"Это называется болен?! Не встает с постели? Вот скотина!" - Ксюша искрила немыми молниями.
Роман, которого эти молнии должны были испепелить, имел несколько кислый, но вполне здоровый вид и совершенно не замечал Ксюши. Рыжеволосая вульгарная девица из компании Романа под улюлюканье приятелей села ему на коленки, обняла его и развязно поцеловала.
Мгновения Ксюша, которая всегда считала, что ее сложно чем-то удивить, бессмысленно хлопала ресницами, не веря глазам. Но разбуженный дух мщения и обида за подругу воззвали к расправе над неверным Романом и его пассией. Она уже представила, как встряхнет "лахудру" за рыжие "перья", влепит ему по гнусной физиономии, разнесет "в пух и прах", как спохватилась, что рядом Колодин, Катин студент. Не получится ли, что публично опозорив Романа, она навредит подруге? Распространятся слухи по институту - Катя ей спасибо не скажет. Ксюшу раздирали противоречия.
Колодин заметил ее волнение:
- Что-то не так?
Ксюша коснулась висков: - Голова разболелась. Здесь душно, и музыка слишком громкая. Уйдем отсюда.
На улице, симулируя слабость, она уточнила: - Мне лучше вернуться домой.
Машина Колодина ползла по заторам на узких улочках, выбравшись на шоссе, застряла на очередном светофоре. Ксюша хмурилась, жалея, что затеяла авантюру со студентом, потащилась с ним в этот клуб, поссорилась с Катей, хотя та была права. Какой же Роман негодяй! Сколько низости и двуличия в этом "маменькином сынке"!
"Камаз" со встречной полосы окатил Ксюшу волной тоски. Напомнил о Косте, о натопленной кабине его грузовика, откуда она свысока поглядывала на всех, прижимаясь к сильному плечу в пропахшей бензином куртке. Зажегся зеленый свет, Колодин газанул, и "Камаз" остался далеко позади, но настроение у девушки испортилось окончательно.
- Когда я смогу вас увидеть снова, Ксюша? - прощаясь, сказал Колодин.
- Не думаю, что это хорошая идея, - честно ответила девушка. - Вы женаты. Я тоже несвободна. В безумную любовь с первого взгляда я не верю и, не будем обманывать друг друга, мы оба не хотим серьезных перемен. А другие отношения мне не интересны.
Колодин помрачнел.
- В юности цыганка напророчила мне встречу с зеленоглазой блондинкой, которая перевернет мою жизнь. Теперь ясно - это вы. Я готов уйти из семьи, измениться - свернуть горы ради того, чтобы вы были счастливы со мной. Но если вы счастливы с другим, я не стану навязываться. В том, что отношения для забавы или назло кому-то обречены, я убедился на собственной шкуре... Решите быть моей или нет, вы уже подарили мне радость и надежду. Спасибо просто, что вы есть.
Ксюша с грустью улыбнулась: - Вы хороший парень, Андрей. Не будь мое сердце занято, непременно увлеклась бы вами.
"Он прав, прав во всем, - размышляла она, поднимаясь по лестнице на этаж. "Счастлива ли я с Костей? Я люблю, а он? Никогда серьезно не говорит об этом, все отшучивается. Больше в рейсах, чем со мной. Кто знает, на что способны мужчины? Вот Роман: клянется Кате в любви, а сам изменяет. А Костя - его дружок, выпивают вместе. Тоже с девицами?"
От подозрения защемило в груди. Расстроенная Ксюша провернула ключ в замке, не обращая внимания на старушку-соседку, в который раз подсматривающую за ней через приоткрытую дверь своей квартиры. "Как рассказать Кате о Романе? И надо ли, если они и так расстались? Причинять дополнительную боль?" - грызли Ксюшу сомнения.
Катя кипятила молоко в кухне. Ксюша просочилась мимо нее в комнату и плюхнулась на диван.
Затарахтел телефон. Она лениво дотянулась до трубки.
- Солнце, разговор есть, - шепнул ей в ухо Роман. Ксюша прыжком поднялась на ноги.
- Я видела тебя сегодня в клубе, гадёныш, - тихо, чтобы Катя не услышала, сказала она. - Разговора не будет. Забудь этот номер.
- Тебе невыгодно со мной ссориться, - вальяжно продолжил Роман, - не то проболтаюсь Косте, как ты без него "зажигаешь". Кстати, хахаля твоего "засветил" не только я, но и наши общие с Костей знакомые.
- Это мой школьный приятель, - соврала Ксюша.
- Потому вы так поспешно слиняли? Детка, на месте Кости я бы не поверил. Тем более, что я уж постараюсь укрепить его сомнения.
- Подонок! Что тебе нужно? Нашел другую, так не лезь больше к Кате!
- С той девахой у меня ничего серьезного. Скажем, она ... поддержала меня, когда любимая девушка меня отвергла. Так что будь умницей: не распускай язык и убеди Катю вернуться ко мне. Тогда и я...
Ксюша бросила трубку, потому что в комнату зашла Катя: - Кто звонил?
- Ошиблись номером, - опустила глаза Ксюша.
- А... как прошло свидание?
- Отвратительно.
- Ну и хорошо, - обрадовалась Катя. - На глупости больше не потянет!
II
"Комедия!", - думал Владимир. Повторяющаяся на дню картина "почти бездыханная собака" имела бы эффект, не услышь он однажды "замри!" и глухой удар об пол за миг до своего появления в комнате Олега.
Черныш скрючился, точно бы по-прежнему разбитый параличом. Тапок Владимира хрустнул по уликам - крошкам печенья на ковре. Олег напрягся, но отец промолчал. Уходя, оглянулся: пес облизнулся и ответил взглядом прожженного мошенника.
То, что его дурачат, больше забавляло нежели злило Владимира. Бешенства и блох у Черныша не обнаружилось, потому вторжение пса на свою территорию Дремлев воспринял спокойнее, чем мог предположить. Кроме того, очень быстро он осознал, что уступив, не потерял, а приумножил родительскую власть: условие о том, что собака останется у них до выздоровления или до первого "залета", стало гарантией примерного поведения сына. Олег подтянулся в учебе, не прекословил, старался угодить и даже как будто оттаял к Елене Николаевне. При таком раскладе шалость с "припадками" якобы больного пса, который в доме был на редкость пристоен и незаметен, Владимира не смущала.
- Ну, как тебе? - потребовала к себе его внимания Елена. Покружилась, прошлась по паркету, цокая шпильками сверкающих сапог с пузатыми желтыми розочками на голенищах. - Правда, шик? Кожа, последний писк моды, из Италии. Начальник из командировки жене вез: ей не налезли, а мне впору пришлись. Они, видишь, для моделей - на изящные, стройные ножки.
- Это да, - любуясь, подтвердил Владимир. - Ножки, что надо!
- Цена бешеная, даже без накруток и пошлин, но они стоят того. Согласись, вещь!
Елена красовалась, крутилась, завлекая Владимира, довольная, соблазнительная - конечно, не увернулась от объятий и поцелуя.
- После ужина кремом смажу, - сказала, ставя сапоги на коврик. - Свистать всех на кухню! Чур, посуду ваша очередь мыть!
... Владимир сполоснул тарелку, передал ее стоящему с полотенцем наготове Олегу и подмигнул:
- Заканчивай и покорми своего..., - он осекся, потому что из коридора донесся пронзительный вопль.
Посуда брякнулась обратно в раковину. Владимир и Олег бросились на звук. Елену сидела на корточках на половичке и, раскачиваясь, рыдала.
- Что? Что такое?
- Гадкий пес! Боже мой! Насквозь!
- Да в чем дело?
- Смотри, что натворил этот мерзавец!
В руки Владимиру ткнулся сапог: лепестки желтой розочки осыпались на пол, в голенище зияла дыра.
- Это всё ты виноват! Добренького изображаешь - пригрел разбойника! Я знала, что этим кончится! Варвар!
Олег опомнился первым и помчался в комнату, где затаился напуганный криками Елены Черныш. Секундой позже туда влетел Владимир.
- Пап! Он не нарочно, он нечаянно! - лепетал сын, заслоняя Черныша. - Не надо, пожалуйста!
- Я предупреждал!
- Он не хотел! Он не знал!
- Отойди!
- Нет, папочка! Он больше не будет! Не трогай его! Я всё для тебя сделаю! - Олег полз от Владимира по ковру, пихая Черныша и загораживая его собой. - Или выгони меня вместе с ним! - мальчик обхватил пса за шею.
Владимир остановился. "Черт знает что!" - сплюнул в сердцах.
- Лен, - вернулся он к плачущей женщине, - не убивайся ты так. С собаки - какой спрос, а сапоги слезами не починишь. Куплю я тебе такие же, даже еще лучше. Ну не реви...
- Он купит! - она дико захохотала. - Помалкивал бы! Что ты можешь на свою зарплату? Сам пальто до проплешин сносил, ботинки каши просят... И у сына рукава на локтях, как у детдомовского. Тоже мне, отец называется!
Владимира словно тряхануло ледяным током. Он замахнулся... Но занесенная рука дрогнула. Судорога стянула ее в кулак, затем разжала и с гулом впечатала в стену. Звякнула висячая подкова.
- Заткнись! - прохрипел Владимир, на щеке его дергался нерв. Елена, понимая, что переборщила, окоченела от ужаса. Очнувшись, кинулась за ним, хватая за одежду, пытаясь удержать: - Прости, прости меня! Я - дура! Ляпнула сгоряча! Совсем не то имела в виду! Володя!!!
Сильно, но аккуратно он отстранил ее и выбежал вон.
III
...Снаружи его хлестнул по лицу промозглый ветер.
"Дожил! От бабы такое унижение... Языком, а ровно под дых дала. И сам, как с катушек слетел, едва не ударил её... Тошно", - без шапки, нараспашку Владимир резал непогоду.
"Неудачником, значит, считает... Да мне только захотеть..." - он споткнулся о развязавшийся и промокший в луже шнурок, нагнулся и рывком затянул его так, что чуть не оторвал. "Ботинки не меняю, потому что удобные. Пальто новое смысла нет брать - в конце сезона. А рукава у сына короткие стали - так, растет пацан. Дура!"
По носу хлопнул мокрым не то снег, не то дождь. Еще. И еще. Зачастил, заморосил - словно небо расплакалось. Владимир запахнулся, уткнул подбородок в воротник.
"В кабак бы зарулить. Эх, до получки - как до Китая. К Мишке заглянуть? От этого потом не отделаешься... Серега дома, с детворой. Это ж надо! Впервые реально назрело душу "излить", а не с кем", - посетовал он возле прилавка со спиртным и поспешно отошел.
"Чудно! Один жил, тоски не ощущал. Сейчас сын рядом, женщина под боком, а взвыл бы от одиночества. С матушкой, пока жива была, никогда не откровенничал, а теперь хотел бы - да поздно, - мысль о невосполнимой потере прожгла нутро, но Владимир списал всё на хандру. - Да что это со мной? Старею?"
"А что, как-никак четвертый десяток, - с горечью признал он. - А в сухом остатке, что имею? Диплом получал - планы строил, казалось, вот мир узнает, оценит, наконец, стану своим на этом "празднике жизни". Всё могу, всё интересно! И что? С профессией не угадал, спросом не пользуется. На работе отсиживаю, штаны протираю: ничего не требуют и не платят. Держат на привязи, обещая квартиру. И ведь не верю уже: сопьешься быстрее, чем дождешься, а соскочить не могу..."
Ботинки Владимира, шлепнув по очередной луже, хлюпнули.
"Жизнь уходит из-под ног. Неудачник, так и есть... Никому не нужен. Хуже пса-бродяги. Того хоть есть кому пожалеть..."
И вдруг Владимир одернул себя: "Не раскисай! Другие - разве не так? Тоже по инерции трепыхаются, только у каждого свое "беличье" колесо, - озарило его. - Это я без халтуры приуныл. Вот грянут заказы на курсовые, дипломы - с деньжатами повеселее будет. Гардероб поправим, сапоги Ленке красивые куплю, чтоб не дулась".
Воодушевленный, он вновь заглянул в продуктовую палатку. Купил два "сникерса" к чаю, вспомнив рассказ Сереги о том, как под Новый год тот добрую часть "тринадцатой" зарплаты истратил на эти батончики, развесив их на ёлке, привел жену и отпрысков в неописуемый восторг.
Странный снег-дождь не унимался, и остаток пути к дому Владимир преодолел бегом. В подъезде, пока ждал лифт, заметил белеющий в почтовом ящике уголок бумаги. "Опять рекламой до упора завалили", - решил Владимир. Но, когда вскрыл ячейку, на ступеньки лестницы шмякнулось письмо.
Конверт без марок и штемпелей, надписанный строгим почерком. Владимир перечитывал имя отправителя. С кончиков волос по его шее и спине струились холодные капли.
Он надорвал конверт, все более мрачнея, пробежал по первым строкам. Сгреб письмо в кулак, собираясь скомкать, но в последний момент передумал и сунул его за пазуху...
IV
В три дня невероятное для апреля тепло взлохматило деревья салатовым пухом, выпорхнуло из-под земли шелковистыми травинками и сдуло с прохожих зимнюю кожуру. Чудесная погода, суббота манили горожан на природу, и они охотно следовали ее зову, кроме тех несчастливцев, кому, как и Катерине выпало провести этот день на работе.
Солнечный свет лился на Катю из окон кабинета, дразня, играясь со стеклом наручных часов, прыгая зайчиками по раскрытым тетрадям. Но одинокое дежурство по кафедре не было ей в тягость. Сказывалась "закалка": со школьных лет весенний расцвет совпадал по срокам с годовыми контрольными, экзаменами, и вместо прогулок Катя корпела над учебниками, гордясь, что воспитывает в себе силу воли. На этот раз внутренней борьбы и не намечалось, поскольку все определял служебный долг. Вынужденная занятость даже успокаивала Катю, поскольку спешить ей все равно было не к кому...
Нахальный молодой тополь кивнул девушке, улегся махровой лапой на подоконник, шепча о проказнике-ветре, нехотя отклонился, в надежде вызволить узницу. Катя встала из-за стола, отворила окно, впуская запах клейкой смолки, проклюнувшихся листочков и воспоминания...
В эту пору два года назад началась их с Романом история. На вечеринке у Костиного приятеля, куда ее затащила Ксюша. Роман был первым, на кого в большой задорной компании Катя обратила внимание, и единственным, кого она весь вечер сторонилась. Смазливый, выпендривается - абсолютно несерьезный, не в моем вкусе, озвучила она Ксюше. А через несколько дней, не умея отказывать в помощи, согласилась натаскать его по алгебре и геометрии для поступления в институт. Конечно, на занятии она "раскусила" его, и хотя Роман признался, что искал только возможности чаще ее видеть, рассердилась и прогнала.
А он не отступил и стал творить для нее сказку. Цветы, бесконечные сюрпризы - Рома удивлял, не повторяясь: то притащит полное ведро роз: длинноногих, с широкими бутонами, бархатных - Катю будто снова окунуло в их пьянящий аромат; то закажет футболку с ее портретом на груди и надписью "I love you, Kate! You drive me mad! Do you love me too?". Бесповоротно он растопил ее сердце за ужином в ресторане при академии наук, когда на смотровой площадке, откуда вечерняя Москва, как на ладони, блистала симфонией огней, сыграл на губной гармошке "Историю любви".
Никогда ей не было так легко, весело, как в те дни рядом с ним. И, наверное, уже не будет...
Они виделись два-три раза в неделю. Чаще не получалось из-за пресловутого квартирного вопроса и ненормированного рабочего дня Романа. Постепенно они привыкли к такому ритму встреч, шутили, что не успевают надоесть друг другу. Катю это устраивало и потому, что позволяло сосредоточиться на учебе.
Перед глазами Кати сгустилась комната, которую ей выделили после поступления в аспирантуру. Она увидела, как сидит на кровати, поджав ноги, как Рома склонил голову на ее бедро, как мерцает экран телевизора. Комната медленно поплыла в ее воображении, отдаляя ту Катю от теперешней. Картинка поворачивалась, и в какой-то момент Катя оказалась точно напротив самой себя и Романа. И та, прежняя она, посмотрела прямо ей в глаза...
И тотчас ожившие краски и ощущения того, одного из многих, вечеров из прошлого, померкли. Остался только этот взгляд: взгляд-вопрос, послание и... откровение. "Нет, этого не могло быть, - пробормотала Катя, отвернувшись от окна, с трудом отделываясь от наваждения, - ерунда какая-то".
Поверить в увиденное было немыслимо - все равно, как поверить явной клевете. "Померещится же, - нашла она силы улыбнуться. - Так, забудь об этом. Думай о хорошем. Вон, отец устроился на работу, хоть и вахтером, но все-таки снова при деле. Студенты порадовали: очень прилично контрольную написали". И Катя вернулась за стол, к тетрадям "вечерников", размышляя, что их надо будет похвалить.
Молодцы, правильно оценили, что данных для разработки решения недостаточно (еще бы! она ради этой "задачки" целую диссертацию задумала), и те коэффициенты, что можно было вывести, рассчитали верно. Колодин же... Вообще, предложил план спасения предприятия: "... сдать в аренду... сократить... переоборудовать за счет инвесторов под заказы и запасы..." Сложно, спорно, но конкретно и, похоже, работоспособно. Смелее, чем приходило в голову ей, и лучше, чем придумали на том самом реальном заводе, лишив работы стольких людей, в том числе ее отца. Да, у Колодина - задатки хозяйственника-стратега, но вслух отмечать их не стоит, достаточно красноречивого "плюса" к "пятерке" в тетради. И просьбу его о дополнительной литературе она тоже выполнит, не создавая "любимчика": посоветует всей группе и те книги, что можно найти в библиотеке.
С дежурства Катя уходила с легким сердцем и с чувством выполненного долга.
V
Заспанный сторож в полутьме проходной лязгнул за ней засовом, выдворив в институтский скверик, к парочкам влюбленных, семейных с колясками, детишками, к компаниям юношей и девушек, которые разбрелись по лавочкам и газонам вдоль мачт елей, клёнов и лип. Она снова загрустила, ощутив себя посторонней на этих дорожках с островками счастья.
- Мисс, как вы думаете, понравятся эти цветы моей возлюбленной? Самой лучшей девушке на свете? - тронули ее сзади за локоть. Она угадала голос, но всё же обомлела, увидев сказочный букет, а за ним Романа. К белоснежной рубашке под черным кожаным пиджаком он прижимал молочные с нежно-фиолетовой сердцевиной розы и... веточки, унизанные бледно-пурпурными пушистыми шариками.
- Розовые мимозы! - ахнула Катя. - Откуда?
- Это тебе. Сегодня - годовщина нашего знакомства, помнишь?
- Да, - Катя покраснела, - спасибо! Я обмолвилась однажды, а ты не забыл и нашел их...
- Конечно. Я помню всё, - с нажимом сказал Роман.
- Знаешь, я стал бояться рассветов, - волнуясь, продолжил он после неловкой паузы. - Они воруют тебя из моих снов. Убивают мыслью, что я тебя теряю. Что всё было, но ничего нет... Давай мириться. И больше не расставаться, - Роман протянул Кате перламутровую в тех же тонах, что и цветы, ракушку-гребешок и разомкнул створки - внутри блеснуло колечко. - Будь моей невестой, выходи за меня!
Стих шепот листьев, смолк щебет птиц и детей - мир остановился и прислушался, созерцая красоту и нежность чуда, когда сбываются мечты. В золоте кольца мелькнули фата, бокалы с шампанским, крики "горько!". Рассудок трубил Кате, что счастье возвращается...
А сердце и душа были глухи и печальны. Как за несколько часов до этого взгляд-отражение из прошлого. И Катя уже не сомневалась в их приговоре: нельзя вернуть того, что не имел.
"Как же это случилось?" - ужаснулась она. В "идеальных" отношениях, без ссор, ревности и упреков, которых хватало в семье ее родителей, она заблудилась и обманула себя. И не только себя.
- Рома, я ... не выйду за тебя, - наконец, произнесла она. - Прости...
- Постой, ты что-то не то говоришь! Ты должна обрадоваться, сказать "подумаю", "я не готова сейчас ответить", ля-ля-ля.
- Рома, послушай! - повысила голос Катя. - Ты был прав: я не люблю тебя. И не любила. Думала, что люблю, но ошибалась... Прости.
Роман застыл, часто моргая, затем взорвался:
- Ты же врешь! Чтобы помучить меня, мстишь, да?! Что ты еще хочешь? Что я делаю не так?
- Дело не в тебе, Рома, а во мне. Лучше закончить сейчас, когда все еще не так далеко зашло, чем годами притворяться, терпеть и в результате поломать друг другу жизнь и возненавидеть.
- Эта шлюха, Ксюша, настроила тебя против меня? - Роман схватил Катю за руку так, что цветы полетели на землю. - Что она наплела?
- Мне больно. Отпусти меня, Рома. И Ксюша ни при чем, не оскорбляй ее.
- А, значит, ты с другим спуталась! Быстро!
- Нет другого, Рома. Но и с тобой я быть не хочу.
Он отпустил ее. Потом вдогонку отчаянно крикнул:
- Ошибалась, говоришь? Нет! Это сейчас ты совершаешь ошибку. Дура!
Но она чувствовала, что поступила правильно. Во власти юношеского максимализма, рубящего концы без оглядки на прошлое и расчета на будущее. В просветлении прошедшего по краю вырытой им же ямы. В прозрении выбравшегося из темницы...
И на этом потрясения дня не закончились. Дома, в дверях Катю едва не сбил с ног Костя. Ошалело глядя мимо нее, перемахивая через ступеньки, он помчался вниз по лестнице.
- Что это было? - спросила Катя красную, растрепанную Ксюшу.
- Все кончено. Он ушел навсегда.
- Почему?
- Я думала, он тогда выгораживал Романа по дружбе. А, оказалось, он считал его жертвой. Нефиг, говорит, шантажировать ребенком, если уговор был детей не заводить. Дескать, какие гарантии при таком раскладе, что ребенок от него? Представляешь, какая сволочь?! Вроде как, мотай на ус, если что, он тоже не при делах. Ну, я и послала его... Проваливай, говорю, зря я вправду тебе не изменяла, пока ты по своим чертовым рейсам мотался, по крайней мере, не обидно было бы выслушивать пакости!
- Зачем же так?
- Все равно это не жизнь, - убеждала сама себя Ксюша. - Он в разъездах, а я виновата. Со зла кто оговорит, а он и рад поверить. Не хочет семьи, ребенка - нечего с ним время тянуть. И ты, Кать, конечно, с Романом, решай сама, но знай: брехун он и бабник.
- Он только что сделал мне предложение.
- А ты?
- Отказалась. Потому что поняла, что не люблю его.
- Не пожалеешь? - тихо спросила Ксюша. Катя покачала головой. Подруга вздохнула: - Начнем все с начала? Снова свободны, снова вдвоем.
- Не вдвоем, а втроем, - сказала Катя, кивнув на колли. - Да, Магда?
Магда поднялась с коврика, подошла к Кате и лизнула ее ладонь.
- Магда?!
Собачье ухо отчетливо дернулось, реагируя на голос Кати.