Когда в приёмную знаменитой психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки, вышел человек с острой бородкой и облачённый в белый халат, была половина второго ночи
(подняли явно с постели помощника доктора Стравинского, так важен свидетель происшествия на Патриарших прудах, что среди ночи, срочно бежит на первый допрос какой-то дежурный офицер).
Трое санитаров не спускали глаз с Ивана Николаевича
(предупреждены об активном сопротивлении власти сотрудники, обычно достаточно одного дежурного),
сидящего на диване. Тут же находился и крайне взволнованный поэт Рюхин. Полотенца, которыми был связан Иван Николаевич, лежали грудой на том же диване
(сколько полотенец могут понадобиться, чтобы завязать человека; не проще ли нарезать одно на верёвки, чем таскать множество по грязным грузовикам; речь идёт о разнообразной одежде, быть может, одеялах, в которые официанты запеленали его, чтобы согреть Ивана в промозглой Москве, даже, скорее всего об одеялах).
Руки и ноги Ивана Николаевича были свободны".
Необходимое дополнение.
Нисколько не сомневаясь в том, что психиатрическая клиника, где как бы работает доктор Стравинский, на самом деле соответствует какой-то неизвестной мне в Москве тюрьме, но общеизвестной и, вероятно популярной в 1920-ых годах, всё же приведу некоторые свои дополнительные логические аргументы. Уверен, что серьёзные историки легко назовут требуемое название, недоступное сибирскому аборигену.
Всех людей в романе, по тем или иным причинам заподозренных в преступлениях: в уголовном, Никанор Иванович Босой, в оскорбительном для Воланда и компании, Жорж Бенгальский, в крамольном для власти, мастер, везут в эту больницу.
Для специального внушения и приведения в себя поющих хором сотрудников городского зрелищного филиала тоже везут в эту же лечебницу.
Во сне Никанора Ивановича, который посещает его в клинике доктора Стравинского, множество народа сидят в характерном для тюрем помещении. Разговоры, поведение и описание этих людей, по множеству свидетельств людей, соответствует признакам, свойственным действиям заключённых.
В дальнейших моих комментариях я укажу ещё множество подтверждений моему утверждению, что клиника доктора Стравинского является тюрьмой
Продолжим.
"Увидев вошедшего, Рюхин побледнел
(пользуется известностью среди сотрудников НКВД этот , якобы, врач, судя по реакции Рюхина, пользуется он славой палача и садиста, осточертели ему эти ночные визиты),
кашлянул и робко сказал:
- Здравствуйте, доктор.
Доктор поклонился Рюхину, но, кланяясь, смотрел не на него
(пренебрегает важная персона "стукачом"),
а на Ивана Николаевича. Тот сидел совершенно неподвижно, со злым лицом, сдвинув брови, и даже не шевельнулся при входе врача.
(отчитывается секретный сотрудник о захвате преступника, не стесняясь Бездомного, но не разглашая ему содержание своего доклада),
пугливо оглядываясь на Ивана Николаевича, - известный поэт Иван Бездомный... вот, видите ли... мы опасаемся, не белая ли горячка...
- Сильно пил? - сквозь зубы спросил доктор
(сильно возмущён ночными посетителями доктор).
- Нет, выпивал, но не так, чтобы уж...
- Тараканов, крыс, чёртиков или шмыгающих собак не ловил?
(признаки белой горячки отметаются сразу).
- Нет, - вздрогнув, ответил Рюхин, - я его вчера видел и сегодня утром. Он был совершенно здоров...
- А почему в кальсонах? С постели взяли?
(частенько забирали с постели своих постояльцев сотрудники НКВД).
- Он, доктор, в ресторан пришёл в таком виде...
- Ага, ага, - очень удовлетворённо
(появился конкретный криминал, есть за что зацепиться, что ещё было нужно советскому следствию для обвинения)
сказал доктор, - а почему ссадины? Дрался с кем-нибудь?
- Он с забора упал, а потом в ресторане ударил одного... и ещё кое-кого...
- Так, так, так, - сказал доктор
(уже проясняется состав преступления, активное сопротивление органам правопорядка)
и, повернувшись к Ивану, добавил: - Здравствуйте!
- Здорово, вредитель! - злобно и громко ответил Иван
(смело бросает обвинение в лицо начальника бесстрашный Иван, обещая в своих показаниях отразить и его антисоветскую деятельность, давая знак, что и он не лыком шит).
Рюхин сконфузился до того, что не посмел поднять глаза на вежливого доктора. Но тот ничуть не обиделся, привычным, ловким
(не двигаются легко и скоординировано рассеянные чудаки)
жестом снял очки, приподняв полу халата, спрятал их в задний карман брюк
(в заднем кармане не носят очки, они там непременно сломаются, это "привычное" место для наручников),
а затем спросил у Ивана:
- Сколько вам лет?
- Подите вы все от меня к чертям, в самом деле! - грубо закричал Иван и отвернулся.
- Почему же вы сердитесь? Разве я сказал вам что-нибудь неприятное?
- Мне двадцать три года, - возбуждённо заговорил Иван, - и я подам жалобу на вас всех. А на тебя в особенности, гнида! - отнёсся он отдельно к Рюхину
(являясь непосредственным свидетелем расправы над Берлиозом, Бездомный отчётливо понимает, что его участь теперь решена, единственное, чем может он насолить им - это сделать их своими соучастниками, подпольными сочувствующими соратниками).
- А на что вы хотите пожаловаться?
- На то, что меня, здорового человека, схватили и силой приволокли в сумасшедший дом!
(так можно назвать любой дом, где творится произвол, впрочем, как и всю страну; зачем выяснять очевидное, не проще ли, без суда и следствия, по обыкновению советской власти, сразу поставить к "стенке")
- в гневе ответил Иван.
Здесь Рюхин всмотрелся в Ивана и похолодел: решительно никакого безумия не было у того в глазах. Из мутных, как они были в Грибоедове, они превратились в прежние, ясные
(успели-таки служащие ресторана, хорошо знавшие Ивана, начиная со швейцара, накормить и согреть его на кухне).
"Батюшки! - испуганно подумал Рюхин. - Да он и впрямь нормален? ..Вот чепуха какая! Зачем же мы, в самом деле, сюда-то его притащили? Нормален, нормален, только рожа расцарапана..."
(вдруг оправдают Ивана, выпустят его, а он сам, находясь здесь, в отместку, даст очернительные, клеветнические показания на Рюхина, сами себя боятся секретные сотрудники).
- Вы находитесь, - спокойно заговорил врач, присаживаясь на белый табурет на блестящей ноге, - не в сумасшедшем доме, а в клинике, где вас никто не станет задерживать, если в этом нет надобности
(сам врач, по желанию М.А.Булгакова, заявляет, что это не больница для душевнобольных, а научное учреждение, где никто не станет "ломать комедию", при необходимости без церемоний его быстро пустят в расход).
Иван Николаевич покосился недоверчиво, но всё же пробурчал:
- Слава те господи! Нашёлся наконец один нормальный среди идиотов, из которых первый - балбес и бездарность Сашка!
(рад Иван встретить человека, который называет вещи своими именами)
- Кто этот Сашка-бездарность? - осведомился врач
(принял за оскорбление в адрес главного в этом заведении врача Стравинского доктор, они с Рюхиным тёзки).
- А вот он, Рюхин! - ответил Иван и ткнул грязным пальцем в направлении Рюхина.
Тот вспыхнул от негодования.
"Это он мне вместо спасибо! - горько подумал он. - За то, что я принял в нём участие! Вот уж, действительно, дрянь!"
(каждый филёр, разоблачая людей, обманывает себя тем, что своими докладами способствует их очищению и благу).
- Типичный кулачок по своей психологии, - заговорил Иван Николаевич, которому, очевидно, приспичило обличать Рюхина, - и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария
(самое простое и ходовое в те годы обвинение, что выдвигали против литераторов, было обозвать их "перерожденцами", занимающимися антисоветской пропагандой).
Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, которые он сочинил к первому числу! Хе-хе-хе..."Взвейтесь!" да "развейтесь!"... а вы загляните к нему внутрь - что он там думает... вы ахнете! - И Иван Николаевич зловеще рассмеялся
(любому любителю литературы не трудно понять, как легко всякому тексту можно приписать противоположное содержание, было бы только желание у читателя внимать подобную ложь).
Рюхин тяжело дышал, был красен
(страшно ему)
и думал только об одном, что он отогрел у себя на груди змею, что он принял участие в том, кто оказался на поверку злобным врагом. И, главное, и поделать ничего нельзя было: не ругаться же с душевно больным!
(не достаточно таланта у Рюхина и коротки руки, чтобы противостоять Ивану, если тот захочет возвести поклёп на него).
- А почему вас, собственно, доставили к нам? - спросил врач, внимательно выслушав обличения Бездомного.
- Да чёрт их возьми, олухов! Схватили, связали какими-то тряпками и поволокли в грузовике!
(на удачу, на всякий случай, "идёт в отказ" Иван Николаевич).
- Позвольте вас спросить, вы почему в ресторан пришли в одном белье?
- Ничего тут нету удивительного, - ответил Иван, - пошёл я купаться на Москву-реку
(ночью в отчаянный холод),
ну и попятили мою одёжу, а эту дрянь оставили! Не голым же мне по Москве идти! Надел что было. Потому что спешил в ресторан к Грибоедову
(несёт полную околесицу Иван Николаевич Бездомный, зная, что проще всего люди верят именно в такую беспросветную ложь).
Врач вопросительно поглядел на Рюхина, и тот хмуро пробормотал:
- Ресторан так называется
(но есть честный поэт, который останавливает поток лжи).
- Ага, - сказал врач, - а почему так спешили? Какое-нибудь деловое свидание?
(естественно, спрашивает доктор о его участии в заседании Массолита, какое ещё деловое свидание может происходить в эту полночь?)
- Консультанта я ловлю, - ответил Иван Николаевич и тревожно оглянулся
(называет он имя вождя И.В.Сталина, через пару строк ниже в романе вытянут руки по швам, так называемые санитары при звуке его имени).
- Какого консультанта?
- Вы Берлиоза знаете? - спросил Иван многозначительно.
- Это... композитор?
(провокационно притворяется не понимающим дознаватель).
Иван расстроился.
- Какой там композитор? Ах да.... Да нет! Композитор - это однофамилец Миши Берлиоза.
Рюхину не хотелось ничего говорить, но пришлось объяснить:
- Секретаря Массолита Берлиоза сегодня вечером задавило трамваем на Патриарших
(Рюхин объясняет какой версии гибели Михаила Александровича условленно начальством придерживаться, далёк от маститого литератора Рюхин, невозможно спутать секретаря с председателем, не вхож он в Массолит).
- Не ври ты, чего не знаешь! - рассердился на Рюхина Иван. - Я, а не ты был при этом! Он его нарочно под трамвай пристроил!
(непреклонен и твёрд пока в своих утверждениях Иван)
- Толкнул?
- Да при чём здесь "толкнул"? - сердясь на общую бестолковость, воскликнул Иван. - Такому и толкать не надо! Он такие штуки может выделывать, что только держись! Он заранее знал, что Берлиоз попадёт под трамвай!
(звучит обвинение в предумышленном убийстве Воландом Берлиоза).
- А кто-нибудь, кроме вас, видел этого консультанта?
- То-то и беда, что только я и Берлиоз.
- Так. Какие же меры вы приняли, чтобы поймать этого убийцу? - Тут врач повернулся и бросил взгляд женщине в белом халате, сидящей за столом в сторонке. Та вынула лист и стала заполнять пустые места в его графах"
(оформляет протокол задержания).
Необходимое дополнение.
Все боятся, и следователь тоже, попасть в протокол вместе с антисоветскими элементами, боятся быть заподозренными, а затем обвиненными, в контрреволюционных настроениях.
Дрожит от страха Рюхин. Делает вид следователь, что не знакома ему фамилия Берлиоза. но мгновенно реагируют он и его подчиненные, услышав то, кто и какое преступление совершил.
Понятно им, что за происшествие видел несчастный Иван Николаевич Бездомный, свидетелем чего был.
Обменяются, на всякий случай, понятными только им репликами Рюхин и доктор:
"- А что это он все про ... консультанта говорит?
- Видел, наверно, кого-то, кто поразил его расстроенное воображение".
Но достаточно санитарам такого названия, чтобы опознать своего всевластного хозяина.
Хорошо оба понимают, что не желает быть узнанным консультант. Нельзя даже имени произносить, даже вскользь упоминать.
Светлый образ "отца народов" не вяжется с убийством. Так, простыми людьми, обелялась биография и текущая жизнь руководителей страны.
Не требовалось даже особых распоряжений, хотя они, безусловно, были тоже.
Продолжим.
" - Меры вот какие. Взял я на кухне свечечку...
- Вот эту? - спросил врач, указывая на изломанную свечку, лежащую на столе рядом с иконкой перед женщиной.
- Эту самую, и...
- А иконка зачем?
- Ну да, иконка... - Иван покраснел, - иконка-то больше всего их и испугала, - он опять ткнул пальцем в сторону Рюхину
(пугаются суеверные, неграмотные люди, рядовые сотрудники НКВД лика божьего, знают они за собой грехи, страшит их гнев господень),
- но дело в том, что он, консультант, он... будем говорить прямо... с нечистой силой знается... и так просто его не поймаешь.
Санитары почему-то вытянули руки по швам и глаз не сводили с Ивана
(без труда даже самые низшие чины, в иерархии НКВД, признают под этим именем "консультант" в сочетании с понятием "нечистая сила" своего верховного главнокомандующего).
- Да, - продолжал Иван, - знается! Тут факт бесповоротный
(кодовым словом "тут" подчёркивает автор истинность утверждения).
Он лично с Понтием Пилатом разговаривал. Да нечего на меня смотреть! Верно говорю! Всё видел - и балкон, и пальмы. Был, словом, у Понтия Пилата, за это я ручаюсь
(допуск к каким-то государственным тайнам слышат в рассуждениях о Понтии Пилате всегда готовые подчиняться, раболепствующие служивые люди).
- Ну-те, ну-те..
- Ну вот, стало быть, я иконку на грудь пришпилил и побежал...
Тут вдруг часы ударили два раза
(ночь и внезапность могут помочь Бездомному).
- Эге-ге! - воскликнул Иван и поднялся с дивана. - Два часа, а я с вами время теряю! Я извиняюсь, где телефон?
(используя впечатление, произведшее на присутствующих его личное знакомство с Воландом, их смущение этим и замешательство, как свой последний шанс, Бездомный пытается совершить побег).
- Пропустите к телефону, - приказал врач санитарам
(полон благоговения перед именем ВОЖДЯ, доктор).
Иван ухватился за трубку, а женщина
(лишь не озабоченная тщеславием и самолюбием рядовая конторская служащая тупо продолжает исполнять приказание и заполняет анкету)
в это время тихо спросила у Рюхина:
- Женат он?
- Холост, - испуганно ответил Рюхин
("едет крыша" у насмерть перепуганного "стукача").
- Член профсоюза?
- Да.
- Милиция? - закричал Иван в трубку. - Милиция? Товарищ дежурный, распорядитесь сейчас же, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулемётами для поимки иностранного консультанта