Старый упёрся локтями в колени, положил на ладони подбородок. Правая нога в добротном кожаном сапоге чуть шевелилась, раздвигая носком гальку. Лицо старого выражало сосредоточенность - или, может быть, решимость и некую отстранённость, свойственную человеку, обращающемуся к событиям давно минувшим. Что-то происходило между этими двумя, что-то, не поддающееся описанию с помощью слов: ведь слова, как известно, более-менее сносно описывают только ощущения, рождённые с помощью пяти органов чувств. Молодой ждал.
- Я знаю, ты хочешь войти в местный Совет, - сказал наконец старый. Он не двигался и не поворачивал голову, всё так же глядя под ноги, хотя молодой сидел сбоку от него. Так говорят лишь тогда, когда тебе безразлично, как к твоим словам относится собеседник. Или когда ты слишком хорошо это знаешь.
- Наверно, это хорошо, - сказал старый, - что ты так ответственно относишься к своей учёбе. Есть шанс, что после окончания твоего обучения в здешнем Совете появится хотя бы один грамотный человек. Ещё мне говорили, что у тебя есть два редких качества: честь и совесть. Это может помешать тебе в работе. Зато помогло встретить меня.
- Я хочу знать правду.
- Смею надеяться. Это редкость. Массовый шок, ты же знаешь. Человечество испытывает отвращение к прошлому. Непреодолимое отвращение. И каждый, пытающийся влезть в дела давно минувших дней, воспринимается как... извращенец. "Омерзительно" и "непристойно" - вот главные эпитеты, применяемые так называемым обществом к нашему прошлому. Это пройдёт... когда-нибудь, но к этому моменту Земля превратится в обитель невежд. Они будут совершать всё те же ошибки - снова и снова. Все их точные науки приведут только к одному: вторичное перенаселение и выход в космос. Без сколь-нибудь работающей стратегии, потому что для построения стратегии необходимы опыт и душа. Опыт необходимо накапливать, душу - развивать. Точнее, не мешать ей управлять тобой. Как раз ты-то знаешь это, потому что честь и совесть - это и есть проявления твоей души. Хоть что-то...
- Мне сказали, что вы - единственный в своём роде специалист. Что вы сможете рассказать реальную историю Катастрофы.
- Я не специалист. Я очевидец; и это намного больше, можешь мне поверить. Мой возраст... скажем, я несколько старше, чем можно судить по внешнему виду. Но это не столь существенно. Я расскажу тебе главное из происходившего тогда. На мой взгляд. Дальше я уйду, а ты... думай сам.
***
Это была очень дорогая технология. Единичный экземпляр, потому что даже в то время расточительства никто не смел позволить себе повторить столь чудовищные затраты. Суперкомпьютер Центра прогнозирования катастроф при ООН. Сеть сбора и передачи данных, накрывшая паутиной всю планету. Миллионы ничего не значащих по отдельности параметров. Часть из них снималась лишь потому, что этого требовал сам компьютер. Зачем - так никто и не понял; человеческого разума не хватило, чтобы осознать нюансы модели реальности, построенной этой машиной. Но она давала предсказания, и те были верны. Вне всякого сомнения.
Предсказания были построены чрезвычайно просто. Приоритет, соответствующий степени опасности. Источник опасности. Время, оставшееся до катастрофы, и способ её избежать. Предсказание следующей катастрофы поступало только после устранения предыдущей - или её наступления. Не было смысла тратить машинные ресурсы, находясь на перепутье.
Наступил день, когда в бывшем подземном центре управления баллистическими ракетами, в котором разместили это чудовище, зазвучала сирена. Машина дала очередное предсказание. Высший приоритет. Всемирная катастрофа, гибель шестидесяти шести процентов населения планеты. Источник опасности - ребёнок, мальчик. Возраст: 10 лет. Сирота. Группа крови - четвёртая отрицательная. Шесть месяцев и три дня назад находился на футбольном стадионе, на матче Высшей лиги. Время до катастрофы: пять лет. Способ: уничтожить ребёнка. Всё.
Человек шёл на стадион. Раньше он не особо любил футбол, но тогда у него была семья, и тепло, и смысл спешить домой... Но родители его давно умерли, а жена и дети два года назад сели в самолёт, который так нигде и не приземлился.
Теперь он работал в Центре прогнозирования катастроф. Вечер пятницы был пуст: он очень изменился и отдалился от прежних друзей, помнивших его ТЕМ и ТОГДА. Страшно было заводить новых или просто не хотелось, он так и не смог себе признаться. И человек шёл на стадион. К иллюзиям.
До начала матча оставался почти час. Но не было никакого желания забредать куда-нибудь ещё, чтобы скоротать время, и человек решил сесть на трибуну и обдумать кое-что, относящееся к его работе. Ему совсем не мешали шум и возня по соседству.
Пронзительный взгляд уколол его в спину. Человек обернулся. За ним шёл мальчишка на костылях. Лет десяти.
- Скажите, вы верите в счастье? - чистый и спокойный голос, без ноты подлости или страха.
- Я? Маловероятно.
- А хотите, чтобы верили другие?
- Хочу, наверное.
- Тогда помогите мне попасть на стадион.
Не зная, зачем ему это, человек достал мобильный терминал и положил на счёт билетного спекулянта двойную цену. Помог мальчишке подняться на трибуну.
Они сели рядом.
Потом, когда матч закончился, человек молча встал и вышел наружу. Он вызвал машину и, ожидая её прибытия, не мог оторвать взгляда от мальчишки на костылях на общественной остановке. Потом подогнал машину и открыл дверь перед маленьким калекой.
- Я подвезу тебя, - сказал он.
- Мне далеко, - ответил мальчишка.
- Ничего, не обеднею. Мне всё равно не на что тратить деньги.
Действительно, было неблизко. Самая окраина; один из этих убогих районов, где построенные недавно дома стремительно ветшают без ухода, где почти нет уличных фонарей, а рассыпанный мусор возле ржавых контейнеров валяется неделями, и его медленно растаскивает по дорожкам ветер. Приземистое серое здание. Интернат для инвалидов детства.
- Спасибо, - сказал мальчишка со вздохом. Он сам выбрался из машины, приладился к костылям и потащился ко входу через выбоины в асфальте. Человек поехал домой. Потом, в своей огромной пустой квартире, он почему-то никак не мог заснуть, и выпил полбутылки виски, чтобы забыться, и всё равно сон не шёл, и стояла вместо этого перед глазами фигурка на костылях на остановке, и снова детский голос спрашивал его с надеждой, верит ли он в счастье.
В понедельник, после работы, человек взял машину и поехал в интернат.
Документы выправили быстро: иногда место работы даёт неоспоримые преимущества. Ноги переделывали прекрасные хирурги, и за какой-то месяц все признаки врождённого уродства пропали. Осталась только боль - там, глубоко внутри. Но тут уже врачи ничего не могли изменить.
Теперь они жили в этой огромной квартире вдвоём. Человек стал раньше возвращаться с работы. Первое время ему даже казалось, что без него может случиться что-то ужасное и непоправимое, но ожидания его не оправдались. Мальчик, казалось, начал отогреваться в том самом благополучии, о котором недавно ещё не смел и мечтать, и совсем не детская сила духа, что была так заметна в нём поначалу, стала проявляться мягче, без былого надрыва и боли. Он, казалось, был увлечён одной идеей, и его опекун, поначалу излишне деликатный, наконец решился и спросил прямо:
- Скажи, малыш, чего ты хочешь от этого мира?
- Чтобы все были здоровы, - ответил ему десятилетний ребёнок.
- Тогда сделай это.
- Как? Я не умею.
- Этому можно научиться. Если человек действительно хочет сделать что-то, он может. Только нужно делать это самому. Не ждать и не надеяться, что сделает кто-то другой. Начни сегодня.
- Как?
- Я объясню.
И человек НАУЧИЛ ЕГО УЧИТЬСЯ. Он действительно многое знал и умел, этот странный нелюдимый мужик, бывший когда-то офицером разведки, потом - спасателем, и лишь потом решивший для себя, что предотвращать беды важнее, чем побеждать их последствия. С первых дней стало понятно, что мальчишка обладает высочайшими способностями, а через пару месяцев сдержанный и недоверчивый опекун признался самому себе, что перед ним гений.
И тут всё рухнуло. Компьютер выдал прогноз, всемирный муравейник зашевелился и, подогреваемый воплями средств массовой информации, впал в разрушительную истерику. Тысячи детей примерно десяти лет были в тот день на футбольных стадионах по всему миру. Десятки из них оказались сиротами с редкой группой крови. Полиция, не готовая к столь явным проявлениям энтузиазма потребителей, как тогда называли население, умыла руки. И мясорубка закрутилась.
Убийства сотен детей. Погромы. Поджоги автомобилей и жилых зданий. Десятки ограблений банков и сотни уличных грабежей ежедневно. Полиции раздали боевое оружие, но и это не помогало. Каждое активное действие властей провоцировало новую волну насилия.
Спецслужбы лихорадочно собирали информацию. Аналитики не выдерживали напряжения; их сменяли новые. Объявили чрезвычайный режим работы. Планета была буквально перепахана - вдоль и поперёк, и наконец был получен ответ.
Из всех возможных кандидатов был жив только один. И он пропал. Вместе со своим опекуном. Началась Большая Охота.
Волна насилия схлынула сама собой. Её сменила матёрая паранойя. Народ кинулся ловить мальчишку и его покровителя. Объёмы производства упали на двадцать процентов.
Мужчина и мальчик были в абсолютной безопасности. Когда-то давно мужчина уничтожил данные о подводной исследовательской базе флота одной из супердержав. Просто потому, что иначе, раньше или позже, информация бы просочилась в сеть, и особо упорный сумасшедший мог бы проникнуть внутрь. Внутри было то, с чем не стоило контактировать потребителям. Ни при каких условиях. Например, атомный реактор и биологическая лаборатория со штаммами боевых вирусов. При необратимой потере живучести база качественно самоуничтожалась, и прогноз только подтвердил очевидную мысль, что проще о ней забыть.
Мужчина добывал свежие продукты, когда им надоедали консервы, а иногда исчезал непонятно куда и привозил необходимое оборудование. Он отрастил длинные волосы и бороду, а вместо элегантных костюмов полюбил носить порядком потёртую штормовку и джинсы, из-за чего сделался неотличим от простого рыбака. Его счёт заблокировали, но к этому моменту у него уже было несколько других, о которых никто не знал.
Мальчишка в это время возился с геномом человека. К тринадцати годам он закончил расшифровку, найдя между делом пару десятков ошибок, допущенных при предыдущих попытках лучшими учёными мира. Он регулярно проявлялся в сети, что, - увы и ах, - не давало охотникам никаких намёков на реальный адрес абонента. Ведь защита военных центров была сработана на совесть.
Тогда и прозвучало впервые это слово: Иуда. Предатель, отдавший на заклание всё человечество. К мужчине обратились по всем возможным каналам связи. Все уполномоченные лица мира. Его убеждали. Приказывали. Даже пытались купить. Все блага мира за жизнь одного ребёнка. И знаешь, что он им ответил? "Я люблю этого мальчишку, как сына. Действительно, по-настоящему. И если нужно выбирать, кто прав: я или ваша навороченная железка, то выбор однозначен. Электроника может ошибаться. Любовь не врёт. Никогда".
Потом мальчишка конструировал искусственный вирус, исправляющий генетические сбои; мужчина помогал ему. В один прекрасный день мужчина расконсервировал боевую рубку базы, и ракеты с вирусом, предварительно проверенным им на себе, разлетелись по всему миру. Военные запустили какой-то нейтрализатор... не слишком разобравшись. Вирус не погиб, а стремительно мутировал. Все, имевшие хотя бы малейшие генные отклонения, погибли. Примерно шестьдесят процентов населения. Ещё около шести процентов были убиты чуть позже, во время второй волны массовой истерии.
Когда мужчина вышел из рубки, мальчишки уже не было. Только одна строка на дисплее: "Я хочу быть вместе со всеми".
У парня была чертовски плохая наследственность.
***
- Так что, выходит, машина была права?
- Выходит, что так. Только вот в одну из своих отлучек человеку удалось убедить компьютер, что мальчик мёртв. И вскоре компьютер выдал свой последний прогноз.
- Да? И какой же?
- Приоритет: высший. Гибель ста процентов населения. Необходимые меры: уничтожение ста процентов населения. Время до катастрофы: шесть месяцев. Так что мы очень спешили.
Старый давно уже стал неразличим в сумерках, укутавших пустынный берег, а молодой всё сидел на том же месте, без движения, почти в полной тишине; только попискивали иногда редкие птицы, да галька хрустела под каблуком его сапога.