Ушаков Александр Борисович : другие произведения.

Извини прохожий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Шахтерский труд. Благородный. Тяжелый. Опасный. А какова же судьба тех, кто был опален всепожирающим пламенем взрывов? А их семьи? Как себя чувствуют матери, жены, дети?

Извини прохожий...

   Солнце только что взошло. Оно светило, но еще не грело. На проснувшемся небе ни облачка. Иван любил эту пору конца мая: Еще не лето, но уже и не весна. Поднявшись с дивана, он осторожно, чтобы не скрипеть половицами, вышел на крыльцо. Сладко потянулся. Три раза присел, разгоняя кровь. Чувствуя утренний холодок, подошел к умывальнику. Намылил руки, лицо. Смыл все струей прохладной воды. Подставил под струю спину. Ухнул от удовольствия и, взяв с оградки полотенце, растер спину и грудь. Приятное тепло заструилось по телу.
   Радостно осмотрел двор, огород. Заглянул в грядку с огурцами, выбрал средненький с пупырышкам и с удовольствием захрустел. Таких ранних огурчиков в Сибири, наверное, никто не выращивает: парник специальной конструкции - гордость Ивана. Заглянул к поросятам: хрюкают. Улыбнулся их розовой невинности. Вернулся в дом. Оделся. Забрал из холодильника приготовленную с вечера забутовку. Заглянул в спальню. Марьюшки, как ласково Иван называл свою половину, под одеялом и среди подушек не было видно. Только горкой возвышался ее большой живот. Подумал: "Скоро родит. Мальчика. Девчонка уже есть". В детской, посапывая и, как всегда, разбросав одеяла, спала Валентинка. Иван улыбнулся, прикрывая дочь одеялом: "Невеста... Вся в маму".
   Иван посмотрел на часы. Пора на работу. Автобус будет через десять минут. Перейдя по мосткам через речушку, протекавшую рядом с домом, поднялся к дороге. Через пару минут подошел "служебный". В салоне уже собралась вся бригада.
   - А, Ванек! С кем поздравлять? С мальчиком или девочкой?
   Таким вопросом, ставшим уже почти традиционным, его встречали каждый раз, как он поднимался по ступенькам в салон автобуса. Иван также традиционно отвечал на вопрос товарищей:
   - Рано еще. Но скоро. Все идет к тому, что будет мальчик.
   - Давай не подкачай. Что может быть лучше наследника?
   Иван сел на свое место у окна. Он любил по дороге на работу и с работы смотреть в окно, наблюдать, как мимо автобуса проплывали островки березовых рощиц. По весне на их ветках отчетливо видны черные пятна вороньих гнезд. По мере того, как деревца одевались в зеленый прозрачно - вуалевый наряд, гнезда исчезали в густых сетях свисающих вниз тонких веточек, украшенных молодыми, свежо пахнущими листочками. Сейчас, в конце мая, ворон почти не видно: занимаются семейными делами.
   В салоне обсуждали последние новости:
   В лихолетье девяностых уголовщина прибрала к рукам весь сбыт угля в области, перепродавала его через подставные фирмы. Деньги на шахты не поступали месяцами. Директоров шахт, тех, кто пытался хоть как-то отстоять производство от бандитского крышевания, отстреливали. Вместе с бывшим "губернатором" из области уплыли миллиарды, отпущенные на реструктуризацию шахт и разрезов. Потом его уголовное дело закроют. За "давностью". Умный мужик - поделился с кем нужно. Новый губернатор первым делом добился заключения прямых договоров между поставщиками и потребителями угля. Крышевальщики умылись.
   Его заслугой было и то, что заработная плата шахтера поднялась до тридцати тысяч рублей. Такие действия вызывали у ребят уважение к областной власти. Заработки теперь выплачивались регулярно, без задержек.
   Такие новости обсуждать было приятно.
   В приподнятом настроении молодежь переодевалась.
   Бригадир продекламировал им же сложенную рифму:
   - Сигареты, зажигалки всем оставить в раздевалке.
   Спустились под землю.
   Горизонтальная выработка попалась бригаде в первый раз. Оборудование устанавливать в такой - одно удовольствие. Угольный пласт отваливался, дробился и почти бесшумно уносился по конвейеру...
   Бригадир пошутил:
   - Если так дело пойдет, то к концу года бригада станет миллионером. Раньше за такую работу ордена давали.
   - Сегодня не ордена, доллары в почете. - С ударением на "а" возразил самый молодой член бригады.
   Иван, с нетерпением ожидавший окончания смены, снял лепесток:
   - Ну, еще пять минут и домой. Надо мне сегодня люльку ...
   Конца фразы никто не расслышал. Огненный шар прокатился по лаве. Ивана бросило на конвейер. Резкая, невыносимо жгучая боль пронзила тело и погасила сознание.
   Где-то далеко в черной пасти штрека замелькали огоньки. Под землей разгорался пожар.
   Ольга отпустила класс. Прошла в учительскую. Там взволнованно обсуждали новость, быстро распространившуюся по городу: на шахте взрыв. Много погибших.
   У Ольги заныло под сердцем. В какую смену работает Иван? Господи, не допусти! Схватилась за телефон. Набрала номер Татьяны, старшей дочери:
   - Таня, твой в какую смену работает?
   - Он еще дома. А что случилось?
   - На шахте взрыв. - И спросила уже полушепотом, - Иван там?
   - Да. Это его смена.
   - Танюша, ты давай к Марьюшке. Ей же вот - вот рожать. Как бы чего... А я на такси на шахту. Приеду, расскажу.
   - Уже бегу.
   Волга с шашечками катила в сторону шахтоуправления. Ольга торопила водителя:
   - А нельзя побыстрее!
   Водитель, пожилой уже мужчина, ответил:
   - Нельзя. Умные люди говорят: тише едешь - дольше проживешь. Не беспокойтесь, доедем.
   На выезде из города - спуск и поворот налево. При выходе с поворота увидели как со встречной полосы, пересекая сплошную линию, им навстречу летит белая "Ауди". За рулем никого. Водитель до упора утопил педаль газа. Машина рванула и в доли секунды проскочила в просвет между дорожным ограждением и иномаркой. Позади раздался грохот. "Ауди" пробила ограждение и, ткнувшись передними колесами в кювет, заглохла.
   Водитель такси затормозил. Вышел из машины. Ольга, бледная, помедлив, вышла следом. Подошли к иномарке. Дверца открылась. Из нее выползло что-то белое. Белая кофта. Белые брюки. Белые волосы. Молодая. Довольно красивая.
   - Ты откуда появилась. Тебя же за рулем не было. - Зло спросил дамочку водитель.
   - Сигарету уронила... Она под сиденье закатилась... Я хотела достать...
   Дрожащими губами сообщило белое привидение.
   - Скорая нужна?
   - Нет.
   - Ну, тогда вызывай ГАИ. Самоубийца, какая-то. Тебе бы еще белые тапочки и на кладбище. - Проворчал водитель. И добавил. - Что ни блондинка, то дура.
   Отошел к Ольге. Спросил:
   - Как вас звать?
   - Ольга Васильевна.
   - Ольга Васильевна, понимаете, я не смогу дальше ехать. Уеду, а она потом заявит, что это я ее подрезал. Вы не беспокойтесь, я вас на попутку подсажу. Вы мне на всякий случай дайте свой телефон.
   Ольга записала телефон и адрес, передала водителю. Предупредила, что найти ее скорее всего, в ближайшее время можно будет в Кировском на Шахтерской, десять. Из-за поворота показалась машина скорой помощи. Притормозила. Мужчина в белом халате вышел, спросил:
   - Помощь нужна?
   - Нет.
   Ольга подбежала к машине:
   - Вы на шахту? Возьмите меня.
   В шахтоуправлении заседал штаб. На вертолете прилетел губернатор. Спасательные работы шли полным ходом. Всего в смене было шестьдесят четыре человека. Пятнадцать поднялись на поверхность самостоятельно.
   К шахтоуправлению прибывали родственники пострадавших. Матери, жены. К площадке, куда поднимали людей из шахты, их не пустили. Попросили пройти в актовый зал бытового корпуса. Там уже были врачи, психологи.
   Руководители шахты в свое время издали распоряжение: каждый работник, спускающийся в шахту, обязан иметь при себе именной жетон, на котором выгравированы табельный номер владельца, его фамилия и группа крови. Поэтому опознание, составление списков погибших и раненых не составило особого труда.
   Губернатор с директором шахты вошли в актовый зал. Директор медленно зачитывал список живых, отправленных в разные больницы города. Список небольшой, на полстраницы. Надежды Ольги уменьшались с каждой фамилией, произнесенной директором шахты. И уж совсем сердце захолонуло, когда после фамилии Алексеев, прозвучала фамилия Кузнецов.
   "Значит, нашего в этом списке нет". - Обреченно подумала Ольга.
   Однако списки были составлены не по алфавиту, и фамилия Болотов прозвучала в самом конце. Ольга покрылась холодным потом. Никакой радости. Никакого облегчения. Наоборот. Чувство вины перед теми женщинами, мужья и сыновья которых оказались в другом списке.
   Губернатор выразил сочувствие всем присутствующим. Говорил, как всегда, выразительно, образно. В заключение, глубоко вздохнув, добавил, что все семьи, в которых погибли шахтеры, получат по одному миллиону рублей. Шахтеры, в зависимости от тяжести полученных травм, получат от пятисот тысяч до миллиона. Директор шахты добавил, что только что созданная комиссия, полностью возьмет на себя организацию похорон.
   Женщины слушали и не слышали, оглушенные нежданно свалившимся горем.
   Они не помнили, как вышли из душного помещения на залитый весенним солнцем двор, как сели в предоставленные шахтой автобусы и в сопровождении машин скорой помощи поехали в сторону города.
   Плача не было.
   Были опущенные плечи, придавленные общей бедой. Был взгляд. В нем боль поколений российских женщин: "За что?"
   Были фигуры сгорбленных, на глазах увядающих женщин. Были жены - стали вдовы.
   Были лица. В них уже читалась извечная российская готовность к терпению.
   Это еще Некрасов приметил:
   И в лице твоем, полном движенья,
   Полном жизни, - появится вдруг
   Выраженье тупого терпенья
   И бессмысленный, вечный испуг.
   Они молчали в автобусе. Они будут молчать дома, глядя на притихших, зареванных детишек. И только ночью, уткнувшись в подушки осиротевшего супружеского ложа, заливая нечаянное вдовство горючими слезами, тихо застонут.
   Застонут. Не завоют. Уж триста лет как бабий вой на Руси вне закона: "Дабы бабы не выли на кладбищах, пороть их плетьми нещадно" - Петр.
   Не нравилось реформатору, как русские бабы на кладбищах по убиенным мужикам своим выли. А потому еще указ вдогонку: "Тех баб, которые воют на кладбищах, вешать на крестах, чтобы другим неповадно было" - Петр.
   И потому уже не выли, а стонали. Тихо. Укрытно. Спрятавшись от чужих глаз. Уткнувшись в платки и подолы. Стон женщины, богом оставленной:
   Этот стон у нас песней зовется?
   Его слышно с любой стороны.
   От рождения и до погоста
   Стонут женщины нашей страны.
   Ольга не заметила, как переиначила смысл знаменитого некрасовского стиха. На вокзале она пересела в троллейбус, доехала до больницы, куда привезли Ивана. В справочном уточнила отделение. Поднялась на третий этаж и дождалась заведующего. Пожилой мужчина в белом халате проводил ее в кабинет, пододвинув кресло, пригласил сесть.
   Ольга боялась начать разговор:
   - Я по поводу...
   -Я знаю... Болотов Иван. В реанимации. В очень тяжелом состоянии. - Врач посмотрел Ольге в глаза. - Вы ему кем будете?
   - Я его теща. Дочь, его жена, беременна. Она пока ничего не знает.
   - На каком она месяце?
   - На девятом... Ждем со дня на день.
   - Н - да... Я могу с вами говорить откровенно?
   - Конечно.
   - Положение очень критическое... Ожоги незначительные... Лицо. Руки. Но... Оба глаза... Выжжены... Полная потеря зрения. Кисть правой руки срезана начисто... Как ножом. Какой у Ивана характер?
   - Иван веселый, любит пошутить. Любил... - Поправилась Ольга.
   К Марьюшке ехала, машинально отмечая остановки. Не помня себя, перешла по мосткам через речку. Вот и ворота. Иван сам их поставил в прошлом году. Остановилась, пытаясь себя успокоить:
   - Главное жив... Главное ей сейчас ничего не говорить... Родит... Тогда будет видно.
   Обе дочери, Татьяна и Марьюшка, вопросительно смотрели на мать:
   - Ну, что?
   - Жив. В больнице. Пока к нему никого не пускают. Доктор сказал, организм молодой - справится.
   Марьюшка проговорила тихо, ни к кому не обращаясь:
   - По телевизору показали списки погибших. Сколько горя у людей.
   Со двора прибежала Валентинка:
   - Ой, бабушка! А тетя Таня мне пупсика привезла и "Барби".
   Побежала в свою комнатку, вынесла пупсика в ванночке и худую, видимо, от недоедания "Барби":
   - Посмотри, какие. Я пупсика уже искупала. Он спит.
   Ольга взяла внучку на руки, поцеловала:
   - Золотко ты мое. А я тебе цветные карандаши привезла. Двенадцать штук. Картинки раскрашивать.
   Валентинка схватила подарок:
   - Я сбегаю к Насте, покажу подарки?
   - Беги - беги! - И к дочери. - Таня, я же просила не дарить ребенку уродливые игрушки.
   - Да какая же она уродливая! Ну, посмотри: стройная, красивое платье.
   - Игрушки должны учить ребенка, развивать его. А этот голодающий скелет чему ее научит? Девочка должна вырасти матерью, а не моделью. - Возразила Ольга и спросила, обращаясь к младшей дочери. - Когда у тебя срок-то?
   - Я считала - уже девятый пошел. А врач говорит - рано, еще восьми нет.
   - Может быть, тебе на сохранение лечь? - Не без задней мысли спросила мать.
   - Нет. Я Ванечку дождусь.
  
   Иван медленно приходил в себя. Горела кожа. На лице, на руках. Нестерпимо горели глаза. Болезненно ныли пальцы на правой руке. Иван левой рукой ощупал правую. Понял - кисти нет. Только култышка, обмотанная бинтами. Ощупал голову. Полностью забинтована. Подумал: "Такая же култышка"...
   ... Пришла медсестра:
   - Болотов, на перевязку.
   Взяла за руку. Привела в перевязочную. Подождала доктора. Разбинтовали и осмотрели култышку:
   - Хорошо. Затянулось быстро. Можно больше не бинтовать. - Пробормотал врач.
   И действительно, шва почти не было видно, только две косточки, бывшие когда-то суставами, отчетливо выпирали справа и слева.
   Бинты медленно разматывались, постепенно освобождая то, что еще недавно было лицом. Медсестра отвела глаза. Нижнее веко, рассеченное при взрыве на два рваных лоскута и сшитые в день поступления Ивана в больницу, срослось, оставив едва заметный шов. Следы ожогов на лице исчезли, но угольная пыль, приваренная к коже пламенем, окрасила его в синий цвет. Медсестра с содроганием подумала: "Прямо сплошной синяк". За много лет работы с этим опытным седовласым доктором она насмотрелась таких страстей, к каким обычный человек едва ли сможет привыкнуть. Она привыкла. Но на этого молодого, крепко сложенного парня она не могла смотреть без жалости.
   - Хорошо. Еще денек - и домой. - Доктор помыл руки.
   Рука Ивана потянулась к глазам. Сестра перехватила ее на полпути:
   - Нельзя руками!
   - Значит, это навсегда... Без глаз... - Обреченно выдохнул Иван.
   - Ваня. Мы же с тобой уже говорили. Так случилось. Привыкай жить по новому... Учись смотреть ушами... Тысячи людей рождаются слепыми, учатся ориентироваться, не имея представления о пространстве. А у тебя память. Ты помнишь, что и где в доме лежит, где стоит стол, где печь... Ты помнишь свой двор.... Сколько шагов от ворот до твоего крыльца?
   - Шагов десять - пятнадцать. - Неуверенно произнес Иван.
   - Вспоминай все. Учись ориентироваться в пространстве по памяти. Для начала освойся в доме, во дворе. Будешь ездить, вспоминай остановки, как они выглядят, если бы ты их видел наяву.
   Если с кем поздороваться, подавай левую руку. Пожатие левой - это от сердца. Ольга Васильевна говорила, что ты в детстве ходил в музыкальную школу.
   - Да... Учился играть на гитаре... Какая теперь гитара!..
   - Я тебе подарок припас. Гармошка - двухрядка.
   - Издеваетесь!..
   - Нет, я серьезно. На левой руке у тебя пальцы на месте - басами овладеешь быстро. На правой руке там, где начиналась кисть, у тебя две косточки. - Доктор дотронулся до култышки. - Не спеши, начинай с медленных знакомых мелодий. Уверен, через год будешь "Подгорную" шпарить как заправский баянист.
   - Не знаю...
   - Ваня. Ты у меня не первый такой. Вернее, ты - второй. После войны я работал в госпитале в Новосибирске. У меня был солдат, потерявший глаза на фронте. Так вот, начал он с двухрядки, потом перешел на баян. Через год он был уже знаменитым баянистом. По радио целые концерты в его исполнении транслировались. Маланин. Слышал о таком?
   - Нет.
   - Ну, да. Откуда. Это же было после войны.
   Медсестра подала доктору темные очки. Доктор примерился к переносице Ивана. Посмотрел со стороны:
   - Нормально.
   - Доктор, а говорят еще можно стеклянные глаза...
   - Ну, если только ты соберешься на прием к президенту. А так это ни к чему. Тем более стекляшки постоянно будут раздражать глазницы. Носи очки. Особенно первое время, чтобы домашних не пугать.
   Подумав, доктор предложил:
   - Пойдем ко мне в кабинет. Соня. - Обратился он к медсестре. - Разбавь нам, пожалуйста, по сто грамм и чего - нибудь закусить.
   Когда медсестра накрыла импровизированный стол, доктор вложил стопку Ивану в руку:
   - Вилку не предлагаю. Сам нащупай. И закуску сам найди.
   Выпили. Иван пошарил рукой по столу. Нащупал вилку, рядом тарелку. Осторожно потыкал вилкой. Ничего. Доктор рукой Ивана ткнул в круглый шмат колбасы. Проследил, как Иван безошибочно положил его в рот и начал сосредоточенно жевать.
   - Это, Ваня, придет со временем. Главное не стесняйся. Я тебе вот еще о чем хочу сказать. Отнесись к моим словам серьезно. Ты, наверное, читал или слышал о таких феноменах как кожное зрение. Некоторые подушечками пальцев различают буквы, цвет квадратиков. С такими людьми проводились опыты. К сожалению, относились к таким явлениям несерьезно. Многие маститые ученые считают обладателей таких способностей шарлатанами. Извечная беда российской науки отметать то, что не понятно и не может быть объяснено с точки зрения современных знаний. Как думаешь, сколько у человека органов чувств?
   - Ну, четыре или пять.
   - Посмотрим: зрение, слух, осязание, вкус, обоняние. Это основные органы чувств. Но не все знают, что существует шестое - чувство равновесия. Маятниковая косточка во внутреннем ухе, которая сигнализирует в каком положении находится твое тело - в вертикальном или горизонтальном.
   Ты физику, надеюсь, в школе учил. Я тебе прочитаю небольшую лекцию, а ты уж сам думай, как относиться к информации, которую я тебе выложу. Давно доказано, что всякая материя (масса) обладает гравитационным полем. Гравитацией называется взаимное притяжение тел, действующее на все объекты микро- и макромира. Согласно классическому закону всемирного тяготения И. Ньютона, все тела притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной их массам и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Если ты хорошо учился, то вспомнить формулу Ньютона не составит труда: F = m1m2/r2. Ньютон эту формулу выводил для космических объектов. Но он не смог определить механизм распространения гравитационных полей мгновенно и на огромные расстояния. Как думаешь, человеческой тело обладает массой?
   Иван утвердительно кивнул.
   - Значит, на него распространяется формула, выведенная Ньютоном. И тогда мы говорим о том, что тело человека имеет гравитационное поле, которое находится в постоянном взаимодействии с гравитационными полями окружающих людей и животных. Не важно, как называть эти поля: гравитационными, электромагнитными, биомагнитными или просто биополями. Важен сам факт их существования и влияния, не в последнюю очередь, на процессы общения людей между собой.
   Вполне вероятно, что биополя живых существ, играют не последнюю роль в возникновении симпатий и антипатий. Я склонен называть биополе человека седьмым чувством, чувством общения, если хочешь, или чувством пространственной ориентации. Хотя это не одно и то же. Вот такая лекция для новичков.
   Понял, для чего я тебе все это рассказал?
   ...
   - Помни о своем теле. Помни, что с помощью своего биополя ты сможешь ориентироваться в окружающей тебя обстановке. Ты должен научиться видеть, чувствовать препятствия, обходить их. Начни тренироваться дома. Помнишь, где находится дверной проем. Иди к нему не ощупью. Смело. Набьешь шишки, зато научишься чувствовать объем окружающих тебя предметов. Так что у тебя впереди большая работа над собой. Ты, Ваня, молодец, что сумел преодолеть отчаяние первых дней и можешь трезво оценивать реальность.
   И еще. Вот этим не увлекайся. - Доктор постучал вилкой по бокалу. - Пропадешь. Завтра на выписку. Я Ольгу Васильевну попросил, чтобы привезла тебя ко мне через три - четыре месяца.
   Медсестра проводила Ивана в палату. Посидев в кресле у дверей, Иван спросил:
   - Мужики, моя кровать слева или справа?
   Подошел сосед:
   - Давай, Ваня, провожу до кровати.
   - Нет - нет. Я сам.
   - Твоя кровать вторая справа от двери.
   Иван встал. Шагнул вправо. Нащупал перекладину спинки кровати:
   - Первая. - Еще три шага. - Вторая. Правильно?
   - Да, Ваня. Правильно.
   Иван лег. Легкий хмель притупил ощущение реальности. Иван глубоко вздохнул. "Закрыл глаза". Подумал: "Налили бы мне этот обезболивающий раньше".
   Не уснул, а провалился в беспамятство. Бессонные ночи с их мучительными размышлениями придавили его к тощей больничной подушке. Но нервное напряжение последних кошмарных дней, когда Иван окончательно убедился в том, что бесповоротно ослеп, не хотело его отпускать даже в этом беспамятном сне. Иван видел себя в каком-то бурном, мутном потоке. Вода проносилась мимо него и, закручиваясь в водовороты, затягивала его в воронки, отсвечивающие в своем вращении какими-то невероятными черно-серыми блесками. Иван хватался правой рукой за ветки ивы, склонившейся над водой. Кисть цеплялась и безжизненно на них повисала. Иван с ужасом смотрел на нее и видел, как она падала, устремляясь по спирали к центру воронки. Разжав левую руку и отпустив ветки дерева, Иван прыгает в водоворот, хватает тонущую кисть. Вот она уже в его руке. Но мгновенное облегчение опять сменяется страхом и отчаянием. Сам Иван исчезает в крутящейся бездне...
   - Ваня... Очнись! Всю палату разбудил.
   Иван пришел в себя. Сон ушел. Страх остался.
  
   Губернатор пытался смягчить цинизм нового строя, который власти почему - то называли "капиталистическим" "свободным" "рыночным" "правовым" государством. Каждой семье погибшего шахтера действительно выделили по миллиону рублей. Изувеченные получили меньше. Но Марьюшке за мужа, ставшего пожизненным инвалидом, тоже вручили миллион.
   Ольга на время отпуска взяла Валентинку к себе. С доктором договорились, что завтра заберет Ивана ближе к обеду. А сегодня к вечеру обзвонила и отправила к Марьюшке мужскую наличность - зятя и племянников. Посмотреть, что надо сделать по дому, проверить, сколько угля, дров завезти к зиме. Алексей обещал закончить сегодня с насосом: пробились до воды прямо из кухни. Теперь и водопровод не нужен. После смерти Данилушки вся родня безоговорочно признала ее главенство в семейных делах. Шутили: у нас матриархат.
   Мужики закончили работу. Марьюшка собрала на скорую руку на стол: обмыть "водопровод":
   - Может, порося заколете? Я бы вам свежанинки пожарила.
   - Нет. Это завтра, когда Иван приедет.
   Мужики, отправив двоюродную сестру в спальню отдыхать, расселись вокруг стола.
   Андрей посмотрел в окно:
   - К нам гости.
   У ворот остановилась черная иномарка. Из нее вышли три лица криминальной национальности: бритоголовые. Не скрываясь, достали из карманов маски, неспешно натянули их на головы. Писклявый голос из-под маски уточнил:
   - В сарае два поросенка. В доме одна беременная бабенка.
   - Начнем с поросят. Баба никуда не денется.
   Сергей сказал в полголоса:
   - Это же Сопелка! Мы с ним в одном дворе росли! - И добавил. - Такие гости в доме не к добру.
   Пока мужики выходили, во дворе завизжали поросята. Их истошный визг оборвали два пистолетных выстрела. Мужики остановились в сенях за дверью. Андрей взвесил в руке колун.
   Соседка Николаевна, услышав выстрелы во дворе Ивана, подбежала к окну. Увидела, как толстый в маске протащил через двор две поросячьи тушки и, открыв багажник, забросил в машину. Николаевна схватила сотовый:
   - Алло! Милиция...
   Марьюшка, встревоженная поросячьим визгом, и, не слыша больше мужских голосов из кухни, поднялась с кровати. Проворчала:
   - Решили, все-таки, сегодня заколоть.
   Направилась в кухню. В это время двое в масках, распахнув двери, пролетели через сени и остановились на пороге кухни. Один из вбежавших писклявым голосом ласково обратился к Марьюшке:
   - Хозяюшка. Денежки от губернатора получила?
   Марьюшка даже испугаться не успела. Оторопело кивнула.
   - Хо-ро-шо... - Пропел второй. - Поделись красавица. Тащи свой миллиончик.
   В это время к спине стоявшего с пистолетом в дверном проеме примостился колун. Как раз в хребет между лопатками. Спина хрустнула. Пистолет выпал. Андрей, подтолкнув падавшего, стремительно навалился на второго. Ему на помощь спешили двоюродные братья:
   - Смотрите за третьим. - прохрипел Андрей, всей тушей навалившись на писклявого.
   Сергей набегу подхватил пистолет, отбросил его в сени. Не успели спрыгнуть с крыльца, как во двор, распахнув ворота, прямо им в руки свалился толстенький. Сергей резко дернул его на себя. Алексей, сорвав бельевую веревку, быстро намотал ее на шею гостя, стянул:
   - Все! Никуда не денется. Беги к Андрею.
   Заскочив на кухню, Сергей увидел картину "Не ожидали". Андрей, уложив обоих грабителей рядком, сидя сверху, методично угощал незваных гостей пудовыми пряниками. Марьюшка бледная, сидя на полу у печки, приговаривала:
   - Андрюша, не так сильно... Убьешь...
   Сергей сгреб Андрея. Поставил на ноги:
   - Давай-ка их во двор.
   Выволокли обмякших налетчиков во двор. Сбросили в одну кучу. Алексей, размотав веревку, связал всех в одно целое.
   - Пошли, посмотрим машину. Может и там кто сидит.
   Открыв багажник, увидели две тушки. Алексей ехидно проворчал:
   - Хоть за это спасибо. Не надо будет завтра колоть.
   - Зато сегодня палить придется.
   Сергей достал "трофеи". Занес во двор. Положил их на скамейку под окном веранды. Вошел в дом за ножом: свежевать новопреставившихся. Увидел на столе непочатую бутылку, закуски. Попросил:
   - Марьюшка, ты бы пока это все прибрала. Вот - вот милиция приедет.
   Алексей взял свою видеокамеру. Заснял кровь на полу кухни, пистолет, валявшийся в сенях, поросят на скамейке. Отдельным сюжетом кучку любителей легкой наживы, лежащую у крыльца:
   - Маски - то с них снимите.
   Наклонились над троицей. Стянули с них маски. Писклявый, наконец, смог выплюнуть зубы.
   - Я же говорил это Сопелка. Учился классом младше меня.- Сказал Сергей. - Привет, дорогой. Давно не виделись.
   - Может, мы порося засунем ему в задницу? Надо же встречу отметить.
   - Обойдется. Поросей мы и сами съедим.
   Николаевна, увидев в окошко, что у соседей все "обошлось", проскользнула через калитку, сделанную Иваном для удобства соседского общения:
   - А я смотрю, поросят тащит. Ну, думаю, бандюга. Сразу в милицию позвонила.
   - Николаевна. Поставь кипятку побольше. Надо этих розовых опалить - обмыть.
   - Сделаю, голуба моя, сделаю. - Побежала ставить на плиту ведра.
   Алексей направил объектив на черную иномарку. В это время подъехала машина с мигалками. Два милиционера не торопясь, вышли, хлопнули дверцами. Обойдя иномарку, заглянули в распахнутые ворота. Увидев камеру, один из них рявкнул:
   - А ну кончай снимать!
   - Я у себя во дворе снимаю. - Примирительно сказал Алексей. Однако камеру выключил и занес в дом. Отдал Марьюшке. - Прибери пока подальше.
   Разобрались быстро. Узнав, с чем пожаловали гости, и чем все это закончилось, милиционеры отобрали у всех объяснения, не забыв и Николаевну. "Реквизировали" пистолет и, погрузив фигурантов в машину, отбыли восвояси, пообещав вернуться за иномаркой чуть позже.
   Алексей поехал к себе сделать копию записи: "Чем черт не шутит. Может пригодится". Вернулся, когда с поросятами было покончено, а на сковороде шкворчала молодая свежанинка. Николаевна чувствовала себя героем дня, без умолку рассказывая, как она увидела морду в маске, как эта морда тащила поросят, как она позвонила в милицию... Умолкла только к первой стопке. Разговоры все время крутились вокруг последнего приключения. Решили на всякий случай ночевать с Марьюшкой.
   Утром, проводив братьев, Марьюшка прибиралась в доме. Зашла Николаевна:
   - Ты, Марья, не гоношись. Огородину я полью. Какая разница - пять или десять грядок.
   - Елена Николаевна, теперь ведра-то таскать не надо. Ребята вчера насос прямо в колодце установили. Шланги на два огорода хватит.
   - О! Вот и опробуем. Ты мне только покажи куда включать.
   За домашними хлопотами время пролетело незаметно. Вот уже и полдень. Марьюшка прилегла было отдохнуть. Вдруг вспомнила: "А хлеба - то нет!"
   И засобиралась.
  
   Иван, зная, что теща приедет за ним к обеду, решил действовать: "Все делать самому!". Вчера Татьяна привезла пакет с одеждой: рубашка, брюки, носки, плетенки. Иван начал медленно одеваться. Сначала рубашка: пуговицы застегиваются ровно, каждая в свою петлю, рукава закатаем потом. С брюками и носками проще. Хотя и медленнее. Ну, а плетенки так и сами наделись, даже не перепутал левый с правым.
   - Мужики, никто не хочет подышать?
   Втроем вышли во двор больничного корпуса. Сразу за дорогой начинался сквер. Высокие тополя и раскидистые карагачи отбрасывали густую прохладную тень. Пристроились под старым карагачем на скамейке. Процедуру прикуривания Иван мысленно прокручивал в палате много раз. Больше месяца не брал в рот свой "Беломор". Можно было бы и бросить. Но Ивану не хотелось отказываться от своей привычки именно из-за катастрофы, которая привела его на больничную койку.
   Прижав пачку правой култышкой к колену, Иван аккуратно стал надрывать ее уголок левой рукой. Достал папиросу. Помял. Зажал зубами. Не торопясь, положил пачку в правый карман рубашки. Пощупал левый. Там тоненько хрустели бумажки. Татьяна сказала, что положила сюда пятьсот рублей. Подумал: "Должно хватить". Теперь зажигалка. Чиркнул. Поднес к концу папиросы. Выручила многолетняя привычка прикуривать. Почувствовав запах знакомого дымка, затянулся. После двух затяжек закружилась голова - давно не травил себя никотином.
   Соседи по палате с любопытством наблюдали за этой процедурой. Не вмешивались. Знали: откажется от всякой помощи.
   Иван, как бы, между прочим, спросил:
   - А, не обмыть ли нам мое выздоровление? Сегодня мне домой.
   - Не плохо бы! Только на какие премиальные?
   Иван достал из кармана деньги:
   - Здесь сколько?
   - Пять сотенных.
   Иван протянул две бумажки соседу. Остальные положил в карман:
   - Кто сбегает?
   Один из соседей побежал за горючим. Второй кинулся в палату - достать колбасу и огурцы из холодильника.
   Когда соседи разбежались, Иван поднялся и, прислушиваясь к ударам клюшки об асфальт, ориентируясь на шум моторов, вышел к дороге. По звуку шагов понял, что кто-то идет навстречу. Подумал: "Мужчина или женщина?" А вслух обратился:
   - Скажите, здесь можно поймать такси?
   - Да, рядом. - Ответил молодой женский голос. - Давайте помогу. Вам куда ехать?
   - На Шахтерскую.
   Взяла его под руку. Шагов через тридцать остановилась, подняла руку. Машина с шашечками тут же притормозила.
   - На Шахтерскую подвезете?
   Услышав утвердительный ответ, усадила Ивана на переднее сиденье.
   - На Шахтерской налево или направо? - Показывая знание города, спросил водитель.
   - Шахтерская, десять. Налево к речке.
   Водитель внимательно посмотрел на Ивана. Вспомнил свою майскую поездку на шахту. Достал из бардачка бумажку с записанным номером телефона и адресом. Спросил:
   - Ольга Васильевна Вам кем будет?
   - Теща. А что?
   - Ничего. Побольше бы, таких как она...
   - Да. С тещей мне повезло.
   Минут через тридцать водитель притормозил у дома. Водитель помог Ивану выйти из машины. Проводил до ворот. Иван достал деньги:
   - Возьмите, сколько я вам должен.
   - Нет-нет. Это я Ольге Васильевне должен. Будем считать, что мы в расчете.
   - Ну, спасибо.
   Иван подождал, пока шум мотора стихнет за поворотом, пошарил рукой по широкой струганной доске. Нашел щеколду, опустил ее вниз до упора. Ворота распахнулись. Иван, постоянно держа в сознании картинку двора и дома, прикрыл ворота, прислонился к ним спиной. Десять шагов по деревянному настилу: справа - стена дома, слева - перила, по центру - ступеньки на веранду. Мысленно прошел по проложенному маршруту. Повторил его наяву, оценивая правильность каждого шага. Вот и дверь в сени. Закрыта. Пошарил над дверью: ключ на месте. Не торопясь, вставил ключ в замочную скважину. Медленно, для надежности подперев дверь плечом, повернул два раза.
   Николаевна наблюдала из своего окна за незнакомцем с синим лицом:
   - Это же Ванька!
   Повернувшись к образам, перекрестившись, с горьким отчаянием зачастила:
   Пресвятая дева Мария.
   Путеводи их в правде Твоей.
   Пусть возрадуются, уповая на Тебя.
   Окажи им покровительство Твое.
   И будут хвалиться Тобою,
   Любящие имя Твое.
   Благоволением Твоим
   Охрани их от козней сатанинских...
   От дверей в сени до дверей в кухню примерно восемь шагов. Перешагнув порожек и обойдя урчащий холодильник, Иван нащупал стол. Значит, за ним должен стоять табурет. Его любимое место. Иван сел. "Оглядел" комнату. Отсюда "видна" дорога и двор. Слева стенка, отделяющая кухню от зала. Иван почувствовал, что здесь что-то изменилось. Провел рукой. Догадался: "Колонка. Ручная. Значит, Алексей сдержал обещание".
   Ворота распахнулись. В них уточкой вплыла Марьюшка. Протопала каблучками по деревянному настилу. Вот она уже на кухне.
   - Ванечка!..
   Николаевна услышала крик. Подхватилась и опрометью бросилась к соседям.
   Марьюшка рыдала, повиснув на плечах мужа. Приговаривала:
   - Они меня не пускали к тебе... Говорили ты руку потерял... Миленький мо-ой... Где же глазоньки-то твои...
   Николаевна обхватила сзади Марьюшку. И втроем, раскачиваясь, заревели в голос.
   Вдруг Марьюшка охнула, оседая на пол.
   - Что ты, что ты, дитятко? - Засуетилась Николаевна. - Никак началось!
   И уже командирским тоном женщины, повидавшей в жизни всякого, по-хозяйски распорядилась:
   - Сядь Иван. Сейчас узнаем, кто у тебя родится.
   Подхватила Марьюшку, проводила в спальню на кровать.
   - Кричи и тужься посильнее. Я сейчас все приготовлю.
   Не успела Николаевна включить чайник, как из спальни вместо криков Марьюшки раздались истошные вопли новорожденного.
   - Какой быстрый! - Николаевна подхватила младенца. Положила аккуратно на стол. Рядом пульсировала пуповина.
   - Отрезать бы надо. - Едва слышно сказала роженица. - Ванечка, принеси ножницы.
   Иван поднялся. Нащупал слева от двери в зал подушечку с иглами. Рядом на гвоздике висели ножницы. Направился в спальню. Протянул в "пустоту".
   - Нет - нет. - Николаевна взяла ножницы. - Отрежем, когда перестанет трепыхаться. Ты бы вышел. Нечего тут мужику делать.
   - Да я не вижу ни тебя, ни ребенка.
   - Ладно. Садись вон на стул и не мешай.
   Иван бочком продвинулся к окну, у которого всегда стоял стул. Потрогал рукой и сел.
   - Как назовете-то? - Спросила Николаевна, заканчивая возиться с младенцем.
   - Да, кто родился-то?
   - Мальчик, мальчик. Крепенький. Весь в тебя. - Сообщила повитуха, счастливая от того, что все закончилось благополучно. - Так, как его звать-величать будем?
   - Ванечка, может, назовем...
   - Виктором, в честь деда.
   - Ну, вот и славно. Маманя не против? Сейчас мы тебя, Витек, искупаем, закутаем и можешь кричать сколько твоей душеньке угодно. Покричишь и поспишь. Поспишь и покричишь.
  
   Ольга с Татьяной приехали в больницу за Иваном. Доктор в это время проводил служебное расследование:
   - Почему постовой медсестры никогда не бывает на месте? Почему постовая медсестра не знает, куда и зачем идут больные. Слепой человек вышел погулять и пропал. Ищите! Всю округу обойдите, за каждый куст загляните, а больного мне найдите!
   Ольга с Татьяной, с лицами белее, чем халаты врачей, сидели на кушетке возле кабинета заведующего отделением. Татьяна постоянно набирала сотовый Марьюшки:
   - Господи, куда она запропастилась!..
   В это время зазвонил телефон Ольги. Она машинально его включила и, не понимая о чем идет речь, переспросила:
   - Кто это?
   - Ольга Васильевна. Это водитель такси. Помните, я Вас подвозил на шахту в конце мая, когда там случилась авария?
   - Да, помню. Что Вы хотите?
   - Ольга Васильевна. Я сегодня пассажира отвозил на Шахтерскую, десять. Он подсел ко мне на остановке возле горбольницы. Я вспомнил, что Вы тогда называли этот адрес, и решил Вам позвонить. Хорошо, что Ваш номер сохранился.
   - Слепой?
   - Да. Синее лицо, темные очки. И, похоже, без правой руки.
   - Ох. Спасибо Вам. Мы тут чуть с ума не сошли. Думали, ушел погулять и заблудился.
   У всех отлегло от сердца. Доктор посадил женщин в свою машину, уложил в багажник футляр с Тульской гармошкой. По пути давал Ольге последние наставления:
   - Вы Ольга Васильевна педагог. Психологию в институте изучали.
   - Да. Детскую.
   - В нашем случае посложнее будет. Тут нужна психология стрессов. У Ивана будут срывы. Это в его положении неизбежно. Вам придется поработать и с дочерью. Полагаю, она пережила такой же стресс, как и Иван.
   - У нее все еще впереди. Она не знает, что Иван ослеп.
   - Это худо. И вот еще что. Жизнь все равно свое возьмет. Я о сексуальной стороне вопроса. То, что Иван пережил, может повлиять на его потенцию. Не сейчас, потом поговорите с дочерью, объясните. Думаю, она должна к этому отнестись с пониманием. Когда все успокоится - наладится и эта сторона жизни.
   Машина притормозила у ворот дома.
   Поздравления сыпались со всех сторон. Доктор не стал укорять Ивана за самовольную "выписку" из больницы. Ставя футляр на пол, сказал:
   - Пришлось Тульской гармошке самой к тебе ехать.
   Доктор с восхищением смотрел на Николаевну:
   - Елена Николаевна, это же про Вас Некрасов написал: "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет...".
   Николаевна, гордая от похвал такого всеми уважаемого доктора, зарделась:
   - Что вы доктор. Первый раз что ли.
   - А, что этот не первый?
   - Было дело. После войны сама рожала, сама и принимала. - Рассмеялась Николаевна.
   Доктор осмотрел малыша, мамашу. Остался доволен их состоянием. Посоветовал:
   - Все-таки, вызовите завтра педиатра.
   - Ты Марьюшка лежи, не вздумай вставать. Мы тут сообразим маленькое застолье.
   - Я за рулем. Да еще и рабочее время не кончилось. Надо мне оперативное совещание закончить. Раздать, так сказать, всем сестрам по серьгам.
   Доктор, еще раз поздравив всех с рождением сына, племянника и внука, откланялся, попросив Ольгу Васильевну заехать завтра за выпиской.
   Татьяна, сидя рядом с кроватью Марьюшки, обзванивала родню, сообщала новость, каждый раз передавая молодой мамаше трубку для приема поздравлений. Ольга с Николаевной в летнике хлопотали с продуктами: свекла, картошка, морковка, огурчики, помидорчики, лук перышками. Все с грядки. Мясо есть. Хлеб есть. Сметаны нет.
   Николаевна крикнула в открытое окно спальни:
   - Татьяна! Оставь Марью в покое. Пусть отдохнет. Сбегай лучше в магазин за сметаной.
   Когда Татьяна вышла, добавила, оттопырив два пальца - большой и мизинец:
   - "Молока" не забудь... Обмыть крестника надо.
   Иван поднялся. Отодвинул стул. Пересек спальню. Остановился перед кроватью. Марьюшка напряженно ждала. Пошарил по подушке. Подсунул руку под голову жены, наклонился и поцеловал. Марьюшка обхватила его голову руками, прижалась к его лицу. Упав на колени, Иван нежно вытирал безмолвные слезы, катившиеся по щекам его красавицы жены. Тихо спросил:
   - На кого Витька похож?
   - Весь в тебя.
   - Как мы теперь жить-то будем...
   Глубокий вздох сотряс все тело Ивана.
   Николаевна, беспокоясь о новорожденном, заглянула в открытое окно спальни. Вернувшись, сообщила Ольге:
   - Там все в порядке.
   К вечеру дом уже был полон гостей. Двоюродные братья и сестры, дяди и тети новорожденного весело приветствовали друг друга (давно не виделись), поздравляли мамашу, жали руку (левую) папаше, смотрели на богатыря в пеленках, дарили "на зубок" кто денежку, а кто игрушку.
   Алексей привез Валентинку. Девочка, глядя на дядю с синим лицом, пугливо пряталась за Татьяну.
   - Ну, что ты, Валентинка. Это же папка твой. Он в больнице лежал. Еще не совсем выздоровел.
   Девочка показывала пальчиком на лицо, шепча на ухо тете Тане:
   - Синий. Страшный...
   - Это уголь к коже прилип. Это потом пройдет. Пойдем, поцелуешь своего папочку.
   Иван слышал весь разговор и ждал. Татьяна подталкивает племянницу. Валентинка бочком приблизилась к отцу. Потрогала руку.
   Иван подбодрил дочь:
   - Ну, золотко, давай поцелуемся!
   Голос знакомый, папкин. Валентинка вскарабкалась на колени отца. Обняла за шею. Прижалась к его синей щеке:
   - Папочка, ты не думай, мы тебя никогда не бросим. Будем все время за тобой ухаживать.
   Иван прижал дочку к груди, утопил лицо в ее пушистых волосах. Хотел сказать дочери спасибо, но застрявший в горле ком не пропустил ни одного слова. Только и сказал: "Угу".
   Сергей привез новорожденному цепочку:
   - Я, Вань, посмотрел вчера. Люлька готова, а цепочки нет. Сейчас приладим и подвесим люльку на крючок.
   Иван узнавал прибывающих по голосам. Голос Сергея был мягким с грудным оттенком, легко узнаваемым.
   - Люльку - то я сделал. А крючок не успел ввернуть.
   - Крючок я вчера ввернул. Марьюшка показала куда.
   За разговором Сергей приладил цепочку. Ольга уложила матрасик, застелила. Люльку повесили на крючок к потолку.
   Ольга, обращаясь к младенцу и укладывая его в люльку, засюсюкала:
   - Ну, с новосельицем тебя, будешь теперь качаться в собственной люльке.
   Марьюшка попросила:
   - Мама, посмотри, там, в шкафчике веревочка есть. Привяжите.
   - Ну, да. Один конец к люльке, второй - к ноге. Можно ночью качать не вставая.
   Последним на церемонию поздравлений подъехал Андрей:
   - Задержался у следователя. Знаете, что там эта троица учудила? Написали заявления, о том, что вчера они ехали с работы, мы на них напали, угрожали пистолетом, а потом привезли их сюда. Пытали, требуя отдать документы на машину.
   Сергей и Алексей рассмеялись. Они тоже были у следователя и об этой истории молчали, ожидая Андрея. Ольга заметила:
   - Смешного, мальчики, мало. Опасен суд, когда с ним совесть в ссоре. Сегодня в России все возможно.
   Николаевна, глядя на мужиков, хмуро проговорила:
   - Я тоже ничего вам не говорила. Сегодня утром приезжали ко мне аж три адвоката. Уговаривали отказаться от показаний, которые я вчера подписала, и заявить, что я ничего не видела, не слышала. И что меня в это время вообще дома не было.
   - Ну, а ты, Николаевна?
   - Послала их подальше. Так они мне сто тысяч...
   - Рублей?
   - Они сказали - бабок. - И добавила, как точку поставила. - Никогда паскудой не была и эти из меня паскуду не сделают.
  
   Лето клонилось к закату. Последние августовские дни выдались на редкость теплыми. Иван брал гармошку и уходил в огород. С басами разобрался быстро. Правая клавиатура поддавалась медленно. Неуверенно нажимая косточкой на кнопку, запоминал ее расположение, тональность. Находил соседнюю. Постепенно складывалась мелодия. Сначала медленная. Но, по мере того, как в памяти откладывалось скольжение косточки по кнопкам, темп убыстрялся. Через три дня Иван уже уверенно наигрывал "русскую народную", с детства знакомую, всеми любимую:
   Ой, полна, полна коробушка,
   Есть и ситцы и парча.
   Пожалей, моя зазнобушка,
   Молодецкого плеча!..
   Еще мальчишкой Иван часто слушал эту песню, когда по праздниками у них собиралась родня. Всегда начинала бабушка. Вторым голосом подхватывала тетка Мария. А дальше все женщины хором, самозабвенно:
   Знает только ночь глубокая,
   Как поладили они.
   Распрямись ты рожь высокая,
   Тайну свято сохрани!..
   Иван помнил куплетов двадцать из этой песни. За трелями Тульской гармошки они всплывали в памяти вместе с милыми сердцу образами поющих женщин:
   Часто в ночку одинокую
   Девка часу не спала,
   А как жала рожь высокую,
   Слезы в три ручья лила!..
   Начинали песню весело, с оптимизмом. Заканчивали грустно о горькой долюшке обманутой и покинутой, так и не дождавшейся своего коробейника.
   Иван сидел на крышке погреба. Поставив гармошку, закурил. Марьюшка придет не скоро. Поехала с сынишкой в поликлинику.
   Через дорогу прилетел знакомый голос:
   - Иван! Чего грустишь? Заходи, есть, чем душу согреть.
   Это был Николай. Пьяница несусветный. Нигде не работал. Мать его, Валентина, выбивалась из сил, пытаясь наставить непутевого сына на путь истины, но ничего не могла поделать. Безобидный домашний пьяница на все упреки матери и соседей отвечал односложно: "Пил и буду пить".
   Иван поднялся. Прошел мимо веранды. Неслышно утопил щеколду и вышел на дорогу. Ворота соседа чуть вправо наискосок. Николай его уже ждал:
   - Проходи, Ванек! Тошно одному сидеть.
   Проводил гостя на веранду. Достал бутылку.
   - Мать на рынок умотала. Все спрятала. Думала, у меня заначки нет. Я сейчас, сорву только пару помидорчиков.
   Вернувшись, ополоснул помидоры под умывальником и сложил их красной горкой на столе перед Иваном. Разлил водку в стограммовые стопки:
   - Прими, господи, за лекарство.
   Иван выпил свою. Нащупал помидор. Стал вяло его жевать, слушая давно знакомую историю Николая, как он лет двадцать назад уехал во Владивосток на путину, да так там и остался. Женился. Все было хорошо. Жена, дети (две девочки), хорошие заработки, трехкомнатная квартира. Потом все рухнуло в одночасье. Сначала потерял работу: рыбачьи суда прихватизировали и распродали ушлые начальники. Пристроиться где-нибудь невозможно. Начал пить. Жена не стала терпеть, купила ему билет на поезд до Новосибирска. Ее братья посадили Николая в вагон и пригрозили: "Не уедешь. Убьем!". Из Новосибирска к матери добирался, чуть ли не пешком.
   Николай разлил по второй. Крякнул, втянув воздух через рукав рубашки, пробормотал свою излюбленную поговорку:
   - Ух! Как ни горько, а еще бы столько...
   У Ивана душа закипала. Он, молодой, здоровый бугай вынужден беспомощно прозябать в беспросветной слепоте, не зная, куда себя деть, куда спрятаться от ночных кошмаров. А этот спившийся каждый день измывается над матерью, тянет из нее последние соки, не работает, не знает, как растут его дочери.
   Мне бы его глаза...
   Мне бы его глаза!!!
   Иван задохнулся от ненависти к этому плюгавенькому мужичку, счастливому в своем хмельном прозябании. Ударил кулаком по столу, задев тарелку. Помидоры покатились по полу.
   - Заткнись, сука! Слушать тебя не могу!
   - Что ты, Ваня? Что ты? Я разве сказал чего? Упаси меня бог, Ваня!
   Иван поднялся, нащупал выход, шагнул и покатился вниз. Чужие ступеньки - не свои.
   Николай подскочил к Ивану. Помог подняться. Проводил до ворот. Иван прошел мимо веранды. Присел на крышку погреба. Закурил. В голове металась одна мысль: "Что делать? Что делать?"
   Тело Ивана сотрясала нервная дрожь. Он не спал по ночам, потому что каждую ночь ему снился один и тот же кошмар: черная бездна затягивает, увлекает на самое дно, бьет о камни, какая-то мерзкая, осклизлая трава вьется вокруг, сворачиваясь в холодный зеленый кокон. И нет сил вырваться, позвать на помощь. Иван давно узнал это место: горная речка за Камешками. Это здесь Черный омут затягивал его, мальчишку, когда он из бахвальства решил переплыть его, лавируя между крутящимися струями. Тогда его вытащили парни, рыбачившие неподалеку.
   Каждую ночь Марьюшка мечется между ним и сынишкой: того покачать, если проснется, этого разбудить, если уснет. Ей то за что? Иван спросил у тещи, как Марьюшка выглядит, родив сына. Ольга ответила, что хорошо: какая была, такая и осталась. Иван не верил. Ему все время казалось, что Марьюшка постарела, волос поседел. В ее голосе чувствовалась усталость. И тревога...
   Иван знал, как государство, а значит и общество, относится к инвалидам: лишние люди, отработанный материал. Самые низкие пенсии. На них прожить можно разве что дней десять. И то если очень скромно... При Ельцине было всего семь или восемь миллиардеров. Теперь их количество за сотню зашкалило. "Доходы" этой сотни превышают годовой государственный бюджет в десятки раз. И ведь знают: наворованное с собой в могилу не унесешь. Почему же такая ненасытная жадность? Государственная политика?
   Иван перестал ходить на выборы, не веря ни одному слову кандидатов в депутаты. Ехидно улыбался, слушая рассуждения о том, что те, кто не участвует в выборах, не любят свою Родину, не хотят голосовать за ее будущее. "А то мы не знаем, что государство и Родина - разные вещи. Родину любят, а государство хорошо, если не замечают. Чаще ненавидят", - резонно рассуждал зарождавшийся в нем нигилист.
   Иван взял гармошку. Над огородами, над речкой полилась широко, с размахом мелодия раненой русской души: "Степь да степь кругом, путь далек лежит. В той степи глухой умирал ямщик...".
   Николаевна, слушая надрывный стон гармошки, вытирала слезы, катившиеся по морщинистым щекам.
   - Сгорит. С тоски сгорит парнишка. - Пробормотала старая женщина, направляясь во двор соседа.
   Увидела кровь на лице Ивана, разбитые локти:
   - Это ты где сподобился упасть?
   - Да вон к Николаю сходил...
   Старушка сняла с палисадника полотенце, намочила в бочке, обтерла Ивану лицо и локти. Присела рядом на крышку погреба.
   - Что-то ты, сынок, все грустные песни играешь? Плакать хочется.
   - Какое, Николаевна, тут веселье.
   - Все-таки, можешь что-нибудь повеселее. И я бы послушала.
   - Ничего на ум не приходит. Вот разве что...
   Гармонь опять заплакала, жалуясь на нелегкую, трудную судьбу сироты: "Как умру я, умру, похоронят меня. И родные не узнают, где могила моя...".
   - Ну, ладно. Поиграй. А я пойду, похозяйствую еще.
   Николаевна поднялась, прошла через свой двор, пересекла дорогу. Соседка Валентина была уже дома: ругала непутевого сына.
   - Где только скотина успевает нажраться?
   Николаевна присоединилась к соседке. Но не кричала, а шипела. Но шипела так, что Николай поеживался, представляя, что Николаевна может с ним сделать.
   - Если ты пьянь рваная хоть еще раз Ивана тронешь, я тебя ... ... Ты меня знаешь.
   - А я смотрю кровь на ступеньках. - Воскликнула Валентина. - Спрашиваю, откуда, так он говорит, упал. Вон, значит, кто упал.
   Мать схватила черенок от лопаты. Шлепки от ударов были такие крепкие, что Николай, закрыв голову руками, опрометью бросился спасаться в огород, а там, перескочив через забор, скрылся в зарослях крапивы на берегу речки.
   - Ну, никакой управы на него нет. Раньше пьяниц хоть в ЛТП лечили. А сейчас... - Валентина обреченно махнула рукой. - Куда я только ни ходила. Везде одно и тоже: "Это его выбор". Свобода... Подавились бы они этой "свободой".
   Гармошка на огороде замолчала. Иван курил свой "Беломор", а в голове уже загоралась пока еще неясная идея.
  
   - Ваня, уложи Валентинку спать. Я Витька искупаю и тоже пойду укладывать. - Попросила Ивана Марьюшка.
   - Валентинка, ты где? - Позвал Иван.
   - Я спряталась.
   - И куда же наша красавица спряталась?
   - Я за печкой. В прятки играю.
   Иван "нашел" дочку. Уложил в постель. Сам присел рядом.
   - Папочка, а сказку?
   - А я думал, что сегодня ты мне сказку расскажешь.
   - Нет уж. Рассказывать сказки - твоя обязанность.
   Иван притворно вздохнул, выигрывая секунды, чтобы вспомнить, какие же сказки он ей еще не рассказывал:
   - Ну, слушай. Давным-давно, когда твоя бабушка внучкой была...
   - Как это?
   - Баба Оля тебя как называет?
   - Внучкой.
   - Ну, а когда баба Оля была такой же маленькой как ты, у нее тоже бабушка была. Она бабу Олю внучкой звала.
   - А разве баба Оля была маленькой?
   - Все люди сначала маленькими рождаются. Потом вырастают. Становятся большими.
   - А Витю мама родила?
   - Да, наша мама молодец. Сначала тебя родила, а теперь Витю.
   - Я тоже хочу такого же.
   Иван рассмеялся:
   - Вот вырастешь. Выйдешь замуж. И у тебя будет мальчик или девочка. Ну, слушай сказку. Давным-давно...
   - Когда бабушка внучкой была. А мы с бабушкой все лето в школу играли. Мы с ней буквы читали.
   - Как! Ты научилась читать? - Притворно удивился Иван.
   - Да. Сначала мы с ней пели гласные, потом пели по слогам. А потом мы с ней наперегонки читали целые предложения. Бабушка совсем не умеет читать. Я ее всегда обгоняла. Вот смотри.
   Валентинка поднялась на коленки, сняла с полки книжку:
   - Ко-ло-бок. Жи-и-ли-бы-ы-ли ста-а-ри-ик со стару-у-хой...
   - Молодец. Давай ты мне эту сказку завтра прочитаешь. Мы с тобой, оказывается, свет не выключили.
   Иван взял дочку на руки:
   - Ну-ка, где у нас выключатель? Скажи: лампочка, усни. И щелкни.
   Иван услышал щелчок выключателя. Уложил Валентинку в кровать. Присел рядом и продолжил:
   - В давние-давние времена...
   - Когда бабушка...
   - Тихо. А то не буду рассказывать. Совсем недавно, когда тебя еще на свете не было...
   Иван пытался вспомнить стишки про муху-цокотуху:
   - Жила муха-цокотуха. Муха по полю пошла, Муха денежку нашла. Пошла муха на базар и купила самовар...
   Стихи вспоминались сами собой, плавно повествуя о том, как муха гостей угощала, как на пир явился страшный паук, о том, как муха билась в сетях, звала на помощь, а герой-комарик спас красавицу из лап чудовища.
   Рассказывая, Иван просто представил страницы книжки, которую читал давным-давно, картинки и стишки под ними. Иван сам себе удивился: он по памяти читал то, что мысленно себе представлял по ходу рассказа.
   Уловив тихое посапывание Валентинки, Иван поднялся и вышел в кухню, прикрыв тихонько за собой дверь. Марьюшка за это время тоже уложила сынишку и присела рядом.
   - Ужинать будем?
   - Нет. Я пока не хочу. Если попозже.
   - Давай попозже. Я баньку истопила. Пойдем, я тебя попарю. Разогрею тебе косточки. А то ведь с весны не парился.
   - Потом как-нибудь.
   Иван боялся опростоволоситься. Оказаться несостоятельным в вопросах... Как бы это поделикатнее... Раньше, как только Иван видел стройную, ладно скроенную фигуру своей королевы, жгучее желание овладеть ею, вспыхивало молнией, зажигающей яркий всепоглощающий фейерверк чувств и эмоций. Марьюшка, сознавая, какое влияние оказывает на Ивана ее красота, вила из него веревки, которыми накрепко к себе его и привязала. А теперь Ивана постоянно сковывал неизвестно откуда возникающий страх: а вдруг не получится? Он пытался представить Марьюшку обнаженной. Но вместо божественного образа возникала легкая прозрачная дымка и медленно таяла во мраке. Таяли и надежды Ивана на нормальную супружескую жизнь. Он все чаще задавал себе вопрос: "А надо ли? Зачем травить себя и жену. Того счастливого мига, когда два тела сливались в одно неразделимое, уже никогда не будет".
   И Иван замыкался в себе. Старался быть незаметным. Либо уходил с гармошкой в огород и тихо наигрывал там любимые мелодии, пока прохлада не подсказывала ему, что наступил вечер. Либо выходил за ворота, садился на скамейку и часами слушал как в речушке, переливаясь, журчали струйки воды. Иван все больше отдалял себя от Марьюшки. Задумавшись, не всегда отвечал на ее вопросы. А если, бывало, отвечал, то невпопад, не сразу сообразив, о чем она просит.
   А вчера Валентинка прибежала с улицы зареванная. Что-то они с Настей не поделили. Иван обнял дочку:
   - Ну, что с нашей принцессой случилось?
   - Настя у моей барби ногу оторвала. Я ей за это платье порвала. А ее мама кричала на меня, что у меня отец слепошарый и я слепошарая. Аленка теперь дразнит меня слепошарой.
   Ивана передернуло:
   - Ах, сука! .... ....!
   Марьюшка выскочила из спальни:
   - Ванюша! При ребенке! - Обняла обоих. Заплакала. - Ну, что же мне с вами делать?
   К реву Валентинки и Марьюшки присоединился басовитый голос Витюшки. Марьюшка взяла Валентинку за руку:
   - Пойдем, покачаем братика.
   Ивана трясло. Вот и началось то, чего он так боялся все это время. Значит, его слепота будет преследовать и его детей. Одни будут их жалеть. Другие... Нет, этого Иван не допустит.
   Иван ушел на веранду. Прикрыл за собой дверь. Взял гармошку. Тихо, едва слышно гармошка застонала, наполняя душу Ивана горечью неизлитой боли: "Ах, зачем эта ночь так была коротка, не болела бы грудь, не страдала б душа". Из приоткрытого окна веранды мелодия тоски растекалась по-над речкой и, перемешиваясь с тихо падающим снегом, оседала на еще не остывшую от жаркого лета землю. За стеной, склонившись над люлькой, так же тихо плакала Марьюшка, прижав к себе вздрагивающее от рыданий тельце Валентинки.
   Неясная, едва уловимая мысль, появившаяся было у Ивана еще в конце лета, начала приобретать реальные очертания. Для начала надо научиться писать. А потом...
  
   Улица Шахтеров готовилась к Новому году. Зимние сумерки, рано опустившиеся на притихшие дома, высветили в каждом окне елочки, сверкающие разноцветными огоньками гирлянд. Ставни еще не закрывали: пусть прохожие любуются.
   Марьюшка посадила сына на колени отцу:
   - Сидите, не мешайте. Мы с Валентинкой будем елочку наряжать.
   Валентинка, счастливая от того, что ей доверили такое серьезное дело, доставала из коробки шарики и бережно передавала матери. Постепенно елочка засверкала зеркальными блесками шаров, слоников, поросят и зайчиков. Еще невесть какие зверушки переселились из коробки на ветки зеленой красавицы. Под елкой поселился старый, ватный, очень серьезный Дед-Мороз, купленный родителями Ивана, когда ему исполнился всего годик. Витюшка ерзал у отца на коленях и, видя такое обилие сверкающих игрушек, тянул к ним ручонки, пытаясь вырваться из папиных объятий.
   - Папа, я Снегурочку к себе в комнату поставлю? А то ей одной здесь будет скучно.
   - Поставь, поставь. Не забудь только вернуть ее Деду-Морозу в Новый год.
   - Конечно. Обидится Дедушка-Мороз и подарки нам не принесет. - Согласилась Валентинка.
   Гирлянды, натянутые под потолком, расходились веером от украшенной елочки.
   - Попробуем! Ну-ка, Валентинка, скажи: "Елочка, гори!".
   - Елочка, гори! Елочка, гори! - Захлопала в ладошки Валентинка.
   Марьюшка утопила на коробке кнопку. Лампочки замигали разноцветными огоньками. Коробка, в которую была вмонтирована кнопка, весело закричала голосом Буратино: "С Новым годом! С Новым счастьем!".
   Валентинка заворожено смотрела на коробку, из которой полилась знакомая всем поколениям россиян мелодия в исполнении все того же Буратино:
   В лесу родилась елочка,
   В лесу она росла.
   Зимой и летом стройная,
   Зеленая была...
   - Дальше сами пойте, счастливые вы мои! - скомандовал Буратино.
   Марьюшка с Валентинкой рассмеялись. Иван, тиская сынишку, улыбнулся:
   - Молодец Алешка! Такую игрушку смастерил!
   - Да, дядя Леша сказал, что ни у кого такой нет. - Весело подпрыгивая, похвасталась Валентинка.
   Ее веселье прервал звонок. Выглянув в окно, Валентинка закричала:
   - Ой, открывайте скорее ворота! Дед-Мороз со Снегуркой приехали!
   Марьюшка, накинув полушалок, вышла во двор встречать гостей.
   - Здравствуй, Марья-краса! Руководство нашей шахты и профсоюзная организация шлют вам свои новогодние поздравления!
   - Спасибо! Проходите, пожалуйста.
   Марьюшка пропустила гостей вперед. Нарочито топая валенками и стуча волшебным посохом, из сеней в кухню ввалился Дед-Мороз с большим красным мешком за плечами. За ним впорхнула юная Снегурочка. И Валентинка и Витюшка не могли оторвать глаз от красочных костюмов. Белые валенки Деда-Мороза, его красная шуба с белым воротником, опоясанная белым широким кушаком, дополнялись такой же белой пышной бородой. Белые брови сливались с белым мехом богато сшитой красной шапки. Стройная фигурка Снегурочки выгодно отличалась от могучего вида ее деда. Голубая шубка, обшитая белой бахромой с разноцветно сверкающими снежинками и звездочками, такая же голубенькая шапочка и муфта "a la Гурченко" из "Карнавальной ночи". Из всего этого великолепия выглядывало молодое красивое личико с улыбающимися карими глазками.
   - Проходите дедушка в зал. - Пригласила гостей Марьюшка. - Вас там елочка заждалась.
   Всей гурьбой хозяева и гости прошли в зал. Иван с сынишкой вошли следом, пристроились на табурете у дверей. Марьюшка быстро увела Валентинку в ее комнатку. Через минуту в зал впорхнула белоснежная маленькая фея.
   Дед-Мороз забасил:
   - Ах, какая у нас фея-волшебница. Я сегодня с внучкой из леса приехал. Боялся к вам на праздник опоздать. Белочки, лисички, зайчики и медвежата просили передать вам привет и поздравления с Новым годом.
   - А как нашу фею зовут? - Спросила Снегурочка.
   - Валя.
   - Валя, Валюша! Какое красивое имя! - Подхватил Дед-Мороз. - И что же нам Валюша исполнит? Стишок расскажет? Песенку споет? Или станцует возле елочки?
   - Я песенку спою.
   И запела:
   Маленькой елочке холодно зимой,
   Из лесу елочку взяли мы домой.
   Сколько на елочке шариков цветных,
   Розовых пряников, шишек золотых.
   Остановилась и посмотрела на Деда-Мороза:
   - А подарок привез?
   Дед-Мороз рассмеялся:
   - Привез подарок, привез! Но нам лисичка встретилась в лесу и попросила: "Посмотри, Дедушка-Мороз, украсили они елочку или нет. Сверкают ли на ней разноцветные огоньки?".
   - Да, мы с мамой сегодня ее нарядили. У нас и огоньки горят.
   - Какая нарядная елочка! - Восхитилась Снегурочка. - А где же огоньки?
   - Есть, есть! Надо только сказать: "Елочка, зажгись!".
   - Ну-ка, скажем вместе.
   - Нет, я уже говорила. Она меня слушается. Теперь ты скажи.
   Дед-Мороз, хмыкнув, весело посмотрел на Снегурочку:
   - Ну, давай вместе, внучка!
   - Елочка, зажгись!
   - Марьюшка нажала на кнопку. Зал засверкал разноцветными огоньками, а веселый Буратино опять закричал:
   - С Новым годом! С Новым счастьем!
   Валентинка на этот раз не оплошала и вступила в игру с деревянной куклой. Дуэтом спели новогоднюю песенку.
   - Ах, как здорово! Ах, умница! - Загудел Дед-Мороз. - Ну-ка, внучка, посмотри у меня в мешке подарок для Валюшки - Веселушки.
   Из большого мешка появился чудесно расписанный сундучок. Снегурочка торжественно протянула подарок Валентинке:
   - Скажи "Сим-Сим, откройся!" и нажми вот здесь.- Показала на кнопку.
   Валентинка обхватила ручонками подарок и кинулась в свою комнату. Марьюшка ей во след:
   - А спасибо кто скажет?
   - Спасибо! - Прозвенел из глубины комнаты голосок Валентинки. - Сим-Сим, откройся!
   Послышался щелчок и одновременно радостный девчоночий визг:
   - Ай! Ой, сколько! Мама, посмотри!
   - Валентинка, иди сюда. У нас гости, а ты убежала. Неудобно.
   Девочка показалась в дверях с открытым сундучком в руках. Дед-Мороз в это время поздравлял самого младшего члена семьи. Снегурочка достала из мешка Деда-Мороза такой же расписной сундучок и поставила его на колени Ивану. Мальчишка, увидев большой красивый кубик, увлеченно захлопал ладошками по его крышке.
   - Он еще маленький. - Прокомментировала Валентинка. - Конфеты ему нельзя. Диатез будет.
   - Он с тобой поделится. Коробочку возьмет себе, а конфеты отдаст тебе. - Рассмеялся Дед-Мороз.
   - Мы еще не все подарки раздали. - Сказала Снегурочка, доставая из мешка пакет. - Это вашей маме пуховый платок белочки связали.
   На плечи Марьюшки, развернувшись, опустился белый пушистый платок.
   - Носить вам его не переносить, греться - не перегреться. В холод волшебный платок греет, а в жару холодит.
   Дед-Мороз вынул из мешка бочонок:
   - А вот Мишка косолапый по лесу ходил, мед собирал и вашему папе бочонок отправил. Чай, говорит Мишка, с медом бодрит, хвори отпугивает.
   Дед-Мороз, чувствуя, что в шубе и валенках, да в жарко натопленной избе скоро растает, стал прощаться:
   - Ну, детишки и хозяева дорогие, нам пора в дорогу. Подарков много еще надо развести другим девочкам и мальчикам. Управиться бы до Нового года.
   Марьюшка проводила гостей. Постояла перед зеркалом, разглядывая пуховый подарок. Подошла к Ивану:
   - Потрогай, какой пушистый.
   - Да, очень. - Согласился Иван, проводя рукой по ее плечу.
   Валентинка высыпала из сундучка свои сокровища. Глазенки бегали по сладостям, не зная на чем остановиться. Наконец решилась.
   - Это маме. Это папе. Это Витюшке. Это мне.
   Четыре кучки конфет. Две кучки сгребла в одну. Получилось три. Марьюшка, посмотрев, как дочка "справедливо" распорядилась своим богатством, удивилась:
   - А где же Витюшкина доля?
   - Он мне подарил...
   - Придется тебе на следующий год долги братишке возвращать.
   И, посмотрев на часы, ахнула:
   - Время-то! Ребятишкам пора спать.
   Отдав жене сынишку, Иван вышел на крыльцо. Тишина, укрывшая легким покрывалом снежные сугробы, легко опираясь на заснеженные ветви берез и тополей, будто боясь стряхнуть с них белый наряд, перемешивалась с лунным светом. Деревья отбрасывали на белоснежное покрывало тонкие узорчатые тени. Все вместе - спящие деревья, лунный свет и тишина под куполом звездного неба навевали торжественный гимн. Гимн природы.
   Иван присел на скамейку. Долгими жадными глотками напился морозного воздуха. Подумал: "С Новым годом. С Новым счастьем. Какое оно новое счастье? Для меня было бы счастьем вернуть глаза. Лучше бы я ногу или руку совсем потерял, но смотрел бы на мир своими глазами. Для Марьюшки было бы счастьем иметь зрячего мужа. Для Валентинки? Ей сегодня счастье привалило - целый сундук сладостей. Витюшкино счастье - поесть и поспать".
   Иван поднял лицо. Кожей почувствовал глубину звездного неба: "Это там, наверху, райские сады, вечная музыка, безграничное счастье?"
   Обреченно махнул рукой: "Кончилось оно, мое счастье".
   Иван поднялся по ступеням и, стараясь не шуметь, вошел в дом.
  
   С момента как родилась Валентинка, Иван в доме не курил. Выходил либо на веранду, либо во двор. Весеннее мартовское солнышко с утра прогревало снежные сугробы, осаживая и прижимая их ближе к земле. Взяв с подоконника свой "Беломор" и зажигалку, Иван вышел во двор. Присел на скамейку. Вдохнул полной грудью вкусный весенний воздух, наполненный запахами талого снега. Солнышко ласково гладило лицо Ивана своими теплыми лучами. Слабый ветерок охлаждал нагретую кожу.
   За забором на речке уже слышалось журчание талой воды. Иван прикинул: ограду вдоль речки он поставил два года назад. Вбитые глубоко в землю трубы стояли твердо. Приваренные к ним уголки надежно держали металлическую сетку. С этой стороны дети к речке не попадут. Ставил ограду, думая о их безопасности.
   Лязгнула щеколда. Ворота приоткрылись. И медовый голос спросил:
   - Можно к вам?
   - Можно, если по делу.
   По шагам определил: два человека. Женщины. Присели. Одна слева, другая справа. Голос слева вкрадчиво прожурчал:
   - Мы тебе, Ваня, помочь хотим. Сидишь одиноко, никому не нужный. Песни играешь - душа умирает.
   Медовый голос справа:
   - Мы помогаем людям увидеть светлый путь истины. Не даем опуститься, спиться.
   Иван насторожился:
   - А я будто бы спился?
   Слева вкрадчиво:
   - Не обижайся, Ваня. Только Богу известно, каким путем тебе идти. Только Бог знает, что ты есть сейчас и что ты будешь потом.
   - Какой я есть сейчас, я и без вас знаю. Белый свет для меня давно погас...
   Справа медово:
   - Поэтому, Ваня, мы и пришли к тебе. Молись, Ваня, и Бог тебя услышит.
   Ивана начали раздражать медово-вкрадчивые голоса:
   - Какой Бог? Он что, ваш Бог, мне зрение вернет? Новые глаза вставит? Если он знает, что с нами будет, почему допускает, чтобы люди гибли в шахтах за просто так, ни за ... собачий?
   - Не ругайся, Ваня. Грех великий!
   Иван почувствовал, что у него начала дергаться левая щека:
   - Идите вы со своим Богом ...! От греха подальше. Мне и без него тошно.
   - Ваня, Бог, он везде. Он всегда с тобой. Он в тебе. Он в нас. Ты успокоишься и познаешь Бога единого и сущего...
   Иван прервал медовые речи:
   - Я сказал, пошли вон! У меня свой Бог. Он знает только меня. До вас ему дела нет.
   Женщины встали. Каблуки простучали до ворот. Медовую вкрадчивость растопил злобный голос:
   - Ну и сдохнешь тут один! И будешь гореть в гиене огненной...
   Иван рассмеялся такому невероятному превращению: "Ваш Бог - ваши проблемы. А у меня свой Бог!"
   Одиноко просиживая днями на своей скамейке, Иван не раз обращался к вопросу, что такое Бог, или кто такой Бог. Восстанавливая в памяти прочитанную года три назад книгу, удивлялся выводам, которые делал автор:
   Бог - это Природа, произрастившая траву, сеющую семя, дерево плодовитое, приносящее плоды по роду своему, сотворившая душу живую, и насекомых, и пресмыкающихся, и рыб, и зверей всяких по роду их, в том числе и человека.
   Бог - это Природа, благословившая всякую живность земную плодиться и размножаться.
   Бог - Это Природа, это все живое на земле в своей совокупности.
   Биомасса Земли обладает коллективным сознанием. Оно совершенствовалось и развивалось вместе с эволюцией растительного и животного мира, пока, наконец, не начало вмешиваться в ход этой эволюции, создавая баланс всего живого. Хрупкий, едва устойчивый баланс. Его разрушение вело к гибели формировавшихся экологических систем. От сотворения мира Природа не знала ни добра, ни зла - все развивалось в равновесии. Миллионы лет она приспосабливала жизнь к климатическим капризам, уменьшала популяции травоядных и хищников во время засухи, чтобы сохранить растительный мир, увеличивала количество хищников, если травоядные вытаптывали пастбища.
   Человек же, возомнив себя царем Природы, единственно разумным существом, стал главной причиной экологических катастроф. Уничтожая все живое вокруг себя, жадно и безрассудно расходуя ресурсы живой природы, занимая предназначенные для других живых существ ниши, он подвел свое собственное существование на грань небытия.
   Природа начала мстить, отвечать на свое уничтожение природными и техногенными катастрофами. Цель: уменьшить губительное влияние человека на своего Создателя. Если человек сам не в состоянии разумно сосуществовать с окружающим его живым миром, то Природа, провоцируя массовые психозы, приводит к власти таких людей, политическая деятельность которых ведет к уменьшению популяции "Homo sapiens" на обширных территориях. Македонские, наполеоны, гитлеры, сталины, большие и маленькие со своими бредовыми идеями создания тысячелетних империй "от океана до океана" являются ее слепым орудием. Идеи разные. Итог один: миллионы и миллионы погибших. Миллионы тонн человеческой биомассы удобряют землю, служат пищей для других живых существ, созданных Природой-Богом. На какое-то время баланс восстанавливается, пока популяция, бесконтрольно размножаясь, не превышала критической массы. И тогда цунами, землетрясения, маленькие саакашвили и бенладены регулярно уменьшают ее.
   "Может быть и я, сам того не подозревая, оказался лишним звеном в вечном обновлении жизни. Может быть, Природа оставила мне шанс самому решить: прозябать ли долгие годы в беспросветной мгле, быть обузой жене и детям, или вернуться в изначальное состояние?"
   Ивана поразила сама простота его рассуждений, которые прервали шаги самых дорогих для него людей. Марьюшка с Витюшкой и Валентинкой вернулась от Татьяны. У нее сегодня юбилей - тридцать лет. Иван не поехал:
   - Не хочу сидеть сычом и портить всем праздник. Поздравьте ее от моего имени.
   А про себя подумал: "У меня тоже скоро юбилей - годовщина со дня взрыва на шахте".
  
   Иван усиленно тренировался. Трудно правше переделывать себя в левшу. Он попросил Ольгу привезти ему побольше тетрадей, ручек. Андрей вырезал ему трафарет. Иван, высказывая свои просьбы, шутил:
   - Я не Островский. "Как закалялась сталь" мне не по зубам. Хочу просто научиться писать, как нормальные люди.
   Было бы проще, если бы у Ивана были глаза. Клади перед собой книгу или газету и переписывай, набивай руку. Николай Островский хотя и был слеп, однако писал по трафарету привычной правой рукой, а его каракули расшифровывала секретарша. У Ивана задача потруднее: стать левшой, научиться писать четко, разборчиво, так чтобы прочитать мог даже первоклассник.
   Где брать тексты? Иван вспоминал стихи, рассказы, сказки. Особенно долго бился над интервалами между словами. Привыкал к длине строки. И писал, писал, писал...
   Иван был доволен: к весне первая часть его плана осуществилась. Он научился вслепую разборчиво писать левой рукой. Попросил соседа купить ему два конверта и написать на них его адрес.
   - А обратный? - Спросил Николай.
   - Не надо. Пусть останется чистым.
   Марьюшка привыкла к тому, что в течение зимы Иван чаще занимался "чистописанием" в баньке.
   - Ванюша, там же темно!
   - А мне нужен свет?
   В баньке удобно. То, что последнее время Иван доверял бумаге, тут же сгорало в печке. Не хотел, чтобы кто-нибудь видел или, не дай бог, читал его писанину...
   ... В субботу Марьюшка с утра поехала с ребятишками к матери. Иван вышел. Постоял. Мысленно простился с домом. Открыл ворота. Представил себе дорогу, по которой прошел год назад, уезжая на работу. Как доктор советовал: представь и смело иди. Глубоко вздохнул и пошел. Пересек по мосткам речушку. Поднялся к остановке. Почувствовал - рядом кто-то стоит. Вскоре заурчал, приближающийся мотор.
   - Это маршрутка? - Спросил Иван.
   - Да. Тебе какой номер? - ответил-спросил хриплый голос.
   - Любой. До вокзала.
   - Тогда, это твой.
   Голос подвел Ивана к открытым дверям маршрутки, помог подняться. Тут же голос кондукторши пригласил его сесть на ее место. Иван поблагодарил. Попросил предупредить его, когда будет вокзал.
   Кондукторша объявляла остановки. Иван зрительно представлял, как они выглядели. Отсчитывал, сколько еще осталось. На вокзале, прислушавшись к голосам стоявшей неподалеку группы, подошел:
   - Вы не могли бы мне помочь приобрести билет.
   Россияне еще не потеряли чувства сопереживания, готовности помочь. Билет был приобретен, а, поскольку электропоезд отходил всего через двадцать минут, то ребята проводили его до вагона. Иван попросил их опустить конверт в почтовый ящик.
   Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее застучали колеса на стыках. Через какое-то время по вагону пошли контролеры. Один из них тронул Ивана за плечо:
   - Ваш билет, пожалуйста! До какой станции едете?
   - До Камешков.
   - Зачем же Вы покупали билет. У Вас бесплатный проезд.
   - Я удостоверение дома забыл. Пришлось покупать.
   Контролер обратился к пассажирам:
   - Товарищи, кто едет до Камешков?
   Получив ответ, попросил:
   - Поможете человеку сойти? А то мы там стоим всего одну минуту.
   Через два часа электричка замедлила ход. Ивана тронули за плечо:
   - Сейчас будут Камешки.
   Ивана взяли под руку. Вывели в тамбур. Поезд притормозил. Два человека сошли на платформу. Помогли спуститься Ивану. И, ничего не спросив, ушли.
   - И, слава Богу. - Подумал Иван.
   Ему вовсе не улыбалось объяснять, к кому и зачем он приехал. Постояв, Иван вспомнил маршрут, по которому не раз ходил с друзьями на рыбалку. Тропа шла вдоль железнодорожной линии до реки. Всего километр.
   - Дойду? - Спросил себя Иван.
   - Дойду. - Утвердиельно сам себе кивнул и, решительно отбросив сомнения, зашагал, простукивая тропу тростью. Глухой звук, шорох травы - обочина. Нога ступает на твердую утоптанную почву - тропа.
   - Не торопись. Не спеши. - Подбадривал себя Иван.
   Вот и запах реки. Иван услышал журчание воды. Под ногами зашуршала галька. Поворот направо. Пройти метров двести и поляна, где они всегда ставили палатку. Отмерив двести шагов, Иван нащупал траву. Присел. Пошарил рукой.
   - Да. Наше кострище. - И облегченно вздохнул. - Дошел.
   Бесконечное число раз Иван мысленно проходил этот маршрут. Он видел ивы, склонившиеся над рекой, роняющие прозрачные слезы в ее струящиеся воды. Там на другом берегу - Чертов утес, а под ним бесконечное кружение водяных струй Черного омута, откуда они с ребятами еще два года назад таскали хариусов.
   Иван закурил. Подставил лицо солнышку, погрелся в его полуденных лучах. В этот час природа отдыхает. Тишину нарушает только жужжание иногда пролетающего мимо шмеля.
   Иван разделся. Аккуратно сложил на траве одежду. Сверху положил второй конверт. Прижал его камнем. Повернулся к реке и побрел к середине, чувствуя с каждым шагом усиливающееся течение, толкавшее его вниз к Черному омуту. Иван лег на спину и отдался реке.
   - Пусть несет.
   Через минуту Иван почувствовал, как его закружило, потянуло вниз. Сильным рывком погрузил свое тело в воду, достиг дна и резко выдохнул. Резкая боль пронзила грудь. Ноги, согнутые в коленях, пытались оттолкнуться от камней, вытолкнуть Ивана наверх. Силой воли он подавил это инстинктивное стремление к жизни. Сознание покидало его медленно, мучительно. Последней мыслью, пронзившей все его существо, было: "Прости,... Марьюшка...".
   Наконец, водоворот вытолкнул тело Ивана, и по инерции еще раскручивая по широкой спирали, выбросил к подножию Чертова утеса.
   Все...
  
   Марьюшка, вернувшись, не нашла Ивана ни в доме, ни в огороде, где он обычно сидел с гармошкой.
   - Елена Николаевна, Ивана не видели.
   - Нет, милая. А что давно его нет?
   - Не знаю. Я к маме с ребятишками утром уехала. Вернулась, а его нигде нет. Я оставлю у вас детей. Поищу.
   - Конечно, оставляй.
   Марьюшка заглянула к тете Вале. Николай как всегда сидел хмельной.
   - Коля, ты Ивана не видел?
   - Нет. - Забеспокоился Николай. Он вдруг вспомнил, как Иван просил надписать адреса на двух конвертах. Николай еще переспросил, зачем второй. Иван ответил: "Для верности".
   Марьюшка прошла по улице, свернула к мосткам через речку.
   - Ты не Ивана ищешь? - Спросила Баба Аня, жившая недалеко от их дома.
   - Да. Приехала, а его нет.
   - Я утром ходила в магазин, так видела, как он на остановке садился в маршрутку.
   - Господи! Ванечка... Куда же ты поехал? - Марьюшка, вытирая слезы, медленно пошла домой. Набрала телефон Ольги:
   - Мама, Ванюша пропал.
   - Как пропал?
   - Утром, говорят, сел в маршрутку и куда-то уехал.
   Ольга занялась организацией поисков. Как и десять лет назад, когда по всему городу искали Катерину, она распределила, кто и где будет искать. Поиски первого дня результатов не дали. Ольга сама поехала на телевидение с просьбой объявить о пропавшем человеке, показать его фотографию. Телевизионщики, узнав, что речь идет о шахтере, отнеслись с пониманием. Записали обращение Ольги и после вечерних новостей передали его в эфир. Звонки начались сразу же. И в редакцию, и на мобильник Ольги.
   - Ехал утром с нами до вокзала. - сообщали пассажиры маршрутки:
   Молодые ребята:
   - Мы помогли ему купить билет и посадили в электричку.
   - А, куда билет?
   - Кажется, до Камешков.
   Контролер электропоезда:
   - Я сразу вспомнил этого пассажира. Он сошел на остановочной платформе "Камешки".
   Жители Камешков:
   - Он сошел вместе с нами в Камешках. Мы еще удивились: слепой и так уверенно пошел.
   - Куда он пошел?
   - В сторону речки. Наверное, к Чертовой скале.
   Ольга опустила руки. Надо ехать. До Камешков электричка только завтра утром. Позвонила Алексею:
   - У тебя завтра выходной?
   - Да.
   - Тогда поедешь завтра со мной в Камешки.
   Пока ехали, в Камешках местные жители, взбудораженные вечерними новостями и рассказом односельчан о том, что слепой инвалид сошел вместе с ними и ушел в сторону реки, прочесали берег. Обнаружили одежду, конверт с письмом. На конверте адрес. В ста метрах ниже по течению на груди Чертова утеса нашли тело Ивана. Этой же электричкой вместе с Ольгой и Алексеем прибыл прокурор. Опознание, протоколы. Наконец, Ольга получила возможность прочитать письмо Ивана. В это же время Марьюшка распечатала конверт, принесенный почтальоном:
   "Дорогая, любимая моя, Марьюшка! Мы с тобой думали, что проживем долгую счастливую жизнь. Родим и воспитаем детишек. Научим жить. Но судьба распорядилась иначе. Больше года я не видел, Марьюшка, тебя и Валентинку. Не представляю, как выглядит мой сын.
   Я знаю, сколько горя принес тебе, родная.
   Прости.
   Но жить - ни мертвым, ни живым, я не могу.
   Если я проживу еще год-два, то и тебя сделаю инвалидом. Поэтому решение я принял сознательно. Хочу, чтобы ты и дети помнили меня таким, каким я был до аварии.
   Целуй Валентинку, Витюшку.
   Прости и прощай".
   И Марьюшка, и Ольга прочитали только первую страницу. Этого было достаточно, чтобы белый свет померк. На продолжение, написанное Иваном на другой стороне тетрадного листка, не обратили внимание.
   Похоронные хлопоты поглотили все время. Ольге некогда было заняться младшей дочерью, утешить ее и внуков. За три для Марьюшка не проронила ни слезинки. За год после аварии она выплакала полностью свои слезы, покачивая люльку темными длинными ночами. Слезы жалости к мужу, к себе, к детям. "Что же я теперь буду делать?". Этот вопрос она задавала себе прошлой весной, когда пришло извести о трагедии на шахте. Этот же вопрос она, сидя рядом с холодным, безучастно лежащим телом Ивана, задавала себе сейчас.
   Марьюшка подавленно сидела возле гроба, обитого грязно-синей тканью. На ее фоне угольно-синее лицо Ивана терялось, сливаясь в одно сине-грязное пятно. Угнетающая картина. Ольга тоже обратила на это внимание и попросила представителей фирмы натянуть поверх этой ткани другую - красную. Такая необычная для современных гробовщиков просьба вызвала замешательство и недоумение: "Он что - коммунист?". Ольга съязвила: "Я смотрю, наша просьба на вас действует как красная тряпка на олигарха". Нашли. Заменили.
   Ритуал прощания прошел быстро. Замелькали лопаты. Комья глины глухо застучали по крышке домовины. Сотрудники фирмы, подправив холмик, установили памятник:
   - Пусть земля ему будет пухом!
   Девять дней отмечали скромно. С утра Андрей свозил Ольгу с Марьюшкой на кладбище. Марьюшка, присев на скамейку, рассказала матери о снах, преследующих ее в последние дни.
   - Каждую ночь вижу Ивана. Заходит в дом и стоит у порога. Я к нему подхожу, хочу поцеловать, а он молча, пятится от меня и уходит. Ничего не говорит.
   - Тоскует, значит. Раздай сегодня ребятишкам конфеты.
   Дома под руководством Николаевны были расставлены во дворе столы. Ворота распахнуты настежь. Соседи, родственники, сослуживцы поминали Ивана добрым словом, выпивали, закусывали, посидев немного, уходили. Последними сели самые близкие. Николаевна устало присела рядом с Ольгой:
   - Ты представляешь, каждый день вижу во сне Ивана. Откроет ворота, походит по двору, посмотрит на окна дома и уходит. Я уж и конфеты детям раздавала, и свечку в церкви за упокой души поставила. Ничего не помогает.
   Ольга вытащила из сумки конверт с письмом Ивана. Развернула вдвое сложенный листок:
   "Дорогая, любимая моя, Марьюшка!...
   Содержание этой страницы она знала уже наизусть. А на другой...
   На другой стороне листка обращение Ивана к близким:
   "Мои родные. Прошу вас, не оставляйте Марьюшку и моих детишек. Со мной им было трудно. Еще труднее будет без меня.
   Похороните меня скромно. Фотографию мою возьмите из альбома, где я сфотографирован до аварии. Мне нравится, как я на ней улыбаюсь. Даты рождения и смерти не указывайте. Напишите только: "Извини, прохожий, что не могу встать и приветствовать тебя".
   Передала Марьюшке со словами:
   - Придется памятник переделывать...
  
  
  
   No Ушаков Александр Борисович
   * 654031, г. Новокузнецк, ул.Ярославская, 12 - 89
   8 - 951 - 576 - 72 - 89
  
  
   No Copyright: Александр Ушаков, 2011
   Свидетельство о публикации N21101180740
   Некрасов Н. А. Что ты жадно глядишь на дорогу...
   Некрасов Н. А. Размышления у парадного подъезда
   Некрасов Н. А. Коробейники
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"