Вадимов Вадим Алексеевич : другие произведения.

Nirvana

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вымышленная жизнь Курта Кобейна,написанная по песням группы "Нирвана".


   NIRVANA
  
  
  
   BLEW
  
   В начале, как обычно, темнота.
   (Ведь всё начинается с темноты)
   ((всё плохое?))
   Становятся слышны металлические щелчки. Один, второй, третий - раз. Потом, громкое металлическое лязганье. Мы видим отяжелевшего избыточным весом мужчину Мигуэля Санчеса, у него смуглая кожа, чёрные вьющиеся волосы (на вид нечистые), вся одежда человека неопрятна. Именно он, этот латинос, зарядил помповое ружьё и передёрнул затвор - досылая патрон в патронник. Убийца встал и вышел в коридор.
   Убийца идёт... идёт... идёт...
   Идёт, движется - всё более пробуждаясь ещё одно рядовое утро. Утро большой семьи. Довольно просторная столовая (квартиры, дома для небогатых - многоквартирного, многоэтажного). Очень полная женщина средних лет (мексиканка) кормит своих детей завтраком. Запахи - кофе, подсушенного хлеба; более древние запахи еды, что готовилась здесь многие прошедшие годы. С одной стороны в столовой вроде бы чисто убрано, но с другой стороны чувствуется какое-то неясное запустение, неощутимый невидимый упадок.
   Дети довольно веселы, болтают, иногда хихикают. Их четверо - одна старшая девочка и трое мальчишек: одиннадцати, двенадцати и мальчик лет десяти. Он услышал странную музыку взрыва однажды и вообще, от чего-то, он белокож и светловолос в отличии от других братьев и сестры, что смуглы и черноволосы, что вылитые потомки испанских завоевателей и мексиканских индейцев. Он улыбается улыбкой своих родственников, своего и их детства - он ребёнок такой же как они, маленький, но яркий фонтанчик жизни.
   - мертвенный свет -
   У утра вдруг изменился цвет. На бледный. Дети не заметили и не почувствовали этого, и мать тоже. Гренки пригорели. Сок весь выпит. Бутерброды съедены. С гренками кофе, некрепкий и с молоком - для детей.
   - Кнут, ну-ка, передай мне тарелку! - старшая сестра сказала.
   Белый мальчик повинуется, он послушный, поднимает и передаёт через стол большое металлическое блюдо с гренками.
   - Ты прелесть, - улыбается младшему брату сестра.
   Когда убийца шёл дальше по коридору, перед ним плясали демоны. Они были тёмными. Убийца не обратил на них внимания. И не знал, что им овладела страшная мелодия - ритм - пляски демонов, не знал что движется Тёмным...
  
  
   Кровные братья. Три родных брата захотели писать. У них всегда так случалось после завтрака; они начинали стремиться в туалет одновременно - пихаясь, иногда доходило до драки, младший частенько ухитрялся обмануть старших братьев и опередить их - он или раньше просился выйти из-за стола, или напоминал матери и сестре о каких-нибудь делах, порученных старшим братьям, или о чём-то ещё со вчерашнего дня недоделанного ими. Сестра Сильвия давно заметила это и подыгрывала младшему брату. Подмигнув ему, начинала заговаривать Санчесу и Семюэлю зубы, а заодно и матери. Тем временем Кнут пулей вылетал из-за стола и только его и видели, братья опять оставались с носом.
   На этот раз Кнут уже засобирался, передавая сестре блюдо, стал подниматься, сказал спасибо маме...
   ..И тут убийца выстрелил в женщину. Сильвия безумным криком обращалась к матери, которая упала в Кровь. Потом упал, нелепо до того замерший с тарелкой в руках Кнут...
   Убийца ревел голосами демонов. Его ружьё ревело, рвало огнём плоть... Плоть воздуха верещала, умирали от огня микробы и атомы сгорали.
   - все были убиты -
   И вся картина утра была помножена на кровь, на ноль. Голоса демонов разорвали голову убийцы на части тем же огнём из ружья. Убийца до-Красил - завершил красную картину утра собственной кровью.
   - одна кровь -
  
  
   Час спустя. Многие голоса. Тихие причитания. Старая соседка семейства Санчес очень любила этих детей - они были неплохие и кипучие детством. Причитала. Особенно ей нравился мальчик Санчес Санчес, тот напоминал ей её младшего сына в детстве. (Ей не позволили увидеть тела убитых. Конечно же правильно поступили, зрелище тяжёлое). ((Да и не положено.))
   Следователи обсуждали детали происшествия с экспертами. Медики появились поздно, но всё же успели заметить признаки жизни, что проявлял один из сыновей семейства Санчес. Странные они были, то бишь медики - очень уж медлительны. Трое. Двое мужчин и женщина, причём один мужчина вдруг вспомнил шутку, подходящую к теме произошедшего, и стал рассказывать напарнику; напарник юмора не понял, зато женщина-медик громко рассмеялась. Она стала слушать сердце белого мальчика стетоскопом, через свои медицинские уши.
   - Жив... А что, он не родной их сын?
   Один из детективов копался в документах:
   - Родной. Кнут Санчес - по бумагам отец - Мигуэль Санчес, мать - Росита Санчес.
   - Жив... - медик продолжала медленно слушать ушами и наушниками.
   - Жив. В больницу!
   Вы всё закончили, ребята, с неживыми?
   - Всё.
   - Тогда мы всех забираем.
   - Ага.
  
   2
   Мёртвых везли вместе с живым - на одной машине - не церемонясь. На счастье выживший мальчик был вне сознания и не мог увидеть своих мёртвых родственников.
   А в это время...
   В квартире семьи Санчес следователи изучали улики, коих было не много: помповое ружьё, полбутылки виски и металлический поднос для хлеба, изрешечённый дробью (большая часть дробин, причем, застряла в металле подноса). Вот в общем-то и все подробности. Отец семейства не терял работы (на которой числился на хорошем счету), был в меру религиозен, ни в каких радикальных партиях не состоял. С одной стороны дело было ясным - вполне понятно было, что произошло. Но с другой стороны - было непонятно, почему это произошло.
   Кнут Санчес придя в себя в реанимации, был издёрган полицейскими детективами, вопросами о своём отце. Но ничего вразумительного не показал - мальчику было только десять лет.
   И Кнут Санчес был отправлен в приют после поправки здоровья (причём оплаченной страховкой его мёртвого отца).
  
  
  
   FLOYD THE BARBER
  
   Лёжа в кровати (постелью это сложно было назвать, крайне неудобная мебель - скорее даже меньшее - место для сна). Итак, во сне он видел кошмары, просыпался с криками от того, как выглядел его отец в его снах - он выглядел как демон, ружьё его - огненная пасть; и этот поднос, что был в руках мальчика - единственная защита от всего этого. Он вскакивал и кричал.
   Другие мальчики из его комнаты, обещали его побить, если он не перестанет. Он не переставал. Тогда кто-то из них нажаловался на него Парикмахеру Флойду. Парикмахер Флойд - было прозвище очень крупного и полного мальчика, на год-другой старше тех, кто проживал с Кнутом в одной комнате. И заслужил он это прозвище из-за одного своего пагубного пристрастия - он любил издеваться над сверстниками и теми кто был младше, своеобразным манером.
   Флойд приказал посадить Кнута на стул и держать. (Всё это происходило в предобеденный час - когда в коридорах приюта не встретишь учителей). Ребята из комнаты Кнута с усердием выполнили распоряжение. Из за поясного ремня Парикмахер Флойд достал ржавое бритвенное лезвие и стал водить им по щекам Кнута - царапая их и оставляя порезы.
   - Не вздумай вопить - хуже будет! - предупредили Кнута. - А то я слышал по ночам ты мастак покричать, другие ребята с усердием закивали в знак полного согласия и заулыбались по подхалимски. - Итак, - продолжал Флойд, - Многого мы не добились, потому перейдём к стрижке.
   Из голенища ботинка он достал небольшие ножницы. Стал кромсать светлые локоны Кнута. Ножницы тупые. Заминают, только пучки волос - выдёргивая и выкрамсывая. Кнут корчился от боли. Ему заткнули рот, так как ясно было, что он не сдержится и закричит. Флойд Парикмахер приговаривал:
   - Стрижка только начата - мы сделаем из этой девчонки настоящего мужика - бритого и в шрамах! - и загоготал и смеялся долго, не мог остановиться.
   Однокомнатники Кнута смотрели на Флойда с ужасом. Флойда боялись и никто не жаловался, потому ещё, что он был на хорошем счету у наставников, докладывал о промахах и прегрешениях других ребят. И ему всё сходило с рук.
   - И попробуй об этом рассказать, - прошипел Флойд, припечатав исцарапанное лицо Кнута своим пузом, видимо для большего веса своих слов.
   С того дня жизнь Кнута пошла по сильному наклону к худшему. Он не спал несколько ночей, чтобы контролируя себя не кричать во сне. Чем-то на душе его стало даже легче, он не видел кошмарных снов. Но наяву происходило что-то вроде. Его унижали, шпыняли - но не били, разве что подзатыльники, чтобы не было видно синяков - так подучил остальных ребят Флойд; что нашёл забаву в том, чтобы распускать о Кнуте унизительные слухи, всячески изводя его.
   Кнут был подавлен морально и физически, он ощущал слабость в теле, и слабость сопротивляться издёвкам окружающих. Никак ещё не оправился от чудовищного события, произошедшего с его семьёй - был подавлен также и по этой причине.
   Он размышлял ночами:
   - Я...
   Свет зеркала
   по ту
   стекла сторону
   пугает
   Я
   один
   мне некому помочь
   ...я не могу обратиться к учителям, они не доверяют мне, чуть ли не обвиняют в произошедшем с моей семьёй...
   волосы болят
   как косы, что верёвки
   тянущие на дно
   нужно на дно
   на дно реки
   утечь На - тёмная вода - от всего этого
   Мне ненавистны одноклассники, боящиеся за свои душонки слабаки. Ах, если бы у меня был друг - такой, как я мальчик - мы многое бы смогли... Но нет его...
   только тяжёлый воздух
   что давит
   только мучительный вдох
   вдохи
   муки
   нужно утечь...
   Слова утекали из его головы потоком в никуда, не с кем было поделиться мыслями - его бы только высмеяли, его бы только измучили.
   Он Решил Бежать
   Бежать в марево Красное Неизвестного.
   Бежать До - конца.
  
   SOMETHING IN THE WAY
  
  
   Он выбрал день. Он выбрал час. Он долго готовился - обдумывал; собирал, скрытно, вещи. И к назначенному дню, уже за пределами приюта, его ждала сумка с шерстяным одеялом (украденным из прачечной), и одеждой, что мог собрать (так же украсть или вынести часть своих вещей, что выдавались приютом). День он выбрал самый обычный. Рядовой день, когда не бывает проверок городскими чиновниками - когда весь приют стоит на ушах, причём на очень чистых; и день, в который нет смотров ребячьей самодеятельности или спортивных соревнований, в которых добровольно участвуют все.
   Он выбрал для бегства предобеденный час, когда дети расслабленно бродят по всему комплексу приюта, или валяются на кроватях, если устали после уроков - в ожидании кормёжки.
   - час пробил -
   Кнут не торопясь вышел из корпуса, постоял рядом с одной компанией болтающих мальчишек, потом с другой - всё ближе и ближе к своей цели. Потом приблизился к забору, осмотрелся по сторонам - не привлёк ли внимание чьё-нибудь; и в несколько секунд перемахнул через забор и прыгнул в ближайшие кусты и засел там, ожидая когда все разойдутся на обед.
   Через некоторое время двор стал пустеть. Потом оказалось совсем пусто. Кнут, озираясь, выбрался из кустов и побрёл найти сумку. Нашёл, и также оглядываясь, выбрался на дорогу за комплексом приюта. И уже не оглядываясь, уверенной походкой - чтобы показать, что он ничего не преступил, углубился во дворы близлежащего квартала домов.
   Эта часть города была ему мало известной - так как до определённых событий он жил в другой его части. Потому он брёл наугад, стараясь сильнее удалиться от места, откуда сбежал. Брёл, брёл Кнут. И набрёл на реку - русло её протянулось в обе стороны - правую и левую, он двинулся налево, вниз течения. Река была узка, но довольно чиста по городским меркам. На удалении из места, что не нравилось ему, план Кнута заканчивался - он исполнил вымечтанное. И что делать теперь он не знал. И потому брёл и брёл вдоль реки. А увидев мост, Кнут спустился к самой воде и забрался под него. Мост был невелик - так как и река невелика - из бетона, пешеходный мост. Там где мост брал своё начало - становясь уже нависшим над землёй и водой (снизу), было сухое место. Кнут уселся там и стал размышлять...
  
  
   ...звезда, окурок сигареты, тихий шум;
   воздух стремится разгладить слабенький поток воды -
   Но Наоборот - ерошит мелкие гребни.
   Зачем?
   Куда делать далее шаги. Не хочется. Повторяющаяся мелодия кружения Мира. Привыкание к цифре один. Трудно вдыхая, но легко выдыхая уже полной грудью - На Свободе! Впитывать свободу глазами приятно. Зачем-то звенит воздух и спускается чарующий покой. Кнут засыпает. Но просыпается довольно быстро, через час с четвертью. Он не голоден - совсем сбит с толку волей и независимостью. Ходит вдоль берега реки, бросая в воду мелкий камень. В голове его практически вакуум, тождественный душевному покою. Он улыбается с Солнцем. И так проходит время до вечера. Свет меркнет. Звезды уже не окурки, а истинные светила. Он впитывает всё и радуется всему. За весь остаток дня его никто не побеспокоил. Редкие люди, бредущие по мосту, не обращали внимания на "страдающего" бездельем одиннадцатилетнего мальчика. Покойное наступление сумерек. Тепло обволакивает, трогая мягкими руками щёки и лоб. Кнут в восторге, ему давно не было так хорошо.
   Но внезапно, спустившаяся тьма испугала его. Фонарей у реки вовсе не было, и свет, только немного, от реки - отражённый свет звёзд и луны. Ветер стал громче, видимо из-за того, что притих на ночь город (маленький городок без ночной жизни и больших шумных заводов), и звучала речка, тревожно и настойчиво.
   Кнут, практически на ощупь, добрался до своих вещей под мостом; выудил из сумки одеяло и закутался в него - не похолодало, просто чувствовал себя неуверенно. Он закрыл глаза, лёг удобнее и пытался уснуть. Где-то вдали лаяла собака и будто ближе и ближе. Кнут вздрогнул - на реке услышал громкий шлепок. И опять всплеск. Под мостом было совсем темно, и темнота эта напомнила ему другую тьму - тьму самого ужасного утра, когда родной отец подстрелил его. Кнут вспомнил приближающуюся фигуру отца - но это был не он, с виду он - но на самом деле нет, его лицо заменяло что-то тёмное, и руки тоже. И сейчас Кнуту почти невыносимо стало терпеть. Терпел чувство болезненное - ЧТО-ТО Приближалось - лаем пса, плеском на воде, ещё чем-то неприятно Тайным! В самом тёмном воздухе будто было написано - Что-то Приближается. Мальчика охватил ужас, он и на минуту не смел прикрыть глаза, чтобы не пропустить - не упустить взглядом - если что-то приближается. Он сжался в ком и дрожал, на щеках ощущая холод слёз, он сожалел уже что сбежал из приюта - ставшего знакомым уже местом - потому не таким страшным. Ему хотелось бежать! Но куда? Этот город ему совсем не знаком. Набрести на стаю бродячих собак, что развелись на окраинах города, и бродят во тьме, лая от голода? Но ему казалось, что за окружающей его темнотой, вдали притаилась ещё большая Тьма - тьма как у его отца на улыбке губ. Его трясло, он плакал, скомкав своё тело в маленькое незаметное, пытался стать незаметнее и тише - тихо дышал, глотая слёзы. Он поклялся себе, что если дождётся утра, непременно уйдёт из-под моста этого Злого места.
   Что-то надвигается
   голос тёмного
   пса
   скотины Низа
   Вопль страха застыл на губах
   губы пляшут дрожь
   плеск воды вызывает Тёмные воспоминания
   небо детства
   семья деревянных людей мертва
   и всё колдовство и магию детства заменяет теперь Страх
   в кишках и в ногах
   длинного длинного
   неподвластного часа
   -Ночи-
   Мы увидим как рождается звезда и проследим путь среди таких как мы роботов и бетонных чудо-куличей, мы взглянем в глаза судьбы неспящих
   и в детство с золотыми ногами
   - уйдём -
   оставим его бояться одного и набивать желудок сознания ледяной рыбой эмоций.
  
  
  
   Утро проскочило незаметно. Кнут, видно, не заметив как, задремал, без снов, некрепко и с малым отдыхом для возбуждённого сознания, и через минуту - проснувшись совсем уже собирал вещи быстро, украдкой озираясь в ранне-утреннем полусумраке; полусне света. Тут же выскочил под солнце, волоча сумку, взглянул на него - ему стало теплее внутри, и припустил прочь от моста. Шёл он, шёл, и оказалось что совсем не удаляется от реки, а идёт вдоль - видно внутри не желал удаляться от того, что хоть малость знает. Не известный город, видно, пугал его, пусть псы ночи перестали давать волю своим звукам, но днём могли проснуться другие псы, крупнее и умнее, недаром дети их, брошенные в приют, были жестоки и зубасты заранее в душе.
   Трудно путнику совсем одному в неведомых местах. Кнут брёл вдоль реки. И течение - движение светящейся от солнца воды, успокоило его и выровняло настроение. Он улыбнулся.
   кирпич воды с раствором из солнца
   стройка сознания
   Радости
   взгляд на воздух и сквозь
   Ура! - в лес благородных облаков
   наверху
   нужен верный путь по компасу золотого
   найдётся
   и я буду есть рассветные закуски
   пудинг из Света
   и запечённая комета
   - момента Обрадости -
  
  
  
   Кнут бросил сумку на асфальт у реки, он заметил кое-что на воде. Это был большой поплавок из пенопласта. Разувшись и подкатав до колен штаны, Кнут вошёл в воду и дотянувшись до поплавка, потащил его на себя, за поплавком, на верёвке, появилась сетка с кругами из проволоки, а в ней крупная рыбина. Кнут ухватил её крепко-крепко, а сетку забросил обратно. Теперь нужно было быстро "сделать ноги" в другое место, подальше. И он запихнув рыбину в сумку, зашагал легко в хорошем настроении. Многоэтажные дома совсем удалились от реки, машины со своими шоссе тоже, и весь их шум и напор искусственной энергии отступили.
   Здесь несколько суховатых деревьев отвоевали себе и берегу реки немного пространства у отступивших дорог, асфальта и городской пыли. Здесь была пыль земли, практически её соль - жизнь. Кнут расположился здесь и под плеск воды и щебет птиц стал найденным куском стекла соскабливать чешую и выпускать потроха утренней добычи. А день разгорался могучим солнцем, подмигивая мальчику ресницами и веками белых облаков, и по-своему пел о жизни и простоте любви природы.
   Мальчик трудился не зря, пусть и неловко, но без нехорошего чувства, а с удовольствием, и работа худо-бедно закончена на первом этапе. Очищенная и выпотрошенная рыбина, уложена на проросшую сквозь камни маленькую траву, Кнут собирает дрова для костра, куски древесины, выброшенные водой реки, несколько сухих веток отломлены с деревьев. Спички Кнут нашёл в день своего побега, там же у реки, и дрова прекрасно жарко горят, а рыбина, насаженная на тонкую ветвь, знай себе жарится и вкусно пахнет. И готово вдруг. Точно. И во рту у мальчика накапливается слюна. Скорее бы остыло! А трапеза эта самая превосходная в его жизни. Он часто вспоминает об этом потом.
  
  
   COME AS YOU ARE
  
   А во время, что наступит быстрее чем можно вообразить, придёт вечер, и Кнут паникует и бежит прочь от реки в незнакомые переулки, шумно-голосистые жителями, и людьми, и нелюдьми - животными. Большеглазая крыса кричит:- Понаехали тут!
   Кнут вздрагивает и начинает забиваться в совсем уж крошечные и тесные проулки.
   они кричат ему
   всё тише
   На одну из крыс он даже наорал сам:
   - А вы перегородили своим лысым хвостом всю дорогу! Доброго вам вечера.
   Здесь старый кирпич в этих проулках, здания будто дышат по-другому.
   - спокойнее и краше -
   Жизнь стайкою детей унеслась куда-то за угол, и теперь здесь прекрасное падение к покою. Кошки не обращают на него внимания. Собаки убежали злобно лаять к реке. Проулки всё сложней и загадочней, и даже сами жители, не думаю, что могут выбраться когда-то отсюда - найти дорогу. И тут вдруг поворот и тупик, в стене маленькая дверь.
   Сильно вечереет. Звёзды холодят воздух своим нетёплым светом. Кнут оставил сумку у двери и завернувшись в одеяло бродит по каменному тупику, чувствуя себя в безопасности - лишь два выхода из этого места - выход за поворот тупика, да на небо наверху каменных строений. Дверь заперта. Он бродит. Засовывает голову в мусорный бак, там груда гамбургеров - выбирает, свежие ещё, ест, хочется пить потом, но нечего, так и засыпает на асфальте у двери, укутавшись в одеяло. Спит всю ночь крепко. Рано утром просыпается и над своей головой читает объявление на двери, незамеченное в сумерках: Come as you are.
   Кнут стучит в дверь. Долго стучит. Отворивший мужчина немолодой, видит перед собой маленького мальчика, перепачканного известью, который извёлся от голода, прижимающего к себе плотно единственную свою ценность - грязную сумку.
   - Ты нам не подходишь, - произносит мужчина и пытается захлопнуть дверь, но не успевает, потому что Кнут бросает быструю фразу в оставшуюся щель меж дверью и стеной:
   - Но у Вас же написано - "приди таким, какой ты есть"!?
   - Да, написано. Но не таким, как ты - в извёстке и с грязной сумкой. И порошу не бросаться более фразами через щель в дверном проёме.
   Но Кнут всё одно тараторит:
   - Я согласен на любую работу за любую оплату.
   - Ловлю тебя на слове, мелковатый беглец - будешь работать за еду, - произносит утвердительно скорее, а не предлагая условия.
   Но Кнут всё равно отвечает:
   - Буду.
  
  
  
   И вот, его новое пристанище - кухня небольшого кафе с баром - грязно-железная, пахучая. Его работа: мыть посуду, мыть полы ночами, выносить мусор, разгружать продуктовые машины. Его оплата - объедки со столов посетителей. Его ночлег - маленькая кладовка без окон. Строго-настрого Кнуту наказано не показываться в зале среди посетителей. Всё это он уяснил в течение первого дня, так как не был дураком, но пока и умным не был.
   Работал прилежно, обвыкался - хотя бы в кладовке было не страшно спать. Работы было много, он уставал и спал крепко, не видя никаких снов, кроме этих:
   шоссе с разделительной жёлтой полосой
   следы у обочины в пыли
   глаза волков в чащах за дорогой
   вой Луны и плач предутреннего неба
   светом
   и Даль, Даль, Даль.
  
  
   Его хозяин Боб часто спрашивал:
   - Ты вооружён? У тебя нет оружия?
   Кнут отвечал по-разному. Например:
   - Глаза на потолке?
   Или:
   - Я не осуждаю синих пчёл.
   А чаще:
   - Всё это крайне любопытно.
   Короче говоря, не рассказывал ничего, что могло бы его выдать. Но никто и не спрашивал у него другого - кроме:
   - У тебя нет оружия?
  
   мы друзья каких-то пчёл (синих видимо)
   мы летаем по комнате взад и вперёд
   денежным знаком своей страны
   но на Марсе будут яблони цвести
   - все туда -
   Все туда! - (повторяется сорок три раза)
   Кнут так долго пытался скрыть кто он и откуда - тратил всё время своё свободное на обдумывание этих мыслей, что не успел заметить, что никто из тех, с кем работает, не задавал об этом вопросов; а хозяин, даже, не пускает его в клиентский зал именно по этой причине - чтобы не появилось лишних вопросов - откуда ребёнок работает здесь и не мал ли он для этого. Но Кнут не замечал и продолжал думать: что скажет, если спросят - о том; что ответит если спросят - об этом? Всегда держал вещи приготовленными для бегства, нервничал, что кто-то из кухонного окружения, заметит сумку и поинтересуется для чего она. Насушил сухарей и собрал, сколько мог, другой непортящейся еды и воду в бутылках. Он страшился вернуться в приют, страшился снова жить на реке; и становилось холоднее на шоссе, что вели в другие города, и холод и одиночество пугали, здесь же было, пусть, трудно, но не страшно, к этой забегаловке он привык уже почти: к людям, и к работе, и к своей тесной кладовке с постерами голых женщин на стенах - но вопросы опять просыпались, как воспоминания о кошмарном ночном сне: "- Может ли он доверять этим стенам и людям? Не вернут ли его в приют?"
   Страх, что все узнают правду о нём - его страх. Но персонал и так догадывался, откуда взялся этот мальчик - и им не было дела до этого. А Кнут не догадывался об этом.
   Чтобы успокоить нервы, Кнут придумал одну штуку, он решил - надо отвлечься. Он незаметно наблюдал за клиентами бара, он заметил, что приносит тем успокоение и пусть некоторую, но радость.
   Выпросил у хозяина Боба немного денег и половину дня на выходной - кататься на каруселях. И вот он Кнут пробирается по закоулкам, этого района города, битком набитым мелкими барами и винными магазинами. В "свой" бар он не пошёл. Каменные стены сменяются плитными, те деревянными и просто другими. Кляксы слабосветных фонарей, огни в глазах алкоголиков, безошибочно бредущих в этих лабиринтах к "водопоям". Птицы, чем-то сраженные в небе, падают к ногам людей - никто не обращает на это внимание, ведь люди давно не видели неба за стенами домов и из-за света витрин винопоев. Собаки и крысы с радостью рвут трупики этих птиц, бросаясь под ноги людям, и те падают через них, не замечая ничего, кроме своего бытия. Они - люди - любят крыс, те мельче и через них нельзя споткнуться, и кошек, те вообще пугливы и выбираются из своих укрытий только ночью, хотя и нападают на самих людей, но сожрать их не могут, лишь приносят им облегчение смертью.
   Иногда идти Кнуту так тесно, что он протискивается бочком через сомкнувшиеся вряд строения. Но вот и приглянувшийся ему бар - его название светится как зубастая улыбка. Кнут тоже улыбается и торопясь входит в двери. Никто не обращает на него внимания. Кнут озирается по сторонам - с виду это тот же бар, что является его местом работы. Он проплывает, разводя руками, в сигаретном дыму и парах алкоголя - всё это вырывается из глоток посетителей. Но Кнут привычен и в тёмном чаду, что добавляется также кухней, безошибочно находит стойку бара, но не без труда взбирается на высокий табурет. Он ждёт когда бармен обратит на него внимание, потому что подозвать бармена сам, он стесняется.
   Итак, сидит он - сидит... Пьяные плавают вокруг, вытаращив глаза как глубоководные рыбы. Официантки - виляя всем, чем можно - ловко лавируют между ними, постреливая своими глазками как мини-фарами. Обстановка привычная Кнуту - но только он наблюдал всё это исподволь, а теперь находится в самом центре, ему приятно даже, что он празден - и всё вращается вокруг него. Он улыбается и поглядывает на бармена, тот изволит, наконец-то, его заметить и подплывает ближе. Кнут заказывает то, что чаще всего заказывают в "его" баре - что-то крепкое. Бармен без промедления наливает. И вот, пока Кнут готовится выпить первый в своей жизни алкоголь, он слышит голос.
   - У меня есть что-то, что больше подходит молодому человеку как ты!
   Присевший рядом нестарый мужчина, смотрит Кнуту в глаза, глазами, что расширены на другой манер, чем у прочих здесь. Он будто гипнотизирует взглядом этим. Одет тот серо, как все, но серо на другой манер, и Кнут уверен, что незнакомец и плавает по бару и улицам по-другому.
   - Я вот это продаю, - незнакомец кладёт на прилавок странного цвета таблетку, - пока не заплатил за выпивку, ты можешь заплатить мне - ту же сумму. Незнакомец прикасается к плечу Кнута: - Я тебе советую - это лучше, чем выпивка!
   - А что от этого бывает? - вопрошает Кнут.
   - Ты уплывёшь много дальше, чем от алкоголя, - просто отвечает незнакомец.
   А Кнут, уже зажатую в ладони, уже немного смявшуюся купюру, что он приготовил для бармена, протягивает незнакомцу. Тот берёт и уходит. Кнут тихо пятится в чад бара, оставив стакан на стойке, и скрывается в этом чаду. Находит свободное место за свободным столиком, кладёт в рот пилюлю и запивает остатками сока из стакана, что среди оставленной грязной посуды на столе.
   Кнут в замусоренном проулке на заднем дворе бара - его рвёт. Рвёт долго и мучительно, потом он опускается на асфальт, тут же, и пытается отдышаться. К нему подходя - приближается коричневая собака средних размеров, а приблизившись, пристально смотрит в его глаза, склонив морду набок. Кнут смотрит в тёмные глаза собаки. А та вдруг произносит:
   - Извините, что пристаю к Вам, но мне некому выговориться.
   Кнут от нехорошего ощущения внутри, ещё и от удивления, молчит.
   - Вы знаете... - скорбно продолжает собака, а глаза её делаются столь грустны, что с ней же Кнут расплакался бы, от своего состояния и жалости, - как невыносимо одиноко сознательной собаке среди сородичей? Вы понимаете меня? - Кнут через силу кивает.
   - Так вот, - продолжает собака с некоторым подвыванием в голосе, - меня совершенно они не понимают. Мало того, что я одна разумею говорить - одна из них, так и методов моей жизни они не приемлют. Я как бы ненавязчиво пыталась направить их на более удачную жизнь. Подслушивала разговоры людей - о сбросах отходов мясокомбината в определённом месте, и пыталась направить к качественной и сытной еде своих сородичей. И что же вы думаете?! Меня же не слушают! Считают это моими фантазиями. Мол, эта собака со странностями. И предпочитают рыться в мусоре. Я пыталась предупреждать их о рейдах отлова собак - о чём также подслушала. И мне опять! не поверили!! А результат - многие из моих сородичей были пойманы и отправлены на мыло. Крайне печально.
   Собака всё продолжала свой монолог, а Кнут молчал.
   - Знаете, как это тяжело быть изгоем?! О - о! Это я скажу Вам тяжкий крест - если я могу так выражаться. После многих так сказать, пророческих заявлений, другие собаки стали сторониться меня, избегали контактов - банальнейших обнюхиваний; а когда, набравшись опыта жизни, и просто желая влиться в стаю - вести себя как все, и мне казалось, что всё я делаю правильно - всё как все, но они, мои сородичи (теперь уже бывшие сородичи) не приняли меня, всё равно ощущая как-то мою инородность, травили меня и выживали из стаи. Что бы я ни делала, как бы ни старалась - ничто не выходило, я всё одно оставалась чужаком. На меня рычали, кусали, не понимали. Мне пришлось уйти. Конечно я живу хорошо, подслушивая людей, я нахожу лучшую еду; также не без их, так сказать, помощи, у меня тёплый ночлег - но всего этого слишком мало, чтобы заменить мне общества себе подобных. Но - о! - протянула собака воодушевлённо, у меня появилась отрада жизни - это мои щенки. И пусть я вижу, что они совсем неразумны и останутся таковыми - не говорящими собаками, но забота о них отвлекает меня от горестных мыслей. Я почти счастлива. Но страшит меня будущее, они вырастут - ведь вы знаете как быстро взрослеют щенки собак - и так же не будут понимать меня, отрекутся от меня. Но пока я увлечена материнством - может в этом и есть смысл моей жизни. Сейчас я довольна. Довольна и разговором с Вами.
   Собака убежала по своим делам, а Кнут так и остался сидеть.
  
  
  
   PAPER CUTS
  
  
   Когда Кнут попал сюда, то его определили в палату для буйных. Её - палату - ещё называли - Спичечная коробка. Это была одноместная палата, и не палата вовсе, а просто широкая кровать из непромокаемой ткани, что как противень вдвигалась в стену - в помещение - коробку. Больной мог лежать там, но не мог встать и даже сесть - мог лишь ворочаться с боку на бок. Стены были мягкими, и потолок тоже. К тому же больным коротко обрезали ногти, и специальный дантист - что состоял в штате больницы - спиливал - сравнивая острия зубов во ртах пациентов. Потому человек, пусть и не связанный - буйный человек - не мог внутри этой палаты нанести себе вред, и будучи внутри не мог, так же, нанести вреда окружающим.
   Кнута определили в "это". Просто выдвинули кровать из стены, бросили пациента на неё и задвинули кровать обратно, замки щёлкнули - Кнут вне какой бы то ни было опасности ни для себя, ни для общества. Еду приносили два раза в день, причём персонал, побаиваясь буйства пациента, вбрасывал "как шайбу в игру" еду на тарелках и в стаканах в приоткрытую щель - и Кнуту приходилось подползать и втягивать ртом рассыпавшуюся кашу и всасывать разлитый кофе. Он день за днём сидел в темноте и большею частью спал, чем бодрствовал - в еду видимо были подмешаны лекарства. А когда просыпался видел, что посуда убрана, а странная палата его вымыта. Проведя там с трудом вынесенное количество времени, неизвестное ему самому, был выпущен в общее мужское отделение психиатрической больницы. Где врач пытался понять, как двадцатидвухлетний мужчина довёл себя до состояния, что стал опасен себе и окружающему обществу.
  
  
  
  
  
   В огромной палате, где оказался Кнут, металлические кровати стоят плотно друг к другу, что кажется будто люди лежат по двое, и меж притиснутыми кроватями тесные проходы. Жуткий запах многих тел и дезинсекции. И местами в палате тяжёлая тишина, и местами нездоровый шум. В палате сумасшедшие, алкоголики, наркоманы. Кнут принадлежит к последним. К алкашам и наркотам персонал относится более человечно, чем к психам - с которыми не церемонились.
   Но Кнут по выходу из "Спичечной коробки" не замечает многого вокруг, подхваченный приливами и отливами активности внутри этого места. Но, видимо, привыкая к лекарствам, рассудок его светлеет, и память и ощущения возвращают сильную тягу к чему-то, что забыл, но что было необходимей даже жизни. Но то что он забыл - это "что-то", облегчает его бытие. Его наблюдательный взгляд начинает чётко фиксировать происходящее вокруг.
   Он теперь не размышлял в стихах, с его умом стало что-то, и сны видел только о воспоминаниях.
   - вот сон -
   Он опять в "коробке", в темноте - ползёт на запах еды, ползёт-ползёт, но никак не может добраться до желаемого. Голод уже невыносим. Кнут тянет руки - вперёд, в бок - один, в бок - другой, но тщетно, лишь пустота и тьма, пустота и тьма. Его клетка становится будто бы безразмерной...
   Он просыпается.
   - вот другой сон -
   Он на дороге, оставляет следы в пыли. И будто бы собаки или волки бросаются преследовать его, он слышит их громкое страшное дыхание, чует их вонь - ощущает, чутьём жертвы, их силу догнать и разорвать добычу. И домик небольшой на окраине скопления построек, Кнут спасается там, выбив окно. Внутрь, по полу, забивается под стол. Потом, отдышавшись немного, поднимается на ноги; вокруг полки и полки, на них банки, тюбики, коробки с лекарствами - он ищет средство для того, чтобы успокоить своё бьющееся в страхе тело. Но не находит ничего. Баночки с таблетками рассыпаются в прах в его пальцах, коробки оказываются пусты...
   - ещё сон -
   Он опять ползает по "Спичечной коробке", втягивая в себя всё, что втягивается, и пытается петь потом. Голос сухой, чужой, но это отвлекает Кнута, придаёт сил. Потом он часто поёт в темноте. А проснувшись ото сна, чувствует на губах своих улыбку.
   Вокруг него появляются люди, что раньше были нематериальны, как тени - это палата с многими её обитателями. Мужчины разного возраста - моложе Кнута, много старше. Небритые, многие коротко стриженые - жутковатые. Поначалу Кнут замечает только из ряда вон выходящие происшествия. Например, когда солидный усами полувековой мужчина затанцевал с тем же солидно-серьёзным видом - вихляя бёдрами и широко двигая руками - очень развязно и смешно до испуга. Перед внутренним взором Кнута продолжительно стояло это воспоминание, и ему делалось невыносимо от существования вблизи этих людей. А как они ели!
   Это была картина скорби и ужаса. Они заглатывали крайне невкусную еду, подбирали со столов то, что упало из чужих ртов, оставшиеся объедки - не стыдясь и не думая ни о чём, кроме набивания желудка. Их лица - искорёженные упрощением животных, поведение - не человека, а полубеса. И Кнут, поначалу, был частью этой сползающей в малореальность картины. Несознательной составной частью её.
   Теперь на каждой трапезе он стал отдельным ужаснувшимся наблюдателем. Сцены из ряда этого, полуадского, случались частенько в столовой. Мужчина, с которым Кнут поговорил интересно в туалете - говорили о пении и сопровождении его - вдруг стал выкрикивать речь - что его ещё все узнают, и что он огромная величина; и перемена эта в человеке была так неожиданна, что вгоняла в оторопь. Кнут так и замер на месте и потерял себя в себе самом.
  
  
  
  
   В нахождении в психушке хорошего не было ничего. Как-то проснувшись, от вызванной лекарствами дрёмы, Кнут увидел на соседней койке наркота - тот кололся шприцем в большой палец левой руки - с трудом попадая в тонкую вену пальца и явно мучась.
   Алкоголики продолжали пить алкоголь, выбрасывая из крошечной форточки верёвку свитую из ниток, вытянутых из одеяла; а там их соратники привязывали бутылки с огненной водой к веревке. Кнут опять засыпал и видел сны о дороге.
  
  
  
  
   Окна палаты - точнее стекла - были плотно заклеены газетной бумагой - так чтобы на улицу нельзя было выглянуть нездоровым обитателям. Но больные процарапывали ногтями дырочки - но это, с завидным постоянством, заклеивалось новыми листами газет. В палате был свет только электрический оттого.
   А Кнут не делал дырок в газетах, в безуспешных попытках увидеть окружающий мир - он читал эти газеты, часто многолетней давности. От этого его занятия, которое быстро заприметили окружающие люди из его палаты, и за это стали недолюбливать Кнута и обвиняли его перед санитарами во всех чужих прегрешениях. Кнута наказывали.
  
  
  
   Из обрывков - клочков бумаги, что сдирали ногтями обитатели палаты, Кнут стал составлять слова, а из слов песни. Такие клочковатые тексты он наклеивал, на собственную слюну, над кроватью своею на стену. И пел эти песни.
   За пение - о котором донесли до санитаров добрые самаритяне его палаты - Кнута привязывали к кровати, как буйного; но он не буйствовал, а продолжал петь.
   Врач, зашедший на обход, услышав эти песни, записал себе, что пациент идёт на поправку - исцеляя себя с помощью творчества. И Кнута не привязывали больше, а больше слушали. А он пел и пел. И даже комиссиям заезжим показывали местное дарование. В истории болезни лечащий врач сделал последнюю запись о Кнуте: пациент избавлен от своего пагубного пристрастия к наркосодержащим препаратам и исцелён от психозов при полном содействии со стороны больного.
   А песни были приблизительно такие:
   еда поёт серо
   я говорю языком красоты
   окружающие слушают раскрыв рты
   рты органики поедают свет Солнца и электричества -
   взамен выделяя разноцветные
   фекалии
   окружающие рады им
   я нет, рад словам, что идут через меня в свет.
   я склеиваю клочки в слова и слова эти - слова красоты
   я воспою уродство момента здесь
   в самых прекрасных тонах.
   я отделюсь от момента здесь
   только окружающее
   только оно
   лица страшноваты
   округи -
   округа с руками просящими
   и Солнца не хватает ей
   я бы отдал своё сердце для полного света
   Но опять Я. НЕТ - я!
   только окружающее что фиксирую
   кругом белое и больное в белом
   на правильную светлую дорогу
   нужен путь
   пусть путеводная звезда в глаз
   и я буду служить - работать для красоты.
  
  
   После того, как Кнут пропел эту песню лечащему врачу, его выписали из психушки и дали социальную работу и социальное жильё. В общаге было тесно и Кнут предпочитал бродить по округе, и где натыкался на пустое, свободное от эмоций место - пел. Работа его, социальная, была работой грузчика в супермаркете. Очень низкооплачиваемая. Но Кнут не отчаивался, работал исправно - его хвалили за работу - и в первую свою зарплату Кнут купил гитару.
  
   DOWNER
  
   Кнут сидел в своей комнате за номером семь и пробовал гитарой играть. Соседей не было и он мог беспрепятственно "пилить". Но в защиту Кнута можно сказать, что усилитель, подержанный, купленный на вторую зарплату, он ставил на невысокую громкость. И наигрывал свои искажённые аккорды тихо и пел вполголоса.
   Но остановившись на время, задумавшись, он услышал звук второй гитары - это был бас. Он снова заиграл и ему подыграли ритм. Кнут распахнул дверь и играл стоя в проходе дверном, и увидел, как из дальней комнаты вышел долговязый парень, что тянул за струны бас-гитары. Они разулыбались друг другу и продолжали играть.
  
  
  
   крысоголовые младенцы смотрели
   и слушали, но молчали
   тараканы с мужскими подкрученными усами - подкручивали усы;
   что-то - нечто - странное стало происходить со светом,
   он подмигивая - подпевал
   ходы и переходы навсегда открыты;
   Луна смотрит
   теперь
   в каждое окно,
   а Солнце лишь через одно
   звёзды в груди человеков жгут яростно
   толкая на подвиги глубины вечной;
   танцы волка на золотой поляне,
   серебро в глазах слушателей,
   безумие букв привело к поэзии -
   момента не-здесь
   здесь красные дырочки - открываясь закрываются
   - влага -
   радость на красивых лицах
   музыка воодушевляет на подвиги волосы слона;
   мысли движутся вспять
   слюна
   с губ на губы
   гробы прошлых цифр и букв
   уплывают по реке - Лета.
   и комета
   в глазах молодых людей
   будет пропета
   дверные ручки открывают новый воздух
   вздох и мозг изменяется внутри себя
   и ещё лестницы
   по ним движемся мы
   кто-то на ступень выше
   кто-то ступенью ниже
   - в глазах всё скрыто -
  
  
  
   Кнут стал подводить чёрной тушью и без того большущие ярко-голубые глаза, девчонки были без ума. Но зря всё - с их стороны; Кнут был влюблён в своего друга басиста Кристофа, но любовью платонической - обожал его игру. Да, они искали барабанщика и уже вдвоём репетировали песни, сочинённые Кнутом. Музыку придумывали вдвоём.
   притворство прикидывается правдой
   на самом деле я нехороший человек
   я слишком жажду
   - апокалипсиса -
   пусть произойдёт уничтожение мира
   пусть дерево запоёт
   - буратино -
   пусть душу обретёт
   я ненавижу людей
   - часто -
   Кнут вдруг вспомнил надпись в туалете психушки - на стенке говном было выведено: Выпивка, Безумие и рок-н-ролл!
   частное безумие отвёртки или открывалки
   сознаёт себя вдруг
   и вдруг
   вокруг
   чьи-то лица!
   - убийца -
   делает круг на часов циферблате,
   живая вода проистекает из кисельного берега
   Не - Здесь!
   а здесь лишь водка проистекает из глотки
   глотки, глотки -
   поют
   (мы желаем счастья вам и т.д.)
   но Луна живописно плюёт на все призывы
   поэтов и влюблённых
   и ей абсолютно похую, как она влияет на наш мир.
   А думаете Солнце думает о нас?
   Или ядро земное думает о нас?
   Ни в коем разе. Это абсолютно наплевательские полюса и величины нашего человечьего бытия. Потому говорю вам, Бог умер! Или не был совсем. Не был совсем Богом.
   Давайте уйдём всеми в леса радости, и распрощаемся с этой зависимостью, ведь то, что мы должны - кому-то; или что-то - только в голове у нас.
   Мы должны лишь себе, но СЧАСТЬЕ.
   Бр.
   Мр.
   Гр.
   гроты алмазных слов существуют -
   малодостижимые вершины
   камни
   для вечности лишь существуют
   древесина для огня земного ядра
   и Солнца огня.
   Кто мы? Камни что ли?! Ведь нет же, мы люди со многими тонкострунами вместо души.
   И нам, совсем, не место среди камня и дерева!
   Я всё сказал
   вокзал - ёб их в душу
   признания, мечты - хуй сосать
   красота - выебана в жопу
   в жопу всё это
   Б.У.К.В.Ы.
   нужны ли
   нужен ли язык
   - на хуй всё -
   Выпивка, Безумие и рок-н-ролл.
   - Проначнём -
   птицегвозди забиты в наши венные потоки крови.
   газошарообразные тела - кипящие - не для нас. то, что находится внутри земли, камня, воды - огнешар - не для нас.
   - что для нас? -
   Города Сверхнового сердца!
   Где же они!!? Ну где же-е!?
   Хоть кто б нашёл.
   якудза
   чёрный нищий
   наркот - убийца - не себя - людей
   правитель северной страны - мудак
   питекровавые ртоязвы на глазах - сердцах
   дерева - что человек
   - я сжёг бы их всех -
   Иногда.
   Ода - несогласию чемодана из кожи
   кожаные морды, не лица
   угри - вместо архитектуры
   памятников, достопримечательностей нет -
   всё обман
   ВСЁ - растрачено толстобрюхами в часах за сто сорок тысяч долларов
   - ебись оно всё в котель -
  
  
  
  
   Кнут стал искателем необычных слов. Он копил их - из газет, телевидения и радио. Он придумывал их сам. Он сам вспоминал их из собственного детства. Всё это он вписывал в свои песни. А его песни были частью его музыки - его всего самого.
   Группа - ещё без названия - обрела ударника по имени Ден. Их стало трое. Отец Кристофа разрешил новоиспечённой группе репетировать в своём гараже, чем очень их порадовал. И репетиции себя не заставили ждать. Играли ребята непрерывно, тратя на музыку всё своё время свободное и деньги.
   Кнут продолжал работать грузчиком, Кристоф трудился на автозаправке, а Ден сидел на шее у своей мамочки.
  
  
  
   Солнцепростор - гигантский. И ветер жаркий по щекам, по всему телу. Лошадная повозка переваливается с кочки на кочку по грунтовой дороге; в повозке - двое, дед и внук и ещё большущая бочка с водой. Дед Кнута Хуан - старик в морщинах, и улыбке в седой щетине - обращённой к внуку. Внуку пять лет, он в восторге от поездки с дедом, он тоже выполняет важное дело - подвозит воду труженикам в поля. Погода жаркая даже для Мексики. На деде Хуане старое плетёное самбреро, на голове Кнута яркая, смешная детская кепочка. Они едут, трясясь в повозке. Но эта тряска ничуть не досаждает Кнуту - он в восторге. В восторге от всего! от всего этого окружающего: от пустошей вокруг, редких деревьев Джошуа и кактусов огромных.
   Они подвозят воду к полю маисовому и труженики выстраиваются в очередь за питьём. Дед Хуан с улыбкою открывает вентиль, льётся чистейшая прозрачная вода. Её - холодной - хватит на всех. И "всех напоив", повозка двигается дальше. Но Кнут не запоминает лиц тружеников, он всё таращится по сторонам, после годов пяти проведённых в пусть небольшом, но городе, открытый простор пожирает всё его внимание. И жёлтый цвет песчаной почвы, и серо-бурый цвет торчащих из неё камней, цвет маиса, приятно-зеленоватый и буйно-яркий цвет кактусов.
   Дед, время от времени поворачивает лицо своё к Кнуту и прищуривает один глаз, он немногословен, отец отца Кнута, но добродушен и заботлив. Внуку хорошо с ним. Вскоре они сами для себя делают привал, и дед кормит внука самопечёным хлебом со свежим молоком. Рассказывает, скудные на подробности, истории из своей жизни нелёгкой.
   Это одно из самых светлых воспоминаний Кнута...
  
  
   люди с калом в голове мусорят вокруг собою.
   и тыквоголовы горят изнутри жаждой!
   жаждой набить воображаемое брюхо потребления.
   я не с ними.
   я один.
   я одинок.
   у меня есть только несколько светлых воспоминаний, а тёмных хоть отбавляй.
   лампо-глаза высвечивают тебя - тех, кто не они - и пытаются, образно, сожрать.
   рты, пасти, зевы
   зубы точат и даже камень
   - их зубы -
   вещь внутри себя - это Бог
   он законсервировался от нас в самом себе.
  
  
  
  
   Группа, обозвавшая себя "Тибет", желает писать альбом. Материала хоть отбавляй - а денег, ну просто, нет на студию.
  
  
   Как-то вооружившись пистолетами - неотличимыми от боевых - но купленными в игрушечном магазине, и надвинув вязаные шапки на большую часть лиц, ребята вламываются в аптечный супермаркет. Забавный эпизод, они уже проглотили каждый по несколько разноцветных кругляшей, а увидев сколько их - кругляшей - вокруг, стали ржать, как сборище идиотов. (Позже Кнут предложит переименовать группу в "сборище идиотов").
   Хозяин супермаркета был из пугливых, а служащие подражали ему (видно этот магазин никогда не грабили), так вот, подражая своему начальнику, все служащие уткнулись лицами в пол. Касса была наполовину открыта, Кристоф взял деньги, что были в ней - и кричал: - Уходим! Уходим! Уходим! Но Кнут с Денном увлеклись своеобразным шопингом, разъезжали на продуктовой тележке и сгребали с полок всё глюкосодержащее - пока Кристоф - самый крупный и сильный в группе, не выволок их силком из аптеки - те двое продолжали ржать, как кони.
  
  
  
   Контракт со студией был заключён - ребята могли писаться по пять часов несколько дней к ряду, и стоило это им шестьсот шесть долларов, кои теперь были в наличии. Взялись они резво за запись - благо недостатка в кругляшах не было, работоспособность у музыкантов стала феноменальная. В первый же день была записана едва ли не большая часть материала. И ещё в два дня весь материал альбома был записан и сдан в высшую инстанцию студии.
  
  
  
  
   VERSE CHORUS VERSE
  
   Один день из жизни Кнута. Его друг и басист "Тибета" Кристоф прочёл умную русскую книгу, называлась "Один день из жизни Ивана Денисовича". По аналогии Кнут решил написать так о себе песню.
   один день как один глоток
   смотря что глотаешь - можно запомнить, а можно нет.
   Я проглатываю воздух вместе с сигаретным дымом и размышляю...
   Я с трудом испражняюсь - от приёма кругляшей, и ещё более - у меня плохо стоит.
   Но в мыслях небывалая резкость - я пишу песню в течение какого-нибудь получаса.
   апельсины валятся сверху
   хурму поедают тигры
   звери в клетках голодны
   но я так смел, что могу войти в клетку без оружия
   я безоружен сейчас
   только мой мозг вооружён сверх меры
   обезьяны сосут свои кости
   и хоронят своих мертвецов
   моя группа - сборище идиотов
   достигнет славы, золота и меди
   но чего достигну я?
   чего хочу я?
   для себя чего хочу?
  
   я хочу башню из слоновой кости
   я хочу рубиновые глаза
   сигарета-поводырь ведёт в неведомое своим дымком
  
  
   LOVE BUZZ
  
   О том, что случилось с сердцем Кристофа, и то что это случившееся, наложилось на запись дебютного альбома группы - я ничего не знаю, поэтому я всё выдумаю.
   Итак, скажем, влюбился Кристоф в девушку, чуть старше себя. Маленькую, миленькую, хрупкую. А он здоровенный по росту и по телосложению грубоватый парень. Они долго "притирались" друг к другу - давали друг другу многие шансы, но не выходило ничто. Девушка, по имени, скажем, Джейн, вся такая воздушная как балерина - и любительница балета и симфомузыки. Кристоф же обожал панкрок.
   - но ведь они же пытались! -
   Пытались жечь чувства, как в топке допотопных паровозов - пытались любить. Город их маленький порождал лишь маленькие чувства. Джейн не подошёл Кристоф, она рационально рассчитала, что он будет нехорошим отцом её будущим детям.
   Они встречались. Ходили в кафе - Кристоф из кожи лез вон чтобы всегда платить за неё - за девушку, которую полюбил; они ходили на реке - было лето жаркое - купаться, Кристоф вносил Джейн в воду на руках и держал её в руках нежно-нежно, она казалась такой хрупкой, что если он стиснет её в объятиях, она просто умрёт. Он провожал её до дома, там, у дома, они целовались на прощание, причём Джейн всякий раз отстранялась от лица Кристофа, если из подъезда, многоквартирного дома, выходил кто-то из соседей. Кристоф дарил цветы ей. Кристоф любовался ею.
   Как-то возвращаясь с пляжа, Джейн шла босиком, и выйдя с песка на асфальт, встала неловко, ей было неудобно стоять на одной ноге, а с другой смахивать песок - Кристоф присел на корточки и стал смахивать песок с ног Джейн - она разулыбалась от удовольствия; а Кристоф чмокнул её в коленку.
   Разошлись они мирно. Кристоф звонил Джейн, она отвечала, он просил о встрече - она отговаривалась - мол занята чем-то. Потом он звонил, она говорила, что занята и перезвонит - но не перезванивала. Так всё и кончилось для них. Но не для басиста группы "Тибет". Он стал много пить. Очень много. Пропускал дни записи альбома. Страдал сверх меры. Обрил голову наголо в знак неясного протеста (от того и не попал на обложку альбома, Кнут и Ден были волосаты, они трясли своими хаерами на обложке альбома).
  
  
   EVEN IN HIS YOUTH
  
   Он был просто создан для их компании. Я говорю о Дене. До того, как стать ударником в Тибете он играл в малопримечательно названной и малопримечательно звучащей группе.
   А вообще, отец его был недоволен им. Ден вырос мягкотелым (к тому же отпустил длинные волосы, как у девушки), а отец наоборот, был крепким работягой, любившим выпить. Ден купался каждый день и мыл свои прекрасные волосы. Отца это раздражало - поведение как у девчонки, и воды уходит слишком много, а Ден не приносит денег домой; его всегда защищает мамаша. Тихая, холодная война происходила у них дома. Ден мечтал вырваться из всего этого - стать независимым. Но пока его занятие музыкой не приносило сколь-нибудь ощутимого дохода. Он двигался по кругу. И мучился этим. Он пытался писать песни, как Кнут, зная, и так, что подходит группе, но хотел делать сверх меры больше.
   улыбки осмеянных
   ухмылки осмеяний
   и слёзы наворачиваются на глаза
   созвездия в груди, в сердце -
   направляют и горят
   в пустоте!
   живу не я один
   одинок
   но пусть каждый глоток
   запомнится
   - этого -
   взять его!
   и увести
   увезти в неизведанное
   да - это мои слова.
  
   Ден не знал, просто, никакого другого способа, как оправдаться перед собою, семьёй и обществом. В обществе, где безделье презираемо и гонимо, жизнь музыканта безвестного - практически невыносима. Ему представлялось - когда шёл по улице - что соседи смотрят на него осуждающим праведным взором, что они буквально требуют от него, чтобы он стал таким, как они.
   Его, то мучило от стыда, то рвало изнутри яростью. Он ненавидел всей душой своей - свой родной город, мечтая убраться отсюда как можно далее. Туда, где никто не станет обращать внимание на его внешний вид, туда где ценят душевные порывы, а не только физические усилия. Куда-то в туманное "туда", но отсюда точно!
  
  
  
  
   SMELLS LIKE TEEN SPIRIT
  
   После записи первого альбома и отыграв концерты во всех близлежащих городках, их студия звукозаписи, снабдила группу некоей суммой денег и микроавтобусом, и отправила их в тур по дальнележащим городкам. Им это нравилось! Наконец-то свобода! Ну или некоторая личная независимость. Можно вволю пьянствовать, принимать разных препаратов и иметь столько девочек, что на всех не хватит члена своего.
   Водили автомобиль по очереди, когда в этой очереди из трёх человек, никто не был в состоянии вести - брали за руль какого-нибудь подвернувшегося фаната рок-н-ролла. Жёлтая разделительная пунктирная линия; светы фар, в глаза, встречных - рок орёт во всю в кассетнике, ржачка в тачке и пьяный угар - и радость от отыгранного концерта. Столбы вдоль дороги и смешные столбы слушателей - с прошедшего концерта. Парни не унывают ни капли - они (столбы эти) просто не въезжают в их музыку - главное, им заплатили, а значит турне идёт как надо.
   - Помнишь ту толстую дурищу, что выскочила на сцену и стала демонстрировать свои сисяки - это было два городка назад?
   - Да, сиськи были классные!
   - Классные?! Да они были ужасные!
   Третий голос - философски: - Каждому своё.
   И опять гы-гыканье.
   Холмики небольшие вдоль дорог - можно было сравнить с оставленными позади городками. Такие же плоские, серые. В них бывали яркие птицы, среди стаек серых ворон, но это были единицы.
   - А камешки щебёнки у обочины - выходит, люди? - развивает мысль Кнута Кристоф.
   - Кое-кто и вправду, камень камнем, а кто-то дерево.
   - Какое ещё дерево? - кричит с места водителя Ден.
   - Ну Пинокио, мультик знаешь, про деревянного человечка?
   - И причём здесь это? - Кристоф.
   - При том, что такие и вправду существуют.
   - Да ты напился! Что ты несёшь?!
   - Бывают люди из древесины как бы, - Кнут продолжал свою мысль, - они чувствуют грубее, слабее других, и понимают меньше... ну как ещё сказать?..
   Заминка. Молчание всех троих.
   - А про каменных расскажи, - кричит с первого сидения Ден.
   - Ну камни они и есть камни, - философствует Кнут, - это сложившиеся личности уже; причём, прикинь, что некоторые с детства такие - противоударные и их в жизни уже ничто не изменит.
   - Вот это да! Быть бы таким... сильным, - восклицает Ден.
   - Ну и дурак, - Кнут, - всё что чёрство и жёстко - то не живёт, а умирает так; то что гибко и молодо - развивается и даёт новые побеги.
   - Да в жопу этих каменных и деревянных! - восклицает Кристоф. - А мы-то с вами кто такие, те или эти?
   - Мы ни те, ни другие - мы художники, - с достоинством произносит Кнут.
  
  
   И опять столбы и дороги и жёлтые разделительные полосы. И рок-н-ролл, и выпивка, и безумие разгульной жизни...
   Кнут "пилит" соло на своей гитаре, а в этом зачуханном баре никто не обращает на них внимания - считая их будто за часть интерьера; а у Кнута из-под ногтей, указательного и большого пальцев левой руки, кровь капает на медиатор и на струны. Ден в ударе - что есть силы ударяет в ударные инструменты. Кристоф басит босиком на сцене и подпрыгивает на месте.
   - им всё одно - веселуха! -
   Занимаются любимым делом, и за это им - даже! платят. Пусть немного, но все трое лелеют мечту о Славе.
   Кнут "на ходу" меняет тексты - сочиняет; ребята в восторге...
   деревянная шишка научится думать,
   прямая кишка узнай как говорить.
   два глаза - станьте третьим
   сиськи - сиськи
   Перед сценой, какая-то дурёха задирает свитер, демонстрируя. И было что показать. Теперь в восторге парни из барного зала.
   а что в конце?
   конец
   узнаешь, не от мира ты жилец
   жилы - жилы, станьте прочней
   силы - силы, рвитесь сильней
   во мне
   А вы все станьте как оперный голос!
   листья осыпаются с дуба
   - дуб-дубом, и упадёт -
  
  
   Ребята сами выгружают аппаратуру из микроавтобуса, сами устанавливают - их звукач вечно отлынивает, и его никогда нет на месте вовремя.
  
  
   четыре четыре четыре четыре
   лепестка у чайного цветка
   у газового цветка камеры водяной
   навеки с тобой
  
   Сами обслуживают себя - готовят еду - когда деньги пропиты; когда местные девахи не дают.
  
   глазной ушной носовый
   губная гармошка
   последняя крошка
   кругляша
   каша на ужин с ядом змеи
   - так дале мели -
  
   Деньги на бензин, часть хозяевам зала, где выступали; часть на девок - но на них меньше всего - почти и так готовы на всё; жрачка опять же - дохода практически - 0.
   - Все эти чёртовы поклонники рок-н-ролла местные, какие-то помноженные на ноль! - восклицает Ден во время обратной погрузки аппаратуры.
   - Истинная правда, - как-то равнодушно соглашается Кристоф.
   - Ну и чёрт с ними! Мне и так по кайфу! - лыбится во весь рот Кнут, он очень доволен игрой группы - и своей и ребят.
   Теперь улыбаются с удовольствием и Ден и Кристоф.
   пьяные циркачи кочегара
   цепь происшествий популярных
   популяризирует
   Истории о паре скандалов, связанных с группой, доходят до местной прессы мелкой.
   муравьи сношаются в позе собаки
   прямо на улице, прямо на капоте машины группы
   Ребята обливают их пивом, потом тоже, упившись, ссут на этих людей-муравьёв, но те продолжают. Ребята ржут, и комментируют каждый момент на все лады. На спортивный например: партнёр номер два - более округлый. И партнёр номер один - совсем жердь, насаживает партнёра номер два на свою жердь. Итак, игра продолжается - партнёры меняют позицию. А в это время кто-то из пьяных зрителей ссыт на них... И т.д.
  
   кошек мы не любим
   собак мы не любим
   насекомых мы не любим
   крыс мы любим
   за их нахальство и неслабую, резкую захапистость
   и с удовольствием даём всем пинка
   (любителям животных в том числе)
   мы ненавидим политиков -
   этих толстожопых фигляров в скучных костюмах
   - презрение -
   они даже хуже насекомых!
  
   - С кем из политиков ты бы подрался?
   - Я с Маргарет Тетчер - всегда ненавидел эту суку!!
   - А я бы отпиздил этого русского - седого... не помню как зовут!
   - Яй-ци-ин... вроде бы.
   - А ты-то, Кнут, сам с кем бы?
   Кнут хитро ощеривается: - А я мирный человек... но всадил бы хороший заряд дроби одному из главных здесь.
  
   змеи целуются с крысами
   муравьи взасос с водолазами
   водолазы не снимают подводных масок
  
   Кнут спит не разуваясь, не раздевшись - устал после концерта, успев записать лишь это:
   квадраты, коробки сплавляются по реке жизни
   чудо, а не зрелище!
  
   - Издеваться легко, а ты измени мир!
   - С ума спятил, - отвечает Кнут Кристофу, - как же его изменишь, если он сам этого не хочет. Не хочет меняться!
   - ...Может и не может...- Ден.
   Малюсенькая сцена - они втроём еле умещаются на ней - немота вокруг; а они сами - группа - втроём орут раздираясь и гремя своей музыкой, хоть кто б подпрыгнул; подвигался танцуя; крикнул бы давай-давай! - но никто.
   - никты они все -
   - Верно судишь!
   - Я бы их отпиздил!
   - Начинает надоедать.
   насекомые любят смех
   насекомые губят всех
   насекомые через край
   насекомые прямо в рай
   - Ты что-то совсем стал мрачным, Кнут,- говорит Кристоф с беспокойством в голосе и на уме.
   - Не бери в голову. Само пройдёт.
   - Мы беспокоимся за тебя!..
   - Я же сказал - всё путём! - цедит зло Кнут.
   в ушах унции золота
   во вшах съестное из человеков
   Человек ли я - или тварь, всего лишь, прямоходячая?
   чучела вместо Солнца, Луны и звёзд
   в телевизоре марионетки - это даже не смешно
   Люди носят обувь на десять размеров больше чем им положили.
   Столбы столбовой дороги, как спицы в колесе...
   точно! проглотить колесо
   потом как! закружится - закружится
   Я со своими ребятами - мы спицы в колесе, колесе нашей группы, нашего личного балагана. И нас уже каким-то тайным для меня способом, загоняют в эту нишу тычками иголок в задницу.
   "-Вот уроды!"
  
  
   - А что бы ты хотел изменить в себе или своей жизни? - вопрошает Кристоф Дена.
   - ..Я ненавижу своих родителей, и хотел бы избавиться от них, стать самостоятельным - стать самим собой. Избавиться от родительской опеки - вот чего хотел бы я. Но и произвести впечатление на них хотел бы, что мол их сын не пустое место. Что я музыкант - творец - и это звучит гордо.
   - А ты, Кнут?
   Кнут долгое время молчит. Лик его серьёзен и сосредоточен, и кажется уже - он не ответит, но отвечает:
   - Я ненавижу себя - я не такой как есть перед всеми; не такой каким должен быть! И это мучает меня. Обстоятельства жизни ставят - загоняют меня в узкие рамки - но я шире и глубже всего этого. Я хотел бы изменить мир! - произносит Кнут с горечью в голосе - но это невозможно. Можно изменить лишь взгляды на мир и это давит к земле меня. В себе я хочу изменить себя. А продолжение моей жизни итак меняется в сторону, что по нраву мне.
   - А я, что бы хотел менять? - спрашивает Кристоф сам у себя... - Любовь, да любовь - вот это я хотел изменить бы. Чтобы она наконец-то полюбила меня, или наконец забыть - ведь это убивает меня. Но мне нравится, очень, быть музыкантом - это моя отдушина и отвлечение от грустных мыслей.
  
   Ножи, склянки, банки - магазин видимо. Кнут бьёт ногами по стеллажам, он очень пьян и зол - и попадись ему кто-нибудь сейчас на дороге, он ударил бы этого человека бейсбольной битой. Он кричит что-то в стихах.
   вы пожираете моменты времени - Здесь
   вы выпиваете их, как бренди
   вы прямоходящие черти
   чертите своими хвостами себе судьбу
   я же повешен на гвозде времени
   и судьба моя давно пропета
   Охранник магазина не трогает Кнута - считая того сумасшедшим, выжидает, наблюдает. Станет ли хуже? Не вызвать ли полицейское подкрепление, размышляет. А Кнут покупает бутылку крепкого чего-то и намеревается просто уйти - кассирша смотрит на него с ужасом, она увидела нечто пугающее в его глазах.
   дерево плывёт зонтиком
   камень поёт чёртиком
   везде, везде, везде
   квадраты (и из камня и из плоти)
   "-Я тут должен строить что ли?" - размышляет Кнут, отпив четверть бутылки, прячась от полицейских в одном из дворов одного из жилых домов. Он ещё пригубливает, глотает. У него крайне тяжело на душе:
   взошло чёрное Солнце
   и сыпет на меня свой пепельный свет
   (наплюй, утро вечера мудренее)
   "-Может вправду лечь спать? Вот только допью, и спать."
   девчонки все или бляди, или бессмысленные дурры
   на стенах домов распускаются неясные своей красотой цветы. Они пахнут!
   жребий брошен
   ура! ура! ура!
   к чёртовой матери всё...
  
   NEGATIVE CREEP
  
   Звукача группы "Тибет" зовут Золтан - он отрицательный тип. Мужчина за сорок, с седоватым хвостом волос на затылке - "старый" рокер.
   Он намерено теряется где-то, когда нужно выгрузить - установить или загрузить - упаковать аппаратуру, пусть ебётся со всем этим молодняк. А он, стоя где-нибудь в сторонке (так, чтобы его не заметили) и попивая из фляжки что-нибудь крепкое, наблюдает за молодыми - как они "корячатся", таская аппаратуру, и ухмыляется холодно. Он вообще холодный человек, его мало что трогает.
   Он вытягивает бумажники, у таких же старых, как он, рокеров, когда представляется такая возможность - у молодых пустые карманы. После концерта он снимает несовершеннолетнюю девочку за деньги, а часто те сами раздвигают для него ноги под действием алкоголя и эмоций, вызванных драйвом концерта. Он любитель не очень законных наслаждений и не совсем традиционных.
   Во время обычной трескатни "молодых" в дороге - считающих себя невъебенными философами - он помалкивает. Прав его лишили за вождение в нетрезвом виде, так что эта чаша постоянно минует его - он только настраивает звук, и ничего более.
   Он любит когда его, после концертов, угощают на дармовщинку - тогда он старается пить за двоих. Он редко говорит правду - придумывая небылицы; а о себе никогда.
   Ему также случалось бить пьяных, чтобы забрать их кошельки; бить своих любовниц и бросать их беременными. Единственная его любовь - музыка, и влюблён он в неё до безумия; весь дом его заставлен стеллажами с виниловыми пластинками, но кроме этой любви, нет ничего другого в его сердце.
   Он опускается до мелких краж в супермаркетах, и не потому что нет денег, а просто ради совершения этого, это доставляет ему странную радость. Он подбивает Кнута бросить ребят из его группы вот такими разговорами:
   - Кнут, я исколесил все штаты с рок-группами - верь моему опыту, ты можешь быстро добиться большего один, чем с этими разъебаями. Верь мне...
   - Да что ты заладил, как проповедник - верь мне, да верь мне!.. Себе я верю! Понял?!
   После этого разговора Золтан сильно обиделся на Кнута, но вида не показывал, и очень ему стало хотеться напакостить группе и Кнуту в частности. Мол, не слушает его дельных советов - ещё пожалеет об этом. И продолжил свои занятия чёрной алхимией. Он решил создать гомункулуса, для того чтобы создание похитило гонорар группы - после большого концерта, и ждало бы, его Золтана, в условленном месте, чтобы передать ему деньги. И всё так ладно получилось у него - гомункулус вышел резвый, вертлявый, и деньгам группы было точно несдобровать. И сам Золтан уже ждал в условленном месте... Но оказался он в заблёванной комнате дешёвого мотеля, обоссавшись, он лежал в постели, обкрученный простынёй и одеялом. Он переборщил с кислотой.
   Но и здесь удача не совсем отвернулась от него - он подсадил на кислоту Кнута, и теперь у Золтана был стабильный приработок - доставать наркотик для лидера группы.
  
  
   Кнуту всё надоело, он решил создать голема - чтобы тот выступал за него, а сам собирался отправиться на Тибет. Но без длительной подготовки магического акта было не обойтись. Нужно было перерыть множество древних алхимических трудов (но с этим ему повезло - его записали в библиотеку(где он ни разу до этого не был)) и поступить в учение к магу. Но силою своего художнического дарования Кнут форсировал события многократно.
  
   TURNAROUND
  
   И вот, ритуал совершён - глиняный Кнут стоит посреди комнаты и осматривается и интересуется, куда же попал. Настоящий Кнут совершает последний штрих - придаёт человеку из глины вид настоящего человека.
   - Ты - это я? - спрашивает голем.
   - Точно, и сегодня у тебя концерт. Рок концерт. Ты знаменит, за тобой толпами бегают поклонницы - так что вперёд! А мне всё это надоело, и я уезжаю на Тибет. Надеюсь, ты сохранишь нашу тайну - я отдал тебе свою популярность, ты же дашь мне свободу. Договорились?
   - Договорились, - сияет дубль-Кнут.
   - Ну и покедова тогда! И ещё, начинай вживаться в роль.
   - Ага, - был ответ.
  
  
   У Кнута был билет на гигантский океанический лайнер, и он не пропустил свой рейс.
   - он в море -
   Его не мучает морская болезнь - ведь он с детства мечтал отправиться куда-нибудь на большом корабле. Он - Кнут - свободен теперь. Он напился от радости и приплясывает, напевая вполголоса песни "Тибета". Кто-то подхватил пение. Пьяная компания.
   - Кнут сейчас выступает на материке, как хотелось бы попасть на его концерт!
   - Ага, тож, хоч! - заплетающимся языком выговаривает Кнут.
   - Айда - с нами!
   - Айда-а! - прокричал Кнут, опьянённый свободой.
   Они с компанией пируют всю ночь, а под утро падают без сил в своих каютах и не своих каютах.
   - Кнут плывёт на корабле в Европу -
  
  
   Кнут проснувшись и "продирая" глаза, вспоминает, что он плывёт на гигантском пароходе.
   - "Вот здорово!" - думает он внутри себя.
   Ещё несколько часов он лежит в кровати своей каюты, мучась от похмелья. Но потом заставляет себя встать. Отправляется завтракать в корабельный ресторан. Потом, по его плану, он с удовольствием отправится бродить по кораблю, исследуя его.
  
  
  
   Кочегар грязен и невзрачен, светится своими белыми зубами:
   - А хочешь побросать уголь в топку?..
   - Как-то не очень...
   - ..Это интересно, я вообще считаю, что у меня красивая работа. Вот поддашь жару, и огонь как красив! - глаз не отвести! Давай пробуй, что стоишь как истукан - ну поддай жару!
   Кнут, неловко, взял лопату.
   - Знаю, ведь, что корабль осмотреть желаешь - а тут самое его сердце. Почуй красоту этих красно-оранжевых цветов, и собственную силу - поддерживать огонь.
   Кнут бросил с полдюжины лопат угля в топку:
   - Как-то это не по мне - кормить это пламя. И вообще, у меня руки музыканта.
   - А здесь звучит своя суровая музыка - гул машин и гул огня, и это прекрасно! - громко возгласил кочегар.
   - А на палубе солнечно и морской воздух очень хорош, так что не втирай мне, что ты занят райски приятным трудом.
   - А мне здесь нравится, - заявил кочегар, - суровая атмосфера, мужская. А ты сам, как перекати-поле - где интереснее, туда тебя и гонит.
   Кнут, потупившись:
   - Я пытаюсь измениться...
   - Молодца! И вот что добавлю, лучше по коридорам парохода не броди один, всякое может случиться, корабль совсем древний, и стены и переборки его напитались жуткой, местами, энергией.
   - Опять мне баки заливаешь?!
   - Чистая правда. И правда в том, что сам я ничего ТАКОГО не видел, но слышать - слышал много историй. И вообще, говорят что кочегары прямо из угля появляются. Я вот на берегу ни разу не был, и совсем не помню, как меня занесло в эту кочегарку. Может я также, как ты, праздно шатаясь, забрёл сюда, а дороги назад не вспомнил. И углы кочегарки, и тоннели за ней, часто меняются местами; появляются новые двери, и новые кочегары выходят из них - все мы здесь чумазы, тела грязны, не отличишь себя самого от других.
   Кнут: - Остаётся узнать что вы здесь курите?!
   - Махорку, что же ещё.
   - Просто табак?
   - Просто.
   - Тогда и дела у вас табак. А вот у меня есть цель, и я ни за что не останусь на этом корабле!
   - А что за цель? Девчонка верно?
   - Я еду на Тибет, - просто сказал Кнут.
   Но кочегар потерял, вдруг, всякий интерес к беседе, и принялся ловко забрасывать уголь в топку. Лопата его, отполированная до блеска от постоянного использования, так и сверкала - туда-сюда.
   А Кнут бродил по коридорам и переходам парохода, и предостережения кочегара были для него - пустой звук. Но вдруг краем зрения он заметил дверь, и вроде бы её не было там минуту назад, а из двери той вышел кочегар - точь-в-точь тот, предыдущий - зубастый и чумазый - побрёл в сторону, противоположную движению Кнута. Кнут хмыкнул.
   На этот раз его внимание привлёк мелкий зверёк, что выбрался откуда-то. Это была крыса.
   - Здорово, крыса, - зачем-то произнёс Кнут.
   А крыса зачем-то ответила на человеческом языке:
   - И тебе здоровья. Нам по пути, идём вместе, поболтаем.
   Кнут кивнул.
   - А что это ты - крыса - разговорилась по-человечьи.
   - А я теперь не просто крыса, я и мыслитель и стратег.
   - О чём ты? - не понял Кнут.
   - В черепе моём, в моём мозге вдруг открылась дверь в генетическую память моего народа. А народ мой древний, как ты знаешь?
   Кнут пробормотал что-то утвердительное - чтобы не сойти за лоха перед крысой.
   - Так вот, - продолжала крыса, - память и прижизненные действия миллиардов поколений крыс - вот здесь, - и крыса приостановившись, постучала по своей пушистой голове лапой. Весь опыт тысячелетий жизни крыс известен мне! А сейчас я так же, как и ты, изучаю этот корабль. В будущем я буду безраздельно властвовать на нём. А ты, если не хочешь превратиться в раба, поскорее покинь пароход.
   - Но зачем крысе эта власть? - спросил Кнут.
   - А я и сама не знаю. ..Но нужно же куда-то применить силу моего интеллекта!
   На том они и распрощались, Кнут был уже на верхней палубе и наблюдал за чайками. Скоро берег пристани. Чайки, от чего-то, сложились в небе в слово - Тибет.
   а под водой цвели разные цветы
   водолазы улыбающиеся нюхали их
   и хвост кометы задел мои волосы
   растрепав их
   а птицы трудились над словом "Тибет"
   (Кнут понял, что до Тибета ему нужно лететь на дирижабле.)
   сирень в глазах проплывающих мимо дам
   (А Кнут пень пнём уставился в воду.)
   водолазы махали руками
   и как-то плыли не так
   в воде они изображали слово - Тибет
   интеллект ракообразных передавался птицам воли
   - все пели -
   всё пело
  
  
  
  
   А вот и пристань. Порт назывался - Порт. Кнут сошёл в порту Порту, как и наказывала крыса - спеша не стать её рабом.
   золотоглазые крысы улыбались
   ребёнок проснулся и заплакал
   рубин съел нищий и подавился
   - мой удел - дальше -
   В чём мой удел?
   в волосах замечательных птиц
   - а дальше? -
   гвоздеяблочные берега Англии
   (колючие взгляды)
   чужак с чужим выговором
   (но ветер друг; направит)
   - я ищу направление -
   В Тибет!
   я носом чую, я дойду
   и доберусь и догоню
   пальцекраски на головы,
   аброкадабрические краски
   - ими он рисует -
   синеву скрытого плода мечты
   ме...чи для войны с пространством.
   улечи себя во лжи к себе
   - чего ты хочешь -
   Тибетских гор!
   Где твоё Спасение из этого мира?
  
  
  
   Кнут, тут же, в порту нашёл гостиницу. Грязная она и пропахшая рыбой - здесь ночуют рыбаки, которые не смогли добраться до своего дома. Кнут же панк, потому его всё устраивает; устраивает, что нет телевизора - он ненавидит телевидение; и то, что нет ванной комнаты - он ненавидит купаться. Кнут весь вечер и большую часть ночи слушает музыку через наушники на плеере. Ужинать он не пошёл, не хотелось (он вообще мало ест). От того стал худ и бледен. Но Кнута не покидает хорошее расположение духа, он считает, что на правильном пути.
   сереброликие куклы
   нужно выбрать одну и сломать
   шприц качается на изгибе локтя - пульсом
   красивые слова в некрасивом состоянии
   (он ощущает полёт мысли и тела)
   горькая звезда во рту
   рви вперёд
   реви вперёд
   Сон некрепкий, полон сновидений его. Ему снится, что крыса захватила не только корабль, но и порт Порт, и он сам стал её рабом. Не пыльное занятие, бюрократическая работа, подписывать бумажки - у крысы слишком маленькие лапки, писать у неё не выходит.
   Кнут просыпается в поту и жадно набивает лёгкие воздухом и сигаретным дымом. Ему пора ехать в аэропорт дирижаблей. Уже в порту дирижаблей, Кнут знакомится с юной девушкой - брюнетка, высокая (выше Кнута), стройная; и к тому же она умна. Они разговаривают стихами.
   Стихии сегодня молчат -
   подходящий день для полёта на дирижабле.
   Птицекрылая конструкция - огромна,
   лестница будто в небо
   в небе ещё видны белые кости созвездий
   ещё ранняя рань
   как Вам моё психоделическое платье?
   вполне!
   Дирижабль, обгоняя птиц, движется в Китай. Оттуда поездом до Тибета. Кнуту весь маршрут ясен до мелочей. Только новое знакомство сбивает его с толку. Девушка по имени Рита приглашает Кнута в Париж. Но это в другой стороне.
   Гигантский баллон с газом над головой. Важное парение. Каюты роскошны. Не всякий может позволить себе путешествие на дирижабле. Кнут с Ритой напиваются до упаду в ресторане бортовом, а потом танцуют странные танцы.
   уздечка звёзд на носу дирижабля
   хоры и хороводы вокруг
   и шприцы, болтающиеся на изгибах локтя - пульсом
   и секс
   а потом нежность момента неги
   Дирижабль уютно укачивает своих пассажиров.
   - ...Да что тебе делать в Тибете?
   - Сам не знаю. Но тянет.
   - Париж - столица искусств, ты пришёлся бы там ко двору.
   - Я везде не ко двору и не к месту! - восклицает Кнут.
   - Ты будешь со мной. И, я там многих знаю, и смогу тебя познакомить с ними.
   - Мне хочется в горы.
   - Это же чертовски далеко, этот твой Тибет!
   - А я никуда и не тороплюсь.
   - Но как же мы!..
   - Я тебя с собой не зову - это билет в один конец, - вдруг, почему-то, выкрикнул Кнут.
  
   ALL APOLOGIES
  
  
   - Мне нечего более петь для них!
   - Так пиши для себя.
   - Не получается. Ничего не получается.
   - Ты рисуешь - можешь заниматься этим.
   - Мне всё надоело!
   - Старая песня...
   - Вот и я о том же...
   - И что тебе даст твой Тибет?!
   - Я не зря так назвал свою группу!.. Не знаю.
   - Так езжай в Париж!
   - Нет.
   бессмысленные пчёлы жужжа пролетают над снегами
   синеглазые цветы печальны
   это проза жизни
   - Я, возможно, люблю тебя...
   - Я, возможно, тоже.
   - И даже это не имеет для тебя значения?
   - Это значимо... Но я хочу в горы.
   - Горы есть и в Европе.
   - Для меня нет.
   - Ну едем же со мною!
   - Нет.
  
  
  
   Дирижабль медленно парит в воздухе. Они расстались практически врагами. Девушка не простила Кнуту его отказ отправиться с ней. Но им было не по пути. Кнуту всё грезились коричневые древние горы, монастыри; ему виделось покойное проживание в какой-нибудь глухой тибетской деревушке. (Он даже не взял с собой гитары - так ему опостылела его музыка). И воздух. Какой там должен быть чистый воздух.
   Он разглядывал из иллюминаторов старушку Европу - не видя там себе места. Он знал, что у группы "Тибет" намечен тур по Европе, и возможно где-то там внизу бесновался на сцене его двойник, сделанный из глины. Но Кнуту было всё равно. Он не завидовал чужим, теперь для него, овациям, в которых купают членов группы фанаты. Он думал о других вещах, о более долговечных вещах, чем рок-музыка.
   Он думал:
  
   если цветы пели
   запоют и цвета
   если эмоции ели
   то правда не та
   воздух синий кругом
   благодать
   он готов свои силы отдать
   за движенье не кругом
  
  
   Старушка Европа осталась позади. Они летели над дикими степями юга России. Вся комната Кнута была завалена одноразовыми шприцами и стоял специфический запах. Он не обращал внимания. Когда приходил в себя, выдёргивал шприц из сгиба локтя и, одевшись в многочисленные свитера и драные джинсы, выходил пройтись по палубе. Больше друзей он не завёл, хотя знал уже всех пассажиров дирижабля в лицо. Все они не вызывали доверия. Он чувствовал себя одиноким и покинутым, но это чувство было всегда с ним, он привык к нему. Но главное, его радовало будущее - он шёл (точнее летел) к своей цели, и этого было не отнять у него никому.
   Пассажиры стали убывать, они всё сходили и сходили на остановках дирижабля. А Китай был всё ближе. Кнут грыз ногти от нетерпения. Китай, а потом поездом в Тибет. Кнут пытался пробраться в машинное отделение дирижабля, но его не пускали; тогда он решил схитрить - и притворившись пьяным, приблизился к часовому, и в падении вонзил шприц с наркотиком тому в шею и проскользнул куда хотел. Здесь было жарко и чадило, Кнут побродил по закоулкам, изучая что здесь и как, и наткнулся на обезьяну кочегара. Это была крепкая большая горилла, которая обеими своими мощными лапами держала по лопате и кидала в топку уголь. Кнут решил заговорить с ней первым:
   - Добрый день, обезьяна! Как работается?
   Но обезьяна лишь ответила:
   - Греби отсюда! - и продолжала своё занятие.
   Тогда Кнут вогнал и ей шприц в шею, обезьяна расслабилась и стала рассказывать про джунгли её родины, примерно вот так:
   зелень, зелень, зелень
   много говорящей пищи
   попугаи поют хором
   свет распадается на фрагменты листьями пальм
   мои сородичи могучи и велики
   мы - сила для отвоёвывания Африки у людей
   и мы победим
   да! победа за нами!..
   Обезьяну зациклило на этом - победа за нами. И тогда Кнуту пришлось самому кидать уголь в топку, но не двумя лопатами - это у него не получалось. А обезьяна в бреду плакала и причитала:
   - О! где земли моей юности. О! этот паршивый дирижабль. О! будь он проклят! О! как же я хочу домой!
   Кнут бросал и бросал уголь, и это даже понравилось ему, огонь гудел в топке, и бил из неё свет, алый, яркий, чистый. Но вот обезьяна пришла в себя и стала сама кидать уголь в топку. Кнут решил, что пора уходить, для того чтобы не расстраивать своими словами; он выбрался на палубу и гулял там. Было прохладно, Кнут мёрз, но не уходил, всё пытался рассмотреть горы Тибета. Дирижабль приближался к одной из провинций Китая, Кнут был в восторге, приближаясь к своей мечте.
   Однажды он "сорвался", и разнёс свою каюту почти полностью, ведь дирижаблю пришлось сесть аварийно - надвигалась буря, и гигант просто не смог бы с ней совладать - они бы сбились с курса. Запасный порт находился как раз недалеко от их местоположения - но это было так неудобно, так далеко от места следования. Кнута это так бесило, что сбежались все официанты и охранники корабля. Но у Кнута было полно денег, и уже через полчаса у него была новая каюта, но это не утешало его, ему очень хотелось попасть в Тибет. Тогда он решился, забрав свои вещи, и выяснив, где находится автовокзал, зашагал в том направлении.
   А буря всё не стихала, дождь лил и лил, Кнут промок до нитки, но упорно продвигался к выбранной цели. Автобус оказался на педальной тяге. Все пассажиры крутили педали, и автобус двигался. Безропотно крутили. Но Кнут был против. Ему хотелось ширнуться и забалдеть, а не наяривать на педалях.
   что за идиотский автобус?
   лучше бы он был живым и двигался как конь
   тогда бы я схватил автобус за гриву и нёсся бы к цели
   а тут
   хрустальные глаза
   а тут
   безропотность рабов
   - свободен я -
   они - эти педалисты
   сами ввинчивали себя в детали своего мира
   - сами -
   ни кто их не заставлял
   и стало казаться мне
   что их пассажирские головы
   сделались шестигранны
   и заблестели смазкой
   как их хрустальные глаза
   - не хочу быть таким как они -
   Кнут не стал крутить педали под своим сидением - демонстративно. Остальные пассажиры, хотя и были недовольны, но выражали своё недовольство молча. Кнут даже обоссал одного из недовольных, но тот реагировал молча, внутри себя. Кнут реагировал на всё это сначала со смешками, а потом испугался: "Это не люди, а роботы уже", - подумал он. И стал бросаться в пассажиров купленными наспех, у здания автовокзала, фруктами. Досталось и шофёру. Тот не крутил педалей, а только руль. Но эти, так называемые, люди терпели молча, усердно крутя педали. Кнута вырвало в проход между сиденьями. Все пассажиры сделали вид, что ничего не произошло. Когда Кнута затошнило во второй раз, он намеренно направил поток своей рвоты на соседа. Тот смолчал. Тогда Кнут стал горланить песни "Тибета" во весь голос. Пассажиры наоборот, приободрились и стали ещё усерднее крутить педали. Кнут решил, что ему снится кошмар и хотел проснуться, но наоборот уснул.
   гвозди без шляпок
   часы без стрелок
   но вбиваются, но идут
   идут одинаковые лица
   из стекла
   их мысли прозрачны
   их правда проста
   забиться в общий механизм
   и стать цельным от этого добровольного факта
   - какое это не моё! -
   цель, идти строем в одинаковых глазах на голове
   колосья пшеницы, что растоптал ветер
   гвозди с гарантией не выходить из строя
   - неужели так везде? -
   (раньше не замечал)
   государство - банка наполненная одинаковыми гвоздями
   - всё как у людей -
   "- У меня не так, - размышлял Кнут, - у меня стремление освободить себя! Быть цельным самому, а не посредством коллектива. Где же вы - горы Тибета?!"
   В автобусе даже не с кем было поговорить - так усердно все крутили педали. Среди китайцев попадались и европейцы, с которыми можно говорить на общем языке, но те также усердно, как и китайцы, крутили педали.
   - может они куда-то опаздывают? -
   "- А мне нужно успеть к поезду, что доставит меня в предгорья Тибета; и в купе я смогу спокойно ширнуться."
   Через некоторые минуты кошмар движения на автобусе закончился, автобус доставил Кнута к зданию железнодорожного вокзала.
  
  
   LITHIUM
  
   Поезд подошёл по расписанию, и Кнут занял своё купе. Он уже успел ширнуться и пребывал в радостном положении в мире с собой и остальным окружающим. Вдруг он стал слышать голос в своей голове. Голос был дружественный и, вроде бы знакомый. Это был голос его голема. Точнее его собственный голос. Голем распространялся о достоинствах нового альбома группы "Тибет". Кнут стал шарить по вагонам поезда в надежде найти топку и отвлечься от этого голоса заброской в неё угля, но поезд работал на дизельном топливе и не нуждался в угольной топке; Кнут лично проверил это, пробившись в кабину поезда сквозь проводников и машинистов.
   Он был так расстроен, что плакал. Вернулся в купе и всадил себе в вену ещё одну дозу. Но от этого голос в его голове стал слышен ещё отчётливее, и к этому голосу прибавились другие голоса - музыкантов группы и журналистов. Как убрать эти дружественные голоса он не знал - потому лёг спать и быстро уснул. Ему снился сон. Что он опять на сцене горланит свои песни. Видимо он наблюдал, то что делает его голем. Проснувшись, он думал, что даже уехав так далеко, не может спастись от прошлого. Между ними - големом и Кнутом установилась некая связь, что обострялась во сне или с действием наркотика. Кнут был в панике и бегал сквозь вагоны из конца в конец поезда. От бессмысленной беготни его спасла женщина, что втолкнула его в своё купе и поимела его там по полной программе. Из-за действия наркотика Кнут долго не мог кончить, а когда это произошло, он зашептал ей на ухо:
   - Я люблю тебя и не хочу сойти с ума.
   Женщина по имени Поли попросила Кнута связать её, она сказала что у неё есть верёвка.
  
  
   POLLY
  
   Коктейль из наркотиков, секса и мазохизма. Кнуту так понравилась игра со связыванием, что он не реагировал на просьбы Полли развязать её. Он ударил её несколько раз и обоссал её с ног до головы. Полли стонала. Хотя эта женщина была немолода, она сводила Кнута с ума.
   - Я люблю тебя и не хочу сойти с ума!
   Полли помогала Кнуту избавиться от друзей в голове. И опять избиение и тугие верёвки, врезающиеся в тело.
  
   Тем временем, поезд дополз до предгорий Тибета. Кнут выскочил из поезда, позабыв свои вещи и забыв развязать, в очередной раз, перетянутую верёвками как пышный торт Полли, прошептав на прощание:
   - Мне нравится это, я не хочу сбрендить.
   На полустанке, что нельзя было назвать вокзалом, из-за убогости здания, стоящего тут, Кнут нанял повозку с запряжённым в неё рогатым быком. Возница ни слова не понимал по-английски, а Кнут не знал местного языка, но Кнуту удалось втолковать в голову аборигена то, что ему нужно в горы.
   Итак, они едут трясясь в повозке, по неровной грунтовой дороге; Кнут трясся также и от холода, он не удосужился купить тёплых вещей и был одет, как спрыгнул с поезда (- Я люблю тебя и не хочу сбрендить!) в трёх свитерах, надетых один на другой, и в рваных джинсах, надетых на грязные спортивные штаны, обувью его были кеды. Но Кнут стоически сносил холод. Он упивался горным свежим воздухом. Он был в Тибете.
  
  
  
   NIRVANA
  
   Проезжая через маленькую деревушку, Кнут был обласкан аборигенами, сердобольные они подарили Кнуту овечий тулуп и валяную из шерсти обувь. В благодарность Кнут исполнил под аккомпанемент местных инструментов несколько своих песен в деревенском клубе. Аборигены хотя и не понимали слов, были в восторге.
   Дальше Кнут двинулся пешком (отпустив возницу), снабжённый некоторым запасом пищи и молока. Выяснилось, что до одного из тибетских монастырей было подать рукой. Его связь со своим големом до того обострилась, что Кнут параллельно видел и своими глазами и глазами голема. Это, не только доставляло большое неудобство, но и мучило Кнута. Он желал удалиться от мира и пожить отшельником в монастыре, но мир грубо вторгался в его бытие. У Кнута оставалась единственная надежда, что монахи помогут ему обрести душевный покой.
  
  
  
   Он брёл по каменистой тропе ведя кончиками пальцев по скале справа от себя, слева же, совсем близко, находился обрыв. Ещё какое-то число шагов, и Кнут увидел постройки монастыря и монахов в ярких одеяниях, что бродили между построек. У Кнута сердце подпрыгнуло в груди. Он был счастлив.
   яркая тайна открылась мне
   музыка более дивная,
   чем когда либо приходилось мне слышать
   послушать поющий правду ветер
   и шёпот всезнающего духовного наставника
   в красоте нет брода
   но можно пройти
   ода
   прекрасному чувству в груди
   иди
   и будешь принят таким какой есть
   есть
   в мире ось
   и находится здесь
  
   Кнут почувствовал себя будто вернувшимся домой после долгого отсутствия.
   Голем Кнута чувствовал себя одиноким и пытался лгать себе, чтобы изменить настроение.
   "- Там толпы фанатов у стен гостиницы, они скандируют моё имя, я нужен - нет, необходим им...
   - мысли Кнута и голема Кнута перемешались -
   ..они ждут новых песен группы Тибет. Без меня группа прекратила бы своё существование... Но всё равно как одиноко. Мне кажется, что они хотят моей смерти, чтобы превратить в совершенный идол. А если открыть дверь балкона и выйти к ним, как они себя поведут? У меня нет сил терпеть всё это - они хотят моей смерти. Продюсеры - заработали бы на моей смерти. Альбомы мертвецов расходятся быстрее. И так всем было бы лучше, они обрели бы своего великого благодарного мертвеца - кумира. А я бы успокоил свою душу. Я устал от песен, устал от стихов, мне нужен отдых. И даже ширка уже не помогает расслабиться."
   Голем вышел на балкон. Толпа внизу взревела. Кнут встал на краю обрыва, и ветер взвыл в ушах. Руки фанатов тянулись к голему, как бы приглашая его к прыжку.
   - оба Кнута прыгнули -
   Голему показалось, что руки вытянутые снизу, пробивают его тело насквозь - грудь, живот и голову. Он спрыгнул на подставленные руки с десятого этажа. А Кнут всё ещё летел на вытянутые кверху скалы. На его лице было отчаяние, он упустил свой шанс.
  
  
  
   Вроде бы зрение возвращалось к нему, сквозь веки он чувствовал свет, и тогда же чувства сообщили ему, что он в неудобной позе сидит на чём-то твердом и тёплом. Он открыл глаза. Кнут (он с трудом вспомнил что так его зовут) увидел луг жёлтой травы, что была густа и сочна. Неподалёку паслись странные многоногие создания пурпурного цвета. Пастух с длинной палкой в руках уставился на Кнута. На пастухе была странного вида одежда, напоминающая камзол. Кнут оглядел себя, его одежда переменилась, он сам был наряжен в изрядно потёртый камзол. К тому же подмышкой Кнут держал странного вида струнный инструмент.
   - Ты бродячий музыкант?
   Кнут от неожиданности кивнул. Язык, на котором к нему обращался пастух, не был английским, но Кнут прекрасно его понимал.
   - Я не заметил, как ты появился, - продолжал пастух, - сыграешь мне? А я отплачу тебе завтраком из молока, сыра и хлеба.
   Кнут решил запеть в плане эксперимента. Получится ли у него аккомпанировать себе на этом новом инструменте. И его интересовало на каком языке он запоёт. Он запел. На местном языке, и звенящие струны выдавали подходящую мелодию. Пока Кнут пел, он не смотрел на пастуха, а рассматривал дальние шпили города. Вот туда он и направится.
  
  
   КОНЕЦ
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"