Эта история начиналась поздней осенью, когда даже писатели становятся порядочными людьми. За окном с чисто российской безмятежностью сыпал снег. Он валил со всех сторон. Даже снизу.
Пусть говорят, что первый снег - это прыжок через всю зиму. Почти что ранняя весна. Но идти из дому все равно неохота. Почему бы тогда не засесть за бумаги и не собрать в одну стопку исписанных листов разбегающиеся мысли. И писать обязательно от третьего лица. Так больше поводов для авторских разглагольствований. А начать?
Сергей, запустив руку в волосы, уставился на письменный стол. Поверх вороха исчирканной формулами бумаги и нескольких репродукций загадочных портретов Пантоми запечатлелся рисунок Дюрера с четырьмя всадниками, несущимися на летящих конях. Чем не иллюстрация к "Мастеру и Маргарите"?..
"Конь бледный и на нем всадник, которому имя смерть. И ад следовал за ним. И дана ему власть ... умерщвлять и мечем, и гладом, и мором, и зверями земными" ...
Лиха беда... Сергей еще некоторое время поковырялся в себе, примостил поудобней клавиатуру старенькой персоналки, посопел, отодвинул клавиши, извлек из стола несколько чистых листов, откопал ручку с черной пастой, погрыз немного хвостик ее пластмассового стержня.
"С этого и начнем".
"Целый день мы порознь промотались в одном и том же среднерусском городишке. Я знал это точно - хотел разыграть случайную встречу. А городишко-то и городишком не назовешь. И мы проходили по его извилистым улочкам, толклись в магазинах, сидели в кафе, может быть в одних и тех же. Но я - в одиночестве. Гордом, но скорее - не очень. Разминулись. Никто никого так и не встретил. Не судьба! Можно пройти, даже коснувшись друг друга плечами, и не заметить. Но вот заметить и все равно пройти, даже коснувшись друг друга плечами. Господи! Все что угодно, но пусть не с ней. Именно так. Именно так и оказалось. Я уже не вписываюсь в распорядок Катиной жизни. К чему все спектакли, если все равно не судьба? И с этой девочкой не судьба. Встретились, и столкнулись, и сошлись. А зачем?"
Мысли путались от обиды. (На кого - на Катю? Нет. На свое слюнтяйство.) И все-таки они упорно забегали друг на друга. И уже не разберешь, с чего все и началось, через какие ступеньки добрался он до этих выхваченных рассуждений...
Они стояли в телефонной будке. Девушка набирала очередной номер, а парень покуда разглядывал ее, бестолково накручивая на палец пряди пепельных волос. Длинные гудки в трубке обрывались, и в который раз там на другом конце провода глухо ворчали про всяких там сумасшедших идиотов, которым нечего делать, кроме как будить посреди ночи трудовое население. Сергей (так его и называли) только безразлично кривил губы.
- Доброй ночи. Гошу можно? Ах, его нет. Извините. Почему так поздно? Дело государственной важности! Какие шутки. Кто спрашивает? Из ФСБ. Так и передайте, если мы его раньше сами не достанем. Да. Извините еще раз.
- Зачем ты так, - отчаянно шептала девушка в свободное ухо. А из трубки уже били короткие гудки. И все закручивалось по новой.
"Сколько там у нее номеров еще? И чего она за мной увязалась? Черт дери! Не было печали. Угадала такого же дурачка? Будем думать, что она нужна мне так же, как и я ей. Парня своего выискивает, а от меня так и не отстает. Может, и вправду - подлец. Бросил. А я? Для меня встреча - спасение от соблазна взять да и влезть в шкуру Катькиного хахаля. Да... Да! И да!!! Я все это время после письма продолжал идиотски на что-то надеяться. На ошибку. На чудо. "Жди меня, и я вернусь..." Чудес не бывает! Но я злюсь, и ничего не могу с собой поделать!"
- Бросил? - поинтересовался Сергей почти без любопытства. Девушка только пожала плечами.
"Как тебя зовут? Нина. Инна. Вот тебе и на... А может, этот парень такой же как и я - по жизни такой же - неприкаянный - и не надо ему всего этого. Наелся. Других дел навалом. А вот тут, батенька, ты заврался. И любит она его... Любит? Прикинуться несчастной, чего проще? Жалость и страсть всегда об руку ходят. Шляются, - мысли выходили отвратительно округлые, как для печати. - Силок из парадоксов. Про какие там любови я запел, если с самого начала только две тезы - прощанье и любовник на стороне. А я в кювете. Намудрил слегка, и сам в этом запутался. Все просто: ледяная ночь, холодная койка в гостинице и один идиот. Причем еще неизвестно - тот, которого ищут, или который звонит. Меня бы кто так искал. - Сергей вписывался в свое нытье, как самолет в штопор. - Кто ж оценит это для себя. А? То-то. Что касается той самой любви, то я просто не знаю, что с ней делать. Во, загнул! Добреньким хочется стать. Или бедненьким. И тоже как-то напоказ. Halt! Stop! Отчипись!"
Самобичующее хныканье не совсем относилось к числу безусловных достоинств этого молодого человека, впрочем, как и любовь к софистике. Сцена затягивалась. Новый набор номера сменялся очередными гудками в трубке.
- Извините, что потревожил. Георгорий не у вас, нет? А где он может быть, не подскажете? Жаль-жаль! Да, очень нужен! Кто? Сосед снизу. У него трубу прорвало. Водопад какой-то. Придется дверь ломать... А как вы думаете? Приятных снов... - Гудки. - Нет твоего красавчика. - Сказал. И улыбнулся, прикрывая зевок.
"Черт бы побрал этого гопника! А еще раньше эту ...Неужели непонятно - либо пьет где-то, либо спит, либо еще чего похлеще. Вот пойди и найди. Это не говоря уже о том, что новые сутки потеряли уже несколько часов. Ка-рам-ба!"
Сергей отчаянно боролся с пеленой, активно заволакивающей глаза, продолжая пялиться на партнершу по телефонной будке. Девушка, надо признать, выглядела очень даже привлекательно. Этакая бикса. Не слишком худа, не слишком толста, не доска, не корова, не ... Кто там еще? И бедра носит не хуже знатной дамы. Холеное личико прибалтийки было бы еще симпатичней, если б не немного глуповатое выражение на нем. Но ей и оно безусловно шло. Ярко-голубые глазищи смотрели по-собачьи печально. И желания рождали странноватые - почесать ей за ухом. Любимый гончак Рыдал от этого просто млел. Сергей опять ощутил острую тоску хоть по какой-то ласке. Хоть по какой-то...
"Звонить больше не стану. Надоело. Надоело тревожить мирный сон честных тружеников. Надоело и все! И дело, собственно, не в этих... Спать хочу, домой хочу..."
Парень распахнул дверь и выбрался из телефонной будки. Потянулся.
- Ты куда?... - вопрос был настолько ожидаем, что даже отвечать не хотелось.
- Если хочешь, тебя провожу. - "Нет, мало мне своих заморочек", - продолжал он уже про себя.
- Что ж, выпившая женщина - себе не хозяйка. - Она тоже решила оставить телефон в покое. - Только мне идти некуда. Я из дома ушла, Сережа. Так?
- Так, Инна. - "Угадал". Он сделал маленькую паузу и продолжил. - В таком случае - ко мне в гостиницу. Если бы вопрос прояснился с самого начала, можно было бы уже часа три нежиться в тепле и уюте. Поехали скорее.
- Зачем?
- Как, зачем? Маленькая что ли? Чай пить. У меня в номере есть диван и приличная кровать до кучи.
- Не держи меня за полную дуру. Поехали. Ну и вечерок сегодня, я Вас умоляю!
Машина выпутывалась из узких кривых улочек города, еще не избавившегося от новогодних елок. Инна дремала, привалившись к плечу своего кавалера. А тот все пережевывал картинки прошедшей недели.
Когда Сергей неожиданно узнал, что Катя появится с докладом на конференции во Владимире, он тут же кинулся выклянчивать себе командировку. Полный идиотизм - пробиваться туда после полученного письма. Смысла ехать - никакого. Денег не давали. И все-таки он пробился. Помогла Любовь Александровна. Помогла и даже не спросила, зачем. Пожелала удачи и все.
"Основное правило удачи - избегать неподходящих мест! - подумал ее протеже, - А меня снова несет на буераки". Но поблагодарил душевно. Почти по родственному.
Приехал. А там...
Катя явилась с другом-стипендиатом. И стало сразу ясно, что это любовники. Они были показательно сыты друг другом.
- Hallo, дорогуша, - сказала Катрин с выражением томной приветливости. - Как я рада тебя видеть. Так скучаю по тебе, ты бы только знал. Но что же делать, я там совсем, совсем одна. Поболтаем через полгода. Ладно? Ну, не дуйся. Ты такой элегантный. Знаешь, мне предлагают остаться. Может быть еще на годик...Алеша! Я здесь, - она уже отвернулась в другую сторону. - Поболтаем еще. Да ведь?
Удаляясь, она бросила ему свой обычный взгляд-полуулыбку, и он отчетливо понял, что никуда от нее уже не денется. Она так и будет играть с ним как с марионеткой, от скуки подергивая за ниточки. Иногда.
И он остался стоять - проклятый сверхчеловек с разбухшим самомнением. О какой смыслопотере говорить еще. "Бабы. Бабы все ...", - дальше можно было поставить только многоточие. На что он надеялся? Мечтал еще понадобиться, сгодиться хоть на что-то. И домечтался. "Ничего, ничего, мы еще сыграем в ту же игру", - зло усмехнулся Сергей и старался больше не думать об этом.
И была конференция, и выступления по поводу и без. Сергей в этом почти не участвовал - отбубнил доклад и постарался уйти от вопросов. Так что даже знакомые специалисты начали его сторониться. Общая дискуссия после обеда увлекла его нисколько не больше. Потом все поехали на экскурсию "по памятным местам". Памятники, соборы, окрестные городки. Сергей не стал лезть в общую компанию. Но не выдержал - понесся догонять. Вскочить на подножку ушедшего поезда все равно невозможно. Только это старая песня.
И вот - вечер в дешевом ресторане. Муть, ползущая из всех углов. Стены, размалеванные под старину, и куцая подсветка танцплощадки в центре зала. Лица и фразы, выхваченные из суматохи. Мозги превратились в один сплошной желудок и медленно переваривали все вокруг.
Девушку привел официант и усадил на свободное место. Сергей оказался как раз напротив. Столик двухместный. Волей-неволей...
В этой шумной бестолковщине трудно не найти общего языка. Молодой человек продолжал ковыряться в своей тарелке и деланно не обращал внимания ни на что вокруг.
- Да слушай ты сюда, - орал амбал за соседним столиком. - Я зоолог вообще-то. Рептилий изучаю, пресмыкающихся всяких. Ядовитые гады - моя главная специальность... И тебя - змея - я насквозь вижу!
Они не выдержали и улыбнулись. Одновременно. Скажем больше - вместе.
- Молчание для мужчины - это тоже достоинство. Вы не находите? - соседка по столу стала рассматривать его руки.
- Меня зовут Сергей, - вяло представился он
- Инна. - девушка оказалась хорошенькой и чувствительной. Сладкая, одним словом. Они легко разболтались, тем более, что Инна сама этого хотела. Парень выбросил из головы все мелкие ухищрения, припасаемые для таких моментов. Постарался выбросить из головы Катю. Клин - клином, так сказать.
Сидели и болтали. Выпивали и болтали. Танцевали и болтали. Сергей, как и все законченные эгоисты, был до ужаса сентиментален. И ему нравилось сплетать фразы, уже переложенные на подоплеку приближающейся ночи. Просто так - от нечего делать. Нравилось флиртовать, делать внимательные глаза и наблюдать, как кокетничает девочка напротив, нравилось ее хотеть.
И так всегда. Думаешь о светлом и чистом. Строишь планы - благонравнее не бывает! "Вот оно - мерзкое и грязное. Но я, Господь спаси, в стороне стою. Философствую опять же понемножечку - умирать учусь". И - бац! - ничего особенного - появляется некто рядом - глазки, губки, ножки, ... - а человек прямо таки выползает из самого себя. Перевоплощается, одним словом. И как прикажете понимать? Хохмим для проформы? Боимся, что не поймут такого светлого и чистого? А? И весь цинизм, сарказм, ирония - всего-то защита собственного изнеженно болезненного самолюбия. И кто же ты тогда? Божественный скарабей, потерявший по дороге свой хитиновый панцирь. Да? Или побочное следствие постоянного самоанализа с постоянной боязнью попасть впросак, типа: "Я к вам со всей душей, а вы!"
Заврался совсем. Автор, называется!
Тело все равно тянет свое. И как оно это делает, тому, что в голове лучше и не думать. А в сердце? Что там мышца сама себе думает? И вот ты становишься томным и вожделеешь. А потом впадаешь в рассудочность и стыдливость и гасишь воспоминания о плавании в луже похоти. А кто сказал, что это плохо? Посмотрите на собачью свадьбу. Сильный берет то, что ему надо. Остальные ходят, смотрят и гавкают. Почему? Потому что самим не досталось. Что ущемляет естественность их существования? Ну, разве то, что не досталось. Этика у них, конечно, разработана не так детально как у людей. Все физиология больше. "Но мы же - не собаки!" - вещает мне брезгливый моралист. А я ведь и не участвую, только мимо прохожу.
Сергей постоянно терял нить общения. Только ничего страшного в этом не было. Девушка освоилась. Разговор шел теперь от одного лица - партнер в нем не участвовал. Инна оказалась ужасной болтушкой и могла бы, наверно, разговаривать с зеркалом. Но Сергей как мог старался вслушиваться в смысл повествования, чтобы успеть вовремя поддакнуть. Пока что она щебетала о концерте обновленного "Аквариума", и до того самозабвенно пересказывала чужие мысли, что парень невольно улыбнулся.
- ... ... ... , я Вас умоляю!
- Пойдем-ка лучше танцевать.
Ей не очень хотелось прерываться, не закончив такой цветистый монолог. Девушка сделала обиженное лицо:
- Мы еще и не познакомились, как следует, а Вы мне уже тыкать начинаете.
"Кокетничаешь. Ну давай, поиграем в "хороший тон", - насмешливо подумал Сергей и выговорил, гнусавя и растягивая слова:
- Ах! Извините, сударыня! Как можно допустить такую оплошность. Ай - яй - яй... Да, представлять нас здесь было не кому. Теперь век себе не прощу! Дела, знаете ли, доконали. Но это не причина! И все же, не соблаговолит ли мадемуазель потанцевать со мной хотя бы разок.
- С ума сошел... Вот глупый! - она показала свои мелкие, белые зубы. - Пойдем, конечно, пока музыка не кончилась.
Сергей любил танцевать и делал это если не виртуозно, то хорошо. Не как в спортивных танцах. И близко - нет. Но знал как взять, как повести, когда прижаться, когда, слегка отдалившись, заглянуть в глаза, бросить, походя, пару слов. И главное - попадал в такт и не наступал на ноги. Многим нравилось.
- Ты действительно такой занятой, - сказала она с безразличием, которое вполне могло быть и не напускным.
"Сухое ВЫ сердечным ТЫ она, обмолвясь, заменила..." Все. Не буду больше.
- Да. Работа такая.
Пауза.
- Какая?
- Машинист я. Локомотивы вожу... Истории. - Судя по выражению ее лица, она не поняла ничего. Помолчала, потом выговорила:
- Ах, да! - и перевела разговор на другую тему. - Ты Пауло Куэльо читал?
- Я вообще ничего не читал, кроме Му-му. Да и то до сих пор не понял, за что ее собственно...
Она не обратила внимания. Действительно, строгий костюм, туго затянутый галстук и бутылка шампанского на столе, к которой он так и не прикоснулся. Что-то не стыковалось. Оттого и тянуло.
Принято считать женщину загадкой, этаким клубком эмоций, капризов, неврозов и внутренних подтекстов с алогичностью изощренной чувственности. Мужик же должен быть ясен как бутылка водки и прямолинеен как железнодорожная шпала. Какая чушь! Впрочем, Сергею так и не удалось в этом окончательно убедиться. Он ждал.
Первое впечатление обманчиво, также как и второе и третье. Не знаю, что там про любовь с первого взгляда. Но первое впечатление - безумно мощная штука. Встречаешь человека - осанка, манеры, внешность - все высший пилотаж. Харизма. А на самом деле - дерево деревом - хоть сейчас в забор заколачивай. "Ну и что!" - говоришь ты, потому как уже впечатлен. И попробуй - отделайся от того, что уже въелось в собственные извилины.
У Сергея иногда получалось производить впечатление, иногда нет - по обстоятельствам. Сейчас этого было через край - специально заготовлено для Кати. А она оказалась уже другим впечатленной. Беда.
Не совпали даже не обстоятельства - ритмы жизни. Вначале Катарина прорывалась сквозь барьеры обыденной замкнутости Сергея. Потом, словно спохватившись, чувства его оттаяли бросились в догонку. Ан нет, дружочек! Поздновато. Развели стрелки. Перегорел предмет твоих воздыханий. Как лампочка в подъезде. Одна темнота и осталась.
Во мне это чувство всегда звучало музыкой Гумилевских ямбов:
" Я молод был, был горд и был уверен,
Но дух земли молчал, высокомерен,
И он разрушил прежние мечты.
Теперь мой голос ровен и размерен.
Я знаю - жизнь не удалась. И ты.
Ты, для кого искал я на Леванте
Меха пантер и пурпур царских мантий.
Я проиграл тебя, как Дамальяти -
Безумный проиграл когда-то Наль.
Взлетали кости белые как сталь.
Упали кости, и была печаль..."
Возможно, я что-нибудь перепутал. Но что поделаешь, так эти строчки остались жить во мне, как живет там этот нелепо расстрелянный героический романтик. Живет даже больше, чем его венчанная славой супруга - Клеопатра с берегов Невы. Может быть, это уже и не ей он бросил как-то:
"И тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его".
Машина тем временем причалила к гостинице. Пошарпанное здание светилось единственным фонарем над самым входом. Они еще минут пять пинали запертую дверь, пока из темноты не выполз заспанный мужичонка, назначенный на роль ночного портье. Сергею пришлось сунуть ему еще пару десяток за возможность просочиться внутрь с неучтенной подругой, но и тогда суровые глаза очнувшейся дежурной по этажу выражали порицание. Провинция... Но и тут правил нет, и всякое бывает. То, бывает, сидишь благочестиво в своем номере заштатной гостиницы захолустного городка, дожидаясь окончательного пуска очередной экспериментальной установки. А тут звонок, да еще к полуночи поближе.
"Мама! - происходит вылет из постели. - Неужели авария!?!" А на другом конце трубки:
- Здравствуй, как поживаешь? - Дальше - по возможностям собеседника. Финансовым восновном.
А бывает: "Не положено! И все тут!" И попробуй прорвись. Действительно ведь - не положено. Нравственный кодекс строителя коммунизма. Интересная, должно быть, штука, раз мне так и не удалось ее нигде отыскать.
А что и случилось-то? Дотащил Сергей свою сонную подружку до номера и уложил на кровать. Помог, конечно, стянуть сапоги и шубку. Дальше уже сама управилась. И сонно засопела, как только согрелась под одеялом. Жилец постепенно рассупонился, сообразил себе чаю кипятильником. Напиток вышел крепчайший - почти чифир - на просвет в стакане только темень. Летом в это время уже светает. Но сейчас зима. Холод. И еще сквозняк в комнате. Шторы пошевеливались, изображая море.
Оставалось только сидеть и проникаться сознанием собственной положительности. Сергей припомнил пояснение Ученого секретаря о неиспользованных женщинах, и еще отчетливей - выражение ее лица при этих словах. Потом представил, как неловко будет девице просыпаться, протрезвев, под мышкой у малознакомого мужичка. Неловко будет в любом случае. Разве что под мышкой... С этими мыслями он перебрался на диванчик и постепенно задремал, несмотря даже на изрядную долю тонизатора.
...
Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Чтобы убедиться в этом вовсе, и не стоило просыпаться. И уж если просыпаться - то вовремя! Когда Сергей удосужился открыть глаза, в комнате кроме него уже никого не было. Затекшая от неудобной позы шея некоторое время не давала оглядеться по сторонам. Но когда огляделся, оставалось только выругаться.
Первое, что бросилось в глаза - распотрошенный бумажник на журнальном столике. Парень как ужаленный слетел со своего ложа. Так и есть! Рядом с бумажником - записка на клочке бумаги: "Извини..."
- Извиню! Попадись мне только!
Документы оставила. Как благородно! И денег сколько-то. Обратный билет. Царский жест! "Пороть надо было всю ночь, никуда б не делась! А теперь сядь и успокойся", - приказал себе Сергей. Сел и маханул залпом стакан воды, остатки вылил на голову и размазал по лицу.
- Ничего, ничего, - он даже не заметил, что разговаривает вслух. - До дома доберусь и с голоду не подохну. Это в качестве благодарности за приют. Проникся, нечего сказать! Скоротал вечерок.
Тем не менее, столь явные жизненные передряги отвлекли от прочих дурных мыслей. И потерпевший даже развеселился. Домой!
Петербург встретил Сергея как родного - без обиняков. Он вышагнул из сырого тамбура, прогулялся по каше мокрого снега с солью и сгинул в толпе таких же как он городских обитателей, а чуть позже - в конуре собственного жилища.
Как обычно из кухни, грациозно вписывая в повороты свое грузное тело, выплыла Татьяна. Приостановилась в коридоре, подбоченилась, поджав губы:
- Сосед! Тебе тут обзвонились уже. Просили сразу связаться с твоими мальчиками. Ну, ты понял.
- Привет, Танюша. Спасибо. Все понял. Звоню.
- За спасибо сыт не будешь, - брезгливо вымолвила она и пристроилась к телефону.
Не то чтобы Сергей умирал от любопытства, но ведь просили ж связаться. Он уже разделся, перенес вещи в комнату, заглянул в уборную, вымыл руки, поставил чайник, а соседка все еще трещала в трубку. Вы ж знаете эти дамские привычки: "Если уж мы зацепились языками - на полчаса - не меньше". Пришлось пойти на кардинальные меры. Парень проследовал в прихожую (якобы за остатками пожиток) и замкнул телефонный провод.
- Да эта чертова сеть! - пощелкала она по клавишам аппарата. - Опять отключили.
- Дай попробую. - Он перехватил у нее трубку и начал орать в нее, - Але! Але-е-о! - и колошматить по клавишам. - Не работает! - выдал заключение. Татьяна сокрушенно всплеснула руками и проследовала в свою обитель.
Сергей выждал, пока не скроются ее пышные формы, быстренько восстановил проводку и набрал номер:
- Саша, привет, - прозвучал его полный жизнелюбия голос. Александр услышал друга и вдруг завсхлипывал на своем конце провода:
- Серега, Колю убили... - на вцепившейся в трубку руке побелели костяшки пальцев. Молчание тянулось минуты, и никто не решался его прервать.
- Как? - бессмысленно пробормотал Сергей, чтобы хоть чем-то разрядить напряжение, и прикусил губу. Саня явно раскис, но старался излагать четко и ясно.
- Трое пьяных ублюдков зажали в подворотне девку. Коля полез защищать. Он же не может!.. Видимо, поскользнулся, потому что как бы они иначе его ножом в живот ткнули. И бежать. Баба эта тоже. Так. Он нож-то вытащил. Да так и остался. Полночи умирал. Ни одна жаба не вылезла! Утром уже заледенелого собачник обнаружил. У суки! По ножу их и нашли. Пацанам всем 17-18. Из тех, у которых все в порядке. Так что им НИЧЕГО не будет. Адвокат дорогой. Свидетелей нет. А курву эту так и не нашли. Нет свидетелей, понимаешь!
- Понимаю. Когда хоронят?
- Хоронят завтра. На Южном. В 12 выезд от Военно-медицинской. Там и собираемся.
- До встречи, - бросил Сергей и повесил трубку.
В голову била потребность действия. Мстить. Драться. Убивать. Спасать. Спасать уже поздно. Остается вершить возмездие. "Стоп! Решение, приходящее сразу, не верно в корне. Не торопись!..." - уговаривал он себя и не мог ничего поделать.
У Николая всегда было гипертрофированное чувство личной ответственности. Он патологически не мог себе позволить обойти беду стороной, не смотря на любую позу. Это была его жизнь и стала его смерть. Что касается Сергея, то он такой щепетильностью не обладал и чувство справедливости понимал по-своему. И сейчас лучше всех законов ему подходил обычай кровной мести. И даже сознание собственной мощи и безнаказанности не оказывалось существенным аргументом для пощады. Наоборот... Так, кинувшись на диван в своей темной комнате, он и провел остаток обрушившегося дня. Сергей поминал друга, перебирал в памяти их общие часы и разговоры, но больше не мялся и не мямлил, точно зная, что теперь делать.
Утро следующего дня оказалось ясным и морозным. Сергей не спешил. Сначала долго пил кофе, перебирая фото. Смотрел в окно. Побрился, оделся, брызнул на себя одеколоном, решил - пора - и двинулся на Финляндский. Выбрался из метро, прихватил десять бордовых гвоздик на тамошнем рынке и направился к академическому моргу. Ребята уже были там. Андрей пригнал две машины. Мишка явился на родительской "Волге".
- В течение первых двух часов его можно было спасти, если бы знать, - говорил Михаил, в десятый раз протирая стекла очков. - Потом холод плюс потеря крови. Боль адская.
Ребята молчали. Родители Николая еще не пришли. Только коллеги - офицеры и почетный караул с автоматами для прощального салюта. Друзья и военные не знали друг друга и общались только в своих группах. Курили.
Семья появилась без пяти минут полдень. Мать, отец, еще несколько родственников, среди которых Сергей с трудом узнал Машу - Колину младшую сестру, стремительно повзрослевшую и превратившуюся теперь в высокую девуку с красивыми, крупными чертами лица. Она походила на старшего брата отчаянно, если не считать женственности, которая сквозила во всех ее повадках.
На мать было страшно смотреть. Жизнерадостная матрона периода зрелого расцвета превратилась за эти дни в жалкую старуху. Сергей не выдержал вида беленького платочка в трясущихся пальцах одетой в черное женщины и перевел взгляд на отца. Тот старался держаться. Помогала военная выправка. Но черные круги под глазами, тупо глядящими в никуда, выдавали несколько бессонных ночей. Сын всегда был гордостью и надеждой семьи. И отца в особенности. Слава Богу, есть еще дочь. Маша плакала молча. Глаза покраснели, и лицо оплыло от слез. Остальные сохраняли вежливо скорбное выражение лиц.
Вынесли гроб. В первые мгновения Сергей не узнал старого друга. Нос провалился. Опавшие щеки и восковатый цвет кожи создавали впечатление совсем другого лица.
Только копна волос - он никогда не стригся коротко. И все. Всегда так задорно улыбавшиеся губы превратились в складку на загримированной маске. Коричневое пятно крови выползло на воротничок рубашки. Друзья поспешили прикрыть его букетом цветов.
Четыре офицера закрыли крышку и установили гроб в автобус. Двинулись в путь. Ребята промолчали почти всю дорогу до Южного кладбища. Вышли. На дне свежевырытой могилы стояла вода. Внизу у аэропорта мотался маятник радара, ползали на рулежке авиалайнеры. Время от времени один из них взлетал, унося людей к новым горизонтам или, пробежав по полосе, сгружал пассажиров на Петербургскую землю. Тем, чьи кости лежали неподалеку, не было до этого уже никакого дела.
Говорили речи. Командир части обнял отца, поцеловал матери руку и отошел в сторону. От нас говорил Андрей. Сашка ушел к дороге и сидел у кустов. Сергей заметил в его глазах слезы, но то даже не пытался вытереть их. Последние слова произносил один из родственников. Мы стояли втроем, пытаясь если не принять, то хотя бы осознать случившееся. Грянул залп. Лицо покойника начало индиветь. Люди заторопились. Крышка закрылась в последний раз. Рабочие с веревками опустили гроб в могилу, и по дереву загремели комья мерзлого грунта. Люди прошли чередой бросая в яму свою пригоршню земли, выпили за упокой. Все кончилось на этом кладбище.
Командир с караулом поехал в часть, остальные домой к Николаю на рюмку водки под блины с киселем и долгий разговор об ушедшем человеке. Ребята поехали вслед на машине Мишкиных предков и снова промолчали всю дорогу.
Сергей думал о Колиной младшей сестре. Еще так недавно эта пигалица бегала за друзьями брата по квартире и обещала каждому выйти за него замуж. Только вырасти и дождаться - велика проблема. А время словно уснуло тогда. И они посылали девочку с большущим розовым бантом на макушке купить себе мороженого, чтобы она не лезла в их "взрослые" разговоры. А потом хихикали, глядя, как та несется по двору во все лопатки, чтобы, не дай Бог, главного не пропустить. Если Машу не удавалось сбыть из дома, приходилось убираться самим. Ее выуживали из всех дыр, где только можно было подглядеть или подслушать, и драли за уши. За это маленькая вредина сдавала Колькиной матери все братины похождения, вечеринки, девочек и даже то, чего за ним и вовсе не числилось. Сергей невольно улыбнулся.
Николай всегда находился с сестрой в состоянии войны, но и любил ее до безумия. А у девочки начался переходный возраст с раскрашиванием лица и чувственными взглядами из-под тишка. И Николай капитулировал на милость победителя - начал потихоньку выводить дèвицу "в свет", ведь у нее так и не подобралось своих людей из компании сверстников.
Ребята и сами не заметили, как рядом оказалась взрослая девушка. И она унаследовала теперь от брата всю привязанность его друзей...
Тризна. Люди за поминальным столом долго не могли найти тему для общего разговора. Рассматривали фотографии. Молчали.
- Я хочу только сказать, - произнес Михаил, чтобы могли услышать все, - что вы вырастили прекрасного сына. И он прожил яркую земную жизнь. Но люди не умирают. И не только потому, что остаются в своих близких. Человечество живет очень долго. И самое древнее, самое главное знание, которое живет вместе с ним, знание о бессмертии души. Люди не могут разобраться в мелочах, но главное одно - они не умирают.
Сергею страшно захотелось рассказать всем, все что теперь жило вместе с ним, что видел и знал теперь. Сбросить камуфляж. Но он только стиснул зубы и повторил слова древнего автора:
- Смерть - это когда нечто переступит свои пределы.
- А ему всегда хотелось заглянуть за край, - в тон другу откликнулся Сашка.
Люди словно стряхнули с себя оцепенение. Офицеры начали рассказывать разные истории из общей армейской жизни. Жесткие или забавные. И Сергей увидел, как потеплели глаза отца Николая.
Вопросы вечной жизни и прочих реинкарнаций мало интересовали тех, кто все равно этого никогда не узнает. Чем довольствоваться полузнанием, лучше вообще обойтись без всей этой чертовщины. Вечность? Если это действительно так, то у души и нет другого способа существования, как только постоянно вылупляться из собственного существа. Бессмертие? Даже мифический перевозчик душ Харон отказался от него, узнав у своего божественного прародителя все прелести этого состояния. Нет, только земная жизнь, способная продлеваться, покуда существует род человеческий. Долго? Возможно. Вечно? Нет! Кроме того, всегда имеется способ покончить с этим. Только вот существует ли?
Сергей стиснул зубы и попытался напиться. Не успел.
- Слушай, друже, - подобрался к нему Андрей, - какая, однако, прелестная девочка, Колькина сестрица. - Глаза его и без того темные превратились в две черные дыры.
- Сейчас не слишком подходящий момент для этого, - попытался урезонить друга Сергей.
- Знаю. Но попробовать-то можно.
- Любовь?
- Любовь слепа, а я никогда не мог себе этого позволить. Извини за литературность. Впрочем, - и он пошел в ее направлении, сел на соседний стул. Разговор был озвученным и важным только для них двоих, но Сергей видел, как Маша все чаще поднимала глаза на своего собеседника. И выражение безразличия и тупой благодарности вытеснялось из них ощущением будущей жизни. Если бы только у него действительно получилось.
"Мертвых в землю, живых за стол", - что еще скажешь.
А дни пошли дальше, также сменяя друг друга. Сергей старался стянуть их, разогнать, ускорить. Но это не выходило так, как раньше растянуть. Он ждал суда. Следствие, доходили слухи, двигалось очень быстро. Молодые отпрыски влиятельных папаш не собирались долго рассиживать в КПЗ. Рвались на свободу. Вместе с этой свободой Сергей и решил их приголубить. А пока?
Пока он ударился в работу, забивая ей все свободное время и не давая отвлеченному гуманизму или другим гаденьким рассуждениям снова пробраться в незанятое пространство сознания. Только собраться по-настоящему уже не получалось. Все буквально валилось из рук. После первых удачных серий начались проблемы с воспроизводимостью. Коэффициент корреляции вывалился за границы доверительного интервала. Данные иногда могли и вовсе обратиться в "0". Все искали ошибку эксперимента. Бились с приборами. Уже казалось - вот оно. Ан нет! Все с начала. Проблема обнаружилась в занюханном контакте на одном из еще более занюханных датчиков. И, слава Богу, это была проблема, а не причина прежних сногсшибательных результатов. Вот был бы номер! Раз, два, и фокус помер. И фокусник. Попозже, конечно.
А пока пришлось начинать все сначала. Павел остался недоволен. Зачем корпеть? И так же ясно!
- С чего ты взял, что все уже получилось? Материала для серьезных обобщений катастрофически мало, - ворчал Сергей, забывая, что еще не дорос до матерого старпера. - А денег под это в ближайшее время так и так никто не даст.
- Ну, с Кантом и Спенсером можно и поспорить, - продолжал Павел рассуждать сам с собой, - разумеется, с позиций изотеризма. Именно так! Практически все главные скачки в развитии знания происходили методом озарения. Остальное - необходимая суета вокруг. Взял в одном месте, положил в другое. Интерпретация называется. Любую теорему, не говоря уже о теории, нужно вначале придумать, а не абстрагировать. И только потом ее доказывают. Или не находят доказательств. Впрочем, и тут все сводиться к аксиоме.
"Он умен, - подумал Сергей, - но слишком книжно".
- Количество повторений вовсе не являются аргументом в споре, - продолжал между тем Павел. - И вообще, поменьше надо орудовать большими выборками и наукоемкими понятиями. Их несостоятельность всего лишь через век будет ясна любому школяру.
- Мне тоже Кювье нравится как-то больше, чем весь Дарвинизм и его последствия. Но как же быть с нашей прикладнухой?
- Не говоря уже о Блаватской, - Павел решил не услышать последнюю фразу своего компаньона, - но мы сейчас говорили об одном и том же. Зачем городить такой огород, когда и так все ясно?
- Ничего не ясно! И чем дольше, тем заковыристей. - Это было скорее обобщение для всей жизни Сергея последних четырех месяцев, но Павел истолковал все по-своему:
- Если ты начитался романтических книжек о науке - это еще не повод вешать иронию на свою морду.
- Пошел ты...
Разговор переключился на пререкания по принципу: "Сам дурак!" Бывает. Слова выкатились за рамки наукообразной дискуссии. И над ними можно было уже не думать. "В наше время человек не может слыть только лишь умным. Он должен быть способен на что-то еще. Каждый приходит в жизнь для исполнения своего высшего предназначения. Которое, интересно, было здесь для меня?"
Ребята разом прекратили препираться, потому что вошла Татьяна. "Девочка в себе", - как обозвал ее однажды Костик. Улыбчивая, покладистая, спокойная, как еще там - недоступная. Даже если кто-нибудь доступал... Правда, Сергею пробовать не доводилось. Но...
"Сука замороженная!" - в отчаянии бросил все тот же Константин, когда его с треском обломили. Как знать?
- Мальчики, заходите к нам. Посидим немножко по поводу моего ухода. - Две челюсти отвисли как по команде.
- Чево? - обалдело выдохнул Павел.
- Предложили местечко в одной рекламной газетенке. Не весть что. Но, по крайней мере, зарплата в 5 раз против нашего. Ухожу, вообщем.
- Праильное решение, - выдавил Сергей. Павел сдавленно хихикнул.
- Пойдем.
Посиделки были долгими и спокойными, словно затяжной прыжок. Условились не забывать друг друга, как и все, когда расходятся по жизни. В этот раз Сергей впервые за несколько месяцев оказался рядом с Ольгой. Она выглядела еще более изысканной. Болтали о чем попало. Все со всеми. Давно так душевно не собирались.
- Ты все еще ждешь ее, - неожиданно спросила Ольга. Она произнесла это, не меняя выражения и интонации голоса. И поэтому на сказанное кроме Сергея больше никто внимания не обратил. Но и он так и не сообразил о ком речь. Тем не менее, произнес также ровно:
- Никого.
- Тогда почему?
- Ты об этом... - хмыкнул. - Ну да, действительно, куда это я через три года вчерашние щи хлебать.
- Щи моя бабушка прекрасно готовит. Особенно в русской печке. У нас в деревне дом на Псковщине, - сказал Константин, ухватив окончание фразы. Он сидел напротив с выражением головной боли на лице.
- Аспиранту - аспирину! - брякнул заглянувший в комнату Эзра, но заходить не стал. - Спешу, малыши! - Жизнерадостность так и распирала этого человека.
- Я тоже хочу... Забыть, - выдохнула Ольга под общее оживление, - да не могу никак. Не выходит. - Последние громкие слова были произнесены особенно тихим голосом.
Вскоре собрание начало расходиться.
О счастье безразличия!
Сергей отчалил с чувством глубокого удовлетворения. Он ждал. Все это время только ждал и ждал, чтобы дождаться собственного правосудия. Следствие развивалось скоропостижно. Камера - не самое удачное место для отдыха. Тем более что все хотели покоя и денег. Дело не хоронили. Сергей ни черта не смыслил в этих тонкостях. Но от ребят знал - будет суд - уже через месяц.
Весь этот месяц Сергей почти не выходил из дома. Только на работу и за продуктами. Сидел в темноте и наблюдал, как отражается пламя свечи в бокале красного вина. Или усаживался за свое еще дореволюционное расстроенное пианино "Diderichs" - это имя гремело когда-то. Но сейчас от инструмента осталось только несколько медалей на внутренней крышке, пара бронзовых подсвечников и утробный голос, когда дотрагиваешься до желтеющих клавиш из слоновой кости. Сергей поглаживал черный в царапинах корпус и потихоньку перебирал клавиши. Чаще других появлялась тема вальса из "Моста Ватерлоу".
На арматуру его нот он нанизывал гармонии и аккорды. Пальцы, сначала непослушно и неуклюже двигающиеся по клавиатуре, потихоньку вспоминали мелодию и жили в заданном ритме уже без участия музыканта. Сергей подолгу просиживал, возвращаясь и возвращаясь к одной и той же теме. Или перебирался к "Yesterday". И ее созвучия плавали по комнате - тоже бывшие во вчера.
Если кто-то и говорил, что все припадки творчества порождены личной неудовлетворенностью, то был в этом совершенно прав. В эти дни Сергей выкопал из-за шкафа три полотна, изображавших одну и ту же женщину. Ее обнаженный силуэт неотчетливо выступал из сумеречного пейзажа. На одном изображении фигура так и стояла спиной к зрителю, устремив себя в уходящий закат. На двух других героиня успела полуобернуться.
Эта история продолжалась уже лет пятнадцать. Давняя мечта Сергея изводила его еще со школьных лет, когда он впервые прочитал "Искатель приключений". Дикая романтика Александра Грина с тех пор гвоздем засела в его мозгах, превратившись в навязчивую идею. Порождения фантазии угрюмого литератора уже перекочевали в альбом и были подарены кому-то по пьяной лавочке. Но картины! Они не получались. Лица, взгляды, сцепленные пальцы - они изменялись уже сотни раз. Сергей переделывал и переделывал, бросал, но не мог отступиться. Снова доставал похеренные холсты. И опять ничего не получалось. Разве только "Ложь".
Сейчас эти образы могли бы удасться. Только женщины уже сменили свои имена. И теперь так и не обернувшаяся фигура была больше похожа на "Ожидание".
Сергей долго готовил кисти, смешивал краски, начал делать мазки и опять почти отступился. Полотна начали фонить. И каждое сочетание красок только добавляло темени в выбранное полотно. Срок выходил. И стоило обождать.
Настал день правосудия. Друзья снова собрались вместе. Сергей постарался подобраться поближе к обвиняемым. Он уселся метрах в десяти. Главное теперь - эти парни, угрюмо рассматривающие собравшуюся публику. Несколько раз их взгляды пересекались.
"Кто? - единственный вопрос, который интересовал сейчас Сергея. - Кто именно?"
Суд вышел быстрым, ординарным и прошелестел совсем мимо его сознания. И лишь, когда зачитывали приговор: "Условно. Освободить из-под стражи в зале суда", Сергей скорее угадал, чем увидел усмешку на губах очевидного вожака этой команды. Ну что ж, приговор был подписан и обжалованию не подлежал.
"Но есть и Божий суд..." - подумал зритель и шарахнулся от этой мысли.
Дел в зале заседаний больше не оставалось.
- Ребята, я сейчас, - после этой ни к чему не обязывающей фразы молодой человек выбрался в коридор, выискивая место, где можно было бы поудобней притулиться. Нашел. Уселся. Затаился. Стал ждать. Сердце кувалдой молотило в грудную клетку. Удары отдавались даже в кадыке. Ладони вспотели. Язык то и дело пробегал по пересохшим губам. В голове осталось только одно:
"Ну, иди же. Иди!"
Пришел, наконец.
Они двигались в большой толпе родственников и нанятых битюгов. Пехота бдела. Боялись мести, что ли? Смешные. Разве от такого можно укрыться. Мститель ухмыльнулся. Он не спешил, купался в жуткой смеси своих ощущений. Тянул до последнего. Выбрал. Завелся. И рванулся к своей жертве.
Тело оказалось сильным и здоровым. Лишь пульс слегка учащен. Радовался, значит. Сергей этого не заметил. От тела перло спокойствие и решимость: "Что хочу, то ворочу. Попробуй, останови", - но у пришлого сознания не было времени на изучение физиологии нового обиталища. Только мстить. Бить. Убивать. Крошить - все, что жило сейчас в нем.
Он легко освоился с новой моторикой и немного сместился вправо, выбрав в качестве подручного средства увесистый деревянный стул. Приостановился и, схватив его за спинку, что есть силы с размаху саданул по шее бывшего товарища - второго из шайки. Места хватило. Стул разлетелся. В руках осталась только палка, бывшая частью спинки. Она тоже лопнула по диагонали, превратившись в подобие деревянного кинжала, и его острием он успел сунуть в горло третьего опешившего подельника. Дерево надежно вошло в горло и разлетелось, разорвав связки до сонной артерии.
Потом на него бросились все разом. Пытались удержать, придавить к полу, связать, обездвижить. Сергей уже вошел в клинч и перестал соображать, что происходит. Но, озверев, тело все же сумело выдернуть руку и выхватить из оказавшейся перед носом кобуры пистолет. Выстрелить не вышло. Не дал предохранитель. Тогда он просто ударил им по ребрам одного из насевших мужиков и угадал по воплю, что попал. Большего сделать не дали. Он понял, что сейчас отключится, и прежде чем плюха подоспевшего амбала долетела до цели, вывалился из своего вместилища. Пружина лопнула.
Сергей очухался в собственном теле, снова, словно пробуждаясь из комы. Возбуждение возвращалось, но как через пленку. В коридоре стоял жуткий гвалт. Чуть не сталкивая его со стула, бегали люди. Кричали. Звали. Визжали женщины. Крепкие ребята расталкивали публику. Из толпы орали:
- Разойдитесь! Им нужен воздух! Врача!
Один из профессионалов красный с головы до ног пытался остановить кровь, хлеставшую из разорванной артерии. Рядом, перевалившись через стул, без чувств лежала женщина в норковой шубе. Наверно, мать одно из троих. Ее никто не видел. Несколько человек сидели или стояли в полном шоке. В глазах некоторых начало зарождаться любопытство.
Виновник заварухи теперь ощущал только усталость. Он поднялся со стула, отошел в сторону и перевел взгляд на кучку друзей, но прежде увидел мать и отца Николая. В глазах женщины был только ужас. Отец же смотрел на разворачивающуюся сцену со злорадством, граничившим с наслаждением. Он упивался мщением, получив то, что хотел и не мог сделать. Ребята выглядели только ошарашенными. Их лица ничего не выражали. Сергей неторопливо двинулся к их группе.
Прошло несколько минут. В толпе замелькали белые халаты врачей "неотложки". Но один из недавно освобожденных молодчиков, тот у которого было разорвано горло, до "скорой" не дожил. Мать билась над ним в истерике, ползая в луже сыновней крови. Второй парень остался жив. У него оказалась сломана шея. Паралич получался в этой ситуации не самым худшим исходом. Третий из них пребывал в коме. Навсегда.
Двое мужиков, по возрасту и виду походившие на отцов валявшихся здесь останков, готовы были разорвать друг друга. Их растаскивали. Врачи принялись откачивать женщин. Появилась следственная бригада. Судья пытался им что-то втолковать. Милиция оцепила место происшествия. Началась опись свидетелей. Сергей продолжал смотреть на все это как сквозь студень. Очевидцем. Сторонним наблюдателем. С чужим телом он почти скинул с себя и его действия. Если бы не жуткое желание отмыть руки. Но и оно существовало как бы отдельно.
"Кто ты такой, чтобы решать, кого убить? - неуверенно шептало что-то внутри. - Чтобы убивать!?"
"Почему бы и нет? Они и сами сделали это". - Убийственное оправдание.
"Но ты ведь тоже..."
"Что тоже?"
Тишина
"Все мы - ученики Агриппы".
...
- Вот зверь. Понравилось, значит, убивать, - процедил рядом Сашка.
"Знал бы он, что про меня говорит", - промелькнула в голове ехидная мысль.
Остальные промолчали. Ждали. Мероприятие затягивалось. Чувства приходили самые разные - словно отшелушивающиеся струпья. Не было только двух. Жалость так и не пришла. Вместе с раскаянием. Ну и чем отличается палач от убийцы?
Все были так измотаны происшедшим и последовавшим, что торопились поскорей разойтись по домам. Кроме главного действующего лица. Домой он так и не поехал. Не решился. Потащился через весь город к родителям. Опять была электричка метро с размытыми и стертыми лицами пассажиров. Ожидание троллейбуса и долгое плавание в пространстве с заледеневшими стеклами по району недавних новостроек. В кабине водителя бухала музыка, так что было слышно на весь вагон:
Периферия оказалась привычно заснеженной и темной. По пустырю перед домом носились собаки. Хозяева, сбившись в кучу, вели жизненные беседы.
- Мой авто, - долетела оттуда оптимистичная фраза, - пока меня не было, опять ласты склеил. Жена покаталась. Придется теперь на морозе под капотом шариться.
- Автомобилист, одно слово, везунчик, - подтвердил женский голос.
Сергей спешил мимо, хотя один из говоривших показался давним знакомым. Не остановился бы даже возле близких друзей. Он торопился в родительский дом, где всегда решаются все проклятые вопросы. Или, по крайней мере, приходит душевное равновесие. То, что нужно. Потому как один такой вопросец явно назрел. Перезрел, то есть.
Дверь отворила мать и отступила назад, оттаскивая норовившую излизать всего с ног до головы молодую суку - сеттера ирландских кровей. Та обиженно бухтела и порывалась выскользнуть из хозяйских рук. Но мать уже давно не поддавалась такому напору. Сыну дали спокойно раздеться. Потом он и сам уже мог обуздать зверя, рвущегося поднырнуть к лицу и непременно лизнуть в самые губы.
- Ну ладно, ладно, хватит, - гость поднялся с оттоманки и пошел, разгребая перед собой собаку, вглубь квартиры.
- Как поживаешь?
- Да так, мам, все по-прежнему. Значит в норме.
- Все Колю поминаешь?
- Я не злопамятный, мам. Отомщу и забуду, - Сергей постарался ускользнуть от разговора.
Мать внимательно смотрела на него, пытаясь по внешнему виду догадаться о том, что существует в действительности. Парень сунул руки в карманы и напустил на себя безоблачное спокойствие, но, по возможности, прятал глаза.
Отец оказался на кухне. Он был явно не в духе. Объяснялось это не просто, а очень просто - отдел опять сокращали. На столе стояли шахматы и бутылка дешевого портвейна. И хозяин угрюмо разбирал шахматный этюд из потертой объемистой книги. Только недавно прописанные очки постоянно сползали к кончику носа. И это, очевидно, еще больше портило настроение. Увидев сына, он несколько оживился:
- Как дела?
- Как сажа...- отбоярился Сергей и смягчился. - Нет, папа. Работаю помаленьку. Кое-что выходит. Ко мне тут фирмачи подъехали. Предлагают сделать кой чего. За большие деньги, - неожиданно соврал он. - А, пап. Как?
- Давай, давай. Пора уже. Хорош в мальчиках подряжаться. Я в твои годы... - но продолжать не стал, столь очевидно разглядев, с чем остался теперь, в его годы. И опять в голосе отца появились ядовитые нотки:
- Двигай вперед! Ты неглуп и амбициозен. Не обязательно в науке. Там сейчас ни славы, ни денег - ни черта. Если финансовые круги тебя заметят, станешь, пожалуй, и депутатом. Только на муниципального не соглашайся. Слишком мелко. А там, глядишь, в гору пойдешь. Будешь делать вид, что имеешь убеждения. Разглагольствовать. Набор словес известен: справедливость, гуманность, цивилизация, пацифизм. Еще - защита Отечества и здоровье нации. На этом сколачиваются самые большие капиталы, не чета политическим. Главное - делать при этом многозначительный вид. Внешность у тебя, вроде, тоже присутствует. Можно найти. Вот, собственно, и дело в шляпе. Войдешь в обойму чьих-нибудь лоббистов. Там и решение всех проблем. Финансовых во всяком случае...
Мать вошла в кухню и улыбнулась, как только она умела это делать:
- Есть будете? - если она и заметила взвинченность сына, то виду не подала.
- Главное - парня накорми. Так вот. Первое - квалификация. Но она должна идти не только от профессии. Этого недостаточно. Видишь, что в итоге получается. - Отец подразумевал самого себя. - Нужен квалифицированный подход к жизни. Не обязательно: "Только вверх!" Но, как говорят альпинисты: "Нельзя терять высоту". Так-то, сынок.