...Своего раннего детства Коврик не помнил. Он не
мог сказать, где и как он появился на свет. Но Коврик точно знал, что самые первые
его ощущения были связаны с Новым Годом. Сначала ему было очень темно и тесно,
а потом раздался треск разворачиваемой бумаги - и его ослепило множество
огоньков ёлочной гирлянды. Сверкала и переливалась ёлка, увитая серебристым
дождем и мишурой, стеклянные шары пускали разноцветные блики...
"Здравствуй, мир!" - хотел закричать Коврик, но был так потрясён,
заворожён и очарован, что потерял дар речи. Словно сквозь сон, до него долетело
восхищённое: "Какая прелесть!", - и он даже не понял, что это
относилось к нему. О собственной внешности у Коврика было весьма смутное
представление, но в глубине души он, конечно, надеялся, что его считают
красивым Ковриком, иначе положили бы его не в спальне перед кроватью, а
где-нибудь возле входной двери.
* * *
Первое время
юного Коврика безмерно удивляло все, с чем ему приходилось знакомиться. Скоро
он научился отличать тяжёлые Ботинки от изящных Туфелек, а мягким Тапочкам он
особенно симпатизировал. Часто Тапочки оставались с ним на ночь, и тогда они
вели долгие задушевные разговоры. Тапочки рассказывали Коврику о происходящем
за пределами спальни, делились последними новостями, иногда мило сплетничали о
Ботинках и Туфельках. Коврик совсем не знал жизни, но в душе был философом,
поэтому его ужасно интересовали вопросы мироздания...
Незаметно пролетел год. В доме опять, как в детстве, запахло ёлкой, и сердце Коврика
затрепетало. Он верил, что в новогоднюю ночь исполняются самые заветные
желания, происходят самые невероятные чудеса. Он очень хотел что-нибудь
загадать, но, как ни старался, так и не смог ничего придумать. Коврику казалось,
что у него есть всё, что нужно для счастья.
Дни шли за
днями, один Новый Год приходил на смену другому... Тапочки всё чаще стали
жаловаться на здоровье, да и Коврик начал находить у себя потёртые нитки, и это
его удручало. Раньше он никогда не думал о том, что будет, когда он весь
обветшает. Коврик старался не падать духом, бодрился и стал еще бережнее
относиться к Тапочкам. Он шептал им по ночам разную нежную чепуху, с болью
замечая, как они стареют. И вот однажды вечером вместо любимых добрых Тапочек
появились бездушные пластиковые Шлепанцы... Коврик не смог смириться с такой
подменой и загрустил, стал равнодушным и невежливым. Ему казалось, что жизнь
потеряла для него всякий смысл...
* * *
Приближался
очередной Новый Год. Туфельки и Ботинки ужасно суетились, бегали по всему дому,
и в Коврике постоянно застревали еловые иголки и кружочки конфетти. Почему-то
именно сейчас его депрессия сменилась ожиданием чуда. Иголки
кололись и чесались, конфетти щекотались, но Коврик был готов на любые жертвы,
лишь бы опять испытать это волшебное новогоднее настроение, почувствовать себя
юным и восторженным.
Как-то тусклым
зимним утром, ещё не совсем проснувшись, Коврик почувствовал странное,
необычное, но очень приятное прикосновение. Сбросив остатки сна, он разглядел
две нежные розовые пятки и десять крохотных пальчиков. Ножки неуверенно
протопали по Коврику... С этого дня Коврик будто помолодел. Он жил, постоянно
ожидая встречи с такими замечательными Ножками. К его огромному сожалению, им не
часто удавалось добраться из детской в спальню - на их пути было столько почти
непреодолимых препятствий! Разбросанные по полу игрушки (огромный мяч,
наверное, специально каждый раз оказывается прямо на дороге), обеденный стол
(что лучше - обойти его вокруг или проползти под ним? Как бы не заблудиться
среди стульев...) и двери, двери, двери... Ножкам не разрешалось заходить в
спальню, но запретный плод, как известно, сладок. К тому же Ножкам так
понравился милый мягкий Коврик, что они при каждом удобном случае пытались
пробраться к нему. А он старался подставлять им свои самые пушистые места,
предугадывал падения, следил, чтобы они не наступали на холодный пол... Теперь
Коврик снова был счастлив.
Но дни
неминуемо складывались в месяцы и годы. Коврик старел и уже не мог заботиться о
Ножках так, как раньше. А Ножки росли, становились все более самостоятельными, и
им уже не требовалась опека старого Коврика. Коврик всё чаще думал о том, что
скоро пробьет его последний час, и свою смерть он встретит на свалке.
* * *
Но вот однажды
(ах, сколько этих "однажды" было в долгой жизни Коврика!) кто-то
мохнатый и тёплый потыкался в него чем-то мокрым и холодным, схватил чем-то
твёрдым и потащил в угол между кроватью и окном. Довольно тявкнув, Мохнатый уютно
свернулся на Коврике калачиком и сладко засопел. Коврик был очень смущён - он
не знал, как ему относиться к этому Мохнатому. Новый знакомый был совсем не
похож ни на Тапочки, ни на Ножки. Он не был склонен вести задушевные беседы и
совсем не выглядел трогательно беззащитным... Он был очень шумный, с него лезла
шерсть, а иногда он случайно цеплялся когтем за какую-нибудь нитку на Коврике,
и тот вздрагивал от ужаса, думая, что его вот-вот раздерут в клочки. Но пришёл
тот день, который расставил всё по своим местам...
В доме
готовились к встрече Нового Года. Через щель под дверью Коврик видел ёлку, под
которой разноцветной грудой лежали подарки, а среди них - большая красивая
подушка, перевязанная лентой. Нехорошее предчувствие зашевелилось в его душе...
...А потом был
нескончаемый топот многих незнакомых Коврику Ботинок и Туфелек, музыка,
шуршание бумаги, снимаемой с многочисленных коробок и коробочек, радостные и
удивлённые возгласы, звонкий лай Мохнатого... Коврик был уже слишком стар,
чтобы спокойно спать под весь этот шум. Он промучился до утра и только на
рассвете забылся тяжёлым сном. А когда он пришел в себя, то обнаружил, что
лежит на мусорной куче в окружении пустых консервных банок и мокрых газет.
Самые страшные его мысли стали явью.
* * *
Вся жизнь
пронеслась перед Ковриком чередой счастливых и грустных дней, удивительных
открытий и горьких разочарований, неожиданных встреч и печальных потерь...
"Вот и всё...", - подумал он, но в этот момент совсем рядом раздался
радостный визг, и перед ним оказался Мохнатый. Опять, как и в первый раз,
аккуратно сомкнулись зубы, и вскоре Коврик оказался в знакомом и таком родном
углу. По всей спальне валялись клочья, ещё совсем недавно бывшие большой
подушкой (видно, над ней основательно поработали чьи-то зубы и когти...). Но
сейчас Мохнатый не обратил на это ни малейшего внимания. Он был так рад, что
нашёлся его чудесный Коврик! Никакие сокровища в мире не смогли бы заменить
его. И тут Коврик понял, что у него появился самый настоящий друг. Старому
потёртому Коврику стало так тепло на душе, что он запел... И пусть певец он был
никудышный, и в песне его не было ни размера, ни рифмы, но разве это имеет
значение? Когда поет душа, нет нужды в критиках. Даже если это душа всего лишь
старого Коврика.
![[]](/img/u/usachewa_s_g/kovrik/dog.jpg)
Рисунок автора
|