В тот холодный и пасмурный ноябрьский день уроки у 8-го 'Б' закончились поздно. Егор Фролов одним из первых оказался в раздевалке; он переобулся, накинул куртку, и, махнув на прощание своим дружкам, поплелся в сторону дома. Настроения бухать за гаражами у него сегодня не было.
Егор был не слишком высоким для своих 13-ти лет, но и на физкультуре он никогда последним и даже предпоследним не стоял. Он был очень худым, нескладным мальчишкой, все время ходил ссутулившись, и у него сильно выпирали лопатки и шейные позвонки. Волосы у Егора были светлые, удлиненные, торчащие во все стороны. Серо-голубые глаза ничего не выражали, разве что постоянную скуку и недовольство. Парень целыми днями только и делал, что до боли в глазах играл в компьютерные игрушки и бухал с такими же, как и он, отморозками - одноклассниками. Еще иногда он и его друзья-собутыльники ходили драться с параллельным классом или, напившись до чертиков, избивали проходящих мимо гаражей пацанов своего возраста. Что удивительно, в милицию они еще ни разу не попали.
Егор спрятался за гараж и достал сигарету. Еще раз оглядевшись для наибольшей безопасности, он закурил и поднял удовлетворенный взгляд в небо. В принципе, в жизни этого паренька все складывалось, так, как пожелали бы многие. Родители его зарабатывали достаточно, чтобы одевать отпрыска по последней моде и позволять ему покупать какие угодно компьютерные игры и технические средства. Друзья завидовали Егору из-за того, что у него был навороченный плеер последней разработки, крутой комп и КПК - чтобы можно было развлекать себя в любой момент жизни. В неделю ему выдавалась тысяча рублей на карманные расходы, так что Егор мог хоть каждый день бухать и угощать своих дружков. Больше ему тратиться было не на что. Книг он не читал, журналы - разве что о новой технике и изредка - 'Playboy' и 'Penthouse'... Летом родители отправляли его в лучшие лагеря или увозили на дачу в поселок для богатых. Внешность у него была такая, как ценилась последние несколько десятилетий - худой, смазливый, светловолосый. В общем, печалиться Егору было вроде бы не о чем, однако он, как типичный 'богатый сынок', постоянно скучал, слишком быстро перепробовав все возможные для своего возраста удовольствия.
Но, каким бы крутым и благополучным не выглядел Егор Фролов в глазах своих друзей-собутыльников, была у него одна тайна, о которой он решился бы рассказать даже ближайшему окружению. Даже наоборот. У Егора еще ни разу в жизни не было секса. Пусть он и его друзья учились всего лишь в 8-м классе, в их кругах считалось, что 'пацану неприлично быть девственником в таком возрасте'. Он еще в прошлом году наврал своим дружкам, что 'трахнул в лагере потрясающую телочку'. Таланта врать в Егоре было не убавить, и потому одноклассники поверили ему и стали завидовать еще больше. За год каждый из них тоже выдумал себе историю своего 'первого раза', а Фролов постоянно рассказывал им все новые и новые байки о своих сексуальных похождениях. Однако приглашений на ночные вечеринки, устраиваемые девяти- и десятиклассницами, он все время избегал.
Гормоны в молодом организме некисло бушевали, и Егор сходил с ума от постоянно мерещившихся картин секса. Он дрочил каждый день по несколько раз, но этого было мало. Ко всему прочему, он понимал своим маленьким сгустком мозгов, что рано или поздно 'первый раз' все равно настанет, и, если он оплошает перед девчонкой и об этом узнают друзья, его авторитет резко упадет, пусть он будет трижды крут и богат. А вот этого наш герой совсем не хотел.
От навалившихся на его бедную душу неприятных перспектив Егору захотелось выкурить еще одну сигарету, и он снова достал из кармана пачку. И именно в этот момент над его ухом раздался вкрадчивый тихий голос:
- А курить, между прочим, вредно.
Егор даже подпрыгнул от неожиданности, но, увидев рядом с собой не вредную классуху и даже не старосту-ябеду, а незнакомую красивую девушку лет шестнадцати, успокоился. Девушка достала из кармана своего черного пальто - такого, в каких несколько лет назад ходило пол-Москвы - пачку 'LM' (почему-то в упаковке старого образца, не появлявшейся в продаже вот уже около года) и закурила. Фролов немного дрожащей рукой тоже чиркнул зажигалкой. Однако после небольшого нервного потрясения прикурить ему удалось не сразу.
Девушка не уходила. Ей явно что-то нужно было от Егора. Внезапно парень почувствовал в душе беспокойство - оно нарастало с каждой секундой. Фролов подумал сначала, что все это из-за того, что он находится наедине с девчонкой, да еще и со старшеклассницей, но потом отбросил эту мысль. Просто от незнакомой девушки веяло чем-то странным, потусторонним - хотя - думал не верящий в высшие силы Егор - это было просто абсурдом. Он попытался отвлечься от своего страха, однако холод, которым явственно веяло от девчонки, не давал ему успокоиться.
- Расслабься и получай удовольствие, - девушка неожиданно хлопнула Егора по плечу и улыбнулась. Однако разглядеть, искренна ее улыбка или нет, он не смог - глаза незнакомки были скрыты темными зеркальными очками, несмотря на пасмурный ноябрь.
- Кто ты? - наконец выдавил из себя Егор.
- Выпить хочешь? - ответила девушка вопросом на вопрос.
- Да, - ответил Фролов против своей воли. На самом деле ему хотелось убежать как можно дальше от незнакомой красотки, внушавшей ему леденящий ужас, но по чьей-то неведомой воле он поступал так, как хотела она.
Девушка показала ему горлышко бутылки дорогого вина, торчащее из маленького рюкзачка, и приказала:
- В подъезд.
На ватных ногах Егор побрел в сторону подъезда ближайшей многоэтажки; он шел, ссутулившись еще сильнее, чем обычно, а незнакомка шла за ним следом, пуская ему в спину клубы сигаретного дыма.
Она открыла железную дверь непонятно откуда взявшимся ключом от домофона и заявила, что хочет подняться на десятый этаж пешком. Егор покорно зашагал вверх по лестнице, но тут какое-то животное чутье далеких предков шепнуло ему, что настали последние минуты его ничтожной, пустой и подлой жизни. Осев на площадке четвертого этажа, Егор зарыдал в голос, спрятав лицо в ладони. Девушка подошла к нему, пнула его что есть силы по заду ногой, обутой в тяжелый ботинок, и прошипела:
- Встал и пошел дальше.
С трудом поднявшись, Егор продолжил свой путь на трясущихся ногах. Он поминутно всхлипывал. Незнакомка шла следом, как конвоир, и молчала. Наконец они добрались до десятого этажа.
Там девушка распахнула окно, села на подоконник и жестом приказала Егору сесть рядом. Тот, трясясь от страха, подчинился, хотя и жутко боялся высоты. Вокруг стояла неестественная тишина, и даже шум машин с дороги, находящейся перед домом, не доносился до нашего героя и его странной спутницы, несмотря на открытое окно. Незнакомка ехидно улыбнулась и достала из рюкзака бутылку.
- Открывай.
Руки плохо слушались Егора, но он все-таки справился со своей задачей, после чего девушка вырвала бутылку у него из рук.
- Как вы там, 'крутые', пьете? 'Из горла'? - она повернулась к Фролову, и он почувствовал ее ненавидящий взгляд даже через зеркальные стекла очков. Он судорожно кивнул, и девчонка, запрокинув голову, выпила сразу полбутылки. - 'Крутые', - повторила она. - До чего же мерзкое, отвратительное слово. И к тому же несправедливое. Не понимаю, почему в подростковых кругах считается, что 'круто' - это пить, курить, трахаться со всеми подряд, принимать наркоту и забивать на учебу? Неужели вы думаете, что, если вы будете все это делать, вас будут считать взрослыми и уважать? Почему вы считаете, что те, кто уделяет внимание учебе и думает о будущем, а не живет 'только сегодняшим днем' - неудачники и 'отсталые'? Почему вы думаете, что те, кто живет в бедных семьях, 'нищие уроды'? Вы что, сами заработали себе на выпивку и наркоту? А эти ваши 'войны за свободу'!.. Как отважно вы бьетесь с родителями, чтобы они отпускали вас гулять до утра, как стесняетесь того, что они попросили вас помочь им сделать что-то или куда-то сходить, и как издевательски смеетесь вы над теми, кто заслужил у родителей доверие и всегда помогает им! Как же я вас ненавижу, тупые, ограниченные, циничные твари!.. Я никогда не пила, не курила и не делала прочих вещей, которые у вас 'в почете', хорошо училась и помогала маме, а вы затравили меня за это... Но вышло у вас это только потому, что вас было много, а я - одна! Вы только в стае сильны! Если бы я могла, я отловила бы вас по одиночке, но только поздно уже!..
Егор сидел ни жив ни мертв. Он не понимал, что происходит. Его сердце билось, как сумасшедшее, и, чтобы оно совсем не выскочило из груди, парень собрал всю свою смелость в кулак и спросил дрожащим голосом:
- Кто ты?
- Ты пей, - девушка протянула Фролову бутылку. - Пей, - на этот раз ее голос звучал громче и грознее, потому что обосравшийся 'крутой' боялся даже пошевелиться.
Он отпил немножко.
- Еще, - приказала девчонка, и он пил до тех пор, пока она не выхватила пустую бутылку у него из рук.
- Кстати, я чуть не забыла о главном, - она внезапно вскочила с подоконника. - Ты же так хотел лишиться девственности!..
- Откуда ты знаешь? - прошептал Егор с полными ужаса глазами.
- Снимай штаны, - удовлетворенно усмехнулась девушка, смакуя его удивление и страх.
Внезапно у Егора появились новые силы - словно из ниоткуда - и он заявил решительным, хотя и немного дрожащим голосом:
- Не буду.
- Что?! - девчонка, разъярившись, точным ударом ногой в грудь сбросила Егора с подоконника на пол. Он отлетел к стене, но тут же попытался встать, хотя в глазах плыло, легкие сжало железной лапой, а силы стремительно утекали.
Не очень крепкая с виду, незнакомка взяла Егора за шкирку, подняла над землей и, сильно встряхнув, толкнула обратно к окну:
- Еще объяснения нужны? Снимай штаны, разворачивайся спиной ко мне и нагибайся.
Всхлипывая, Фролов сделал все, что сказала ему незнакомка. С улицы дул пронизывающий ветер, и парень быстро продрог. Девушка вылила из бутылки остатки вина и, весело хихикнув, приставило горлышко к анальному отверстию Егора. Тот замер от ужаса.
- Скажи спасибо, что я его не заострила, - всё смеясь, продолжала мучительница. - Ну, мальчик, приготовься: сейчас ты станешь мужчиной.
И она что есть силы вонзила горлышко бутылки Егору в задницу.
Дикий, похожий на звериный, крик огласил подъезд, однако никто его не услышал и не бросился на помощь подрастающему моральному уроду. Девушка продолжала насиловать Фролова бутылкой, на всякий случай придушивая его свободной рукой - чтобы не думал вырываться. Но тот настолько смирился со своим вынужденным положением, что не пытался удрать, лишь слабо попискивал и всхлипывал. Наконец девушка удовлетворила жажду мести, вынула окровавленное горлышко из заднего прохода Егора и толкнула парня на пол. Тот упал, сжался в комочек и отползая, запричитал:
- Отпусти меня, пожалуйста... Не надо больше... Я же тебя не обижал... Я тебя вообще не знаю... Отпусти, умоляю...
- Я давно уже заметила, что слово 'умоляю' такие уроды, как ты, произносят лишь в том случае, если их притесняет кто-то более сильный. Вы сами любите притеснять. Вам нравится смотреть, как плачет и бьется ваша слабая жертва, которую вы запинали всей толпой. Теперь ты сам побывал на месте затравленного, одинокого изгоя и, надеюсь, больше никогда не посмеешь унизить кого-то более слабого. И твои приятели тоже!.. Я все знаю, все видела. Я отомстила за всех тех несчастных, кого вы мучили и унижали. Вы, 'крутые', только с беззащитными справляться умеете. Вы ничтожны, трусливы и слабы, побеждаете только за счет количества, а еще - пусты и ограниченны. Вы думаете, что только силой можно завоевать уважение. Хотя, зачем я тебе все это рассказываю - все равно не поймешь...
Залезая с ногами на подоконник, девушка бросила на прощание:
- И только попробуй теперь поиздеваться над кем-нибудь, гнида...
И она спрыгнула вниз - с десятого этажа. Уличные звуки - шум машин, крики птиц, вопли бухающих за гаражами маленьких моральных уродов - в эту же секунду ворвались в уши Егора, как будто кто-то включил у него в голове ранее отключенный звук. А на том месте, где валялась окровавленная бутылка, опидорасившая Егора, из ниоткуда появилась толстая тетрадь, обложка которой была оклеена черной бумагой. Прошло уже целых двадцать секунд с момента прыжка девушки из окна, но снизу так и не раздался глухой удар, извещающий о том, что мучительница Фролова разбилась в лепешку.
Униженный, морально опустошенный Егор, ничего не понимая и боясь поверить в то, что с ним произошло, просидел в подъезде еще около сорока минут. И, хотя он пребывал в полнейшем офигении, он все-таки отметил, что за это время с улицы не донесся ни вой сирен 'Скорой помощи', ни крики милиционеров. Как будто злая незнакомка и не падала из окна. Или же - мягко спрыгнула и спокойно пошла к себе домой.
Потом его долго рвало какой-то вонючей слизью вперемешку с кровью - хотя он пил только вино - а когда рвота закончилась, Егор заметил у своих ног черную тетрадь, лежавшую дотоле в дальнем углу.
Его сковал страх. Вокруг него творилась какая-то чертовщина. И все-таки он, желая найти хоть какое-то объяснение произошедшему, пересилил себя и открыл тетрадь на первой странице.
На форзаце было написано: 'Дневник Ж.Л.'. Дневник начинался записью, обозначенной как '2002-09-02'.
'Начался предпоследний учебный год. Не знаю, выдержу ли я до конца. Силы мои уже на исходе. Мне никто не верит - ни родители, ни учителя - что эти твари издеваются надо мной. Они считают, что я 'сама виновата' - потому что неформалка, потому что слишком сильно отличаюсь от остальных. 'Стоит только одеться как все, и твои проблемы как рукой снимет'. Но ладно если бы так думали только мои безмозглые и ограниченные одноклассники, но взрослые люди, 'наставники'!..
Хотя, в принципе, они в чем-то правы. Стая всегда травит и изводит того, кто выделяется, отличается от остальных. Но я не собираюсь жертвовать индивидуальностью ради того, чтобы это быдло меня 'помиловало'!..
А ведь они и правда быдло. Представляете, они считают, что 'показатель крутости' - это сколько водки ты выжрал за вечер, со сколькими девушками переспал, насколько дорогая у тебя одежда и т.п. Они даже 'крутыми' себя называют и всех заставляют таковыми их считать.
Они нападают только стаей и только на слабого. Сильных они боятся. Им никого не жаль; они подлые. Они убеждены, что главное - это физическая сила, и если какой-нибудь интеллектуал или кто-то еще, чье мнение не совпадает с мнением 'крутых', ПОСМЕЕТ робко заявить о своей точке зрения, это стадо забьет его, подчинит, заставит молчать и бояться... Но никогда не уступит, не найдет компромисс. Главное - это физическая сила. Главное - ИХ мнение. Быдло не исправить...
Но, если посмотреть с другой стороны, мои одноклассники не так тупы, как кажется с первого взгляда. Они сумели завоевать лидерские позиции не только в школе, но и среди учителей. Перед ними 'крутые' - образцовые ученики. Улыбаются, показывают правильно выполненное домашнее задание (которое выбили угрозами у отличников на последней перемене), острят, дарят приятные мелочи. Выслужились, твари... И теперь учителя верят только им. А меня и других затравленных изгоев, загнанных в угол угрозами и кулаками, считают виновными во всем. 'Крутые' - любимчики учителей. Подлые, мерзкие твари! Знали бы наши учителя, что скрывается за масками этих милых и улыбчивых деток!..
Я больше так не могу. Этот кошмар длится уже два года - с того момента, как я поменяла школу. Я уже не в силах себя защитить - потому что устала и потому что я одна. И, как сильна я бы ни была, один в поле не воин... Защитников тоже нет. Синяки не успевают заживать, а они меня все колотят и колотят, все унижают и унижают.
По-моему, скоро я перестану давать этим тварям отпор. Но я не сдамся, не думайте! Я буду сжимать кулаки до последнего - все время, пока буду отступать. В сторону открытого окна. Лучше я умру, чем соглашусь с тем, что выпивка и избиение слабых - это 'круто'. Не дождетесь, уроды!'
Егор, как завороженный, читал дневник, иногда бегло просматривая мало интересующие его записи. Перед его глазами вставала страшная картина издевательств над слабыми, и он словно видел себя и своих дружков со стороны - во время нападений на несчастных изгоев.
'2002-11-24. Сегодня после уроков они вытащили меня на школьный стадион. Их было семеро - вся 'крутая' компания. Они взяли меня в круг, и Вероника подошла поближе, сжимая кулаки. Она была вдвое здоровее меня. 'Крутые' замерли, предвкушая расправу надо мной. Я напряглась, думая, как бы разорвать круг и в какую сторону лучше линять - ведь от семерых убегать не стыдно. Но Вероника опередила меня: она сорвала с меня шапку, швырнула на землю и растоптала. От злости у меня потемнело в глазах, и я, забыв обо всем, кинулась на эту дуру. А 'крутые' только этого и ждали - когда я взбешусь и потеряю контроль над ситуацией - и Лера, эта подлая маленькая сучка, изо всех сил толкнула меня в спину. Я поскользнулась, упала на колени в снег. И сразу же два здоровых бугая навалились мне на плечи, чтобы я не смогла встать, а остальные с криками: 'Бей нечисть!' - налетели на меня, осыпая со всех сторон ударами. Они били меня ногами... В том числе и парни... Я уже лежала на земле с разбитой губой и ноющими почками, когда они собрались уходить, и вдруг мне на руку упал плевок. От ярости у меня как будто появились новые силы - и я вскочила, превозмогая боль, и ударила Леру по колену тяжелым ботинком что есть силы. И они снова бросились на меня... Когда я перестала шевелиться - пришлось притвориться, что я без чувств - они испугались, что убили меня, и бросились вон со стадиона. Я долго еще слышала издали испуганные голоса и мат... Чтобы не получить обморожение, я дождалась, пока они скроются из виду и - по стеночке, по стеночке - пошла домой. Родителям я ничего не сказала - они подумали бы, что я 'сама нарвалась', и опять забыли бы о моем горе. Удивительно, но я оклемалась уже через два дня и вернулась в школу. Там меня ждал разговор о том, чтобы я молчала о случившемся, и вопли учителей по поводу прогулов. Я не испугалась 'крутых' и рассказала учителю, кто меня избил, но, само собой, получила в ответ слово 'лгунья'. Конечно, разве могут эти милые матерящиеся ребята со свирепыми лицами избить одинокую девочку-аутсайдера, у которой нет друзей и за которую некому заступиться?.. Я давно уже потеряла веру в справедливость и в людей...'
Егор похолодел - ему представилось, что это над ним издевается стая сильных ребят, а не над девочкой в темных очках, чей дневник он сейчас держал в руках.
Дрожа всем телом, он перелистнул несколько страниц и нашел последнюю запись, датированную 20-м января 2003 года.
'Всё. Я устала. Больше не могу. Надоело уже успокаивать себя: мол, скоро школа будет позади, появятся другие люди и т.п. Ничего не изменится. Друзей у меня уж точно не будет - нервы у меня последние два года ни к черту, никому не нужна подружка-психичка. У меня и раньше-то особо не наблюдалось друзей - слишком уж сильно отличалась от других. Меня продолжат пинать и высмеивать. Стая травит выбивающегося из строя. Я не вижу света в конце тоннеля...
Сейчас я сижу в каком-то подъезде на десятом этаже, у открытого окна - холодный воздух щиплет щеки, слезы замерзают. Да, я плачу. Столько лет я держалась, но теперь больше не могу. Даже сильные иногда плачут. А еще сильные уходят, когда понимают, что проиграли. Лучше гордо умереть, чем позорно терпеть издевательства всю жизнь!
Может быть, это ужасно глупо - убивать себя из-за издевательств одноклассников. Но я все равно сделаю это. Меня бьет отчаяние - ни родители, ни учителя не видят, как мне плохо, не верят мне и не хотят мне помочь. Прощайте все... Прощай, Данила - моя первая любовь - помнишь, как 'крутые' смеялись над тобой, когда им каким-то образом удалось разнюхать о моих чувствах к тебе?.. Ты тоже неформал, и поэтому держись - после моей смерти все издевки могут перекинуться на тебя... Прощайте, все милые и добрые люди, которые когда-то пожалели меня, - Марина Николаевна (повар школьной столовой), врачи из травмопункта (я специально наносила себе увечья, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание и получить так нужное мне сочувствие) и другие... Мне очень нужно было доброе отношение, но я так редко его видела!.. Неужели я была недостойна того, чтобы меня любили, чтобы со мной считались, чтобы со мной дружили и защищали меня?! Похоже, что недостойна... Но теперь мне уже не нужно думать об этом: окно открыто, душа готова к полету. Прощайте все!'
Егор уронил черный дневник. В глазах у него потемнело. Девушка в черных очках на самом деле умерла пять лет назад. Выбросилась из окна десятого этажа (судя по всему, как раз из того, возле которого сейчас сидел Егор), потому что ее замучили. И она, гордая, понимая, что не справится с толпой мучителей, решила больше не унижаться... Она мертва. И, тем не менее, она явилась к Егору и отомстила на нем за всех униженных и затравленных изгоев.
Фролов последний раз взглянул на зловещий дневник (который почему-то опять лежал в углу, а не там, куда был брошен) и стал медленно спускаться вниз по лестнице. Внутри у него была черная пустота.
На следующий день Егор нашел-таки в себе силы придти в школу. После вчерашних событий у него оставалось лишь чувство страха и омерзения в душе, а также ноющая боль в анальном отверстии, мешающая нормально сидеть. К удивлению приятелей, Егор вел себя тихо и дисциплинированно, даже не рвался покурить на перемене, но от глаз Артема, его лучшего друга, не укрылось, что на самом деле Фролов мрачен и подавлен. Однако ему так и не удалось выяснить причину плохого настроения Егора - настолько наш герой боялся насмешек и потери авторитета (хотя в приключившееся с ним трудно было поверить).
Перед последним уроком Фролов забрел в пустой класс географии и, ведомый каким-то неясным предчувствием, подошел к стенду, на котором висели фотографии классов, которыми когда-то руководила географичка, - маленькие портретики учеников и учителей, помещенные на большой лист. Последним был выпуск 2004 года. Егор пригляделся - что-то с фотографией было не так. И точно - один из портретиков был заключен в траурную рамку. Светловолосая девочка в 'неформальском' балахоне, с густо подведенными глазами... Если пририсовать ей темные очки, получится полное сходство с незнакомкой из подъезда... Фролов посмотрел на подпись под фотографией и вздрогнул: девушку звали Женя Лазаренко. 'Ж.Л.'! Все сходится! Но... Стоп! Она же умерла в 2003 году! Как же она попала на общую фотографию, пусть даже в траурной рамке?
- Разглядываешь моих выпускников? - внезапно раздался голос за спиной у Егора, и он вздрогнул. Обернувшись, парень обнаружил неслышно подошедшую географичку. - Мне всегда попадались хорошие классы. Только один раз я ошиблась...
- Это вы про Женю Лазаренко и выпуск-2004? - вдруг ляпнул Фролов.
Теперь вздрогнула географичка.
- Отк...куда ты знаешь? - запинаясь, спросила она. - Мы сделали все возможное, чтобы информация не просочилась в младшие классы....
Егор, естественно, не стал говорить, что призрак Жени Лазаренко вчера изнасиловал его бутылкой в зад, и ответил:
- Я нашел ее дневник.
- Дневник?! Что за чушь! Его сожгли вместе с телом Жени!
Фролову стало не по себе, хотя после вчерашнего он перестал удивляться всему потустороннему. И он промолчал.
- Мы не верили ей... Не верили, что над ней издевались одноклассники, - тихо, с болью в голосе продолжила учительница, словно забыв, что ей только что сказал Егор. - Только дневник открыл нам глаза на этих ребят. Его нашли в Женином рюкзаке... с которым она выбросилась с десятого этажа. Тело было жутко изуродовано, конечности выгнуты под неестественными углами... Тем ребятам потом условный срок дали и в другие школы перевели. А историю эту замяли, чтобы... чтобы подобного больше не повторилось ('И чтобы репутацию школы не замарать', - явственно слышалось в ее голосе). До сих пор не могу себе простить, что верила этим ребятам, а не Жене ('И допустила ее смерть'). Она была доброй, но одинокой девочкой, которую озлобили и затравили... Одноклассники настояли, чтобы ее фотографию поместили на общий снимок. Чтобы всю жизнь помнить о том, что нужно быть чутким и помогать попавшим в беду... Они-то знали про издевательства, более того, над некоторыми из них тоже глумились... те ребята. И вот она уже четыре года смотрит на меня, как немой укор... Прости, больше не могу! - и учительница выбежала из класса, закрыв лицо руками.
Эпилог
Егор Фролов перевелся на домашнее обучение и потом еще два года не выходил из дома, но не потому, что раскаялся в своем поведении или у него произошел душевный перелом с последующим катарсисом, а потому, что он элементарно боялся новой встречи с призраком Жени Лазаренко. Но она к нему больше не приходила. В пятнадцать лет Егора положили в психиатрическую больницу.
... Кирилл Тарасов, ученик 10-го 'Б' класса, холодным январским утром плелся в школу, на первый урок в новой четверти. Сегодня он планировал похвастаться перед друзьями крутым телефоном, подаренным родителями на Новый год, и немного поразмять кулаки на слабаке из параллельного класса. До начала урока оставалось целых двадцать минут, и Кирилл присел на ступеньки у входа в заброшенный кинотеатр, чтобы покурить. Внезапно разбитая дверь кинотеатра со скрипом открылась, и на пороге появилась светловолосая девушка невысокого роста в слишком легком для января пальто; глаза ее были скрыты темными очками. 'Лохна какая-то, - лениво подумал Кирилл. - Ленка с подружками давно такую бы запинали'. По телу его разлилась приятная теплота при воспоминании о самой 'крутой' девчонке класса. А светловолосая незнакомка тем временем приблизилась к нему и, невзирая на недовольное лицо Тарасова, громко спросила: 'Сигаретой не угостишь?'
Кирилл хотел послать ее на три буквы - он всегда хамил тем, кого считал хуже себя и тем, кто, по его мнению, 'отвлекал его от важных дел' - однако, к своему удивлению, достал из дальнего кармана заначку - пачку 'Парламента' - и отдал всю ее девушке. И оттого, что его действия и желания так внезапно разошлись, Кирилла пробрал ужас. 'Пошли со мной', - железным голосом приказала девчонка. И Тарасов послушно побрел за ней, умирая от страха...