Мне уже достаточно много лет, чтобы это имело хоть какое-нибудь значение. Как прогноз погоды в Ефрате двадцатилетней давности. Или как старое здание больницы Святого Августина из красного кирпича. Впрочем, сама больница на удивление просторна и рациональна изнутри, как убыточная оранжерея в руках хорошего цветочника. К сожалению, недостаточно хорошего, чтобы сидящая напротив меня женщина с голубыми глазами меня могла вспомнить.
Скоро принесут обед, и медсестры в коридоре продолжают оживленно обмениваться мнениями о том, можно ли пациенту из соседней палаты есть твердую пищу. На гарнир к их приглушенным разговорам предлагается электронное бульканье мониторов, фырчанье приборов, измеряющих давление, и какофония прочих больничных звуков.
Глядя в ее слегка насмешливые голубые глаза, невозможно не расслышать ровный молодой голос свозь доносящихся из коридора обрывки фраз:
- Вовсе нет. На Хэллоуин костюм некоторым заменяет воображение.
Тогда ей было всего восемнадцать. Она была очень красивой, и все посетители маленького провинциального ресторанчика в Ефрате пытались поймать ее взгляд и, если повезет, улыбку. Наполнив из натертого до блеска кофейника мою кружку горячим кофе, она повторила:
- Вовсе нет. Особенно такие костюмы, - она кивнула в сторону кухни, - просто заменяют воображение.
Oстальные официантки, разодетые в ведьм и ангелов, стояли около дверей, ведущих в кухню, откуда раздавался шум посуды и короткие окрики повара, который, как опытный капитан, разворачивал свой большой корабль в сторону обеда. Официантки перешептывались и с любопытством посматривали в нашу сторону.
- Просто мне показалось обидным, что девушка с самой доброй улыбкой в этом заведении - единственная, кто в этот день без костюма, - начал оправдываться я за явно нетактичный вопрос.
В действительности, она была права: люди в Ефрате бережно относились к воображению и старались пользоваться им нечасто. За время своего существования Ефрата произвела тридцать семь выпускников колледжей, одного бригадного генерала, одного помощника конгрессмена и с полдюжины ведьм и ангелов, толпившихся около кухни. На большее жители Ефраты и не замахивались.
Глядя в ее глаза, я стараюсь понять, помнит ли она, когда в доме еще не было ни одной фиалки. Впрочем, навряд ли кто-нибудь теперь сможет сказать наверняка. Наверное, это началось сразу после автокатострофы. Ну что ж, подумали окружающие, в цветах есть определенный терапевтический эффект. B самом деле, почему бы и нет?
Сначала маленькие горшочки появились на подоконнике. Незаметно заполонив всю гостиную, они начали проникать в спальню, бывшую детскую и кухню. Когда она умилялась своим цветам, те незамедлительно распускались чисто-белыми цветками, словно листы всех счастливых книг до их рождения. Когда подоконников стало не хватать, то фиалки сначала робко, но потом все уверенней стали заполнять на столе в гостиной и книжных полках. Когда она сердилась - в доме появлялись новые тигровые фиалки оранжево-абрикосового цвета с темным пятнами. Когда глиняные горшочки стали занимать слишком много места, цветы освоили маленькие пластиковые баночки из-под йогурта и старые чайные чашки; дюжина фиалок умудрилась даже приютиться в картонной коробке из-под яиц. Когда на нее находила меланхолия, то появлялись небесно-голубые фиалки. Они действительно подходили лучше других под цвет ее глаз.
Как-то я зашел к ней в гости. Вся квартира была загромождена цветами, и нам пришлось ютиться за кухонным столом.
- Хочешь кофе? - спросила она. За все это время она почти не изменилась. Только во взгляде было скорее больше задумчивости, чем раньше. Мне показалось, что oна совершенно не помнила ту хэллуиновскую ночь в Ефрате.
- Конечно. Можно растворимого, - быстро согласился я. Мне казалось, что аромат кофе, как компас, соединяющий оазисы времени и пространства, вернет все, как было. Все как было... когда? Когда я целовал уголки ее губ и мне казалось, что я умею летать? Ведь уметь летать - это почти как быть счастливым. Или когда она по телефону слушала мои запоздалые клятвы и просто долго молчала, не кладя трубку. Все это было очень давно...
Она вскипятила воду и достала с полки банку растворимого кофе с зелёной этикеткой. Положив две ложки кофейного порошка в чашку, она хотела поставить банку на место, но место было уже занято фиалками цвета кофе с молоком.
Пожав плечами, она беспомощно улыбнулась. Протянув банку кофе мне обратно, она спросила:
- А ты никогда не боялся недолюбить?
Увы. Запах кофе оказался бессильным против простых беззлобных фиалок. Автокатастрофа изменила все и не решила ничего. Я ушел, так и не и не притронувшись к чашке с кофе.
Нашествие фиалок продолжалось. Когда на книжных полках не осталось свободного места, пришлось избавляться от книжек. Первыми ушли детективные рассказы, которые читают только в длительных перелётах или походах. Потом на черный вход выставили Маркеса, Толстого и Сартра. На их месте распустились угольно-чёрные цветы. Последними аккуратной стопкой были выставлены за дверь случайно оставшиеся детские книжки. Она долго пыталась вспомнить, кому принадлежали эти обтрепанные страницы, но, пожав плечами, выставила их за дверь тоже. На их месте расцвели фиалки с пурпурно-фиолетовыми нижними и белыми верхними лепестками.
После книжек исчезли любимыe фильмы и альбомы с семейными фотографиями. На их месте закрасовался пышный орнамент из желто-голубых, пурпурно-белых и фиолетово-кремовых цветков. Оказалось, что в Ефрате фиалки заменяют реальность не хуже воображения.
* * *
Посреди палаты, крашенной казенной краской, она сидела в кресле-качалке, кутаясь в серый плед. Более серые пледы я видел только в магазинах Армии Спасения.
- Похоже, вы знаете очень много обо мне. - Она смотрела на меня с нескрываемым удивлением и тревогой. - А вы знаете, что я очень люблю фиалки?
*Ефрата - маленький населенный пункт в Пенсильвании распятый как овечья шкура между 272- й и 322- й дорогою.