Аннотация: Месть, говорят, надо подавать холодной... Моя героиня много лет об этом помнила...
Холодное блюдо
Она уже начинала проваливаться в липкую и сладкую кашу сна, когда раздался телефонный звонок. Девушка поморщилась и разлепила уже готовые к отдыху веки.
- Д-да?
- Привет.
Она не слышала это голос лет пять или шесть, но решила не показывать, что сразу же узнала его.
- Кто это?
- Не узнала? - усмешка. Как всегда усмешка, на этот раз горькая и немного пьяная.
- Ну почему же...
- Приезжай. Бери машину и приезжай. Я заплачу, - и все. Только короткие гудки в дорогом телефоне.
- С ума сошел? Два часа ночи! - сообщила она гудкам.
Она улыбнулась. Теперь у нее была своя машина, пожалуй, единственная такая в огромном городе. Последняя модель одной из самых известных марок. Теперь у нее было все свое - самое дорогое и красивое, самое лучшее. Она потянулась на постели - да, были времена... Но не смотря на это, она встала, и уже через двадцать минут ехала по заснеженному шоссе в сторону пригорода.
Он встретил ее как всегда у ворот, но на этот раз только тихо присвистнул, когда увидел ее за рулем.
- Чай? Кофе? Покрепче?
- Я до сих пор не пью кофе, - она села на дорогой итальянский стул, - только чай и танцевать...
Когда-то она готова была без раздумий отдать жизнь за эти голубые глаза. Но он всегда относился к ней как к вещи, как к дорогой шлюхе, которой она на самом деле и была. И на этот раз ей было очень интересно, чем все закончится.
- Неужели на Бентли можно заработать? - опять усмешка. На этот раз - досадная.
- Конечно, если выйти замуж за работодателя, а потом довести его до сердечного приступа, - широко улыбнулась она. Деньги ей достались по наследству от какого-то барона из Франции, который волею судеб оказался ее прадедушкой. Но не упускать же, в самом деле, такую замечательную возможность съязвить и ударить побольнее.
- Теперь пошла мода жениться на шлюхах? - да-да, именно досада. Ничего, пусть, ему будет полезно помучиться.
- Ну, не все же разделяют твои принципы, - так, наверное, на корриде, закалывают быка. Один кинжал, второй, третий... Только самый последний - всегда в сердце.
- Да-да, - он рассеянно возился у огромного сдвоенного холодильника с телевизором, делая бутерброды с икрой и семгой, - Про моих слышала?
Еще бы она не слышала - два года назад об этом неделю шумели все СМИ - жена и дочь известного предпринимателя... бла-бла-бла... разбились в самолете, летящего из Хургады. Тоже мне, нашли где отдыхать... Лучше бы во Францию поехали. Франция - не Египет, там есть и Лувр, и музей мадам Тюссо и...
- Вот, - он вырвал ее из воспоминаний, громко поставив на стол две тарелки - одну с бутербродами, вторую с фруктами, - чему улыбаешься?
- Да так... не важно, - она взяла из его рук полную кружку чая, - а ведь помнит, как я чай пить люблю, помнит! - не важно, - и положила себе на блюдце бутерброд.
- Ты все так же красива, - просто сообщил он, садясь рядом. Она только хмыкнула - дескать, да, Валентин Петрович, в отличие от вас, я очень даже ничего. А вот вы в последнее время что-то сдавать стали...
Когда через много лет, в окружении любящих детей и внуков, она пыталась восстановить в памяти события той ночи, она никак не могла вспомнить, кто же из них первый потянулся навстречу. Возможно, оба... Но она до самой своей смерти отчетливо помнила, что случилось потом.
Он подхватил ее как легкую игрушку и посадил на стол. Впился в нее губами, как умирающий за соломинку, за последнюю надежду жить, и высвободил из чешуи дорогого платья.
А когда все закончилось, он так же легко подхватил ее и отнес в спальню.
Когда заря только-только стала подниматься над городом, она тихо оделась и вышла из комнаты.
Она улыбалась.
Она оставила ему подарок - последний кинжал тореадора.
На подушке, рядом с его седеющей головой, лежало несколько скомканных сто долларовых бумажек.