По темной и плоской трассе наша машина вторглась в раннее утро второго дня национальной скорби в Америке. Скорби по утраченным иллюзиям одними и упущенному времени другими. Объединяющей скорби, с которой стареющая нация смотрит в зеркало насмешливого и рыжеволосого тролля.
Наступил второй день, когда идеалисты стали общеизвестны как лицемеры, а прагматики - как популисты. Идеалисты, казалось, пытались сидеть на двух стульях: иметь моральное удовольствие ругать Трампа и получать финансовые выгоды от его экономической политики. Прагматики, казалось, готовы были бросить к алтарю власти не только мультикультурализм и все остальные демократические ценности, но и родную мать, если бы она проголосовала за Клинтон. Все это следовало из пространных радиорепортажей в моей машине.
Радио прогоняло широким потоком интервью с чернокожими школьниками, опасающихся теперь за свою жизнь, мексиканками с малолетними бебешами, опасающихся депортации, белых интеллектуалов, опасающихся за свои ценности и гранты. Слыша сокрушенные вздохи, что Америка оказалась страной сексистов, расистов и империалистов, чернокожие радиоведущие саркастически переспрашивали "да ну?". Где-то очередной полицейский душил очередного афроамериканца, а федералы продолжали поливать протестующих индейцев из брандспойтов при минусовой температуре.
Целый день слушанья такой эклектики за рулем явно не повышало безопасность движения, и я был ужасно рад, когда в этот утренний и явно неходовой час радио решило поговорить о музыке. Белый голос ведущей выдавал безумную усталость от Tрампa, третью чашку кофе и вообще сомнения в выборе профессии. Каждый вопрос к начинающему барду из глубины штата явно давался ей нелегко:
- А что оказало влияние... (клацанье клавиатуры)... на ваше.... э... музыку?
- На раннем периоде или сейчас?
Последовала пауза. Чувствовалось, как радиоведущая взвешивала оба варианта: "А вдруг ранний период был лучше?".
- О! Я бы сказал, что процентов на двадцать семь - это Моцарт.
Было трудно представить выражение лица ведущей, когда она наконец-то выдавила следующую фразу:
- ...на двадцать семь? А остальные?
- Кхм-кхм... Остальные? - обрадовано откашлялся начинающий бард. - Скорее всего, полинезийский рэп!
Последовала следующаячудовищная для радио пауза, в которой всем стало окончательно понятно, что без Трампа и поговорить не о чем.
- ... а скажите... э-э-э... - спрашивала ошарашенная этой догадкой ведущая, - когда вы говорите "полинезийский рэп", вы имеете в виду полинезийский или...ммм...
Несомненно и радиослушатели, и сама ведущая, и даже проснувшийся продюсер шоу не имели понятия, чем можно было бы закончить эту фразу. Но заканчивать фразу было необходимо. И как дымящийся самолет на бреющем полете ведущая все же дотянула да точки:
- ... кстати, как вам Трамп?
Вот как выглядят "ломки" СМИ, если они хоть на полчаса перестают говорить о выборах.
- А девочка-президент выиграла? - спросил меня шестилетний сын, выдавая все политические симпатии свой учительницы.
- Нет, проиграла.
И перед тем, как переключиться на что-то другое, мальчик быстро добавил:
- А нас не отправят в Россию?
- Конечно, нет, - ответил я, чувствуя что стараюсь говорить особенно уверенным голосом.
В придорожном ресторанчике обычно улыбчивые американцы из прямоугольных штатов растерянно и немного подозрительно смотрели на незнакомца, как, вероятно, смотрел Пятница на Робинзона, прикидывая, нужно ли его съесть или же с ним придется дружить. Еще более подозрительно смотрели на соседей и на близких.
Беда была в том, что ни идеалисты, ни прагматики не знали, кто голосовал по какую сторону баррикад среди даже соседей и близких. Неожиданно и те, и другие почувствовали острую необходимость это недопонимание устранить. И в этом ресторанчике паранойя не только подавалась к каждому блюду, но и растворялась в каждом глотке бочкового кофе.
Ко мне подошла молодая официантка с распущенными белокурыми волосами и приняла заказ. Дойдя до кухни, она что-то сказала вполголоса двум хмурым напарницам с волосами собранными в "кички". Возможно, в этой глубинке степень распущенности волос играла роль семейного статуса в Фэйсбука.
Разговоры за соседними столиками неизменно и так же совсем нетрадиционно для страны, где любой может носить под полой кольт, были о политике. Разговоры начинались словами: "он, конечно, пустобрех..." или "меня, конечно, сильно волнует его высказывания о женщинах...". Тонким, но весьма недвусмысленным нюансом был следующий за этой фразой союз "и" или "но". Почти как в фразе "я обязательно же передам привет тетушке Мэри-Энн, но она уже три года как умерла".
Нынешние выборы запомнятся повсеместными кухонными диалогами вроде пересказанного за соседним столом:
Безработный муж, раскрывая утреннюю газету:
- Ого, Трамп теперь снова сделает Америку великой.
Его супруга, работающая на трёх работах:
- Не может быть!
Для контраста - выборы предыдущего президента лучше всего характеризовал такой вот диалог:
- Что вы думаете о выбранном президенте Обаме? - спрашивает журналистка с белым акцентом.
Два часа ночи. Холодно. Бездомный, с афроамериканским акцентом, растерянно:
- И что, теперь мы должны вас любить?
Молодая официантка принесла дополнительных салфеток и пластиковых пузырьков со сливками для кофе:
- Простите, а откуда ваш акцент?
Теперь понятно, почему она была так приветлива и заботлива. В ее взгляде сквозила бесконечная жалость ко всем людям со странными акцентами: их безусловно, теперь, вышлют из страны. Без суда и следствия в лучшем случае. Ибо так говорило радио. А когда выяснится, что и она сама голосовала за Хиллари, то, может, мы все будем сидеть в одном концлагере. Кто знает? Наверное, так же смотрели берлинские официантки на еврейских посетителей после выборов 1933года.
Тем не менее, я впервые задумался, стоит ли признаваться что я россиянин, когда моя страна так много сделала для президентский выборов - могут еще и плюнуть в суп на кухне. К моему удивлению, честность взяла верх над здравым смыслом. Видимо, такой уж я идеалист.
- Из России, - сказал я как можно потише.
Больше вопросов от официантки не поступало. Но прежде, чем я успел рассчитаться, из-за соседнего столика поднялся пожилой мужчина:
- А вы правда из России?
- Ну как вам сказать... - замялся я.
И прежде я успел что-либо добавить он пожал мне руку:
- Да благословит вас Бог!
Да, пружина глобализации дала сбой и коллективный взгляд американцев растерянно обратился в свое прошлое.
На самом краю Апаллачей в штате Нью-Йорк есть почти полностью заброшенный городок. Полуразвалившиеся фабричные корпуса из красно-коричневого добротного кирпича возвышаются над долиной, над которой восходит солнце. Беззубые темные проемы окон, на крыше приютилось небольшое дерево. На балконе третьего этажа кто-то установил пепельницу из ржавой банки и белое пластиковое кресло. Это лучшая точка для наблюдения восхода. Трамп или не Трамп - завтра все равно взойдет солнце.