Аннотация: Был у меня один хороший друг - никогда его не забуду...
Мой сосед
Посвящается всем тем, чьи имена начинаются со слога из трех букв...
"Как теперь не веселиться,
И грустить от разных бед?.."
Э. Пьеха
Был у меня один хороший друг - никогда его не забуду, хотя прошло уже много лет. Почему именно был, расскажу позже. Сначала хотелось бы рассказать о том, каким я его запомнил.
Звали моего друга Рэм. Мы жили в соседних подъездах, и каждое утро встречались во дворе, размышляя о том, чем заняться сегодня. Правда, размышлять приходилось недолго, так как Рэм всегда мог предложить сотню интересных занятий для себя и меня.
С другими ребятами во дворе мы редко общались, хотя народу всегда было много. Но я об этом никогда не жалел, потому что с Рэмом всегда было интересно. Мы устраивали гонки между тараканами, строили мосты между деревьями, измеряли, на сколько можно растянуть червя, выкопанного из земли, связывали хвосты соседских кошек, а потом пугали их, чтобы они разбегались в разные стороны. Другие ребята, как нам тогда казалось, были слишком скучными для этого.
Учились мы в разных школах. Рэм учился в пятом классе, и среднеарифметическая его оценок в журнале редко превышала 3,5. Я же, перепрыгнув пятый класс, и учась в шестом, был круглым отличником, но никогда не считал себя умнее него. Просто его ум был предназначен для другого. Правда я до сих пор удивляюсь, как можно было, совершенно не зная геометрии и физики, точно рассчитать, с какой силой и под каким углом нужно выпустить желудь из рогатки, чтобы он угодил прямо в кофе ворчливого мужчины, сидящего на балконе второго этажа.
Родители наши друг с другом не общались, а лишь знали о существовании друг друга. Они были, как теперь говорится, из разных кругов. Мои были почетными работниками средств массовой информации, почти что интеллигентами, а родители Рэма - простыми трудягами на фабрике. Я думаю, что даже если бы они встречались время от времени, им было бы скучно. И если родители Рэма всегда ставили меня в пример ему, то мои родители его явно недолюбливали. Папа даже пару раз деликатно предлагал больше не дружить с ним, но я решительно отвергал эти предложения. И ни разу не пожалел.
На девятое мая мы с Рэмом смотрели парад на Красной площади по телевизору, и моего друга очень впечатлил момент, когда огромное количество военных самолетов пересекло небесное пространство над головами зрителей. Тогда Рэм предложил устроить свой авиапарад. Мы запаслись чистой бумагой из столов наших родителей и забрались на крышу. Там мы стали делать бумажные самолетики, подписывая каждый каким-нибудь воинственным названием. Точнее, это я придумывал воинственные названия. Рэм почему-то называл свои самолеты фамилиями неизвестных ни мне, ни ему людей. И когда мы выложили нашу авиацию в ряд, я улыбнулся. Первым должен был вылететь мой Разящий. За ним вылетали Коленкин и Паучков - творения Рэма. Потом Стремительный, Спаситель и Великолепный, а также Соломин, Каплин и Плёнкин. А там уже шли и Решительный, и Форточкин, и Громовержец, и Железкин, и Верный, и Куропаткин, и т.д. На мой вопрос "Зачем так называть самолеты?" Рэм ответил: "А вот живет где-то человек с фамилией Паучков, и никто про него не знает. А мы его именем самолет назвали! Представляешь, как ему приятно будет?".
Ну и на счет три мы стали запускать нашу авиацию. Погода для этого была идеальной: совершенное безветрие. Самолеты летели ровно и далеко.
В это время баба Зина, ветеран трудового фронта, сидела на скамейке и от скуки решила взглянуть на небо. Там она увидела наши самолеты.
- Караул! Спасайся, кто может! - в панике закричала она и бросилась к подъезду. - Немцы проклятые бомбят! Спасайся!
Пока баба Зина пряталась в подвале, несколько старушек на первых этажах, выглянув на ее крики, тоже заметили наш "парад". Немедленно собрав самые необходимые вещи, они последовали за ней в подвал.
Когда мы очень довольные собой спустились с крыши, в подъезде наблюдалась забавная картина: пять или шесть бабушек стояли, обнявшись, внизу лестницы, которая вела в подвал, а несколько мужчин пытались убедить их вернуться на улицу, уверяя в том, что никакого нападения не было. Мы с Рэмом поспешили исчезнуть за дверью подъезда.
Мы пытались потом найти наши самолеты, но не нашли ни одного. Вероятно, их тут же растащили соседские ребята.
Комната моего друга выглядела вполне обычно, думаю, он старался проводить в ней как можно меньше времени. Но когда все же приходилось сидеть дома подолгу, Рэм любил рисовать. Не просто рисовать, а создавать мультфильмы. Нет, нет, конечно, не те мультфильмы, которые показывали по телевизору раз в неделю, а рисунки, которые будто бы оживали, когда зритель быстро пролистывал стопки бумаг с их изображениями. Стол Рэма был просто завален такими штуками.
Среди наиболее удачных на его взгляд были мультфильмы про злой одуванчик, про тающее мороженое, про змею, плюющуюся золотыми монетами, про слона, прыгающего на батуте, и про комара, сосущего кровь из другого комара.
Лично мне нравилось раз за разом пересматривать его творения, особенно про Деда Мороза на велосипеде, про разваливающееся под директором школы кресло и про робота, играющего на волынке.
Сам Рэм очень любил свои творения и говорил, что хотел бы снимать мультфильмы, когда вырастет. Но родители его были не в восторге ни от двигающихся рисунков, ни от выбора будущей профессии.
Любимой игрой Рэма была постройка цепных реакций, когда нужно было совершить некое действие в одной части двора, чтобы заставить произойти что-то интересное в другой части. И мне было особенно приятно, что Рэм часто доверял начало цепной реакции мне. Так, чтобы разбудить кошку рядом с подъездом, мой друг предложил мне потянуть за веревку.
Я тянул за веревку, второй конец которой был привязан к палке, подпиравшей качели, находившиеся в горизонтальном положении, из-за смещения палки, качели начинали раскачиваться и с силой били по мячу, который летел в камень на скамейке, привязанный к графину с водой на ветке дерева, который от передвижения камня выливал воду на спящую под деревом кошку, и ты мчалась от испуга за угол дома. Вы скажете, что невозможно так точно все рассчитать? Я отвечу: возможно! И это - не самый яркий пример цепи Рэма.
Как-то раз, выйдя во двор, я увидел Рэма на скамейке. Он читал книгу, которую, вероятно, нашел дома.
- Что читаешь? - спросил я, наклоняясь, чтобы увидеть обложку. "Выбираем имя ребенку" гласило название.
- Ты знаешь, что означает твое имя? - сказал он, не отрывая сосредоточенного взгляда от страницы.
- Нет. А оно должно что-то означать?
- Все имена что-то означают. Твое... сейчас посмотрим, - он пролистал несколько страниц, - "Божий дар"! Ого, как круто!
Я повторил это про себя, и мне понравилось! Страшно гордый, я сел на скамейку рядом с другом и заглянул в книгу. Рэм искал свое имя.
- Так... Ринат... Руслан... Рэм!
По его лицу я понял, что расшифровка этого имени ему не понравилась. "Революция, электрификация, механизация"*. Несколько раз он беззвучно проговорил эти слова. Потом решительно замотал головой.
- Ищем другое, - сказал он злобно, листая страницы
- Думаешь, есть еще расшифровки?
- Я не расшифровку другую хочу. Я хочу другое имя.
Это меня сильно напугало. Поменять имя без разрешения родителей представлялось мне проступком серьезнее, чем выбросить любимую мамину собаку из окна восьмого этажа или намазать папины сигареты острым соусом. Я попытался донести эту мысль до Рэма, но он меня не слушал.
- Мичура! - вдруг прочел Рэм. - Звучит круто!
- А как переводится?
- Угрюмый.... Нет, не пойдет, - Рэм пролистал еще несколько страниц. - Ты знал, что есть имя Неделя?
- Нет. А что оно значит?
- Ленивый.
- Ищем дальше?
- Ищем дальше.
- Вот, смотри, "земледелец" переводится имя, - указал я. Меня уже увлек этот процесс.
- Какое?
- Вот, пятая строчка.
- Юрий? Ты что, издеваешься?
Почему-то Рэм сразу отметал все имена, которые он слышал раньше. Так он отказался от Никиты, Сергея, Андрея, Игоря, Семена и тому подобных, но зато обратил свое и мое внимание на такие имена, как Варлаам, Дидумос, Леандр, Дормидонт, Энергий и Елистрат. Эти имена с переводами были выписаны на листок моим аккуратным почерком. Рэм все листал книгу и называл варианты его нового имени. Порой приходилось по несколько раз переписывать слово - настолько смешные попадались имена.
Внезапно Рэм перестал листать и диктовать мне.
- Все, выбираем из списка? - весело спросил я.
- Выброси его.
- Кого?
- Список.
- Как выброси?! - я был возмущен таким отношением к моим трудам.
- Выброси, потому что я выбрал.
- Какое? - я заглянул в книгу. Была открыта страница с именами на букву "Ф".
- Фавмасий, - почти шепотом произнес он. С минуту я сидел молча, анализируя странность его выбора, но потом вспомнил варианты Елистрат и Дидумос, на фоне которых Фавмасий выглядел вполне прилично, и спросил:
- А как переводится?
- Удивительный, - почти таким же тоном ответил Рэм, и по его лицу я понял, что он определился.
С тех пор он требовал, чтобы я называл его Фавмасий, а через некоторое время я придумал сокращенную версию - Фася.
Так пролетали годы, и я вспоминаю их как один из самых ярких периодов моей жизни. Но однажды все изменилось.
Чудесным воскресным днем я вышел на улицу, надеясь встретить Фасю. Но его нигде не было. "И с чего это он дома сидит в такую погоду?" - подумал я и решил зайти за ним домой. Раньше звать его на улицу не приходилось потому, что мой друг всегда оказывался там раньше меня - сказывалось нежелание сидеть дома.
Поднявшись на этаж Фаси, я насторожился: дверь в его квартиру была открыта, внутри полно народу причем на веселых гостей эти люди похожи не были. Большинство из них носили милицейскую форму, один из них стоял в коридоре и внимательно записывал все, что сквозь слезы говорила мама Рэма. То туда, то обратно по коридору ходили люди в форме и обычной одежде, и в доме царила такая суматоха, что я побоялся войти, а только притаился у входной двери, надеясь, что сейчас среди этих людей промелькнет Фася, я позову его, и мы пойдем на улицу. Но Фасю я так и не увидел. Вместо него ко мне подошел высокий человек в милицейской форме и сказал:
- Эй, мальчик! А ты что здесь делаешь? А ну, иди отсюда! Давай, давай, бегом!
Он посмотрел на меня так строго, что я даже позабыл спросить про Рэма, а со всех ног побежал домой, опасаясь преследования.
О том, что произошло в доме Фаси, я узнал только вечером из случайно подслушанного разговора родителей. Дело было за ужином. Я только что поел и вышел из кухни, но вспомнил, что забыл под столом свои тапочки и решил вернуться, но услышав, что беседа идет о моем друге, остановился, спрятавшись за косяком двери на кухню.
- Ты слышал, соседский мальчик из дома сбежал, - вполголоса сказала мама.
- Да ты что! - папа со стуком поставил бокал с чаем на стол. - Кто?
- Рэм.
- Вот! Я всегда говорил, что он странный! А чего сбежал-то?
- А кто его знает? Я с его родителями не разговаривала, мне баба Зина рассказала. Говорят, ночью убежал. Они, естественно, сразу в милицию обратились. Но те пока дом осмотрели, пока опросили родню, сам знаешь...
- Даа...- протянул папа. - А ты нашему рассказала?
- Нет. Ты думаешь, нужно?
- Ну, они все-таки друзьями были. И проведи разъяснительную беседу, мол, что так делать нельзя.
Больше они о Рэме не говорили. Совершенно забыв про тапочки, ошеломленный новостью, я вернулся в свою комнату. Окно было нараспашку, и сквозняк теребил занавеску, но я не обращал на это внимания. Я лег на кровать и услышал шелест бумаги у себя под спиной. Это был конверт. В нем лежала записка.
"Ты, наверное, уже слышал о том, что я сбежал. Не спрашивай о причинах, потому что всех их я перечислить не смогу. Единственное, о чем я жалею, уходя сейчас, это о потере нашей дружбы. Но я надеюсь, что когда-нибудь, где-нибудь мы все же встретимся и снова станем хорошими друзьями. А чтобы ты меня к тому времени не забыл, я вложил в конверт небольшой сувенир. Не представляешь, чего мне стоило раздобыть его. В общем, прощай и до встречи!
Фавмасий".
Я быстро подбежал к окну, логично предположив, что именно через него был доставлен конверт, но никаких намеков на то, что Фася где-то рядом, в вечерней темноте не увидел.
Перечитав письмо несколько раз, я, наконец, понял, что в конверте должно быть еще что-то. Перевернув, я хорошенько встряхнул его. Оттуда выпали два бумажных самолетика: Добрый и Половинкин.
ЭУ 2011
*В разных источниках приводится разное значение имени Рэм. 1 - Революция, Энгельс, Маркс, 2 - Революция, Электрификация, Механизация. Автор этого текста признает равноправие обоих вариантов и даже преимущество первого из них, но оставляет за собой выбирать издание книги "Выбираем имя ребенку" попавшее в руки главному герою. Автор категорически отвергает употребление имени Рем в данном рассказе, так как оно исказило бы сущность героя.
Происхождение имени Рем
Римское
Значение имени Рем
Рем и Ромул - близнецы, происшедшие от бога Марса и Илии, дочери бывшего царя Нумитора; брошенные по приказанию Амулия около Тибра, они были вскормлены волчицей; когда подросли, убили Амулия, возвратили Нумитору престол и, с его позволения, основали город, названный Римом, где Ромул был первым царем, убив своего брата Рема. "Гребец" (греч.) Ни у родителей, ни у педагогов с этим мальчиком нет проблем: он прекрасно успевает в школе, у него превосходная память и хороший слог - его сочинения учителя зачитывают как образцовые. Особенный восторг вызывает у педагогов прилежность Рема. Мальчик хитер, умеет приспосабливаться и скрывать свое подлинное отношение к человеку, как бы тот его ни раздражал. Он стремится к лидерству, старается обязательно чем-нибудь выделиться, не быть таким, как все. И это ему вполне удается. Расчетливость и целеустремленность - два основных качества Рема, которые он сохранит и взрослым. Однажды выбрав себе цель в жизни, он идет к ней неуклонно. Люди с таким именем прекрасно владеют словом, они умеют красноречиво говорить (недаром среди них немало гуманитариев, филологов, юристов), получив желанную профессию, посвящают ей жизнь. "Зимние" - плохо продвигаются по службе, так как не ладят с начальством. Но они большие оптимисты, всегда полны идей, очень изобретательны в том, чтобы провести их в жизнь. "Осенние" - дальновидные политики, продумывают свои действия на несколько ходов вперед. К сожалению, это не касается семейной жизни, ибо первый брак их бывает неудачным. Они очень нежные и преданные сыновья. Увлекаются поэзией и сами не лишены поэтического дара. "Летние" - чрезвычайно эмоциональны и впечатлительны, их легко растрогать какой-нибудь жалостливой историей. Стыдясь своей чрезмерной чувствительности, они ничего не могут поделать с ней и, утешая обиженных, способны плакать вместе с ними. Рема можно узнать в любом обществе - по его всегда серьезному виду и какой-то отрешенности. Он и сам признается, что чувства свободы и раскованности почти никогда по-настоящему не испытывал. В семейном кругу, где нет отвлекающего оживленного общества и сдерживающего влияния начальства и где, как он считает, не нужно ни к кому приспосабливаться, он может дать волю своей раздражительности.
Через некоторое время мы переехали в другой конец города, где я завел себе новых друзей, но ни один из них не был похож на Рэма. Все они были какими-то... обычными что ли?
Я много раз пытался найти своего друга, но все мои попытки не приводили к успеху. Разумеется, ведь человека, неофициально сменившего имя, не так просто найти.