Пустынный ветер томно взвывал, пытаясь сбросить недвижимое тело с дюны в продолжающую сгущаться тень, и сердито, в горечи наступившего поражения, скрипел черными, как межзвездная тьма, песками. Бутыль выпала из рук Потерявшего Сознание и медленно, словно не желая свыкаться с исчезновением жизненной силы из своего нутра, сползала вниз, оставляя колею на заветренной части бархана.
Ничто больше не нарушало достигнутого веками естества пустыни, и Гоби принялась за восстановление первозданного, заполняя ямки от высоких сапог.
Потерявший Сознание шевельнулся. В голове, перебивая звуки ветров, гудело и трещало. "Вечер!.. Холод!.. Дальше!.." - пронеслось в его голове, но позыв к продолжению движения еще не достиг окоченевших конечностей. Он не помнил, что заставило его прошлой ночью бросить палаточный лагерь и бежать к Полярной Звезде, смещаясь в сторону от колодезных троп. Он знал только то, что бежать нужно быстро и без оглядки, оставляя товарищей без жидкости и последней пачки сухпая.
Он поднялся, живот скрутило, в глаза и раскрытый от боли рот влетел скрипучий песок. "Подняться... Идти..." Идти на север, где сияет за ветрами Малая Медведица, где проходит усыпанная колодцами Дорога Ветров.
Отчет о проведении спасательной операции "Г-Бета" - день первый
"17 января, 12:31. Опер-14, начинаю запись. Нашли стоянку, поставили все по правилам: палатки, юрты, навесы и противоветровые стены стоят на месте. Разбегались, видимо, в спехе, но не лихорадочно. Возможно. Все на месте. Хм. Даже сапоги у некоторых палаток. Людей нет, тел нет, костей нет. Трупы верблюдов вокруг лагеря. Зарыты головами в песок, словно страусы. Некоторые без конечностей. Некоторые обглоданы до костей. Видимо, люди умертвили животных и слили жиры из горбов, затем, из-за нехватки пищи, взялись за мясо. Проверили палатки и юрты. Аппаратура связи в порядке. Все в порядке. Тишь да благодать. Хм".
"17 января, 15:17. Агван, наш проводник монгольских кровей, заметил что-то на горизонте. Орлиное зрение. Я различил сливающийся с окружением шарфик, только подойдя к нему вплотную. Прижатая песком материя принадлежала, судя по выданным фотографиям, геологу Лидии Михайловной Тиновой. Она была единственной женщиной в группе, а шарф определенно женский. Идем дальше в этом направлении. Агван указал на ущелье между двумя слоистыми скалами, которые назвал Клыками Дракона. Я хотел отозвать всех обратно к лагерю, где мы оставили Опера-26 приглядывать за машинами, но проводник сказал, что в этой местности на Верблюдах Из Железа можно ездить только по проторенным тропам, а таковые к Клыкам Дракона не подходят. Решили: пешком и быстро. Как говорит наш мудрый проводник: пустыню красит лишь восход, но не закат".
"17 января, полседьмого. Потеряли опера-23 и опера-27. Гребаные зыбучие пески! Откуда в Гоби и у скал! Агван в панике и временно недееспособен, говорит, что ничего не знает и не понимает. Не смотря на это, осмотрели местность и нашли чьи-то останки, опознать не удалось, но явно из Гобийской Группы".
"17 января, 18:49. Собрались идти обратно, но опер-22 заметил дыру в скале за густым кустом полыни. У дыры лежала обескровленная кисть руки с золотым кольцом на безымянном пальце. Кольцо снять не удалось, но, судя по выгравированным на нем инициалам, кисть принадлежала академику Юрию Фролову. В дыру способен пролезть человек среднего телосложения, без амуниции. Решили идти обратно, потому что оставили фонарики в машинах. Один фонарик был, но никто не проявил желания лезть туда в одиночку".
"Как-то зловеще нависают эти скалы, оттеняя ущелье. Кажется, будто и вправду сжимаются над нами челюсти исполинского чудовища. Мне даже на секунду послышался грозный утробный рев, вырывающийся из щелей и уходящий в небо".
***
Потерявшему Сознание казалось, что с каждым выдохом из груди вырываются горстки шершавого песка. Луна и звезды не грели и только насмехались над умирающим, танцуя свои пляски под треск и завывания.
На горизонте показалась пальма. "Какая, к черту, пальма?" Потерявший Сознание благодарил иллюзии за то, что они помогают заострять внимание. Еще один обморок - и прощай, движение, прощайте иллюзии, прощай судьба, проложившая дорогу к Подножию Бытия. "Теперь ясно, как себя чувствуют алкоголики после принятия в стране сухого закона".
Многие не подумали надеть ботинки, многие не успели.
"Мне повезло".
Не говоря друг другу ни слова, не посмотрев друг на друга, в панике, они разбежались.
"Нет, это не удача, это эгоизм, нацеленный на благополучный исход даже в том случае, когда от личного благополучия могут сгинуть другие".
Верблюдов они убили и ели их мясо, пока оно вконец не иссохло. Еды не осталось, воды не осталось. Почти.
"Цель оправдывает средства, не так ли ты считал некоторое время назад?"
Кто на юг, к зловещим скалам, кто на восток, к зловещей Луне, кто на север, в зловещее Никуда.
"Не я один зашел в шатер. Не я один хотел взять флягу".
Разбежались, забыв друг о друге, забыв о принципах морали и нравственности, о здравом смысле и накопленном опыте, о материалистичном и идеалистичном, вспомнив лишь о том, каким образом необходимо двигать ногами, чтобы не запнуться о веревки и колья, держащие палатки.
"Он был готов поделиться и уйти вместе с тобой. Твой ученик".
Все пытались скрыться, и кто знает, скольких настигли.
"Мой ученик. Я не помню, как его зовут".
До многих добрались, над Сухими Землями до сих пор витают их крики.
"Ты знаешь, что помнишь, но не желаешь вспоминать, Убийца".
***
- Здравствуй, песок! Здравствуй, рак легких! - сказал Алексей Станов, с улыбкой вдыхая раскаленный воздух.
- И причем же здесь рак легких? - Лидия Тинова улыбнулась в ответ.
Караван из семи человек уже третий день шел из Улан-Батора по тропам, известным лишь проводнику Тензину. Академик Юрий Фролов, являющийся ярым защитником природы, запретил использовать в "девственном" уголке мира "ненужные вовсе таратайки". До предмета экспедиции оставалось два гона пути по труднопроходимой местности, но никто не раскисал в преддверии возможных открытий.
- А рак легких, Лидия Михайловна, как песок: вроде и лежит на месте, никого не трогает, а потом - бац! - и буря, да такая, что ни шарфик ваш, ни респиратор...
- Что ж ты какой оптимистичный сегодня, Алексей? - спросил профессор Виктор Синицын.
- А жара, профессор, хоть и зима. Неужто от такого парадокса не радостно на душе? - поглядев на спутников, Алексей продолжил: - Ответ на опережение: от счастья и окрыленности я отошел совсем недавно, поэтому лишь сейчас осознал, где нахожусь.
- Ты бы лучше о деле подумал, лаборант. Что скажешь о той цепи на юго-востоке?
- Профессор... Кряж как кряж, я ж не геолог.
- Внимательней нужно быть, Лешка. Кряж этот - не просто кряж, его называют Хвостом Костей Дракона. Хоть нам и в другую сторону, расположение подобных мест ты должен знать.
- А после Хвоста лежит Копчик Дракона или сразу Грудная Клетка?
- Тебе бы все шутить, - сказал Николай Спиц, обернувшись на Алексея. - А с севера и впрямь буря движется.
Все тут же посмотрели в указанном направлении. Полгоризонта покрывала светло-серая дымка, с каждой минутой увеличиваясь и сгущаясь. Ужасающая туча, несомая ветрами в сторону рисовых полей Китая. Солнце вдруг ушло за единственное на синем небе облако, и сероватый пейзаж потерял последние краски. Ни звука, ни дуновения, только просачивалось потихоньку из недр подсознания чувство, похожее на страх, пробиралось через щель в разум, превращаясь в волнение, испуг, ужас.
- Ни хрена себе, - произнес доктор Сергей Тинов. - Бычара двинул на убой... матадора.
- Спокойно, - сказал академик Фролов, шедший до этого рядом с Тензином, - проводник говорит, что пару раз попадал в такую бурю. Пройдем.
- А как же прогнозы? Обещали "чистое небо, чистый песок" - так же они сказали? - Лидии Михайловной стало явно не по себе, и она потянулась к руке мужа, сидящего в метре от нее на двугорбом верблюде.
- Прогнозы, к сожалению, не всегда исполняются. Сейчас-то вам шарфик и пригодится. А также всем остальным, - академик окинул взглядом компанию. - Сейчас соединимся веревками и двинем в сторону Хвоста. Там укроемся между скал. Помните, главное - движение, иначе сами станем объектами раскопок.
Буря настигла группу на полпути к заветным скалам, била в лицо потоками жгучего песка. Все щурились, пытаясь защитить глаза, и жалели о том, что не купили спецочки в столице Монголии перед выходом.
Не собирал складки на переносице лишь палеонтолог Николай Спиц, с детства носящий очки в толстой оправе. Еще во времена Советов, когда палеонтология не была так развита, как сегодня, Спиц сидел сначала за малочисленными энциклопедиями, затем за работами ученых, к которым он получил доступ, вступив в Советское Палеонтологическое Общество, и изучал строение скелетов древних существ. О Гобийских Драконах он узнал, будучи ребенком, как и многие члены группы. Известные работы Ивана Ефремова и Анатолия Рождественского, изданные в середине двадцатого века, повлияли на интересы некоторых людей, которые в дальнейшем стали ценными для Федерации специалистами. Именно из таких специалистов и состояла Гобийская Группа, собранная для проведения анализа породы и поиска костей палеогеновых млекопитающих в южной части Средней Гоби.
Только Алексей Станов был принят как лаборант и не знал ни географии, ни истории этих мест, хоть и слышал о Драконах, как от некоторых друзей-археологов, так и от Синицина. Алексея и профессора кости мало интересовали, но более подходящих специалистов по раскопкам в песочно-каменистой местности инициаторы экспедиции найти не могли. Синицын знал о Гоби не понаслышке, побывав в девяностых у Полумесячного озера и прочих достопримечательностей, и с тех пор мечтал поучаствовать в раскопках древних городов, которые, как ему казалось, до сих пор покоятся под песками. Эту мечту он через многочисленные беседы передал Алексею, они согласились на поход за костями, чтобы в дальнейшем устроить поход за настоящими тайнами.
Уже долгое время члены группы видели перед собой лишь загривки верблюдов и надеялись на шедшего в авангарде Тензина. Бой с силами природы продолжался до захода Светила и кончился на сольной ноте уходящих красок. Пространство очистилось в последний момент, и проводник не успел сориентироваться. Пришлось остановиться и начать разбивать лагерь в давящей на глазницы тьме.
Всю ночь небо было затянуто, лишь к утру замерцали звезды, и вынырнула у кромки Запада Луна.
***
- Где мой муж? - Лидия уже пять минут, как встала, и ходила между палатками.
Утро выдалось теплым и сухим. Местность оказалась больше каменистая, чем пустынная, на горизонте клыками выступали скалы из слоистого песчаника. Три палатки кренились, удерживаемые вбитыми на разной длине кольями. Только низенькая юрта Тензина стояла нерушимо, словно гора с симметричными склонами.
- Где мой муж? - повторила Лидия, обращаясь к Алексею.
- Не знаю, может по мужским делам отошел?
- По каким мужским делам?! Я уже десять минут тут хожу, его нигде нет!
Остальные члены группы вылезли на крик из палаток и подошли к юрте, где стояли Лидия с Алексеем.
- Что здесь случилось? - спросил академик Фролов, осматривая подопечных.
- Тут муж Лидии куда-то... - Алексей осекся.
- Пропал! Сергей! Сергей! - Лидия снова принялась ходить между палатками, остальная группа - за ней.
Тензин подошел к академику и что-то сказал ему на ухо.
- Алексей, осмотри еще раз палатки. Николай, походите с Тензином вокруг лагеря, может, заметите какие-нибудь следы. А вы, профессор, подойдите ко мне.
Все в нарастающем волнении разошлись. Профессор Синицын достал из нагрудного кармана папиросу с зажигалкой и закурил.
- Виктор, тут такое дело... Проводник сказал, что верблюда нет. Я сам сейчас посчитал: да, только шесть животных.
Синицын дымно выдохнул, посмотрел в сторону Запада, на горизонт, где земля была усыпана мелкими кустиками полыни, и сказал:
- Да, проблема, Юрий. Кому-то надо вернуться. Километра три-четыре на Запад, сколько мы прошли вчера? Долго шли, против ветра. Тензин дорогу знает. С ним кого-нибудь отправьте. Пока не поздно, надо искать. А Лидию нужно успокоить, я с ней поговорю.
***
- На часах было полвторого, когда мы шли по мостовой и любовались переливающимися в Сене отсветами звезд. Город молчал, перед нами вздымалась Башня, именно там он мне и сделал предложение. Помню все, от мускусного аромата роз, в которые я зарылась со счастливой улыбкой, до выражения его лица, немного сомневающегося и в то же время уверенного. Я согласилась без раздумий и попросила его подняться с колен. Над Парижем недавно прошел дождь, и его правое колено оставалось мокрым до утра. Мы, молодые и энергичные, общались без умолку и постоянно смеялись. Помню каждое слово той дивной ночи. На дивное у меня хорошая память.
Лидия сидела в углу палатки, Виктор - у входа. Профессора удивляла стойкость этой женщины. Ни слез, ни всхлипов. Виктору не пришлось успокаивать, Лида сделала это за него, успокоив себя монологом о солнечном прошлом. Синицын знал, что значит потерять человека. Знал и о том, что в такие моменты слова утешения, ободрения и соболезнования, проходят мимо, натыкаясь на шипы отчаяния. Поэтому он молчал, как молчали бы другие девять лет назад, если бы тоже знали.
- Спустя месяц мы стали супругами. Венчание прошло вдали от цивилизации, вдали от знакомых и незнакомых. Были только мы и священник. После церемонии, проведенной в беседке у покрытого ряской озера, священник крикнул: "Сладко!" - и, пока мы целовались, доставал из котомки три бокала и бутылку токайского 1993 года. Он так и не сознался, где ее нашел. Мы долго смеялись.
Сергей шел замыкающим, когда буря накрыла группу. Его верблюд был связан с верблюдом жены. Узел не выдержал, замыкающей стала Лида. При таком урагане крики не слышны. Кто знает, как поступил Сергей, остановился или шел дальше. К моменту затихания бури все выбились из сил, расставили палатки и моментально уснули.
- Сколько раз я слышала, что супруги чувствуют друг друга. Чувствуют опасность. Что в такой момент в груди набухает волнение, что на уровне подсознания возникает понимание некоего несоответствия. Наверное, я чувствовала что-то подобное, но была слишком сонной и уставшей. Помню последнюю мысль перед сном: "Сейчас он поможет поставить остальные палатки и присоединится". Только сейчас я вспомнила, что нашу палатку ставили последней.
***
Тензин и Николай еще не вернулись. Остальные ждали известий. Надежда с каждой минутой уходила глубже и глубже, зарываясь в недрах души. Группа принялась за основательную разбивку лагеря. Алексей с Юрием устанавливали противоветровые стены, а Лидия с профессором выпрямляли палатки, которые в темноте были расставлены неправильно. Затем все вместе поставили навес и соорудили кухню. Лидия поставила над костром чугунный горшок и принялась за варку перловой каши.
- Что за горы на севере? - спросил Алексей у Виктора.
Профессор вгляделся в горизонт.
- Зрение к возрасту совсем село. Опиши.
- Торчат, как груди портовой шлюхи.
Виктор нахмурился:
- И все-таки плохой у тебя юмор, никогда его не понимал. То рак, то шлюхи. Негатив. Да и нахватал половину. Вообще, ты лучше не шути так. Обычно уход в такую профессию сопровождается не самыми позитивными чувствами. Такие шутки звучат осуждающе.
- Ясно.
- Да ну тебя! Половину прослушал, половину проиронизировал. Твоя жизнь, твоя судьба, сам решай. Постоянно своими шутками заставляешь меня выдавать наставнические тирады.
- Да ладно, профессор, я и в самом деле не буду. И что же там за скалы, которые торчат, как...
- Стоп! - Виктор с укоризной посмотрел на Алексея: - Молодняк! Разгильдяй! До сих пор удивляюсь, чего я на тебя время трачу. Не надо быть личностью, которая только в одном направлении идет, шире быть надо, шире. А тебе все археология, раскопки да строения древности. А как же палеонтология? И геология? Шире надо мыслить, чтобы стать настоящим специалистом, лаборант. Узкая направленность сжимает сознание.
- И все же, что там за скалы, похожие на...
- Ты!
Алексей поднял руки в жесте примирения и улыбнулся:
- Да шучу я, шучу.
- Говорю же, шутки у тебя непонятные. Судя по твоему художественному описанию, это Клыки Дракона - передняя часть цепи Драконьих Костей. Помнишь Хвост?
- Помню. И откуда вы только это знаете, не пойму...
Обед уже остыл, когда на Западе показались два наездника. Они еще не подошли к лагерю, но все поняли, что известий нет. Надежда погрузилась в глубины Марианской Впадины и затерялась между невиданными созданиями. Тензин с Николаем привязали верблюдов и принялись за еду, не говоря ни слова.
- Нужно идти обратно, - Николай прислонился спиной к коробкам с сухпайком.
- Нельзя, - ответил академик Фролов, - нельзя вернуться без костей, мы должны взять хоть что-то. Экспедиция "Г-Альфа" - первая в цикле. Первая не должна вернуться с провалом.
- Эта экспедиция, господин Фролов, - сказал Николай, - еще толком не начавшись, приобрела совершенно свойственный ее названию оттенок. Вы все еще хотите копаться в породе, чтобы достать кусок окаменелой кости для отправки в музей, в то время, как муж Лидии Михайловной, дай Бог, сейчас где-то бродит? Хм, нет, я неправ, не для отправки в музей. Нет. Все это для получения колонки в похабной газетенке, где будет написана ваша фамилия, как главнокомандующего с прибабахом. Если бы не верблюды, а машины, господин Фролов, мы бы не сидели сейчас с тарелками холодной каши, смотря друг на друга исподлобья, и не обсуждали бы пропажу члена группы.
- Да, возможно, я был не прав. Но каждый из нас столько времени готовился к этой экспедиции. Будет крайне глупо уходить обратно без...
- Скальпа. Я вас понимаю. Нам нужен трофей, которым мы сможем размахивать перед лицами озлобившихся на нас неудачников, которых не приняли в первую группу. Череп на палочке, тазобедренная кость на колышке. Не будь так грустно, было бы смешно. Я вижу, вы не прочь сказать что-то вроде: "Николай, вы же палеонтолог с ТАКИМ стажем, как же ВЫ допускаете мысль о том, что нам необходимо возвращаться?" Да, я палеонтолог, и да, стаж у меня немалый. Но я никогда не пойду даже за тысячей динозавровых костей, если на пути лежит горстка костей человеческих.
Группа сидела под навесом и вслушивалась в перекличку песчинок, вздымающихся в воздух за стенами лагеря. Профессор закурил и отошел в сторону, чтобы не мешать дымом другим. Дилемма решалась каждым, но последнее слово оставалось за академиком. Виктор был знаком с Юрием еще с университета. Всегда решительный, не знающий сомнений Юрий выглядел сейчас как боящийся высоты человек, от неимения вариантов устроившийся на работу стекольщиком. Виктор не знал, что выберет академик, но уже размышлял о том, как избежать разделения.
Скрипучие мелодии нарушил Алексей:
- А что было навьючено на верблюда Сергея?
Все переглянулись, вышли из-под навеса и осмотрели лагерь. Николай принялся перечислять:
- Еда - раз; палатки - два; гипс и прочие принадлежности - три, четыре; контейнеры для находок - пять; стены и одна треть воды - шесть.
Все замолчали и переглянулись.
- Две трети воды было у Сергея. Как мы могли забыть?!
Монголец выругался.
- Тензин говорит, - перевел академик, - что нам настал полный зыбучий песок.
- У каждого было по бурдюку, - сказал профессор: - Николай, Тензин, у вас осталась вода?
- По половине у каждого.
- От того запаса воды, что у нас был, осталась только треть, - продолжил профессор.
- Треть от трети и пять полных бурдюков, - произнес академик.
- Нет, - сказала Лидия, - не полных бурдюков, из своих мы тоже пили.
- Мало воды, как в мочевом пузыре у дракона, - поставил точку Алексей.
Люди стояли под Солнцем, с волнением в глазах смотрели друг на друга и осознавали, что нутра их, как жерла огнедышащих вулканов, пересыхают и возгораются.
***
- Верблюды! Что с верблюдами! - крикнул Николай, и все выбежали к привязи.
Утро окрасило пустыню в бежевые тона и вытянуло тени к Западу. Академик решил, что нужно заночевать и выходить обратно на следующий день. Несмотря на волнение и страх, многие спали крепко. Дневная жара сделала свое дело. Каждый пытался потреблять как можно меньше воды, и это высасывало силы. Только в недостатке понимается ценность.
- Бля... - протянул Юрий, голос его дрожал и скрипел в унисон с ветром.
Тензин и профессор, люди окаменелого, как кости древних гигантов, характера, подошли к шестерым, уткнувшимся в песок, трупам животных. Оба принялись руками раскапывать головы.
- Что-то острое вошло под челюсть и врезалось в мозг.
Кровь впиталась в песок и засохла бирюзовой массой.
- И так у каждого.
Юрия вырвало. Лидия скрылась в палатке, держась за сердце. Тензин вытащил из-за пояса клинок и приставил к горлу верблюда.
- Да, - сказал профессор, - похоже на ножевое.
Сердца застыли в ужасе, устремились на поверхность из глубин неведомые создания. Страх и непонимание, испуг и холодящее озарение.
- У кого есть ножи? - профессор сглотнул слюну и потянулся за сигаретой.
- У всех, - ответил Алексей.
- Так, а Юрий, ты... - повернулся к академику профессор.
Юрий лежал на песке, головой в зловонной луже каши и сухпайка. Алексей с Николаем подбежали к академику и потащили его в тень под навесом.
- Аптечка есть? - спросил профессор.
- Нет, - ответил Николай, - Сергей тащил не только воду.
***
- Да что же с ней не так!
Николай уже час пытался настроить аппаратуру связи.
- Она видит частоты, но ничего не отправляет!
- Коль, отдохни, - сказал профессор, - может, ты от волнения что-то не так делаешь.
Николай взял стоящий неподалеку контейнер для костей и со злостью бросил в сторону привязи, от которой до сих пор отходили веревки к проткнутым шеям верблюдов, спокойно сидящих на ороговевших коленях.
- Да чтоб сдох тот, кто это натворил! Сука! Кто это сделал?!
- Успокойся, паника никогда не шла на пользу. Нужно просто быть вместе. Мы во всем разберемся. Давай сейчас немного попьем, отдохнем, и ты попробуешь снова.
***
- У него очень сильный жар.
Лидия прикладывала ко лбу Юрия промоченную в питьевой воде тряпку. Жизнь рядом с мужем-доктором научила и геолога не теряться при виде чужой болезни.
- Он в сознании? - профессор присел у входа в палатку.
- Нет, бредит. Вы знаете, у него кольцо на руке.
- Знаю.
- Он иногда повторяет несколько имен...
- У него четыре ребенка.
Лида поднесла ко рту Юрия тряпку и выдавила немного воды.
- Он поправится? - спросил профессор.
- Я не доктор, - Лидия оглянулась на Виктора, - но я видела людей в таком состоянии. Здесь нужна серьезная помощь, а не вымоченная тряпка. Необходимо много воды. И лекарства. Ни того, ни другого у нас нет. Если нас не найдут...
- Мы справимся, Лидия Михайловна. Дайте знать, если ему станет лучше.
Профессор прикрыл полог палатки и подошел к сидящим неподалеку мужчинам.
- Он в тяжелом состоянии. Мы не можем выйти сейчас и тащить его на себе. Если он придет в порядок раньше, чем нас найдут, тогда выдвинемся.
- Помню, фильм такой смотрел, - произнес Алексей, - там люди оставили больного, чтобы спастись самим. Хороший фильм был, жуткий.
- Тут Гегель не поможет, Алексей. Пока что не дошли мы до той стадии, когда жизни бездумно жертвуются. Надеюсь, не дойдем. Я видел, как накопленные веками нормы нравственности теряются в критических ситуациях, и не хочу видеть этого снова.
Тензин начал что-то говорить. Только академик знал монгольский на высоком уровне. Николай неуверенно произнес:
- Я запомнил мало из монгольского, но слово "колодец" почему-то хорошо отпечаталось в памяти. Тензин раза три это повторил.
Проводник указал в сторону Клыков Дракона и произнес их название.
- Возможно, он хочет сказать, что у тех гор находится колодец.
- Если это так, - сказал Виктор, - то мы выберемся.
***
Светило уходило за ойкумену мира, и злорадно окрашивало его в багровые тона. Песок и камни возвращали небу тепло, готовясь к ночной спячке. С новой силой завыли ветра, врезаясь в стены лагеря, за которыми молча сидели угрюмые люди и с тоской смотрели на вздымающиеся к морю крови оранжевые искры.
- Настало время, друзья, - профессор затянулся последней папиросой, - выяснить, что же произошло сегодня утром. Каждый раскроет свои мысли, откровенно поведает другим о том, что гнетет его сердце, и что гложет изнутри. К сожалению, Юрий не может принять участия в разговоре. Но ничего. По кругу не будем, здесь не сборище умалишенных. Мы свободны и вольны, только высказаться должен каждый. Есть желающий начать?
Пламя хрустело и извивалось в такт голосу ветров. Никто не шелохнулся, но все душевно сжались в стальные комки.
- Теперь, ребята, каждый за себя? - Николай снял очки, и они повисли на шнурке, - Весь день прошел в ожидании какой-то дряни, которая только и ждет, как бы неожиданно упасть нам на головы и перемазать в дерьме. Я только читал о паранойе, смотрел о ней фильмы, но никогда не ощущал этот бред на собственной шкуре. Руки начинают трястись и сердце бешено колотиться, когда понимаешь, что перерезавший глотки верблюдам в любой момент может перерезать глотку и тебе, и другим. Эта ситуация выворачивает душу, и как бы я ни хотел не показывать слабины, у меня это не получается. Я перегорел, господа, и признаю это. Весь день я провозился у радио, пытаясь настроиться на нужную волну. С каждой минутой повышалось сожаление о том, что я не ходил в кружок радиолюбителей в детстве, что я вцепился в эту экспедицию, как в член на пике оргазма, что стал сраным палеонтологом, а не космонавтом или летчиком. Вот он, перигей кривой жизни. Я закопался по уши в страх неведомого и ожидаю только одного, когда придет полный Дарвин и заставит каждого участвовать в естественном отборе.
Николай замолчал и закрыл глаза. Стальной комок расплавился. Пламя искрилось, освещая хмурые лица.
- Однажды мы с Сергеем полетели в Неаполь, - в глазах Лидии не отражались искры, - и решили посетить cose da fare - достопримечательности. Мы зашли в Antica Pizzeria Port Alba, заказали "Маргариту". Там люди запросто могут сесть к вам за стол и завести беседу. Мы называли это явление Grande Famiglia Italiana - Большой Итальянской Семьей. Молодой человек оказался актером teatro di San Carlo, он подошел к нам потому, что сильно волновался перед выступлением и искал людей, способных морально ему помочь. До нас все отказывались его поддержать. Что говорить, в Большой Семье каждый решает свои проблемы самостоятельно. Я не хотела в театр, но Сергей взял меня за руку и повел. Билеты были дорогие, но красивые, и я тогда подумала, что один только билет окупает всю стоимость. Зал блистал красно-золотым, таких огромных я не видела. Началась пьеса. Легкий итальянский никак не соотносился со сложностью сюжета. Я мало что поняла, но Сергей в последующем разговоре с тем молодым человеком разобрал всю многослойность, дошел до сути. Начав с пьесы, он перешел к жизни актера и помог тому преодолеть барьеры. Он всегда умел находить нитку, держащую узел жизни. Я никогда не могла признаться себе в том, что является причиной выбора геологии как такой нитки. Сергей знал, поэтому и не трогал ее. В отчаянии перед его умением видеть жизненные слои до основы, я взялась за возможность видеть многослойность в материальных породах. Неправильно. Все неправильно.
Жуткие вопли ветров летали по лагерю, заполняя пустоты душ стенающими страхами. Профессор хотел закурить.
- Сигареты кончились, - сказал Алексей. - Мне одному кажется, что кульминация где-то рядом?
***
- От жара не умирают.
- Умирают, Алексей.
Группа стояла перед палаткой, в которой лежало тело Юрия Фролова.
- У нас есть лопаты, - сказал Николай.
- Тогда за дело, - ответил профессор.
Виктор с Тензином принялись раскапывать могилу за пределами лагеря. Песок поддавался легко, казалось, что он сам в нетерпении расступается перед долгожданным поглощением чьей-то судьбы.
Виктор соорудил крест из принесенных бурей веток саксаула и, закрепив его камнями, вкопал в песок.
- Юрий был счастливым человеком, - сказал он. - Его жизнь освещали дети. И бывшая жена. К сожалению, последние дни Юрия были омрачены разводом. Но он продолжал носить кольцо. Продолжал, и одна только эта деталь указывала на поражающую любовь к ближним. И не только. Хм. Прости, Юрий, но как бы я ни старался, право на последнее слово останется за этим ветром.
Виктор в последний раз посмотрел на золотое кольцо, прикрепленное к кресту, и направился к лагерю под шелест песчаных порывов. Другие пошли следом.
Никто не проронил ни слова. Никто не говорил с раннего утра, с того момента, как проснувшиеся обнаружили пропажу жизни. И пропажу еды.
***
- Из еды у нас остались две пачки сухпайка, ребята, - обратился Николай к молчаливым товарищам, смотря в облака. - По поводу...
- По поводу, Коль, - перебил профессор, - мыслить не будем. Будем действовать по плану.
- План?
- У нас кончается вода, - профессор взял в руки нож, - и есть возможность напиться.
Виктор подошел к привязи, наклонился над ближайшим верблюдом и, вспоров горб, подставил под разрезом емкость для образцов породы.
- Сольем питательные жиры.
Поток слизистой жидкости остановился, и профессор отложил емкость в сторону.
- От жажды не помрем, это хорошо, - сказал Алексей, с интересом глядя за процессом.
- Бурдюки еще не пусты, но нужно позаботиться заранее. А насчет еды - есть мясо.
Виктор принялся срезать с верблюда куски плоти. Лида поморщилась:
- Они же мертвы, вот уже сколько времени...
- Думаю, ничего с мясом пока не случилось.
Профессор поднялся, держа в руках несколько обескровленных кусков.
- Надеюсь, не отравимся. Один бурдюк с водой и сухпай оставим напоследок. А пока будем потреблять жир с мясом.
- Верблюжатинка! - Алексей потирал руки. - Такое я люблю!
***
- Верблюжатина сраная! Ненавижу! - Алексей втоптал жареный кусок в землю.
- Успокойся, достал жужжать над ухом, - сказал Николай. - Уже плешь проел своими выходками. Ни куска больше сегодня не получишь.
- Ну, урод! Я что, псина подзаборная?! "Ни куска не получишь"! Да нахрен мне ваш смердящий серной кислотой кусок дерьма! И жир свой сами хлебайте! Еще раздают так бережно, будто это глоток ароматного чая в китайской чашечке!
- Успокойся, Алексей, - сказал профессор, выйдя из палатки.
- Черта с два, уроды.
- Насчет воды, мы так и не проверили те скалы.
- Которые торчат, как...
- Тензин, подойди!
***
Солнце пекло, поглядывая с зенита на двух людей, несущих ведро и веревку к острым скалам.
Алексею казалось, будто плавится под волосами кожа и стекает маслом по лбу. Хотелось воды, один глоток, одну каплю. Не тот жир, что оседает тошнотворным комком в горле. Он провел языком по соленым губам и посмотрел на бурдюк, мерно покачивающийся за спиной проводника.
- И почему я сразу все выпил?
Тензин шел первым, и ему пришлось оглянуться. На смуглом лице отразился вопрос.
- Хватит глухаря имитировать, все ты понимаешь.
Проводник нахмурился, пожал плечами и снова повернулся к скалам.
- Клыки Дракона. Интересно, сколько ж на них слоев кариеса наросло за столько лет.
Тензин что-то тихо произнес.
- Сам молчи. Я размышляю. Мне нравится вслух. Все равно с тобой не повеселишься, узкоглазый.
Ни слова.
- А я с твоей мамой, желторотик, вчера всю ночь...
Проводник повернулся и что-то выкрикнул, нахмурившись.
- Зловеще, желтый... Уважаю.
Над ними уже нависали Клыки. Монголец что-то раздраженно проговорил, указывая то на скалы, то на землю.
- Мы уже подосли, - сымитировал Алексей интонации проводника, - спасения под носом валяеся, а ты все возникай да обзывайся, карыса лабораторный!
Тензин сплюнул в песок.
- Говорю же, все ты понимаешь, китаеза. Дай попить, - Алексей протянул руку.
Монголец еще раз сплюнул, отвернулся и направился в ущелье.
- Монголоид! Я же тебе сказал, дай попить!
Тензин не обернулся. Алексей подошел к проводнику и взялся за его плечо. Монголец удивленно повернулся и попытался оттолкнуть приставшего иноземца. Алексей ударил его в лицо и, взявшись за бурдюк, рывком порвал лямку. Проводник упал на колени, прикрыл рукой сломанный нос и застонал.
- Не все так просто, урод.
Алексей, вспомнив армейские курсы, перевел опору на одну из ног и пяткой ударил проводника в висок. Тензин упал на плечо и безмолвно начал погружаться в песок. Сначала голова, укутанная в кусок светлой ткани, затем торс и ноги. Долго не могла скрыться в земле смуглая ладонь, перед погружением вдруг напрягшаяся и начавшая бешено жестикулировать.
Алексей открыл бурдюк, с наслаждением принялся пить воду, сладкую и освежающую, как молодое вино. Солнце пересекло зенит и отправилось к западной границе пустыни. Когда бурдюк опустел, Алексей, поморщившись, отбросил его в сторону.
- Ненавижу жару, мать ее, - он сплюнул на то место, где недавно торчала двигающаяся рука, и, щурясь, направился обратно.
Солнце уходило за горизонт, когда Алексей незаметно вернулся в лагерь, взял из своего рюкзака любимую штыковую лопатку и направился к месту захоронения академика Фролова.
- Копай, лопатка, копай.
Руки и мысли тянулись к тому, что лежит под землей.
- Ломай, лопатка, ломай.
Алексей отрубил у трупа левую кисть.
- До чего умилительное действо.
Он снял кольцо с креста и надел его на безымянный палец побелевшей кисти Юрия.
- Вот так оно лучше смотрится.
Алексей сунул кисть с кольцом в большой карман и подошел к затухающему костру в спящем лагере.
- ТРЕВОГА!!!
Из палаток выбежали оставшиеся члены группы. Николай принялся надевать сапоги.
- Кульминация, господа, - тень Алексея зловеще тянулась к трем людям.
Николай застыл с одним сапогом на ноге.
- А, это ты, Лех, - Николай направился к костру, - я не хотел тогда тебя обижать, извини, пожа...
- Бегите.
Алексей достал из-за спины окровавленную лопатку. Люди поняли, что лопатка была окровавленной. Они осознали, что нужно бежать.
Николай среагировал первым и, смешно ковыляя в одном ботинке, ринулся к выходу из лагеря. Лопатка его настигла, перерубив шейные позвонки.
- Страйк! - Алексей был рад тому, что научился в армии метать заостренные предметы.
Он подошел к трясущемуся на земле палеонтологу и поднял инструмент. Лида нашлась за палаткой, съежившаяся, будто уменьшившаяся от страха до размеров шуганной крысы. Лопатка застряла в ключице. Алексей оставил ее.
- Профессор? Где же вы?
Он знал, где сейчас профессор.
- Знаете, - сказал Алексей, поднимая полог, - я в первый раз зашел в монгольскую юрту. Красиво, удобно, азиат наш был человеком чистоплотным, судя по стопочкам одежды и... тапочкам? Ха, ну не настолько же!