— Ну и сон! — произнёс Юра через несколько минут после того, как проснулся и успокоился от крика. — Реальнее реальности. Вонючка.
Он поднялся на ноги, осмотрелся вокруг - бомжа нигде не было. И он сам постарался найти дорогу из подземелья.
Когда он выбрался и вдохнул полной грудью свежего воздуха, то много чего почувствовал, словно и воздух был вредный и вся окружающая Юрия атмосфера казалась ему... ВРЕДНОЙ.
Действительно, подумалось Юрию, кто-то на Чердаке сильно вредит. И вредители, это не сон, это самая что ни на есть реальность, реальнее которой не может быть ни одна выдумка.
глава 1
С ЧЕГО ВСЁ НАЧАЛОСЬ
1
Первое августа выдалось не менее безоблачным и душным, чем тридцать первое июля. И, что касается детей и молодёжи, то все кто имел возможность, уже давным-давно отдыхали на пляжах. Исключение составляли только самые редкие и отдельные члены чердачного населения; такие, например, как Александра Отдаваева, симпатичная, но немножко закомплексованная девушка. У неё не было ни друзей ни подруг. В прошлом году она закончила неполную среднюю школу и теперь сутками просиживала дома. Единственное, отчего она была без ума, являлось моноблоком; это положительное. Из отрицательного на первом месте у Саши была мама, ежедневно надоедающая ей своим нудением и докучливостью (но какой бы нудной ни была сашина мама, заставить её пойти учиться в ПТУ она не могла, как ни старалась - Саша ещё в школе, в первом классе уже переутомилась от обилия двоек, насмешек и издевательств). Саша стеснялась появляться с мамой на улице, чтоб ко всему прочему её ещё и маминой дочкой не называли. А сегодня (01. 08. 97) мама её просто-таки достала своими уговорами, пойти вдвоём на пляж (а на пляже этом, кстати располагающемся неподалёку от дома Отдаваевых, наверняка собралось уже и полшколы и полмикрорайона и все, кто знает эту Отдаваеву). Вот и сейчас, она вышла на лоджию и аж взвизгнула от счастья.
— Сашка! — воскликнула она, подбежав к убитой тоской дочери, — я придумала!!! А давай мы бабе Гале и тёте Вере сделаем неожиданный и чудесный сюрприз! Они как раз под окнами сидят.
— Какой сюрприз? — пробурчала та своим недовольным, гнусавым голоском, — вытряхнем им на голову твоё вонючее мусорное ведро, которое уже десятью плесенями покрылось - третью неделю ленишься его вынести в мусоропровод...
— Да нет же! — игнорировала та сарказм дочери, за который дочь эту нигде не уважали, потому что она своё чувство юмора всегда не вовремя, не к месту и неудачно применяла (ей больше шло быть объектом насмешек, чем тщетно пытаться самой насмехаться). — Мы пригласим их на пляж...
— Пригласи их, лучше, в Антарктиду на пляж, — перебила её дочь, — и на затонувшем Титанике будете загорать с Дикаприо. Или, лучше, на рок-концерт "Сотрясения Морга" их пригласи, а я пока отдохну от вас, плешивых.
— Ну и как хочешь! Сиди тут одна, скучай и парься, а я...
Но зазвонил телефон.
— Проклятие! — тихо проговорила мать, подходя к аппарату, — опять, небось, эта мама! И опять с сердцем ей плохо! Надо было нам пораньше умахнуть на море, хоть совесть бы была чиста. — Она подняла трубку и позвала дочь. — Саша, тебя зовут!
— А кто мне звонит? — удивилась та. Действительно, некому было звонить этой белой вороне. Кто же это мог быть?... Не уж-то...
Саша подошла к телефону и... завизжала:
— Конечно пошли! Я исскучалась уже вся! Молодец, что позвонил! Только пойдём на какой-нибудь дикий пляж. Такое моё условие... Я, в принципе, и догадывалась, что оно и тебя устроит. Встречаемся на старом месте. Целую и жду.
Осчастливленная Саша бросила трубку мимо рычажков и повизгивая от предвкушения, кинулась в свою комнату, примерять новенький (купленный в позапрошлом году) купальный костюм.
— Кто тебе звонил? — удивлённо интересовалась у неё мама (глаза её от такого неожиданного удивления едва удерживались на месте от выползания из орбит).
— Не твоя тапочка, — самодовольно отвечала ей дочь. — Я не ты - говна не ем. А ты так и не найдёшь себе мужика - так и останешься старой девой...
— Как ты с матерью разговариваешь, сопливка! — гаркнула на неё мать, срываясь на слёзы. — Что за выражения, "старой девой"! Я же мама твоя! Твоя родная мама! Я же родила тебя... Старой девой! Как ты...
— Ладно, мамуля, — реагировала та из своей комнаты, натягивая тесноватый (с годами потесневший) купальник, — некогда мне с тобой лялякания разводить. Составь лучше компанию своим любимым старым курицам, бабе Егале и тёте Вере...
— Нет, — злобно проговорила та, — я, лучше, тебя сейчас запру и не пущу никуда! Никуда ты у меня не пойдёшь! А то ишь, дружки у неё какие-то появились!
— А тебе и завидно?
— Нет, — ответила она, войдя в комнату, — просто...
— Выйди из комнаты! — вскрикнула Саша, молниеносно заслонив кису и грудь руками, — я тебя стесняюсь.
— Вот тебе и раз! — уставилась на неё мать, как баран на новые ворота. — А на дикий пляж идти не стесняешься? Наверняка там без купальников будете купаться...
— Заткнись! И не лезь не в свою тапочку. И выйди...
— Значит так, — изрекала мать, выходя, — никуда ты сегодня не пойдёшь! Пока не научишься с родной мамой вести себя... Сейчас я дядю Серёжу позову, он поможет мне с тобой справиться, если ты начнёшь вырываться.
— Зови-зови, — говорила Саша без усмешки в голосе, — пока ты будешь его звать, я себе вены вскрою. Потому что, если я сегодня не встречусь с этим парнем, то я уже никогда с ним не встречусь.
— Ну и на черта сдался тебе такой парень! — усмехнулась мать. — Настоящий парень должен полжизни готов быть отдать за твой ответ на его звонок; должен под ливнем часами дожидаться тебя, опаздывающую на свидания; должен...
— Ладно, успокойся, — сказала Саша, натянув купальник, одевшись в лёгкое летнее платьице и выходя из комнаты, за дверью которой и спряталась мама, — без тебя как-нибудь разберётся.
— Ты бы хоть трубку на место положила! — бросила она телефонную трубку на аппарат, когда мимо той проходила Саша. Но, не успела трубка лечь на рычажки, как тут же раздался звонок...
— Не поднимай! — вскрикнула Саша, — я сама!
Она подлетела к аппарату и лицо её в четверть мгновения сменило своё выражение, через пару секунд после того, как Александра прислонила к уху трубку...
— Что такое? — не понимающе уставилась мать на её разочарованное лицо.
— Бабушка, — только и проговорила та.
— Что, бабушка?! — нервозно вырвала она из рук дочери трубку и узнала, что мама её находится при смерти.
— Дьявол!!! — бросила она трубку мимо аппарата. — Опять она "присмерти"! Опять ехать надо в конец города на семи автобусах! Дождались! Чё ты подняла эту трубку!!
— А я-то чё! Я на пляж...
— Во!! — показала она дочери кукеш. — Со мной поедешь, как всегда. Вдруг твоя помощь потребуется...
— Всё, хватит! — вскрикнула Саша, — достали меня уже все!! И бабушки и тёти Веры... Засунь в сраку свою бабушку... — Она увернулась от летящей в сторону лица ладони и кинулась к двери - слава Богу, та не была закрыта на замок.
Звонил ей Лёша Пуков, такой же недотёпа, как и она, с которым она познакомилась через службу знакомств и при первой же встрече не понравилась ему (он ей тогда сказал, чтоб она не отчаивалась; что у него ещё есть несколько вариантов для выбора девушки, что он пройдётся по всем ним, и, если ему со всеми этими вариантами не повезёт, то ничего иного кроме неё (Саши) не останется. Она в ответ послала его на три буквы. А сегодня он ей позвонил и, как не в чём ни бывало предложил ей составить ему компанию по дороге на пляж, а то ему, видите ли, одному скучно и неинтересно плескаться в море и загорать, уподобляясь "психу-одиночке"). Он строго-настрого наказал ей, что если она не придёт сегодня - испортит ему такой прекрасный летний день, - то останется на всю жизнь одна.
Она была уверена, что мама за ней не погонится по лестницам, боясь испачкать тапочки о множество встречающихся по пути экскрементов и луж мочи (благодаря неисправному лифту, всё это имело место быть игнорированным нерадивыми хозяевами любимых породистых псов), и не спеша спускалась навстречу ясному, солнечному, душному, летнему, безоблачному... будущему, едва только коридор с придурошным качком - сорокалетним женатым соседом - остался позади. Благо, что Саша вовремя успела натянуть свои старые пыльные-грязные кунфуйки.
Пока она спускалась по лестницам, недалеко от её дома - в том месте, по идее, ничего кроме роддома находиться больше не должно было - поднимался высоко в летний раскалённый воздух огненный грибок, сопровождаемый кучей кирпичей и разнообразного горящего мусора.
2
(призрак разговора двух "собутыльников" о... о бабках!)
— Привет, — встретились два старых приятеля, — как поживаешь?
— Всё также, — грустно ответил другу друг.
— Всё травят? — осведомился первый друг.
— Чё спрашиваешь? — обозлился второй друг. — Тебя ж самого ещё круче травят!
— Нас всех травят, кого ни спроси. Считают, что мы взращены на химикатах, на отходах, и от этого кроме вреда не фига не приносим.
— И без тебя знаю, — хмыкнул тот. — Человек сейчас взращивается на химических... на ядовитых смрадах всяких, в этих чёртовых, треклятых лабораториях! А раньше ведь, лет сто-триста назад, человек понимал собственное совершенство.
— Да, тогда ещё был жив... этот, как его?...
— Бог?
— Ну да, он. А сейчас одни только вредители под "человеческой" маской. Во всяком случае, так считают ОНИ!, те, кто вредителями себя, соответственно, не считает! Для них мы - они, как для нас они - мы! Смешно просто.
— Но их-то, этих гадов, кто изничтожает?!
— В том-то вся и суть, что никто.
— Никто... Но за то мы пытаемся выжить.
— Ага, — полностью согласился с другом друг. — ЖЁСТКО пытаемся. А 100-300 лет назад не пытались, потому-то и мёрли! Вот в чём смысл смерти... то есть, жизни, в выживании...
— В травле, — поправил друга друг. — Не отравят - не выживешь.
— Точно!... Ну всё, харэ трёкать, разбегаемся - турбопылесосы летят со скоростью света по нашу душу! РАЗБЕГАЕМСЯ!!!
Но не успел он разбежаться. А друг его успел: разбежался и через полмикросекунды исчез в палате, даже и не пожелав лицезреть, как несколько пожарников, внешне очень сильно смахивающих на турбопылесосы, смыли его друга мощным напором воды, спустив на землю; намокли крылышки друга - не сможет больше он парить между небом и Землёй, от которой по его личному мнению не осталось и самого захудалого названия.
Всё-таки, что ни говори, а и вредители тоже иногда хотят жить, даже если где-то неподалёку за зловещим горизонтом третий глаз чувствует приближение этого кошмарного "НИКТО".
3
Кроме бабы Гали со своей дочей, тётей Верой, - всегда сидящих перед подъездом на скамейке, если к ним не присоединяется рядок других старушек, любительниц поиграть в карты, - во дворе никого больше не было, как оценила пятнадцать минут назад тоскливо свесившаяся с бортика лоджии, Александра (она так часто свешивалась - по пояс - вниз головой, пока кровь не натекает в лицо и глаза не приближаются к вылазке из глазниц). И сейчас, выходя из дома, она планировала рассказать им сама, куда она собралась, если они не догадаются задать ей наводящие вопросы; очень уж ей не терпелось подразнить таким образом старую девственницу, 37-летнюю "тётю Веру" (как она от Александры всегда требовала себя называть, если та к ней обращалась - Верка).
Никто не высунулся из окон, когда душераздирающий визг разрезал полуденную тишину (неподалёку располагался пляж, так что какие-никакие, а звуки должны были присутствовать, но пляж словно накрыла волна цунами, пока Саша спускалась по лестницам на носочках, чтоб не наступить ни на одну "мину" и чтоб Лёша Пуков потом не показывал пальцем на её кунфуйки как в прошлый раз, с хихиканьем, "где ты на дерьмо наступила?!"), как будто Саше снилось всё ЭТО, что она увидела, выйдя из подъезда, и кричала во сне (потому что крик наяву не раздавался). Баба Галя и тётя Вера продолжали сидеть на скамейке несмотря ни на что; даже несмотря на то, что обе были без голов и кровь всё ещё хлестала из шей...
Если бы Александра спокойно и без паники отнеслась бы к увиденному, то она несомненно обратила бы внимание на то, что головы этих двух женщин были не отрезаны - оторваны. Но она не обращала ни на что внимания, даже на то, что голов рядом нигде не было.
Только на единственное она обратила внимание, на мини-микроавтбус "Люцида" с тонированными до полной черноты стёклами, который моментально присоединился к её нарушению зловещей тишины и рванулся с места, направляясь в её сторону...
Она в самый последний момент увернулась от неминуемой погибели, вбежав в подъезд, и автомобиль разнёс в щепки распахнутую настежь деревянную подъездную дверь, со страшным грохотом влепившись в угол панельной стены подъезда, так, что аж крошки и куски отколотой панели полетели в разные стороны.
Насколько сильно пострадал автомобиль и его водитель (наверняка этот отморозок не был пристёгнут ремнём безопасности), Александре оценивать не было времени - ей нетерпелось поскорее взобраться на свой четвёртый этаж, уже наступая обеими кунфуйками, как она обычно и наступала, пока судьба её не свела с Лёшей Пуковым и дай Бог, чтоб мама её успела вовремя открыть и закрыть металлическую дверь. Александре этой даже не было времени задуматься, осталась ли её мама в живых...
4
— Мама, не убивай бабочку! — взмолилась шестилетняя Оля, не обратив внимание на то, что мама её, даже если б ОЧЕНЬ захотела сжить со света всех до единой подобных "бабочек", потерпела бы ещё большую неудачу, чем сейчас, смахивая на умалишённую, гоняясь по всей квартире за молью и не слыша звонка в дверь.
— Да не догонит она твою моль! — с усмешкой проговорил ей двенадцатилетний брат, собирающийся на долгожданный рок-концерт.
— Не моль, а бабочка! — гнула ему своё настырная сестрёнка, пока он вполголоса выругался на отвлекающий его звонок в дверь, бросил на пол свою косуху и двинулся в сторону входной двери.
— Почему ты, скотина такая, не убила моль! — набросилась на Олю мать, потерпевшая фиаско в погоне за "бабочкой", и влепив дочери пониже спины, кинулась в кухню, поднимать заливающую плиту крышку кастрюли с молочным супом. — Не дети, а гадёныши какие-то!
— Я жука домой принёс! — орал тем временем в прихожей восьмилетний Олег (до этого он звонил в дверь, так как в лесу за домом потерял ключ), пока его старший брат давил этого "жука" на столе ножом. — Чё ты делаешь, козлина!... Паапаа! — побежал он в отцову комнату, отрывать от телевизора своего любимого папу, который только ему одному (Олег в семье являлся единственным ребёнком, к которому отец не испытывал равнодушия и собирался отправить учиться за границу) всегда готов был придти на помощь.
— Папа, — влетел он в комнату и оторвал отца от распития дорогого французского вина, — прикинь, я жука в лесу нашёл, хотел его Ольке в трусы для прикола подложить, а Толян его ножом раздавил! Живое существо - ножом!
— Ну, значит, на концерт он не пойдёт уже, — обрадовался отец ещё одной возможности испортить жизнь своему 12-летнему сыну-балбесу, "металлисту", подскакивая с места и желая, чтоб Толик не успел выскочить за дверь и опять оставить папу с носом.
— Чё ты жучка режешь, дурак, — подбежала Оля к Анатолию сразу как до неё дошло, чем занимается её старший брат. — Он же живой!!
— Это клещ, а не жучок! — спокойно объяснил ей брат, пока его папа выскакивал из комнаты и пытался быть для самого старшего сына незаметным.
— Щас папа тебе задаст! — тут же заметила Оля крадущегося папу.
— О чёрт!— обратил внимание на вид отца и Толик, тут же выскакивая за дверь без косухи (для полной амуниции только косухи на нём не хватало, а всё остальное было в полном порядке) - в футболке, но возвращаться домой за кожанкой было невозможно, так что оставалось игнорировать майскую вечернюю прохладу и спешить на тусовку, на долгожданный рок-концерт хэвиметалрок-группы "Сотрясение Морга".
— Чё ты такая тупая! — набросился на Олю Олег. — Взяла, спугнула его. Т У П И Ц А ! — проговорил он по буквам, пока его папа вглядывался в столб и в раздавленного ножиком "жучка".
— Наконец-то оторвался от телевизора, — образовалась неподалёку вернувшаяся с кухни мама.
— Ты чё это, Олега, — обращался тем временем отец к сыну, — и правда клеща домой приволок.
— Это жучок! — твердили в голос Олег и Оля.
— И Толька убежал без куртки, — обратила мать внимание на косуху, лежащую посреди комнаты; выглянула в окно на дорогу, располагающуюся неподалёку от леса и увидела голосующего сына.
— Вернись одень куртку! — закричала она ему приказным тоном; этаж был четвёртый, потому громко можно было и не кричать.
— Догони его, — посоветовал ей муж, — всё равно он нескоро остановит машину.
Но было поздно: по дороге вихляла иномарка с явно подвыпившим водителем за рулём, на поворотах сопровождаемая соответствующим повизгиванием. Глядя на неё, можно было подумать, что по неаккуратности она вот-вот подбросит над собой этого подростка... Но нет - водитель её ничего не подбросил; он даже мимо не проехал, а остановился подле паренька и тот тут же юркнул в машину, игнорируя выкрики родной матери из окна.
5
На четвёртый этаж Александра взобралась очень быстро, если не обращать внимание на то мелкое препятствие когда она поскользнулась и окрасила в коричневый цвет небольшую часть своего пропахшего потом, бабьим духом, затхлостью непроветриваемой квартиры, платья. Но ей в тот момент было наплевать на всё; она бы, может быть, даже окрасила бы этим цветом себе и лицо и полости рта и не выковыривала бы потом ничего между зубов спичкой, только бы остаться в живых (когда, наступая на пятки, приближается не очень приятная смерть, жизнь всегда кажется прекраснее соломинки утопающего, какой бы тоскливой и отвратительной эта жизнь не выглядела).
Она очень долго звонила в дверь. Мать её, сколько она её помнила, никогда не открывала дверь, если слышала звонок; впрочем, звонка она редко могла слышать (звонили в дверь к Отдаваемым только дети, сразу убегая) - если Саша и уходила куда, то всегда открывала дверь только собственным ключом.
Звонок Отдаваевых был очень громким и слышался квартирам всего коридора, даже несмотря на то, что многие из квартир были звукоизолированы; Саша не обращала внимания на то, что звонок уже звенел у неё в ушах, и прислушиваясь, не поднимается ли кто (или что) по лестнице. Но, Богу слава, никого и ничего пока не было слышно.
Куда же делась эта чёртова мама?! Из дома она незамеченной не выскочила бы, если б устремилась к ненавистной бабушке.
Саша уже полностью отчаялась и изготовилась к встрече со смертью, как дверной замок неожиданно щёлкнул и дверь открылась...
— Ну что, ключик забыла? — с ехидной усмешкой проговорила мама, впуская дочь в чрево квартиры и захлопывая следом дверь, как всегда забывая закрыть замок (после того как Саша убежала, мама эта почему-то не забыла закрыть замок). — Вернулась? То-то я тебя сейчас и не выпущу уже никуда...
— И правильно сделаешь, — еле выговорила справляющаяся с одышкой перепуганного человека Саша. — Закрой замок.
— Ты чего это? — глянула на её затравленное кошмаром наяву лицо мать. — Что с тобой случилось?
Но дочь, вместо ответа, подошла к двери и закрыла замок так, как они его обычно закрывают перед сном.
— Что с тобой? — задала вопрос мать громче. — На тебе лица нет.
— Ты на улицу не выглядывала? — ответила та вместо, "а на бабе Гале и тёте Вере голов нет".
— На улицу?
— Посмотри, что под окнами творится.
Мать вышла на лоджию, глянула. Вернулась назад и пожала плечами. — И что ты там видела, под окнами?
Вместо ответа, Александра выскочила на лоджию и увидела пустые скамейки... И "Люциды" след простыл.
— А почему ты не открывала так долго? — полюбопытствовала тогда дочь.
— Я звонила в это время в милицию, — получила она ответ.
— Зачем?
— А ты не догадываешься?
— Нет, — задумалась она, зачем.
— Потому что роддом подзорвали, — хладнокровно отвечала мать. — Ты в это время спускалась по лестнице и, само собой, нихера не могла видеть.
— Роддом взорвали? — чуть не повылазили из орбит глаза у Саши.
— Его, этот роддом, местные панки и придурошные отморозки ещё называют "Сотрясение Морга".
— С чего ты взяла? — не поняла её дочь.
— А за тобой, судя по всему, гнался кто-то? — решила мать сменить тему. — Только не говори "нет", потому что я видела всё. Я только не слышала, что он хрипел, этот гонящийся. А ты слышала?
— Кажется, да, — вспомнила Саша. — По-моему, это слово было... Педрило.
— Нет же! — догадалась мать, в чём состояла вся основа смысла. — Не Педрило, а... ВРЕДИЛО.
глава 2
ВРЕДИЛО
1
Гульнара Кильбаева жила на окраине города, в 71-м микрорайоне. Ежедневно возвращаясь с работы поздно вечером, она была уверена в себе не потому что шестой год занималась самбо и запросто могла обезвредить десять вооружённых противников, а потому что район, в котором она с недавних пор снимала комнату, всегда отличался спокойствием и каким-то необыкновенным миролюбием. Но данный день был для Гульнары выходным и поздно ночью она возвращалась от подруги.
От Луговой идти было недалеко. Шла она, ни о чём плохом не думая; шла как и каждый день (этот-то день Особенный!), то намурлыкивая песенку, то обмозговывая что-то приятное - неожиданный сюрприз, который она сможет когда-нибудь кому-нибудь преподнести...
— Эй, девушка, — вдруг прервал её мысли чей-то шёпот со стороны, — прячьтесь немедленно в подъезд!
Гульнара повернулась в сторону шёпота не потому, что ей что-то показалось странным или она что-то не расслышала, а по совсем другой причине... Ей иногда нравилось наблюдать за сумасшедшими (а человек, который ей шепнул выглянув из окна - судя по шёпоту, он из окна близлежащего дома соизволил к ней обратиться, - был явно не в своём уме), это являлось одним из уровней совокупности её хобби; это было её не водворённой мечтой стать психиатром или хотя бы устроиться в психбольницу работать уборщицей, если медсестрой не получилось бы. А по Чердаку последнее время разнеслись слухи о том, что по городу бродит много психов - слухи породили множество историй, баек: одно цепляется за другое. Но Гульнара не совсем верила в рассказы, ибо ни один из сумасшедших так и не повстречался ей на пути, как ей о том не мечталось. Поэтому она и повернулась, вместо того чтоб продолжить путь, игнорируя различные выкрики и всё такое.
Поскольку шёпот принадлежал женщине, как услышалось Гульнаре ещё до того как она глянула в сторону окна, то это и была женщина, выглядывающая из единственного, кажущегося живым во всём пятиэтажном доме (дело в том, что все дома, попадавшиеся Гульнаре по пути, как и данный были полностью без света, словно администрация города, состоящая в основном из новых русских, решила опять-таки развеять тоску - поиздеваться над обыденным населением), окна. Женщина выглядывала из окна второго этажа, и поскольку полная луна хорошо освещала этот фасад дома и женщину можно было неплохо разглядеть со стороны, то - как заметила Гульнара - эта пожилая женщина сумасшедшей вовсе не казалась. Тогда в чём же дело, почему нужно "немедленно прятаться в подъезд"?
— А что такое-то? — полюбопытствовала в ответ у женщины Гульнара, и предупредила: — Только не отвечайте, "сначала спрячьтесь, потом объясню".
— Прячьтесь в подъезд, — настойчиво повторила женщина.
— Вы можете мне объяснить, почему? — спрашивала у неё Гульнара.
— Вы мне не поверите, — ответила женщина.
— А если постараюсь наоборот?
— Маньяк-убийца неподалёку, — произнесла та дрожащим голосом, уверенная, что девушка эта ей не поверит.
— Вы его видели? — спросила заинтригованная Гульнара.
— Да,— ответила та, — прячьтесь, девушка, я не шучу!
— Он вооружён? — продолжала Гульнара.
— Прячьтесь, я вас умоляю! — взмолилась та.
— Женщина, — отвечала ей Гульнара, — вы подумайте хорошенько, если я "спрячусь" в подъезд, то маньяк-убийца меня там не догонит?
— Я открою Вам дверь, — ответила женщина.
— А почему я должна Вам верить?...
— Девушка, — распиналась та, — я вас...
— ...может, Вы, женщина, и есть маньяк-убийца, — договорила Гульнара, — а дома у вас и ружья и пистолеты и многие приспособления для камеры пыток, десять лбов на меня набросятся и никакие приёмчики мне не помогут.
— Девушка, — уговаривала её та.
— Не продолжайте, — перебила её Гульнара, продолжив путь, — с вами неинтересно общаться - не умеете вы вживаться в роль. А не то я, знаете ли, поднялась бы к вам на второй этаж, прикинувшись полной дурой.
Больше женщина ничего не говорила, хоть ей уже и осточертели эти визги и вопли под окнами, изредка открывающими вид на чудовище, затаскивающее в машину случайных прохожих; хоть она выбивалась как могла из сил, чтоб спасти от лютой смерти хоть одного человека (всё это - все эти ужасы и кошмары наяву - началось пару недель назад и за эту пару недель женщина эта успела навидеться ТАКОГО...).
Гульнара продолжала путь как не в чём ни бывало. До дома идти было уже совсем недалеко, потому ч каждым шагом у Гульнары уверенность в себе повышалась и увеличивалась. Естественно, позже она осмотрелась по сторонам и заметила, что во всех окнах, всех, кроме окружающих её поле зрения, домов, свет не горел... Но уверенности всё это не вредило.
ВРЕДИЛО
...Это только в двух-трёх шагах от подъезда ей неожиданно послышалось, что... шагает она не одна... Что в полуметре от её спины кто-то старается идти в такт её шагам...
— ВРЕДИЛО... — прорычало какое-то чёрное существо в тот самый миг, как Гульнаре удалось машинально отскочить в сторону. И топор пролетел мимо...
Судя по грациозным движениям чёрного существа, это был очень опасный человек, и рассредоточься Гульнара хоть на полсекунды, в подъезд ей заходить будет уже не надо.
Гульнара, в ответ свистящему, едва не задевающему её праздничную выходную одежду, лезвию топора, успевала отскакивать и сохранять спокойствие - улица длинная, так что чернь эта долго будет махать но так и не попадёт в юркую девчушку.
— Да остановись ты, бога ради, хоть на секунду,— предлагала ему Гульнара со смехом в голосе, спокойно уворачиваясь, следя за его движениями, какими бы молниеносными они ни были,— отдохни, потом продолжишь.
Но у того энергии было, как в киборге; несколько суток подряд мог не останавливаясь размахивать огромным топором для рубки мяса. Уж не мясником ли он работает?
— Я поговорить с тобой хочу, — объясняла ему Гульнара своим дружелюбным голосом.
И... Тот остановился...
— Ну слава богу! — театрально выдохнула она.
— ВРЕДИЛЫ!!! — раздавался в это время его гортанный, замогильный голос, словно из-под земли. Чёрное существо, бросив топор, со всех ног рванулось в сторону подъезда дома Гульнары и через полсекунды там исчезло...
...Следом, тут же, раздался шум мотора, и из-за угла того же дома вынырнул подвижный милицейский УАЗик... Следом за ним ещё три такие же машины...
— О! — выскочил молодой боец, глянув, соответственно, на Гульнару (Гульнара знала этого сотрудника милиции, он жил с ней по соседству - как тесен мир),— вот кто ВРЕДИТЕЛЬ, оказывается!
— Мочи её на месте, Лёха,— выскакивал из УАЗа второй, незнакомый Гульнаре милиционер, и не давший девушке вставить в своё оправдание ни единого слова.
— Да погоди ты, — схватил здоровяк Лёха за шиворот этого коротышку, — разберёмся...
— Чего разбираться! — не понимал тот, — мочим и всё - оказывала сопротивление при задержание...
— Может, это не она, — говорил Лёха.
— А топор "потеряла" тоже не она?— выскочил третий, в то время как и из остальных трёх УАЗов повыскакивали разномастные милиционеры и окружали девушку, а Лёха изготавливался всячески оборонять её, если те попытаются "замочить" эту предполагаемую маньячку.
— Он в подъезд забежал, — указала Гульнара на свой подъезд. — Не успел он воспользоваться топором. Вовремя вы подоспели.
— Помолчи, — посоветовал ей сосед Лёха, пока несколько оперативников заскакивали в подъезд, как при особо опасном задержании (как по телевизору показывают).
— У меня даже свидетель есть, что это не я, — не подчинялась Гульнара совету соседа и приятеля.
— Не, её нельзя убивать, — согласились с Лёхой собратья, — для опытов может пригодиться: какой-то необыкновенный экземпляр.
— Но на концерте же толпу пацан подзорвал! — гнул Лёха своё.
— Бабушкой надвое сказано, — ответили ему. — Свидетели не могут и не ошибаться. А здесь ТОПОР. И "пальчиков" на нём наверняка нет. так что, у кого он последний раз в руках был?
Семеро оперативников ещё долго не вернутся.
2
Мать Толика уже собиралась отойти от окна, как иномарка остановилась и из открытой дверцы вышла молоденькая женщина. Она вошла в дом, поднялась на четвёртый этаж и позвонила в квартиру Толика.
— Можно мне забрать куртку мальчика? — поинтересовалась она надменным тоном у матери Толи. — Мальчику холодно не будет и пьяный папа его не обидит.
В общем, женщина добилась своего - косуху ей отдали.
— Э, бля, — обращался к ней подвыпивший отец Толика, — а кто ты? Ты моего сына не совращай, бля!
Но женщина, словно глухая, молча спускалась по лестницам, ибо лифт в данном доме не работал уже четвёртый месяц. Так отец и не дождался ответа от женщины, чтоб найти повод остановить её, грубо схватив за руку, а там уже и добраться до сына.
Именно косуха Толи сыграла на концерте хэви-металл-идиот-группы (урод-группы) "Сотрясение морга", где собрались все самые сумасшедшие чердачники и самые отъявленные моральные уроды.
3
— Гуля, — спрашивал Лёха соседку, пока милиционеры насторожились, как только из глубины подъезда донеслось несколько выстрелов, — так ты и правда видела этого типа? — интересовался он таким тоном, словно собирался не поверить в любой слово Гульнары. — И он тебе ничего не сделал?
— Ну почему же? — пожала та плечами, — он рубанул меня несколько раз, но ни разу не попал.
— Ну чё ты врёшь! — тут же встрял в разговор кто-то из сотрудников, — стоит и нагло врёт...
— Успокойся, — попросил его Лёха и вернул внимание к Гульнаре. — Как он из себя выглядел?
— Чёрт его знает, — задумалась та, как бы попонятнее описать то, что она успела разглядеть в этом полностью чёрном "существе". — Ниндзя какой-то. Весь чёрный; ни глаз, ничего, да ещё и темно. Он что-то хрипел, я не расслышала, но что-то похожее на "МУДИЛА"...
— Вредило, — поправил её Алексей. — Так, кажется...
— ВРЕДИТЕЛИ, — раздался недовольный хрип из темноты подъезда.
Все молниеносно перевели взгляды в сторону этого замогильного голоса...
— О, чёрт, — проблеял испуганным голоском какой-то молоденький сержант. — Он что, перебил уже там всех?
— Заткнись, салага, — ответил ему Лёха, пока все приготовили к бою оружия.
Гробовой голос только донёсся из утробы подъезда, так что необязательно было теперь заходить туда и открывать "наощуп" огонь.
Гульнара хотела спросить Алексея о том, что это за тип такой, но все были в таком напряжении, что она пока не решалась. Только вслушивалась в пугающую тишину подъезда. Внешне ситуация создавала такое впечатление, что никого из исчезнувших несколько минут назад во тьме оперативников в живых уже не осталось; одно только хитрое, притаившееся в неизвестности (сидит в "мышеловке" и придуривается сыром) загадочное существо, от которого кроме "вредителей" и "ВРЕДИЛ", никаких других слов больше не услышишь.
4
— Что это за ВРЕДИЛО такое? — задумалась вслух Александра Отдаваева. — ОНО всего одно на белом свете и одно пытается его разрушить...
— По-моему, ОНО пустое место, — вмешалась мать в размышления дочери. — И будем надеяться, что оно одно. Маленькая пылинка среди абсолютной чистоты.
— Что? — не поняла её Саша.
— Помнишь загадку? — объясняла ей мама. — "Оболочка заполнена всем до отказу; в ней ВСЁ есть. Но чего-то не хватает. Чего?" Знаешь, чего не хватает в заполненной ВСЕМ оболочке?
— Знаю, — усмехнулась в ответ дочь, — пустого места в ней не хватает. Дедсадовская загадка...
— Так вот это пустое место и появилось, — говорила мать. — Это ВРЕДИЛО и есть пустое место во вселенной.
— И что оно, убивая пытается себя заполнить?
— Может быть, ещё больше опустошить.
— А откуда у тебя такие сведения? — неожиданно осенило Сашу, как только она вспомнила о узком примитивном мировоззрении матери, каким оно всегда выглядело со стороны.
— Из милиции, — пожала та плечами, дескать, чего тут особенного. — Я ж с ними только что разговаривала. Вот они и обрисовали мне обстановку в городе.
— Ты что, с ними знакома? — ещё больше удивилась Александра.
— Познакомились, — ответила та. — Никогда не думала, до чего приятно заводить новые знакомства. Они услышали как ты звонишь и описали мне криминогенную обстановку, попросив меня открыть тебе дверь. Сказали, что позже перезвонят...— Прервал её телефонный звонок.
— Саня, — обратилась она к дочери, подняв трубку. — Тебя.
Та подошла к телефону.
— Как я понял, ты сегодня уже не придёшь, — донёсся из трубки голос Лёши Пукова, — или может мне ещё немного тебя подождать - ещё несколько часов?
— Лёшка, — заговорила Саша возбуждённым голосом, — тут ТАКОЕ творится! Если я расскажу тебе, ты ОБАЛДЕЕШЬ! Я, честное слово, не смогла выйти из дому... А ты откуда звонишь?
— С пляжа,— отвечал он.— В общем, мне не очень интересны твои детсадовские отмазки. Я, вообще, положил на тебя, потому что день у меня потерян. Я простоял и прождал тебя как квадратный идиот. И мне посрать, решила ли ты разыграть меня или у тебя действительно возникли некие неожиданные причины, я прыгаю с нырялки в воду. Поняла меня, подружка?
— С какой нырялки? — рассеянно переспросила она. — Ты откуда звонишь?
— С нырялки, заторможенная! — нервно ответил он. — Я сотовый у папы своровал. Но это сейчас не имеет никакого значения, потому что за пазухой у меня камень. И я сейчас нырну, а вынырну через несколько часов, ночью, чтоб никто не увидел меня и не остался заикой. Я приду к тебе в гости, ВРЕДИЛО!
— Как ты меня назвал?! — переспросила Саша дрожащим голосом, всеми усилиями не подпуская сердце к пяткам; или, хотя бы, делая вид, что не подпускает.
— Вредителями я тебя назвал, — с удовольствием ответил Лёша. — Ты совокупность всех вместе взятых вредителей; часть от единого-целого. Даже не часть; ты всё ЕДИНОЕ-ЦЕЛОЕ. А сейчас, ВРЕДИЛО, извини меня, договорим ночью. Ты только свет не забудь включить.
5
Утром этого дня, выходного для Гульнары, Владивостоцкий Юра бродил по Чердаку, изучая его окресности. Как он заметил, наяву всё выглядело далеко не так, как во сне. Вообще, вся эта чепуха, что снилась Юре до этого, уже в памяти не присутствовала: Юра надолго свои сны запоминать не мог; обычно всё вылетало у него из головы очень быстро, не успевал он и проснуться. Хорошо запомнилось ему только одно, "ВОНЮЧКА". Это слово никак не могло вылететь у него из головы. Особенно оно не могло вылететь, когда он оглянулся на голоса. Из отделения милиции, мимо которого Юра случайно проходил, вышвыривали за шиворот некоего молодого человека, как какого-то паршивого котёнка.
— Тоже мне, Вонючка нашёлся! — приговаривал огромный милиционер, засаживая этому парню на прощание хорошего пинка под зад и захлопывая следом за собой дверь. — Проваливай отсюда, придурок, и только попадись мне ещё на глаза! Арестую на трое суток!
Юра собирался пройти мимо, как будто его это не касается, но, всё-таки, что-то его остановило... И он, словно через не хочу, подошёл к этому парню.
— За чё они тебя так? — участливо поинтересовался Юра.
— Не твоё дело, — буркнул в ответ парень, собираясь остаться наедине с самим собой, чтоб никто ему не мешал отряхиваться от следов грязных ментовских подошв, усеявших всю одежду. Похоже, здорово ему досталось в этом отделение.
И тогда Юра спросил ТАКУЮ ерунду, что чуть не очумел от неожиданности: язык его сам зашевелился и из уст вылетел совершенно неуместный вопрос:
— Ты Вонючка, что ли? — Хотя, что-то внутреннее требовало Юрия задать такой вопрос именно этому парню.
Тот внезапно замер, вопросительно посмотрел на Юру... Долго продолжался его изучающий взгляд, пока он не проговорил:
— Ты кто? Что-то лицо мне твоё знакомо, но никак не могу вспомнить. Где я тебя мог видеть... — задумался он опять.
— По-моему, я тебя во сне видал, — опять не подумал Юра, перед тем как проговорить несуразность.
— Точно! — вспомнил тот и глаза у него загорелись. Как у какой-то девчонки, неожиданно узнавшей переодетого и замаскированного Дикаприо или какого-нибудь Мумий Тролля. — Ты Владик! Да?
— Владик? — переспросил Юра, словно ослышался. — Вообще, Владик, это мой как бы псевдоним. А ты-то кто?
— А я и есть Вонючка, — радостно ответил ему этот парень, решивший, что Владик помнит все до единой детали девяти частей своего сна...
6
Никто не мог ожидать от "Вредителя" такой грации, что он неожиданно вылетит из подъезда, набросится на первого попавшегося милиционера, в одно мгновение свернёт ему шею и с ещё большей молниеносностью потянется за своим топором, к которому так никто и не притронулся, пока он решил поймать им эту уворотливую Гульнару, спрятавшись в глубину погружённых в темноту лестничных пролётов девятиэтажного дома. Но не дали ему поднять топор, обрушив на него дюжину пуль и патронов, что попадалось под руку.
Закончился этот обстрел истерзанным пулями, бездыханным телом (как выяснится позже, тело было одето в шерстяной "комбинезон", если можно так назвать "обмундирование Вредителя"), лежащим в луже крови, рука которого всё ещё сжимала рукоять топора и долго не собиралась отпускать.
— Чёрт возьми, это же подросток должен был быть! — воскликнул Лёха после того, как разрезали "комбинезон" (разрезали, потому что вязали его прямо на Вредителе) и осветили фонарями лицо Вредителя, как его шутливо именовали все чердачные сыщики. Лицо принадлежало семидесятилетнему (на вид) старику...
— Лёха, — отвечали на его реакцию, — чё ты как дурак упёрся на своей бабе Насте! Старухе сто лет. А ты веришь...
— Да заткнитесь вы уже, — отошёл он подальше от милиционеров, пока подъехали ещё несколько машин и работы хватало без него. Он достал из кармана сигареты и предложил Гульнаре.
Та закурила, хоть и месяц назад бросила.
— Что там за баба Настя? — поинтересовалась она у него.
— Гулька, — удивился он, — ты что, про вчерашний взрыв ничего не слышала?
— Я пьяная вчера была, — нехотя призналась она. — А что за взрыв?
— Клуб взорвали, — отвечал он.
— Наш клуб?! — полезли у той на лоб глаза. Вообще-то она с позавчерашнего вечера проводила время на пляже, на Русском острове. Вчера вечером она зашла в гости к пьяной подруге, составила всем неплохую компанию; отоспалась как следует, и откуда ей было знать, что происходило в городе в её отсутствие.
— Ты прямо как с луны только что прилетела! — отреагировал Лёха на её неосведомлённость. — Не узнаю тебя! Ты ж всегда самая первая всё обо всём...
— Да ладно, — махнула она рукой. — Расскажи просто и не задавай дурацких вопросов. Ладно? Тогда я тебе кое-что интересное расскажу.
— Значит, баба Настя, — начал он коротко излагать, — ты её не знаешь, недавно устроилась в наш клуб уборщицей. И перед концертом "Сотрясение Мозга", обратила внимание на одну парочку; она сказала, что чем-то неприятным от парочки этой повеяло...
— Что за парочка? Выражайся точнее.
— Какая-то молодая женщина, — отвечал он, — и парень с ней, из своих, из металлистов. А баба Настя последила за ними. Говорит, они вошли в зал перед самым началом концерта и пацан этот снял с себя косуху и зашвырнул в толпу. Потом они вдвоём вышли, сели в машину и уехали. Баба Настя в это время как раз домой собиралась, и её осколками даже не задело, когда взорвалось. Получилось так, что она одна всё и видела.
— Ну и что? И причём здесь эта "парочка"?
— Просто предположения, — пожал Лёха плечами. — Следаки точно установили, что причиной взрыва явилась начинённая часовыми механизмами кожанка. А теперь ты рассказывай своё "интересное".
— О! — вспомнила она, — пойдём, — потянула она его в сторону дома с единственным окном, в котором мерцал слабенький свет и из которого некая женщина предупреждала Гульнару о смертельной опасности.
7
— Только плохо я свой сон запомнил, — признался ему Юрий. — Но я смотрю, в реальности всё в вашем городе совсем по-другому выглядит.
— Сон, это аллегория, — ответил ему тот, — глубь айсберга. Я зато сон очень хорошо запомнил!
— Какой сон? — не понял Юра.
— О котором я в милиции даже и буквой не обмолвился, — отвечал тот. — Я им врал напропалую. А потом, под конец, сказал, что я Вонючка... Представляешь? - в враньё они поверили, а сказал правду - решили, что издеваюсь. Ну и попинали немножко. Ну а теперь ты, расскажи что-нибудь о себе.
— А что я должен о себе рассказывать?
— Ну ты чё! — удивлённо воскликнул тот. — Тебя ж Писака выдумал!