Взяться за сии мемуары сподобил меня племянник, младший сын старшего брата моего. Юноша энергичный и непоседливый, побывавший давеча в южных пределах и принявший участие в войне Северной Лиги против Императора. Способный юнец вернулся назад с неким (весьма небольшим прибытком) и массой впечатлений, основным из которых явились действия новомодной ныне панцирной пехоты. По словам моего молодого родственника войска эти являются истинно "королевой полей", наследуют легионный опыт Старой Империи ( той которая эльфов с земель вышибла, а не той, что сейчас на Юге гниет) и устоять перед ними никто не может.
Выслушав его восторженные отзывы, ваш покорный слуга начал перебирать многочисленные случаи своей, почти сорокогодовой боевой жизни, пытаясь подтвердить или опровергнуть такое смелое заявление. Долго рыться в памяти не пришлось и на ум явился пример, который ярчайшим образом показывает всю глубину заблуждений, излишне экзальтированных молодых людей, в преклонении перед новинками идущими с далекого юга. Для пущей назидательности, мой племянник предложил сию историю записать, что бы не только он мог воспользоваться знаниями и опытом старших поколений. Предложение весьма пришлось мне по душе и нашими совместными усилиями этот небольшой опус увидел свет. Для удобства прочтения и пущей усидчивости разделили труд на три части. Первая - "Осветительная", вторая - "Назидательная" и третья - "Заключительная".
Примите мое почтение, искренне ваш и прч. и прч.
Барон Лонгобрад по прозвищу Синебородый.
Часть первая - Осветительная.
Дело было более тридцати весен назад, когда Герцогство наше, благодаря энергичности молодого государя Максимилианна Просвещенного, активно расширялось и уже начало подавать надежды лет через пять, превратиться в небольшое королевство. Примеров тому вокруг было несчесть.
По первости прирост угодий был за счет варваров-язычников поклонявшихся Трилистнику и камням различным, живших севернее моего замка среди бескрайних болот и лесов. В земли те мы не раз хаживали с государем в полюдье, собирая каждый раз дань немалую. Именно там, впервые за многия пятигодия нашей латной коннице посмела противостоять пехота. В лесных дубравах, там где одоспешенному рыцарю было не развернуться, инда кипели ожесточенные схватки. Ловкие лесовики стаскивали всадников наземь крючьями и беспощадно выбивали из них дух сельскими цепами и молотами. На больших полянах или полях сии воины строились "стеной" в несколько рядов и закрывшись большими щитами, встречали нас частоколом "деревец" - грубо сделанных, толстых копий. Хоть и были они язычники, но ратоборцы крепкие духом и телом, тыл не показывали, бились изрядно, держась друг-друга в десятках и сотнях, где завсегда являлись промеж собой родственники. Мне они нравились и заводил я многожде раз дружбу с бо ярыми их, некоторые живы и по сю пору, правда теперь Пяти Богам поклоняются и короля нашего Государем кличут. Сила силу сломила, вторые и третьи сыновья рыцарей да баронов свои замки на тех землях сладили и я, раньше обитавший в пограничье диком, оказался в центре обжитых мест, имея по соседству замки многия. Что до пехоты лесной, то затвердил я крепко - против рыцаря на добром коне, когда одоспешены оба, то слабо им, сколько б лесовиков не собралось вместе. Разве уж если рыцари совсем без ума в чащобу залезут, где развернуться невмочь, то тогда бо яры с людьми многими их одолеют, а ежели с умом и толикой осторожности, то ни в жисть. Пару весен жили мы с моими соседями тихо и скучно, полюдье кончилось, лесовики руку государя признали, а жрецы по всем дубравам храмы свои ставят, так что ходить некуда стало. Я уж совсем жениться собрался, как из столицы весть пришла, граф рыцарское рушенье собирает! Барону Лонгобраду в той вести был особый приказ, из витязей Севера хоругвь исподобить. Сроку правда дал мало - две терции и чтоб стояли мы перед его взором ясным. Разослал я нарочных по всем близлежащим замкам, с наказом, передать дальше и пониманием того, что больше семи дней ждать не буду.
На третий день потянулись рыцарские копья и одиночки, поле перед замком расцветало пестрыми палатками и шатрами, а в трапезной начался бесконечный пир. Рушенье гуляло! Пили, аки прузи толченое зерно изводят - безмерно. Повсюду валялись или бродили пьяные господа рыцари, шпыняя дворню и пугая ключницу. Один в изумлении провалился по пояс в выгребную яму, да так и заснул стоя, другой в голом виде влез на башню и вознамерился уподобиться птице небесной, хорошо его паж за ноги поймал. На пятый день ваш покорный слуга запретил выносить хмельное, благородное рыцарство начало трезветь. К вечеру многие стали понимать кто они и где находятся, ключница осмелилась выглядывать в дверь своих покоев, дворня задышала ровнее. На утро был объявлен смотр.
Густо дыша перегаром, горяча коней, разряженные в лучшую одежду господа ополченцы выстраивались в кривоватую шеренгу, за ними в затылок строились пажи и жандармы, у кого они были. Гнусаво проревели рога, из ворот замка появился я, вместе со своими двумя рыцарскими копьями из пяти пажей и пяти жандармов. Копья проследовали на левый фланг, а барон Лонгобрад продефилировал дважды вдоль строя. Речь была короткой:
- Государь собирает рушенье, хоругвь веду я. Условий два. В походе полное подчинение, скажу траву жрать, значит траву жрать! Скажу дерьмо шлемом черпать, значит черпать! Кто не хочет, пусть сейчас уезжает, обиды в том нет. Герцог в столице ждет всех. - Несколько всадников выехали из шеренги и махнув своим людям поскакали к палаткам. Это были из тех, кто в поход под моей рукой ни разу не ходил, остальные знали - где Синебородый там победа и добыча немалая, за такое можно и гордость свою слегка попридержать.
- И другое условие. В бою хочу всю хоругвь как кулак свой видеть, для того котты одинаковые на всех рыцарей и людей надеть! - Что тут началось...
- Невместно рыцарю в чужих цветах биться!
- Мы не пажи тебе, чтоб цвета твои нести!
- Нас боги по цветам нашим отличают! Сменим цвета, беду на себя накличим!
- То урон для чести великий!
Орали долго, я две краткие молитвы Илагону-разрушителю прочесть успел, потом устали, затихать начали. Из шеренги старый барон Дохлая Рыба выехал. Прозвали его так за то что на гербе сия животная намалевана, чисто карп на берегу озера три дня пролежавший, но при том в глаза обзывать не смели, больно рука у барона тяжелая, не смотря что пятый десяток разменял.
- Бывало такое раньше, когда в сечу особо лютую идти собирались, своих в беду попавших сразу видно. Такое бывало раньше, когда хоругвь отдельными копьями бьется, сразу видно кто с какой стороны идет. Нет в том чести умаленья и боги нас под цветными тряпками как облупленных видят. Пустое орете и ты бестолочь - он ткнул пальцем в латной перчатке на своего младшего, который только во второй поход идти собирался - без ума рот раззявил, в строю научись скакать, потом вякай. Невместно ему видите ли. Сопля! Господа мои, так я скажу, для общей победы и общей добычи, без которой хоругви не бывает, согласен я на время похода цвет Синебородого нести! Только если поединок какой, то уж не обессудьте, в своих поеду.
Господа рыцари задумались, почухали затылки о чем-то переговорили и из разных мест строя стало доноситься:
- И я согласный! И я! И я!
Согласилась хоругвь.
После смотра, господа рыцари собрались для решения вопросов насущных. Многие с одним пажем или простым слугой прибыли, их надо было по копьям распределить, да так чтоб старший в копье уважаем и авторитетом был. Потом о телегах спор случился, обычно в походе на пять всадников один воз полагался, против этого никто не возражал, но как всегда припасы на выделенные телеги не умещались. Потом до главного добрались, за чем в поход идем, какая добыча для хоругви нужная. С тем разобрались быстро. Земли и угодий у каждого из нас немало есть, а вот людишек не хватает. Лесовики, те под руку своих бо ярых бегут, кои теперь навроде рыцаря и выдачи взад нету. Так и выходит, земля есть а пейзан на ней сидящих раз, два и обчелся. На том и порешили, у герцога свою долю добычи смердами брать.
Утром выдвинулись. Всего под моей рукой было 13 копий из 27 рыцарей опоясанных, 44 пажей, 12 новиков и 52 жандарма, все окольчужены добре. Обоз из 32 пароконных повозок, а "старшим над колесами" стал мой пестун-дядька, хоть и не благородный, но вой в прошлом знатный и во всех воинских хитростях очень опытный. Моей первой заботой стали новики, совсем недоросли, весен пятнадцати, шестнадцати еще в пажи не попавшие. Толку от них никакого, а забот хватало, они как щены глупые во все дыры лезли и во все беды попасть норовили. Решил я их к делу приставить, старшего им нашел - рыцарь ле Манн, недавно из плена (не без моей помощи) выкупленный. Посоветовавшись, решили мы из них конных арбалетчиков в одно копье собранных, исподобить. Тут особая история приключилась. В последние годы лесовики моду взяли рыцарей из самострелов выбивать. Самострелы те были не простые, а с плечами железными, морозным узором покрытыми, пользовали их витязи силой богами не обделенные, бо тетиву тянули руками, уперевшись в стремя. В добыче моей с годами плеч таких десятка три скопилось, все хотел на мечи перековать, но не сподобился. Тут, года полтора назад, механикус проезжий (подъемные мосты окрестным рыцарям ладил) в моем замке запил в черную, пил терции три пока демонов в живую не увидал. Лишил я его хмельного, селянку побойчей подсунул и дождался пока бесы его не оставили. Протрезвевший механикус, от стыда глаза пряча, взялся меня удивить, чтоб слава скверная поперед его не бежала. Удивил. Взял сии плечи железные, да приспособил к ним винт Аргимедовый, а для замка воткнул "орех" двуязычатый. Получилось дельно очень. Винт сей, через крючок хитрый тетиву тянет, знай кривую ручку крути на затыльнике, тетива в замок "ореховый" попадает и стопорится намертво, болт под гибкую пластину сунул и скачи как твоей душе угодно, ни болт не выскачет, ни самострел случайно не стрельнет. Я сию диковину в охоте на Буй-Тура использовал, как под лопатку дашь, так чудищ этот с копыт валится. Заряжать тоже не хлопотно: встал, крючок на тетиву накинул, ручку покрутил, как щелчок услышал, скидавай крючок и крути ручку обратно, после болт ставь и скачи за зверем снова. Механикус уехал, я арбалетом побаловался, да и решил все плечи железные на такие машинки поставить. Заказал в столице самой. Цеховой старшина самолично ко мне приезжал, на диковину любовался, сказал что сделают, со всем почтением и цену заломил такую, что башню надвратную построить можно. Однако, посидев в подвале две пятидневки, смилостивился и цену вдвое урезал, хотя тоже недешево. Сладили на том, что все плечи я им отдам и серебра три палки рубленные, а они мне арбалетов десять штук представят, чтоб значит на оба мои копья хватило. Вот так у меня целый арсенал и появился. Ле Манн про те арбалеты знал, вот и предложил ими новиков обиходить, чтоб скакать впереди строя, разом по супративнику стрельнуть и скоренько за спину рыцарей спрятаться, там перезарядиться и сбоку выскочить, вновь стрельнуть и снова спрятаться. Риску вроде никакого, а польза великая может быть. На сем и порешили, новики мои теперь как наскипидаренные туда-сюда носились, стреляли, заряжались и снова стреляли. Тем кому арбалетов не хватило, велел своих старших уговаривать, чтоб такие же им в столице справили, бо как ни крути в хозяйстве вещь нужная. Следующая забота, это воинство к строю приучать, сначала просто колонной по двое, потом по трое. Потом чтобы копья равнение в линию держать уподобились, за тем два копья в две шеренги, когда хвост переднего коня, меж ушей заднего виден, ну уж совсем в конце клином сбиваться. В основном господа с опытом и навыки вспоминались быстро. Пока все эти хлопоты были, столица показалась, тут нас двое бо ярых нагнали, живут они далеко в лесах и к сбору не поспели, а судьбу с Синебородым спытать охота, вот и припустили по тракту. Стало у меня 15 копий.
Герцог Максимилианн вельми обрадовался. Мало того, что мы с ним приятели старые, так и сила со мной пришла немалая, сто пятьдесят одоспешенных, в северных лесах битвами проверенных, то я вам господа скажу не хрюкотун чихнул. Северное войско, наспех собранное, посильнее герцогской дружины оказалось. Всего под рукой государя в поход собрались 117 рыцарей опоясанных и больше тысячи латной конницы из людей разных. Кроме них, тысячи полторы литвинов-язычников, о тех надо особое слово сказать. Лет пять назад под руку герцога попросились четыре тысячи семей кочевых язычников, до того мы с ними только в бою сталкивались, пока земли лесовиков примучивали. Союз промеж них был и всадники на низкорослых лошадках крепко трепали наши колонны, обстреляют из луков и верхами через подлесок уходят, поймать их не легко получалось. Только замятня среди своих случилась и целый род откололся, помыкались, помыкались да и к нам пришли. Государь литвинов приветил, отвел им для жизни долину широкую меж холмов оловянных и озером Туззага, жрецов слегка поунял, чтоб те с обращением в веру правильную не сильно спешили. Вот теперь полторы тысячи легкой конницы с нами в поход выступают. Поход, так срочно объявленный, был против соседнего герцогства, имя его уж и не сохранилось, но история поучительная. Владел той землей герцог Вэдарт Любезный - пьяница, бабник и болтун. Жен поменял - страсть, а детей боги не дали. На старости лет, придушив подушкой предпоследнюю, женился на молоденькой и ту видать извести собрался, да не успел, помер скоропостижно, упившись подкисшей брагой с инжирной ягодой. Годы последние делами не занимался, в походы не ходил и узнав, что кто-то из хищных соседей забрал очередной кусок земли, только договора подписывал "О сердечном согласии". Теперь когда законного владельца не стало сам Илагон-одноглазый велел бесхозное в хозяйство забрать и побыстрей, а то соседи растащат. Так началась череда войн за Любезное наследство.
Четвертые сутки колонна железных всадников почти без остановок шла на восток. Давненько я здесь не был, с самой ранней юности, как на турниры новиков по всей стране разъезжал, да иногда и за пределы наведывался. Отец денег на младшего сына не жалел, к ратной жизни подготавливая.
Перед самым выходом, уже после того, как кровавые жертвы Илагону-потрясателю принесены были, Максимилианн призвал меня поговорить накоротке. Рассказал, что поход сложнее будет, чем ожидалось. Молодая вдова заключила альянс с тремя знатными фамилиями и одним торговым домом, договорились на том, что свою страну они без боя не уступят, а в награду буде победа у них, герцогство на уделы поделят под ее номинальной короной. Рушенье объявили, но пришли только вассалы знатных фамилий и клиенты торгашей. Так что ждут нас три большие дружины конные и наемники со всех окрестных земель, негоцианты мошной не скупясь трясут. Все три города к обороне готовятся, гарнизоны ополчением усиливают. Государев советник, древний эльф Сальмиррал-Сарториус, бесконечно жуя свой бетель, рекомендовал идти быстрым маршем прямо на их столицу, чтоб заставить альянс выставить все силы в чистое поле для одного решительного сражения. Ибо если столица падет все бароны на нашу сторону перейдут и тогда плакали их денежки, земли и замки. Тут, несколько невпопад я высказал пожелание нашей хоругви из похода вернуться, ведя смердов, да числом поболе. Эльф хмыкнул и посмотрев на меня, как на дитя, головой ушибленное, вышел из кабинета. Герцог, громким голосом заметил, что гризли-медведя сначала надо в рогатины взять, а уж потом шкуру делить и не куртуазно на малом совете, куда северная деревенщина из милости допущена, местнические интересы двигать и еще он добавил, уже сильно громким голосом, что... Но тут вошла герцогиня, мы склонились в глубоком поклоне. Герцогинюшка к моей персоне всегда не ровно дышала, помня услуги разные, что непосредственно ей и ее благоверному мой род оказывал. Вот и в этот раз, не успев поклона придворного закончить, я с пояса кошель потянул, а из кошеля достал шкатулку малую. Пав на одно колено, двумя руками протянул ей безделицу. Глаза ее величества полыхнули огнем зеленым, как коснулась она дерева драгоценного, лазоревой лентой перехваченного в знак привязанности сердечной и намеком на цвета дарителя. Прошелестела юбками к столу, пергаментами заваленному и рассупонила ленточку. В шкатулке были два подвеса височных и браслет, все из редкого камня кинокского, изумительной эльфийской работы. Сей гарнитур я самолично снял на развалинах городища лесного с тела бо ярышни юной, коя не снесла любви страстной трех рыцарей благородных, пяти пажей горячих и несть числа жандармов твердосердечных. Герцогинюшка ойкнула, оценив подарочек и поворотясь спросила мужа:
- Отчего вы так орете на любезного барона? Если уж он желает странного, то дайте ему это. Ведь в диспозиции вновь открывшейся, вопрос наиглавнейший не дать подкреплениям наемным соединиться с войском этой - тут Ее Величество употребила слово более залатарю присталое.- Пусть барон с людьми своими, под руку вашу приведет восточную провинцию и заодно дорогу прямоезжую перехватит, которой одной наемники к этой - снова словечко крепкое - пробираются и караваны торгашей свое золото в их графство везут. А как дело сладит, пусть оттуда все что хочет заберет, служба такая того стоит. Ах, противный! Ну почему в кабинете нет зеркала? - И упорхнула обновки примеривать. Мы остались стоять с разинутыми ртами.
- Мой герцог, а верно что в ней - капля эльфиячей крови?
- Не капля, а ведро - ответствовал мой сюзерен сквозь зубы. - Однако ее величество мысль дельную подала, перекрыть ту дорогу нужно, это основной торговый путь и коммуникация для припасов и подкреплений. Городок там доброго слова не стоит, всего тыщи три жителей и стена - собака перескочит. Замков нет, одни виллы землевладельцев, а любезных твоему сердцу вилланов и пейзан - пруд пруди. Весь Север яблочным сидром и крыжовенным вином снабжают. Тут где-то у меня чертежик земель завалялся. - И он направился к столу.
- Ваше Величество! - Возопил я в его спину. - Невозможно с столь скромными силами, целую провинцию захватить, да еще и удерживать против сил неизвестных!
- Почему неизвестных? - Удивился государь. - Очень даже известных, сейчас там банда ле Тоффеля, зовется "Бирюки", под стать командирскому имячку. (Тоффель - демон). Тысячи полторы пеших наемников, да сотни две конницы, сброд какой-то.
- Но у меня всего сто пятьдесят лэнсов!
- Ну и что? В лесах у нас бывало и меньше. Забыл, что-ли?
- Все одно, недостаточно. Один к десяти это противоречит всем трактатам о ведении войн!
- Барон, с каких пор ты стал ссылаться на мнение авторитетов? Ладно, ступай, я подумаю, утром позову.
Рыцари наши, услышав, что герцог нам целую провинцию в полюдье отдает, возрадовались весьма и довольные как единороги, дурман травы обожравшиеся, понесли благую весть по палаткам северным. Пестун мой, проводив всех поклонами низкими, остановился у входа в шатер, выглянул, не крутится ли кто рядом и повернулся ко мне. В руках его был стимул гибкий, когда успел взять? Крепкая рука старика охаживала меня с отеческим прилежанием со всех сторон, но предпочтительно по голове. При этом наставник приговаривал:
- Сколько раз тебе говорить, орясина, прежде чем сказать - подумай, головой подумай. - И снова, хрясь по голове. Потом умаялся, сел отдышаться.
- Слушай внимательно, дубина стоеросовая, когда завтра государь тебя призовет, что хочешь делай, но выпроси у него жандармов из городского ополчения, десятка два, три. Лучников конных поболее, но не меньше полтыщщи и механикуса с подмастерьями, а иначе и дело не сделаем и людей своих погубим, Север без защитников оставим. Понял? Ну если понял, то покушай чего и спать ложись, целый день на ногах, а завтра твое главное сражение за последние пять лет. Если сладишь все, то большое войско поведешь, а не сладишь - большую беду принесешь.
Войско уже выдвигаться почало, первые хоругви, сбиваясь стремя к стремени, вытягивались на тракт, а я стоял у покоев герцогини, ожидая выхода. Наконец Их Величество соизволило появиться. Меня увидала сразу и не говоря ни слова поманила пальчиком.
- Люди нужны? - Я только развел руками.
- Пригласите ко мне Сарториуса, да мигом! - Кто-то из женоподобных пажей сорвался бегом за моей спиной.
- Чего изволите? - Древний эльф, меланхолично двигая челюстью, возник как бы из воздуха.
- Говори - и госпожа требовательно уставилась на меня.
- Жандармы, литвины, механикус - заученно протарабанил я, потом подумал и уже от себя добавил. - Чертежи земель, припасы и снаряжение.
Эльф крякнул, поднял тонкие руки вверх и начал закатывать глаза. Тут заговорила госпожа, на каком-то незнакомом, очень мелодичном языке, только по всему видать, нежное звучание не соответствовало грубости смысла. Тощий эльф и так зеленоватый, приобрел вовсе травяной оттенок и начал как-то странно иссыхать, казалось, что сейчас как прогнившая ветка на ветру, покачается слегка и треснет. Герцогиня замолчала. Старый пень постоял, поблымал буркалами, медленно, казалось со скрипом поклонился.
- Все будет исполнено, моя госпожа, как просит этот человек. - Снова скрипучий поклон. Потом в мою сторону:
- Благородный барон, извольте отбыть в свой лагерь, готовьтесь к выходу, все вами запрошенное прибудет к обеду.
Герцогиня шагнула ко мне, двумя руками наклонила голову и жарко дохнула в ухо:
- Сделай это Синебородый, сделай. Пусть ни кто не ударит мужу вбок! И прибудет с тобой Удача! Езжай, государю все сама скажу. - Сказала и поцеловала в лоб. В лагерь я летел как на крыльях.
Первым из обещанного явился Твердило Отвердович. Литвинский полутысячник и возможно мой будущий тесть. Познакомились мы с ним года три назад, когда герцог отправил меня разбирать тяжбу меж только оседавшими на земле язычниками и местным бароном. До того этих злыдней я только на другом конце своего лэнса видел, а они меня хорошо рассмотрели и отлично запомнили, а узнав, кто тяжбу судить будет, заранее ощерились. Дело было не сложное, ну потравили посевы пейзанские, так не со зла ведь, а бирюков гоняя. Дать селянам горячих, за то что у них всякая нечисть расплодилась, да и дело с концом. Но барон, перечница старая, уперся как баран и начал виру требовать. Совсем меня замучил ссылаясь на судебники и уложения старые, разозлился я да и объявил суд богов, кто в честной схватке победит, тот и прав. Либо штраф за потраву, либо штраф за беспокойство. За барона вышел его старший сын, за литвинский клан - сын Отвердовича. Чтоб до смертоубийства, ни дай Сатр не дошло, порешили дело борьбой решать. Мужи оба крепкие были, бились долго, в грязи оба вывалялись, устали как собаки, но бесчестных приемов гнушались одинаково. Ни глаза не выдавливали, ни ушей не обрывали. Победил как ни странно баронет, хитрым приемом из книжки умной, но это уж и не особо важно было. Кочевники увидали, что суд справедливый, отдали пять кобыл и закатили праздник, благо осень, все одно скот резать. Вот на празднике я с Твердилой и его дочерью - красавицей Сведлой (тогда еще наглой сопливкой тринадцати весен) познакомился. Клан искал опоры в герцогских старых фамилиях, а я не против при нужде на их силу опереться, так что может и сладилась бы свадьба, но тут поход. Сейчас мы оба рады были, что вместе пойдем. Не успели толком беседу начать, как жандармы ровным строем к колонне нашей подскакали, за ними семь возов с припасами. Только поехал знакомиться, что за притча? Пять огромных повозок, о шести колесах, пара малых, а две в человеческий рост, запряженных парами редких в наших местах онагров (помесь кобылицы дикой и единорога складчатого), с облучка первой слез .... механикус запойный. Морда перекошена, нос сизый, сивухой от него разит, но на ногах держится твердо. Все, исполнил наказ эльф одеревенелый. Знать пора и нам выступать.
Четвертые сутки, почти без отдыха скачет колонна железных людей. Лошадиные копыта выбивают дробь "На восток, на восток". Войско барона Лонгобрада по прозвищу Синебородый вступило на супративную землю.