Орден на знамени
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Магнитогорским комсомольцам 60-х годов посвящается
|
ОРДЕН НА ЗНАМЕНИ
Магнитогорским комсомольцам
60-х годов посвящается
Рождение будущего
Время многолико: есть время юности и время отцовства, время младенцев и время старцев. У каждого времени свои признаки, основы, своя энергия.
Если говорить о молодости ХХ века — то это гимн демократической молодёжи мира. Социальная активность молодёжи будоражила земной шар по всем направлениям.
В нашей стране демократическую активность молодёжи осуществлял комсомол — Коммунистический Союз Молодёжи.
Магнитогорск — дитя ХХ века и комсомольские традиции для молодых жителей города были основополагающими. Более того, даже флагманскими. Начиная со строительства и пуска домны-комсомолки в 1933 году, комсомольский актив Магнитки демонстрировал своё единство и мировую отзывчивость, заботу о детях и спортсменах, учащихся и трудящихся, богатство души и природную энергию.
Книга Станислава Уваровского — очень живой свидетель многообразия комсомольской жизни. Автор не обошёл молчанием и драматические проблемы этой деятельности.
Будем надеяться, что положительный опыт Магнитогорского комсомола пригодится в рождении нашего нового будущего.
Член Союза писателей России,
поэт Римма Дышаленкова
1. Время выбрало нас
В истории каждого народа и города есть события, которые не забываются с годами. В октябре 2003 года исполняется 85 лет комсомолу, сорокалетие создания Левобережного и Правобережного райкомов комсомола нашего города и 35 лет со дня награждения комсомольской организации Магнитки былой самой почетной высшей наградой Родины — Орденом Ленина. Для ветеранов это непростые даты. С ними связана романтичная юность ? незабываемая комсомольская молодость. Хочется верить, что эти даты будут замечены и молодыми, ибо это и их история, и их слава, коль живут они и здравствуют в нашей легендарной комсомольской Магнитке.
Им — молодым, да и нам — ветеранам комсомола необходима эта память о былом, о хороших людях, во все времена живших и живущих в России, в России, которая особенно сейчас в наше переломное время стремится к согласию и единству.
И самое время вспомнить о нашем еще не забытом славном прошлом, о романтиках-шестидесятниках, для которых слово Родина всегда стояло на первом месте. Что бы ни происходило в нашей жизни, какие бы витиеватые исторические повороты не совершала наша страна, главным и незыблемым ее памятником будут люди, трудами которых произрастало легендарное прошлое и воспитывается будущее нашего отечества.
«Будущее отечества» — так именуется Всесоюзный общественный благотворительный фонд имени Виктора Петровича Поляничко — целую пятилетку возглавлявшего нашу Челябинскую областную комсомольскую организацию. Работой фонда вот уже десять лет руководит бывший первый секретарь Центрального комитета комсомола, наш земляк Евгений Михайлович Тяжельников. Областное отделение фонда возглавляет бывший первый секретарь Челябинского обкома комсомола, магнитогорец Юрий Михайлович Александрович, а в Магнитке — председателем Совета южного отделения фонда плодотворно и самоотверженно работает бывший комсорг доменного цеха ММК, секретарь комитета комсомола ММК, член ЦК ВЛКСМ Виктор Александрович Смеющев.
Прошло десятилетие с того трагического дня, 1 августа 1993 года, когда в ранге вице-премьера правительства России, на посту главы временной администрации в зоне чрезвычайного положения в Северной Осетии и Ингушетии террористы в упор расстреляли этого неуемного, светлого и честного человека Виктора Петровича Поляничко, чье имя носит сегодня наш фонд, Магнитогорская школа №10, школа и улица в Гае и Оренбурге.
Не успел Виктор Петрович написать книгу о комсомоле, о чем мечтал долгие годы — его кипучая страстная жизнь не оставила времени на это. А он мечтал создать книгу о комсомоле, защитить его от несправедливых и злых нападок. «Чтобы защитить комсомол, надо о нем говорить, рассказать, как это было на самом деле. Будет позором, если наши дети и внуки не будут знать, кто мы такие», — писал Виктор Петрович. «Необходимо создать книгу о комсомоле, но не завидовать преданности делу, за которое уже никто и никогда не сможет тебя отблагодарить, отблагодарить за это «посмертное» внимание к былому», — напутствовал он своих товарищей незадолго до последнего смертного часа.
Виктору Петровичу было о чем рассказать людям.
«... Попав в 1959 году в «номенклатурную обойму», он прошел за полтора десятка лет по комсомольской и партийной служебной лестнице от комсорга военной школы до заведующего сектором отдела пропаганды ЦК КПСС. И вдруг Афганистан, а потом еще и должность второго секретаря ЦК КП Азербайджана, Нагорный Карабах, постоянная угроза для жизни», — пишет в книге «Это наша с тобой биография» А. Глушков.
В этой книге приводятся воспоминания Виктора Петровича: «Четверть века назад я начал работать в Челябинском обкоме комсомола. Теперь могу сказать, что это были лучшие мои годы. Годы становления среди настоящих тружеников, добрых и верных товарищей.
Наш комсомол мы хотели сделать организацией действия. На первое место ставили интересы юношества. Работали без оглядки, честно и открыто». И там же: «Процесс надо видеть в человеческом единении, братстве, любви, доброте, в сближении с природой. Люди в древности не любили много говорить, считали позором для себя не поспеть за собственными словами. А мы проболтали достигнутое отцами и дедами, проболтали Россию», (май 1993 года).
Но о чем это так страстно говорит Виктор Петрович? О себе, о комсомоле?! Кто эти «мы»?
В 2000 году вышла в свет тиражом в пять тысяч экземпляров захватывающая своей неподкупной правдой книга, изданная Уральским межрегиональным отделением Академии Российских Энциклопедий и фондом «Будущее России» имени В. П. Поляничко под редакцией приемника Виктора Петровича на посту первого секретаря Челябинского обкома комсомола Юрия Михайловича Александровича «Это наша с тобой биография"... с очень точным подзаголовком «Комсомол южного Урала и Виктор Поляничко».
Конечно же, говорить о нашем Челябинском и Магнитогорском комсомоле и не отдать должное подвижнической работе в нем Виктора Петровича, было бы кощунственным.
Статьи многочисленных авторов этой энциклопедии о деятельности комсомола шестидесятых и Викторе Петровиче Поляничко рассказывают многое и многое в жизни России, партии и комсомола, о непростых трудах Виктора Петровича как государственного деятеля, гражданина-патриота России.
В главе «Номенклатурная упряжь» Иван Уханов рассказывает: «В 1984 году В. П. Поляничко выезжал с парткомиссией в Грузию. Целый месяц работала комиссия, собрали уникальный материал.
В справке комиссии ЦК КПСС по Грузии я читал о вопиющих фактах коррупции и протекционизма, о моральном разложении партийных и правоохранительных органов, о деформации социалистических отношений, о том, что посты и должности в Грузии раздают за деньги — установлены даже определенные тарифы, во многих городах и весях создаются теневые и мафиозные структуры, банды организованной преступности... Партийное руководство республики бездействует, либо делит с подпольными бизнесменами наворованное. Южная республика не обеспечивает себя фруктами и овощами... Мешками идут в центр жалобы трудящихся на партийных и хозяйственных руководителей, однако бюро ЦК компартии Грузии и пресса замалчивают острые проблемы...
А Виктор Петрович вынужден в четвертый раз переделывать проект постановления ЦК КПСС, как требует этого шеф, вынужден маскировать эти жуткие безобразия, выхолащивать из документа проверки неопровержимые факты, тогда, когда в Грузии, похоже, и советской власти-то уже не осталось».
В сердцах Виктор Петрович обронил:
— В том-то и дело! Ведь этот последний вариант проекта настолько безлик, соткан из общих слов и обтекаемых формулировок, что его можно адресовать любой республике.
Вы только представьте на минуту, как тяжело и скверно на душе честного человека, вынужденного поступаться правдой в делах большущей государственной важности.
— Или взять пьянство. Такого разгула пьянства никогда у нас не было.
— Да, кто-то крепко спаивает народ, — хмуро подтверждает Виктор Петрович.
— А разве партийному генералитету не известно, кто спаивает и с какой целью?
Журнал «Молодая гвардия» опубликовал мощную статью ленинградского академика, известного хирурга Федора Ушакова. Параллельно он направил к вам в ЦК документы, в которых аргументировано доказывает, что если в ближайшие 15-20 лет не прекратить массированное спаивание народа, то он вымрет, самоуничтожится. И никакой атомной войны, никаких усилий выдающихся борцов за мир и не понадобится. И опять, заметьте, та же картина абсурда: с пьянством борются простые граждане, неравнодушные люди, женщины-патриоты. А главная руководящая сила общества — всемогущий ЦК — опять в стороне.
Мне в ту пору казалось, что Поляничко все чаще оказывается в ситуации, когда он не может, бессилен быть самим собой. Бронированная система партноменклатуры ревностно стерегла элитные кресла, не допуская к ним молодых. К рычагам государственной власти были приставлены клерки, в большинстве своем стремящиеся служить не Отечеству, а лишь породившей их Системе. Вся мудрость и авторитет следующих один за другим «выдающихся генсеков-ленинцев» держались не на их личных способностях, а на могуществе Системы, сооруженной на согбенной спине ограбляемого народа гигантской страны.
И хотя Поляничко формально тоже был работником этой Системы, но по причине своей врожденной порядочности с большим трудом вписывался в нее. Патриоты России могли попасть на «Старую Площадь» лишь в редчайших случаях. Там грудились в основном те интернационалисты, для которых проблемы России решались лишь в контексте ее донорства — кому и какую помощь она оказала и оказывает. Иного взгляда на Россию и русский народ у пенсионеров — ленинцев, членов Политбюро, не имелось», — добавляет к этому А. Г. Залепухин, — видный партийный руководитель Оренбуржья, работавший ранее с В. П. Поляничко: «Всякая новизна пугала старый, а вернее сказать, старческий аппарат ЦК партии. Нередко Виктору Петровичу приходилось наступать на горло своей собственной песни, гасить свои же инициативы».
В своем интервью газете «Челябинский рабочий», озаглавленной «Биографию не перепишешь» в 1990 году В. П. Поляничко, вспоминая работу вторым секретарем ЦК КП Азербайджана, пишет: «Обстановка в республике была сложная. А ввод войск в Баку в ночь с 19 на 20 января 1990 года стал настоящей трагедией, позором и унижением. Руководству республики ничего не было известно об этой зловещей акции. Передвижение войск военные объясняли нам как подготовку к возможному введению комендантского часа.
Все эти дни и ночи я находился в опустевшем ЦК, не покидая свой пост, делал, что мог.
(Введение чрезвычайного положения, как известно, было осуществлено по указу Горбачева, тогдашнего Председателя Верховного Совета СССР). Как ни странно, все это происходило после Тбилисской трагедии, после того, как на Съезде народных депутатов СССР мы проголосовали против вмешательства армии в подобные ситуации, когда была дана соответствующая оценка подобным действиям. Бакинская трагедия — это, быть может, самое черное пятно в перестройке.
Мы тогда, в те же сутки, настояли на том, чтобы войска были срочно выведены из города. Но уже свершилось страшное, погибло более 100 человек».
Достоверно известно, что прямые нелицеприятные телефонные разговоры вел Виктор Петрович с Горбачевым еще в 1988 году из Нагорного Карабаха, считая, что Центру не нужно было вмешиваться в разборки между Азербайджанской и Армянской общинами Карабаха, в этот межнациональный конфликт — узел, стянутый недобросовестными руками.
И вновь, в январе 90-го года он требует от Горбачева вывести войска из Баку.
Несложно предположить, как относился Горбачев к этим постоянным требованиям Поляничко, к нему лично.
«Из бывшего ЦК КПСС мне не раз звонили и говорили: «Зачем ты ввязываешься в конфликты, зачем ты это берешь на себя? вспоминает В. П. Поляничко в своей «биографии». — Отойди от всего этого».
С позиций аппаратного выживания, аппаратного долголетия, может быть, это верный совет. Но я не мог жить на обочине. Я всегда жил заботами этих народов, отстаивал и защищал их интересы. Со своими товарищами старался быстрее решить конфликтные ситуации. Но кому-то очень нужно, чтобы костер вражды не угасал, а, наоборот, разгорался...
...Я многие годы отдал партии. Что можно сказать о КПСС? Падение и поражение партии началось давно. В руководстве не оказалось мощных личностей. Партия не стала генератором идей перестройки, ее гарантом. Партийные комитеты ушли от народа. Все сводилось к властным функциям, и только. Теория была сведена к догматам, и даже тогда, когда пошли демократические процессы, нас «наказали» самостоятельностью, которой мы не могли пользоваться.
Мы совершенно не использовали опыт самой перестройки. Мы не занимались методикой, не обобщали все новое и ценное и, таким образом, обрекали себя на старое, на отжившее, неадекватное времени.
Советы так и не вышли на политическую арену, реформирование партии не состоялось. Она не превратилась в общенациональную демократическую силу. Партийное товарищество было подменено лицемерием, обманом, пошлостью, двуличием.
Но сегодня речь надо вести о другом: что делать в нынешней ситуации? Я убежден: надо дать людям возможность работать в охотку, всласть, на себя. Это и есть гарантия свободного рынка.
Мы переборщили с коллективизмом. Пора перестать думать за человека, решать за него, надо уважать мнение каждого, советоваться с людьми.
Надо вернуть во все поры нашего общества патриотизм... Заработать для лучшей жизни мы должны сами, не надеясь на доброхотов из-за океана. Все это простые истины. Но, следуя именно им, мы выйдем из кризиса.
Этой надеждой надо жить. Уральцы всегда остаются уральцами. Они являются и будут надежной опорой демократии, верю в это».
Перед своей последней командировкой во Владикавказ Виктор Петрович встретился с Михаилом Федоровичем Ненашевым — бывшим секретарем Магнитогорского горкома КПСС, секретарем обкома партии, союзным Министром печати.
Михаил Федорович категорически высказался против его отъезда: стоит ли служить тем, кто донельзя разрушил собственную страну? На что Виктор Петрович ответил: «Я иду служить не Черномырдину и не Ельцину, а России, ее многострадальному народу, который попал в страшную беду. Я верю, что можно остановить братоубийственную бойню.
...Да могут и убить. А может и не убьют.
... Меня убеждают, что наша история — дерьмо, что дружба народов — сплошное коварство и зло, а кровные междоусобицы и войны — это-де вольный дух демократии и утверждение суверенитетов... Отсиживаться в этой смрадной московской барахолке, когда повсюду льется кровь невинных людей, выжидать, когда Бог нас рассудит — нет уж, извините, это выше моих сил...».
«До него двадцать должностных правительственных лиц от такого назначения напрочь отказались — слишком опасно для жизни. Поляничко согласился, — пишет И. Уханов в статье «Убит по заказу». — Столько в нем было жизни, светоносной силы миротворца, молодости духа, что Судьба и Бог, думалось мне, обязаны были бы быть к нему, живущему для людей, их блага и счастья, более щадящими. Но, увы...
Хотя, возможно, Бог как раз и проявил к Виктору Петровичу благосклонность, избавив от мучительных душевных мук, какие испытывает каждый честный гражданин нашего варварски разрушаемого Отечества».
В своем открытом письме известному публицисту Генриху Боровику В. П. Поляничко писал: «Судить надо распоясавшихся подлецов за издевательства над народами. А они «ходят в героях» и даже депутатах, учат, как надо жить. А как они живут сами, спустившись с высоких трибун? Стыдно говорить об этом.
Почему они рвутся сегодня к выборам. Потому что выборы — это власть. А власть — это кадры, поставленные этими мошенниками, чтобы опять грабить людей труда. Это и спасительная возможность, прикрываясь депутатским мандатом, продолжать творить неправое».
«Подкупив, а частью развратив центральный аппарат, генсек Горбачев не только отстранил партию от реальных дел, от ответственности за конкретные задачи, но и сделал ее «козлом отпущения», виновником всех прошлых и текущих бед и грехов, тормозом на пути преобразования», — пишет в главе «Предательство» своей книги воспоминаний о В. П. Поляничко И. Уханов. — Здравые голоса о том, что КПСС — не столько политическая, сколько государственная структура, которую следует реформировать, а не уничтожать, тонули в пропагандистском реве и гвалте атакующей контрреволюции. Потворствуя ей, Горбачев продолжал возглавлять партию лично, словно опасаясь, что кто-нибудь помешает ему наверняка привести ее к могиле».
Здесь же Иван Уханов приводит одну из последних бесед с В. П. Поляничко:
— На душе было муторно от бессилия что-либо изменить в жизни страны, которую неотвратимо толкали к катастрофе. Однажды вечером позвонил Виктору Петровичу, по делам прилетевшего на два дня в Москву. Услышал его голос, приготовился принять упреки за то, что не сдюжил, сдал партком...
— Иного и не могло быть, — грустновато сказал Поляничко.
— Партия стала жертвой собственной лени. (Имею в виду ее руководство.) Десятилетия оно опиралось на закостенелые догмы, не развивая их. Жеваной пищей питалось, потому и зубы потеряло. И при отсутствии соперника самоустранилось, одряхлело.
Всякое, даже очень верное учение нужно развивать, а не экспериментировать слепо. И тем более — искажать и деформировать. А ведь этим сейчас только и занимается высший эшелон власти.
— А где же партия? Где те восемнадцать миллионов, которые, как нам всегда внушали, есть ум, совесть народа? Где партия? В кармане у президента?
— В этом, пожалуй, главное нарушение ленинских норм партийной жизни — драконовское единоначалие, диктат генсеков. Провозглашали демократический централизм, а сами ревностно оберегали авторитет партийных вожаков, оправдывая их всевластие.
— И перекормили, заласкали! Из «служб народа» они постепенно превратились в спесивых волюнтаристов. Не миллионы членов партии, не заводские «первички» теперь решают, а первые лица в партаппарате. Все теперь стало зависеть от них, — говорил я, зная, что многие инициативы Виктора Петровича либо отталкивались в аппарате ЦК, либо осуждались.
В конце концов, Поляничко, на мой взгляд, оказался там «не ко двору», и им начали затыкать «горячие точки». Некоторые же газетчики и теперь еще, когда заходит речь о Поляничко, продолжают утверждать, что он был партийным боссом, апологетом тоталитаризма, представителем «ЦКовской» элиты. Какая чушь!
Тот наш телефонный разговор Поляничко закончил так:
— И не переживай, что сдал партком. Как потушить гигантский пожар, если вышестоящие партийные чиновники поливают пламя бензином? Сейчас главное — не дать мерзавцам под предлогом борьбы с КПСС Россию растоптать!».
20 марта 1990 года на пленуме Союза писателей России Иван Уханов бросил Горбачеву: «Вы призываете народ идти прямо и делать так, а большинство средств массовой информации тянут его влево и велят делать совсем другое. Вы много говорите о партии, об экономике, но согласитесь, теперь уже мало хорошо говорить, теперь надо быть господином каждого слова, иначе люди просто не будут слушать вас, если вы даже соберете в свои руки все посты, которые имеются в нашей стране».
А в Азербайджане, где полыхала гражданская война, Виктор Поляничко и его соратники исправляли донельзя трагическую и коварную «ошибку» генсека Горбачева, добившись вывода танков «оккупантов» из Баку, посланных им туда в январе 1990 года. Чуть позднее в интервью журналистам Виктор Петрович скажет:
«Предательство поставило всю Россию на колени! Я до последнего часа служил тем, кто нас предал. Теперь хочу служить народу и выполнять его волю. Если со мною завтра что-нибудь случится, я знаю, что жил честно, и никто меня не упрекнет в предательстве».
В «необходимом предисловии» к биографии В. П. Поляничко А. Глушков пишет: «Этот человек приговорен к смерти. Приговорен боевиками из Армянской национальной армии, на счету которых не один террористический акт, не одно убийство. 10 мая, в Степанакерте, в кабинет, где Виктор Петрович вел заседание, влетел снаряд из гранатомета. Участники совещания — три московских генерала, руководители местных управлений МВД и КГБ — контужены, но остались живы.
Этот человек мог погибнуть и раньше — в Афганистане, где не один год прослужил советником ЦК КПСС при Политбюро ЦК НДПА и генеральных секретарях этой партии Кармале и Наджибе. Бог миловал.
Этот человек, по его словам, сам рвался в «горячие точки». А в главе «Пятое покушение» воспоминаний «Вечная жизнь подвига» Иван Уханов продолжает: «Не в больничной палате перестало биться сердце Виктора Поляничко. Его остановила пуля бандита. Крылатая жизнь была прервана в полете. Ведь пока кремлевские фарисеи, бумажные, продажные души плели кабинетные интриги, сражаясь за кресла, разрушая державу, Поляничко все эти семь перестроечных лет «без передыха», без отпусков, вдали от семьи, под обстрелами, бомбежками и предательскими пулями в Афганистане, Баку, Нагорном Карабахе и Владикавказе рисковал жизнью.
Четырежды наемные боевики совершили на него покушения: пустили под откос поезд, взорвали вертолет, изрешетили автомобиль, средь бела дня ударили из гранатомета в окно здания, где находился Поляничко, устраивали несколько засад... Но так и не смогли запугать патриота. Раненый, то прихрамывающий, то с забинтованной головой, то с перевязанной рукой, Виктор Петрович вновь заступал на свою опасную вахту.
Как миротворец и созидатель он был не нужен, даже опасен режиму разрушителей, и они убили его.
Да, Поляничко убили именно те, кто отлично знали и боялись его, ясно представляя. Какая это величина!»
1 августа 1993 года Виктор Петрович убит на боевом посту. Уже десять лет нет с нами этой могучей личности. Совсем неспроста я привожу большие выдержки из написанного о Викторе ранее его товарищами, о последних годах и днях жизни этого Уральского Прометея. В них раскрывается громадный нравственный потенциал большого человека, его отношение к глобальным переменам, происходящим в России, путях ее продвижения в будущее. Здесь, у него, я ищу и нахожу ответы на сложные вопросы российских социальных преобразований, и, надеюсь, что каждый честный гражданин солидарен с ним в этом. Что до меня, так я сегодня подписался бы под каждой его мыслью и словом.
Все это десятилетие неотступно преследует меня желание сделать что-то реальное в память об этом честном, светлом и героическом человеке. А ведь он так хотел рассказать о нашей комсомольской юности, о делах молодежных. Даже в смутное время перестройки, которые для него, как он пишет, «стали годами не перестройки, но перестрелки», он сетовал: «Совсем нет времени, но иногда царапаю понемногу. Хочу вспомнить уральских ребят, которые строили заводы, комбинаты, города».
Мы с Виктором одногодки, но случилось так, что я стал старше его на десять лет. Судьба как бы отпустила мне исключительный шанс, дала возможность осмотреть БОЛЬШОЕ издалека, засвидетельствовать правильность дорог, по которым мы проходили вместе.
Время выбрало нас и очевидно потому дороги нашей комсомольской юности были такими похожими. В один и тот же 51 год мы вступили в комсомол, в одни годы служили в армии, где оба работали в армейском комсомоле, оба возглавляли штабы ударных комсомольских строек: Виктор в Гае на строительстве горно-обогатительного комбината, мне выпало строить нефтеперегонный завод в Ангарске, а затем возглавлять комсомольский штаб на строительстве домны №9 на Магнитке.
В его избрании первым секретарем Челябинского обкома комсомола в декабре 1965 года я принимал активное участие, не сразу поддержав кооптацию, но, покорившись обаянию Виктора, голосовал «за».
И уже совсем мистическим кажется то, что его и мою жену зовут Лидия, у него и у меня — по сыну и дочке, но трагедия лишила семью Поляничко и мужа, и отца. В семье Виктора, как и в моей, растут внуки-близнецы.
Неся свою нелегкую службу в Афганистане, Виктор Петрович рука об руку работал с Николаем Ивановичем Сонновым, который был в свое время первым секретарем Челябинского обкома комсомола и учил меня комсомольской работе.
Но, упаси вас от лукавого, заподозрить меня в том, что я тужусь доказать, что я был таким же, как и он. Да нет! Большому кораблю — большое плавание! Он обогнал меня во всем. На четыре года раньше моего он был избран на комсомольское поприще — первым секретарем Орского горкома комсомола, на девять лет раньше получил высшее образование, окончив Московский государственный университет по специальности «журналист». Он шагал по жизни семимильными шагами, что дано не всякому. А пишу я об этом только затем, чтобы сказать, что все мы — комсомольцы-шестидесятники проходили свои университеты в схожих условиях, воспитывались в единой среде, стояли, да и стоим на одной идеологической платформе и потому, понять друг друга нам было проще — мы были единомышленниками. Высокие моральные устои и убежденность в правоте и полезности делаемого нами, давали нам силы и обеспечивали успех в работе с молодыми.
Я не журналист и не писатель. Я один из тех, кто вместе с Виктором Поляничко стремились сделать, комсомольские организации — организациями деятельными, где в шестидесятые годы в конкретной общественной работе воспитывалось и гражданственно мужало поколение патриотов России. Об этом, о комсомольской жизни молодежи тех лет я хотел бы поведать молодым дней сегодняшних, напомнить о былом ветеранам комсомола, чьими трудами создавалась слава нашей легендарной комсомольской Магнитки.
Хочется рассказать о славном времени, когда дела городского комсомола были отмечены высшей наградой Родины — орденом Ленина, показать, за что такой чести удостоились комсомольцы Магнитогорска.
Сдается мне, что я имею на это какое-то право. Восемь лет избирали меня ребята в городской комитет комсомола, шесть лет я работал в бюро горкома комсомола. Избирался секретарем райкома комсомола и комитета горного института. 15 лет руководил городским штабом студенческих отрядов. Так уж получилось, но почти четверть века я был комсомольцем, и о работе комсомола Магнитки в шестидесятые годы знал не понаслышке. И речь совсем не о том, каким был я. Если бы умел, то это местоимение из написанного я бы старательно вымарал, но умею рассказать о делах комсомола только через свое видение, через личные ощущения. Если возможно, замените это «я», на «мы», оно точнее будет. Конечно, не все согласятся с моими трактовками, но я стремился делать их как можно меньше, излагая лишь непосредственные дела комсомольских организаций, то, в чем принимал личное участие, к чему имел непосредственное отношение.
Не скрою, что движет мною одна навязчивая идея: «ВЫ, нынешние, нут-ка!»
А вдруг сегодняшние молодые что-то возьмут из былого опыта, организуют подобно комсомолу Российскую молодежную организацию, которая в новых демократических условиях сможет работать еще лучше прежнего.
«Российский союз молодежи», призванный воспитывать патриотов России — это ли не мечта каждого ветерана комсомола, это ли не одно из главных задач дня грядущего!
В мае 1993 года Виктор Петрович Поляничко писал: «Опыт, накопленный комсомолом, будет активно использоваться в интересах укрепления связи времен, преемственности поколений. Давайте объединимся и оставим потомкам мудрость и доброту, накопленную веками, укрепим трепетную пить, связующую поколения. Во имя человека, во имя любви и доброты, во имя жизни на Земле».
Так давайте! Время пришло.
2. Рубикон юности
В шестидесятые годы, как и всегда, в комсомол отбирали лучших. Уже «канули в Лету» бытовавшие в первые годы после революции ограничения по происхождению, когда в его ряды не принимали выходцев из дворян или раскулаченных, детей лиц лишенных гражданских прав (была и такая немалая прослойка населения в послереволюционный период). Уже не обращали внимания на то, были ли родители в оккупации или в плену.
Так как комсомол был организацией атеистической, то, по сути, не могли быть приняты в комсомол верующие. Хотя никто и никогда о вероисповедании при приеме в комсомол вопросов не задавал, и порой в комсомоле нет-нет, да и встречались даже баптисты и другие сектанты, которые, как правило, подавали «нехристям» примеры в учебе и быту.
Главным требованием к вступающим в комсомол являлось добровольное желание стать лучше, честно трудиться на общее дело, быть примером для несоюзной молодежи.
Вступающий в комсомол должен был ознакомиться с Уставом и историей комсомола, иметь рекомендации двух комсомольцев или одного члена партии. В присутствии вступающего заявление о приеме в комсомол рассматривалось на бюро или комсомольском собрании первичной организации (в зависимости от ее численности), где он работал, учился или служил, то есть на собрании его товарищей по общественному бытию. Они, конечно же, знали все сильные и слабые стороны молодого человека. И, поверьте, это было не так просто — встать лицом ко всем собравшимся, тем самым заявив о своем желании быть в плеяде лучших, ответить на самые разные и даже каверзные вопросы товарищей.
Конечно же, не каждое комсомольское бюро или собрание проходило умно, не по стереотипу, что во многом зависело от умения, навыка и находчивости председательствующего на собрании (особенно когда рассматривалось несколько заявлений сряду), Но в любом случае этот день был для вступающего в комсомол запоминающимся Рубиконом его социальной жизни, вступлением в такую жизнь, на что он до этого как бы и не имел (в ощущении) гражданского права.
Решение собрания о вступлении в комсомол утверждалось бюро районного или городского комитета комсомола (в зависимости от структуры городской организации). Члены бюро, уже возмужавшие молодые люди, беседовали со вступающим, и практически без исключения, соглашались с решением собрания о приеме в комсомол нового товарища.
Конечно же, все это было для вступающего в комсомол волнительно и торжественно.
Я вступал в комсомол в октябре 1951 года, и уже больше полувека помню, что вручал мне комсомольский билет секретарь Правобережного райкома комсомола Николай Савчук. Помню свое первое комсомольское поручение, данное здесь же, в райкоме: поприсутствовать на занятии кружка комсомольской политсети на цементном заводе и сообщить райкому насколько организованно и интересно оно прошло.
Северная окраина строящегося тогда правобережья Магнитогорска завершалась улицей «Уральская». До цемзавода городской автобус не ходил. По морозцу и завьюженной дороге, а где-то по снежной целине шел я на цемзавод добрых пару часов, чтобы исполнить свое первое комсомольское поручение. Встретили меня приветливо, усадили на какой-то высокий стул. Роста я был небольшого, и ноги до пола не доставали, от чего чувствовал я себя не лучшим образом, «не в своей тарелке». Вполне очевидно, что глубина и смысл того, о чем говорилось на той комсомольской учебе, до меня доходили смутно, но поручение я выполнил. Доложил в райкоме, сколько человек было на той учебе, что занятие началось вовремя, а на столе были красная скатерть и графин с водой (времена еще были те — сталинские — и с дисциплиной на общественных мероприятиях тогда никто шутить не смел).
Может быть только тогда, после этого первого поручения, почувствовал я себя по настоящему комсомольцем, человеком, приобщенным к чему-то большому и государственному. Слова «обязан», «долг» навсегда вошли в мою плоть и сознание, о чем я никогда не жалел: ведь это так здорово быть нужным своему народу, хоть какую-то малость суметь сделать для него безвозмездно, от всего сердца, от души.
Никак не могу согласиться с зачастую бытующим сегодня мнением, что молодой человек якобы ничем и никому в этой жизни не обязан. Да нет! Человек — существо общественное, общечеловеческое и обязан обществу уже тем, что живет в нем, что имеет все то, что создали жившие до него поколения, обязан своей малой и большой Родине, наконец, своим родителям, любовью которых он появился на этот свет.
Жалок и убог тот, кто забывает об этом, кто не признает этих простых человеческих истин-заповедей и не верится, что жизнь такого индивидуума сложится счастливо.
На Руси всегда клеймили позором «Иванов, не помнящих родства», как правило, ничего к этому не добавляя и не разъясняя. В народе всегда считалось, что нет большего горя, чем жить без естественного для человека родства душ, без уважительного отношения к родному углу, к праотцам своим. «Тамбовский волк тебе товарищ», — говорят у нас о таких непомнящих, прозябающих в духовной пустоте, живущих без чувства долга и совести. Вот эти чувства и такую человечью потребность в душах молодых и стремился воспитать комсомол. Задача эта нелегкая и, очевидно, не всегда и все получалось как надо. Но к этому стремились.
В комсомоле помнили наказ В. И. Ленина: «... вся рабочая молодежь должна пройти школу комсомола». Но знали и другое: «Лучше меньше, да лучше». Вот эти два основополагающие и взаимоисключающие определения будоражили души комсомольских активистов.
Да! Если в комсомол можно было отбирать самых достойных, самых хороших и воспитанных. Вот тогда бы комсомол был ого-го (!) каким, — говорили одни. Но кого тогда воспитывать в комсомоле, если там будут уже воспитанные да хорошенькие. А с кем останутся остальные, молодые и невоспитанные?!, — спорили с ними другие.
На мой взгляд, правы были те, что добивались массовости, многочисленности комсомольских рядов. Конечно, это делало работу комсомола порой неимоверно трудной. Но воспитание молодежи в целом от этой массовости бесспорно выигрывало.
22 миллиона комсомольцев и их комсомольские организации, конечно же, были разными: и замечательно задорные и убого скучные. В одних кипела жизнь ключом, в других — с усилием собирали взносы, чем и ограничивались. Разными по форме работы были школьные и армейские, производственные и студенческие комсомольские организации.
Много и плодотворно работали со школьным комсомолом и пионерии Магнитки, в том числе и по отбору в комсомол достойных секретари городского и районных комитетов комсомола Зоя Голубева, Валентина Братусь, Тамара Зуева, Людмила Мирошниченко, Галина Кузнецова и другие.
Умело организовывали здоровый досуг подростков многочисленные дворовые детские клубы, станции юных техников, дворцы пионеров и школьников. При большой настойчивости и трудолюбии директор дворца пионеров и школьников Зинаиды Шумских в 1964 г. построен новый дворец пионеров на проспекте Ленина.
За большую работу с пионерами заведующий методическим кабинетом этого дворца Лидия Разумова по путёвке ЦК ВЛКСМ в 1965 г. направлена на учёбу во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек» — первую Всесоюзную школу пионерских работников, а пионервожатая школы №53 Любовь Мурзина награждена знаком ЦК ВЛКСМ «Лучший пионервожатый».
Порой, не в меру ретивый директор школы или войсковой начальник с высоты своего положения давили всякую молодежную инициативу, превращая (от неумения и не понимая) комсомольские организации в подобие своих административных придатков. Бывало и такое. Но это было скорее исключение из правил.
Даже в армейском комсомоле, в этих естественных условиях ограниченной демократии, где «приказ начальства — закон для подчиненного», умные командиры и политработники понимали и уважали мобилизующую силу комсомола. (Чего явно не достает нашей сегодняшней армии, и «проколы» в ее воспитательной функции сказываются сегодня все чаще и очевиднее).
Свою срочную я отслужил на далеком Сахалине. И «был порядок в танковых частях». Конечно, и тогда попадались в армии нерадивые. Служил и у нас такой. Служить не хотел. Подчиняться командам не желал. Гаубвахта его не исправляла, а только все больше и больше ожесточала. И у командования оставалось последнее административное средство — отдать под суд военного трибунала и затем в дисциплинарный батальон. И тогда прошедший войну, дважды горевший в танке, уважаемый нами капитан-командир роты пришел к нам на заседание бюро ротной комсомольской организации. Пришел не с приказом, а попросить помощи у комсомола, с тем, чтобы спасти от незавидной участи этого солдата.
— Придумайте, ребята, как помочь парню, хотя он и не комсомолец, — были последние слова комроты на этом комсомольском бюро.
Думали мы тогда долго, перебирая разные возможные и невозможные варианты, и придумали! Кто-то из ребят в ходе обсуждения ситуации обронил, что Николай в жизни дорожит лишь одним: мнением своей матери: читает ее письма из дома, и аж слезы на глаза наворачиваются. Вот и решили разыграть, очевидно, последнюю козырную карту в судьбе своего нерадивого сослуживца. Так же как встарь запорожцы писали письмо турецкому султану, всем миром сочинили мы письмо его маме, смысл которого сводился к тому, что ни командиры, а мы, его, Николая, товарищи по призыву с ним вместе служить не можем и не желаем. Насколько позволял солдатский этикет, стремились письмо сделать помягче, как-то пощадить святые материнские чувства к сыну, но всю солдатскую правду-матку выложили без обиняков.
Здесь же на бюро решили письмо не отправлять, а зачитать его сначала на собрании роты, собрать подписи солдат-сослуживцев. Не хотел идти на это комсомольское собрание некомсомолец Николай. И надо было видеть, что сталось с парнем, когда прочли мы письмо на комсомольском собрании, где не было ни офицеров и даже старшины.
Со слезами на глазах умолял Николай не посылать письмо матери и пообещал, что служить будет и нас не подведет. Письмо не отправили, поверили. Служил он, прямо скажем, не здорово, но больше выкрутасы не позволял. Дослужил нормально и вовремя демобилизовался. Армейский комсомол спас его, не дал исковеркать молодую, только что начинавшуюся жизнь. А сколько таких спасенных душ в истории комсомола!
Но всегда все, я уверен, начиналось с первого серьезного рубикона молодости — с первого комсомольского собрания, с первого комсомольского поручения, с первой организации, посвящающей молодого человека в дела комсомольские.
До декабря 1963 года в Магнитогорске не было райкомов комсомола (ранее существовавшие Сталинский и Кировский в свое время были упразднены).
В те годы городской комитет был не в состоянии переварить многочисленные заявления о приеме в комсомол. С организацией Левобережного, Правобережного райкомов комсомола (секретари Кушнарёв В. и Уваровский С.) этот нескончаемый поток разделился надвое, но и тогда очереди на вступление в комсомол не исчезли.
Начали искать выход. Стали проводить прием не в райкомах, а во дворцах культуры. Чтобы избежать очередей и формализма организовали прием в комсомол школьников через комиссии ветеранов и комсомольских активистов, которых в зависимости от наплыва (а в иные в апрельские или октябрьские дни это было до 400 и более человек) создавали таких общественных комиссий до десятка, рассосредотачивая прием на целый день.
Общественные комиссии имели возможность обстоятельно побеседовать с каждым вступающим, спросить его о комсомольском поручении или предложить такое. Результаты этих задушевных бесед докладывались заседающему здесь же бюро райкома комсомола, которое в присутствии вступающего принимало решение о приеме в комсомол. А в это же время в актовом зале демонстрировались фильмы или выступали коллективы художественной самодеятельности. Эти незатейливые концерты порой прерывались для вручения комсомольских билетов очередной группе принятых в комсомол.
Все четко, размеренно, интересно, деловито, весело и торжественно.
Особая ответственная и приподнято-торжественная обстановка ощущалась на бюро райкома комсомола, когда на прием в комсомол приходили уже не совсем юные молодые рабочие или служащие. Случалось так, что уже имея рабочий стаж, пройдя армейскую службу, или до самого призыва на службу молодой человек не смог вступить в комсомол (как правило, по какому-то случайному недоразумению или от былого невнимания к нему комсомольской организации). Доминирующим аргументом запоздалого вступления в комсомол у таких ребят и девчат было:
— А что, я хуже остальных?!
Члены бюро, чувствуя ответственность происходящего, вели беседы с такими о жизни, учебе и работе, как бы утверждая тем, что в жизни молодого человека все верно и правильно, что, да, пришло время определиться со своим жизненным кредо и идеологическим статусом.
Вместе с комсомольским билетом мы вручали молодым рабочим небольшой памятный подарок — книгу или брошюру с добрыми словами и подписями членов бюро.
На всю жизнь мне запомнилось бюро райкома, на котором вступала в комсомол учительница в возрасте 28 лет, в свой последний год, разрешенный уставом комсомола быть принятой в его ряды. И не было при этом какой-то конъюнктуры или меркантильного расчета. То был серьезный идейный выбор, всплеск «юной души».
Приятно, что и по прошествию почти сорока(!) лет встречают уже немолодые люди со словами:
— А я помню, как вы вручали мне комсомольский билет.
Торжественные приемы в комсомол в те шестидесятые по-прежнему видятся многим большими и светлыми праздниками юности, праздниками посвящения в гражданскую зрелость.
Нередко по нашему телевидению, да и в прессе можно сегодня услышать от уже не юного журналиста:
— Я, к счастью (?!) в комсомоле не был.
— Меня эта участь миновала.
Или такой уже переросший, но до сей поры граждански не зрелый юноша без зазрения совести, с какой-то даже бравадой, вещает народу:
— Меня из комсомола исключили.
Нет, избави меня, Боже, от лукавого! Те, кто посвятил свою юность комсомолу, хорошо знают, кого исключали из его рядов. В обязательном порядке исключали судимых за уголовные преступления (да, были и такие). Но не знаю ни одного случая, когда бы из комсомола исключали за инакомыслие. Послушав сегодняшних говорунов, можно подумать, что еще давным-давно, чуть ли не с пеленок они были ярыми диссидентами и в кровь бились против тоталитарной системы за демократическую Россию, за что и были исключены из комсомола.
Без сожаления исключали из комсомола разных мерзавцев за подлое отношение к женщине, за изнасилования и вымогательства, те, кого и в уголовном мире не жалуют. Иногда исключали оступившихся, совершивших из ухарства какую-нибудь пакость. Исключали и выпивох. Но, как правило, старались при этом показать этим молодым людям, нарушившим общечеловеческие законы, пути исправления, внушить им, что «совесть и труд все перетрут». А, если совесть подскажет, то можно вступить в комсомол и повторно. Не много было и тех, и других. Но они были.
Приходилось исключать и «мертвые души», тех, у кого, как правило, коренным образом изменились жизненные обстоятельства, и они по случаю или по недоразумению, порвали связи с комсомолом. Да нет, не враги комсомола то были.
Еще до службы в армии довелось мне строить Ангарск и Слюдянку у Байкала. Трудился в тайге и физически не имел возможности активно работать в организации (ее там просто не было). Мой комсомольский билет находился в управлении нашего почтового ящика, а комсомольские взносы сразу «чохом» заплатил я перед уходом на службу. По формальным признакам меня можно было исключить из комсомола за непосещение комсомольских собраний и неуплату взносов. Но в политотделе управления, к счастью, не было формалистов. Потом и в армии, и после нее я многие годы честно работал в комсомоле, исполняя при этом все уставные комсомольские обязанности и в том числе и организационные.
В райкоме комсомола мы всегда стремились вникнуть в ситуацию, послужившую временному отчуждению молодого человека от комсомола, и не торопились исключать таких из его рядов.
Вспоминается такая история. Идет комсомольская районная конференция — это не только деловая часть, но и большой праздник в двухлетнем периоде жизни районной комсомолии.
Конечно же, как и хороший гостеприимный хозяин готовится к празднику, так и райком комсомола все планирует и расписывает проведение конференции как по нотам. Готовится и список выступающих, с которыми заранее поговорили, настроили на серьезный разговор (но не писали им речей-заготовок, не запрещали критики, а порой, и настраивали на нее). С активистами даже таких бесед не вели, знали, что сказать значимое для всех делегатов они смогут, а указать на промахи в работе — хлебом не корми.
Вот просит слово незапланированный к выступлению секретарь комсомольской организации вагонного депо. А еще недавно мы на бюро райкома отказали этой организации в исключении из комсомола одной девушки. Нет, ничего чрезвычайного во «внеплановом» выступлении нет. Это даже здорово. Значит, то, о чем говорится, задевает за живое. Но про себя думаю: сейчас обвинит райком в том, что не дает он исключить из комсомола. Ну «не совсем в масть» такая полемика на конференции. Предоставляю слово.
Секретарь вагонного депо выступает по делу, рассказывает конференции о работе своей организации и вдруг, в запальчивости, повернувшись ко мне (ну соображаю, вот оно! Сейчас проутюжит):
— Правильно поступил райком, что не исключил девчонку. Я было обозлилась на них, и поручила ей самое тяжелое у нас в депо (люди часто в поездках и встретиться с ними не просто)... Поручила ей сбор комсомольских взносов, и теперь мы отчитываемся по этому «на все сто».
На душе полегчало. И тут же до мелочей вспомнил я судьбу этой девушки.
Вышла замуж, родила. Но ушел муж и болел ребенок. Помочь некому. Стало не до комсомольских собраний. Не платила и взносов (не из чего было). Вот здесь и "наехала" на нее вновь избранный и ретивый секретарь комсомольской организации депо. На бюро райкома, которому представили выписку из решения комсомольского собрания об исключении и предлагалось решить это дело заочно, я воспротивился и попросил членов бюро разрешить встретиться с этой девушкой, уточнить ситуацию.
Встретились. Поговорили. Да нет, ничего против комсомола она не имела, но уж так сложилось.
Спрашиваю:
— Ну а почему вы не пришли на собрание, где решалась Ваша комсомольская судьба? Ведь были предупреждены и обещали быть?
— Да, — отвечает, — обещала и пошла бы. Но пришла со смены, а у ребенка температура. Уж какое здесь собрание. Вот меня заочно и исключили. А в комсомоле я хочу быть. Не на кого мне сейчас опереться, кто меня поддержит кроме комсомола.
Ну и «ввалил» я после этого разговора молодому секретарю за формализм и бездушие. За то, что не сумели вовремя поддержать товарища, помочь в беде.
И вот финал сейчас на конференции. Оказывается верно поступили. С людьми работать надо, а не сортировать их на плохих и хороших. Они всегда разные и судьбы у них не простые, и жизнь не всегда складывается как надо, как по- писанному. А комсомол здесь и должен был уметь помочь, обязан разобраться. Для того он и работал. Конечно же, молодые и горячие не всегда умели это делать, и плодили порой обиженных на все и вся. И на комсомол тоже.
Вот сегодня нередко критикуют комсомол как «прозаседавшихся». Дескать, один «треп» был на собраниях и комсомольских конференциях.
Ну не скажи!
Было, конечно, и это, но там, где не умели это делать, где плохо обучали комсомольский актив. Ведь хорошее собрание провести ой как не просто. Ну попробуй-ка собери народ, да поговори с ним так, чтобы всем было интересно. Это уметь надо, к этому, как хорошему артисту, готовиться надо, это далеко не у каждого получается. Здесь душа и призвание нужны. Уже много поработав в активе, вычитал в журнале ЦК ВЛКСМ «Комсомольская жизнь» (был такой интересный, полезный, молодежный журнал) о том, как надо готовить и готовиться к собранию.
Вот если хорошо продумать то, о чем нужно побеседовать с ребятами, если разложить все по полочкам, наметить «маячки» такого разговора, который волнует многих, то это уже и есть начало собрания.
Неплохо бы умно сформулировать эти вопросы и оформить их на стенде. За недельку до собрания вывесить плакат с повесткой дня с развернутыми вопросами для обсуждения.
Нужно поговорить с ребятами и подзадорить их на выступления. С бюро обсудить решение, и сделать его не трафаретным, не шаблонным, не списать с передовицы, а написать поконкретней, по-деловому.
Надо подумать об оформлении зала, о музыке, о баяне и песнях. Надо пригласить на собрание интересных людей...
А ты был на таком собрании хотя бы раз в жизни? Если не получилось, то не считай, что и у всех так.
Ну а шутка ли в деле выступить перед ребятами, сказать всем что-то умное и связное. Это тоже уметь надо и здесь не сразу, не вдруг получиться. Но если получится, если научишься, — пригодится на всю жизнь. Ведь как говорит книга книг « Библия»: «В начале было слово».
Вот нет сегодня комсомола, нет комсомольских собраний. Ну и что, легче стало молодым? Вряд — ли. Где встретиться с товарищами по учебе или работе, поговорить о наболевшем, о своем молодежном. В курилке, на дискотеке, в душевой, за пивом о серьезном вряд ли поговоришь. Или на сменно-встречном послушаешь назидательные речи начальника, и что — на душе легче станет? Скорее наоборот.
В последнее время какими-то отчужденными и замкнутыми стали люди, неулыбчивыми, неразговорчивыми. Да они попросту разучиваются нормально разговаривать, непринужденно встречаться в коллективе. Отучаются люди от нормального человеческого общения. А этого никоим образом не заменяют заботы о хлебе насущном, о материальных потребностях, необходимых, но все-таки не основных в человеческом бытие, не главного в жизни и, конечно же, не являющегося ее смыслом. «Богатые тоже плачут» и, прежде всего, от непонимания ближними, плачут от их бездушия, от неумения сострадать, услышать и понять крик души человека. А ведь только взаимопонимание и родство душ делает людей счастливыми. Это объединяет их в род людской.
3. На ударной комсомольской
Строительство и развитие Магнитогорского металлургического комбината — флагмана черной металлургии страны с первого колышка и палатки на «Магнитострое» было под постоянной опекой комсомола, а в шестидесятые годы ЦК ВЛКСМ всем строящимся объектам ММК придало статус Всесоюзной ударной комсомольской стройки.
В феврале 1963 года комсомол Магнитки объявил шефство над строительством доменной печи №9. Приближался X V съезд комсомола, и к его открытию решено было завершить комплекс работ по строительству доменной печи № 9 на ММК. Пешеходные мостки от пятой проходной, по которым ежедневно «течет поток людской» на ММК огибают здание глиномялки цеха изложниц. Тогда, в 64 году взгляд каждого, спешащего на трудовую вахту металлурга и строителя домны, непроизвольно упирался в громадный плакат, нарисованный броской краской на стене этого здания: «Даешь домну — гигант XV съезда ВЛКСМ».
Горком партии утвердил штаб стройки, в состав которого включили и меня — первого секретаря Правобережного райкома комсомола. В организационную структуру районной организации входила комсомольская организация треста «Магнитострой» со всеми своими многочисленными субподрядными организациями, и, естественно, что строительство девятой домны стало для меня главным моим комсомольским делом.
В комсомольский штаб строительства домны № 9 вошли инструктор Челябинского обкома ВЛКСМ Валентин Тарасов, инструктор Магнитогорского горкома комсомола Юрий Марков, секретарь комитета комсомола треста «Магнитострой» Сергей Чумаров, а позже сменивший его на этом посту Валерий Лаптев, его заместитель по идеологической работе Люба Жигадло.
На ударной комсомольской стройке — доменной печи № 9 ММК. С. Уваровский начальник комсомольского штаба и В. Тарасов инструктор Челябинского обкома ВЛКСМ.
Комсомольский штаб стройки постоянно взаимодействовал с начальником строительного комплекса Алексеем Ивановичем Федюковым и с секретарем комсомольской организации доменного цеха Виктором Смеющевым, с руководителями городского и районного штабов «Комсомольский прожектор» Юрием Калинкиным и Александром Пересыпкиным.
Первым большим успехом комсомольского штаба стал регулярный выпуск газеты-листовки «Комсомольской правды» «На ударной комсомольской», выездную редакцию которой возглавлял Анатолий Семиног. Организовали постоянную действующую радиогазету. Ее редактором и корреспондентом (по совместительству) был неугомонный Юрий Оплетин. Анатолий и Юрий успевали повсюду. Теперь ежедневно по утрам и вечерам, в обед, по будням и праздникам строителей домны встречали позывные нашей радиогазеты. Ее задорные марши и комсомольские песни, краткие сводки с объектов разносились громкоговорителями по всему грандиозному строительному комплексу домны. Радиогазеты и листовки «Комсомольской правды» поднимали настроение, объединяли строителей в единый слаженный организм, нацеливали их на решение первостепенных проблем строительства.
А проблем на стройке как всегда хватало. Вдалеке от строительной площадки доменной печи возводился кислородный цех, который должен был обеспечивать домну техническим кислородом. Но начавшийся было монтаж газгольдоров цеха остановлен: к монтажникам еще не поступили блоки направляющих роликов этого сооружения.
Начальник строительного комплекса А. И. Федюков просит комсомольский штаб ускорить их поставку.
Бегу в основной механический цех комбината, где изготавливают эти злополучные ролики. Иду по пролетам, проверяю график исполнения заказа строителей. Беседуем с молодыми, да и не молодыми работниками цеха, начальником сборочного участка. Теперь всем ясно, что заказ нужно исполнить как нельзя быстрее. И через пару суток проблема решена.
Активно работает штаб «Комсомольского прожектора», который остро подмечает просчеты строителей и добивается их устранения. На самом видном и многолюдном месте разместились его стенды и музей под открытым небом «Тяп-ляп».
Вот строители управления №5 начали монтаж асбесцементного ограждения душирующих установок. Но на объект выданы длиннющие болты крепежа, миллиметров на 200 длиннее проектных. Таких болтов уйма и все основное время монтажников уходит на закручивание гаек на эти длинные шпильки. А работа эта на высоте — не разгонишься, да еще предстоит нудная работа — срезать лишние концы торчащих креплений.
Конечно же, этот «шедевр» сразу же попадает на стенд «прожектора», на всеобщее обозрение.
Иду к начальнику СУ№5 В. Харину узнать, что предпринято. Уверяет, что все исправлено, виновные наказаны и умоляет убрать стенд, порочащий его коллектив. Убрать, так убрать. Главное, что дело сделано, и работа теперь идет быстрее.
Штаб работает не «по наитию», не «с бухты-барахты». Группа операторов-программистов контролирует исполнение сетевого графика строительства. Здесь постоянно фиксируется состояние дел на объектах. По «критическим путям» таких графиков мы и действуем.
Моя постоянная обязанность — участие в заседаниях оперативных совещаний стройки. Они проводятся ежедневно и почти ежедневно в их работе принимают участие опытнейшие руководители и организаторы: директор ММК Феодосий Дионисьевич Воронов и управляющий трестом «Магнитострой» Леонид Георгиевич Анкудинов.
Вот у кого можно и нужно было учиться! Спокойно и тихо, без унижений подчиненных, без окриков и мата они как бы походя, казалось, почти не вмешиваясь в ход оперативки, развязывают самые сложные узелки стройки, решают вопросы взаимодействия с металлургами. А таких вопросов не мало, потому что строители работают не на пустом месте, а в условиях действующего доменного цеха, который выдает и должен выдавать без сбоя и задержек чугун мартенам.
Здесь, на оперативках, мы уточняем на что направить наши усилия, кому помочь комсомольскими субботниками и воскресниками, какой заказ на оборудование «протолкнуть» в первую очередь и многое другое. Мне помогает и то, что еще недавно я работал конструктором в «Гипромезе» и принимал участие в проектировании отдельных объектов этой домны. А воплощать в жизнь собственные задумки — это ли не мечта каждого!
Наш комсомольский штаб постоянно контролирует организацию бытовых условий строителей. Так по нашему настоянию в кротчайшие сроки оборудовали душевые и раздевалки в строящихся бытовках цеха. Здесь же начала работать столовая, и мы следили за тем, чтобы строители питались сытно, вкусно и не дорого.
Комплекс строительных объектов домны разбросан на большой территории, и не все строители могут воспользоваться услугами столовой. Добиваемся организации «раздаток» ближе к рабочим местам. Но «раздатки» работают только днем, а стройка идет круглосуточно.
Зима, мороз. В тепляке, который опоясал «пенек» будущей домны, строители ведут монтаж массивных графитных блоков, устилающих лещадь. Работа ответственная и перерывов на обед не допускает. Попросил директора столовой организовать доставку горячего чая и пирожков прямо сюда, в тепляк. И уже в следующую ночную смену сидим мы со строителями на графитном блоке, пьем чай и перекусываем еще горячими пирожками. Эти пирожки с морковкой, которые принесли прямо сюда на объект в корзиночке, эта короткая ночная трапеза со строителями, эти довольные, улыбающиеся лица монтажников встают перед моим взором всякий раз, когда я вижу громадину девятой домны.
Нет, не просто пирожки мы жевали той ночью. Мы вкушали уважительное людское отношение к тяжелому труду, уважением к рабочему человеку. А такое много стоит!
Строить домну намного сложнее, чем прокатный стан. Здесь громадный объем работ сосредоточен на узком пятачке, все строительные процессы тянутся вверх. Много рабочих не поставишь, негде развернуться. Но уже высятся металлоконструкции, уже монтажники перекрывают литейный двор. Теперь очередь профессионалов-теплостроевцев. Они выполняют работы по футеровке печи, ее фурм и дымовых труб, монтируют насадку воздухонагревателей. Это очень сложные и ответственные работы. Соты из огнеупорного кирпича высоченных воздухонагревателей практически не имеют допуска на отклонения по вертикали и геометрии. Большой навык и умение необходимы на футеровке кривых поверхностей форм. На громадной окружности футеровки кожуха доменной печи огнеупорный специальный кирпич выкладывается под контролем доменщиков, которые толщину каждого шва (!) замеряют щупом. (Шов не толще 1-2 мм). При этом нужно исхитриться так, чтобы на месте закольцовки кладки кирпич не был подтесан, а пришелся как раз в пору. Не получилось — ломай все и начинай заново. Не знаю как сегодня, а тогда лишь с десяток каменщиков «Союзтеплостроя» могли выполнять эту кропотливую и трудную работу. Как было не восторгаться их профессионализмом и терпением!
Строители домны, как и на стане «2500», проявляли образцы мужества и героизма, не раз добиваясь первенства в соревновании Всесоюзных ударных комсомольских строек страны.
«Знаете как мы трудились тогда», — рассказывает бригадир Б. Н. Хайруллин. — «Работы вели днём и ночью. Старались люди. Наша бригада целых пол года удерживало переходящее Красное знамя штаба стройки.
А ведь соперники у нас были сильные»
К весне начала таять наледь на стенах поста управления домной. Харьковский электромеханический завод, поставивший электрощиты управления, использовал для их коммуникации гигроскопичный кабель. Теперь он, впитав влагу, сплошь и рядом дает короткие замыкания. ЧП. Наладку вести нельзя. Времени на демонтаж и замену щитов не осталось и принимается решение перекоммутировать щиты на месте.
Комсомольскому штабу поручается опекать бригаду электромонтажников из Харькова: встретить, накормить, разместить, делать все, чтобы работы по замене этих километров провода были выполнены в кротчайшие сроки.
С помощью Челябинского обкома комсомола такая молодежно-комсомольская бригада уже через пару дней самолетом прибывает на стройку. Мы организуем для украинцев все, что необходимо. Молодые девчата — электромонтажницы почти неделю не отходят от электрощитов, заменяя провода, и аж пошатываются от усталости.
Я очень редко появляюсь в своем райкоме комсомола — в штабе стройки всегда «дел невпроворот». Всю работу в райкоме теперь за двоих «тянет» наш второй секретарь Виктор Дубинин. Секретарь райкома партии Иван Степанович Молошников моим отсутствием в райкоме явно недоволен, но терпит, признает, что место мое сегодня там, на строящейся домне, где трудится более 12 тысяч рабочих, в том числе большинство наших комсомольцев-строителей.
Сложно понять, чего сегодня больше в моей работе: хозяйственной или работы с комсомольцами. Кроме комсомольцев-строителей сюда на стройку идут на субботники нескончаемые потоки наших комсомольцев из школ и ГПТУ, из техникумов и институтов, приходят после смены помочь строителям и служащие. Действует четкий график таких субботников, утвержденный нашим комсомольским горкомом. Я в постоянной гуще молодых, в повседневных заботах о делах стройки и его штаба. И мне сдается, что тогда лучшего места применения моим силам не могло быть.
Вот опять секретарь горкома партии М. И. Чистяков просит выполнить очередное задание: поистрепал ветер флаг над домной, и надо его заменить. Может это не прямая обязанность первого секретаря райкома комсомола, но тогда чья?
Организуем пошив флага. Это не простая вещь. На 60-ти метровой высоте доменной печи маленький флаг не повесишь — не будет виден. Шьют флаг размером 4 на 6 метров, а чтобы он простоял на ветру подольше, его прошивают стальным кордовым тросом. Вот его-то и надо водрузить на самой высокой точке новой домны.
С двумя монтажниками, которые на плечах несут этот, пока свернутый в рулон стяг, медленно поднимаемся наверх. Вот уже миновали верхние строения литейного двора на отметке 42 метра, а впереди почти столько же. Но теперь мы идем по площадкам и лестницам, не имеющих сплошного настила, а сваренных из отдельных прутьев. Внизу проглядывается пропасть, и туда пытаюсь не смотреть — страшновато от этой высоты.
На верхней площадке домны вварена труба, к которой закреплен износившийся на ветру флаг. Один из ребят-монтажников взбирается на площадку, где чуть умещаются подошвы его рабочих ботинок. Одной рукой он держит стальное древко старого флага, а другой режет его бензорезом снизу. На этой высоте ветер дует постоянно, и флаг основательно раскачивается, норовя упасть и стащить за собой того, что стоит наверху. При случае ему ухватиться не за что — выше только бездонное небо, ниже — бездонная пропасть металлоконструкций домны.
Я стою на площадке и держусь за ее поручни, как могу, помогаю монтажникам. Страшно, аж колени подгибаются. А они молча и сосредоточено, как будто совсем не ощущая опасности, делают свою работу.
Но вот все окончено. Дело сделано, и уже новый красивый громадный флаг треплет неугомонный ветер. Мы налегке спускаемся вниз. Я все еще с трудом перевожу дыхание и уже, когда половина пути пройдена, спрашиваю:
— Ребята, скажите честно. Неужели вам не страшно делать такую работу?
—Да нет, — отвечают, — это что... Вот когда ставят первую форму перекрытия литейного двора и нужно пройти по ней, чтобы снять стропы, а внизу провал в 40 метров, вот тут бывает сердце «ёкает». А вообще-то к высоте привыкаешь.
Не верить этим смелым ребятам я не мог, да и права не имел, ибо меня высота страшила. Но спустился я вниз с твердым убеждением: только за то, что монтажники-верхолазы поднимаются на эти высоты, даже без учета того, что они там делают, им всем непременно положено по ордену или хотя бы по медали. Будь на то моя воля, я так бы и поступил.
Но наши комсомольские возможности были скромнее. Штабу стройки областной комитет комсомола передал для награждения отличившихся в труде комсомольцев и молодых рабочих бланки Почетных грамот и значки ЦК ВЛКСМ «Ударник комсомольско-молодежной стройки». Этот арсенал комсомольских наград использовался штабом активно. Может быть и не совсем по принятому регламенту комсомольского награждения мы поступали, но обстановка того требовала — необходимо было действовать оперативно.
Мы делали так. Идем на строительный участок, который сегодня попал на острие строительных событий, на объект, строительство которого необходимо ускорить. У мастера или прораба, у бригадиров и рабочих выспрашивали о тех, кто отличился и подает пример в работе остальным. И прямо здесь, на строительных лесах или перед бригадой, обедающей в своем тепляке-будке, от имени городского комитета комсомола или даже ЦК ВЛКСМ (что определяется статусом комсомольской награды) жмем руки достойным и вручаем лучшим молодым строителям почетные грамоты или знаки ЦК комсомола. Уже позже такие вручения комсомольских наград официально оформляются протоколами горкома и райкома комсомола.
Оперативность и действенность такого награждения передовиков стройки очевидна и ни у кого кроме слов благодарности других эмоций не вызывала.
Практиковали мы и награждения молодых передовиков на вечерах отдыха строителей во Дворце культуры, но все-таки чаще вручали эти награды непосредственно на рабочих местах.
Строительство и пуск домны идет по строжайшему графику. Все строители знают, что если 10 апреля воздухонагреватели домны не поставят на сушку, если к этому времени не прокрутят новые воздуходувки и прочее, и прочее..., то к директивному сроку домны не задуть.
Напряжение на стройке на пределе. Вот удачно прошли все предпусковые этапы апреля. Сгорали многие кубометров дров в чреве новой домны. Домну высушили, прогрели, и она готова принять сырье на свою первую плавку.
Строители свое дело сделали и уже предвкушают шумный праздник трудной победы многотысячного коллектива. Но из дирекции комбината не поступил приказ на загрузку новой домны. Еще сутки и срок пуска будет сорван. Многодневный, круглосуточный, титанический труд строителей, былой сумасшедший ритм стройки окажутся в одночасье напрасными. Победы не состоится. И даже премии, которые загодя начали выплачивать строителям домны за ее ввод, станут не поощрением за героический труд, а банальным простым финансовым нарушением.
К вечеру того очередного рабочего дня, в те, определяющие все, часы все — от руководителей строительства до рабочего-строителя, доменщики, заступившие на первую смену к пультам управления новой домной — все вокруг задают один тот же главный вопрос:
— Задуют девятую домну к сроку или нет?!
Ответить на него может лишь один человек в Магнитке — директор ММК Феодосий Дионисьевич Воронов.
Штаб стройки поручает мне задать этот гамлетовский вопрос директору комбината. Почему мне? Вероятнее так рассуждали старше по команде: «Что с него взять. В случае отказа — от комсомола не убудет. Да и знают они друг друга по строительным оперативкам».
Так и порешили.
Где-то около восьми вечера стремглав поднимаюсь по гулким лестницам уже опустевшего заводоуправления комбината к приемной директора. А он большой, грузный и усталый от забот минувшего дня, спускается по лестнице мне навстречу. Останавливаемся, здороваемся. Без обиняков и дипломатических подходов прямо здесь, на ступеньках лестницы, задаю я директору главный вопрос всего года строительства домны. Ничего не отвечая, Феодосий Денисович приглашает меня следовать за ним. В своем директорском кабинете, по-прежнему не обмолвившись ни одним словом, он набирает номер по «вертушке». С первой фразы догадываюсь, что говорит он с Министром Черной металлургии (благо, что сейчас в Москве на два часа раньше нашего, и министр еще на месте). Я не слышу разговора, но из сказанного понимаю, что Воронов держит сторону строителей и нашу комсомольскую, напомнив министру, что стройка Всесоюзная, ударная, комсомольская, а начальник ее комсомольского штаба здесь рядом и ждет ответа.
Разговор с министром окончен. Я не знаю его итога, и, кажется, сжался в комок, ожидая окончательного решения. На усталом лице Феодосия Денисовича не уловить никаких эмоций. Ничего не объясняя мне, он кладет трубку московского телефона и тут же поднимает другую. Слышу его команду:
— Загружайте девятую домну!
И только теперь, когда команда на пуск домны отдана, он поясняет мне сложившуюся ситуацию:
— Не по вине нашего комбината, но отстал в своем развитии Лесаковский горно-обогатительный. Сырья для новой домны нет. С ее пуском придется останавливать другие. Это не по-хозяйски, рачительные директора так не поступают. Но ведь нельзя подвести и строителей. Они свое дело сделали и сделали неплохо.
Ну, да снявши голову — по волосам не плачут.
На этом и завершилась наша тогдашняя встреча с этим замечательным и мудрым человеком. Позднее он возглавил созданный при Хрущеве Южно-уральский территориальный совнархоз, работал в должности министра черной металлургии страны. В 1973 году по его инициативе на Магнитке был сформирован поезд дружбы. Руководил поездкой секретарь горкома комсомола Юрий Васильевич Миронов, мой старый товарищ по комсомольской организации МГМИ и студенческим строительным отрядам.
Более 200 молодых, но опытных, знающих металлургический передел магнитогорских металлургов ехали в Венгрию, чтобы передать свой производственный опыт венгерским товарищам. В Министерстве черной металлургии СССР нашу делегацию напутствовал, объясняя нашу задачу в Венгрии, Воронов Феодосий Дионисьевич. То и стало нашей последней встречей с этим легендарным металлургом Магнитки.
А тогда, в 64-ом из директорского кабинета я, не помня себя от счастья, сияющий и одухотворенный примчался в штаб стройки. Здесь уже все и все знали и поздравляли друг друга с трудовой победой. Доменная печь № 9 загружалась и была готова давать чугун во славу Родины и комсомола.
29 июня 1964 года новая домна-гигант досрочно выдала свой первый чугун.
На следующий день все СМИ страны опубликовали приветствие ЦК ВЛКСМ строителям домны №9 и домнещикам Магнитки, поздравив их с большой трудовой победой.
За ударный труд на сооружении доменной печи № 9 ММК комсомольская организация треста «Магнитострой» была удостоена Почетного знамени ЦК ВЛКСМ. Труд многих строителей отмечен высокими наградами Правительства и комсомола. Унаследованный от комсомольцев-первостроителей Магнитки, приумноженный в шестидесятые годы опыт ударного комсомольского строительства многие и многие годы служил магнитогорцам, да и не только им. Его подхватывали следующие комсомольские поколения Магнитки и страны, без него не обходилась ни малая, ни большая стройка на комбинате.
Пожалуй, последней Всесоюзной ударной комсомольской стройкой на Магнитке было строительство комплекса кислородно-конверторного цеха ММК.
Об этом повествует стела, простершая свои бетонные руки к небу, как бы вопрошая:
— А что с ударными комсомольскими? Ведь это было так здорово! Где же вы, ребята?