Иссине -черное нависло сверху, закрыв собой весь радостный мир, наполненный оранжевым и фиолетовым, цветами радости и счастья. Менелай нес свой груз, различая путь по сладостному запаху дурмана. Он думал о Ней - и только о ней, своей матери и своей Великой Любви. Он всего только раз мельком видел ее, Царицу и Единственную Женщину, обольстительную до умопомрачения. Он вышел из ее лона - и это было единственным возможным телесным контактом между ним, еще бесформенным эмбрионом и Ней, воплощением совершенства, обольстительной и недоступной. Он грезил ее прикосновением, он сходил с ума от одного видения ее чарующего образа. Ради нее он готов был выполнять любую невыносимую, немыслимую работу. Любой, даже самый тяжкий груз казался ему легким, как пушинка, когда он думал, что своей работой доставляет Ей хотя бы малую пользу. О, как она была обольстительна и желанна! О, это недостижимое совершенство божественных форм! Даже тайно грезить о ней - райское наслаждение. О, как он будет работать, как будет стараться хотя бы в своей адской работе стать достойным ее. Конечно, он не сможет быть с ней в этой жизни. Это ясно и не подлежит обсуждению. Но впереди еще множество перерождений. Он будет очень стараться - и в одном из своих будущих воплощений может быть - ах, сладкие грезы! - заслужит право прикоснуться к ней... А дальше - ох, это находится за краем возможного, он станет мужчиной - и среди других удостоенных райского блаженства, возляжет с ней на ложе наслаждения. О, немыслимое, невозможное счастье! За этот краткий миг стоит заплатить многими жизнями мучений и истязаний. О, сладкий час! Я живу ради тебя и умираю ради тебя!
И в этот момент иссиня-черное надвинулось и мгновенная страшная боль заполнило все тело. Но это длилось всего лишь доли мгновения. Потом пустота заполнила все. Мир исчез с последним отблеском видения Единственной Женщины.
Писатель Пупкин шел по лесной дорожке, нервно обдумывая название своего нового романа. Все варианты его совершенно не устраивали. Конечно же, он не заметил, как раздавил перебегавшего дорогу муравья, тащившего в муравейник огромную сосновую иголку. Писатель Пупкин, неотвратимый, как сама судьба, двинулся дальше, не зная даже, что только что уничтожил живое существо, а вместе с ним - целый мир, значительно превосходящий своей глубиной все то, что уже написал писатель Пупкин и даже все то, что он когда-нибудь напишет.
А несчастный Менелай, покинув обезображенный раздавленный комочек своего прошлого тела, воплотился в новую сущность. И вот уже он, самец-муравей, приближается к ней, Своей Мечте, Единственной Женщине, муравьиной матке - и, о мгновение неземного счастья - именно он должен оплодотворить ее для нового потомства. Она смотрит на него с лаской и томительным ожиданием. Он приближается к ней и касается ее совершенного и единственного в своей небесной красоте тела. И, закончив свой земной путь, его бессмертная душа устремляется в нирвану, чтобы там уже не расставаться никогда с Ней.
И, проносясь сквозь эмпирей в стремлении к высшему небу праведников, не знал Менелай, что своим избавлением обязан он незадачливому прозаику Пупкину, несчастнейшему и ничтожнейшему из людей.