Новый интерн опоздал на целый час. Когда же он, в конце концов, появился в лаборатории, я успел уже два раза попить бесплатный служебный кофе, посмотреть стоимость акций нашей компании при открытии нью-йоркской биржи в девять тридцать и вдоволь потрепаться с Лорой, нашей лаборанткой, о проекте.
- Майкл, - представился я, делая шаг навстречу нашему новому интерну из Канады, с которым предстояло работать все лето.
- Вы не угадали, меня зовут Ройс, - протянул мне руку двухметровый улыбающийся детина. Белый лабораторный халат выглядел на нем нелепо - из-под коротких рукавов торчали накрахмаленные манжеты рубашки. - Я немного заплутал в поисках вашей компании, - добавил он.
"Ну, с кем не бывает", - подумал я, хотя здание нашей компании находилось в ста метрах от федеральной трассы на Нью-Йорк.
Голубые глаза, коротко стриженные волосы залитые лаком, энергичное рукопожатие с излишним энтузиазмом... "Может, и не наделен выдающимся интеллектом, но зато спокойный и наверняка исполнительный. Типичный канадец", - решил я.
Позже выяснилось, что я сильно ошибся. Скажем так, если бы Ройс был типичным представителем своей страны, то Канада никогда бы не продавала в обход американского эмбарго пшеницу моей далекой родине. Во первых, из-за монументальной лени канадцы никогда не собрали бы урожай, а во-вторых, даже если бы и собрали, то уж точно их корабли никогда не нашли бы российских портов.
Я начал знакомить Ройса с проектом.
- Мне сказали, что вы разрабатываете "умную пилюлю". Это правда?
-Ну, не совсем, - улыбнулся я. - Наша лаборатория занимается разработкой препарата по улучшению когнитивной... - торжественно начал я и осекся.
Ройс совершенно не слушал, а с интересом рассматривал подвешенную за хвост мышь в стеклянной клетке. Она поджала лапы и безучастно висела. Ройс постучал по стеклу. Мышь немного качнулась и повернулась к Ройсу спиной.
- Это физиологическая модель депрессии, - пояснил я. - Видишь ли, Ройс, мышь нельзя положить на диванчик в психотерапевтическом кабинете и спросить, как она себя чувствует. Приходится прибегать к разным моделям... Мышь, между прочим, зовут Хилари.
- Здорово, - простодушно ответил Ройс. - Так они что - от висения умнеют?
- Нет, не от этого. У нас есть экспериментальный препарат, блокирующий определенный серотониновый рецептор и усиливающий когнитивные процессы мозга... - видя потухающий интерес в глазах Ройса, я поспешно добавил: - Он делает животных сообразительнее, во много раз увеличивает их способность...
- Классно, - перебил меня Ройс. - А что у вас есть еще?
Я переглянулся с Лорой. Похоже, это будет очень длинное лето.
Мы показали ему другие установки и приборы. Его внимание привлекла предпульсовая камера. Зажав уши и зажмурившись, в ней сидела маленькая обезьяна. Перед ней из кубиков было сложено слово "никогда".
- Чего это она? Заснула?
- Нет, это стандартная модель шизофрении, - отмахнулся я. - Пойдем, ты еще должен заполнить кучу бумаг в отделе кадров.
- Скажите, Майкл, а вы не боитесь, что ваши животные станут умнее человека и захватят власть на Земле? - спросил задумчиво Ройс.
В ответ я только скептически хмыкнул и мы вышли в коридор.
Из кабинета с табличкой "Начальник отдела кадров" вышел вечно недовольный Бучер - кокер-спаниель. Равнодушно взглянул мне в глаза и невозмутимо пробежал мимо, помахивая хвостом. Перехватив озадаченный взгляд Ройса, я его успокоил:
- Нет, нет. Это - Бучер - собака нашего вице-президента, ответственного за кадры. Кстати, - я понизил голос, - чертов спаниель таскает чужие завтраки из холодильника в главном кафетерии, поэтому тебе лучше оставлять их в маленьком холодильнике прямо в отделе.
Первая неделя прошла без особых проблем, если не считать маленького конфликта между Ройсом и Хилари. Но в начале второй случилось ЧП. Во вторник вечером я последним уходил из отдела, и заглянул в лабораторию, чтобы выключить забытый кем-то свет. Посреди комнаты стоял Ройс в лабораторном халате и вертел в руках упаковку нашего препарата. Увидев меня, он поспешно спрятал руку за спину.
- Ройс? - я пристально посмотрел на него.
Парень покраснел и протянул мне руку с упаковкой. В ней отсутствовали две ампулы.
- У меня завтра экзамен на водительские права и я...
- Не валяй дурака, Ройс. Во первых, препарат может оказаться опасным для людей, патологи опять нашли что-то в печени приматов. А во-вторых, даже если он и работает на животных, то вовсе не обязательно... Почему у тебя глаза бегают?
Ройс заметно побледнел.
- А я уже...обе стекляшки.
У меня перехватило дыхание.
- Ты что, принял испытательный препарат? Ты же покалечиться можешь, кретин!!!
Технически это было не совсем правильно. Если Ройс действительно принял препарат, то кретином называть его уже было нельзя. Его IQ в эти минуты стремительно набирал высоту.
Я немедленно схватил с полки непочатую бутыль с физиологическим раствором:
- Пей немедленно. Потом два пальца в рот! Понял ты, ходячий билет в тюрьму?
Пока Ройс проделывал эту процедуру, я лихорадочно думал, что же делать. Посмотрел на часы. Шесть-четырнадцать. Препарат уже наверняка попал в кровь, а оттуда в церебрально-спинную жидкость. Так что вести в больницу на переливание крови уже не имеет смысла. Что еще можно сделать? Пока я пытался прикинуть дозу, притихший Ройс сел к лабораторному столу.
Я подошел и посмотрел ему через плечо. Ройс аккуратно выводил в рабочем журнале: "16:02 пероральная доза, 3.5 мпк..."
- Тоже мне, Уолтер Рид выискался.
Не отрываясь от журнала, Ройс заметил:
- Если Вы имеете в виду само-экспериментирование с желтой лихорадкой, то Рид никогда не подвергал себя опасности. А вот его коллега, Джесси Лэзир... - Ройс в изумлении остановился на полуслове. Препарат, безусловно, действовал и на людей.
Ройс начал лихорадочно что-то записывать в журнал.
- Ройс, ты чего? - осторожно спросил я.
Не оборачиваясь, он сказал:
- У нас совсем неправильная дозировка. Сейчас я все пересчитаю... - и он погрузился в расчеты.
Я опять посмотрел на часы. При трех с половиной миллиграммах препарата на килограмм веса этого здоровенного крети..., пардон, интерна, максимальная концентрация в крови еще не достигнута. Еще минут пятнадцать-двадцать нужно подождать. Только бы ничего не произошло за это критическое время, а потом...
Ройс исписывал пятую страницу, когда я, наконец, подошел и сел рядом. Журнал был испещрен какими-то формулами, схемами и химическими структурами.
- Это, - Ройс ткнул пальцем в журнал, - план дальнейшей оптимизации препарата. В структуре нужно заменить фенильное кольцо на эн-метилпиперазин. Это поможет с растворимостью и...
- Зачем? - не понял я. - Какой такой пиперазин?
- Эн-метилпиперазин, - поправил меня Ройс. - Уменьшится липофильность, что должно благоприятно сказаться на фармакокинетике... Ну, можно будет таблетки штамповать, а не раствор в ампулах. Понятно?
- Понятно, - вяло пробормотал я. Развитие интеллекта Ройса, очевидно, продолжало набирать обороты. - А это что такое? - спросил я его про математические формулы на полях журнала.
- Это доказательство теоремы Ферма, - пожал плечами Ройс.
- Поздно, ее уже доказали лет пять назад, - не без злорадства заметил я.
- Черт! - расстроился он. - А теорию объединения взаимодействий тоже уже доказали?
Я задумался.
- Да вроде нет, не уверен...
- Ага, - коротко сказал Ройс и снова стал писать.
Я посмотрел на часы. Еще минут пять критического времени.
- Пять с половиной, - заметил Ройс, не поворачивая головы. - Кстати, о каком побочном эффекте вы сейчас думаете?
Проклятье! Неужели он теперь и мысли может читать? Я немедленно закрыл глаза и представил себе румяную отбивную в сугробе картофельного пюре, политую густым грибным соусом.
- Что за эффект? Что вы от меня скрываете? - в голосе Ройса прозвучало недовольство.
А еще можно вместо отбивной - селедочку, лоснящуюся от подсолнечного масла с кружками репчатого лука. И обязательно черный хлеб...
- Как вы можете есть такую гадость... Что за побочный эффект? - возмутился Ройс.
Тон его голоса мне совсем не нравился. Я открыл глаза. Ройс уже встал из-за стола и подошел ко мне. Он пристально смотрел на меня своими голубыми глазами. В его взгляде появилось что-то настораживающее.
- Ройс, - сказал я ровным голосом. - Помнишь, как ты вопреки запретам захотел почесать брюшко Хилари?
- Еще бы! Она меня так цапнула... собака! - зло добавил Ройс.
- Мышь, - уточнил я. - Так вот, им это не свойственно. Мы заметили, что уровень серотонина...
- Черт возьми, если вы немедленно мне не скажете, что за эффект... - он угрюмо смотрел в сторону. Его терпение было явно на исходе.
- Конечно, Ройс, - сказал я, прикидывая расстояние до двери. - Кроме замкнутости, пониженного аппетита и маниакально-депрессивного синдрома, мы обнаружили в мышах потрясающую агрессию...
Ройс со злостью смел журнал со стола и сделал шаг ко мне. Мое положение стало угрожающим.
- ...но мы не видели этого в крысах, - предложил я взамен, с надеждой заглядывая ему в глаза.
Последнее, что я помню, был звон разбиваемого стекла и упавшая на пол клетка Хилари. Мышь злорадно ухмылялась, глядя как Ройс пытается добраться до моего горла.
Я очнулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо.
- Сэр?
Это был Руперт - пожилой негр из охраны.
- Слава богу, вы живы. Если бы мы замешкались хоть на минуту...
- Спасибо, Руперт, - слабо пробормотал я. - А где Ройс?
- О! Не волнуйтесь, сэр, с ним сейчас ребята беседуют. Прикажете вызвать полицию?
Часы на стене показывали десять минут восьмого. Я с трудом встал опираясь на руку охранника.
- Да, нет. Отпустите его, пожалуй. Он больше не опасен.
Оставшись один, я поднял лабораторный журнал, аккуратно отсоединил исписанные Ройсом листы и сунул их в пасть шредера. Нельзя оставлять никаких следов. Если кто-нибудь узнает о побочном эффекте, то наш проект сразу закроют. А так мы уже пытаемся оптимизировать этот препарат около семи лет. Кстати, за это время побочный эффект все-таки стал менее ужасным....
Надо будет еще докладную записку написать в отдел кадров. Самое трудное всегда - это объяснить, почему подобные ЧП случаются со всеми нашими интернами на протяжении этих последних семи лет.