Verona Veronika : другие произведения.

Любовь в грязном обществе

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Любовь в грязном обществе
  
  ...Эта любовь не дожила до семьи
  И до детей она не дожила
  До волосков не дожила седых
  За то дождём холодным пролилась...
  (строки из песни Бумбокс и Басты)
  
  
  
  
   
  Пролог.
  Двенадцать лет назад.
  Красно-белая машина скорой помощи, сверкая синими мигалками и оглушая всю округу грозным воем сирены, на бешеной скорости неслась по дороге, ведущей за город.
  Водители машин, то и дело перестраивающихся из ряда в ряд впереди, нехотя уступали дорогу и хмуро смотрели ей в след, а кто-то и вовсе не сдерживался и бубнил различного рода ругательства себе под нос. Их даже можно было чисто по-человечески понять - нынче был так называемый 'час пик', когда все ещё сонные спешат на работу.
  Но, смело и без лишних колебаний можно было сказать, что больше всех недоволен был во всей сложившейся ситуации Захарченков - хмурый немолодой фельдшер, в данный момент, сидящий со сложенными на груди руками на пассажирском сидении рядом с водителем, управляющим как раз таки той самой машиной скорой помощи.
  И у него, между прочим, немного немало были все основания на это 'недовольство'. Ведь его смена уже закончилась, и не он, а его сменщица - госпожа Горская должна была сейчас быть на его месте, в то время как он, Захарченков, сейчас должен был быть уже на полпути к собственному дому и вероятнее всего готовился бы уснуть крепким младенческим, а то и вовсе мертвецким сном, после суток работы на станции и неспокойного ночного дежурства.
  И надо же такому случиться, за тридцать минут до окончания именно его рабочей смены поступил экстренный вызов: за городом две машины столкнулись лоб в лоб, а одна и вовсе несколько раз перевернувшись, вылетела с дороги в овраг. И, опираясь на свой опыт, Захарченков мог смело сказать, что хоть один труп, да будет. Впрочем, один - это ещё в лучшем случае.
  И это в его-то смену! Как же он надеялся, что всё пройдёт тихо и гладко, как это случалось обычно, а сейчас ещё кучу лишних бумаг придется кропотливо заполнять. Неужели не могла эта авария произойти тридцатью минутами позже?
  Да ещё и дали к нему в бригаду новенькую девчонку-докторшу, только что окончившую университет. Опыт работы - без году неделя. А сегодня её первый рабочий день с ним и - на те! - авария. Вот так счастье привалило сразу двоим: и ей, и ему! Они же ведь и познакомились-то только сегодня, что уж говорить о том сработались ли?
   А вот с Горской работает опытный врач, со стажем работы двадцать пять лет. Вот где, спрашивается, подевалась эта чёртова справедливость? Кому-то самых лучших дают, а кому-то этих всех соплюх зелёных.
  Он, пребывая в своих отнюдь невесёлых мыслях, ещё издали заметил на дороге сиротливо стоящую раскуроченную машину, теперь представляющую собой лишь груду металла, ни в коей степени не поддающуюся ремонту. Вряд ли она даже на запчасти сгодилась бы теперь. И, конечно же, он тут же, опять же опираясь на свой многолетний опыт в подобных ДТП, заметил, что машина была дорогущей иномаркой, на которой в их городе ездил только мер (кстати, имевший нехорошее криминальное прошлое, если по слухам судить), да и его сын иногда - когда отец был в особо добром настроении. Чего уж там! Сами номера говорили, едва ли не кричали о том, что машина принадлежит птице весьма высокого полёта.
  Шумихи не избежать. Как ни крути. Может ещё и журналюги подключаться.
  И в который раз, Захарченков горько пожалел, что вообще не взял отгул на этот день. Ведь хотел же. Словно предчувствовал что-то.
  А в последний момент раздумал брать, хотя мог бы это сделать на вполне законных основаниях. У него уже три как минимум накопились, а он, совестливый такой, не мог просто так их взять, специально оставлял их на случай болезни или какой-то непредвиденной ситуации. А тут всё явно 'полюбовно' не закончиться. Как бы до суда дело не дошло. Хотя, это с какой стороны посмотреть...
  Стоило машине остановиться, как Захарченко тут же спрыгнул со своего места и поспешил к трём пострадавшим, которые уже были вытащены из своих дымящихся машин.
  Если бы там в тот момент оказался абсолютно обычный человек, не привыкший видеть нечто подобное регулярно, то он смело назвал бы окружающую его обстановку жуткой: окровавленные тела, окровавленный асфальт, разбитые машины, работающие спасатели, вопящая сирена...
  В овраге, в нескольких метрах от дороги, находилась перевёрнутая старенькая машина-жигулёнок вишнёвого цвета. Её передние колёса всё ещё немного крутились в воздухе, а из-под капота машины огромными клубами валил сизый дым.
   - Одни проблемы из-за баб за рулём, - процедил сквозь зубы Захарченков, а затем и вовсе сплюнул на асфальт, как только заметил, что спасатель пытается вытащить из старой машины светловолосую девушку, голова которой была полностью залита алой кровью.
  Один из спасателей вдруг крикнул другому, тому, который как раз таки находился рядом с перевёрнутой машиной, что-то неразборчивое, но Захарченков точно разобрал два слова 'бензобак' и 'рванёт'. Второй же, крикнул в ответ, куда более разборчиво, что всё в порядке.
  День обещал быть жарким, во всех смыслах этого слова. Он и выдался таким, несмотря на то, что вовсю лютовали крещенские морозы.
  Радовало лишь одно - скоро к ним примчится подмога в виде ещё нескольких машин скорой помощи. Одни они бы тут точно не справились, не смотря на то, что спасатели уже успели значительно облегчить им работу.
  Асфальт у машины был залит кровью. Зимнее солнце жарило что было мочи, и теперь в воздухе витал густой запах крови, ужасно отдающий железом. Медики к этому привыкли, а вот представители право порядка, которые были, кажется, только-только из-за учебной скамьи, весьма красноречиво морщились и отводили глаза.
   Милиционер, то и дело маячивший рядом с машиной скорой помощи, задавал поначалу какие-то вопросы, но поняв, что никто не настроен с ним вести задушевные беседы - замолчал, но всё равно продолжал стоять и смотреть как фельдшер, подходя к каждому пострадавшему, дотрагивался пальцами то к запястью человека, то к его шее, то к виску, таким образом, считая пульс - это и школьнику было бы понятно, но милиционер, которого звали Фёдором, и это не мог оставить без внимания и не спросить.
   - Один труп, - коротко глянув на Фёдора, тихо сказал Захарченко, указав на седовласого мужчину. И как он успел заметить, милиционер так и замер, скосил глаза на 'жмурика' и громко сглотнул.
  'Точно новичок', - с кривой усмешкой вновь бросил свой взгляд из-под густых абсолютно седых бровей Захарченков на парня. Тот старался держаться молодцом, но то и дело дышал через раз, отчаянно стараясь не косить глаза на тело мертвеца, и нервно крутил обручальной кольцо на безымянном пальце.
  Неожиданно замолчавшего спутника фельдшера, вдруг негромко позвал его коллега. Коллега его, кстати, явно страдал от ожирения самой последней степени. Как он только смог в машине поместиться - загадка века. А тот, которого позвали мало отреагировал, продолжая пребывать в странном состоянии, которое больше напоминало помесь ступора и идиотизма - это ещё довольно лестно охарактеризовал его Захарченков.
  Именно тот покойник, на которого указал медик, скончавшийся мгновенно, и был за рулём нашумевшей машины мера.
   - Алина, что там у тебя? - спросил, обернувшись на девушку-докторшу, которая пока поразительно стойко справлялась со всем происходящим. Или так казалось на первый взгляд, но она была поразительно собрана и всё её действия были слажены и быстры, единственное, что Захарченкову лишь удалось заметить, так это то, как мелко подрагивают её руки.
  Тем временем, девушку-блондинку МЧС-ники уже вытащили из машины, металл которой зажал ей ноги так, что понадобилось дополнительное оборудование. Существовал внушительный риск того, что у неё повреждён спинной мозг, и опять же опираясь на свой опыт, Захарченков мог прогнозировать и то, что вероятнее всего нижняя часть её тела будет парализована. Конечно же, при немаловажном условии - если она выживет.
   - Один пришёл в себя, - подбежав к фельдшеру, тут же отчиталась она, словно врачом тут был он, а не наоборот. - Нашатырь помог. Видимых повреждений не наблюдается. Отделался лёгким испугом, - девушка была уж слишком сильно побледневшая на взгляд Захарченкова.
  Голос выдавал с головой всё её нервное состояние, пока она осуществляла замену своих медицинских перчаток, чтобы приняться за другого пострадавшего, соблюдая все санитарные правила и нормы.
   - Поразительно, - пробормотал он, на миг зацепившись взглядом за того счастливчика, а затем глубоко вздохнул. Тот оказался ни кем иным как сыном мэра, Захарченков видел того несколько раз, да и то мельком. - В рубашке парень родился. - Этих слов Алина не слышала, она уже вовсю занималась оказанием первой медицинской помощи молодому парню.
  Не теряя особо драгоценного в данный момент времени, седовласый мужчина поспешил к девушке, которую спасатели уложили на носилки. Её веки дергались, то закрывались, то открывались. Окровавленные губы кривились, словно она готова была вот-вот зарыдать от сильнейшей боли, и потому медик, тут же стремясь облегчить её состояние, ввёл ей обезболивающее.
  До этого момента всё ещё топтавшийся рядом милиционер, вздохнул. Выбрав, кстати, самый неподходящий для этого момент.
   - Прямо как в сериале, - восхищённо говорил Фёдор, наблюдая за всеми манипуляциями фельдшера. - Я такое только там видел!
   - Ты меня отвлекаешь. Сделай одолжение - исчезни,- завершая проведение инъекции, немало раздражённый этим излишним вниманием со стороны, он исподлобья глянул на милиционера, который, кажется, и не думал прекращать свои откровения.
  И, словно услышав его мысли, милиционер, находящийся в машине и составляющий протокол, снова позвал Фёдора, только теперь куда уж более настойчиво, чем в первый раз.
   - Извиняй, Гиппократ, - пожал плечами мужчина и направился прочь от Захарченкова.
  У девушки по предварительному осмотру смело можно было ставить тяжелейшую черепно-мозговую травму. Захарченков, конечно, не был врачом, а всего лишь фельдшером, но, тем не менее, у него был многолетний опыт и он мог уверенно сказать, что спинной мозг всё же травмирован, а позвоночник, скорее всего, сломан.
  Фельдшер отчего-то сразу понял (может снова опыт подсказал?), что девушка та - не жилец. Обычно с такими травмами остаются не людьми, а как говориться 'овощами', но сейчас он начинал осознавать и то, что печального летального исхода, вероятнее всего, избежать не удастся, не смотря на все старания их и врачей БСМП. Если и довезут её до больницы, то несколько дней и всё - отправиться она к праотцам. Такие травмы были не совместимы с жизнью. Уже лишь то, что она всё ещё находилась в сознании, было величайшим из всех чудес света, пусть и временным.
  Как на зло, подмоги в виде ещё нескольких машин скорой помощи, всё не было и, кажется, не предвиделось в ближайшее время. Это и не было удивительным явлением. В такую-то погодку! Они и сами-то очень рисковали, когда неслись на место происшествия по гололёду.
   - Иван Константинович, - едва заметив то, что он снимает окровавленные перчатки, закончив с блондинкой, позвала его Алина. - Подойдите сюда!
  Он, сохранивший для своих лет, поразительную физическую форму тут же оказался рядом с ней и тем самым молодым парнем, которым она занималась ещё в прошлый раз.
  Мимо них пронеслась одна машина скорой помощи - обещанная подмога, которой тут же, экстренно, передали пострадавшую девушку-водителя.
   - Открытый перелом. Большая кровопотеря. Потребуется переливание крови, - по старой привычке вслух констатировал он. - Пока не поздно спрошу у девушки, группу крови парня, что с ней ехал.
  И тут же трусцой приспустил к светловолосой девушке, лежащей на носилках.
   - Девушка, - наклонившись к блондинке, которая, кажется, в данный момент пребывала в сознании. - Какая у него группа крови вы знаете? У парня, с которым вы ехали.
  Глаза пострадавшей то и дело закатывались, демонстрируя всеобщему взору только белки глаз с красными, лопнувшими сосудами-прожилками. Её губы беззвучно шевелились, голоса слышно не было, лишь хрип.
   - Четвёртая, - тихо прошептала она кровавыми губами так тихо, что фельдшеру пришлось нагнуться, чуть ли не приставив ухо к самым её губам. - Проклятая четвёртая... - и тут же зашлась кашлем, а один из санитаров брезгливо скривился, как только заметил, что ладонь девушки, которую она прижимала к губам во время кашля, теперь вся в кровавой мокроте.
  Фельдшер запустил руку в волосы, а затем с силой провёл по лицу.
   - Чёрт, - сквозь зубы ругнулся Захарченков. - А резус-фактор? - наклонившись ближе, с надеждой, спросил он, но тут же обернулся, задержав взгляд на мертвецки бледном лице коротко стриженного парня. Молодой парень-то был, жалко, если помрёт. У самого Захарченкова такой же сын-обалдуй.
   - Положительный, - делая невозможные усилия над собой, прошептала девушка, всё ещё кашляя, после чего её глаза закатились. Обморок.
   - Хоть какая-то хорошая новость, - возведя свои глаза к небу, проговорил фельдшер. А затем обратился к водителю машины их скорой: - Петрович, звони на станцию - пусть готовят кровь!
  Совсем недавно прибывшая скорая уже увозила девушку.
  Сделав всё, что было в их силах, чтобы помочь парню, врач так и осталась сидеть на коленях рядом пострадавшим в ДТП. Её руки были опушены, а глаза подозрительно блестели.
   - Мы не успеем довести его. Он умрёт от кровопотери, - тихо сказала Алина, как только Захарченков поравнялся с ней, со всей вселенской жалостью глядя на парня, лежащего на носилках, и который ещё ни разу не приходил в сознание.
   - Будем везти, авось довезём, - пожал плечами фельдшер, не упуская из виду стремительно уезжающую от них вопящую красно-белую машину.
   Алина перевела взгляд на него, поражённая и немного растерянная. Смотрела на него снизу вверх и вдруг, совершенно неожиданно, такая злость на неё накатила - да как он может так говорить! Словно на его глазах не человек умирает, а какая-то недобитая собака. Да ту же собаку жалко станет!
   - Но ведь четвёртой положительной можно любую кровь переливать, она же универсальный реципиент! Мы должны ему помочь. Это наш врачебный долг! Мы клятву давали! - неожиданно, в первую очередь, для самой же себя в её голосе появилась уверенность и настойчивость.
   - Ты давала, я - нет! Фельдшера, знаешь ли, никаких клятв не дают! - ухмыльнулся мужчина, разводя руки в стороны, тем самым показывая, что он тут 'не при делах'.
   - Связь пропала, - прокричал со своего водительского места краснощёкий Петрович. Захарченков со злости пнул небольшой камень, лежащий у дороги, и сопроводил тот еле слышимым ругательством на далеко не цензурном языке.
   - Петрович, поехали! - прокричал Захарченков, не понимая причину заминки и того, почему они всё ещё не сдвинулись в места, с таким-то серьёзным пострадавшим.
   - Мотор, сволочь, - выругался водитель. - Не заводиться!
   - Он же умрёт! - едва ли не плача, прокричала Алина. - Иван Константинович, помогите ему...
  Настроение фельдшера становилось ещё хуже. Машина заводиться не желала, что ясно давало понять - застряли они тут на неопределённое время. Да ещё и эта докторша смуты нагоняла...
   - Где? - с раздражением в голосе, спросил Захарченков. - Где, я спрашиваю, мне найти донора?
  У него вообще сложилось такое впечатление, что девчонка сейчас разревёться. Да, чего уж там, он и сам был на грани. Не того, чтобы разреветься, конечно. А той самой грани, чтобы не вспылить и не наговорить лишнего.
  Ему тоже хотелось помочь парню. Ведь именно таких-то и жалко - молодых, у которых вся жизнь впереди, тех, которые ничего практически в этой жизни то и не видели, ничего существенного не испытали.
  Ведь предупреждали и по радио и по телевиденью: будьте осторожны на дорогах. Так нет! Кто же послушает? Всем куда-то надо, все куда-то спешат. Вот и попадают в аварии.
   - Может я, смогу, стать донором для него? - тихо вмешался в их спор мужской голос. Обернувшись, они увидели парня, того самого - сына мэра. - У меня первая группа.
   - Тебе самому скоро донор понадобиться, - махнул на него фельдшер.
   - Я стою на ногах, а он умирает.
  Отмахнувшись от этого альтруиста, Захарченков перебрался на пассажирское сидение и весьма громко при этом хлопнул дверцей машины.
   - Давайте попробуем, - продолжала уговаривать его Алина. - Не довезём ведь, а так... хоть попытаемся спасти.
   - Ты с ума сошла? Это запрещено! - окончательно теряя выдержку и терпение, рявкнул Захарченко, обернувшись к ней. Его глаза метали молнии.
  Вдруг мотор машины ожил - завелся, загудел. Повеселел и Петрович, тут же заскочивший обратно в салон машины.
   - Сейчас-то мы его вмиг домчим, - оптимизма водителя никто не разделил, до ближайшей БСМП они 'домчаться' часа через полтора, а то и больше.
   - Это экстренная ситуация, - всё равно стояла на своём вздорная девчонка. - Мы его не довезём, да поймите же вы! Прямое переливание - вот это его последний шанс на спасение, - он и сам не заметил, когда позволил ей повысить собственный голос до крика. На него, даже начальство никогда не кричало, а тут - соплюха зелёная, и вот как разошлась!
  Ишь ты!
   - Не смей! - рявкнул он. - Мы его довезём, - и как только она открыла рот, чтобы возразить, он её перебил, резко и безжалостно: - А если нет... на всё воля Божья.
  Машина вновь неслась по дороге со скоростью падающей птицы. Больше всех за исход ситуации переживала Алина, Захарченков уже порядком остывший после своей вспышки гнева, был вновь равнодушен, в прочем как и всегда. Рядом с Алиной сидел и тот парень, мэрский сын, которого заставили поехать в больницу 'на всякий случай'. Конечно же, проблем с администрацией города иметь никому ещё, находящемуся в здравом уме не хотелось.
  Они были буквально в часе езды от больницы, когда сердцебиение парня, как и прогнозировала 'соплюха зелёная' прекратилось. Экран наглядно демонстрировал нитевидный пульс.
   - Сердце остановилось, - потухшим голосом то ли проговорила, то ли прошептала Алина, констатируя непоправимое.
  Увидев потухшие глаза Алины, и слёзы, катящиеся по её лицу, фельдшеру вдруг по-человечески стало жалко эту девчушку, совсем ещё зелёную, только-только выпустившуюся из своего университета, где она всё видела лишь в научных фильмах, да муляжах. Теория всегда значительно отличается от реальной жизненной практики. Сегодня она, в первый же день работы, увидела смерть.
  Повисло страшное, практически физически ощутимое молчание. Все смотрели лишь на вопящий прибор, указывающий на тишину внутри человека. Лишь один Петрович продолжал вжимать педаль газа в пол, продолжая нестись на огромной скорости к пункту назначения.
  Сплошная линия, ни одного намёка на зигзаг.
  Фельдшер даже на пару секунд позволил себе прикрыть глаза, даже не пытаясь остановить все пустые и тщетные попытки Алины провести реанимацию, и заставить остановившееся сердце вновь биться. Вот только время шло, а результата никакого не наблюдалось.
   - Пиши время смерти, - спустя шесть минут ровно проговорил Захарченков, поднося левую руку, с электронными часами на запястье поближе к лицу...
  
  
   
  Глава 1.
  День ещё с самого утра выдался ужасно непогожим и, само собой разумеется, ничего хорошего собой не сулил. Тёмное пасмурное небо уничтожало даже самые маленькие зачатки хорошего настроения ещё в эмбрионе.
  Утро добрым не бывает? Сейчас это выражение было как никогда кстати.
  Медленно поднявшись со своей порядком нагретой за ночь кровати, Ева, всё ещё находясь в ужасно сонном состоянии, горестно вздохнула, искренне проклиная того, кто решил, что работать можно и по субботам, да ещё и с утра пораньше.
  В ванной, умыв своё лицо ледяной водой несколько раз, девушка с сожалением осознала, что спать ей хочется так же сильно, как и три минуты назад, и никакого прилива бодрости не произошло. Переведя сонный взгляд на своё отражение в зеркале, она с тихой грустью констатировала, что такие тёмные круги под глазами придётся замазывать несколькими слоями тонального крема, да и сверху хорошенько припудрить.
  Потянув на себя дверцу холодильника, Ева с горечью осознала, что и сегодня завтракать она не будет. Не потому, что бережёт фигуру (да и было бы, что там беречь - одни кости обтянутые кожей), а потому, что просто-напросто то, что она купила себе вчера, сегодня уже было съедено подчистую.
  В барабашек она не верила, да и разумное объяснение тут же нашлось - отец. Наверняка, вернулся ночью и вместо того, чтобы пойти в свою комнату и уснуть, направился на кухню и уничтожил весь неприкосновенный запас Евы.
  Другой еды в их квартире попросту не было. Макароны закончились ещё неделю назад, а что-то посущественнее она просто-напросто не умела готовить. Научить было не кому. По большести предпочитала, есть в сухомятку бутерброды да запивать их своим любимым зелёным чаем.
  До зарплаты оставалось дотерпеть два дня. Несмотря на всю экономность своих покупок, и другого рода расходов, деньги имеют нехорошее свойство заканчиваться в самый нужный момент. Вот и сейчас они закончились, даже в карманах зимних курток Ева не находила ни гроша.
  Перед самым выходом из дому, она быстренько прокралась к комнате отца, стараясь быть бесшумной и никоим образом не выдать своего присутствия не то что на пороге его комнаты, но и в квартире включительно. Легонько нажав на изжившую своё медную ручку, от которой теперь оставалась лишь половина рукоятки, слегка приоткрыла дверь, морщась от сводящего зубы скрипучего звука, особо громко раздавшегося в нерушимой тишине квартиры.
  Отец Евы спал, по-хозяйски развалившись на старом разложенном диване. Одеяло почему-то валялось на полу. Простынь под его телом была сбита до такой степени, что больше походила на какой-то жгут из ткани. Ладно бы, было лето, так нет ведь - на улице поздняя осень, выдавшаяся в этом году на редкость щедрой на морозы, а оклеенные Евой лично окна всё равно продолжали пропускать холодный уличный воздух в и так не особо-то и хорошо прогреваемую квартиру.
  Больше всего её удивило то, что отец был одет во что-то, отдалённо напоминающее деловой костюм. Несомненно, это был костюм, некрасивого светло-серого цвета, практически серебристого, ткань которого ещё и переливалась на свету, словно атлас или шёлк. Ева не помнила такого костюма в гардеробе отца, и, если честно, то костюмов в его гардеробе она тоже не припоминала. Правда, на некоторых чудом сохранившихся фотографиях со свадьбы её родителей, жених был в похожем костюме. Неужели это он и есть?
  А ещё.... Ещё в воздухе витал приторный и тошнотворный запах перегара, так же не сулящий ничего хорошего. И вероятнее всего так будет длиться ближайший месяц, если не больше.
  Шесть утра. Ноябрь. Суббота.
  Большая часть города ещё спала, а эта девушка - нет, потому что работала в местном полу кафе, полу ресторанчике. Вернее по выходным данное заведение представляло собой весьма респектабельный ресторан, с такой же солидной публикой. А вот в обычные будние дни, оно словно находилось в 'спячке', оставаясь полу пустым и открывая свои двери даже вечно бедным студентам.
  Однажды двери этого заведения открылись и для Евы. Её приняли на работу.
  Да и то, держали её там, мягко говоря, по большой милости и из точно такой же жалости. И, наверное, давно бы и вышвырнули, если бы она не была до ужаса ответственной, и не исполняла бы все возложенные на её девичьи плечи обязанности на отлично.
  Проигнорировав лифт, она по своей характерной привычке начала сбегать по ступенькам лестничных пролётов, перепрыгивая чрез одну. Этаже этак на четвёртом, пробегая мимо открывающейся двери, её вдруг окликнули.
  Немного испугавшись своего раннего попутчика, девушка, едва заслышав своё имя из чьих-то уст, испуганно подпрыгнула, это привело к тому, что она чуть ли не скатилась с лестницы кубарем. Но вовремя ухватившись за перила, смогла удержаться на месте, и лишь одна её нога соскользнула со ступеньки.
   - Чего ты так испугалась? - обернувшись, в говорившем она узнала своего старого знакомого и по совместительству и соседа по подъезду - Олега, улыбающегося уголками губ. И прежде чем она успела отдышаться и перевести дух да и что либо ответить ему, парень широко зевнул, даже не удосужившись прикрыть рот ладонью.
  Более того, он ещё и потянулся, оголяя свой бледный живот с заметной линией темных вьющихся волос, уходящих за линию джинсов, а также с небольшой, но довольно-таки заметной тёмно-коричневой родинкой чуть выше пупка.
   - И тебе доброе утро, - пробормотала она, подымаясь на парочку ступеней повыше, ближе к нему и тут же нахмурилась, ощутив ноющую боль в лодыжке. Всё же ей следует пересмотреть свои взгляды на некоторые вещи, и, возможно, вновь начать пользоваться лифтом вместо самоподъёма. По крайней мере, на ближайшую неделю.
  Как только она поравнялась с ним, парень начал тереть глаза могучими кулаками и трясти головой из стороны в сторону.
   - Ох-х-х, - выдохнул с громким звуком. - Не могу проснуться. Спать хочется зверски!
   - А ты меньше в компьютерные онлайн игры играй и всё будет окей. - На самом деле она даже не собиралась задевать эту больную для молодого человека тему, но то ли боль в лодыжке сделала её чуточку раздражительней и подпортила настроение, то ли просто Ева необдуманно озвучила свои мысли. Так или иначе слово не воробей, как говорится и время не повернёшь назад.
  Да, Олег играл в компьютерные игры, как и многие другие люди во всём мире. Ничего в этом 'такого' или же скажем зазорного, Ева например, не видела - каждый увлекается тем, что ему по душе. Более того, он частенько играл в онлайн-покер, где собирались у экранов мониторов абсолютно реальные люди. Люди, которые хотели заработать такие же реальные деньги. И более того - зарабатывали эти деньги каждую минуту, вернее: кто-то зарабатывал, а кто-то проигрывал последнее.
  Несколько раз он выигрывал, что почему-то заставило думать этого гордеца, что капризная Леди Удача будет с ним идти рука об руку едва ли не до скончания веков. Недолгое время он смаковал вкус победы. Но, вероятнее всего, тут сработал такой закон как 'новичкам везёт', потому, как вскоре Олег начал проигрывать. И проигрывал он весьма значительные суммы, да и зачастую ещё и в иностранной валюте.
  Ему, парню, нигде не работающему, деньги доставались от матери, которая души не чаяла в единственном ребёнке. Эта женщина родила ребёнка, как говорится 'для себя', стоило лишь её возрасту начать близиться к сорока годам. Кто являлся его отцом никто не знал - у этой женщины никогда не было мужа, да и в компании каких-либо мужчин её никто не замечал. На все вопросы любопытных сплетниц, она отвечала, что это только её сын и это всё что им необходимо знать. Конечно же это повело за собой вереницу сплетен. Кто-то говорил, что она взяла ребёнка из детского дома, потому как не может иметь собственное дитя, но это предположение было быстро опроверженно - жители всего дома видели округлый живот, которые невозможно было скрыть от любопынных глаз даже мешковатой одеждой.
  Потом появилось и другое предположение - ребёнок от женатого мужчины. Под подозрение попали едва ли не все мужчины, живущие в её подъезде. Более того с некоторыми из них злостные сплетники обнаружили сходства. Но и эта гипотез была опровергнута, но уже самой Лидией, уставшей от нападок жен тех самых мужчин.
  Постепенно эта история забылась. Все потеряли былой интерес и к женщине и к её ребёнку.
   Лидия Семёновна всегда баловала своего Олега и чересчур опекала, и вот к чему это привело - её сын за одну лишь ночь мог проиграть всю её месячную зарплату, и это ещё при наилучшем стечении обстоятельств. Однажды, он так проигрался, что они занимали деньги у соседей по подъезду...
  Парень тут же перекривился, едва услышал реплику Евы, словно что-то невероятно кислое попало ему в рот. Наверняка, готовился уже привести кучу причин в оправдание своего немного ненормального увлечения компьютерными играми.
  Но тут случилось непредвиденное.
  Живот девушки предательски заурчал, как только аромат чего-то съестного, пробившийся на лестничную площадку из небольшой щели приоткрытой двери квартиры, достиг её обонятельных рецепторов. Да ладно бы просто заурчал тихо и больше напоминая собой легкую вибрацию. Так нет же! Он издал ужасно громкий звук, который чуть ли не эхом раздался в тишине подъезда.
  Ева не знала, куда деть глаза. Она вообще ужасно хотела зажмуриться и представить, что этого всего и вовсе не было: ни боли в лодыжке, ни минуты её позора в глазах Олега.
  Повисла пауза. Девушка физически ощутила, как до её щёк добралась позорная и удушливая волна жара.
   - Зайдёшь к нам? - тактично сделав вид, будто и не услышал этот звериный рёв её предателя-желудка, предложил Олег свои будничным голосом. - Матушка встала с утра пораньше и блинов нажарила. Меня вот за сгущёнкой отправила в круглосуточный, тот, что за углом.
  Он почему-то всегда называл Лидию Семёновну не 'мамой', как это делали практически все дети, а именно 'матушкой', этак по стародавнему. При чём в данном его обращении не было абсолютно никакой издёвки или намёка на ироничную шутку. Скорее, наоборот, в этом обращении сына к матери слышалось нескрываемое уважение, и такая же истинная теплота и любовь.
  Еве хотелось согласиться. Ужасно хотелось сказать 'да' и переступить порог квартиры, из которой до её носа долетали столь соблазнительные ароматы. Как же тут не согласиться, если у неё самой желудок в бараний рог скручивается от голода?
  А она отказалась. Вот такая до ужаса гордая дурочка.
   - Прости, откажусь. Спешу на работу. До встречи. - И не дожидаясь его дальнейших уговоров, понеслась по лестнице вниз, отчаянно терпя боль в ноге, которая становилась лишь сильнее с каждым шагом.
  Где-то наверху, между лестничными пролётами послышался мужской голос:
   - Давай провожу! - и тут же вновь воцарившуюся тишину прервал спешный топот.
  
  Олег оказался куда быстрее и проворнее, чем казался на первый взгляд. Факт.
  Ева не успела скрыться до того, как он её нагнал, хоть, честно говоря, и пыталась, с характерным только ей огромным упорством и старанием, сделать. И именно поэтому они сейчас шли рядом, так скажем плечо к плечу.
  Парень о чём-то заливаясь соловьём рассказывал, изредка посмеиваясь, но Ева его даже не слушала, более того не удосуживалась делать даже вид того, что слушает. Куда боле часто она смотрела по сторонам и пыталась найти в боковом кармане сумочки свои наушники.
  Утро выдалось морозным до такой степени, что даже пододетый под старое и уже порядком поношенное пальто тёплый, вязанный Евой лично, свитер не спасал и заставлял её плечи время от времени передергиваться, а зубы стучать друг о друга. Правда последнее она пресекала на корню, посильнее сжимая зубы и кутаясь в объёмный чёрный шарф.
  Мысли девушки были лишь о том, что ей следует ускорить свой шаг и как можно быстрее оказаться у своей остановки. В автобусе в это время всегда были люди, пусть и не так много, как в час пик, но всё же это хоть и немного но радовало. А радовалась она тому, что люди, воспользовавшиеся в это утро услугами общественного транспорта уже успели там 'надышать' и тем самым согреть холодное пространство. Ехать до своего места назначения, ей было около сорока пяти минут, а это значило, что она успеет согреться и даже, возможно, перегреться, когда время подойдёт ближе к семи часам утра - тому самому времени, когда все начинают куда-то спешить.
  Её взгляд скользнул по группе пушистых и мохнатых (как их ласково называла про себя девушка), состоявших из двух кошек и трёх котов. Некоторые из них закрыв глаза, сидели рядом друг с другом, тем самым греясь и спасаясь от осенних морозов, которые были особо ощутимы с утра по раньше. А некоторые занимались своей личной гигиеной - умывались. И лишь один из них свернулся клубком и, судя по всему, сладко спал, греясь на нагретом водяными парами железе канализационного люка.
  Недолго ему спать-то осталось, с жалостью подумала Ева, до первых собак, , которых все выгуливают с утра пораньше. У некоторых собаки очень даже воспитанные и не замечают (или только делают вид этого) своих, как правило, пушистых врагов. А некоторые не стесняются разразиться лаем едва ли не на всю округу и понестись с бешеной скоростью к предметам своего недовольства, срываясь с поводка у своих хозяев и тем самым устраивая вышеуказанным внеплановую утреннюю пробежку.
  Обычно Ева, выходя из дому на работу или ещё по каким делам всегда выносила что-нибудь, чтобы покормить этих шестерых бездомных усатых. Это уже вошло не в привычку, а в систему её каждого дня. Более того, эти коты её всегда узнавали и, едва завидев Еву, тут же делали хвост 'пистолетом' и приветливо мурча, тёрлись о её ноги.
  Безусловно, она могла бы этого не делать. Но сие действо было в радость и приносило ей неописуемое удовольствие и заряд энергии хорошего настроения на целый день. Ей нравилось о ком-то заботиться. Кто ещё это сделает, если не она?
  Но сегодня она не могла прокормить не только котов, но и саму себя. И так не слишком-то и хорошее настроение окончательно убила вдруг всплывшая в голове фраза - 'мы в ответе за тех, кого приручили'...
   - Как твоя работа? Нравится? - отвлёк её голос парня. Вопрос был задан весьма беззаботным, даже немного ленивым тоном, будто он интересовался её делами просто из вежливости, однако какие-то нотки этого голоса наводили её на мысль, что на самом деле это не так и Олег с невероятной внимательностью сейчас будет слушать её ответ.
  Переведя взгляд на него, она немного растерялась. Обычно он не интересовался её работой. Даже про учёбу никогда не спрашивал, а тут не с пойми чего такой интерес проявился.
  Но тут же она отдёрнула себя. Не в тех отношениях они были, чтобы интересоваться всем, что только могло произойти в жизни каждого. Это было простое соседское 'шапочное' знакомство, которому уже было несколько лет, но не более того.
  Поэтому лишь спустя несколько секунд она всё же ответила:
   - Нравится. - Немного помедлила, но всё же не удержалась и спросила: - А почему ты спрашиваешь?
  Олег невозмутимо пожал могучими плечами, смотря куда-то в сторону. А она, воспользовавшись ситуацией, позволила себе немного иначе взглянуть на этого парня, вернее уже правильнее будет сказать - молодого мужчину.
  Олег не обладал некими особыми чертами, какие бы могли выделить его из серой толпы. Он был обычным человеком. С коротким ёжиком темно-русых волос, его голубые глаза были абсолютно ничем не отличающиеся от таких же глаз любого второго прохожего. Из-за вечного недосыпа под его глазами залегали такие тёмные круги, что можно было его, человека, не жалующегося на своё здоровье, спутать с каким-нибудь наркоманом, находящимся в самом жестком периоде ломки.
  На его носу с заметной горбинкой всегда, сколько она их помнила, присутствовали очки в некрасивой старомодной оправе, которую, несомненно, ему посоветовала выбрать бабушка или кто-то в этом роде, относящийся к людям этакой старой советской закалки и имеющим свои убеждения об удобстве и красоте с модой, вместе взятых. Кажется, он страдал дальнозоркостью и потому, время от времени указательным пальцем то сдвигал очки к едва ли не самому кончику носа, то одним движением возносил те, чуть ли не к основанию переносицы.
  Еве никогда не нравилась форма его губ, да и сам рот в целом. Он был неестественно широким, честное слово, и без всякого преувеличения подобный тип рта и губ можно было отнести к этакой 'жабьей' улыбке. У неё даже порой возникало чувство, что как только парень захочет что-то сказать, то послышится не человеческая речь, а противное кваканье.
  Он был обычным. Абсолютно.
  Такой же как и все те, кто проводит много времени за компьютером в сидячем положении и ведущие малоподвижный образ жизни - полноват, но это его ни сколько не смущало и не вызывало лишних комплексов.
   - Просто ты работаешь в таком месте, где бывают разные люди и всякое может случиться... - уклончиво говорил парень, продолжая избегать визуального контакта с Евой. Тон его голоса ей показался каким-то заискивающим что ли.
  Его поведение, откровенно говоря, было странным.
   - Не могу понять... - растерянно пробормотала она, хмуря брови. - На что ты намекаешь?
  Он вдруг не пойми с чего остановился. Замер на месте, словно вкопанный. Ева тут же стала напротив него, хоть и с минутным опозданием, и весьма внимательно посмотрела на парня, скорее даже всмотрелась, пытаясь, зацепится взглядом хоть за любую эмоцию, которая могла бы только показаться в этот миг на его лице и тут же исчезнуть. В некотором роде её попытки сделать, таким образом, хоть какие-то выводы были безуспешны, потому что его зеркала души - глаза, она так и не увидела, они были спрятаны под плотной тёмной тканью капюшона, который он натянул себе на голову абсолютно без надобности - погода, конечно, оставляла желать лучшего, но никаких осадков не наблюдалось.
   Олег какими-то рваными движениями засунул ладони в карманы куртки. Качнулся с пятки на носок и обратно. Так глубоко вздохнул, словно собирался задержать дыхание и нырнуть в воду с головой на несколько минут.
  И когда он, наконец, посмотрел Еве в глаза, то та удивилась ещё больше, потому что никак не могла припомнить, когда у этого парня в последний раз был такой же серьёзный взгляд.
   - Если кто обидит - ты скажи, - твёрдо сказал Олег. - За тебя всегда есть, кому постоять.
  И пока она осмысливала, что он только что ей сказал, поспешил ретироваться.
  Почему-то в противоположную от круглосуточного магазина сторону.
  
  Подходя к нужному ей ресторану с красивым итальянским названием, Ева начала на ходу ставить на паузу воспроизводимую песню в плей листе и снимать наушники, бережно укладывая их в карман сумки.
  Сие заведение и было местом её работы последние полгода. После невероятно долгих слёзных уговоров, когда девушка наплевав на собственную гордость едва ли не на коленях просила о хоть какой-нибудь работе, руководство сжалившись над девчонкой, официально приняло её на должность уборщицы и посудомойки. А вот неофициально иногда она подрабатывала и официанткой, когда кто-то не мог выйти на работу по непредвиденным обстоятельствам или если этот кто-то уходил на больничный.
  Заработная плата была откровенно говоря небольшой, но, с другой стороны, вместе со стипендией выходила вполне неплохая сумма, позволяющая прожить весь месяц не голодая. Да и к тому же работе не мешала учёбе.
  Едва она потянула дверь на себя, то сразу же заметила то, что в ресторане царила поистине сумасшедшая атмосфера. Все куда-то спешили, бегали, суетились с перекошенными от испуга лицами. Вместо привычной утренней тишины слышался лишь какой-то тихий нечленоразделительный гул, изредка его перекрывал зычный женский окрик администратора.
  Официанты натирали столы до блеска, не жалея спец средств, сдувая буквально каждую пылинку уборщицы с каким-то непонятным остервенением драили полы, грозясь вообще сломать швабры напополам. Администратор разговаривала по телефону с кем-то на весьма повышенных тонах, явно пребывая в не самом благодушном настроении. Очень сильно ощущалось напряжение персонала ресторана и нервоз администратора, что уже не предвещало ничего хорошего.
  Девушка даже не сразу пришла в себя и поняла, что находится действительно в том самом заведении, где и работала последние три месяца. Вокруг всё напоминала атмосферу хаоса или чего-то подобного, что кардинально отличалось от их обычного размеренного ритма жизни.
  Через пятнадцать минут ресторан уже должен был быть открыт для посетителей. Вложатся ли они в срок со своей незапланированной генеральной уборкой, Ева не бралась бы прогнозировать.
  Пройдя через весь зал, она увидела, что то же самое творится и в кухне, и на втором этаже ресторана.
  И лишь зайдя в крохотную тёмную комнатушку без окон и источником света, которой являлась лишь одна энергосберегающая лампочка, она обнаружила там свою знакомую - Леночку. Она с блаженным выражением лица восседала на старом пыльном диване, закинув ноги на табурет, рядом с которым на полу небрежно лежали чёрные лаковые туфли-лодочки на внушительной шпильке.
   - Доброе утро, - прозвучало одновременно. Ева подошла к шкафу и вытащила оттуда вешалку со сменной одеждой, а Леночка тем временем нагнулась к собственным ступням и начала их неспешно массировать, морщась от боли.
  Эта девушка уже здесь работала, когда в ресторане появилась и сама Ева. Конечно, подругами они не являлись, скорее просто знакомыми. Девушка знала, что Лена приехала, как говорится, покорять столицу. Впрочем, данное выражение следует применять не про неё. Её знакомая решила покорить город-миллионер тем, что отхватит и свой богатый кусок счастья. Леночка мечтала удачно выйти замуж за какого-нибудь респектабельного мужчину, причём его возраст и семейное положение для неё не имели абсолютно никакого значения. Когда-то она поставила пред собой цель: уехать из своей деревни и до окончания жизни обосноваться в столице.
  Как продвигались её дела в этом вопросе раньше, Ева не знала. Но если судить по последним шести месяцам, то план по покорению столицы её знакомой здорово и звучно трещал по швам.
   - Ох, мои ноженьки, - приговаривала Леночка, продолжая массаж. - Мозоль на мозоли. И какого черта я надела эти не разношенные туфли? - сокрушалась она, страдальчески закатывая глаза, а потом на её лице появилась хитренькая ухмылка: - А может страдания и не напрасны. Вот скажи мне, подружка, - не обратив внимания на то, как перекривилась от подобного обращения её собеседница, продолжала официантка, отчего-то словно развеселившись, - на что ты готова пойти ради мечты всей своей жизни?
  Почему-то с первого же рабочего дня Леночка взяла её словно под своё 'материнское крыло' и постоянно была рядом, откровенно говоря, навязывая своё общество. Поначалу это раздражало девушку, а потом она как-то и попривыкла. У Евы, к слову, вообще не было друзей. Безусловно, она, как и любой другой человек, существо социальное и склонное к общению, но отчего-то в большей степени она предпочитала одиночество. В этом ей удалось найти некоторые плюсы. Например, она всегда знала, что её никто не предаст и не сделает этим мучительно больно.
  А Леночку же тут просто отчего-то все ужасно недолюбливали. Поэтому именно так и называли за глаза с противной сладенькой интонацией 'Ле-е-е-ночка'. Открыто они этого, конечно же, никоим образом не выказывали, но как только официантка оказывалась вне поля их зрения, то её коллеги, назовём их так, не стеснялись сообща перемывать этой особе косточки.
  Поначалу они делали это в присутствии Евы, но как только поняли, что та по большей степени отмалчивается и больше слушает, то решили не затрагивать подобные вопросы при ней, девушке, которая и так старалась держаться вежливым особняком.
   - На многое, наверное, - немного помедлив, всё же ответила Ева, так толком и, не задумавшись над заданным вопросом - её мысли были немного о другом.
   - И даже стёртые в кровь ноги тебя бы не остановили?
   - Не остановили бы, - позволила себе немного улыбнуться она, после чего немного лукаво глянула в сторону Леночки, которая уже направилась чуть хромающей походкой к зеркалу. - С чего такие вопросы?
  В ответ на неё лишь махнули рукой. Некоторое время Леночка просто вглядывалась в собственное отражение, тщательно осматривая каждый миллиметр собственного лица и тела. После чего она опрометью бросилась к шкафу, отодвинув Еву и достав оттуда свою объёмную сумочку, принялась что-то весьма усердно искать в ней. После недолгих поисков оттуда была вытащена на свет розовая косметичка.
   - Что происходит? К нам какая-то проверка решила нагрянуть? - разматывая шарф одной рукой, и попутно расстёгивая выпуклые тёмные пуговицы пальто второй, спросила Ева у девушки-официантки, не отходящей от зеркала.
  Леночка стояла у зеркала с широко раскрытым ртом и методично наносила на губы помаду кричащего о вульгарности ярко-красного цвета. А затем она начала сжимать и разжимать губы, тем самым пытаясь получше распределить помаду по ним. И лишь тогда, когда девушка кончиками пальцев осторожно подправила контур линии губ, она соизволила ответить, оставаясь всё так же у зеркала и начиная копаться в своей объёмной косметичке в поисках флакончика с тушью.
   - Не знаю, кто приедет, но говорят, что пташка эта весьма высокого полёта, - вновь раскрыв рот, она начала наносить теперь уже тушь на свои и так длинные наращенные ресницы. - К хозяину приедет, вот тот и всполошился, сказал выдраить тут всё как перед приходом самой королевы Елизаветы, - и тут чуть ли не в первые за время их всей сегодняшней беседы, Лена повернулась и одарила Еву своим взглядом. - Хоть и не понимаю я, зачем нужно всё это, если они, скорее всего, закроются в кабинете хозяина.
  Повисло молчание. Лена продолжала наводить марафет, вновь отвернувшись к зеркалу. Ева же уже успела снять свою верхнюю одежду и в данный момент убирала своё пальто в специально отведённые для обслуживающего персонала шкаф.
   - Наверно решил не ударить в грязь лицом, - наконец-то закончив с макияжем, девушка критично рассматривала своё отражение. - Или же это потенциальный покупатель.
   - Ресторан собираются продавать? - до этого спокойная Ева, вдруг заволновалась. А волноваться тут было из-за чего. Если это, правда, а не простые сплетни и мероприятие купли-продажи всё же состоится, то мало ей не покажется. А всё потому, что новое начальство наверняка решит сменить штат сотрудников и её тут же вышвырнут на улицу, что при нынешних обстоятельствах весьма и весьма не желательно.
   - Господи, дитё! - рассмеялась Леночка, демонстрируя свои совсем недавно отбеленные зубы. Девушка об этом давно мечтала - сверкать поистине голливудской улыбкой, как и все кинодивы. Но Ева понимала, что недолго она сверкать этой белизной будет, уже хотя бы потому, что её знакомая являлась страстным любителем кофе, чашек которого та выпивала буквально за несколько часов было и подсчитать трудно, да и к тому же Лена ещё и курила, чуть ли не по пачке сигарет в день. - Ты как в бункере живёшь. Кризис в мире. Вот все и крутятся, как могут.
  А это обращение к ней 'дитё' и вовсе Ева пропустила мимо ушей, хоть ей и уж очень сильно хотелось напомнить, что кое-кто и сам-то не особо её старше. Разница в их возрасте составляла лишь каких-то ничтожных три года.
   - Ладно, - поправляя свой бордовый фартук с вышитым золотистого цвета нитями логотипом ресторана, задумчиво произнесла Лена. - Пойду, пройдусь, что ли по первому этажу, может, чего нового разузнаю. - Не дожидаясь ответной реакции Евы на свою реплику, поспешила уйти, негромко хлопнув дверью, и оставляя девушку наедине с самой собой.
  Решив воспользоваться тем, что до официального начала рабочего дня у неё времени целый вагон и маленькая тележка, Ева, достав захваченные с собой на работу конспекты с лекциями, принялась кое-что просто повторять, а что-то и заучивать наизусть.
  Неожиданно ворвавшись в комнату, которую так и хотелось назвать подсобкой, словно небольшой смерч, Леночка тут же рухнула на старенький хлипкий табурет, отчего тот жалобно издал под всем её весом короткий скрипучий звук.
   - Приехал. - Слишком уж сильно блестели её глаза, а на губах играла странная улыбка. - Вот только что вошел в ресторан, я как раз мимо шла. Совсем рядом.
  Выхватив из рук девушки увесистую тетрадку, с конспектами, которые та, между прочим, усердно учила, официантка тут же замахала ей, используя явно не по назначению - в качестве веера, чтобы охладить свои пылающие жаром скулы и тем самым компенсировать недостаток кислорода.
   - Ты бы его только видела! - возведя свои васильковые очи к потолку, Леночка приложила обе ладони вместе с импровизированным веером к часто вздымающейся груди. - Второго такого точно нет.
  В её улыбке было что-то такое, от чего Еве хотелось назвать её, мягко говоря, блаженной. Её поражала подобная реакция человека на объект противоположного пола. И это было вызвано лишь появлением какого-то там мужчины! Страшное дело, что с женщинами творят гормональные всплески.
  И вдруг ей стало ужасно смешно, видя эту обычно сдержанную и, пожалуй, даже хладнокровную девушку вот такой - находящейся в странном состоянии эйфории, словно не человека какого-то высокопоставленного увидела мельком, а в лотерею выиграла несколько миллионов долларов и четырёхкомнатную квартиру в придачу.
   - Поначалу я жуть как испугалась - как глянул на меня своими глазищами, так душа моя сразу в пятки-то и ушла, - продолжала она делиться своими впечатлениями от только что увиденного, а затем решительно замотала головой: - Нет. Он не бандюган, а самый натуральный мафиози.
  Смех Евы вдруг оборвался, а вся весёлость и вовсе сошла на нет. Это уже настораживало - то, что этот человек оказался не каким-нибудь бизнесменом или кем-то в этом роде, а именно 'бандюганом' или того хуже 'мафиози'. Вторым фактом, который насторожил Еву, стала мысль, неожиданно появившаяся в её голове: а какие дела могут связывать владельца ресторана с этим человеком?...
   - В общем, интересный экземпляр. И красивый, и опасный. Интересно... а в постели он страстный и ненасытный любовник или же нежный и внимательный? - закусив нижнюю губу, озвучила свои мысли девушка. Тихонько хихикнув себе под нос, она скосил глаза на Еву, которая лишь поджала губы и опустила голову ниже.
   - Что-то тебя не в ту степь понесло, - опустив глаза, она почувствовала, что начинает краснеть от столь провокационного вопроса. И пусть тот её нисколечко не касался, но, наверное, ещё в силу своей детской наивности и неопытности она была такой - как открытая книга.
   - Успокойся, - махнув рукой в воздухе, легкомысленно засмеялась Леночка, отбрасывая тетрадь на соседний табурет. - Нас же никто не слышит.
  Напоминать ей о том, что у всех стен бывают уши, она не стала. Лишь продолжала, нахмурившись смотреть в одну только ей известную точку в пространстве и прокручивать мысленно возможную цель пребывания здесь этого мафиози, если же гипотеза о покупке ресторана окажется лишь гипотезой.
   - Видела его машину у главного входа, - никак не могла умолкнуть официантка. - Больших денег стоит. Такие деньги честно не заработаешь, но да ладно! Главное, что кольца на пальце у него нет... Такой экземпляр упускать нельзя! Нельзя!
  На словах Леночки по поводу машины этого 'натурального мафиози', Ева позволила себе легкую и немного ироничную улыбку, которую вторая официантка не заметила, а если бы такое и произошло то, вероятнее всего, она бы посчитала её совершенно неуместной.
  Конечно, она удержала свой комментарий по этому поводу при себе и опустила голову чуть ниже, делая вид, будто продолжает и дальше внимать её речам с замершим сердцем, хотя на самом деле Еве хотелось бы и своё мнение высказать на данный счёт. Но видимо в силу своей врождённой излишней скромности, продолжала молчать.
  Предмет обсуждения и её размышлений она не видела. Уж не довелось. Хоть и наверняка, она могла бы её заметить, если бы оказалась у окна второго этажа здания, с высоты которого открывался хороший вид, как на крыльцо, так и на одну весьма заметную достопримечательность их города, напоминающую по своей форме огромный алмаз, впрочем, как и символ страны одновременно. Машина, судя по россказням её впечатлительной знакомой, была припаркована у самого входа и некоторые молоденькие и самые смелые официантки уже стояли у того окна, едва ли не носами уткнувшись в стекло - так уж им хотелось поглазеть именно на эту иномарку.
  Подобных машин, как баснословно дорогих, так и не очень по столичным дорогам рассекало немереное количество. Но, наверное, то уже вошло в привычку, и никто особого внимания этому предмету роскоши не уделял, стоя у своей остановки в ожидании троллейбуса, трамвая, автобуса или маршрутки. А вот теперь - совсем другое дело, когда подобный зверь с огромным количеством лошадиных сил под капотом, стоял у них едва ли не под носом, а они никуда не спешили. И уже именно поэтому могли безо всякой спешки оценить внешний вид машины, а кто в этом разбирался по боле остальных, то и внутреннюю начинку, и предположительную стоимость.
  Всеобщих восторгов, кажется, не разделяла лишь одна Ева, имевшая на данный счёт своё собственное мнение, которое было как камень нерушимо. А мнение это заключалось в том, что она никогда и никак не могла понять таких вот людей, как этот 'мафиози', которые, находясь в здравом уме и трезвой памяти, готовы были выложить огромные деньги за машину именитой и всемирно известной марки. В её понимании это было редчайшей глупостью - таким вот образом выбрасывать немалые денежные средства буквально на ветер. Куда рациональнее было бы купить обычную этакую среднестатистическую машину и спокойно ездить на ней по городу, лишний раз не тратя невосстанавливающиеся нервные клетки на переживания о том, что кто-то может угнать или просто поцарапать такую машину, ремонт которой обернётся такими же огромными деньгами, как и её стоимость.
  А коли уж у кого-то и завелись лишние деньги, в существование которых, девушка никогда не верила априори, то лучше бы потратили их на благотворительность. И под весьма весомым словом 'благотворительность' она имела в виду не какие-то различные фонды природы и тому подобное, коих в последнее время развелось немереное количество, а самые обычные хосписы, где из-за отсутствия, куда меньших денег, чем стоила та машина, ныне стоящая у входа в ресторан, умирали люди, которые хотели жить. Люди, которые мечтали и любили. Люди, которых любили. Люди, у которых были родные и близкие, которые вкалывали едва ли не на трёх работах лишь бы заработать хоть какую-то копейку, которая могла бы помочь любимому человеку. И пусть порой они осознавали, что таким образом им не удастся собрать всю нужную сумму, но ведь продолжали верить, что у них всё получиться, не сдавались, не теряли надежды в чудо. Зачастую чуда не случалось. Да и Ева в чудеса не верила.
  Дверь их небольшой комнаты, резко открылась, да ещё и с такой силой, словно ее, приложив не малые усилия, толкнули ногой. Металлическая ручка с звенящим звуком ударилась о стену, кажется, даже ободрав краску.
   - Лена, я, что, должна тебя по всему ресторану искать? - с истеричными нотками в голосе и яркими искрами бешенства в глазах, поинтересовалась администратор, неожиданно ворвавшаяся в небольшую коморку. - Отнеси в кабинет Прохорова две чашки кофе. И как можно быстрее! - и тут же развернувшись и громко цокая каблуками по гранитному полу, красиво ушла с гордо поднятой головой и идеально прямой спиной.
   - Как мой макияж? - тут же вскочила на ноги официантка, как только дверь захлопнулась с таким же громких звуком, как и открывалась. Не ожидая ответа девушки, она тут же оказалась у зеркала, пригладила свои крашенные светлые волосы, собранные в пучок на затылке. Немного помедлив, прошлась подушечками пальцев по каждой пуговице на белоснежной блузке, и немного нерешительно расстегнула первые три, тем самым открывая ненавязчивый вид на ложбинку груди.
   - Всё в полном порядке, - устало кивнула Ева, вдруг ощутив лёгкую головную боль в висках.
  Вердикт Евы, видимо, её не убедил, и потому Леночка, ещё немного повертелась, выворачивая голову, пыталась рассмотреть себя со спины и стороны. И в тот момент, когда она, казалось бы, собиралась идти и выполнять полученный ей заказ, вдруг протянула руку к жиденькому пучку волос и начала быстрыми движениями вытаскивать оттуда шпильки и невидимки, даже не смотря куда бросает их. А эти аксессуары для волос падали то на табурет, то на пол, то залетали под диван.
   - Ты не могла этого сделать позже? - немного недоуменно, поинтересовалась Ева, на минутку оторвавшая глаза от конспекта, попутно выгибая бровь дугой. - Если она вернётся, то тебе здорово влетит.
  Взъерошив волосы пальцами, придавая им объём, девушка улыбнулась и подмигнула своему отражению в зеркале. Светло-русые волосы благодаря предыдущей причёске немного завились, да так аккуратно, что было просто любо-дорого на них смотреть и создавалось впечатление, будто на укладку ушло несколько часов у какого-то весьма талантливого мастера.
   - Не могу же я пойти в кабинет Прохорова, как какая-то серая мышь! - возмущённо нахмурившись, она в очередной раз пробегалась взглядом по своей фигуре, и что-то всё ещё продолжало её не устраивать. Вот только что именно, Леночка, кажется, никак не могла понять.
   - Что-то раньше для него ты так не старалась, - с великим скепсисом, пробубнила девушка, переворачивая исписанный чернилами лист конспекта.
  Возможность того, что плюгавенький лысеющий пятидесятилетний владелец ресторана смог приглянуться алчной Леночке была минимальна уже хотя бы потому, что ходили слухи о скором банкротстве не только этого человека, но и заведения в целом. Впрочем, чего только о нём не говорили...
   - Дитё! - фыркнув, рассмеялась официантка. - Она сказала две чашки кофе, две, а это значит, что и мой принц сейчас там. Это точно судьба!
   - А, - углубившись в заключительное чтение, вернее быстрый пробег глаз от строчки к строчке, перед тем, как пойти в посудомоечную, вяло отреагировала девушка. - Удачи.
  Наконец-таки отойдя от зеркала Леночка, присела на табурет и со страдальческими стонами принялась натягивать туфли на свои ступни.
   - Спасибо, - улыбнулась Леночка, своей фирменной улыбкой до ушей. И тут же засмеялась, и ушла, приговаривая: - Господи! Какой шанс-то! Какой шанс....
  Она уже было направилась к двери, как вдруг остановилась и стремительно обернулась:
   - Слушай, у меня же заказ был, а я тут с тобой болтала, - растерянно проговорила она, - может, подменишь меня? Только один заказ и всё? У меня тут судьбоносная встреча состоится с минуты на минуту.
  Вообще-то у Евы тоже были и свои дела, которые за неё никто не выполнит. Если она сейчас согласится, то вероятнее всего ей придётся задержаться после окончания рабочего дня и доделать то, что не успела в рабочее время. Работать сверхурочно ей не приносило никакого удовольствия, уж простите, трудоголиком эта девушка не являлась, по крайней мере, не в этой сфере.
  Лично Ева никогда и никого не просила о помощи, как бы трудно ей не приходилось. Такой уж характер достался. Да и ей, честно говоря, никто не спешил предлагать свою помощь.
  Тяжело вздохнув, она подняла глаза на девушку, которая смотрела на неё с такой безнадёжностью и надеждой в глазах, да ещё и ладони молитвенно сложила, что и отказать ей было как-то неловко:
   - Ладно, - так же тихо согласилась она, проклиная свою безотказность и бесхарактерность. И потом тут же исправилась: - Но только один.
   - Конечно-конечно, - пропела обрадованная Леночка и понеслась прочь из маленькой коморки, так быстро, словно стёртые в кровь ноги не приносили ей никакой боли.
  Конспект тут же с сожалением был отложен в сторону.
  
  За окном погода неожиданно решила измениться. Впрочем, для осени это весьма характерное явление, которое никого уже и не удивляло.
  Небо потемнело настолько, что в зале для посетителей пришлось включить все осветительные приборы, несмотря на то, что время близилось всего лишь на всего к полудню.
  Поднялся сильнейший ветер, заставляющий прохожих кутаться в воротники своих пальто и курток. А потом хлынул дождь, да так, что за окнами ничего не было видно, кроме размытой картинки водной пеленой. Теперь вечно куда-то спешащие прохожие не просто быстро шли, а бежали. У кого-то по счастливой случайности или же благодаря своевременно просмотренному правдивому в кои-то веки прогнозу погоды оказался при себе зонт и те хоть и вышагивали так же быстро, но всё же позволяли себе не бежать сломя голову к ближайшему навесу и тому подобным сооружениям. А те, у кого не было при себе сего спасительного предмета, то, например, как некоторые девушки, прикрывая голову своими сумочками, бежали к расположенной рядом остановке. И пусть это мало помогало им уберечь свои причёски в первоначальном виде и форме, но они всё же пытались и не бездействовали.
  В тёплое и сухое помещение ресторана вошли, хотя скорее забежали двое - женщина средних лет и девочка предположительно лет пяти. По некоторым внешним чертам: рыжеватые вьющиеся волосы, светлая кожа, тёмные глаза, густая россыпь веснушек. Эти черты, которые совпадали у обоих, давали возможность смело делать выводы о том, что это не просто родственники, а именно мать и дочь, впрочем, могло оказаться, что это тётя и её маленькая племянница, но что-то подсказывало, что именно первый вариант был стопроцентно верен.
  Две представительницы прекрасно пола были, образно говоря, вымокшие до нитки. Конечно же, вода с них не лилась ручьём, но промокли они, стоит отметить, знатно. И вместо того, чтобы возмущаться или злиться по тому поводу, да быть угрюмыми в целом, эти двое лишь улыбались, и их улыбки словно солнечные лучи освящали этот хмурый день. Вернее улыбалась лишь женщина, попутно кивая головой, а девочка, как самое настоящее радио, говорила без остановки, то на что-то показывая, то просто смотря на свою маму, но при этом улыбка ни на минуту не сходила с её миленького конопатого личика.
  Мама девочки в это время пыталась сложить зелёный зонт, который на свету отдавал перламутровым оттенком и никак не поддавался, из-за того, что вероятнее всего был сломан благодаря всё тем же сильным порывам ветра и ливню за окном. Когда же ей это всё-таки удалось, и она уложила зонт в чехол, а затем в сумочку, то её маленькая дочурка, ухватив маму за ладонь потянула в сторону столика у самого окна.
  И тут же что-то потребовала у матери, нетерпеливо выставив перед собой раскрытую ладонь с предвкушающее подрагивающими пальчиками. Та начала копаться в своей весьма объёмной сумочке и сначала извлекла на стол фломастеры в новенькой ещё запечатанной упаковке и альбом для рисования. А затем девочка, забравшись на стул, начала с непередаваемым азартом в глазах что-то кропотливо вырисовывать.
  Едва только они обустроились, молодая женщина сделала жест рукой, тем самым подзывая к ним свободного официанта.
  Честно говоря, Ева уже выполнила данное ею обещание и обслужила клиента Леночки, даже целую лекцию прослушала о нерасторопных официантках, которые только и делают, что в 'телефоны пальцем тыкают' да тунеядствуют, а не работают. Это было очень неприятно. Особенно то, что эти слова должны были быть предназначены и услышаны Леночкой, а не ей. Но что сейчас-то поделаешь, не будет же она теперь и ей читать совсем недавно услышанные нотации?
  Сейчас девушка могла бы спокойно развернуться и уйти, и наконец-то приступить к своим прямым обязанностям, но что-то её останавливало, и она продолжала стоять и смотреть на этих двух солнечных людей.
  Вдруг девочка, словно почувствовав этот взгляд, отрываясь от своих художеств, резво подняла голову и посмотрела, казалось бы, прямо в Евины глаза, это длилось всего несколько секунд, а потом приветливо улыбнулась и помахала ей рукой.
  Заметив жест девочки, её мама обернулась и тоже посмотрела на девушку. Еве ничего не оставалось делать, кроме как подойти к ним.
  Объяснение тому было - девушка была в униформе официантки и если бы она в тот момент демонстративно развернулась и ушла, то вероятнее всего, над ней нависла угроза получить жалобу и все вытекающие из этого проблемы с печальными последствиями. А так как Ева работала в данном заведении далеко не официанткой, то проблемы получила бы не только она, но и Леночка, оставившая своё рабочее место, кстати, на весьма продолжительный срок, что уже было подозрительно.
  Да и чего уж там таить, в отличие от предыдущего клиента, они ей понравились, скажем так, на интуитивном уровне приглянулись. Особенно эта маленькая девчонка, напоминающая маленького лисёнка - уж больно забавной она была. Ева всегда мечтала именно о такой маленькой младшенькой сестре, но чего не суждено, того не суждено...
   - Добрый день, - дежурно улыбаясь и протягивая меню в кожаной обложке, говорила Ева, едва подошла к этому столику.
  Девочка тут же отбросила свой фиолетовый фломастер и, задрав голову внимательно посмотрела на девушку-официантку, которая тоже изредка на неё посматривала, хоть и старалась по большей степени уделять внимание своему маленькому блокноту, который использовался в качестве миниатюрной записной книжки.
   - Привет, - звонким детским голосом, поздоровалась она с официанткой, при этом Ева чисто механически отметила, что та немного картавит, но не так уж и сильно, что свидетельствовало о работе с логопедом.
  Женщина лишь с улыбкой посматривала то на рыжую девчонку, то в меню.
   - Мне нравится твой кулон, - доверительно сообщила девчонка, уже перестав взирать на Еву, а занятая поиском фломастера нужного для неё цвета.
  Ева тут же рефлекторно дотронулась пальцами до кулона, который уже был достаточно потрёпанный временем и в кое-каких местах заржавевший, но до чего же был дорог ей. Она всегда старалась сделать так, чтобы его никто не заметил и прятала украшение под одежду, и поэтому немного растерялась, когда оказалось, что всё это время он находился на поверхности её блузки, выбившись наверное в тот момент, когда она переодевалась в форму официантки.
  Обычный кулон, не представляющий собой никакой денежной ценности, можно сказать безделушка, а как дорога была Евиному сердцу. Кулон представлял собой старинный греческий музыкальный инструмент - арфу, заключённой в раму по форме своей напоминающей сердце. На левом боку этой оправы для арфы находилось пять маленьких блестящих камешков, некогда это был цирконий, но исходя из того, что Ева уже долгие годы носит кулон не снимая, многие из них были утеряны и заменены обычными стекляшками, которые она собственноручно приклеивала, кстати, совсем недавно - на прошлой неделе это своеобразное инкрустирование (если можно так сказать, конечно же) происходило в очередной раз.
   - Спасибо, - слабо улыбнулась она, и тут же одной рукой спрятала кулон за ворот блузки, что было сделать проблематично, учитывая то, что она-то застёгивала в отличие от Леночки все пуговицы до конца, отчего сейчас ворот немного давил на горло, вызывая дискомфорт и некоторые другие не слишком-то и приятные ощущения.
  Поглощённую процессом девочку, уже, казалось бы, даже сам пушечный выстрел, раздавшийся в нескольких метрах от неё, не отвлёк бы от этого весьма занимательного времяпрепровождения.
   - Будьте любезны, - вежливо улыбнулась женщина, обращая и на себя внимание девушки. - Две тарелки горячего куриного бульона и стакан горячего молока.
  Быстренько сделав пометки в небольшом карманном блокнотике, она пообещала, что в скором времени предстанет перед ними снова, но уже вместе с готовым заказом, Ева удалилась на кухню. Изрядно подпорченное предыдущим сварливым посетителем настроение, теперь начало потихоньку всё улучшаться и улучшаться.
  Вопреки всем логическим заключениям, на кухне не оказалось не то что горячего, а самого молока в целом. Закончилось. Увы.
  Поэтому первое блюдо приготовили в кратчайшие сроки, и пообещали раздобыть молоко в ближайшее время, о чём Ева и собиралась сообщить посетителям, сидящим за обслуживаемым ею столиком. Но, как говорится, не тут-то было.
  За столиком сидел лишь один человек - та самая девочка, а вот её спутница исчезла.
  Выполняя свои обязанности, она начала расставлять тарелки с бульоном и раскладывать серебряные приборы.
  Девочка уже заканчивала свой рисунок, но оставалась всё такой же увлечённой, что даже на приход Евы не обратила абсолютно никакого внимания.
   - Красиво вышло, - искренне улыбнулась Ева, заглядывая в рисунок. - Ты молодец.
  Если судить только по этому рисунку девушка могла бы с уверенностью сказать, что это рыжее солнце либо ходит в специальную художественную школу или же просто одарённый и талантливый ребёнок от рождения.
  Она нарисовала очень красивую сине-голубую вазу с каким-то сложным белым орнаментом, который Ева видела лишь у старинных вещиц века этакого восемнадцатого или девятнадцатого. А в этой старинной вазе находилось огромное количество цветов, на раскраску которых девочка не пожалела своих цветных фломастеров. Выглядело действительно не как рисунок ребёнка, а как конкурсная работа какого-нибудь молодого, скажем так, только начинающего своего карьеру художника.
  Почему-то девочка даже не отреагировала на её слова, откладывая зелёный фломастер и начиная просто-напросто созерцать творение своих рук. Безусловно, Ева сказала эти слова непреднамеренно и от самого чистого сердца, а не для того, чтобы проверить на вежливость маленькое рыжее солнышко. Но тот факт, что девочка даже глазом не моргнула на её похвалу, не смутилась, не посмотрела в её сторону, не качнула головой - вызвало некоторые подозрения.
   - Что-то не так? - раздался совсем рядом женский голос. Обернувшись, девушка встретилась взглядом с той самой женщиной, с которой в здание ресторана вошла девочка, с её предположительной матерью.
  Не ожидавшая подобного Ева, растерялась и на некоторое время просто 'зависла', а затем уж было собралась сказать о небольшой проблеме молоком и уйти, как вдруг женщина сама поняла причину заминки, и улыбнулась уголками губ, отчего из-за натяжения кожи в уголках её глаз залегли небольшие, практически два заметные, мимические морщинки.
   - Вы что-то сказали, а она не отреагировала, не так ли?
  Не желая обманывать или что-то умалчивать, девушка просто кивнула головой, почему-то начиная смущаться. Абсолютно случайно её взгляд зацепился за одного из официантов, которые уже успели вернуться из своей курилки, и теперь активно махавшему ей, тем самым подзывая к себе.
   - Да. Я сказала, что мне понравился её рисунок.
   - Моя дочь слабослышащая. Говорите громче и вам ответят.
  Эта новость застала Еву врасплох, и поэтому она некоторое время мочала, осмысливая только что сказанное и отчаянно боролась с неприличным желанием посмотреть на девочку, теперь уже считая, что в её взгляде эта женщина может рассмотреть что-то, что могло бы её задеть и вызвать нехорошие чувства, в целом. И пусть она не считала, что только что узнала что-то этакое, но ведь у каждого человека своя психология...
   - Только не начинайте извиняться, - присаживаясь и с всё с той же лёгкой улыбкой, женщина смотрела на неё.
  Вдруг девочка, заметив движение рядом с собой, вскинула голову и обвела взглядом сразу двоих и Еву и свою мать, которая тут же, перегнувшись практически через весь стол и чудом не задев сахарницу, довольно-таки громко сказала:
   - Девушке понравился твой рисунок.
  Расслышав только что сказанные её матерью слова, девочка заулыбалась, а её конопатые щечки немного порозовели. Повернувшись к официантке, она внимательно посмотрела на неё:
   - Правда нравится? - В ответ ей девушка лишь кивнула. Бросив короткий взгляд на творение рук своих, девочка задорно улыбалась, счастливая до невозможности. - Тогда я тебе его подарю, - и тут же протянула лист, не раздумывая и секунды.
  
  Как оказалось, только что вернувшийся в зал официант хотел сообщить Еве то, что его послали ей передать - молоко уже можно подавать. Что она и поспешила в скором времени выполнить.
  Идя по коридору со стаканом горячего ещё дымящегося молока на подносе, она решила на полпути заглянуть в свою коморку и отставить там рисунок, который обязательно по приходу домой вставит в рамку и поставит где-нибудь в своей комнате, а может и вовсе повесит на стену. Подобное творение не заслуживает быть просто засунуто в один из ящиков её рабочего стола.
  Как только она начала заворачивать за угол, то неожиданно врезалась во что-то. И спустя ужасно долгую долю секунды поняла, что это 'что-то' оказалось абсолютно реальным 'кем-то' - человеком.
  Бывают такие моменты, когда время словно замедляет свой бег, а то и вовсе подло останавливается. В этот раз произошло что-то в этом роде. По крайней мере, ей так тогда показалось.
  Как только произошло это роковое столкновение, Ева лишь тихо ойкнула. В первую очередь от всей неожиданности произошедшего, а также и от того, что удержать поднос, конечно же, не удалось. И как раз именно в этот момент время-то и замедлилось.
  Девушка с выражением непередаваемого ужаса в глазах, следила за этим падением и слышала, с каким оглушающим звоном разбился стеклянный стакан о чёрную глянцевую плитку пола и то, как звякнул железный посеребренный поднос, откатившись куда-то к стене.
  Но в её мозгу, наверное, навечно запечатлелась картинка того как горящее ещё дымящееся молоко волной окатило чёрные брюки, тем самым каким-то воистину мистическим образом залив не только ткань брюк начиная от колен и ниже, но и чёрные лакированные мужские туфли.
  Именно мужские туфли. И хвалёная женская интуиция подсказывала ей, что это не простой посетитель, забредший в ресторан в разгар непогоды. Это кто-то поважнее.
   - Извините, - тихо прошептала она вдруг враз сделавшимся осипшим голосом. - Простите... - боясь посмотреть выше этих забрызганных колен, шептала, мысленно моля небеса сжалиться над ней.
  Тут же, позабыв обо всём на свете, и в первую очередь о чувстве гордости и собственного достоинства, девушка быстро присела, несмотря на то, что мужчина продолжал возвышаться над ней и, кажется, никуда не спешил, решив продолжить свои наблюдения.
  Он до сих пор не проронил ни слова. Ева ожидала криков, которые, несомненно, перешли бы в сильнейший скандал. Да куда уж там, она не исключала и вариант того, что разгневавшийся мужчина мог её и ударить. Но криков не было, рукоприкладства - тем более. И если поначалу она и обрадовалась, то теперь девушка испугалась, осознав, что её ждёт что-то похуже скандала.
  Быстрым движением дотянувшись до подноса, отлетевшего к стене, она уж было трясущимися руками начала собирать на него осколки бывшего стакана.
  И только в самый последний момент она заметила, что и рисунок, совсем недавно любезно подаренный ей девочкой, тот самый рисунок, который она собиралась вставить в рамку, теперь залит этим треклятым молоком и представляет собой лишь мокрую бумагу с разноцветными разводами. И ничего не осталось от былой невероятной красоты, кроме воспоминания.
  А затем её взгляд вновь переместился на неподвижные ноги, а именно на туфли. И, наверное, только в этот момент до неё дошло, чего же дожидается этот человек. Он ждёт, когда Ева исправит сотворённое своими кривыми руками.
  Это было унизительно и ужасно обидно. Так обидно, что она была готова вот-вот расплакаться. А плакала Ева очень и очень редко и уж тем более не в присутствии кого-то, а в гордом одиночестве. Но если её уволят из-за такой провинности, она себе никогда не простит. Уж слишком тяжело е досталась эта работа.
  Оттянув рукав, вязанного ею лично синего свитера так, чтобы закрыть им собственную кисть полностью, Ева, словно не любимым предметом своего скудного гардероба, а обыкновенной половой тряпкой собиралась вытереть мужские туфли. И единственная мысль, тогда крутившаяся у неё в голове, была о том, как жаль, что подобным образом нельзя высушить в один миг и испорченные брюки.
  Она всё ещё не смела поднимать глаза выше колен мужчины, поэтому не видела ни выражение его лица, ни, тем более, глаз. Но видимо сегодня, день выдался не таким уж плохим, как ей казалось изначально. То ли звёзды сегодня сложились благополучно для неё, то ли у этого мужчины всё же внутри было обыкновенное человеческое сердце, а не безразличный холодный камень.
  Её рукав прошелся в нескольких сантиметрах от его туфель. Прошелся по воздуху. Потому что этот некто, сжав свои горячие ладони на её хрупких опущенных плечах, резко дёрнул девушку вверх, вынуждая подняться уже наконец-таки на ноги. Тёплые пальцы коснулись её подбородка и мягко, но оттого не менее настойчиво приподняли девичье лицо. Было очевидным, что этот человек хотел увидеть её глаза, а вот зачем - непонятно, наверное, хотел увидеть слёзы. Но слёз не было. Пока. Они могли появиться в любой момент. Ева уже не могла контролировать саму себя на все сто процентов, слишком уж испугалась перспективе потерять работу.
  Пусть эта работа и не была ею любимой, и Ева сюда шла как на заклание, но ведь она честно и на все сто процентов старалась исполнять все возложенные на неё обязанности, и ведь исполняла. Если её уволят - без этих денег ей очень трудно придётся.
  И только теперь она, медленно подняв свой взгляд, посмотрела в лицо мужчины.
  'Боже...' - только и успела подумать она, всеми силами стараясь не отводить своих глаз. Да и особой нужды в этом не было, уже хотя бы потому, что она так и продолжала стоять, словно под влиянием гипноза. Девушка, даже моргать перестала и смотрела на мужчину точно так же как и он на неё - не мигая, как змея перед прыжком на свою жертву.
  Первым её порывом, безусловно, было отвести взгляд. Вторым - зажмуриться, да посильнее.
  На какую-то мимолётную секунду Еве показалось, что перед ней стоит не обыкновенный человек, а какое-то мифическое существо - демон или того хуже сама Смерть в мужском обличье. Это казалось бредом или же ужаснейшей галлюцинацией, но она была готова поверить во что угодно. До такой уж степени была напугана всем происходящим.
  Всё внутри дрожало от какого-то патологического чувства страха, ей хотелось вырваться и бежать. Бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого места и этого человека. Бежать, пока не выбьется из сил. Бежать до самого последнего вздоха. Однако в противовес всему, она стояла неподвижно, как кукла, бессильная пошевелиться без чьей-либо посторонней помощи. Всё тело, будто было выковано из железа или какого-то не менее тяжёлого металла.
  Наверное, если бы он не удерживал её, то Ева едва заглянув в его глаза тут же сползла вниз по стене или того хуже - потеряла сознание, как кисейная барышня из прошлых веков. А так единственное что ей оставалось, так это просто смотреть в эти необыкновенные нечеловеческие глаза и чувствовать, как собственное испуганное заячье сердце бьётся в груди, удвоив свой привычный размеренный ритм.
  Да и к тому же этот странный человек, вопреки всем её мрачным ожиданиям, не предпринимал абсолютно никаких дальнейших действий. Он был совершенно неподвижен, замер, словно манекен. Одной ладонью продолжая удерживать девушку за правое, довольно-таки заметно подрагивающее, плечо, а второй - за напряжённый подбородок, из-за сжатых челюстей, препятствующих зубам испуганно стучать друг о друга.
  Само весьма весомое слово 'удерживал' не слишком-то и подходит к сложившейся в коридоре ситуации. При малейшем на то желании Ева с легкостью могла бы освободиться от его рук без особых на то усилий, но в тот момент она, пожалуй, просто не осмелилась бы на подобное. Да и вообще весьма мало вероятно, что она смогла бы самостоятельно пошевелиться под этим взглядом.
  Даже не было слышно ни его вдохов, ни выдохов, словно и не дышал вовсе. Зато учащённые удары сердца Евы, казалось бы, должно было быть слышно, как звон церковных колоколов в воскресное утро.
  Со стороны они, наверное, выглядели как сытая смертоносная змея и маленький серый мышонок. Змея смотрела на свою мелкую жертву и попутно, не теряя времени, обхватывала её кольцами собственного тела. Мышонку же, уже успевшему смириться со своей нелёгкой судьбой, теперь оставалось лишь трястись от страха, глядя в вертикальные зрачки змеиных глаз и думать - 'сразу съест или душить будет?'.
  Человек, с которым ей так посчастливилось столкнуться, обладал весьма запоминающейся внешностью, в особенности - глазами. Таких глаз до этого дня девушке ещё никогда не выпадала честь видеть ни у своих немногочисленных знакомых, ни у посетителей этого ресторана, ни у простых прохожих, встречающихся ей на пути ежедневно, ни у киноактёров.
  Это были необыкновенные, просто нечеловеческие глаза. Их цвет совершенно не подавался никакому описанию. У этих глаз радужки были светло-серого цвета, так она расценила, находясь в опасной близости от его лица, но этот оттенок был настолько светлым, что казался практически белым. И то, как контрастировал на фоне практически белой радужки чёрный зрачок, заставляло табун мурашек пробегать вдоль позвоночника далеко не однократно.
  Казалось, что они, эти глаза, смотрели сквозь неё, словно девушка была пустым, совершенно ничего не значащим, местом. И одновременно с тем, возникало ощущение, что эти глаза напротив, всматриваются с такой невообразимой внимательностью, словно пытаются в девичьих испуганных глазах увидеть едва ли не ту самую мифическую бессмертную душу.
  Их лица находились на слишком близком расстоянии. В опасной близости. Несмотря на превышающую все нормы концентрацию гормона страха в организме, Ева смогла сфокусировать свой взгляд на любой мелочи, и даже смогла рассмотреть каждую мимическую морщинку в уголках его глаз и губ в отдельности.
  В небольшом коридорчике, соединяющим сразу несколько помещений сначала хлопнула дверь, а после и вовсе появилось ещё одно действующее лицо - сам господин Прохоров, владелец ресторана. Почему и как он тут оказался для Евы, например, было загадкой столетия, которую разгадывать совершенно не было сил и желания. Куда больше девушку волновало, что же сейчас её ожидает - казнь или помилование. Пусть она и была уверенна в первом варианте развития событий, но надежда в девичьем сердце всё же не умирала.
  Явно чем-то озабоченный мужчина, судя по кожной складке, залёгшей между его бровей, куда-то целенаправленно шёл. В его руке был зажат белоснежный платок, который он время от времени прикладывал к своему лбу, после чего остановился у стены, очевидно, делая передышку. Некоторое время он так и простоял, с закрытыми глазами и совершенно потерянным выражением лица, а после взгляд карих глаз сфокусировался на двух фигурах, стоящих слишком близко друг к другу, буквально в нескольких шагах от него.
  Одну из этих застывших фигур он уже видел сегодня, в то время как вторая его совершенно не волновала. Оставалось лишь удостовериться, что от волнения у него не поехала крыша.
  Тут же сделав несколько широких шагов вперёд, он мысленно удостоверился в том, что воображение его не подвело. И отчего-то посчитав то, что он видит невероятно хорошим знаком, мужчина решил, что контракт у него уже в кармане.
  До чего же радостно у него вдруг стало на сердце - подумать только, неподкупный Инвар, этот чертов борец за справедливость с криминальными наклонностями, зажимается в тёмном коридоре с какой-то из его, Прохорова, сотрудниц-официанток. Да хоть с двумя одновременно - это опять-таки самого Прохорова ни капли не волновало - главное контракт, согласно которому у их заведения появится совладелец, который в состоянии погасить все их долги, накопившиеся за последние годы. Поправка, совладелец с такой кучей денег, которую ни один десяток кур не склюют.
  А ради денег, тем более денег больших, Прохоров был готов закрыть свои глаза на всё что угодно, даже на то, что этот страшный человек, зажимал в тёмном углу ещё несовершеннолетнего ребёнка и непонятно какие цели преследовал делая всё это. Впрочем, Прохоров, как мужчина, вполне понимал преследуемые Инваром цели, и если понадобится, то и одобрит.
   - А я думаю - куда ты пропал? - насмешливо протянул Прохоров, остановившись буквально в двух шагах от Евы и своего гостя. - А ты, оказывается, на моих официанток глаз положил. Инвар, скажу-ка я тебе... - на этих словах он осекся, а голос его перестал быть таким любезно дружелюбным.
  Только сейчас взгляд владельца ресторана сфокусировался на осколках стекла, бывшего ещё несколько минут назад полноценным стаканом, на лежащем у их ног серебристом подносе, и, конечно же, на испорченных чёрных брюках и обуви.
  Особое внимание он уделили и самому гостю, отметил и то, как заострились черты его лица, да и на сам цвет кожи - бледный до такой степени, что походил на белоснежное полотно. Расценив это как приступ едва поддающегося контролю бешенства, Прохоров утратил всё своё добродушное настроение.
  Контракт о сотрудничестве теперь уже был под большим вопросом. Но куда под более огромным знаком вопроса, на повестке дня значилась и сама ничтожная жизнь многоуважаемого господина Прохорова, конечно же, если верить слухам о том, каким отмороженным ублюдком бывает этот Инвар в порыве своей неукротимой ярости.
   - Я её сегодня же уволю, - был вынесен суровый приговор, ледяным тоном. Это было сказано так резко и холодно, словно ножом по воздуху со свистом полоснули. Ева тут же опустила глаза, смотря куда угодно, только не на этих двух мужчин, которые в одночасье, можно сказать, решили всю её дальнейшую судьбу.
  Вдруг отмер и сам мужчина, наконец-таки вернувшись в реальность, полную разбитых вдребезги надежд и сожалений. Человек, которого назвали Инваром, медленно опустил свои руки, освобождая Еву из этого своеобразного парализующего и тело, и сознание плена.
   - За что же ты собрался её увольнять? - плавно обернувшись к Прохорову, немного прищурил свои необыкновенные глаза мужчина. Он был обладателем этакого басовитого и командирского голоса. Точь-в-точь как у самых настоящих военных - генералов. И что-то подсказывало всё ещё скованной страхом Еве, что и нрав у него такой же - истинно военный.
  Зрительный контакт между Евой и этим странным мужчиной всё же прервался. Наверное, ещё никогда в жизни эта девушка не дышала так свободно и глубоко. Так, словно всё это время её держали за горло, неистово душили, не давая кислороду поступать в лёгкие, а теперь, в тот самый последний момент, вдруг убрали руку, благосклонно даруя человеку его никчёмную жизнь.
  На лице владельца заведения читалось явное удивление. Исходя из логики этого мужчины, он был уверен, что Инвар, славящийся своим невероятно взрывным характером и прямотой, в лучшем случае - устроит такой скандал, от которого и стены будут трястись, а то и вовсе ударит девчонку (да, и такие слухи ходили вокруг этой темной лошадки). В худшем случае, мужчина бы камня на камне не оставил от этого ресторана, который с презрительной усмешкой ещё сидя в кабинете Прохорова называл самой настоящей 'забегаловкой'.
   - Но она же... - он не успел договорить, как вдруг был прерван резким голосом Инвара.
   - Сам виноват, - безапелляционно заявил мужчина, ни жестом, ни голосом, ни мимикой не выдав собственную ложь. Его лицо словно превратилось в литую маску. - Летел, не смотря по сторонам. Не трогай девочку.
  Инвар направился к двери, к которой шел и сам владелец ресторана, пока не заметил этих двоих. На свою беду.
   - Как пожелаешь, - в голосе Прохорова прозвучали едва уловимые человеческому уху нотки облегчения. На девяносто девять и девять десятых после запятой процента Ева была уверена, что облегчение это было связано не из-за сопереживания девушке и её нелегкому положению, а тому, что встреча всё же не сорвана и может завершиться весьма благополучно, конечно же, не для неё, а для самого Прохорова.
  И в этот момент сама девушка заметила, как разволновался и в буквальном смысле слова дрожит этот как казалось бы, стреляный воробей Прохоров. Это просто в голове не укладывалось, что взрослый мужчина на шестом десятке своей жизни вот так вот как подросток какой-то бледнеет и потеет перед мужчиной со странными глазами. И пусть она думала изначально, что ей всё показалось или же просто привиделось от волнения, но после увиденного сейчас у девушки появились внушительных размеров сомнения - ей привиделось, что Прохоров старался как можно меньше смотреть в глаза тому мужчине и куда чаще, просто как провинившийся в разбитии стекла школьных окон ребятёнок, отводил глаза в сторону.
   - Поторапливайся. Моё время не резиновое, - всё так же спокойно и размеренно сказал Инвар, у самой двери. И в самый последний момент, будто немного помешкав, обернулся и нашел взглядом Еву, буквально три секунды длился их второй зрительный контакт, после чего, словно решив что-то, он стремительно скрылся из виду, негромко прикрыв за собой дверь.
  Едва за ним закрылась дверь, Прохоров тут же тяжело вздохнул, прикрыв маленькие карие глаза, и принялся вытирать свой уже и вправду вспотевший лоб всё тем же белым платочком. Дыхание его было учащено, а выражение страха за собственную шкуру в глазах никуда не исчезло.
   - Тебе крупно повезло, девочка, - тихо, но очень отчетливо проговорил владелец ресторана, - крупно повезло. - Аккуратно сложив свой платок, подрагивающими пальцами у него с первого раза не получилось, потому разнервничавшись он скомкал его и запихнув во внутренний карман пиджака, после чего быстрым шагом направился к двери.
  Как только Ева осталась одна в этом уже тысячу раз проклятом ею самой же коридоре, то тут же сползла по стене вниз, садясь прямо на пол, ни чуть не боясь, более того - даже не заботясь о том, что может испачкаться. Запустив длинные пальцы в волосы, она закрыла свои глаза, пряча лицо локтями и предплечьями. В носу ужасно запекло, в горле стоял невероятных размеров ком, губы кривились от боли и обиды, но слёз всё не было. Ева была не по годам сильной девушкой - она редко плакала. Может отчасти потому, что уже успела выплакать все слёзные запасы.
  
  Так же в этот богатый на различного рода события день, девушке ещё в добавок ко всему уже произошедшему пришлось выступать в роли утешительной жилетки для Леночки. В этой роли Ева себя ранее очень слабо представляла, но как оказалось никогда не поздно отдаться с головой новым начинаниям. Утешитель из неё, конечно, вышел так себе - на четвёрочку по десяти бальной шкале, но, как показалось на первый взгляд, Леночка прониклась её красивыми психологическими речами и понемногу, по истечению некоторого количества времени, успокоилась. Это было этаким парадоксом, потому как она сама бы не отказалась от какого-нибудь утешителя.
  Только в самом конце рабочего дня, Ева наконец-таки оказалась в небольшом помещении для обслуживающего персонала. Не включая свет, она прошла к шкафу и принялась вытаскивать из него свои вещи. Она уже успела надеть пальто и застегнуть все пуговицы, кроме последней, когда в свете, просачивающемся внутрь комнаты, она заметила, человеческую фигуру. От неожиданности, Ева тут же обе ладони прижала ко рту, силясь не закричать или того хуже не вскрикнуть от испуга.
  Не теряя времени, она тут же в один шаг оказалась у стены и щелкнула выключателем - комната тут же озарилась светом.
  Взгляд девушки был прикован к тихо всхлипывающей Леночке, лежащей на диване, на правом боку в коленно-локтевой позе, позе эмбриона. Весь тот макияж, так старательно сделанный ещё далёким утром, теперь представлял собой лишь полустёртую алую губную помаду, оставившую светло-красный след на щеке, а также чёрные разводы под глазами дешёвой неводостойкой туши.
   На неё было страшно и тошно смотреть. По крайней мере, вот так - со стороны. Еве ещё не доводилось видеть эту всегда собранную девушку в подобном 'расклеенном' состоянии. Для неё Лена всегда была эталоном умения себя подать, сдержанности, невозмутимости. Единственное о чём никогда не задумывалась она, было то, что Леночка не являлась для неё эталоном красоты. Не потому, что она была некрасива - нет, как раз наоборот, её внешность была безупречна, но Ева была тем человеком, который не признавал эталонов красоты и не вешал на людей ярлыки. Все люди красивы, только каждый по-своему.
   Глаза Леночки были закрыты, но Ева знала, что она совсем не спит. Настал тот момент, когда девушка застыла в нерешительности - а что если Лена не хочет, чтобы её успокаивали? И именно поэтому сейчас и лежит старательно закрыв глаза и делает вид словно спит? Она хочет, чтобы Ева ушла или осталась?
   Присев на самый краешек дивана, всё так же держа в руках шарф с шапкой и рефлекторно прижимая их к груди, девушка, испытывая невообразимое чувство неловкости, легонько дотронулась кончиками пальцев до плеча официантки:
   - Что случилось? - тихо спросила она, положив ладонь на плечо Леночки и начало её поглаживать, как кошку. Время близилось к позднему вечеру, за окном уже царила темнота, а Еве следовало успеть на автобус, ходивший отсюда к прямо остановке возле её дома лишь раз в час. Ей ещё предстояло вернуться домой, приготовить ужин к приходу отца и хоть немного успеть повторить пройденный материал к понедельнику.
   Леночка не отзывалась, продолжая всхлипывать с зажуренными глазами. Наоборот, даже попыталась сбросить ладонь Евы, резко дернув плечом, но это естественно ей не удалось. После чего, когда молчание затянулось, а Ева всё никуда не уходила, она таки тихо обронила:
   - Он обозвал меня шлюхой.
   Тут же последовал звук шмыганья носом, всхлипы участились, а ладони Леночки с длинными наращенными ногтями, выкрашенными в тот же яркий агрессивно-красный цвет, потянулись к лицу, утирая предательские слёзы обиды и уязвлённого самолюбия.
   - Кто - он? - Всё так же испытывая необъятное чувство неловкости, поинтересовалась Ева, пусть и интереса никакого на то собственно и не было. И шестое чувство ей опять-таки подсказывало, что она знает, кто же мог такое сказать, чтобы настолько задеть эту стойкую девушку.
   - Он, - односложно ответила Леночка, после чего вновь громко всхлипнула и всё же назвала этого человека: - Мафиози этот.
   - Обозвал? - переспросила Ева, заглядывая в красные, налитые кровью, глаза официантки, которая уже приняла сидячее положение и потянулась к своей сумочке в поисках небольшого двустороннего зеркальца.
   - Не прямо, конечно, а по-умному. Но именно это он и имел в виду.
   - Может тебе показалось или ты что-то не так поняла? - Предположила Ева, сама того не понимая вдруг начав словно выгораживать того человека. Леночка, открыв новенькую пачку с влажными салфетками, принялась вытирать чёрные дорожки туши, время от времени всё же всхлипывая.
   - Нет. Он специально это сказал. Сказал так, чтобы я услышала...
   Из кабинета своего непосредственного начальника Леночка выскочила как ошпаренная кошка. Огромными моральными усилиями выработанной и выточенной до мелочей за долгие годы маски для неё обернулось внешнее спокойствие. Она продолжала глупо улыбаться своей ставшей уже фирменной улыбкой, вплоть до того момента пока не покинула пределы кабинета господина Прохорова.
   Ей всегда удавалось вскружить голову любому мужчине за считанные минуты. Расстегнула несколько верхних пуговиц блузки, подтянула юбку повыше - и противоположный пол штабелями укладывался у её ног. Даже сам примерный семьянин Прохоров не раз и далеко не два поддавался обаянию молодой прелестницы. И что немало важно, сегодня её внешность производила впечатление и на него в том числе. Леночка это поняла сразу, как только приоткрыла двери кабинета, второй рукой придерживая поднос с чашками, и увидела его маленькие заблестевшие карие глазки, пробежавшиеся по её миниатюрной фигурке и остановившиеся в районе груди.
   С Прохоровым у них сложились просто замечательные отношения - она по-женски хитро и умело тянула из него деньги, а он только и рад был, как говорится 'и рыбку съесть и косточкой не подавиться'. Для Леночки владелец ресторана был этаким отработанным материалом: старый, да ещё и какой-то болезненный - практически все его деньги уходили на путёвки в санатории для него и жены, а также на различные 'эликсиры молодости'. Если бы у мужчины был сын, то девушка ни минуты не мешкая, тут же принялась бы окучивать наследника ресторанного бизнеса, но, увы, Прохоров и тут каким-то на редкость бракованным оказался - имел троих детей и все дочери.
   Жена Прохорова - отдельная тема. Как только Леночка не называла её, как про себя, так и в молчаливом присутствии Евы. Возможно, если судить непредвзято, то это было не лишено своей основы - жена Прохорова была очень простодушным и доверчивым человеком, то ли закрывавшая глаза на измены мужа, то ли действительно ничего не замечавшая все эти долгие годы их совместной жизни. Как-то раз обмолвились, что родом она из глухой деревни и каким-то чудом ещё на первом курсе университета познакомилась с Прохоровым, тогда ещё простым старшекурсником, но уже имевшим заоблачную цель всей своей жизни: стань бизнесменом. Условно девушки из деревень можно разделить на два типа: первый - целеустремлённые карьеристки, примером такой девушки, пожалуй, являлась и сама Леночка, второй - добрые и скромные, а вот сюда относилась уже и сама жена Прохорова.
   Тогда-то, сразу после свадьбы, по невыясненным сплетниками причинам жена Прохорова забрала документы из университета и впоследствии ни дня не работала, предоставив это мужу, взвалившему на себя такую обязанность, а сама тем временем уделила себя рождению и воспитанию их совместных детей.
   После долгих лет совместной жизни былые чувства имеют свойства остывать, а порой и вовсе улетучиваться. Так произошло и в этой семейке, вернее лишь с одной половиной, в то время как другая продолжала любить и боготворить за двоих одновременно. Как правило, первой половиной в большинстве случаев являются мужчины, эта история тоже не стала редким исключением.
   Этот мужчина был щедр, но сразу определил рамки их с Леночкой удобных взаимоотношений - они получают от общества друг друга всевозможное удовольствие и одной светловолосой особе даже не следует и думать, не то чтобы (упаси, боже!) заикнуться о возможном разводе Прохорова со своей женой.
   Потому Леночка и оставалась в активном поиске подходящего своим желаниям ходящего кошелька, который непременно бы потерял от неё голову, но одновременно с этим и крутила роман с весьма респектабельным человеком.
   Такова была система, которая не изменяла ей уже несколько лет, а сегодня отчего-то нежданно-негаданно вдруг дала трещину. Огромную трещину, размер с пропасть.
   Судьбоносный принц на дорогущей машине и без обручального кольца на пальце, тот самый мафиози, как его окрестила девушка, в отличие от владельца ресторана, не удостоил вошедшую официантку и взглядом, что уж говорить о большем. Словно она была пустым местом, не стоящим лишнего взгляда.
   И лишь, когда Леночка, под масляным взглядом Прохорова, сопровождающим каждое её движение, расставляла чашки с кофе, то и сам нетитулованный принц обратил на неё внимание. Его светлые глаза буквально секунду назад впивались взглядом в стушевавшегося Прохорова, а в следующую - в Леночку, после чего, как ни в чём не бывало, были переведены вновь на владельца ресторана. Это произошло так быстро и неожиданно, что девушка, так ждавшая этого, даже как-то растерялась, так и не разглядев какую же реакцию вызвала у этого опасного и притягательного мужчины.
   Немало расстроенная, подхватив поднос со стола, девушка, напоследок бросив ничего не понимающий взгляд на Прохорова и поджав губы, неспешно направилась к двери, усиленно покачивая бедрами, очевидно, не теряя последней надежды обратить на себя внимание такой выгодной партии.
   И это, как ни странно, сработало. С какой уж стороны - решайте сами. На полпути до двери до неё долетел басовитый голос её неудавшегося принца, который поинтересовался у Прохорова о том, каким же следует быть смельчаком, чтобы устроить практически в центре города квартал красных фонарей. Владелец ресторана, тут же всполошился, отвёл наконец-таки свой взгляд от нижней части тела уходящей Леночки и вежливо поинтересовался, на что же тот намекает. В ответ ему равнодушно сказали, что официантки в подобном виде не могут являться лицом этой забегаловки, претендующей на гордое звание ресторана, их удел - бордель.
  
   Ева вошла в подъезд на полтора часа позже, чем планировала изначально. Большая часть груза вины лежала на погоде, которая настолько испортилась, что ливший днём дождь к позднему вечеру сменился снегом. Даже не просто снегом, а самым настоящим снегопадом, из-за чего дороги были ещё не расчищены, что значительно препятствовало работе общественного транспорта, глохнущего едва ли не на каждом перекрёстке.
   В окнах квартиры не было света, что указывало на отсутствие кого-либо. Но если отец уже поджидает её дома, то конфликт обеспечен. Потому что он крайне трепетно относился к тому, чтобы Ева успевала вернуться со своей работы раньше его и успеть приготовить горячий ужин вышеназванному. И почему-то ему было абсолютно наплевать на то, что девушка тоже может устать и не иметь никакого желания и настроения что-либо делать.
   Порой Еву действительно распирало чувство некой зависти к противоположному полу. Ведь есть такие индивидуумы, которые являются чем-то в роде женщин-содержанок: им готовят, их обстирывают, вместо них занимаются всеми хозяйственными хлопотами, будь то простое забивание гвоздя в стену или же смена дверных замков, а взамен они практически ничего не дают.
   Эти мужчины просто приходили в квартиру вымытую, вычищенную, практически вылизанную бедной женщиной. Шли на кухню, где уже обязательно должен был быть накрыт стол. Брали тарелки-чашки и шли на мягкий диван в зал или какую-нибудь другую комнату - словом неважно, главное, что в ней обязательно должен был быть телевизор. И у этого великого изобретения рук человека, мужчина, которого так и называть порой язык не поворачивается, проводил всё своё время.
   И только попробуй эта бедная женщина хоть намекнуть на то, что ей трудно со всем справляться, что и ей тоже требуется помощь сильного мужского плеча, то тут же в её адрес летели упрёки в тунеядстве, расточительстве денежных средств, а порой и вовсе в изменах. А он, так называемый 'кормилец семьи', гордо задрав палец к потолку причитал, что устал на работе, где пахал едва ли не за троих.
   Как правило, работа у них, как говорится, 'непыльная', не требующая особых физических затрат. Конечно же, и зарплата соответствующая - крохи, которыми они порой и с женами не делятся, либо, пропивая эти деньги, либо ещё куда-либо девая их, но, только не принося пополнение в скудный семейный бюджет.
   Так было и в случае Евы, правда, женой она, к счастью, ничьей не являлась, а всего лишь дочерью. Но сути это не меняло, требования к ней предъявлялись всё те же. Года полтора назад, когда тех небольших денег предназначавшихся для покупки продуктов и оплаты коммунальных услуг стало не хватать, девушка, тогда ещё бывшая школьницей, направилась искать хоть какой-то заработок.
   Она тогда бродила, чуть ли не до самой ночи. Везде, где бы ни показалась эта девушка, ей отказывали, в основном ссылались на то, что не хотят иметь проблем из-за того, что возьмут на работу несовершеннолетнюю. Ей сочувствовали - да, она видела это в людских глазах, но ничем не могли помочь. А от одного только сочувствия сытым не будешь.
   В какой-то момент ей в голову закралась мысль, что если удача в этот день не улыбнётся и она не найдёт даже разового заработка, то не вернётся обратно, к отцу. Для неё лучше было бы насмерть замёрзнуть на улице, чем вернуться туда и слушать его упрёки и наставления.
   Это было несправедливо. То, что практически все её знакомые ни в чём не нуждаются, а она была именно такой - нуждающейся. Как же ей было стыдно, что до того как Еве исполнилось четырнадцать лет соседи и люди из соседних домов приносили ей в дар поношенную одежду своих выросших из этих вещей детей. Люди были добры к ней - этого она никогда не забудет. Но то, как на неё смотрели эти жалостливые женщины, протягивающие пакеты с одеждой, и то, как на неё смотрели одноклассники, девушка никогда не забудет. Никогда.
   Пожалуй, так смотрят на щенка, сбитого машиной. Маленькое животное умирает, и никто не в состоянии ничем ему помочь, чтобы облегчить мучения. Кто-то посмотрит на него с вселенской тоской и жалостью, а кто-то, наоборот, с неприязнью и презрением, и даже не побрезгует пнуть щенка ногой, чтобы тот не мешал движению. Примерно с теми же проявлениями эмоций у людей ежедневно сталкивалась и сама Ева.
   Как-то раз одна из одноклассниц пригласила девушку к себе в гости, кажется, это был день рождения или просто девичьи посиделки, но в тот вечер к огромному списку несправедливостей жизни Евы добавилось и ещё несколько пунктов.
   Та одноклассница была из многодетной семьи, которую считали такой же нуждающейся. Судя по всему, классная руководительница решила поучаствовать в судьбе немного нелюдимой Евы и найти ей друга, скажем так, из своего круга. Знала бы она, что лишь усугубила этим и так непростую ситуацию, то вероятно, никогда бы на это не пошла.
   Да, это всё же был день рождения. Ева уже не помнила ни имени, ни фамилии той девочки, с которой проучилась в одном классе всего лишь полгода. Однако отчётливо в её память врезалось на долгие года совсем другое.
   В тот вечер девушка стояла на пороге квартиры своей одноклассницы и отчаянно робела, вертя в руках свой подарок, одновременно страстно желая развернуться и уйти, вернуться обратно в свою комнату-панцирь и никуда больше оттуда не выходить. В тот самый момент, когда она смалодушничала и развернулась, чтобы уйти дверь открылась, на пороге стояла сама именинница, напоминающая принцессу в по-кукольному розовом платье. Улыбнувшись, она поприветствовала Еву, и даже с нескрываемой радостью приняла её подарок, не забыв поблагодарить.
   И лишь потом, к самому концу застолья девушка поняла, что именно тогда впервые столкнулась с человеческим лицемерием, когда тот самый подарок - белая шаль, связанная ей вручную за несколько дней, полетела в урну, стоило только однокласснице остаться наедине со своими подарками в соседней комнате, а Ева решила попрощаться перед уходом.
   У них была очень уютная и красивая квартира. Пожалуй именно о такой всегда мечтала Ева. В противовес этой даже неприлично было ставить ту квартиру, где всю свою жизнь провела сама Ева. У их квартиры не было уюта, вот совершенно. Там были лишь подтёкшие потолки, с которых периодически продолжала капать вода; были содранные обои на стенах, которые оперативно прикрывались плакатами с изображением известных музыкантов, когда их скромную обитель наведывали комиссии из школы; были пустые бутылки из-под спиртных напитков, валяющиеся в каждой комнате, несмотря на едва ли не ежедневную уборку... чего там только не было.
   Но факт оставался фактом. Несмотря на то, что и многодетная семья одноклассницы, и сама Ева были, так сказать, в одной весовой категории, у последней дела обстояли - значительно хуже. Даже, если учесть, что она была единственным ребёнком в семье, пусть и росла без матери. И дела тут вовсе не в одежде, и не в квартирах, а в той самой любви и заботе, которыми был окружён каждый ребёнок той семьи, и чем была обделена сама Ева.
   Несправедливо. Как же это всё было несправедливо.
   После того как Еве исполнилось четырнадцать лет, она вдруг страстно увлеклась таким видом рукоделия как вязание. Сейчас, девушка даже и не вспомнит где же взяла тот самый первый журнал по рукоделию, благодаря которому она сама научилась делать новые и красивые вещи, распуская старые кофты, принадлежавшие некогда ещё её матери.
   Тогда-то на неё и взглянули по-другому - дескать, наконец-то они перестали быть 'нуждающимися' и клянчить у соседей помощь, мол, отец семейства взялся за голову. К несчастью, это было не так, и отец семейства никакого отношения к этим переменам не имел, нисколько не меняя свой собственный образ жизни.
   Он вообще, словно и не был отцом - жил, так как ему заблагорассудится. Мог не появляться дома в течение нескольких дней, а один раз и вовсе месяц. И ему было абсолютно всё равно, есть ли у Евы деньги, есть ли у неё в холодильнике вообще что-то. Радовало лишь то, что он не приводил в эту квартиру ни своих собутыльников, ни женщин. Впрочем она не могла быть в этом так уверена, потому как всегда отсутствовала дома в первую половину дня - находилась в школе, а сейчас и вовсе появлялась лишь к вечеру, занятая на работе.
   А потом Ева сама поняла наконец-таки, что слезами делу не поможешь и нужно самой действовать, потому как спасение утопающего сами знаете чьё дело. Она уже была на все сто процентов уверена, что никакой Судьбы нет и не существовало никогда - это выдумка слабых людей. Сам человек творец своей жизни и никто больше. Только он отвечает за все свои действия и поступки и никто боле. Тогда-то она и поняла, что всё продолжает существовать по законам дикой природы, законам джунглей - по законам естественного отбора - выживает сильнейший. Выживает тот, у кого не опустились руки, тот, кто добился желаемого потом и кровью, порой даже наплевав на собственную гордость.
   В тот холодный вечер полгода назад, ноги сами привели её к ресторану Прохорова. Правда, тогда он не был столь респектабельным и облюбованным VIP-персонами, в то время это был самый обыкновенный ресторан, коих так много развелось на каждом шагу.
   Девушка уже ни на что и не надеялась, более того - быть может, и прошла бы мимо, не имея абсолютно никакой надежды на успех, если бы вдруг не увидела как со стороны чёрного входа, с объёмными мусорными мешками в двух руках выходит женщина, показавшаяся ей тогда смутно знакомой.
   Той женщиной оказалась Лидия Семёновна - мать Олега и по совместительству соседка по подъезду. Ева тогда со слезами на глазах умоляла помочь ей устроиться на любую работу, она пребывала в таком отчаянье, что уже была согласна на всё что угодно, на любую зарплату, лишь бы только приняли.
   Женское сердце сжалилось над бедняжкой, и потом они уже вдвоём просили администратора принять Еву на работу. Конечно же, та отказывалась, ссылаясь на перегруженность кадров, но всё же каким-то образом им удалось уговорить железную леди.
   Буквально спустя два месяца Лидию Семёновну уволили, в связи с типичным сокращением. Было это как-то связанно с Евой, тогда никто и не задумывался, даже сама девушка, не допускала подобных смутных мыслей - так уж была рада, что её миновала участь остальных. Да и Лидия Семёновна ни обиды, ни злобы на неё не держала.
   Вызванный Евой лифт наконец-таки прибыл, но как только она собиралась нажать на нужную ей цифру, как вдруг открылась дверь домофона, и тут же раздался женский голос:
   - Подождите меня, пожалуйста!
   Взбежавшая с легкостью по лестнице с несколькими пакетами и сумкой наперевес женщина, оказалась никем иным как Лидией Семёновной. Румяная от мороза, она пыталась перевести дыхание.
   - О, это ты Евочка, спасибо, - тут заулыбалась женщина, стараясь поместиться в лифт вместе со своими объемными 'баулами'.
   Вежливо поздоровавшись, а после улыбнувшись и кивнув, девушка без промедления нажала кнопку этажа, расположенного ниже её собственного на три лестничных пролёта.
   - Как поживаешь? - тут же поинтересовалась женщина, стараясь стоять ровно и не опираться спиной о стенки лифта. - Как учёба?
   - Спасибо, всё хорошо, - подобные вопросы никогда не нравились Еве, потому как потом в ход шли расспросы о её отце, что она страшно не любила. Поэтому решено было сменить тему на более подходящую. Именно такую, которая займёт Лидию Семёновну больше. - А как ваше здоровье?
   Казалось бы, женщина только и жаждала услышать этот вопрос и с кем-то обсудить - в ход сразу же пошли причитания о возрастных болячках, о дорогущих лекарствах и, конечно же, куда без этого - о нерасторопных медиках, абсолютно не знающих своего дела.
   Лифт остановился на нужном этаже и, крякнув его створки, разъехались в разные стороны. Девушка терпеливо ждала, пока Лидия Семёновна выберется из лифта, после чего из чистой вежливости и непонятно откуда привитой воспитанности предложила свою помощь в транспортировке этих неподъёмных сумок, а женщина уцепилась за это предложение как утопающий за соломинку.
   - Как хорошо, что я тебя встретила, как хорошо, - приговаривала она, ища ключи от квартиры в сумке, а только стоило открыть ей дверь, как большинство увесистых пакетов в квартиру занесла сама Ева.
   И как только девушка, чувствуя, как ослабели руки от перенапряжения, направилась к двери, её мягко остановили, обняв за плечи, а затем и вовсе мягко развернули, приглашая пройти внутрь квартиры.
   - Куда тебе торопиться? Завтра выходной, да и я тебя на пол ночи не задержу, - словно лиса из сказки уговаривала её женщина. ѓ- Чайку выпьем да поболтаем о своём, о девичьем.
   Ева тут же решительно замотала головой из стороны в сторону:
   - Нет, что вы. Мне нужно домой, приготовить отцу ужин. Он ведь с работы придёт, а у меня совершенно ничего не готово.
   На все её доводы лишь с улыбкой махнули рукой и посмотрели так, словно на ребёнка малого.
   - Нет его дома. Он ещё днём ушёл, наверное, по важным делам. В костюме был, - решительно заявила Лидия Семёновна таким тоном, словно была обо всём на свете осведомлена во сто раз лучше самой девушки. - Проходи!
   Понимая, что женщина уж не отступится, Ева стащила шапку, шарфик и принялась расстёгивать чёрные пуговицы пальто. Её немало интересовало, куда это он мог пойти днём, да ещё и в костюме, который на нём она в первый раз увидела лишь эти утром перед выходом на работу. Не к женщине же?
   Девушку усадили за стол на кухне, и чтобы она 'не скучала', как выразилась Лидия Семёновна, ей включили маленький кухонный телевизор, который в данный час ничего интересного, кроме выпуска новостей и глупых мыльных опер не вещал.
   Специального для такого редкого в стенах этой квартиры гостя как Ева были открыта коробка конфет-трюфелей и заварен какой-то невероятно дорогой китайский зелёный чай, подаренный хозяйке квартиры кем-то из бывших учеников, уехавших в эту страну на постоянное место жительства.
  Некогда Лидия Семёновна была учителем в местной школе, ныне именующейся гимназией, но тогда это была самая обыкновенная средне образовательная школа, расположенной буквально через дорогу от их общего дома. Она была из тех людей, которые были очень успешны в некогда выбранной ими ещё в далёком детстве профессии. Она была учителем русского языка и литературы и в одно время её кандидатуру даже выдвигали на пост завуча, но именно тогда и случилась та самая скандальная беременной у этой женщины, ставшая переломным моментом в её жизни. По школе тут же пошли свои слухи, заключающиеся в том, что отец этого ребёнка - сам директор и теперь хочет пристроить любовницу на место собственной жены - завучем. Естественно, что эти слухи дошли и до ушей жены и та, в свою очередь, приложила все возможные усилия, чтобы выжить Лидию Семёновну из школы. Это, к слову, ей и удалось, потому, как буквально через две недели заявление об уходе по собственному желанию из школы лежало на столе директора. Так она и ушла из школы, решив посвятить всю себя любимому и ненаглядному сыну. После родов она брала себе многих ребятишек, готовящихся к поступлению в высшие учебные заведения на репетиторство, впрочем, она и сейчас этим занимается. Но тогда она ещё и подрабатывала в частности и в ресторане Прохорова в качестве уборщицы. Сейчас же она живёт на получаемую пенсию и на деньги от индивидуальных занятий с абитуриентами, умудряясь при этом содержать ещё и собственного тунеядца сына, имеющего высшее образование и нигде не работающего.
   Трюфели Ева отродясь не любила, да впрочем, как и все сладости вместе взятые. А вот чай на её взгляд весьма занятным оказался. В небольшом прозрачном чайнике-заварнике словно расцвёл цветок, не имевший ни корней, ни стебельков - лишь цветы розового цвета, переплетённые друг с другом, точно две змеи в танце.
   Не успело их застолье с обсуждением тем насущных продлиться и более двадцати минут, как вдруг послышался звук проворачиваемого ключа в замке. Затем послышался топот ботинок, стряхивающих снег с подошвы, и шелест снимаемого пуховика.
   - Олежка, это ты? - прокричала Лидия Семёновна, так и замерев с поднесённой ко рту шоколадной конфетой, смотря неотрывно сериал, показываемый по телевизору. - Сынок?
  В прихожей погас свет, а затем и послышались шаги, направляющиеся к кухне.
   - Да, матушка, - голос прозвучал совсем рядом, а спустя секунду появился в дверном проёме и сам Олег. Оглянувшись на только что вошедшего две представительницы прекрасного застыли в изумлении, потому как этот Олег значительно отличался от того парня с которым утром шла бок о бок Ева.
   Сейчас перед ними стоял немного другой Олег. Нет, ничего такого кардинального не произошло, лишь кое-какие изменения, которые невозможно было оставить без внимания. На нём были темные брюки и темно-синяя отутюженная рубашка - в таком виде Олега, что мать, что Ева видели только на выпускном вечере и никогда больше, а тут вдруг без какого-либо повода так принарядился.
   - По какому случаю такой торжественный вид? - первой отмерла Лидия Семёновна, растерянно оглядывая сына с ног до головы. После чего, вдруг незаметно покосилась на Еву, выглядывая её реакцию зачем-то, только всё это было тщетно - лицо девушки ничего не выражало, сохраняя отсутствующее выражение лица.
   - Да так, - махнул рукой он, наконец-таки оттолкнувшись от дверного косяка. - Дресс-код.
   Подойдя к плите, парень тыльной стороной ладони дотронулся до чайника, видимо оценивая температуру воды, таким образом, и тут же её отнял. Потянулся к верхней полке, выудил оттуда свою личную кружку чёрного цвета с рисунком в виде монитора компьютера с мышкой, там даже была какая-то надпись, но Ева не смогла её рассмотреть с такого расстояния. После чего он добавил туда две ложки растворимого кофе и залил кипятком, принялся помешивать чайной ложечкой, прислонившись к кухонной тумбе спиной.
   Обведя взглядом замерших Еву и собственную мать, следящих за его действиями, достал из заднего кармана брюк какой-то белый конверт и положил его на стол перед Лидией Семёновной, которая тут же принялась вертеть его в руках, сначала подумав, что пришло письмо от кого-то. Однако, стоило ей только заглянуть внутрь конверта как всё быстро стало на свои места.
   - Господи, такие деньжищи! - то ли с тревогой, то ли с восхищением вдруг выдохнула женщина, открывшая белый конверт без адресатов и принялась пересчитывать купюры, находящиеся там. - В долларах... Откуда? Олежек, где ты их взял? - повернувшись к сыну, глаза которого лихорадочно блестели в свете ламп, спросила она, растерянно прижимая конверт к груди, с гулко бьющимся сердцем.
  Даже Ева в этот момент особенно долго вглядывалась в лицо Олега, пытаясь определить, говорит ли он правду или же так красиво врёт о способе заработка этих денег своей матери. Детектор лжи из неё вышел никудышный, потому как лицо его было самым обыкновенным и никоим образом не изменилось после ответа:
   - Заработал, - улыбнулся чуть шире своим жабьим ртом парень и пожал плечами. - Просто так они никому не достаются. - Он ответил с таким видом, словно сам являлся миллионером, у которого уже тысячный раз спрашивают один и тот же вопрос, на который он уже устал отвечать. У него был такой вид, словно он теперь хозяин жизни, будто зазнался.
   - Где? Когда? За один вечер? - тут же принялась расспрашивать его мать, отчего-то вдруг задрожавшим голосом, а её чашка с зелёным чаем с позвякивающим звуком была отодвинута в сторону.
  Медленно обернувшись, Ева посмотрела в сторону Лидии Семёновны, которая сглотнув, дрожащей рукой стащила очки и сжала пальцами переносицу. Очки были отброшены в сторону, а сама женщина откинулась на витую спинку кресла.
   - Да, за один вечер и что с того? - тут же ощетинился парень, смотря на собственную мать исподлобья.
  Ситуация накалялась и грозила перейти в семейные разборки. Девушка уж придумывала предлог, чтобы наконец-то сбежать из этой квартиры, но лихорадочно работающий мозг выдавал лишь какую-то банальщину про не выключенный утюг или воду. Как вдруг Лидия Семёновна сама всё разрешила одной лишь просьбой:
   - Евочка, - женщина неожиданно обратилась к ней, - принеси, пожалуйста, из моей комнаты аптечку. А лучше найди в ней настойку валерианы, - тихо попросила она, неотрывно смотря в глаза сына.
  Тут же поспешив выполнить просьбу Ева быстро вскочила на ноги. Звук отодвигаемого стула особенно громко прозвучал в воцарившейся тишине, прерываемой лишь легкой ненавязчивой музыкой из титров так вовремя завершившегося сериала.
  Оказавшись в комнате Лидии Семёновны, Ева уже примерно знавшая - где у неё что лежит, тут же направилась к большому шкафу, скрывающему собой большую часть стены и, открыв последнюю дверцу, обнаружила пластиковый контейнер, наполненный доверху различными медикаментами. Затем частично высыпав содержимое контейнера на покрывало двуспальной кровати, она принялась искать нужный флакончик.
  Зажав флакон в ладони, Ева направилась в сторону кухни, как вдруг замерла у самой двери, не решаясь войти. Её рука только-только собиралась приоткрыть дверь, как вдруг раздался голос, заставивший её замереть и как последней сплетнице прислушаться к чужому разговору:
   - Ты незаконно заработал эти деньги?- немного прищурившись, спокойно спросила Лидия Семёновна и одновременно с этим, столько эмоций промелькнуло в тот короткий миг в этих уже порядком выцветших материнских глазах - не передать: и жалость, и недовольство, и недоверие...
  Казалось, что если он сейчас подтвердит, что деньги эти нечистые и он их заработал нечестным и неправильным путём, но она в тот же миг укажет ему на дверь, сказав, что Олег ей больше не сын. Таким уж кардинальным и до ужаса честным человеком она являлась. И пусть Ева не была до победного конца уверена в том, что такая самоотверженная мать как Лидия Семёновна способна отречься от собственного сына, но то, что сильнейшей обиды не миновать было кристально ясно.
   - Законно, мама, законно, - спустя несколько секунд гнетущего молчания, ответил он. - Клянусь.
  
  
   
  Глава 2.
   А жизнь тем временем продолжалась. Наступил первый снежный месяц зимы. Что особенно радовало и навевало особое предновогоднее настроение, ведь в последние года, в связи с глобальным потеплением и изменением климата из-за деятельности человека, это можно было считать довольно-таки редким явлением - заснеженные по самое колено улицы в декабре.
  В самом начале месяце наконец-таки после столь долгого затишья объявился её отец. Как-то ночью, проснувшись от доносящихся звуков из прихожей, Ева изначально грешным делом подумала, что к ним пробрались воры, вскрыв замок или потому, что она забыла закрыть за собой дверь на ключ. Осторожно ступая, ей тогда удалось бесшумно добраться до двери собственной комнаты, и быстро выглянув оттуда, она увидела собственного отца, на удивление трезвого, расшнуровывающего новые лакированные ботинки.
  Он выглядел как никогда опрятно и прилично. Был хорошенько выбрит, одет всё в тот же уродливый светло-серый атласный костюм ещё советской эпохи, волосы были аккуратно острижены и зачёсаны назад. Если бы он прошел мимо неё на улице, то она далеко не сразу узнала бы в этом человеке своего опустившегося фактически на самое дно пьяницу-отца, способного напиваться до потери сознания и не просыхая целыми месяцами.
  По этому человеку подобного не то чтобы язык не поворачивался говорить, даже мысли подобной не возникало. Словно это был его двойник или потерянный в детстве брат-близнец, но точно не тот злобный и грубый пьяница.
  Заметив её в проёме двери, с накинутым одеялом на плечах, отец некоторое время молча, смотрел на дочь, а она - на него. Он отвернулся лишь для того, чтобы повесить своё пальто, как оказалось тоже новое и явно не самое дешёвое, если судить по ткани и качестве швов.
   - Почему не спишь? - только и спросил он, спустя практически месяц своего отсутствия и участия в её жизни. Да и на что она могла надеяться? Что преобразившись внешне он ещё и внутренне станет другим человеком? Глупость. Такие как он никогда не меняются. Про таких говорят, что лишь могила их исправит.
  Передернув плечами от холода, от которого не спасало даже собственная пижама и ватное одеяло, она ответила честно, ничего не тая:
   - Ты меня разбудил.
   - Может оно и к лучшему, - задумчиво проговорил он, явно думая о чём-то своём. Присев на невысокий табурет в прихожей, он потер руками лицо так, словно это его только что разбудили нежданные гости.
  Ева продолжала стоять в проёме двери и смотреть на него, отчего-то особенно внимательно следить за каждым его жестом и действием. Словно запечатывала на веки вечные в своём сознании его образ именно таким - приличным с виду человеком.
  Ведь практически всегда он был другим - с обросшими сальными волосами, с неухоженной отросшей до груди бородой, заплывшим стеклянным взглядом, ходящим как вздумается одетым. Однажды в погоду, подобную той, что царила сейчас за окном квартиры, он, естественно находящийся в состоянии алкогольного опьянения, одетый лишь в шорты и легкую майку, вышел на мороз к соседнему дому, где его ждал его собутыльник.
  Отчасти из-за него у неё и не было друзей. После двух неудавшихся историй она уж и перестала верить в эту мифическую дружбу.
  У неё была одна подруга, с которой они общались в школе. Та девочка была из параллельного класса, но они каким-то образом сошлись то ли по характеру, то ли по другой какой-то причине - она уже и не помнила. Но дружбе этой не суждено было быть долгой. Как-то раз возвращаясь из школы, Ева вызвалась проводить свою подружку до её остановки. Они шли, весело щебетали про дураков мальчишек и про мультипликационный фильм, производства компании Дисней, как вдруг на пол пути к злосчастной остановке им путь преградил шатающийся из стороны в сторону, словно корабль во время морского шторма, мужчина, оказавшимся не кем иным как отцом Евы. Он называл её по имени, протягивал деньги и говорил сходить в магазин за водкой, аргументируя это тем, что у него 'трубы горят'. Марта, а именно так звали ту девочку, тут же поинтересовалась кто этот мужчина и кем ей приходится. В ответ Ева честно сказала, что это её отец. Заметив своего собутыльника отец Евы ретировался к нему, по пути умудрившись споткнуться о собственную ногу и упасть прямо в грязную лужу на глазах у девочек. На следующий день Марта старательно делала вид, что не замечает Еву и довольно-таки быстро нашла ей замену.
  Вторая история неудавшейся дружбы произошла через несколько месяцев, когда к ним в класс перевели девочку из соседней школы. Она тогда сама подсела именно к Еве, хоть свободных мест было уйма. Её звали Ирина, она была невероятно общительной и этой чертой заражала даже Еву, которая вновь начала смеяться и радоваться, что обрела друга. Но сюда вновь вмешалась злодейка судьба - Марта узнав, что у Евы появился новый друг, тут же рассказала Ирине с кем она 'имеет честь общаться'. А именно: рассказала и про отца, и про то, что Ева носит одежду с чужого плеча, да и другие различного рода неприятные вещи, свидетельствующие о низком социальном статусе и материальном положении их семьи. История повторилась - на следующий день Ирина сидела за одной партой с другой девочкой.
  Тогда-то Ева и зареклась вообще с кем-либо дружить. Ей казалось, что любая дружба уже до своего начала обречена на предательство. И с каждым днём ранее весёлая и жизнерадостная девочка, жившая внутри неё, начала угасать и чахнуть как тот же самый цветок, пока в конечном итоге не исчезла.
   - Что значит 'к лучшему'? - переспросила Ева, отчего-то вдруг испугавшись его ответа. Всё та же интуиция тихо нашептывала, что ей не нужно знать его ответа. Лучше просто развернуться и пойти спать, а завтра будет новый день, который расставит всё по своим местам.
  Он долго молчал, словно выдерживая чертову драматическую паузу, а после как-то нехорошо усмехнулся, поправив часы на запястье. Подняв голову, он с совершенно нескрываемой неприязнью в глазах смотрел на неё и, не пытаясь хоть как-то смягчить эту информацию, просто и жестко констатировал, словно упиваясь тем, в какое положение сам её поставил:
   - Я должен тебе сообщить, что квартира теперь является собственностью банка за неуплату кредита, взятого мною несколько лет назад. В январе тебя здесь быть уже не должно, а если решишь показать свой характер и не съедешь - будешь иметь дело с коллекторами.
  Эти слова стали самым настоящим потрясением для девушки. Она была готова ко всему, но только не к такому повороту событий. Ей казалось, что всё происходящее это всего лишь дурной сон, ночной кошмар, который бывает поразительно похожим на реальность. Незаметно для отца она начала щипать себя за предплечье, спрятав руки за спиной, но боль была, а сон оказался ничем иным как поганой реальность.
   - Какого банка? Какой кредит? О чём ты вообще говоришь? - сама того не заметив она повысила дрожащий голос. - Где же мы будем теперь жить?
  Воздух прихожей сотряс тихий желчный мужской смех, полный неприкрытого злорадства:
   - Во-первых, не мы, а ты. Я, видишь ли, уезжаю в другой город к своей родственнице. Она скоро окочурится и вдруг вспомнила о брате, хочет помереть в кругу семьи. А сама она не из бедных: и с квартиркой, и с деньгами. Хочет видеть брата - увидит и завещание составит. Во-вторых, мне абсолютно наплевать, что с тобой станется и так всю плешь мне проела. В этом месяце ты становишься совершеннолетней, что позволяет мне, как собственнику, выселить тебя из квартиры, что и произойдёт в январе.
   - Почему ты так говоришь? - сиплым, от сдерживаемых слёз голосом, из последних сил спросила она. - Я же твоя дочь...
   - Это мы уже давно выяснили, - леденящим душу тоном отрезал он. - Твоя мать была той ещё /цензура/, поэтому у меня есть серьёзные сомнения моя ты или нет.
   - Как ты можешь так говорить? - уже даже не пытаясь сдержать слёзы, тихо прошептала она, смотря на человека, являвшегося её отцом и по совместительству самым настоящим палачом.
   - Могу и говорю. Так что пакуй шмотки, дорогая, - цинично бросив на последок, скрылся в своей комнате, закрыв дверь на замок. В ту ночь, или раннее утро, Ева и узнала, что до этого жила она не так уж и плохо - хоть с крышей над головой.
  
   В один из дней этого месяца, Ева никак не могла усидеть в своей квартире, и, несмотря на свой характер домоседа, то и дело выглядывала в окно, смотря на заснеженные верхушки деревьев, на то как с них падает снег при малейшем дуновении ветра и следя за тем как соседские дети резвятся, бросая друг в друга снежки. Едва заметив, что температура на улице опустилась значительно ниже нуля, она тут же, более не мешкая ни минуты, собрала всё необходимое для задуманного ею и наспех одевшись, поспешила на улицу.
   Зайдя немного за угол их крайнего подъезда, Ева, поставив пластиковую миску, вытрясла туда содержимое принесённого ею же пакета, после чего на несколько шагов отошла, а затем и вовсе присела на лавку, наблюдая за игрой искр снега на свету и за тем, как постепенно нужная ей компания собирается.
   Здесь неизменно обитало пять кошек, вернее трое из них были котами, а оставшиеся две, соответственно, кошками. Когда-то они были обыкновенными домашними питомцами. А быть может не все, но четверо так точно. Единственным, кого она считала уличным и немного диковатым, был кот с порванным левым ухом, хромающим на заднюю лапу и немного кривым хвостом, словно сломанным под углом в сорок пять градусов.
   Заслужить именно его доверие было тяжелее всего, и если остальные четверо представителей семейства кошачьих охотно шли на контакт, то он всегда держался в стороне. Поначалу он боялся любого шороха и слишком резкого телодвижения из-за чего тут же сбегал. А потом постепенно, с течением времени, благодаря ласке и вниманию этот нелюдимый кот стал в сотни раз ручнее и нежнее всех остальных.
   Наверное, прошло около полугода, прежде чем девушка задумалась над тем, что было бы неплохо придумать им и клички, раз уж у них сложились столь близкие взаимоотношения. Тогда это стало настоящей проблемой, потому как обыкновенные клички на подобии Мурзика или Машки, она даже не рассматривала как варианты.
   Уже будет трудно вспомнить, как именно сама эта идея посетила её, но в один из дней, сидя на скамье с книгой в руках, Ева каким-то образом умудрилась уснуть, откинувшись на спинку. Разбудило её касание мокрого носа и её сухую ладонь, из-за чего она абсолютно случайно выпустила книгу из рук и та упала на асфальт совсем рядом с белой кошкой, тут же принявшейся обнюхивать её.
   Улыбнувшись, девушка подняла книгу, а кошка сама потянулась за ней, запрыгнув Еве на колени. Той книгой был сборник стихов Ахматовой. Посчитав это своеобразным знаком, она после этого момента всегда эту кошку звала не иначе как Ахматова.
   Потом нашлись имена и для других представителей кошачьих: Цветаева, Пастернак, Есенин, Маяковский.
   Глупо, конечно, было называть кошек фамилиями великих поэтов серебряного века, но Еве это казалось довольно-таки оригинальным. Да и кошки быстро начали отзываться на эти клички.
   - Всё кормишь их, - так неожиданно раздался над головой Евы старушечий сиплый голос, что та вздрогнула. Обернувшись, она тут же поняла, с кем имеет дело - с Иосифовной.
   Иосифовна славилась не только на весь дом, но и на всю улицу своим необыкновенно длинным языком и стервозным нравом. И пусть она была женщиной, как говориться, в годах, но сути это не меняло. К ней на лавочку под подъезд сбегались аж из соседних домов, такие же пожилые женщины практически ежедневно и цель у этого была одна - узнать новую сплетню со всеми подробностями, а потом пойти и начать пересказывать её своим. Зачастую эти сплетни были плодом неуёмной фантазии самой Иосифовны, но все женщины, наконец-то отвлёкшиеся от просмотра сериалов по телевизору, жаждали зрелищ, потому и беспрекословно верили каждому сказанному слову, нередко раскрыв от удивления рот.
   Частично Ева могла понять её и, даже быть может, объяснить, почему она себя так ведёт. Её соседка по подъезду, проживающая на первом этаже, никогда в жизни не была замужем, детей соответственно тоже не имела, более того - ужасно их не любила, и даже вопреки устоявшемуся общественному мнению кошек и собак тоже у неё не было.
   Пожилым людям, оставшимся одним, порой очень хочется внимания. Иосифовна смогла его себе обеспечить по полной, и, уже не первый год, являлась главным 'ди-джеем' их местного сарафанного радио.
   - Кормлю, - эхом отозвалась Ева, смотря исключительно себе под ноги.
   - И зачем? - с непередаваемым запалом прикрикнула женщина, щуря свои блеклые голубые глаза. - Они ведь по подвалам лазят, греются, а потом и сдыхают там. Вонь стоит ужасная. И не только в подвале, в квартире тоже. Люди жалуются.
   Неожиданно девушку, словно огромной волной накрыло с ног до головы глухое чувство раздражения. Так и пекло язык сказать, что дверь подвалов следует закрывать, а на небольшие отверстия, служащие для вентиляции уже давно поставлены железные сети, через которые кошке невозможно пробраться уже хотя бы исходя из физиологии.
   А вонь, легко объяснялась тем, что подвалы их дома давно уже успели облюбовать сомнительные люди в неопрятной одежде и с бутылками в руках.
   Пока Ева пыталась унять это отнюдь не самое хорошее чувство, женщина времени даром не теряла. И как только поняла, что девушка мало на неё реагирует, решила не словами, а делом показать и выказать всё своё скопившееся негодование.
   - А ну пошли отсюда, - размахивая сумкой перед собой, Иосифовна принялась разгонять кошек, которые тут же принялись разбегаться в разные стороны. Вот только один, с оторванный кончиком уха, тот самый, названный Евой в честь одного из великих поэтов - Маяковским, лишь вздрагивал, когда пакет с сумкой Иосифовны рассекали воздух в относительной близости от него.
   - Что за наглая морда? - приговаривала не на шутку разъярившаяся женщина, подходя к коту, после чего безжалостно пнула Маяковского, отчего тот, явно не ожидавший ничего подобного со стороны старухи, отлетел, упал на бок, после чего быстро метнулся к миске и схватит оттуда кость и быстро приспустил в ту сторону, где скрылись несколько его собратьев.
   - Зачем вы это делаете... - прижимая ладонь ко рту, упавшим голосом прошептала Ева, чувствуя, что в носу предательски запекло, а глаза заслезились.
   Она сказала это так тихо, но Иосифовна, сохранившая просто потрясающую остроту слуха для своего преклонного возраста, разобрала каждое слово. Это вызвало лишь повторный приступ гнева, вместо мук совести.
   - Зачем? Она ещё и спрашивает! - совсем уж разошлась женщина и теперь просто кричала на Еву, стоящую с низко опущенной головой, прямо посреди улицы, на глазах у прохожих.
   Решительно девушке было непонятно за что на неё так разорались. В самом деле, что такого плохого она сделала? Всего лишь голодных кошек в мороз вышла покормить, а она так разоралась, словно Ева устроила пожар в подвале.
   Ведь она доброе дело делает, по крайней мере, так всегда говорила Лидия Семёновна, правда, неизменно прибавляла, что девушка из-за доброты своей ещё наплачется. Доброта нынче не в моде.
   Да и сколько раз она это делала на глазах и у самой Иосифовны, наверное, и весь дом был в курсе этого далеко не первый год.
   - Не прекратишь это делать - перетравлю их всех, - махали у Евы перед носом, покрасневшим от мороза пальцем, после чего, перехватив желтый пакет с коричневой сумкой покрепче, ретировалась. Но, Иосифовна не была бы Иосифовной, если бы в последний момент не обернулась и не пригрозила Еве на глазах у всего двора: - Поняла меня, соплячка? Всех перетравлю!
   День был испорчен.
  
   Среди недели совершенно неожиданно, словно гром среди ясного летнего неба, прозвучало предложение прогуляться. Вернее изначально её пригласили в ресторан, но после довольно-таки резкого отказа просто попросили составить компанию в вечерней прогулке по городу или же по берегу реки, тут уж выбор весьма благородно предоставлялся самой даме.
   Она вновь отказалась. Конечно же, всеми силами стараясь как можно мягче преподнести свой отказ спутнику и никоим образом не задеть его самолюбия или того больше - гордости. У мужчин ведь она едва ли не самом первом месте эта треклятая гордость, из-за которой многие люди упускали собственное человеческое счастье, а осознав это не могли идти первыми извиняться и каяться.
   Человеком, пригласившим её скрасить их общий досуг обществом друг друга, оказался никто иной как Олег. Это предложение не могло не насторожить Еву. Учитывая и то, что парень в последнее время менялся практически до неузнаваемости.
   Если раньше он днями и ночами просиживал за компьютером, спуская деньги в онлайн-играх, то теперь застать его дома было величайшей из всех удач. Олег в официальном костюме рано утром куда-то уходил (даже матери не говорил куда именно, а она, в свою очередь, тут же бежала тремя этажами выше к Еве и рассказывала ей свои подозрения относительно сына), возвращался вечером и неизменно приносил какую-то энную сумму денег. Сумма каждый раз была разная - то меньше, то наоборот достигала едва ли не заоблачных высот.
   Женщина переживала, что её домашний повышенно опекаемый сынок каким-то образом умудрился связаться с плохой компанией, которая втянула его в непонятные темные делишки. Плакала. Порой даже рыдала навзрыд. А Ева старалась её успокоить, пусть и сама не могла до конца поверить в легальность заработка таких денег.
   Возвращаясь очередным поздним вечером с работы домой, у подъезда Ева столкнулась с Олегом. Тот сидел на скамейке, абсолютно наплевав на усилившийся к ночи мороз, глаза его за стеклами очков были закрыты, а горячее дыхание, вырывающееся из носа и приоткрытых губ, оседало белесым облаком.
   Отчего-то она решила, что он уснул. На морозе. Ей ли не знать, что подобное - довольно-таки частое явление, если человек очень и очень устал.
   Подойдя поближе, девушка сначала дотронулась до его плеча. Реакции никакой не последовало. Она принялась несильно трясти мужское плечо и негромко звать парня по имени.
   Олег завозился, а потом все же открыл свои очи. Глаза его были словно застелены туманом, а один и вовсе косил в сторону носа.
   Немного нагнувшись поближе к лицу парня, Ева уловила стойкий запах алкоголя. Это заставило её глубоко вздохнуть и легонько покачать головой.
   Вот что бы с ним было, если бы Ева его вообще не заметила и прошла мимо? Замерз бы. Насмерть, возможно, замерз бы. А если бы она вообще решила не ехать домой и заночевала бы на старом и пыльном служебном диванчике в небольшой комнатке? Так уже случалось несколько раз. Да и Ева была не из брезгливых.
   Прохожих в это время суток встретить в их районе города было очень сомнительно. Да и если бы и шел мимо, какой человек, то не помочь бы он решил Олегу, а карманы его обчистил подчистую, пока тот находился в своём блаженном пьяном сне.
   - Евочка, - по-детски весело чуть ли не пропел парень, а руки его тут же взмыли вверх - к лицу девушки. Увернувшись, она схватила его за обе белы рученьки и потянула на себя, умудрившись немного приподнять мужское тяжёлое тело, но не удержала и потому, оно вновь плюхнулось на скамью.
  Пройти мимо него в подъезд и оставить Олега всё так же лежать на скамье, казалось в тот момент для Евы жестоким. Уже хотя бы потому, что он явно без посторонней помощи подняться не сможет, а если и она сейчас уйдёт, то парень просто-напросто уснёт и проведёт у подъезда всю ночь.
   - Давай я тебя до квартиры доведу? - благородно предложила она, с неподдельным беспокойством и тревогой следя за блуждающим взглядом парня и покачивающуюся, словно маятник, из стороны в сторону короткоостриженую голову.
   Вырвав свои руки из некрепкого захвата ладоней девушки, Олег, в очередной раз, откинулся на спинку скамьи, запрокинув голову и ударившись затылком о деревянную балку, смотрел вверх своим затуманенным и бездумным взглядом, начиная всё реже моргать, так, словно собирался уснуть.
   - Матушка будет ругаться, - только и долетело до ушей девушки.
   Что-то весьма настоятельно подсказывало ей, что матушка, то есть, Лидия Семёновна, ругаться в этот поздний вечер вряд ли станет. Вот-вот должно было пробить полночь. А если учитывать, что до этого парень в основном умудрялся возвращаться раньше, то страшно подумать, что теперь переживает бедная женщина. Наверное, она уже капает себе валериану в стакан, окончательно убедившаяся, что её сын мало того, что связался с плохой компанией, так ещё и наверняка что-то случилось, раз уж его до сих пор нет дома. Может и вовсе больницы с моргами обзванивает.
   - Не будет, - только и обронила она, приподымая голову выше, на окна своего этажа. Свет в их квартире вновь не был зажжён. Судя по всему и в этот вечер отца не было дома. Из груди вырвался непрошенный вздох.
  Смешанные чувства тогда переполняли её. С одной стороны в её сердце жила горькая обида на отца, который столько лет явно давал понять, что она не то чтобы нелюбимый ребёнок, а то, что эта девушка и вовсе не его ребёнок. А теперь ещё и эта квартира не прибавила в их отношения тепла и ласки. Она всё ещё не знала куда пойдёт, конечно же, кое-какие соображения на этот счёт у неё были, но воплощать их в реальность она всё же не спешила, почему-то до последнего веря, что отец просто так жестоко над ней пошутил. А вот с другой стороны, Ева свято верила, что не мог он так к ней относиться. Верила, что этот человек, просто не умеет показывать свои истинные эмоции и прячет их где-то очень глубоко в своём сердце...
   - Красивые сегодня звёзды, правда? - вдруг совершенно невпопад спросил парень, прерывая её мысли и указывая одним пальцем в небо. Опять-таки это был довольно характерный для детей жест.
   Приподняв голову выше уровня собственного седьмого этажа, Ева лишь мельком взглянула на звёздное небо, возвращая свой взгляд к лицу Олега. Смотрела на него и гадала - сколько же это надо было выпить, чтобы вот так вот теперь сидеть на скамейке и быть не то чтобы не в состоянии связно мыслить, а гляди и того хуже - просто-напросто встать и дойти до собственной квартиры.
  Смотрела и чувствовала, как её начинает накрывать волной омерзения к этому жалкому человеку.
   - Звёзды как звёзды. Обычные. - Раздумывая больше о том, как же ей поступить лишь обронила Ева. Она могла позвонить по домофону и попросить Лидию Семёновну спуститься и помочь ей транспортировать её ненаглядного Олега к их квартире, но этот вариант тут же был решительно отвергнут - не хватало ещё взволновать бедную женщину, мало ли, вдруг ещё с сердцем плохо станет.
   На её заявление приглушённо рассмеялись, прикрывая рот ладонью.
   - Звёзды не бывают обычными. Они всегда особенны.
   - Глупости. Они всегда неизменны. Веками.
   - Нет, - неожиданно запротестовал Олег, наконец-таки вернув свою голову в нормальное положение, он посмотрел на Еву так, словно прожил на этой планете под гордым названием Земля все те миллиарды лет, которые ей приписывают. - Ты не понимаешь! - не на шутку разошёлся парень, упарив костяшками кисти по окрашенной древесине скамьи.
  Явно он собирался что-то ещё добавить и привести наверняка весьма весомый аргумент, доказывающий именно его правоту, но Ева тут же поспешила нормализовать щекотливую ситуацию, выходящую из-под её контроля.
   - Понимаю, - тихо и ласково, быстро проговорила она, присев на корточки рядом со скамьёй. Пожалуй, именно с такими интонациями, доминирующими в голосе и разговаривают с буйно помешанными душевнобольными людьми, пытаясь их успокоить. - Просто мне, как материалисту, трудно с этим согласится.
   - Женщины не могут быть материалистами, - прозвучал всё тот же всезнающий тон.
   Олег вдруг попытался встать, но выходило это у него, по правде говоря, отвратно. Девушка тут же перехватила его за объёмную талию, позволяя взять свою шею в довольно-таки крепкий захват. Она уж было сделала шаг вперёд, но парень продолжал стоять на месте, при этом едва ли не ложась на девушку всем немалым своим весом.
   - Ты - не романтичная натура, знаешь? - спросил он заплетающимся голосом, дотронувшись указательным пальцем до кончика носа девушки, а та, в свою очередь, отвернулась.
   - Осведомлена. Убери руки, - холодно ответила Ева, уже начинающая замерзать и терять своё хвалёное терпение. На самом деле, она была, наверное, самым романтичным из всех романтиков, а ещё очень мечтательной, просто невероятно, но привыкнув к суровым законам реальности и выживания в ней, похоронила это где-то глубоко-глубоко в своём сердце. Иногда это вырывалось наружу, но очень и очень редко и, как правило, она умела справляться с этими неконтролируемыми 'приступами романтизма', тут же всё пресекая, как говорится, на корню.
  Вдруг Евин взгляд зацепился за одну весьма интересную деталь - на мизинце левой ладони, той самой, которая ещё секунду назад порхала у её носа, теперь красовалось довольно-таки массивное кольцо. Кольцо это было безо всяких украшений в виде сверкающих камней, да и представляло собой скорее внушительный кусок металла прямоугольной формы. На улице было темно, да и Ева не была ювелиром, но отчего-то она сразу же решила, что металл этот не какая-нибудь платина, а именно то самое драгоценное золото, за которое люди во все времена убивали друг друга.
   - Интересное колечко, - задумчиво протянула она. - Откуда?
  Умудрившись поднять голову, что было сделать довольно-таки проблематично в столь крепком захвате, она внимательно всмотрелась в лицо парня, возвышающегося над ней на целую голову. Выражение его лица существенным изменений не потерпело, разве только вертикальная складка меж бровей проявилась.
   - Подарок.
  Это насторожило девушку. Если её догадки верны и это кольцо из золота, то подобны подарок обошелся бы дарителю в очень кругленькую сумму.
   - Щедрый подарок, - как можно легкомысленней, бросила она, при этом отчаянно надеясь, что последующий его ответ расставит всё по своим местам и она наконец поймёт - куда он уходит ещё утром, а возвращается поздним вечером. - В честь чего такие дарят?
   - Это допрос? - вмиг изменился его голос, сделав неожиданный переход от мягких и медленных ноток к вот таким - стальным и чуточку суровым.
  Ева замолчала. В голове её вихрем летали мысли начиная от самых смехотворных и заканчивающиеся довольно-таки устрашающими вариантами.
  Почему-то тот вывод, к которому они пришли совместно с Лидией Семёновной, о том, что её сын связался с плохой компанией, а возможно и вовсе - с бандитами, сейчас девушка даже не рассматривала. У неё появилась новая гипотеза - а вдруг он стал кем-то вроде содержанки, только в мужском обличье? Этаким альфонсом - молодым парнем, который обхаживает старую дамочку с деньгами. Тогда бы и объяснились и непонятно откуда берущиеся деньги ежедневно, и этот подарок, и то, что он начал следить за собой - брился каждое утро, хотя раньше мог попросту неделями не смотреться в зеркало.
  Но... Взглянув на него ещё раз, она едва сумела сдержать улыбку. На писаного красавца он совершенно не тянул, никакими особо привлекательными чертами не обладал и 'изюминок' не имел.
  Тайна оставалась не раскрыта.
   - Почему напился? - спросила Ева, когда они, наконец, двинулись к входу в подъезд.
   - А, - махнул рукой, изрядно успокоившийся парень, параллельно зевнув в своей привычной манере - не прикрывая рта. - В хорошей компании грех не выпить. - Это заявление не могло не насторожить саму Еву, которая со слов Лидии Семёновны, да и по своей наблюдательности знала, что в друзьях у Олега числился лишь один человек, являвшийся некогда его одногруппником - Дмитрий. Мысли о том, что же это была за компания вызывали нехорошие предположения.
   - Выпить может и не грех. А напился-то ты чего?
   Тишина, прерываемая их тяжёлым дыханием, была ей ответом.
   - Молчишь? Ну и молчи.
   На пороге квартиры номер сто семнадцать, буквально через секунду, после того, как Ева дотянулась до звонка, показалась заплаканная Лидия Семёновна, утирающая слёзы кончиками пальцев.
   - Олежка, - глаза вновь зачали наполняться слезами. - Где же ты был? - И прикрыв ладошкой искривившиеся губы, по щекам женщины заструились слёзы.
   Олег, которого неимоверно тянуло в сон, буркнул в ответ что-то неразборчивое и уже сам, на своих двоих неуверенно шагающих ногах, прошел в квартиру, а после и в свою комнату, держать за стены. Прошёл в чем был - в пуховике и ботинках, но никто его и не порывался останавливать.
   - Я его у подъезда встретила. На скамейке сидел, - объяснила Ева, как только красные заплаканные глаза посмотрели на неё.
  
   
  Глава 3.
  День рождения Евы приходился на двадцать восьмое декабря. Именно в этот день ей исполнится восемнадцать лет. Некогда она с нетерпением ждала этой даты, но сейчас всё так круто поменялось, что не то, что собственный день рождения не радовал, даже предстоящий праздник Нового года вводил в ужас.
  И пусть ещё было лишь начало декабря, но Ева уже начинала задумываться о своей дальнейшей судьбе. В январе она должна освободить квартиру - отец всё-таки не соврал насчёт банка, и недавно, буквально на днях на их адрес пришло письмо, в котором ясно и весьма доходчиво разъяснялось, что квартиры у них больше нет. Вернее там говорилось так: либо платите сумму с кучей набежавших процентов за все эти годы, либо выметайтесь к чёртовой матери.
  Оплатить долги ни Ева, ни тем более её отец не могли. Да и отец-то этот уже исчез со всех радаров, укатив за горизонт - в неизвестный город, где его с распростёртыми объятиями ждала двоюродная сестра, попавшая около трёх лет назад в автомобильную аварию, после которой осталась полностью парализованной. Отец Евы - Виктор - тут же рванул к ней на всех парах, надеясь стать наследником очень даже неплохого состояния, как обычно наплевав на собственную дочь, в очередной раз оставляя девушку наедине со всеми её проблемами вместе взятыми, так сказать, на произвол судьбы.
  Буквально на следующее утро после того ночного разговора с отцом, и после проведённой ночи без сна, она перепрыгивая через одну ступеньку понеслась на четвёртый этаж - к квартире Запольских Лидии Семёновны и Олега.
  Долго звонить не пришлось - дверь открыли мгновенно, на пороге стояла мать Олега. Едва завидев, полные испуга и страха глаза Евы, она тут же по-матерински её обняла, а после направила на кухню. Угостив ту тарелкой свежеприготовленно борща, женщина внимательно слушала сбивчивый рассказ о случившемся происшествии.
  Склонившись над так и не тронутой тарелкой супа, она наконец-таки задала тот самый вопрос-просьбу, ради которых собственно и пришла.
   - Евочка, - опустив глаза на кисти своих рук, пальцы которых были переплетены в замок, с тяжелейшим вздохом, проговорила Лидия Семёновна. - Постарайся меня понять, - теперь глаза были отведены в сторону, а Ева уже теряла всю свою надежду на помощь, - мы с сыном живём в двухкомнатной квартире: в одной комнате он, в другой - я. Да и на репетиторство ко мне ребята приходят постоянно...
  Послышался свист закипевшего чайника, но никто и не шевельнулся, чтобы выключить газ. Именно на звук этого непрерываемого свиста из комнаты вышел Олег и сделал то, чего остальные были просто не в состоянии сделать.
   - Да, я всё понимаю, - упавшим голосом, едва ли не просипела Ева. - Я, - она сглотнула, делая паузу и выигрывая время, чтобы обдумать какие слова сейчас скажет, - что-нибудь придумаю и справлюсь... как-нибудь.
  Тут же заинтересованный в сложившейся ситуации, обернулся и сын женщины, до этого просто нарезавший толстым слоем ломтики белого хлеба и колбасы.
   - С чем справишься? - переводя свои голубые глаза от матери к лицу Евы, спросил он. - О чём это вы?
  Ева уже было набрала побольше воздуха в лёгкие, чтобы начать свой рассказ, как вдруг наткнулась на прищуренный, словно предостерегающий, взгляд Лидии Семёновны. Но почему-то тогда она не придала ему никакого значения, решив, что ей это лишь на эмоциях показалось, и ничего подобного на самом деле и в помине не было.
   - Мне нужна помощь. Мой отец продал квартиру. В январе меня уже не должно там быть. Вот я и ищу жильё... хотя бы на первое время. - Снова взглянув на мать Олега Ева отметила, что та вновь смотрит на свои руки и лицо её не выражает ни недовольства ни радости - сплошная маска сдержанности и равнодушия.
  В комнате повисло гнетущее молчание. Парень стоял со скрещёнными на груди руками и о чём-то сосредоточенно думал, Лидия Семёновна - не отводила опущенный взгляд от собственный ладоней, а Ева начинала испытывать жгучее чувство неловкости, к которому постепенно начало примешиваться и некоторого рода непонятно откуда взявшаяся обида.
   - Неужели сделку о продаже квартиры нельзя аннулировать? - хмуро изрёк Олег.
  Расстроенная ещё больше Ева, вся словно сгорбившись под грузом всех тех проблем, которые так внезапно навалились на её неокрепшие совсем детские плечи, лишь покачала головой из стороны в сторону, таким образом, отрицая даже подобный вариант.
   - Квартира переходит к банку в счёт невыплаченного кредита вместе с набежавшими процентами. - У неё вдруг защекотало нёбо, что было верным предвестником слёз. Она редко плакала, но отчего-то именно сейчас, когда все её старались пожалеть, а она жалела саму себя больше всех, на неё накатила такая волна отчаяния и обиды на весь белый свет, которая по своей силе была лишь сравнима с той, которую она некогда пережила в свои четырнадцать лет.
   - М-да, дела, - протянул парень, почёсывая указательным пальцем переносицу, а затем повернулся к матери: - Ева могла бы пожить у нас.
  Более того - он даже положил свою ладонь на плечо Лидии Семёновны, отчего та мгновенно отмерла и вскинула глаза на сына.
   - Я уже объяснила Евочке, что это, к сожаленью, невозможно. Для троих человек наша квартира тесна.
  А девушка в это время пыталась справиться с эмоциями, и потому смотрела куда угодно, но только не на них. Вообще-то это было, по меньшей мере, неприятно, когда о ней и её проблеме говорили так - в третьем лица и словно предмета их разговора и вовсе не было рядом. Да и вообще последние несколько минут девушка неотрывно смотрела лишь на собственные пальцы, сжимающие накинутое на колени полотенце, и с особой тщательностью разглядывая белые крапинки на ногтях.
   - Но почему же? - недоуменно спросил Олег, всё так же не прерывая зрительного контакта с матерью.
   - У нас лишь две комнаты: в одной ты, в другой - я. Где мы расположим Еву? - тут же принялась разъяснять она и так всем понятные вещи, да ещё и таким тоном, словно маленькому ребёнку втолковывала простейшую истину.
   - Я мог бы спать на кухне, - без всякого энтузиазма предложил Олег, словно спать на кухне в перспективе вместо него предстояло как раз таки девушке.
  Женщина едва ли не подпрыгнув на табурете, тут же вскинула чёрные, резко очерчённые брови:
   - Каким образом? На трёх табуретках? - удивлённо хлопала глазами она, а затем с улыбкой покачала головой: - Не с твоим-то сколиозом, мальчик мой, - а затем, переведя взгляд на Еву, она ободряюще улыбнулась лишь уголками губ. - Нам нужно подумать и мы обязательно найдём выход из этой непростой ситуации. Три головы всяко лучше одной.
  А она была согласна спать хоть на трёх табуретках, хоть на полу, хоть стоя. Главное, чтобы не на улице в такие морозы.
  Ева тогда сидела на шатающейся табуретке, и до её сознания доходило, что Лидия Семёновна отчего-то далеко не горит желанием от предстоящей перспективы совместной жизни с Евой под одной крышей. Пусть она и не говорит об этом во всеуслышание, а лишь интеллигентно намекает, но факт оставался фактом. Еве в этом доме были не рады. Даже Олег, если бы действительно хотел ей помочь сумел бы надавить на мать и отстоять свою точку зрения, но он этого не делал.
  Друзья познаются в беде, господа. Но этот сарказм девушка тут же отогнала от себя подальше, считая, что не вправе судить других людей, уже хотя бы потому, что действительно стала бы для их двоих обыкновенной обузой. И пусть она не собиралась жить за чужой счёт, а исправно бы платила за своё место или комнату, всё равно их можно было понять. Она и понимала.
   - Знаете, а ведь и правда выход есть, - натянув улыбку, излишне оптимистично вдруг нарушила тишину сама Ева. - Одна моя подруга снимает квартиру в городе, думаю, платежеспособной соседке она будет только рада.
  Все облегчённо выдохнули, Ева отчетливо это видела по их лицам. Груз чужих проблем, частично переброшенный и на их плечи после этих слов, словно чудесным образом взял и испарился.
   - Ну, вот всё и разрешилось, - улыбнувшись, женщина встала со своего места и подошла к плите. - Я же говорила - безвыходных ситуаций попросту не бывает.
  Олег проводил Еву до двери, а затем вместе с ней же вышел и на лестничную площадку и лишь после её поспешных слов прощания, попридержал за локоть и заглянул в глаза:
   - Не обижайся на неё, - тихо попросил он. - Она не со зла, просто не потерпит вторую женщину в доме.
  Ева мягко высвободила свой локоть из захвата его пальцев и с грустной улыбкой покачала головой, стоя на две ступень выше него и оттого смотрела на этого парня сверху вниз.
   - А если бы мне действительно некуда было пойти? Ты бы смог повлиять на неё? Она бы изменила своё мнение?
  Жгучая обида засевшая внутри требовала выхода, а он как раз так удачно попался под руку. И как назло, вместо уверенным заверений о том, что Лидия Семёновна несомненно приняла бы её в лоно своей семьи и любила бы как родную дочь, не последовало. Олег молчал, после чего ответил то, чего от него услышать она никак не ожидала:
   - Но тебе ведь есть куда пойти, - немного прищурив свои глаза, он смотрел на Еву так, словно пытался понять - а не соврала ли она им несколько минут назад?
  Она всегда считала эту женщину близким человеком. Но этот отказ стал просто-напросто своего рода ударом для Евы. Она была уверена, что в этом доме ей не откажут и не выставят за дверь.
   - Я не могу быть в этом уверена до конца, даже не позвонив своей подруге.
  Из-за двери послышался голос Лидии Семёновны, которая звала своего сына обедать. Олег моментально повернул голову в сторону плохо прикрытой двери, словно верный собачонка услышавший голос хозяйки, а Ева лишь опустила голову ниже и позволила себе грустно улыбнуться.
   - Меня зовут, - немного смущённо пробормотал парень, слегка покраснев и сделал несколько шагов к двери собственной квартиры, как вдруг обернулся и перед тем как скрыться, добавил: - У тебя всё будет хорошо, ты же сильная - справишься. - Дверь закрылась, а Ева так и осталась стоять вместе со всеми своими проблемами.
  Тогда она-то и вспомнила о Леночке, которая жила одна в съёмной квартире, как раз в нескольких минутах ходьбы от ресторана Прохорова. Квартира была просторной, двухкомнатной - как-то раз она была в гостях у Лены и всё рассмотрела, как говориться, вдоль и поперёк. Да и платили бы они пополам, что было только плюсом для обоих.
  Леночка, едва услышала предложение Евы, озвученное тихим и немного заикающимся от волнения голосом, тут же радостно защебетала о том, как же им будет весело жить вместе, да и кучу всякой ерунды, которую Ева нисколечко не слушала, стараясь поверить, что ей есть где жить и всё не так плохо и беспросветно как казалось изначально.
  Она совершенно не интересовалась причиной её переезда, впрочем Лена, наверное, даже и не была в курсе, что Ева не из приезжих. В случае чего, девушка уже и придумала весьма правдоподобную причину о том, что хозяин её съёмной квартиры, решил её продать и уехать к своей родственнице. В некотором роде, это было почти правдой, но не говорить же ей, что собственный отец выставил за дверь ребёнка, которого не признает своим.
  Переезд был запланирован на конец декабря.
  В ресторане у Прохорова дела шли хуже некуда - постоянные клиенты облюбовали совершенно другое место, слывшее более дорогим и элитным, нежели это. Говорили, что именно там и собирается вся верхушка, когда собирается отдохнуть после своих тяжёлых и важных дел. Конечно же, ресторан всё ещё приносил прибыль и не работал в убыток, однако прибыль эта была в несколько раз ниже прежней. Если раньше постоянные клиенты сорили деньгами, даже не считая их, заказывали едва ли не всё самое дорогое, что только имелось в меню, то теперь обыкновенные клиенты внимательно изучали кожаные папки со списками блюд и неизменно заказывали всё самое дешёвое.
  Некогда респектабельный ресторан действительно начал превращаться в обыкновенную забегаловку.
  Казалось, что господин Прохоров постарел на глазах за этот крайне недолгий срок - несколько недель. Едва он увидел бухгалтерские отчёты, то тут же слёг без чувств: на дорогущий кожаный диван в собственном кабинете, а извечный и верный его спутник - белый платочек, смоченный в холодной воде доблестной Леночкой, был бережно приложен к его лбу. Великий бизнесмен потерял былую стойкость и хватку, о которой в своё время ходило множество легенд.
  Как-то в порыве откровений этот мужчина признался своей подчиненной - ненаглядной Леночке в том, что сам является виновником всех своих бед. Якобы это всё его жадность сгубила и ткнула носом в разбитое свиное корыто. На различного рода расспросы с её стороны, он поначалу отмалчивался, а затем и нехотя признался, так скажем, скрепя сердцем, что всё из-за того человека со странными глазами - Инвара.
  Тогда, ещё осенью, когда он наведался к ним, Прохоров обирался сделать его совладельцем всего своего ресторанного бизнеса, но с одним условием - его компаньон погасит львиную долю долгов. Поначалу тот и не был против, видимо увидев - какую выгоду сможет из этого извлечь и даже согласился на заключение договора, подтверждающего его вступление в новую должность, основывающееся на обоюдном согласии, однако его благодушие переменилось вмиг, как только он заметил лазейку, столь тщательно скрываемую самим Прохоровым и нанятыми им же самим юристами.
  Ягнёнок решил обмануть матёрого волка. А волк этого не простил.
  В том контракте было гаденько меленько прописано то, что вызвало животную ярость того человека, и в итоге он злющий как чёрт уехал от этого ресторана подальше, предварительно дав понять, что подобная смелость, граничащая с врождённым идиотизмом, без последствий для Прохорова не обойдётся.
  Те самые последствия, после недолгого затишья, не заставили себя долго ждать.
  Признаться честно, Прохоров был готов к тому, что месть обернётся поджогом или же типичным рейдерским захватом, к чему он втайне подготовился и был готов дать неслабый отпор. Но этот прогматичный человек никак не мог представить, что его будут уничтожать так медленно и в тоже время так стремительно.
  
  Не дожидаясь конца месяца, Ева понемногу начала собирать свои вещи и всячески готовиться к предстоящему в скором будущем переезду.
  Тот вечер выдался особо холодным. Зима лютовала. Миллиметры ртутного столба термометров показывали температуру в несколько десятков ниже нуля. За окном так завывала метель, что заставляла передёргивать плечами даже тех, кто находился в тёплой квартире и с несколькими слоями одежды на теле.
  Девушка как раз, стоя у открытого чемодана аккуратно, дабы ничего не помялось, складывала свою одежду, как вдруг в дверь кто-то позвонил. Визитёр звонил громко, настойчиво, да ещё и долго, будто кнопка звонка заклинила. Так звонил, что становилось сразу предельно ясно - он во что бы то ни стало жаждет встречи с обитателями квартиры, а если этот человек чего-то хочет, то он это получает.
  У Евы сердце сжалось и едва ли не упало - ей казалось, что за дверью стоят те самые коллекторы, о них столь любезно не забыл упомянуть её отец, которые либо выставят её сейчас на улицу, либо силой вытрясут долг, к которому она лично не имеет абсолютно никакого отношения. У неё внутри всё просто кипело от животного страха, но, тем не менее, она сделала несколько неуверенных шагов по направлению к двери.
  Незваный гость всё никак не терял надежды узреть хозяев квартиры и продолжал настойчиво заявлять о своём присутствии за дверью квартиры, не отпуская кнопку электрического звонка.
  Вдруг её посетила и совершенно другая, куда более здравая, мысль на счёт личности пришедшего столь неожиданного человека. Ведь, возможно, что-то могло случиться, с тем же соседом или же и вовсе с её отцом, а она ни о чём не знает и по нелепой глупости навыдумывала сама себе всякой, не имеющей никакого отношения к действительности, чепухи.
  Ева уже стояла у двери и вздрагивала от каждого повторного звонка, и самым удручающим её в тот момент времени фактом было то, что у неё не было возможности посмотреть в глазок, которого попросту не имелось в наличии, чтобы понять: кто находится там - на лестничной площадке.
  Наконец решившись, она провернула ключ в замке и раскрыла дверь перед незваным человеком. Её взгляд уперся в тёмное мужское пальто, а в глаза первым же делом бросилось то, что свет в подъезде отсутствовал, и с сожалением она признала и то, что и глазок е не помог бы. Опустив свой взгляд ниже, она заметила и тёмные брюки и начищенные до блеска ботинки.
  Резко подняв голову она посмотрела в глаза этого мужчины, который очевидно перепутал квартиры, однако, стоило ей приглядеться, то стало понятно - никакой ошибки нет.
  Молния не ударяет в одно и то же место дважды, не так ли? Однако то, что сейчас наблюдала сама Ева, ясно давало понять, что система дала нехилый сбой.
   - Вы? - только и смогла вымолвить она, словно током пораженная. Только и могла, что смотреть на него и пытаться побороть в себе желание закрыть дверь у него перед носом и закрыться на все замки.
   - Добрый вечер, - мужчина слегка склонил голову, словно в поклоне и немного прищурив свои глаза, смотрел на неё, практически впиваясь в её лицо своими неживыми глазами. Напряженные, сведённые к переносице красивой формы тёмные брови далеко не являлись гарантом его благодушия и хорошего расположения духа. Он был напряжён, даже скорее немного насторожен, словно вот-вот в Евиной руке блеснёт нож, который та, без лишних сомнений и промедлений, с размаху воткнёт ему в грудь.
   - Что вы здесь делаете? - уцепившись пальцами за дверь, чуть выше её ручки, спросила девушка, стараясь скрыть весь тот страх, вновь сковавший всё её нутро. Сам мужчина так и стоял за порогом, не смея пройти. Лишь смотрел ей в глаза, точь-в-точь как в прошлую их встречу.
  Видеть этого человека вновь, да ещё и на пороге собственной квартиры, столкнувшись с ним нос к носу, не доставило ей абсолютно никакого удовольствия. Даже наоборот повергло в такого рода недоумение, из-за которого она некоторое время думала, что всё это лишь мираж или ещё чего хуже, потому как такие люди, вряд ли бы стали спускаться к простым смертным со своего пьедестала на Олимпе.
  И всё же он был здесь. Для чего этот мужчина пришел, девушка, как ни старалась - понять не могла. Она вообще рядом с этим человеком вмиг разучивалась связно думать и говорить.
  А сердце кольнула острая иголочка разочарования - ведь если бы не открыла она дверь, то ничего бы и не было. Позвонил бы минут пять-десять и преспокойно ушёл, в крайне случае, вернувшись на следующий день, если так сильно припекло увидеть обитателей квартиры - ведь такие люди идут до последнего, лишь бы добиться своего.
   - Нам необходимо обсудить несколько вопросов. А это было бы удобнее сделать не на лестничной площадке. Могу пройти?
  Видимо её разрешение ему и не требовалось вовсе, потому, что он тут же сделал уверенный шаг вперёд, вынудив Еву рефлекторно и чуточку боязно посторониться, пропуская его в квартиру.
   Она в силу своей необъёмной неловкости умудрилась удариться о косяк двери. Плечо тут же запылала болью, и Ева отчётливо чувствовала пульсацию кожи. Немного скосив свой взгляд на ушибленное место, она увидела ободранную кожу, стремительно красневшую прямо на её глазах, в буквальном смысле этого слова.
  Решив не терять время, топчась на пороге в тот момент, когда тот странный мужчина из ресторана находится в её квартире, она решительно одернула край короткого рукава домашней растянутой майки и поспешила за ним.
  Тут же ей стало стыдно за свой внешний вид: старую майку и полинявшие от десятков стирок штаны. Но Ева быстро отогнала от себя это непрошенное чувство - она ведь этого человека в гости не звала, он сам заявился без всякого предупреждения и к тому же с непонятными целями.
   - Где здесь кухня? - вернувшись назад, спросил он, повергнув девушку в состояние лёгкого недоумения, после чего спокойно пошел в указанном направлении, а Ева еле-еле переставляя ватные ноги, плелась за ним.
  Схватив на ходу, стоявший на плите чайник, он тут же, не мешкая, вылил в раковину из него утреннюю воду, после чего набрав свежей, поставил греться на огонь конфорки. Затем мужчина открыл первую попавшуюся дверцу кухонного шкафчика и достал оттуда сначала упаковку зелёного чая и банку чёрного растворимого кофе, а затем и две кружки.
  Пока он проделывал все эти манипуляции, чайник уже потихоньку начинал закипать, пуская тонкую струю пара.
   - Присаживайся, - спокойно произнёс он, словно был хозяином этой квартиры, а она его непрошенной, но такой желанной гостьей, едва заметил, вскинув голову, что девушка так и продолжает нерешительно и даже как-то испуганно стоять у ободранной стены. - Нам предстоит долгий разговор.
  Сделав небольшой шаг, она одним движением руки выдвинула из-под стола табурет и чуть ли не рухнула на него, наконец, позволив всем перенапряжённым мышцам расслабиться. Сжав ладони в кулаки, девушка продолжала исподлобья следить за этим чудным мужчиной, и лишь когда он сел напротив неё, предварительно поставив перед Евой кружку с дымящимся чаем, а перед собой - с кофе, решилась вновь заговорить.
   - Какой разговор? О чём? - Голос её звучал излишне тихо и как-то глухо. В горле от страха пересохло так, что она готова была выпить залпом кипяток из чашки, стоящей у неё под носом.
  Он молчал, словно намеренно так бессовестно тянул с ответом, выдерживая мучительную паузу. А затем и вовсе принялся снимать пиджак, а как только бросил его на соседний покосившийся табурет, обладателя трех ножек вместо всех четырёх, и начал медленно расстегивать запонки, а затем закатывать рукава тёмно-синей рубашки по самые локти.
  В комнате воцарилась такая тишина, что были слышны завывания зимней метели за окном. Отчего-то эти звуки ещё больше нагнетали обстановку, конечно же, лишь для Евы, в то время как сам мужчина чувствовал себя более чем распрекрасно.
   - О твоей дальнейшей жизни. - Лишь после этих слов он наконец-таки оторвал задумчивый взгляд от пахучей коричнево-чёрной жидкости в своей чашке и посмотрел Еве в глаза. В какой-то момент она даже начала надеяться, что всё сейчас происходящее - простой розыгрыш, пусть и до ужаса глупый и ни капельки не смешной, но мужчина оставался поразительно серьёзным, а его странные, излишне светлые, глаза всё никак не могли опуститься ниже уровня её лица.
   - Причём здесь я и моя жизнь? - нахмурилась девушка, широко распахнув свои глаза. - И вообще, откуда вы здесь взялись? Откуда знаете этот адрес? Что вам нужно? Я ничего не понимаю, а вы не объясняетесь.
  Голос всё же дрогнул - с сожалением отметила Ева так, словно наблюдала за всей этой развернувшейся сценой со стороны. Наверняка и он услышал сдерживаемые слёзы в её голосе. Но, признаться, стоит отдать должное - если и услышал их, то виду не подал.
   - Слишком много вопросов, - медленно и твёрдо прозвучал мужской голос, сделав и так небольшое пространство кухоньки ещё меньше, сам же гость поморщился, закрыв глаза и начав массировать двумя пальцами виски, словно пытался справиться с сильнейшей головной болью. - Но я на них отвечу. В процессе.
   - В процессе чего? - вскинула голову Ева.
  Он вдруг открыл глаза и, в который раз встретился взглядом с Евой. Как она успела заметить, этот человек обладает интересной особенностью: предпочитает разговаривать удерживая зрительный контакт, вероятнее всего, чтобы чётко знать, говорит его собеседник правду или же лжёт, настроен на мирный лад или же вот-вот кинется с кулаками. Но при всём этом мужчина абсолютно не задумывается о том, какого другим людям находиться под таким пристальным взглядом не самых обычных глаз. А может он прекрасно знает, как это действует на других и бессовестно пользуется этим, упиваясь их страхом?
   - Нашей беседы и по совместительству - знакомства.
  Подобный ответ невероятно шокировал девушку.
   - Зачем нам знакомиться? Друзьями мы вряд ли станем.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"