Был в классике русской, на весь мiр традициями своими гуманистическими прославленной, такой сюжет. Автора, уж не обессудьте, не помню.
Едет барыня Елена наша Михайловна, вся такая в санях, зимой стало быть, по над речкою заиндевевшею. И видит, как крестьянин озверевший в валенках на, страшно сказать, босу ногу, сынишку юного в проруби топит. Не стала тут барыня размышлять да разгадывать, как это она сразу да сверху глядючи догадалась, что нога в валенке босая, а сдернула перчаточку с руки да кучера в спину сальным армячишкой прикрытую - хлясть!: "Егор, Егорушка, скорей, милок, скорей!" Егорушка, не робкого десятка, да и ума недюжинного, враз сообразил, что не коней барыня подгоняет, а его с козел выгоняет, топорик для пущей гуманистичности прихватил и с обрыва как есть скатился. Дальше всё было и хорошо и споро, и отца-крестьянина зверя лютого, в Сибирь отправили, как только головушка его буйная, обухом слегка проломленная зажила, и дитё малое недотопленное в барский дом на воскормление и воспитание пристроили. Но, чай не Голливуд у нас, чтоб хеппиэнды куда ни попадя пихать, этим дело не кончилось. Дитё крестьянское росло, румянилось, полнело, но, как в песне поётся, "пошаливать он стал втихомолочку". То ли стекло толченое барчуку в творог по ночам подмешивать взялся он, то ли иглы швейные в яйца в мешочек сваренные да с горчицей, по-английски подаваемые подсовывать принялся, то ли иныя какие проказы творил злокозненныя, но финал был самый что ни на есть трагический, и Елена Михайловна много плакали.
Это я к тому всё, что пару лет назад дщерь моя ненаглядная собаку завела. В питомнике пятизвёздном выбранную, да с сертификатом ветеринарным, да с родословною длинней чем у самурая японского. И мордочка у нея точеная и лапки стройныя, а уж хвостик в такой круглости баранку закручен, что хоть ∏ по нему вычисляй до седьмого после запятой знака. На такую красоту глядючи, супруга моя дражайшая, тоже решила псинку завести. Но, гуманистическими традициями исполненная, сдернула перчатку с руки и ... ой, сбился я чегой-то ... словом поехали мы в приют собачий, да выбрали там нечто забитое, да запущенное до полной облезлости. Откормила его жена, отпоила да отгладила, и вымахал из полужмурика шелудивого этакий диван на ножках мускулистых, силищи невероятной, но, как в другой песне поётся, "сильный он да ласковый" и страсть как полюбил, чтоб ему за ушком чесали. А вот ежели за ушком дочиному гимназисту с листом похвальным начинали чесать, то тут он рычать принимался как зверюга лесная дикая, да оскал страшенный показывать и норовил благородного собчака за шею схватить так, чтоб сразу напополам. Собачились они так собачились, да дочка на счастье в столен-град Царегорск уехала, и в дому нашем собачии разборки прекратилися. Но, и у нас , чай не Голливуд, ребенку в столицах не понравилось и она в родные пенаты воротилася.
При виде сцены возвращенья "блудного буржуя" найденыш наш взвился на всю длинну цепи, да лаем и рычаньем изошелся, всю ночь гремел, хрустел и выл, а утром нам открылася картина страшнее Герники раз в двадцать этак пять. Перила все и огражденья на террасе бывшие изгрызены, поломаны в щепу, ступеньки сорваны, а камни, что садовую дорожку выстилали, подкопаны и прочь все сметены. В какие рвы и ямы превратились грядки, я уж умолчу, читатель, чтоб клетки нервные твои сберечь. Вот это ревность! Да пред ней почтительно склонится и статуя Командора, чьих сил хватило лишь от постамента ноги отодрать.
К чему я это всё? Да всё к тому же! Читатель классики родной, что вчитана еще с младых ногтей, люби соседа, уживайся, тогда заборчики у нас останутся целей и ям дорожных поубавится наверно.