Прежде чем очнуться посреди дороги с переломанными ребрами и опустошенными карманами, и без того не отличающимися содержанием купюр, как и полагается жертвам гоп - стопа (Васильев был более, чем полностью уверен в этом), Антон почувствовал, как из одного уха к другому, путешествует рой ос, приспособивший голову Васильева под туннель для переправы. А как ещё можно было объяснить бушующий в голове шум? Конечно, исходя из приглушенности окружающих звуков, можно было предположить и следующее: гопники, оставшиеся недовольными от размера честно нажитой Васильевым заработка, обозлились на последнего и, по доброте душевной, спустили его в ближайшую речку. Ну, вернее эту экологическую катастрофу, берущую начало в водах озер Чернобыля, рекой было назвать стыдно, но даже великий и могучий русский язык не смог придумать достаточно красочного, но при этом цензурного прилагательного, которым можно описать этот ужас. Однако, не смотря на это, Васильев сохранял возможность дышать. В радиоактивных водах местной радиоактивной реки- вонючки, это было бы вряд ли возможно. С другой стороны, нечто яростно хлопающее его по щекам, вполне могло оказаться рыбой из упомянутой реки. А что, ведь какой-нибудь тамошний лещ, или, скажем, карп, не смотря на свою многоглазость и стопятьдесятплавнековость, вполне могли иметь IQ побольше, чем некоторые знакомые Васильеву субъекты.
- По- моему, ты его убил, - сказала рыба приятным девичьим голосом, и продолжила свои попытки привести криматозного Антона в чувство. Антон подобающей реакции не проявил, и только подумал, что голос такой мог принадлежать только красному попугаю. Это рыба такая, не подумайте. Аквариумные рыбки такие, искусственно выведенные, оранжево-розового цвета.
- Так откуда ж я знал! - тут же возмутился другой голос, мужской, с прокуренной хрипотцой. Это, безусловно, Барбус чёрный. Это сразу видно, даже гадать не надо. Эти двое - те еще аристократы. Всю жизнь в аквариуме прожили, нате вам и еду, и модные водоросли, и пузырьки из трубочки - все с доставкой на дом!
Далее, после пятисекундной паузы, последовал новый голос, тягучий, с какими-то артистичными нотками, томный, в стиле "Тебе скучно? Позвони на номер 42-42-568". Хотя она, определенно, была не так проста, как казалась. Про такую можно не задумываясь сказать - крылатка, при чем не какая-нибудь там, а полосатая. Посмотришь-посмотришь на неё, красавица в полосатом пышном платье, а подойдешь поближе, а она тебя кааак, ужалит длиннющей иглой куда-нибудь в живот, и валяйся где-нибудь на мраморном полу, подыхай от паралича скелетной и дыхательной мускулатуры.
Крылатка предложила двум другим мирно сдаться и позволить им (кому "им", Антон так и не понял) отвезти несчастного Васильева к себе на базу. Что в понятии этого рыбьего семейства подразумевает под базой, Антон побоялся даже представить. Скорее всего, что-то вроде бункера с голыми стальными стенами и капающей с потолка воды, с обвешанными проводами компьютерами в полстены, стеклянными наполненными водой колбами, в которых мирно плавают чудики в стиле "Привет, Кунсткамера" и дружелюбными учеными - маньяками - садистами, все равны, как на подбор.
Следующий голос, ответивший на все вышеизложенное трехэтажным матом, показался Васильеву резким, громким, как будто говоривший пытался обратить на себя внимание толпы, и каким- то подозрительным. От такого голоса хорошего жди, сразу видно, что рыба - то опасная попалась. Акула это, чего гадать. Хищник, ему на глаза не попадайся.
Антону почему - то захотелось свалить от такого аквариума куда подальше. Желательно домой, под одеяло, к компьютеру, хоть тот и был времен французской революции. Но по ушам тот час же проехался голос Акулы, прозвучавший так, будто кто-то провел ногтями по школьной доске:
- Белль, ты головой думаешь? Этот бомж не может оказаться им!
Ну, вернее так ты этот голос прозвучал, если бы его сказал обученный русскому языку человек. Но, судя по совершенно ужасному невоспроизводимому акценту и тому, что подавляющая часть фразы была сказана на буржуйском английском, говорящий был явно не русских кровей. Поэтому звучала эта фраза примерно следующим образом: "Белль, ты д`маешь with your head? Эт`т бомж can"t be him!"
Акула с огромным трудом выбивал из себя русскоязычные фразы, проглатывая буквы, звучало это, как пулеметные дроби. Парень, видимо думал, что если будет говорить по-русски, то привлечет меньше внимания. Зря он так думал. Хорошо у него получилось только слово "бомж".
Как раз за бомжа Васильев обиделся. К сожалению, ни сказать Акуле об этом, а уж тем более встать у него не получилось. Просто в попытках воскресить Антона, Красный Попугай уселась на него, начисто лишая любого шанса на воспроизведение мышечной деятельности. Она, правда, как и полагалось рыбам её вида, была легкая и даже дистрофичная, зато выступающие кости прибольно давили на антонову грудную клетку. Впрочем, её винить нельзя - она все еще пыталась оживить Васильева, на этот раз активно махая на него. Приятно, конечно, только еще б она при этом не елозила своими костяшками по хрустящим ребрам...
Под шумок, Акула начал активное выяснение отношений с Барбусом, обогащая словарный запас последнего новыми матерными выражениями. Прямолинейный Барбус сначала игнорировал, а потом решил все менее мирно, но зато гораздо более действенно. Ударом с нос.
И вот когда Акула всей тяжестью своих армейских ботинок наступил на два раза сломанную в розовощеком детстве антонову правую руку...
И вот когда нервно взвизгнувшая Красный Попугай навалилась всеми своими неожиданно большими "талантами" (это, кончено, было приятно первые десять секунд, а потом Антон начал задыхаться)...
И вот именно тогда Васильев, с такими криками, от которых даже он сам от себя не ожидал, и от которого свернулись в трубочку уши не то что у Акулы, но даже и у соседского слесаря Гриши, вскочил, скинув с себя тяжкий груз Красного Попугая.
Впрочем, уже спустя пять минут после лицезрения открывшийся перед ним панорамы, Васильеву почему-то захотелось в срочном порядке вернуться обратно на тепленький разогретый весенним солнцем асфальт и продолжить изображать из себя труп. Он бы это и сделал, но вцепившиеся в него взгляды мгновенно притихшей рыбной компании заставили его и без того насилованные - переизнасилованные мозги зависнуть от внезапно нагрянувшего внимания на его, антоновскую, скромную ничем не примечательную персону, и прекратить посылать нервные импульсы в мышцы. Проще говоря, Антон просто застыл на месте и, состроив на лице высшую степень удивления, пучил глаза на многократно упоминаемый аквариум. Аквариум отвечал ему тем же, и даже Акула отвлекся от познавательного перечисления ругательств, некоторые из которых были явно не на русском.
Васильев даже близко представить себе не мог, что познания, полученные еще в глубоком детстве из толстенной иллюстрированной энциклопедии "Все о рыбах", подаренной на день рождения дядей из Америки, могут превратить его в экстрасенса, способного определять внешний вид человека исходя из голоса по всплывшему в голове образу рыбы. Хотя в том, что внезапно открывшаяся способность не радовала самолюбие Антона, сомневаться не приходилось. Он бы и дальше восхищался собственной проницательностью, если бы его мозг, доселе нещадно тормозивший все естественные процессы и принципиально отказывавшийся воспринимать сложившуюся ситуацию, не перестал бы валять дурака и не осмыслил представшую перед Васильевым картину. А картина была такая, что многобюджетные Ночные Дозоры и позорные Обитаемые Острова, утирая слезы, судорожно курили в ближайшем эмо углу.
Рыбная стая, застывшая в тех позах, в которых их застал внезапно очнувшийся Антон, в едином порыве пялилась на него, с высшей степенью удивления на лице. Это выглядело так, будто кто-то нажал на стоп - кадр, потому что Васильеву показалось, что даже окружающие звуки замерли.
Рыбами, впрочем, их называть было уже не целесообразно - с открытыми глазами они выглядели очень даже очеловечено.
Красный Попугай, как и предполагал Антон, оказалась невысокой девушкой, на вид не старше четырнадцати лет, вытянутой и худой. Она чем-то напомнила фарфоровую куклу. Упомянутые "таланты" размера, эдак, третьего, смотрелись, как внезапно выросшие на березе спелые дыньки. Длинные худые ноги, пронизанные паутинкой голубых вен и руки, с острыми локтями и длинными пальцами, как у пианиста, были полностью открыты - девчушка (именно так и никак иначе) была одета в короткие джинсовые шорты и безрукавку на застежке тошнотворного жвачно - розового цвета. Обута она была в какие-то нелепые кроссовки на высокой подошве с желтыми полосками, которые вкупе с её хрупкими конечностями выглядели, как клоунские башмаки. Лицом девчушка больше всего напоминала героиню какого - нибудь японского мультфильма (Антон не был точно уверен, как оно называется, потому что смотрел от их от силы два, да и то с пометкой +18, когда ему случалось накопить денег на поход в интернет кафе). Пушистые чуть вьющиеся волосы странного светло - красного цвета были заплетены в две тугие короткие косички, с выбившимися из-под резинок волосами. Высокий лоб обрамляли две неровные пряди, доходящие до подбородка. Глаза у девчушки была просто огромные, ярко - голубого цвета, ресницы же были светлыми, видимо, в недалеком прошлом она была блондинкой. На левом запястье был одет широкий блестящий браслет, наверное, позолоченный, с изображением какой-то пентаграммы.
Попугая сидела на земле, откинувшись назад и облокотившись на руки, и непонимающе смотрела на Антона снизу вверх своими голубыми и почему-то очень грустными глазами. Был бы Васильев писателем, сказал бы, что её глаза были похожи на глаза лани. Но, к сожалению, писателем он не был, поэтому столь дивные штампы в своем обиходе не использовал.
И ему вдруг так жалко стало эту девчушку, что хотелось прямо сейчас вынуть из кармана все свои деньги - пятьдесят рублей, другими словами - и отдать ей, просто так...за красивые глаза.
Он бы так ещё долго любовался на...нет, она не попугай, она, скорее, лебедь или, в крайнем случае, на цаплю. Так вот, он долго бы еще любовался на лебедя - цаплю, но, видимо, экс - аквариум отошел от шока раньше, чем сам Антон, и невидимый человек по ту сторону экрана отпустил стоп - клавишу пульта.
Васильев слишком поздно понял, что та секунда, которую он умудрился проморгать, пока вглядывался в глубины лебеде - цаплевых глаз, засыпая окрестности воображаемыми цветочками, содержала целых два важнейших события.
Во - первых, какой - то высокий парень в жилете из черной кожи, из многочисленных карманов которого свешивались цепочки, дружно звякнувшие, когда он резко дернулся с места, ловко подняв с земли лежащую у его ног лакированную трость, резко сделал ею выпад, как будто управлялся со шпагой. Во время исполнения этого замысловатого трюка цилиндр, венчавший голову парня, слетел и длинные черные волосы, ранее спрятанные под головной убор, резко расплелись и ударили по воздуху, будто хлыст.
Выпад, предназначавшийся второму, примерно одного с Антоном возраста парню, так и не достиг цели. Последний, в последний момент резко отпрыгнул в сторону, и Барбус (а Антон был уверен в этом), как будто в замедленной съемке, по инерции продолжил выпад. Однако, быстро переменив позицию, парень затормозил и резко развернулся на каблуках, подняв тяжелой подошвой ботинка пыль с дороги, уперевшись руками на трость, нанес Акуле, доселе победоносно ухмылявшемуся в сторонке, удар ногой.
Последнему это явно не понравилось, судя по тем красочным выражениям, которые он орал, пропахивая носом пыльный асфальт. Акулу Антон разглядеть не успел из-за поднявшейся пыли, и какой - то нечеловеческой быстроты движений. Да и вообще, в этот момент он был занят созерцанием лебедя - цапли, а Барбуса углядел только благодаря боковому зрению, да и то весьма расплывчато.
Акула вставать с земли не стал, и лишь приподнялся на локте - второй рукой он вытирал капающую из носа кровь - и заорал кому-то, видимо, Крылатке, что- то на английском. Судя по изменившимся глазам лебеди - цапли, это "что-то" явно не играло на стороне антоновой безопасности. Впрочем, рассуждать об этом Васильеву пришлось не долго - следующие пару мгновений воздух наполнился едким сероватым дымом, от которого ужасно слезились глаза и к горлу подкатывал тошнотворный комок. А дальше прозвучавший где-то рядом с самым ухом томный голос Крылатки "Mühler will kill us", мелькнувшая в сознании мысль, вопрошавшая о том, кто такой Мюллер, а дальше - темнота, уже вторая по счету за эти полчаса.