Меня долго убеждали, что если уж людей и сравнивать с чем-то, то только с цветами.
- Я столько цветов и не знаю, - отнекивался я.
- Да точно тебе говорим! - возмущались моему упорству родственники, соседи, друзья.
И каждый при этом норовил сущностью своей цветочной блеснуть: то глазками своими васильковыми, то бутонами губ шлепнуть в щечку, то тонкую душевную организацию фиалки в истерике вывалить. То еще какой-то хренью, которую я из-за свой ботанической безграмотности не распознавал, но сами "цветочки" упорно выпячивали. И ясно же: мимикрия все это. Ну откуда в наших условиях весь этот цветник? Экономический климат у нас почти арктический, в политике северные ветра преобладают, и вообще. Мода виновата? У нас ведь как все? Кто-то ляпнет "я - роза", подхватят, начнутся споры, решения, консенсусы и, глянь, - уже на головах граждан лепестки выросли, а в мозгах пчелы гудят. Особенно это заметно после выборов стало. Или сезон у цветов какой начался, или просто время пришло, но ко мне даже мой друг Артем пришел как-то в гости с исключительно ботанических вопросом.
- Во мне умер мальчик-ромашка, - заявил он.
Если вы Артема не видели, то представьте этот двухметровый, волосатый, колючий в общении кактус в потертой кожанке, последний год дрейфующий по карьерной лестнице.
- Чего это? - поинтересовался, разливая пиво.
- Мальчик-ромашка, - начал объяснять Артем, - это...
- Да понятно, понятно, - прервал его я, в ужасе представив, что может скрываться под этим определением, - что значит умер? Почему такие выводы?
Артем шумно подышал, взял в обе руки литровую кружку пива, сделал глоток и заявил:
- Я почувствовал...
После этого следует многозначительное молчание и еще один глоток.
- И? - намекнул на продолжение я и делаю свой первый глоток пива.
- Тут такое дело, - начал Артем. Как и у каждого кактуса, потерявшего в своей душе ромашку, голос у него дрожал от обиды, - Меня бросила Алена. Вот так просто взяла и бросила.
У меня привычно лепестки дыбом встали. Не оттого что его бросили. Поражало то, что сам Артем все еще удивлялся тому факту: "Алена его бросает". Регулярно удивлялся, никакой рефлекс не вырабатывался.
- Подожди, а что она сделала, дай бог памяти, месяца три назад? - спрашиваю я ошарашено.
- Ну, тогда она еще не совсем бросила. Это было предупреждение. А сейчас уже точно, сейчас уже - все.
Мне оставалось только запить эту новость пивом. На моей памяти Алена, которая предпочитала представляться Лилией, постоянно и перманентно прибывала в состоянии расставания и занята окончательным решением вопроса "быть или не быть" вместе. Мужчины менялись, антураж ветшал, а процесс этот не останавливался ни на минуту, иногда только раздваивался, петлял, пока, наконец, милый парень Артем и Алена-Лилия не повстречали друг друга. Как показал опыт, соединением их стебельков руководила сама судьба. Единственное, что желал Артем - чтобы его бросили. Часто, красиво, с соплями, громкими фразами и вескими основаниями. Слив устремления этих двух растений в единый порыв, им удалось создать неповторимый и нерушимый брачный союз. Естественно на следующий день, после колец, шампанского и идиотских конкурсов, Алена его бросила. Я в этом совершенно не виноват. Просто не контролировал себя из-за выпитого. Чем она нагло и воспользовалась. Благо Артем был в не себе достаточно долго, чтобы ничего не заметить и тихонько дождаться её возвращения в ванной.
- Все уже решено окончательно. Возврата не будет, - продолжил жаловаться Артем, - мы даже стерли телефоны друг друга из памяти мобильных телефонов.
- Вот же надо так! - восклицаю притворно я. - А у меня как раз случайно Аленкин телефон удалился из контактов, хотел у тебя спросить. Ну ничего, - махнул рукой, - попрошу у кого-то.
-- Да чего просить? Записывай. Восемь ноль шестьдесят семь триста двадцать пятнадцать десять, - продиктовал он.
- Ой, спасибо! Ой, выручил, - прикалывался я.
А Артем продолжал ныть.
- И теперь я чувствую, что гигантская часть моей души откололась, умер мой мальчик-ромашка, то светлое что еще оставалось во мне, - следовал громкий вздох.
Вообще-то, я никогда не вмешивался в перипетии метаний и духовных порывах той самой осиротевшей артеменной души, но тут не выдержал и ляпнул.
- И что ты так и оставишь эту смерть без последствий? - спросил я, осушил кружку и встал.
- А? Что? - отозвался Артем.
- А помянуть? - продолжаю я.
- Так, собственно, - говорит он, глядя на полупустую кружку перед ним.
- И все? - поражаюсь я. - Единственное светлое, навсегда покинувшее тебя, удостаивается только литром пива? И не стыдно?
- Точно, - согласился со мной он, мужественно тремя глотками допивает почти пол-литра пива и встает. - Куда?
- Куда, куда? К цыганам! - я.
К цыганам мы конечно не поехали. С одной стороны у цыган скучно, цветов нет, сплошные шишки. С другой наркотиков мы боялись. Особенно, после того как одна наша знакомая роза буквально за несколько лет превратилась в овощ. Отправились мы в гербарий, на кладбище то есть. Хоронят в нашем городе в нашем городе очень удобно. Для посетителей: общественный транспорт, арочные ворота, длинные скамейки, белые домики туалетов, раскидистые деревья, атмосфера тихая, спокойная, я бы даже сказал умиротворенная, драк почти не бывает, место культурное, и яркие цветы на могилах. Располагают к поминкам мальчика-ромашки. Пить вермут, поминая ромашку, мы отправились на второе католическое. Где присесть искали долго, пока наконец не увидели чудовищный розовый куст, с белыми розами, прикрывающий строгий памятник с красной звездой.
- Здесь, - говорю я, показывая на скамейку под кустом.
Из бумажного пакета достаем две литровые бутылки вермута, четыре жестяных банки оливок и аромолампу, в которую предусмотрительно налили масло шиповника.
- Как ты думаешь, - спрашивает меня Артем. - Почему цветы на могилах вырастают именно такие, какие вырастают? Вон этот, ну пирамидальный такой, памятник, почему там все в васильках?
- Отметаем самый простой вывод: родственники посадили, и экстраполируем, - говорю я.
- Ага, - согласился Артем.
- Значит, остается не самый банальный и потому правильный вывод. Люди как цветы.
- Я ромашкой раньше был, - кивнул мой друг, вздыхая.
- Вот и лезет из могил наружу сущность покойников. Кто василек, кто конопля... - заявляю.
Вермут на кладбище пьется хорошо. Видимо есть что-то располагающее.
- Кстати, - говорю, - вермут это же по сути тоже вино, только с цветами. Как готовят вермут, в переводе полынное вино означает. Типа горечь поэтому. А не от спирта как мы думаем. Хотя кто сейчас знает. Смысл в том, что в вино добавляют эфирные масла. Кровь цветов, как сказал бы поэт.
- Да... Не знал... - удивился Артем.
Некоторое время мы мудро молчали, наблюдая за другими посетителями. Эти цветы, которые не навсегда в гербарий, а только полюбоваться на других, вянуть и не думали. И почтение перед уже ставшими экспонатами родственниками какое-то лицемерное. Если уверены что не видит никто, с шествуют с бесстыдством, в вразвалочку, разглядывая памятники, а как только понимают что на них смотрят, сразу шаг ломают, голову преклоняют в скорби. Мы с Артемом проще ко всему этому относимся. Не мусорим особо, только косточки от оливок аккуратно бросаем за спину.
- А почему же тогда на могиле не одни какие-то цветы, а разные, - спрашивает мой друг.
Я сначала хотел было отшутиться. Уже и рот раскрыл, но меня осенило.
- Неужели ты думаешь, что у столь сложного существа, как человек разумный, внутри только один цветок?
Он пожимает плечами.
- Внутри каждого из нас целый букет цветов. Какой-то из них может преобладать, но то что их как минимум несколько - не обсуждается. Вот ты тут рыдаешь, что в тебе умер мальчик-ромашка. Так это все глупости, это все мелочи. В тебе еще море других цветов.
- Слушай! - у Артема глаза загорелись, - а как узнать какие еще. Про ромашку это мне Лилия рассказала. Но раз есть и другие, как их понять-то.
- А тут, - Сказал я важно, ткнув пальцем в небо, - тут нам может помочь только наука.
- Какая?
- Флористика.
2
Флористика как наука о человеческой душе, о внутреннем мире человека, зародилась пятнадцатого июля две тысячи шестого года, на кладбище, в тени одинокой яблони. Хотя исторически она появилась раньше, еще до победного шествия по Европе тюльпана и первых свидетельств о скромной розе, подаренной Адонису Афродитой, но только в этот день, она получило свое истинное развитие. Первооткрывателем и человеком, заложившим её основные принципы, стал я. Но все лавры гения по праву надо разделить с Артемом. Сам он, открывая вторую бутылку вермута, продолжал грустить.
- Та знаешь, что меня больше всего удивляет? - спрашивает.
- Ну?
- Если во мне действительно много цветов намешано, - произнес он тихонько, на слове 'цветов' смачно причавкнув, - Почему во мне умер именно мальчик-ромашка?
- Судьба, - отвечаю ему.
Будто соглашаясь с этим выводом, фальшиво грянул реквием. По аллейке приблизилась похоронная процессия. Оркестр из пяти полутрезвых музыкантов грозными и неслаженными громыханиями сопровождал небольшую колону родственников во главе с гробом. Серые лица родственников диссонировали с красными мордами сослуживцев покойного и синими щеками музыкантов, дувших в свои медные инструменты с непонятным остервенением. Только заменявший барабан мальчик с тарелками был со свежим, опрятным и удивительно одухотворенным лицом. Гроб несли на плечах четверо краснолицых. Шагали они не в ногу, нервно и неловко, как и изображающий 'музыку' оркестр, из-за чего гроб болтался как лодка в качку и на асфальт вываливались цветы. Родственники, смотрели на нас с подозрением. Понятное дело не каждый день встретишь на кладбище двух мужчин пьющих из горла вермут, закусывая оливками прямо из банки. Когда процессия прошла мимо нас, Артем заметил:
- Хризантемы в основном несут.
- И как ни странно гвоздики, - обратил его внимание я.
- А в руках одной телки почему-то фиалка в горшке.
- Она так видит, - говорю я.
Именно Артем в частной беседе впервые высказал мысль, что все многообразие цветочного человечества должно подчиняться неизвестным пока закономерностям. Для того чтобы эти законы вывести, последователями гениев составлен трактат в пяти томах, который получил название - 'Флористика'. Гигантская работа по описанию всего многообразия существ с точки зрения сообразности их цветочных натур заняла много лет, но в результате, для помощи тем, кто возжелает следом за мной понять человека и человечество, создан справочник почти всех возможных людских букетов. К сожалению сами основатели теоретической флористики практически не оставили работ раскрывающих внутреннею сущность цветочной души. Единственное чем они порадовали благодарных потомков - это статья 'Патология ромашек в жизни мужчин до 30 лет'.
- Знаешь, - обратился ко мне Артем, - она меня потому и бросила, что мальчик-ромашка во мне умирать начал. Я чуть всё причинно-следственную связь переврал? Не ромашка с ней ушла, понимаешь? Просто Лилия человек чуткий и нежный, она недавно голубя с переломанной лапкой выходила. Два месяца ухаживала, кормила, поила - но вылечила. Даже ветеринара вызывала, чтобы рассказать, как она спасла зверушку.
- Думаешь голубь выклевал твою ромашку?
- Нет, - помотал головой Артем и стрельнул косточкой от оливки в чей-то памятник не попал, - это я к тому, что она могла интуитивно понять, что черствею, теряю свою...
Он задумался
- Ромашковую сущность, - подсказал я ему.
- Вот-вот. А, почувствовав, она не смогла оставаться со мной. И ушла...
- Аминь, - пробормотал я, наблюдая как к нашей скамейке приближались еще одни похороны. В этот раз на оркестр родственники не расщедрился и вместо музыки скрипела грузовая тележка, которую толкали двое неопрятных с вида мужика. На ней, утопая в пластмассовых венках, лежал гроб. Несмотря на бедный антураж процессии желающих проводить покойного в последний путь шествовало даже больше чем в предыдущей. Однако эти сохранить на лице, приличествующую одухотворенность даже не пытались. Шли весело, пьяно пошатываясь и громко делясь мнениями о столь знаменательном событии. У каждого на шей весел шарфик нашей футбольной команды, а у некоторых на головах красовалась фанатская шапка с рогами. Когда тележка поравнялась со скамейкой, мы одновременно с Артемом посмотрели в гроб. Покойного видно не было, его полностью погребла под собой гора цветов. Хоронили в основном розы, хотя местами и прорывались какие-то бледно-розовенькие лепестки и совсем не официальный одуванчик... Как только они скрылись за поворотом я произнес.
- Поразительная особенность этого кладбища заключается в том, что хоронить тут запрещено с середины восьмидесятых, а покойников все свозят и свозят.
- Может их цветы высасывают? - предположил Артем.
Я покачал головой.
- Так мы с тобой до компостных куч договоримся, - сказал я и замахал зажатой в левой руке бутылкой, - и хотя я не знаю: кладут ли цветы в компост, но натурализм лишний раз пускать в жизнь не надо.
Мы синхронно сделали по глотку вермута. В этот момент солнце на мгновение скрылось за одиноким облаком и в алею, под хрип, вырывающейся из колонок музыки, вкатилась третья процессия. Вкатилась самым буквальным образом. Впереди ехал грузовик буквально усыпанный венками, цветами, букетами, где-то там под ними прятался гроб. За ним неторопливо следовал второй грузовик с колонками, аппаратурой и ошалевшим диджей, хорошо известным в городе по организациям различных мероприятий. Я даже не выдержал и толкнул Артема локтем. Чтобы показать, что комизм ситуации оценил, он булькнул. Рассмеется мы не решились - слишком торжественной оказалась последующая кавалькада из джипов и лимузинов. Каждый автомобиль скромно украшал букетик симпатичных красно-белых тюльпанов.
- Это тоже флористика? - спросил меня Артем.
- Неосознанная, - подтвердил я. - Интуиция заставляет нас соответствовать её законам, толи из страха, толи в благодарность за нашу материальную свободу.
И, несмотря на то что наука, с самой первой минуты своего существования однозначно заявила о себе, как важный этап исследования системы мироздания, ей не хватало еще одного, самого важного этапа - эксперимента. Конечно я понимал, что можно попытаться хирургическим путем пришить Артему потерянную ромашку, но путь это мне показался слишком простым, легким, несоответствующим той огромной важности самого исследования. Да и возникал вопрос о чистоте такого эксперимента. Нет. Необходим был новый, абсолютно неизвестный досель объект исследования.
- Интересно что по этому поводу говорят древние? - спросил Артем совершенно неожиданно.
- О чем?
- О флористики, - объяснил он.
- Наверное, китайцы что-то знали. И даже записали. Но я не читал, а современные авторы не любят ставить кавычки, когда цитирует кого-либо. Поэтому я даже не знаю, какие мысли у меня от Павича, а какие от Лао Цзы. А так как мы с тобой читаем и пьем непозволительно много, я даже не знаю, какие мысли мои.
Понимание необходимости толчка для дальнейшего изучения и флористики пришло к основателям науки сразу. У них, конечно, не было мыслей ставить свой труд наравне с трудом таких мыслителей, как Маркс и Энгельс, поэтому мы сидели и пили вермут. Маленькими, ничего не значащими глотками, приближаясь к присоединению наших цветков к общему букету вселенной. И хотя между нами с Артемом нет дружеской близости, и слава богу, но для совместного распития и развития научной базы - вполне. Мы конечно разные. Меня, например такие женщины как его Алена всегда пугали. Все эти роскошные бутоны и тонкие безукоризненные стебельки. Бесконечные аллюзии и иллюзии, когда кажется что все сказанное ранее игра, а вот эти, именно эти, слова - самая настоящая правда. Это конечно миленько и очень волнительно, и одного этого достаточно чтобы почувствовать влечение. И если ко всем этим прелестям прибавить секс... Но я уж как-то - мимо. Не хочу.
Спасло ученных (нас то есть) только появление в плоскости их мира идеи об Эксперименте.