вышли в коридор ювелиршиной квартиры, в котором горела свеча и где их дожидалась, свита Воланда
  
  (хорошо поставлена дисциплина на службе у Воланда).
  
  Когда пошли из коридора, Гелла несла чемодан, в котором был роман и небольшое имущество Маргариты Николаевны, а кот помогал Геле
  
  (субординация при ношении тяжелых предметов соблюдается неукоснительно).
  
  У дверей квартиры Коровьев раскланялся и исчез, а остальные пошли провожать по лестнице. Она была пуста. Когда проходили площадку третьего этажа, что-то мягко стукнуло
  
  (просыпаются предметы из рук Маргариты, ничего кроме алмазной подковы не было у неё в руках, но даже не чувствует она этого, другими мыслями занята её голова),
  
  но на это никто не обратил внимания. У самых выходных дверей шестого парадного Азазелло дунул вверх, и только что вышли во двор, в который не заходила луна, увидели спящего на крыльце
  
  (не спится людям только при лунном свете, но уже за порогом квартиры, в подворотни не заходит луна, не достаёт советская власть, и поэтому спит здоровым, свободным сном загулявший ночью человек, так и не дойдя до дома),
  
  и, по-видимому, спящего мертвым сном, человека в сапогах и в кепке, а также стоящую у подъезда большую черную машину с потушенными фарами. В переднем стекле смутно виднелся силуэт грача
  
  (чёрный "воронок" служебной советской автомашины ждёт их).
  
  Уже собирались садиться, как Маргарита в отчаянии
  
  (эта драгоценность, некое свидетельство расположения к ним вождя, талисман иллюзорной надежды, что их оставят в покое)
  
  негромко воскликнула:
  - Боже, я потеряла подкову.
  - Садитесь в машину, - сказал Азазелло, - и подождите меня. Я сейчас вернусь, только разберусь, в чем тут дело. - И он ушел в парадное.
  Дело же было вот в чем: за некоторое время до выхода Маргариты и мастера с их провожатыми из квартиры Љ48, помещавшейся под ювелиршиной, вышла на лестницу сухонькая женщина с бидоном и сумкой в руках
  
  (кому в России незнакомы эти вечные старушки, снующие по магазинам и очередям, разнося сплетни и слухи, выгадывая гроши для облегчения собственной жизни).
  
  Это была та самая Аннушка, что в среду разлила, на горе Берлиоза, подсолнечное масло у вертушки".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Образ Чумы-Аннушки, как представителя неграмотного народа, обуреваемого одним желанием - выжить любой ценой, не обременённого никакими моральными нормами и ограничениями, постоянно присутствует в романе.
  Это она по заданию чекистов, якобы случайно, разливает масло по пути движения М.А.Берлиоза.
  Это она незаметно следит за всеми посетителями "нехорошей" квартиры и подбирает выбрасываемые из неё вещи, в главе 18 она подобрала чемодан Максимилиана Андреевича Поплавского.
  Это её имя "Нюра", в качестве условного знака, вырезано на скамейке, где встречаются Маргарита с Азазелло. Кстати, возле Кремля совсем непросто два часа вырезать на скамейке слова.
  Образ Аннушки, несчастной одинокой женщины, не брезгающей никакой работой, беспринципно, не вдаваясь в подробности, исполняющей всё, что ей поручат, - это портрет той самой кухарки, что пришла теперь управлять государством.
  Худющая, скандальная баба со скверным характером старой девы, циничная и смекалистая, но при всём этом искренне верующая в бога - таков её портрет.
  
   Продолжим.
  
  "Никто не знал, да, наверное, и никогда не узнает, чем занималась в Москве эта женщина и на какие средства она существовала
  
  (автор укажет чуть позже эти средства).
  
  Известно о ней было лишь то, что видеть ее можно было ежедневно то с бидоном, то с сумкой, а то и с сумкой и с бидоном вместе - или в нефтелавке, или на рынке, или под воротами дома, или на лестнице, а чаще всего в кухне квартиры N 48, где и проживала эта Аннушка. Кроме того и более всего было известно, что где бы ни находилась или ни появлялась она - тотчас же в этом месте начинался скандал, и кроме того, что она носила прозвище "Чума"
  
  (М.А.Булгаков подробно здесь описал этот класс советских "сексотов"-тунеядцев, паразитировавших при НКВД на доносительстве; но как ещё могли тогда выжить эти выброшенные в мусор никчёмные старухи?).
  
  Чума-Аннушка вставала почему-то чрезвычайно рано
  
  (волка кормят ноги, нюх и уши),
  
  а сегодня что-то подняло ее совсем ни свет ни заря, в начале первого
  
  (автор вновь обозначает для читателей, что ночь на дворе продолжается).
  
  Повернулся ключ в двери, Аннушкин нос высунулся в нее, а затем высунулась она и вся целиком, захлопнула за собою дверь и уже собиралась тронуться куда-то
  
  (нетрудно понять, куда может устремляться женщина, после 1 мая в городе много перепивших людей, забытых вещей, да мало ли чего можно обнаружить на улице в праздничную ночь),
  
  как на верхней площадке грохнула дверь, кто-то покатился вниз по лестнице и, налетев на Аннушку, отбросил ее в сторону так, что она ударилась затылком об стену.
  - Куда ж тебя черт несет в одних подштанниках? - провизжала Аннушка, ухватившись за затылок. Человек в одном белье, с чемоданом в руках и в кепке, с закрытыми глазами ответил Аннушке диким сонным голосом:
  - Колонка! Купорос! Одна побелка чего стоила, - и, заплакав, рявкнул: - Вон!
  
  (оправдывающегося Алоизия Могарыча, Николая Ивановича и Ивана Савельевича Варенуху чекисты выводят, как завербованных в НКВД сотрудников, то есть как нечисть, через окно, по авторской метафоре бесы должны перемещаться по воздуху)
  
  Тут он бросился, но не дальше, вниз по лестнице, а обратно - вверх, туда, где было выбитое ногой экономиста стекло в окне, и через это окно кверху ногами вылетел во двор. Аннушка даже про затылок забыла, охнула и сама устремилась к окну. Она легла животом на площадку и высунула голову во двор, ожидая увидеть на асфальте, освещенном дворовым фонарем, насмерть разбившегося человека с чемоданом. Но ровно ничего на асфальте во дворе не было.
  Оставалось предположить, что сонная и странная личность улетела из дому, как птица, не оставив по себе никакого следа. Аннушка перекрестилась
  
  (вероятно всё же, что М.А.Булгаков наделял Аннушку какими-то нравственными устоями, хотя и очень покорёженными и упрощёнными)
  
  и подумала: "Да, уж действительно квартирка номер пятьдесят! Недаром люди говорят!.. Ай да квартирка!.."
  
  (это она сама рассказывает людям о том, что в этой квартире происходит нечто неладное).
  
  Не успела она этого додумать, как дверь наверху опять хлопнула, и второй кто-то побежал сверху. Аннушка прижалась к стене и видела, как какой-то довольно почтенный гражданин с бородкой, но с чуть-чуть поросячьим, как показалось Аннушке, лицом, шмыгнул мимо нее и, подобно первому, покинул дом через окно, тоже опять-таки и не думая разбиваться на асфальте. Аннушка забыла уже про цель своего похода
  
  (шла она явно на улицы Москвы с другими намерениями)
  
  и осталась на лестнице, крестясь, охая и сама с собою разговаривая.
  Третий, без бородки, с круглым бритым лицом, в толстовке, выбежал сверху через короткое время и точно так же упорхнул в окно
  
  (квартиру покидают в окно - гонимые сотрудники НКВД, бредут вниз к дверям - ненужные, списанные).
  
  К чести Аннушки надо сказать, что она была любознательна
  
  (конечно, ей ясно, что при таком активном ночном движении в "нехорошей" квартире что-то может обломиться и на её долю)
  
  и решила еще подождать, не будет ли каких новых чудес. Дверь наверху вновь открыли, и теперь сверху начала спускаться целая компания, но не бегом, а обыкновенно, как все люди ходят. Аннушка отбежала от окна, спустилась вниз к своей двери, быстрехонько открыла ее, спряталась за нею, и в оставленной ею щелке замерцал ее исступленный
  
  (возбуждённый жаждой случайной, дармовой наживы)
  
  от любопытства глаз.
  Какой-то не то больной, не то не больной, а странный, бледный, обросший бородой, в
  чёрной шапочке и в каком-то халате спускался вниз нетвёрдыми шагами. Его бережно вела под руку какая-то дамочка в черной рясе
  
  (комиссаровский служебный кожаный плащ на голое тело - вот всё нажитое за одиннадцать лет службы в органах НКВД её имущество),
  
  как показалось Аннушке в полутьме. Дамочка не то босая, не то в каких-то прозрачных, видно заграничных, в клочья изодранных туфлях. Тьфу ты! Что в туфлях! Да ведь дамочка-то голая! Ну да, ряса накинута прямо на голое тело! "Ай да квартирка!" В душе у Аннушки все пело от предвкушения того, что она будет завтра рассказывать соседям
  
  (не голые дамы и распускаемые ею сплетни волнуют её, но чувство охотника, ощущающего приближение добычи).
  
  За странно одетой дамочкой следовала совершенно голая дамочка с чемоданчиком в руке, а возле чемоданчика мыкался
  
  (кот Бегемот болтается среди них, как неприкаянный)
  
  черный громадный кот. Аннушка едва вслух что-то не пискнула, протирая глаза.
  Замыкал шествие маленького роста прихрамывающий иностранец
  
  (читателям стоит обратить внимание на то, что М.А.Булгаков называет иностранцами двух людей в романе: Воланда и Азазелло, безусловно не случайно, оба их прототипа выходцы с Кавказа, грузин И.В.Джугашвили, менгрел Л.П.Берия, так, в очередной раз, обозначает персонажей автор романа)
  
  с кривым глазом, без пиджака, в белом фрачном жилете и при галстуке. Вся эта компания мимо Аннушки проследовала вниз. Тут что-то стукнуло на площадке
  
  (знать сильно были озабочены своими проблемами спускавшиеся люди, коль не услышали металлического звона выпавшей подковы).
  
  Услышав, что шаги стихают, Аннушка, как змея, выскользнула из-за двери, бидон поставила к стенке, пала животом на площадку и стала шарить. В руках у нее оказалась салфеточка с чем-то тяжелым. Глаза у Аннушки полезли на лоб, когда она развернула сверточек. Аннушка к самым глазам подносила драгоценность, и глаза эти горели совершенно волчьим огнем
  
  (думаю, долго будет сожалеть она, что не успела как-то исхитриться и всё-таки хапнуть находку, оставив её за собой).
  
  В голове у Аннушки образовалась вьюга:
  "Знать ничего не знаю! Ведать ничего не ведаю!... К племяннику? Или распилить ее на куски... Камушки-то можно выковырять... И по одному камушку: один на Петровку, другой на Смоленский...
  
  (это для отвода глаз милицейские адреса, где ей надо кого-то "умаслить")
  
  И - знать ничего не знаю, и ведать ничего не ведаю!"
  
  (сходу сочиняет она правдоподобный сценарий того, как ей незаметно присвоить драгоценность).
  
  Аннушка спрятала находку за пазуху, ухватила бидон и уже собиралась скользнуть обратно в квартиру, отложив свое путешествие в город, как перед нею вырос, дьявол его знает
  
  (никто другой, кроме сатаны не может знать, откуда явилась в Россию советская власть)
  
  откуда взявшийся, тот самый с белой грудью без пиджака и тихо шепнул:
  - Давай подковку и салфеточку.
  - Какую такую салфеточку-подковку? - спросила Аннушка, притворяясь весьма искусно, - никакой я салфеточки не знаю. Что вы, гражданин, пьяный, что ли?
  Белогрудый твердыми, как поручни автобуса, и столь же холодными пальцами, ничего более не говоря, сжал Аннушкино горло так, что совершенно прекратил всякий доступ воздуха в ее грудь
  
  (не было шансов у неё забрать себе вещь, очевидно известна она Азазелло).
  
  Бидон вывалился из рук Аннушки на пол. Подержав некоторое время Аннушку без воздуха, беспиджачный иностранец снял пальцы с ее шеи. Хлебнув воздуху, Аннушка улыбнулась.
  - Ах, подковочку, - заговорила она, - сию минуту! Так это ваша подковочка? А я смотрю, лежит в салфеточке... Я нарочно прибрала, чтобы кто не поднял, а то потом поминай как звали!
  Получив подковочку и салфеточку, иностранец начал расшаркиваться перед Аннушкой, крепко пожимать ей руку и горячо благодарить в таких выражениях
  
  (услугами столь пронырливой и смекалистой бабы не грех воспользоваться и в будущем),
  
  с сильным заграничным
  
  (так, лицедействуя, вёл себя его хозяин)
  
  акцентом:
  - Я вам глубочайше признателен, мадам. Мне эта подковочка дорога как память. И позвольте вам за то, что вы ее сохранили, вручить двести рублей
  
  (так вознаграждается и мотивируется на перспективу её бдительность).
  
  - И он тотчас вынул из жилетного кармана деньги и вручил их Аннушке
  
  (на всякий случай, у Азазелло теперь есть повод чуть позже задержать неграмотную тётку).
  
  Та, отчаянно улыбаясь, только вскрикивала:
  - Ах, покорнейше вас благодарю! Мерси! Мерси!
  
  (вот на эти деньги и жила сварливая и наблюдательная старуха, в наше время у них есть пенсия).
  
  Щедрый иностранец в один мах проскользнул через целый марш лестницы вниз, но прежде чем смыться окончательно, крикнул снизу, но без акцента:
  - Ты, старая ведьма, если когда еще поднимешь чужую вещь, в милицию ее сдавай, а за пазуху не прячь!
  
  (то с акцентом, то без акцента разговаривал в беседе с поэтом и Берлиозом Воланд).
  
  Чувствуя в голове звон
  
  (это от железной хватки Азазелло)
  
  и суматоху от всех этих происшествий на лестнице, Аннушка еще долго по инерции продолжала кричать:
  - Мерси! Мерси! Мерси! - а иностранца уже давно не было.
  Не было и машины во дворе
  
  (в действительности мастер и Маргарита выброшены на улицу и идут в свою квартиру пешком).
  
  Вернув Маргарите подарок Воланда, Азазелло распрощался с нею, спросил, удобно ли ей сидеть
  
  (сидеть не на чем, ведь машины нет),
  
  а Гелла сочно расцеловалась с Маргаритой
  
  (как я уже обращал внимание читателей так не расстаются с прислугой, так прощаются с близкими людьми и подругами по несчастью),
  
  кот приложился к ее руке, провожатые помахали руками безжизненно и неподвижно завалившемуся в угол сидения мастеру, махнули грачу и тотчас растаяли в воздухе, не считая нужным утруждать себя подъемом по лестнице. Грач зажег фары и выкатил в ворота мимо мертво спящего человека в подворотне. И огни большой черной машины пропали среди других огней на бессонной и шумной Садовой
  
  (мне кажется, что машина увозит ночью Азазелло, Геллу и кота, но не мастера с Маргаритой).
  
  Через час
  
  (это похоже на подтверждение моей догадки, на машине доехать до их квартиры займёт из двора дома с "нехорошей" квартирой не более 15-20 минут, час они могут плестись лишь пешком)
  
  в подвале маленького домика в одном из арбатских переулков, в первой комнате, где было все так же, как было до страшной осенней ночи прошлого года
  
  (я уже отмечал, что за полгода ничего не изменилось в квартире, это может быть только в том случае, если в квартире никто не жил это время или в ней обитал кто-то близкий, которому было важно сохранять всё в ней без изменений),
  
  за столом, накрытым бархатной скатертью, под лампой с абажуром, возле которой стояла вазочка с ландышами, сидела Маргарита и тихо плакала от пережитого потрясения и счастья
  
  (трудно назвать перенесённые ею этой ночью события счастьем, скорее это можно назвать избавлением).
  
  Тетрадь, исковерканная огнем, лежала перед нею, а рядом возвышалась стопка нетронутых
  
  (автор пишет о том, что тетради не тронуты огнём, это возвращённые им рукописи из чемодана)
  
  тетрадей. Домик молчал. В соседней маленькой комнате на диване, укрытый больничным халатом, лежал в глубоком сне мастер. Его ровное дыхание было беззвучно.
  Наплакавшись, Маргарита взялась за нетронутые тетради и нашла то место, что перечитывала перед свиданием с Азазелло под кремлевской стеной. Маргарите не хотелось спать
  
  (так ведут себя перевозбуждённые люди от чувства смертельной усталости или понимая, что им осталось недолго жить, Маргарита прощается с романом).
  
  Она гладила рукопись ласково, как гладят любимую кошку, и поворачивала ее в руках, оглядывая со всех сторон, то останавливаясь на титульном листе, то открывая конец. На нее накатила вдруг ужасная мысль, что это все колдовство, что сейчас тетради исчезнут из глаз, что она окажется в своей спальне в особняке и что, проснувшись, ей придется идти топиться
  
  (у Маргариты нет иллюзий относительно собственного будущего).
  
  Но это была последняя страшная мысль, отзвук долгих переживаемых ею страданий. Ничто не исчезало, всесильный Воланд был действительно всесилен, и сколько угодно, хотя бы до самого рассвета
  
  (М.А.Булгаков конкретно называет срок, что дал им Воланд для того, чтобы привести дела в порядок и приготовиться к смерти),
  
  могла Маргарита шелестеть листами тетрадей, разглядывать их и целовать и перечитывать слова:
  - Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город... Да, тьма..."
  
   Необходимое дополнение.
  
  В главе 27 "Конец квартиры Љ 50" автор продолжит эту сцену.
  
  "Когда Маргарита дошла до последних слов главы "...Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат", - наступило утро.
  Слышно было, как во дворике в ветвях ветлы и липы вели весёлый, возбуждённый утренний разговор воробьи
  
  (автор, в своём стиле, рядовыми певчими птичками демонстрирует чистый, даже и после всего пережитого, не изгаженный, духовный мир своих героев, сон которых баюкают трели райских птиц).
  
  Маргарита поднялась с кресла, потянулась и только теперь ощутила, как изломано её тело
  
  (не от мистических галлюцинаций болит голова у Маргариты, а от физического насилия ломит её плоть)
  
  и как хочет она спать. Интересно отметить, что душа Маргариты находилась в полном порядке. Мысли её не были в разброде, её совершенно не потрясало то, что она провела ночь сверхъестественно
  
  (потому что ничего и не было чудотворного в этих событиях).
  
  Её не волновали воспоминания о том, что она была на балу у сатаны
  
  (сам по себе праздник 1 мая не представляет ничего необычного),
  
  что каким-то чудом мастер был возвращён к ней
  
  (это явление оплачено её постелью, вряд ли можно назвать чудом услуги проститутки),
  
  что из пепла возник роман
  
  (книга извлечена из архивов НКВД для внесения изменений и в результате сложной интриги Маргариты, вот это, пожалуй, самый настоящий, обещанный ею Наташе, фокус, умудриться вынести из небытия или из секретных хранилищ НКВД запрещённые рукописи и сегодня возможно далеко не всегда),
  
  что опять всё оказалось на своём месте в подвале в переулке
  
  (она сама следила неукоснительно за этим, даже, уходя вчера вечером, на удачу накрыла "круглый" стол, как тогда в счастливую пору в главе 13 она накрывала к завтраку "овальный" стол; кроме неё мог это сделать Алоизий, но его сослали за 105 километр от Москвы в Вятку; а она в главе 30 сама скажет мастеру, что сидела несколько месяцев в тёмной каморке; так как держать её под стражей в заключении лишено смысла, то её посадили здесь под домашний арест, поэтому у неё нет тут одежды),
  
  откуда был изгнан ябедник Алоизий Могарыч. Словом, знакомство с Воландом не принесло ей никакого психического ущерба
  
  (моральный вред от общения с хозяином мог случится у юной девушки, которую насилуют в первый раз, но не у тридцатилетней опытной подставной женщины, чья служебная биография насчитывает 11 лет).
  
  Всё было так, как будто так и должно быть
  
  (естественно с Маргаритой произошло то, что происходило многократно и раньше).
  
  Она пошла в соседнюю комнату, убедилась в том, что мастер спит крепким и спокойным сном, погасила ненужную настольную лампу и сама протянулась под противоположной стеной на диванчике, покрытом старой разорванной простынёй. Через минуту она спала, и никаких снов в то утро она не видела. Молчали комнаты в подвале, молчал весь маленький домишко застройщика, и тихо было в глухом переулке".
  
  Как и тогда в Гефсиманском саду над Иудой гремели соловьиные трели, так и теперь над спящими мастером и Маргаритой поют воробьи.
  
   Продолжим.
  
  
  Конец Третьей части.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"